Текст книги "Русь. Строительство империи 5 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Еще немного, еще один точный удар.

Красный туман перед глазами пульсировал, сгущаясь с каждым ударом сердца. Хмельная и всепоглощающая ярость берсерка горела внутри неугасимым пламенем, требуя немедленного завершения, крови, окончательной победы. Я уже не видел двора, не слышал треска огня и стонов раненых. Весь мир сузился до одной точки – фигуры Сфендослава, прижатого к обломкам стены терема. Он отступал, пытался защищаться одной рукой, его лицо исказила маска боли и упрямой ненависти. Его левая рука беспомощно висела вдоль тела, плечо было разбито моим ударом. Он был почти сломлен. Еще одно усилие, один точный, сокрушительный удар – и все будет кончено.

Я ринулся вперед, вкладывая остатки сил в последний, решающий замах правым топором. Я видел его глаза, расширенные, полные отчаяния и боли. Я видел место на его доспехе, чуть ниже горла, куда должно было прийтись лезвие. Я видел, как он падает, как битва заканчивается моей победой. Воздух со свистом рассек тяжелый топор.

Но он ждал. Он предвидел этот последний, отчаянный рывок. В то самое мгновение, когда топор почти достиг цели, когда триумф уже обжигал мне нутро, Сфендослав совершил немыслимое. Вместо того чтобы пытаться блокировать удар своей искалеченной рукой или уклониться, что было бы естественной реакцией, он сделал короткий, выверенный шаг в сторону. Одновременно он выставил навстречу моему топору свой двуручный меч, держа его одной правой рукой, но не ребром для парирования, а плоскостью.

Лезвие моего топора ударило не в плоть и броню, а в гладкую, скользкую сталь. Раздался визгливый скрежет. Удар, лишенный точки опоры, ушел в пустоту. Вся чудовищная инерция моего тела и мощь, вложенная в замах, неудержимо потянула меня вперед. Я споткнулся, теряя равновесие, руки инстинктивно взметнулись, пытаясь удержать баланс, но было поздно.

Пока я барахтался, пытаясь не упасть, Сфендослав, игнорируя адскую боль в плече и ноге, действовал с расчетливо. Резкий, без замаха, удар носком его тяжелого сапога пришелся точно в подколенную ямку моей правой, опорной ноги. Острая, пронзающая боль взметнулась вверх, парализуя ногу. Она подогнулась, словно подрезанная.

Я начал заваливаться на одно колено, инстинктивно выставляя вперед левую руку с топором, чтобы опереться, дабы не упасть окончательно, чтобы иметь хоть какой-то шанс подняться и продолжить бой. Но он не дал мне и этой доли секунды. Рукоять его меча, окованная железом, описала короткую дугу снизу вверх и с отвратительным хрустом врезалась в мое правое запястье. То самое, что только что выпустило основной топор. Вспышка боли ослепила, пальцы словно чужие разжались сами собой. Я с ужасом увидел, как мой второй топор с глухим стуком падает на затоптанную, окровавленную землю рядом со мной.

И тут же, не давая мне опомниться, не давая осознать произошедшее, он с силой толкнул меня плечом в грудь. Удар был не столько сильным, сколько неожиданным и точным. Я был дезориентирован болью и потерей оружия. Этот толчок стал последней каплей.

Меня отбросило назад. Я полетел навзничь, неуклюже ударившись спиной о твердую, неровную землю. Воздух со свистом вылетел из легких. Мир завертелся каруселью из огня, дыма, искаженных лиц моих дружинников где-то на периферии зрения. На мгновение потемнело в глазах.

Когда зрение прояснилось, я все еще лежал на спине. Дыхание вырывалось из груди короткими, судорожными хрипами. Тело отказывалось слушаться, парализованное болью и шоком. Спина горела от удара, правая нога отзывалась тупой, ноющей болью от колена до бедра, запястье пульсировало так, словно в него вонзили раскаленный гвоздь. Красный туман берсерка стремительно рассеивался, унося с собой все заемные силы организма, оставляя после себя опустошение, слабость и осознание катастрофы.

Я лежал на земле.

Поверженный.

Безоружный.

Мои топоры валялись в нескольких шагах, недосягаемые, бесполезные куски металла.

С трудом повернув голову, я увидел Сфендослава стоявшего надо мной. Огромный, тяжело дышащий, весь в крови. Его левая рука неестественно висела, из глубокой раны на бедре продолжала сочиться темная кровь, оставляя багровый след на земле.

Но он стоял. И на его лице, перепачканном копотью, расплывалась медленная, страшная улыбка победителя. В его глазах, смотревших на меня сверху вниз, не было больше страха или боли – только чистое, незамутненное торжество и холодная, глубокая ненависть.

Он победил. Не силой – хитростью. Он выждал момент, спровоцировал мою ярость и обратил ее против меня. Он переиграл меня в этой партии.

Он смотрел на меня мгновение, может два, словно разрешая мне в полной мере ощутить свое поражение, беспомощность. Затем, с видимым усилием, он перехватил рукоять своего двуручного меча обеими руками. Искалеченная левая рука лишь помогала правой, но он все же поднял его. Медленно, тяжело, меч взметнулся над его головой, заслоняя собой клочок серого неба, видневшегося сквозь клубы черного дыма.

Широкое, обоюдоострое лезвие меча поймало дрожащие отсветы пламени от догорающего терема. Сталь тускло блеснула, обещая быструю и неотвратимую смерть. Весь шум вокруг – крики моих людей, треск огня, далекий лязг оружия – все стихло, отступило на задний план. Остались только мы двое: он, нависающий надо мной с поднятым мечом, и я, лежащий у его ног, ожидающий конца.

Холод, не имеющий ничего общего с погодой, медленно пополз по моим венам, замораживая кровь.

Ярость ушла. Остался лишь страх – первобытный, липкий страх смерти – и горькое, обжигающее чувство поражения.

Неужели все? Весь этот путь, все битвы, все жертвы – ради того, чтобы вот так бесславно закончить свою жизнь здесь, в грязи, под мечом этого варяга?

Я видел его глаза. В них не было жалости. Только холодный триумф и предвкушение расправы. Он наслаждался этим моментом. Он хотел, чтобы я видел свой конец.

Это мгновение растянулось, стало невыносимо долгим и вязким. Я видел, как напряглись его плечи, как крепче сжались пальцы на рукояти.

Он замахнулся.

Огромный меч начал свое движение вниз…

Глава 21

Огромный, обоюдоострый меч замер надо мной, заслоняя рваное небо. Отблески пламени от догорающего терема скользили по широкому лезвию, и этот тусклый блеск гипнотизировал, приковывал взгляд.

Конец. Вот он, так близко, что я чувствовал холод стали еще до того, как она коснется моей кожи. Смерть смотрела на меня с высоты занесенного оружия, в глазах Сфендослава, нависшего надо мной, я видел лишь ее ледяное торжество.

Все звуки отступили. Крики моих дружинников, треск огня, стоны раненых – все стало далеким фоном. Остался только я, лежащий в грязи, и мой палач, готовящийся привести приговор в исполнение. Время растянулось, каждая секунда длилась вечность. Я видел, как напряглись его плечи, как побелели костяшки пальцев, сжимающих рукоять. Он наслаждался моментом, этой минутой моего полного, абсолютной беззащитности перед лицом смерти.

И в это последнее мгновение, когда мозг уже отключился, парализованный ужасом, сработало что-то другое. Глубинное, первобытное, то, что заставляет загнанного зверя биться до последнего вздоха.

Животный инстинкт выживания. Боль в раздробленном запястье, ноющая рана в ноге – все это отошло на второй план перед лицом неотвратимой гибели.

Всем телом, из последних сил, я рванул в сторону. Неловко, неуклюже, больше похожий на червяка, извивающегося на раскаленной сковороде, чем на воина. Просто перекат, отчаянный рывок по грязной, затоптанной земле, усыпанной щепками и мелким щебнем. Боль пронзила тело.

Грохот!

Тяжелое лезвие ударило в землю там, где только что была моя шея. Удар был такой силы, что меч вошел в утрамбованную землю по самую гарду, выбив сноп искр из попавшегося под него камня. Земля содрогнулась. Меня обдало пылью и мелкими комьями грязи.

Я замер на мгновение, тяжело дыша, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Живой.

Повернув голову, я увидел Сфендослава. Он стоял, слегка накренившись, пытаясь выдернуть застрявший меч. Его лицо исказилось от боли. Раненое левое плечо не давало свободы, одна правая рука не справлялась с весом оружия и сопротивлением земли. Он дергал рукоять, рычал от натуги, а меч не поддавался. Его правая нога, тоже поврежденная моим топором, подгибалась, ему было трудно удерживать равновесие. Он был уязвим. На несколько секунд, но уязвим.

И снова сработал инстинкт, подстегнутый вспышкой адреналина. Забыв про боль, про слабость, я увидел единственный и последний шанс.

Через острую боль в правой ноге, я подкатился ближе. Сфендослав был слишком занят мечом, он не видел моего маневра. Я видел его разбитое плечо, темное пятно крови, расплывающееся на остатках доспеха.

Резкий, насколько позволяла боль, удар левой, здоровой ногой пришелся точно в боковую часть колена. Я не бил, я скорее ткнул пяткой, но этого хватило. Сфендослав взвыл. Его тело дернулось, хватка на мече ослабла.

И тут же, не давая ему опомниться, я нанес второй удар. Той же левой ногой, но теперь целясь не в плоть, а в сталь – по рукояти меча, по его пальцам, все еще пытающимся удержать оружие. Удар получился смазанным, я едва не потерял равновесие сам, но он достиг цели.

Лязг!

Двуручный меч, выбитый из ослабевших пальцев, отлетел в сторону, прочертив по земле несколько метров, и замер у кучи обгоревших бревен. Я вскочил на ноги. Как же это было тяжело. Перед глазами плыли черные круги.

Наступила тишина. Мы стояли друг напротив друга. Оба раненые, безоружные, тяжело дышащие. Вокруг – хаос разрушения, трупы, дым. Он смотрел на меня горящими с ненавистью.

Бой не окончен. Он только перешел в новую, еще более страшную фазу.

Сфендослав медленно выпрямился, насколько позволяли раны. Сплюнул кровь прямо мне под ноги. Его губы скривились в злобной усмешке.

– Ничтожество! – прорычал он хрипло. – Да я тебя голыми руками раздавлю, выскочка! Сломаю тебе кости одну за другой!

Он стоял передо мной. Ярость горела в его глазах ярче, чем пламя позади него. А я? Правое запястье горело огнем, каждый удар сердца отдавался в нем пульсирующей болью. Нога ныла, хромота мешала двигаться свободно. И без оружия. Два топора валялись бесполезными кусками железа в стороне. Ситуация была хуже не придумаешь. За спиной – мои люди. Впереди – враг, который не остановится, пока один из нас не упадет замертво.

Он не стал ждать. С низким рыком, Сфендослав ринулся вперед. Он не бежал – скорее, тяжело пер напролом, пытаясь смять меня своей массой. Его правая, здоровая рука взметнулась для удара – кулак размером с мою голову несся в лицо.

Мощный хук, рассчитанный на то, чтобы сразу погасить свет.

Я ушел в сторону, насколько позволила раненая нога. Кулак просвистел мимо, едва не задев плечо. Я чувствовал исходящую от него волну ярости, даже несмотря на его раны. Он развернулся медленнее, чем обычно – поврежденная нога и плечо давали о себе знать. И я воспользовался этой заминкой.

Короткий, хлесткий удар левой, здоровой ногой пришелся ему точно по раненому бедру, чуть ниже того места, где я достал его топором. Лоу-кик, как сказали бы в моем времени. Сфендослав взвыл снова. Он явно не ожидал такой подлости. Он ждал честной рубки, пусть и кулачной, а получил удар по больному месту. Но выбора у меня не было. Играть по его правилам – значит проиграть.

Он снова бросился вперед, игнорируя боль. Теперь он действовал осторожнее, не раскрываясь так сильно. Серия коротких, тяжелых ударов накатилась на меня. Я отступал, блокируя левой рукой, уклоняясь корпусом. Каждый блок отдавался болью в поврежденном плече. Нужно было вымотать его, заставить ошибиться. Я кружил вокруг него, постоянно атакуя его больную ногу короткими, быстрыми ударами. С каждым попаданием он все больше терял равновесие, а при этом его атаки становились все яростнее.

Он понял мою тактику. Понял, что на дистанции ему меня не достать – я был быстрее, маневреннее, несмотря на хромоту. И он решил сменить тактику. Резкий рывок – и он сократил дистанцию, входя в клинч. Его мощные руки обхватили меня, пытаясь прижать, лишить пространства для маневра. Я почувствовал его тяжелое, хриплое дыхание у самого уха, запах пота и крови ударил в нос. Его вес давил, выбивая воздух из легких.

Началась вязкая, грязная борьба на ближней дистанции. Удары локтями, короткие тычки в корпус, попытки подсечь друг друга. Он пытался работать коленями, целясь в бедро и живот. Я отвечал тем же, пытаясь дотянуться до его лица левой рукой, блокируя его захваты. Мы топтались на месте, сплетясь в клубок из мышц, пота и крови. Его сила была огромной. Настоящий богатырь. Боль в запястье стала невыносимой, нога подгибалась.

Он почувствовал мою слабость. Его захват стал еще крепче. Одна рука сдавила мое горло, перекрывая доступ воздуха. Пальцы впились в шею, перед глазами поплыли темные круги. Другой рукой он пытался заломить мою левую, единственную боеспособную руку.

А это очень плохо. Он сейчас либо задушит меня, либо сломает шею.

И снова инстинкт. Отчаяние придало сил. Я перестал думать о боли, правилах, о чести. Была только одна цель – выжить.

Освободить горло. Вдохнуть.

Моя левая рука, которую он еще не успел полностью заблокировать, метнулась вверх. Пальцы – большой и указательный – ткнулись вперед. Прямо в его глаза. Я не целился, просто ударил туда, где почувствовал его лицо.

Раздался нечеловеческий вой. Захват на моем горле мгновенно ослаб. Сфендослав отшатнулся, зажимая лицо руками. Из-под его пальцев потекла кровь. Я видел белый блеск его глаз сквозь щели между пальцами – он был ослеплен болью.

Я отскочил назад, жадно хватая ртом воздух. Легкие горели. Горло саднило. Перед глазами все еще плясали темные пятна. Я смотрел на Сфендослава, который стоял, согнувшись, раскачиваясь из стороны в сторону и воя от боли. Он был дезориентирован, беспомощен на несколько мгновений.

Мы оба были на пределе. Пот ручьями стекал по телу. Одежда промокла и прилипла. Каждый вдох давался с трудом. Я посмотрел на свои руки – левая была в его крови, правая безвольно висела, запястье распухло и приобрело синюшный оттенок. Ноги дрожали от усталости и боли. Я понимал, что долго так не продержусь. Еще одна такая схватка – и я просто упаду без сил. Нужно было заканчивать пока он не пришел в себя и пока у меня еще оставались хоть какие-то силы.

Он выл. Не кричал, а именно выл – протяжно, страшно, задрав окровавленное лицо к дымному небу. Руки его так и остались у глаз, но теперь он размазывал ими кровь, пытаясь проморгаться, вернуть себе зрение. Ярость, не знающая боли и страха, исказила его черты до неузнаваемости. Он перестал быть человеком – он стал зверем, загнанным в угол, ослепленным, оттого еще более опасным.

Я видел, как подрагивают его плечи. Слышал его рваное, хриплое дыхание. Он поворачивал голову из стороны в сторону, пытаясь определить, где я. Я замер, стараясь не шуметь, дать себе хотя бы несколько секунд передышки, собрать остатки сил. Но он услышал. Услышал мое дыхание, или шорох ноги по земле, или просто почувствовал мое присутствие.

– Где ты, тварь⁈ – взревел он, опуская руки от лица. Глаза его были залиты кровью, один казался мутным, поврежденным. Он почти ничего не видел, но ненависть, кипевшая в нем, указывала ему направление. – Я чую тебя! Я вырву твое гнилое сердце!

И он бросился. Не разбирая дороги, спотыкаясь на неровной земле, он рванул вперед, в ту сторону, где, как ему казалось, находился я. Он бежал, выставив вперед свою единственную здоровую руку, растопырив пальцы, словно пытаясь схватить воздух, схватить меня. Это была атака отчаяния, слепая, безрассудная, но несущая в себе всю мощь его неукротимой ярости. Он несся на меня, как таран.

И в этот момент, глядя на его слепой, неудержимый бег, я увидел возможность. Это был рискованный маневр, требующий всех оставшихся сил, но шанс закончить это здесь и сейчас. Противостоять этому напору в лоб я не мог – он бы просто смял меня. Но если использовать его собственную силу, его собственную инерцию…

Решение пришло мгновенно. Боль в ноге, в запястье – все отошло на второй план. Я сделал короткий шаг ему навстречу, а затем резко ушел влево, пропуская его основной напор мимо себя. Одновременно я присел ниже, сгибая левую, здоровую ногу в колене. Моя левая рука – единственная, на которую я мог положиться – метнулась вперед, цепляясь не за одежду, которая могла порваться, а за его правую, атакующую руку, чуть выше локтя. Захват получился крепким, почти судорожным.

Он пролетел мимо, его рука оказалась в моей. Я почувствовал мощь его движения, инерцию, которая тянула меня за собой. Но я не сопротивлялся ей. Я использовал ее.

Резкий разворот корпуса влево. Мое левое бедро стало осью, точкой опоры. Я вложил в это движение все, что у меня оставалось: силу ног, спины, плеч. Боль в правой ноге вспыхнула с новой силой, когда я перенес на нее часть веса, но я проигнорировал ее. Левой рукой я дернул его руку на себя и вниз, помогая его же инерции.

Бросок через бедро. Но выполнять его одной рукой, с поврежденной ногой, против такого гиганта – это было чистое безумие. Однако его слепой напор и мои отчаянные усилия сделали свое дело.

Я почувствовал, как его огромное тело отрывается от земли. На мгновение оно показалось невесомым. Затем вся его масса хлынула вниз, перелетая через мое бедро. Я слышал его удивленный, захлебывающийся хрип, когда он понял, что происходит, но было уже поздно.

Мир на мгновение накренился. Я едва устоял на ногах, мышцы свело судорогой от нечеловеческого напряжения. Руку, державшую его, обожгло, как огнем. Я отпустил захват в последний момент, позволяя ему лететь дальше по инерции.

Глухой, тяжелый удар сотряс землю. Звук был странным, не просто как от падения тела. Что-то еще хрустнуло, влажно, отвратительно.

Я согнулся пополам, уперев руки в колени, пытаясь отдышаться. Легкие горели, перед глазами снова плыли круги. Адская боль пронзала все тело – запястье, ногу, плечо, горло. Меня трясло от пережитого напряжения и шока. Я слышал только стук собственной крови в ушах и треск догорающего терема неподалеку. Вокруг наступила мертвая тишина. Все смотрели на нас. Или уже только на меня.

Я поднял голову, пытаясь сфокусировать взгляд. Сфендослав лежал на спине в нескольких шагах от меня, среди обломков дерева, камней и прочего мусора, которым был усеян двор. Он лежал неподвижно.

Тишина давила на уши после рева битвы и нашего яростного дыхания. Он лежал так тихо. Руки его были раскинуты в стороны, ладонями вверх, будто он пытался обнять это грязное, окровавленное небо. Ноги подогнуты под неестественным углом.

Что-то было не так.

Я сделал шаг вперед, потом еще один, через тупую боль во всем теле. Подошел ближе, вглядываясь в его неподвижное лицо. Глаза были широко открыты, но пусты. Они не видели ни меня, ни дыма, ни неба. Взгляд был стеклянным, устремленным в никуда. Изо рта тонкой струйкой текла кровь.

Он не дышал.

Мой взгляд скользнул ниже.

Прямо посередине его широкой груди, там, где под остатками кольчуги и толстой кожаной куртки билось его сердце, торчал обломок. Толстый, обугленный кусок бревна, заостренный огнем и ударами при разрушении терема. Он вошел глубоко, пробив защиту и плоть. Темная кровь уже пропитала дерево и одежду вокруг, образуя жуткое, расплывающееся пятно.

Он напоролся на него при падении. Мой бросок направил его прямо на этот острый осколок пожара. Судьба? Случайность? Или просто закономерный итог его пути, полного огня и разрушения?

Я смотрел на этот обломок, на мертвое лицо Сфендослава, и чувствовал, как внутри поднимается что-то тяжелое. Радости не было и в помине.

Было глубокое, всепоглощающее опустошение, смешанное с какой-то мрачной, холодной удовлетворенностью. Он получил то, что нес другим.

Я медленно выпрямился. Оглядел двор. Мои люди, выжившие в штурме, стояли молча, глядя то на меня, то на тело у моих ног. Варяги Сфендослава, те немногие, что еще держались на ногах, опустили оружие, их лица выражали растерянность. Их вождь лежал мертвым в грязи.

Я перевел взгляд обратно на врага.

– Собаке… собачья смерть, – прохрипел я.

Слова дались с трудом, горло пересохло и болело.

И в этот момент меня отпустило. Адреналин, державший меня на ногах, поддерживавший сквозь боль и ярость, иссяк мгновенно, будто кто-то перекрыл кран. Вся боль, которую я игнорировал последние минуты, проникла в каждую клеточку. Правое запястье взорвалось агонией. Нога подогнулась, не в силах больше держать вес тела. Голова закружилась, мир поплыл, теряя очертания. Дым, огонь, лица людей – все смешалось в один мутный, вращающийся водоворот.

Я услышал крики своих людей, кто-то бросился ко мне, но я уже не различал лиц и слов.

Перед глазами вспыхнуло.

Интерфейс.

Системные уведомления от Вежи хлынули потоком, перекрывая друг друга, заполняя все поле зрения каскадом символов, цифр и светящихся строк.

[Победа над носителем системы!]

[Получено очков влияния: +50 000]

[Титул «Великий Князь» подтвержден!]

[Ранг «Претор» повышен до ранга «Трибун»!]

[Навык «Берсеркер» повышен до 3 ранга!]

[Получено достижение: «Убийца Носителей»!]

[Территория «Ростов» присоединена к вашим владениям!]

[Получено…]

[Новый…]

[Внимание!..]

Сообщения мелькали, сменяли друг друга, сияли, требовали внимания. Их было так много, они были такими яркими, что слепили глаза. Мозг отказывался воспринимать информацию. Была только боль, тошнота и бесконечная, свинцовая усталость.

Колени подогнулись окончательно. Я повалился вперед, на четвереньки, а затем просто завалился набок, на ту самую землю, где только что лежал мой враг. Земля была холодной и мокрой от пролитой крови. Но я уже почти не чувствовал этого. Тьма стремительно затягивала сознание, гасила последние искры мысли. Последнее, что я ощутил перед тем, как провалиться в небытие – это чьи-то руки, подхватившие меня, и далекий, тревожный голос, зовущий мой титул: «Великий князь…»

Глава 22

Где я?

Вопрос повис в нигде. Потому что вокруг было именно оно – нигде. Бесформенное, безграничное, без единой точки опоры или ориентира. Ни верха, ни низа, ни стен. Просто пространство. Залитое ровным, мягким, молочно-белым светом. Свет был странный – он не исходил от какого-то конкретного источника, не имел направления. Он просто был, пронизывая все вокруг, но при этом не слепил и не давал тепла. Сама пустота светилась изнутри.

Ощущений не было. Ни боли от ран, ни усталости, ни даже тяжести собственного тела. Я вообще не чувствовал тела. Было только чистое, ясное сознание, но абсолютно дезориентированное. Последние воспоминания – обжигающая боль в запястье, хрип Сфендослава, земля, несущаяся навстречу, и каскад системных сообщений перед тем, как все померкло. Значит, все-таки конец?

Я попробовал пошевелиться – но чем? Рук нет, ног нет. Только мысль, плавающая в этом белом киселе. Попробовал крикнуть – без толку. Звука не существовало. Только абсолютная тишина. Ушей тоже не было.

И тут передо мной начало что-то формироваться. Белый свет завихрился, обретая знакомые очертания. Рыжие волосы, зеленые глаза, чуть насмешливая улыбка. Вежа. Она стояла передо мной, вполне материальная на вид.

– Где я? – вопрос сформировался сам собой, без голоса, просто как четкий мысленный импульс. – Что это за место?

Вежа чуть склонила голову. Улыбка стала шире.

– Приветствую, носитель Антон. Ты находишься в Хранилище Системы.

– Что еще за хранилище? Это такая шутка?

– Никаких шуток, княже. Хранилище Системы – это специализированный сектор, предназначенный для временного содержания нематериальных копий сознания носителей в критических ситуациях. Проще говоря, твое сознание временно изолировано и поддерживается здесь.

Я пытался осмыслить ее слова. Нематериальная копия сознания? Звучало паршиво.

– Почему я здесь? Что значит «критическая ситуация»? Последнее, что помню – я победил Сфендослава… Кажется. Было много сообщений…

Вежа невозмутимо кивнула.

– Ты действительно одержал победу над носителем Сфендославом. Однако цена этой победы оказалась высока. Критическая ситуация, о которой идет речь, – это состояние твоей физической оболочки.

Внутри или где-то там, где должно было быть нутро, похолодело. Я уже догадывался, но услышать подтверждение было совсем другим делом.

– Насколько все плохо?

– Твоя биологическая оболочка достигла точки необратимых повреждений. Это привело к полному прекращению жизненных функций. Сердечная и мозговая активность остановлены. Согласно биологическим параметрам твоего изначального мира и текущим стандартам Системы, ты мертв, носитель Антон.

Мертв.

Не потерял сознание, не упал в грязь в Ростове. Просто мертв. Сознание есть, а тела нет. Просто набор данных, сохраненный где-то в системных закромах. Странное ощущение.

Пустое.

– Мертв, – повторил я, пробуя слово на вкус. А оно было безвкусным. – Тогда что я тут делаю? Зачем Системе хранить копию сознания мертвого носителя? Для архива?

– Хранилище – это не архив, носитель. Это, скорее, интерфейс. Буферная зона. Доступ сюда строго ограничен и регламентирован. Носители попадают в этот сектор только один раз за все время взаимодействия с Системой.

– Один раз? И когда же наступает этот «счастливый» момент?

– В момент, когда физическая смерть носителя зафиксирована Системой как неизбежная или уже свершившаяся, – пояснила Вежа, – но при этом сохраняется потенциальная возможность восстановления биологической оболочки при определенных условиях и затратах ресурсов Системы. Понимаешь? Твое тело мертво, но ситуация не абсолютно безнадежна с точки зрения протоколов Системы. Это… точка бифуркации, носитель. Перекресток. Момент принятия решения – как для тебя, так и для Системы.

Точка бифуркации. Звучит красиво. Перекресток между окончательной смертью и… чем? Призрачной возможностью? Я плавал в белой пустоте, лишенный всего, что делало меня живым, а мне говорили про какие-то перекрестки и возможности. Верилось с трудом.

«Точка бифуркации» звучит так, будто у меня есть выбор. Лежать тут, в этой белой стерильности, и медленно растворяться в ничто, или что? Вернуться?

– И что это за «потенциальная возможность восстановления»? – спросил я. – Какие «определенные условия» и «затраты ресурсов»? Не тяни, Вежа. Если есть шанс, говори прямо. Если нет – тоже скажи, чего зря надежду давать.

Рыжая бестия чуть качнула головой, словно отгоняя невидимую пылинку.

– Шанс есть, княже. Система не стала бы перемещать твое сознание в Хранилище без веских оснований и наличия соответствующего протокола. В ответ на критическое состояние твоей биологической оболочки и учитывая твой текущий статус Великого князя, а также ранг «Трибун» в иерархии носителей, Система инициировала протокол экстренной регенерации высшего уровня.

Звучало обнадеживающе.

– Как в играх, здоровье восстановить?

– Не совсем, – Вежа слегка нахмурилась, словно я сказал глупость. – Это не восполнение шкалы здоровья. Это комплексный процесс, направленный на полное восстановление поврежденных тканей, органов и систем организма на клеточном уровне, включая рестарт остановленных жизненных функций. Процесс чрезвычайно сложный и энергозатратный. Кодовое наименование протокола – «Феникс».

«Феникс». Красиво назвали, ничего не скажешь. Возрождение из пепла. Только пепла пока нет, есть только мертвое тело где-то там, в реальности.

– И где это тело сейчас? – уточнил я. – Его хоть… не выбросили?

– Твоя физическая оболочка находится в относительно безопасном месте, – сообщила Вежа. – В уцелевшей части терема Ростова, под присмотром твоих ближайших соратников. Они предприняли первичные меры по сохранению тела, насколько это возможно в их условиях. Но время ограничено, носитель. Процессы распада уже запущены на биологическом уровне. Протокол «Феникс» должен быть активирован в ближайшее время, иначе точка невозврата будет пройдена окончательно и бесповоротно.

Значит, Ратибор и Веслава… или кто там остался в живых… они рядом. Не бросили. Это грело. Даже здесь, в этой холодной пустоте.

– Хорошо. Допустим. Активируй этот свой «Феникс». Что для этого нужно?

Вежа выдержала паузу.

– Активация протокола «Феникс» требует колоссальных затрат ресурсов Системы. Конвертируемых в понятную тебе единицу – очки влияния.

Ну конечно. Бесплатно Вежа и не почешется. Система – не благотворительная организация. Она дает возможности, но за все берет плату. И чем круче возможность, тем выше цена. Вопрос – насколько выше?

– Цена, носитель, – медленно произнесла Вежа, словно смакуя момент, – составляет сорок тысяч очков влияния.

Да ладно!

Сорок тысяч?

А ничего не треснет?

Это почти все, что я заработал за последнее время. За находку Искры, за жетоны, за победу над этим ублюдком Сфендославом. Хотя нет, погоди. За Сфендослава вроде дали больше. Нужно было прикинуть. Но все равно – сорок тысяч! За право просто жить. За право вернуться в свое разбитое, искалеченное тело.

– Сорок тысяч… – повторил я вслух, или вернее, мысленно. – Нехило. Это почти… грабеж.

– Это цена за преодоление биологической смерти и полное восстановление, носитель, – без тени эмоций ответила Вежа. – Уникальная возможность, предоставляемая Системой лишь один раз. Ты можешь отказаться. В этом случае твое сознание будет стерто из Хранилища, а физическая оболочка продолжит свой естественный путь распада. Выбор за тобой. Но решение нужно принять немедленно.

Это выбор разве? Заплатить грабительскую цену и получить шанс вернуться, либо сгинуть здесь и сейчас, окончательно. Выбор без выбора, по сути. Я не для того проделал весь этот путь, не для того карабкался из грязи в князи, чтобы теперь просто раствориться в белом свете.

Да и просто жить хотелось. Чертовски хотелось жить. Почувствовать снова ветер, холод стали, тепло огня, увидеть лица своих людей.

– Я согласен, – твердо произнес я. – Забирай свои сорок тысяч. Только верни меня обратно.

Вежа слегка улыбнулась своей фирменной улыбкой.

– Решение принято, носитель Антон. Протокол «Феникс» будет активирован немедленно. Но прежде чем мы приступим к процедуре и списанию средств, Система проведет полный аудит твоего текущего баланса и статуса. Необходимо зафиксировать все изменения, произошедшие до момента твоей временной деактивации.

– Аудит? Сейчас? – я не мог скрыть удивления. – Не самое подходящее время для бухгалтерии, тебе не кажется? Мое тело там, хм, разлагается, а ты хочешь баланс подбить?

– Порядок важен во всем, княже, – невозмутимо парировала она. – Особенно в вопросах, касающихся ресурсов Системы и статуса носителя. Процедура займет немного времени. Итак, приступим к фиксации данных.