Текст книги "Русь. Строительство империи 5 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Ты меняешь историю, князь. Твой великий путь начался.

Глава 9

После боя было тяжело. Я сел там же где и стоял. Вокруг суетились люди, оказывали первую помощь раненным.

Я сидел у кромки озера, уставившись на черный остов ладьи. Вода тихо плескалась о берег, отражая красные отблески догорающего дерева. Кубок-череп Святослава ушел в огне и теперь от него осталась лишь память да горький запах дыма. Ноги мои утопали в сырой траве. Бой закончился, а тишина давила сильнее, чем крики врагов.

Слева послышался шорох. Рядом опустился Добрыня, его массивная фигура продавила рыхлую землю. Широкий меч он положил поперек колен. Он бережно сжимал рукоять. Его лицо, покрытое кровью, оставалось спокойным, но глаза выдавали усталость. Справа сел Ратибор, руки легли на колени, кинжал торчал из-за пояса. Он не успел оклематься еще от прошлого ранения, а уже снова участвует в новом. Он бережно собрал свои метательные ножи и спрятал их в кафтане. Он молчал, глядя на воду.

Мы трое сидели у озера, и никто не торопился говорить. Впереди чернела ладья, за спиной лежали тела, а в лесу затаились враги. Время текло медленно.

Шаги за спиной заставили обернуться. Веслава выскочила из темноты, ведя за собой дружину. Люди шли молча, они сразу принялись помогать раненным. Девушка остановилась в нескольких шагах, ее волосы выбились из-под капюшона.

– Византийцы ушли в лес, – сказала она тихо. – Следы еще свежие.

Я кивнул, не вставая.

– Отправь лазутчиков. Не упусти. В бой не вступать, только контроль за местоположением врага.

Она коротко кивнула, не тратя слов. Развернулась, махнула рукой части дружины, где затесались ее лазутчики и они растворились в лесу. Я знал, что Веслава справится. Ловкая, быстрая, она найдет врага там, где другие сломают ноги. Я доверял ей, как доверял Добрыне и Ратибору.

С берега донеслись голоса. Лекари подошли к Такшоню, лежавшему в траве. Его крепкое тело дрожало, кровь текла из-под ребер, где торчал кинжал. Один из них, седой старик с узловатыми руками, склонился над ним, другой принес тряпки и котелок с водой. Они подняли венгра, осторожно уложили находившуюся неподалеку повозку и повели в город. Надеюсь не растрясут беднягу. Я смотрел, как его фигура исчезает в темноте. Он выживет. Такшонь крепкий мужик, как дуб, и смерть его не возьмет.

Ратибор шевельнулся, провел рукой по лицу, стирая грязь.

– Духи довольны, княже, – сказал он тихо. – Наградили за этот бой изрядно.

Я хмыкнул, глядя на воду. Духи ли, система ли – неважно. Сила во мне росла. Бой с византийцами и их «носителями» выжал меня до дна, но оставил больше, чем забрал. Я смотрел на ладью, на угли, что тлели в воде, и думал о том, что сделал. Новгород мой, титул мой, враги бегут. Лепота.

Ладья догорала, и дым от нее поднимался к небу. Вода отражала огонь, и я смотрел на это, не отводя глаз.

Дружинники собирали раненых, уносили мертвых. Мой взгляд был прикован к воде, к ладье, к тому, что осталось от Святослава. Он ушел, как воин.

Ночь опускалась на озеро и тьма сгущалась вокруг. Костры на берегу горели слабее, и их тени плясали на воде.

Я закрыл глаза, и передо мной возникла картина – Березовка, первое село, что я поднял из грязи. Дома, колодец, люди. Оттуда все началось. А теперь Новгород, Киев, Переяславец. Мои города, мои земли.

Ночь сгущалась, а я все смотрел на воду, где отражались последние отблески огня. Мысли мои текли медленно.

Бой остался позади. Великий князь Руси. Назовись хоть сто раз – привыкнуть к этому было непросто.

Я закрыл глаза и мысленно позвал Вежу.

Она появилась прямо передо мной, в воде. Рыжая, с зелеными глазами, стояла по шею в озере и мокрая одежда ее облепила тело. Она медленно выходила с озера. Я видел каждый изгиб, каждую линию, и кровь во мне закипела. Чертовка знала, что делает. Добрыня и Ратибор сидели рядом, но для них ее не было. Только я видел эту девку, которая играла со мной. Она шагнула ближе, вода плеснула вокруг ее ног, и улыбка тронула ее губы.

– Звал, княже? – спросила она с придыханием.

«Сколько у меня очков?»

Она подняла руку, тонкие пальцы начали загибаться один за другим. Я следил за ними, и числа складывались в голове.

– Считаем, – сказала она, улыбаясь шире. – Было 1 316. За Новгород и титул Великого князя – 7 000, как обещала. А за бой этот, за «носителя», что ты зарубил, – 10 000. Итого – 18 316.

Я прищурился. Восемнадцать тысяч. Ранг «Претор», а это 168 000 сэкономленных очков влияния, я получил за захват Новгорода и получение титула Великого князя.

«Что еще?» – спросил я, не отводя взгляда.

Она шагнула еще ближе, одежда прилипла к ее телу, обнажая соблазнительные контуры тела. Глаза ее блестели.

– Интерфейс твой обновился, – она склонила голову. – Ранг «Претор» открыл закладки. Посмотри.

Я сосредоточился, и перед глазами возникло окно. Справа, в углу, выстроились названия: «Владения», «Армия», «Технология», «Торг», «Совет», «Личные навыки». Я провел взглядом по ним, и пальцы мои дрогнули. Это было похоже на операционные системы из моей прошлой жизни – офисной, серой, где я щелкал по экрану, обновляя системы. Там они менялись, чуть ли не ежегодно. Помню как седьмой виндоус был для меня лучшей операционкой, но потом пошли восьмерка, десятка и так далее. Так же и тут, ребрендинг за счет нового ранга.

Я открыл «Владения». Первая строка гласила: «Березовское княжество: уровень 2». Ниже – пояснения: налоги выросли, производство пошло в гору. Я сосредоточился, и передо мной возникла картина. Не слова, а живая проекция. Березовка стояла перед глазами: новые дома из крепкого дерева, кузница с дымящей трубой, Крепостная стена вдоль границ. Я видел, как люди таскали бревна, как женщины ткали полотно, как дети бегали меж дворов. Это было мое. Я поднял село из грязи, дал ему жизнь, и теперь оно росло. Кажется, что даже больше стало.

Я закрыл проекцию, и она растворилась в воздухе. Вежа продолжала стоять в воде, глядя на меня с улыбкой.

Я открыл «Личные навыки», игнорируя визуальный облик системы. Там был я.

«Боевые навыки» – ранг 3.

«Базовые навыки выживания» – ранг 3.

«Берсеркер» – ранг 2.

А еще появилась новая вкладка. «Дипломатия».

Название горело ярче прочих, будто само просилось, чтобы я его открыл. Я мысленно потянулся к ней, и вкладка развернулась, словно свиток в руках писца.

Передо мной возникла картина – не просто слова, а живая проекция, как с «Владениями». Я увидел свои земли: Новгород с его высокими стенами, Киев полуразрушенный, Переяславец у реки, Березовку с крепкой кузницей. А вокруг – чужие владения, будто на карте из той, прошлой жизни, где я щелкал по экрану, управляя империями в играх. Тут было то же. Хазары на юго-востоке, их юрты и стада. На юге византийцы с их каменными крепостями, а до них – печенеги в степях, где ветер гнал пыль. Всё это двигалось, шевелилось.

В центре вкладки высветились строки, будто вырезанные на бересте. Первая гласила: «Состояние отношений». Я пригляделся. Под ней – список:

Византийская империя: Вражда (–75). Лев Скилица, их воевода, ушел в леса, но я знал – он вернется. Число дрожало, будто готово упасть еще ниже.

Печенеги: Напряжение (–90). Кочевники смотрели на мои земли жадными глазами, но пока держались в степи.

Хазары: Нейтралитет (0). Их каган молчал, но торговцы из Итиля уже ходили в Новгород.

Галич: Союз (+50). Князь галицкий слал мне дары после того, как я взял Новгород.

Владимир: Нейтралитет (0). Город стоял в стороне, его люди молчали, не склоняя головы ни ко мне, ни к врагам.

Я хмыкнул. Были там и Ростов с Муромом и вятичами с −90, и иные. Числа были как в компьютерных играх, где каждое решение тянуло стрелку вверх или вниз. Тут было то же, только вместо пикселей – живые люди.

Рядом с «Состоянием отношений» появилась другая строка: «Действия». Я открыл ее, и перед глазами выстроился список, словно меню в дружинной избе, где выбираешь, что подать к столу:

– Послать дары (стоимость: 500 очков влияния). Я видел, как мои люди грузят повозки мехами, медом и серебром. Византийцы могли бы смягчиться, если Лев Скилица получит такой гостинец. Число «–75» дрогнуло бы, поднявшись, может, до «–50».

– Заключить союз (стоимость: 2000 очков влияния). Тут я мог бы протянуть руку Владимир, укрепить наместника. Союз дал бы воинов и защиту с запада.

– Объявить войну (стоимость: 1000 очков влияния). Византийцы заслужили, но я знал – рано. Силы мои еще не окрепли после боя у озера.

– Нанять лазутчиков (стоимость: 300 очков влияния). Веслава уже рыскала в лесах, но я мог послать еще людей – выведать, где прячутся печенеги или что задумали хазары.

– Устроить пир (стоимость: 700 очков влияния). Проекция показала, как в Новгороде ставят столы, жарят мясо, льют мед. Купцы из Владимира и хазары могли бы прийти, подняв отношения на десяток-другой.

Каждое действие мерцало, будто ждало моего слова. Я прищурился, глядя на числа. Восемнадцать тысяч очков влияния – не так мало, но и не бездонный сундук. Тратить нужно с умом, как в тех играх, где один неверный ход рушил всё.

Шаги за спиной заставили обернуться. Из темноты вышел Алеша Попович, его широкая фигура двигалась медленно. Плащ был порван, топор висел на боку, а лицо покрывала грязь. Он остановился в нескольких шагах, глядя на поле боя. Он провел рукой по волосам, будто не веря глазам.

– Что тут было, княже? – спросил он хрипло.

– Византийцы, – ответил я. – Лев Скилица. Есть такой индивид. Бой был жарким.

Он шагнул ближе, осматривая берег. Глаза его остановились на Добрыне, потом на Ратиборе.

– Наемники? – спросил он, прищурившись.

– Они. Били нас числом, но мы стояли.

Алеша кивнул, шагнул к воде и остановился рядом. Я смотрел на него, ожидая. Он вдруг опустился на одно колено и склонил голову. Я замер. Такого я не ждал. Никогда не требовал поклонов, не искал их. Он был воином, не слугой.

– Встань, – сказал я жестко.

Он не шевельнулся. Его голова осталась опущенной.

– Не выполнил я твоего приказа, княже, – сказал он тихо. – Куря ушел.

Я прищурился.

– Говори, – бросил я.

Он поднял взгляд.

– Гнался за ним до Ростовских лесов, – начал он. – Нашел следы. Он не один. Сфендослав с ним. Идут в Ростов, прячутся там.

Я хмурился. Куря и Сфендослав. Два врага, что ускользнули. Ростовские леса – глушь, где их не достать без крови. Он не выполнил приказ, но вернулся.

– Почему не догнал? – спросил я, глядя ему в глаза.

– Ловки, – ответил он, не отводя взгляда. – Лес их укрыл. А я один.

Я снова кивнул. Один против всех, да еще в лесах. Он сделал, что мог. Хотя это было странно. Кочевники – да в лес?

– Встань, – повторил я.

Он поднялся. Алеша стоял передо мной, склонив голову.

– Они в Ростове, – сказал я, глядя на воду. – Значит, туда пойдем.

Алеша кивнул, не споря. Добрыня кашлянул, прерывая тишину.

– Далеко, княже, – сказал он, глядя на меня. – Леса густые.

– Догоним, – ответил я коротко, – но сначала залижем раны, отдохнем, разведаем что там и как. Еще ж и византийцы под боком. Не удивлюсь, если и они в Ростов махнут.

Ночь сгущалась, и отблески костров слабели. Я поднялся, отряхнув сырую траву с ног. Ратибор молча встал следом, кинжал за поясом блеснул в темноте. Добрыня крякнул, подхватывая свой меч и кивнул Алеше. Пора было идти. Новгород ждал, а с ним – дела.

Дорога до города была тяжелой, сказывалась усталость. Раненые, которые тащились за нами на повозках, стонали при каждом ухабе. Я шел впереди, рядом с Добрыней. Ратибор держался чуть позади, а Алеша шагал последним.

– Алеша, – окликнул я, не оборачиваясь. – Не передумал сотником лазутчиков стать?

Он вздохнул, шаги его замедлились.

– Княже, я ж Курю упустил. Какой из меня сотник, коли наказ твой не выполнил?

Я хмыкнул, остановился и обернулся. Алеша стоял, глядя в землю. Добрыня хмыкнул.

– Да у князя этих наказов, как блох у собаки! – прогудел он. – Одно провалишь, другое возьмешь. Не тужи, Попович.

Я усмехнулся, глядя на Алешу.

– Верно Добрыня говорит. Заданий хватает. Вот тебе одно, чтоб дух поднял. Завтра с утра бери Ратибора, пройдитесь по купцам-предателям. Тех, что с византийцами шептались, тряхните хорошенько. Имущество их – в казну. Ошибки прошлого кровью не смоешь, а делом – можно.

Алеша поднял взгляд, глаза его блеснули. Он кивнул.

– Сделаю, княже. Не подведу.

Добрыня кашлянул.

– Возьми полусотню дружинников в усиление, – добавил он. – Чтоб купчишки эти не рыпались.

Алеша выпрямился, лицо его просветлело. Видно было – шанс реабилитации в моих глазах ему по душе. Ратибор молча кивнул, пряча последний нож в кафтан. Дело решенное.

Мы двинулись дальше. Новгород встретил нас гулом голосов и дымом очагов. Стены города чернели на фоне неба. Я шел к терему, оставив Добрыню разбираться с раненными, а Ратибора с Алешей – готовиться к завтрашнему мероприятию по раскулачиванию негодяев. Ноги гудели.

В тереме было тихо. Я поднялся в горницу, где лежал Такшонь. Венгр, князь Галича, вытянулся на лавке, грудь его тяжело вздымалась. Кинжал из-под ребер вытащили, рану промыли и зашили, но кровь еще сочилась сквозь тряпки. Он открыл глаза, увидев меня, и криво усмехнулся.

– Опасно рядом с Великим князем стоять, – прохрипел он. – Второй раз за несколько дней с того света меня тянут. Не бережешь ты, Антон, своих людей.

Я вздохнул, опускаясь на скамью рядом. Руки легли на колени, взгляд уперся в пол.

– Тяжела шапка княжеская, – ответил я тихо. – Да только шапки-то нет, Такшонь. Ни злата, ни мехов – одна кровь да железо.

Он хмыкнул, но тут же скривился от боли. Помолчал, глядя в потолок, а потом заговорил снова, голос его стал тверже:

– Возьми Галич под свою руку, княже.

Я замер, прищурившись. С чего бы это? Такшонь не из тех, кто земли свои отдает за просто так. Я фыркнул, скрестив руки.

– Ты чего удумал, венгр? Видать сильно тебя ворог приголубил!

Он засмеялся, но смех перешел в кашель. Кровь проступила на губах, и он вытер ее тыльной стороной ладони.

– Стоило, – прохрипел он. – Стоило пойти на это, дабы глянуть, как брови твои вверх полезли. Но дело не в том.

– А в чем? – спросил я, наклоняясь ближе. – Говори прямо.

Такшонь откинулся назад, глаза его блестели.

– Возьмешь Галич, дашь добычу, что обещал. Тонкий укол, знаю, – он усмехнулся, – но не только в том суть. Хочу жить под рукой Святослава, под рукой того, для кого честь, доблесть, отвага и справедливость – не пустой звук.

Я нахмурился. Слова его как дым, – вроде ясные, а смысла не ухватить.

– Не пойму я тебя, Такшонь, – сказал я, качнув головой. – Чего ты хочешь?

Он отвернулся, уставившись в потолок. Повисла тяжелая Тишина. А потом он заговорил:

– Обещай, что и мое тело будут провожать так, как провожали Святослава.

Я замер. Перед глазами встала ладья – черный остов, красные отблески огня, дым, что поднимался к небу. Святослав ушел, как воин, и Такшонь, видно, хотел того же. Гордость венгра, князя Галича, горела в этих словах ярче костра. Я смотрел на него, на его бледное лицо, на кровь, что пятнала тряпки, и понимал – он не шутит.

– Обещаю, – сказал я наконец. – Уйдешь – проводим, как подобает.

Я поднялся, глядя на него сверху. Галич – это западные рубежи. Но слова Такшоня о чести и доблести не выходили из головы. Он отдавал мне не только землю, но и веру в то, что я как Святослав. Великий князь Руси – титул, который еще нужно было наполнить смыслом. Шапки княжеской у меня нет, но ноша эта тяжела и без того.

Он хмыкнул, не открывая глаз. Улыбка тронула его губы.

– Тогда бери Галич, – прошептал он. – Только есть проблема. На него пасть раззявил император Оттон.

Глава 10

Я сидел в тереме и с интересом разглядывал князя Галича. Запах травяных отваров висел в воздухе. Грудь князя вздымалась тяжело, повязки на ребрах потемнели от крови. Огонь в очаге потрескивал, тени плясали по стенам, а я перебирал в уме его просьбу о погребении, как у Святослава. Честь, доблесть – он верил в это. Но Галич? Почему Оттон, далекий император, замахнулся на эту землю? Границ общих у него с нами нет, а интерес есть. Я подался вперед, локти уперлись в колени.

– Такшонь, – горло пересохло от долгого молчания, – ты сказал, Оттон на Галич зарится. Объясни. Зачем ему наш край? Он же за горами, в своих германских землях сидит.

Такшонь повернул голову. Он дышал с трудом:

– Не все так просто, княже. Оттон с Русью дела вел. С княгиней Ольгой переговоры крутил, а после со Святославом снюхался. Я знаю доподлинно – они о Византии думали. Галич для него – ворота на Балканы.

Я прищурился. Даже так? В груди шевельнулось любопытство. Святослав с Оттоном договаривался? Это очень интересно.

– Говори яснее, – сказал я. – При чем тут Византия?

Такшонь кашлянул.

– Оттон со Святославом хотели Византию прижать. Император германский силу свою растил, а греки ему поперек горла стояли. Галич – место важное. Через него пути идут, торговые, широкие. Святослав обещал Оттону думать о союзе, а тот Галич приглядел. Не просто так.

Длинная дорога, которая прорезает реки и леса, несет золото и меха. Значит, Оттон хотел этот путь под себя подмять? Я выпрямился.

– Чтобы Византию ослабить?

Такшонь медленно поднял взгляд.

– Да. Через Галич товары текут, как кровь по жилам. Кто путь держит, тот силу имеет. Оттон это понимает.

Торговля – дело серьезное. Я сам купцов привечал. А тут император Оттон делает то же самое. Я потер подбородок.

– И Святослав согласился? – спросил я.

Такшонь помедлил, потом ответил:

– Не совсем. Святослав слушал, обещал подумать. Он Византию сам не любил, но Оттону до конца не доверился. А тот давил. Галич ему нужен был.

Я встал, прошелся по горнице. В моей голове складывалась картина. Оттон видел в Галиче точку, откуда можно силу тянуть. Торговля – это золото, а золото – это власть. Я остановился у окна, за которым чернела ночь.

– Такшонь, – сказал я, не оборачиваясь, – а что Оттону с этого? Византию прижать – понятно. Но он же не дурак, свои выгоды считал. Стоило ли все это того? Что он хотел взять?

– Силу, княже. Византия – враг богатый. Оттон через Галич торговлю бы подмял, а с ней и греков придавил. Ему это выгодно.

Я повернулся, посмотрел на него.

– Ты уверен? – спросил я. – Про то, что Оттон с Ольгой говорил, со Святославом договаривался? Откуда ты это знаешь?

Такшонь усмехнулся, но усмешка вышла какой-то кривой.

– Слухи, княже. Да не простые. Люди мои в Галиче купцов слушали, что с запада шли. Оттон с Русью дела крутил, это точно.

Слухи – дело скользкое.

Такшонь откинулся на лавку, дыхание его стало тяжелее.

– Оттон не один был. С ним другие крутились. Но это я точно знаю – Галич ему нужен был из-за Византии. И Святослав это понимал.

Я смотрел на него. Оттон, Ольга, Святослав. Галич – это точка, где сходятся пути, где торговля дает силу. Но почему Святослав не дал хода всей этой истории? Или дал?

– Такшонь, – сказал я, остановившись у очага, – Святослав Оттону отказал?

Он ответил тихо:

– Не знаю точно, княже. Святослав хитрый был. Слушал, обещал, но делал по-своему. Оттон ждал, а потом Святослав погиб. Теперь ты за него.

Я смотрел в огонь. Пламя лизало поленья, искры взлетали вверх. Святослав погиб. Великий князь Руси. И Галич теперь Такшонь мне отдает. Оттон далеко, но рчки императора загребущие.

– Такшонь, ты говорил про пути. Это я понял. Но Оттон – воин, не торговец. Что ему еще от Галича надо?

Такшонь открыл глаза, взгляд его был мутным.

– Войска. Оттон через Галич свои дружины к Дунаю гнать хотел. Против Византии.

Я представил германских воинов – в доспехах, с длинными мечами, что маршируют через наши леса. Галич – ворота к большой реке. Я подошел ближе, сел напротив Такшоня, руки легли на колени.

– К Дунаю? Зачем ему туда?

Такшонь приподнялся на локте, повязка на ребрах натянулась. Он поморщился, но ответил:

– Дунай – река большая. Византия там силу держит. Оттон хотел греков с запада ударить. Галич ему нужен был, чтобы дружины пропустить.

Плацдарм. Значит, Оттон войну замышлял?

– Войска через Галич. А что он там, у Дуная, взять хотел?

– Италия, княже. Оттон туда смотрит. Византия ему в Италии мешает, силу свою кажет. Если греков ослабить, он там верх возьмет.

Я повернулся, посмотрел на него. Италия – земля далекая. Оттон рвался туда, а Византия ему мешала

Ослабить Византию – значит, открыть себе дорогу. Оттон это понимал.

– А еще воины наши ему приглянулись. – Добавимл венгр. – Славянские дружины в Европе славу имеют.

Я вспомнил Добрыню – широкоплечий, тяжелый меч. Алешу – топор в руках, сила в каждом ударе. Ратибора – кинжалы быстрые, точные. Они бьют крепко, это правда. Оттон на таких глаз положил?

– Он за славянскими воинами шел?

Такшонь усмехнулся, но усмешка вышла слабой.

– Да, княже. В Европе наших бойцов ценят. Оттон через Галич к нам бы пробрался, набрал бы людей, повел на юг.

Я смотрел в огонь. Пламя лизало поленья, искры взлетали вверх.

Галич для немца – путь к войне.

Я подошел к окну, посмотрел в ночь. Костры снаружи гасли, тьма сгущалась.

Власть. Оттон рвался к ней. Я представил, как германские дружины стоят у Дуная. Византия сильна, но Оттон хотел стать сильнее.

– И сколько воинов он мог взять? – спросил я, не оборачиваясь.

Такшонь помолчал, потом ответил:

– Сколько дал бы, княже. Сотни, тысячи. Наши люди бьют крепко, а Оттон это знал. Через Галич он бы к нам пришел.

Я сел у очага, положил руки на колени. Галич – это точка, где начинается война. Оттон видел в нем силу, которую я только начал понимать. Я посмотрел на Такшоня.

– А если бы он пришел? – спросил я. – Что бы стало?

Такшонь закрыл глаза, голос его стал тише:

– Война бы большая была, княже. Византия бы дралась, а Оттон бы нас в нее втянул. Галич бы первым стоял.

Я все равно не понимал. Зачем Оттону чесать левое ухо правой рукой? В смысле, зачем идти на Византию самому, если можно натравить на нее кого-нибудь? Может так и было? Оттон натравил на византийцев Святослава, а те решили Русь прижать к ногтю.

Император далекий, а его планы близкие. Я повернулся к венгру.

– Оттон один действует? Кто у него в союзниках?

Такшонь открыл глаза и заговорил:

– Польша, княже. Мешко, князь ихний, с Оттоном снюхался. Он к Галичу близко стоит. Это из тех кто близко.

Вот только ее не хватало. Польша…

– Мешко? – переспросил я. – Это кто такой?

– Пару лет назад он в веру латинскую ушел. Оттон его к себе привязал. Союзник он теперь.

– И что Мешко от Галича хочет? Землю?

Такшонь приподнялся на локте:

– Влияние, княже. Польша к Червенским городам примыкает. Мешко на восток смотрит, Галич ему нужен. Оттон его поддерживает.

Я повернулся, посмотрел на него.

– И при чем тут Галич?

– Оттон печенегов боится. Кочевники с востока идут, силу имеют. Мешко с Польшей – стена. Галич он хочет под себя взять, чтобы отгородиться от кочевников.

Я промолчал. Печенеги.

– А Галич ему зачем для этого?

– Мешко Галич возьмет, печенегов остановит. Оттон ему поможет, силу даст.

Я смотрел в огонь. Пламя лизало поленья, искры взлетали вверх. Значит, Оттон не только войну с Византией вел, но и восток прикрывал? Я повернулся к Такшоню.

– А вера тут при чем?

Такшонь усмехнулся, усмешка вышла слабой.

– Вера – сила, княже. Оттон латинскую церковь несет. Мешко в нее ушел, а теперь Галич под нее подмять хочет. Христианство там укрепить. Оттон себя защитником веры зовет. Через Мешко он Галич взять хочет, священников туда послать.

– А Мешко с этого что имеет?

Такшонь закрыл глаза:

– Власть, все банально. Власть. Мешко Польшу растит, а Галич ему восток откроет. Оттон ему мечи дает, людей. Вместе они силой возьмут свое.

Я смотрел в ночь за окном. Костры гасли, тьма сгущалась. Я повернулся к Такшоню.

Итак, подытожим.

Я сидел у очага, глядя, как огонь пожирает поленья. Тени от пламени метались по стенам терема, а я перебирал в уме то, что только что услышал, пытаясь сложить из обрывков цельную картину.

Оттон, император германских земель, явно не просто так заглядывался на Галич. Такшонь прав: это не только торговые пути. Галич – ключ к Дунаю, а Дунай – путь к богатой Византии и дальше, к Италии. Оттон, судя по всему, мечтал о величии, каком не видывали со времен старого Рима. Он называл себя защитником веры, но за этим громким титулом скрывалась жажда власти. Византия, с ее золотом и флотом, стояла у него поперек горла, и он искал способ ее ослабить. Галич для него – плацдарм, откуда можно ударить по грекам, пропустить свои дружины к югу и заодно прибрать к рукам славянских воинов, чья слава гремела по всей Европе. Мои люди – Добрыня, Алеша, Ратибор – и впрямь бьют крепко. Оттон это знал и хотел силу таких богатырей под свое знамя.

Но зачем ему самому лезть в эту мясорубку? Такшонь намекнул, что Оттон хитёр – он мог натравить Святослава на Византию, чтобы Русь и греки грызлись друг с другом, а он бы пожинал плоды. Может, так и было? Святослав, воин до мозга костей, не любил Византию, но и Оттону до конца не доверял. Он слушал, обещал, но делал по-своему – пошел на греков сам. Теперь я на его месте, и Оттон, похоже, решил доделать начатое через Галич. Только вот я не Святослав.

А тут еще Польша с этим Мешко. Князь польский ушел в латинскую веру и снюхался с Оттоном. Польша стоит близко к Галичу, к Червенским городам, и Мешко явно хочет расти на восток. Галич для него – не только щит от печенегов, но и способ усилить свое влияние. Оттон, похоже, использует его как стену против кочевников, а заодно дает мечи и людей, чтобы Мешко прибрал Галич под себя. И вера тут неспроста. Латинская церковь – это власть. Оттон через Мешко хочет насадить ее в Галиче, привязать наши земли к своему престолу. Если Галич падет под Польшу, а Польша – под Оттона, то Священная Римская империя получит кусок Руси без единого своего воина на поле боя. Хитро.

Византия тоже не спит. Лев Скилица уже показал зубы. Они знают про Оттона, знают про его планы. Византия сильна, но уязвима. Греки хотят нас подмять, заставить поклониться их императору, чтобы прикрыть свои границы. Они давят на Новгород, подкупают купцов, шлют своих «носителей» – таких, как те, что вышли из леса. Византия боится, что я объединю Русь и ударю по ним, как Святослав. И они правы – я это сделаю, но не ради Оттона и не по их указке.

Галич в этом всем – как кость в горле у всех сразу. Для Оттона – путь к войне и торговле. Для Мешко – щит и влияние. Для Византии – угроза, которую надо задавить. А для меня?

Галич – это Русь. Это моя земля. Такшонь отдает его мне и я не дам его забрать. Но держать его будет непросто. Если Оттон и Мешко сговорятся, а Византия ударит с юга, Галич станет полем боя. А за ним – вся Русь.

Вежа дала мне титул «Собиратель земель русских». Может это намек?

Я вижу, как велик этот мир и как много игроков тянут к нему руки. Священная Римская империя хочет войны и власти, Византия – контроля и выживания, Польша – роста и защиты. А Русь разодрана – Новгород, Киев, Галич, восточные князья, древляне, печенеги. Все дерутся за свое.

Огонь в очаге за спиной потрескивал, но мысли мои были далеко – не о Галиче, не о войне, что маячила на горизонте, а о Веже и тех, кто, как и я, носит эту систему в голове. Такшонь спал, его тяжелое дыхание смешивалось с треском поленьев, а я перебирал в уме все, что знал о «носителях». Их становилось слишком много, и это не могло быть случайностью.

Когда я очнулся в 968 году у Березовки, «Вежа» уже была со мной. Сначала я думал, что это только моя ноша, мой дар или проклятье. Но потом появились другие. Святослав и Огнеяр – первые, кого я встретил с «Вежей». Они говорили с ней, как я, использовали ее, чтобы побеждать. Потом Илья Муромец – богатырь, чья сила явно выходила за пределы простого человека. А недавно – эти «носители» из леса, что вышли против меня у ладьи Святослава. И Лев Скилица, византиец. Он тоже носитель. Слишком много их. Это «ж-ж-ж» неспроста.

«Вежа» не могла быть здесь всегда. Если бы она жила в этом мире веками, я бы слышал о ней раньше – в песнях, в сказаниях, в слухах. Но ничего такого не было. Ни слова о странной системе, которая дает знания, силу и очки влияния. Значит, она пришла недавно. Святослав, Огнеяр, Илья, Ратибор – они могли стать носителями незадолго до меня. Это объясняет, почему система кажется такой новой, такой чужой для этого мира.

Но вот что меня тревожило: носители не просто появляются. Они служат чему-то. Или кому-то. Взять того же Скилицу. Он – посланник Византии, действует по приказу императора. Его «Вежа» помогает ему давить на меня, угрожать, плести интриги. Он подчиняется своему господину. А если носитель служит кому-то, то что, если этот «кто-то» тоже носитель? Византийский император – Базилевс, как там его зовут, – может, и он с «Вежей»? Система ведь дает власть, а кто сильнее императора греков? Скилица – его рука, но мозг, что направляет эту руку, вполне может быть таким же, как я.

Я шагнул к очагу, сжал кулаки. А Оттон? Император Священной Римской империи, хитрый, дальновидный, с планами на Галич, Византию и Италию. Такшонь говорил, что он вел переговоры с Ольгой и Святославом, тянул Русь в свою игру. Что, если Оттон тоже носитель? «Вежа» могла дать ему умение видеть дальше других, плести союзы, держать Польшу и Мешко на коротком поводке. Его жажда власти, его замыслы – все это слишком точно, слишком выверено. Без системы такое сложно провернуть, особенно когда ты сидишь за горами, в германских землях, и тянешься к Дунаю через чужие леса.

Я остановился, глядя в огонь. Если Оттон носитель, то это меняет все. Тогда каждый крупный правитель – потенциальный враг с «Вежей» в голове. Мешко, князь польский, – а что, если и он? Польша близко, он с Оттоном в союзе, и Галич ему нужен не меньше, чем императору. Хакон, что бросал мне вызов, Игорь, что убил меня в Переяславце, Сфендослав, что заманил меня в ловушку в Новгороде, – все они носители. Хотя нет, Хакон не был носителем системы, система не предупреждала о наличии носителя рядом, когда я видел Хакона. А вдруг Вежа не одна? Вдруг их много, и каждая служит своему хозяину, сталкивая нас лбами?

Я вызвал Вежу в уме. Рыжая девица возникла перед глазами, скрестив руки.

– Слушаю тебя, княже, – промурлыкала система.

– Сколько вас? – спросил я прямо. – Сколько носителей? И кто их выбирает?

Она прищурилась, будто раздумывая, говорить или нет.

– Много вопросов. А ответов мало. Носителей хватает, но точное число тебе знать не следует. Выбираю не я – я лишь часть системы. Кто наверху, тот и решает. Может, случай, может, судьба. А может, кто-то вас сюда закинул, как тебя. Думай сам.

– А Оттон? Византийский император? Они носители?

– Хочешь знать про больших шишек? – она хмыкнула. – Могу только сказать: система любит власть. Где власть, там и мы. Но доказать не проси – сама не знаю. Ищи их, если любопытно.