Текст книги "Русь. Строительство империи 5 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Annotation

Симулятор князя?

Антон попал в Древнюю Русь.

Ресурсы, технологии, оборона – всё по хардкору!

И он намерен выиграть.

Но откуда у него Система...

Русь. Строительство империи 5

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Русь. Строительство империи 5

Глава 1

Я очнулся от сырого холода, который лез под рубаху, будто скользкая змея. Голова раскалывалась, как после доброго удара обухом, а во рту стоял гадкий привкус крови. Темнота давила на глаза. Где-то у стены дрожал тусклый огонек факела, выхватывая из мрака каменные плиты, покрытые зеленоватой слизью. Я лежал на чем-то жестком. Руки шевельнулись, пальцы нащупали холодный камень и я, кряхтя, попытался сесть. Тело отозвалось острой болью. Я стиснул зубы и сел, привалившись спиной к стене.

Рядом кто-то тихо застонал, будто боялся разбудить эту гнетущую тишину. Я прищурился, вглядываясь в полумрак.

Веслава.

Она лежала в двух шагах от меня, свернувшись, как кошка. Ее рука прижималась к боку, а сквозь пальцы сочилась кровь. В этом тусклом свете она казалась черной, густой, как смола.

Чуть дальше, у стены, вытянулся Ратибор. Его тощая фигура лежала неподвижно, грудь еле поднималась – медленно, тяжело, каждый вдох давался ему с боем. Из-под рваной рубахи торчала повязка. Живой, но висит на тонкой нитке.

– Веслава, – я тихо позвал девушку.

Она шевельнулась, подняла голову, глаза ее блеснули в полумраке. Послышался только слабый стон, почти не слышный. Ратибор не отозвался вовсе, только его хриплое дыхание царапало тишину.

Сфендослав загнал нас в эту сырую яму. Я судорожно вспоминал последнее, что помнил. Терем полыхал, варяги окружили, а я полез в ловушку. И вот итог – темница, холод, а мои люди истекают кровью на этом проклятом полу.

Я закрыл глаза, откинул голову к стене, пытаясь собрать мысли. Камень холодил затылок, и это было единственное, что хоть как-то держало меня в сознании. Надо выбираться.

Надо их вытащить.

Один я, может, и вывернусь – зубами прогрызу путь, если надо, – но без Веславы и Ратибора я что? Князь без дружины – как топор без рукояти, тупой и бесполезный. Я стиснул зубы, вспоминая, как огонь лизал терем, как варяги вынырнули из теней, как Сфендослав стоял в пяти шагах, насмехаясь. Он знал все. Знал, куда я полезу, знал, как меня взять.

– Вежа, – буркнул я, не открывая глаз. Тишина. Ни звука, ни шороха, только хриплое дыхание Ратибора да стон Веславы. Я повторил громче: – Вежа, выходи, чтоб тебя!

Воздух передо мной дрогнул. Она явилась. Девушка в кокошнике, но не та, что раньше, с золотыми волосами, как солнечный луч. Теперь волосы ее горели огненно-рыжим. Кокошник сидел крепко, вышитый узорами, которые вились, а платье – с глубоким вырезом, обнимало ее, как доспехи воина. Ее холодные глаза смотрели на меня сверху вниз. Она скрестила руки на груди и молчала, выжидая, пока я сам заговорю.

– Лечи их, – сказал я, кивнув на Веславу и Ратибора. Голос мой был хриплым, но твердым, как удар топора по дереву. – Я заплачу. Они мне нужны.

Она фыркнула, уголок губ дернулся, будто я сказал что-то смешное. Ее звонкий голос резанул по ушам:

– Ты просишь, князь Антон? Просишь, сидя в этой яме, куда тебя Сфендослав зашвырнул? Ты был первым среди носителей. Первым, Антон! А теперь – второй. Вторым стал, княже! Я дала тебе пять дней, а ты три из них пролюбил, да еще и в плен попал. Где твоя хватка? Где тот, кто Переяславец взял, кто Киев пожег?

Эта система слишком многое себе позволяет. Я выдохнул, стараясь держать голос ровным:

– Я еще жив. И Новгород возьму. Но без них – без Веславы и Ратибора – мне не встать. Они мои руки и глаза. Лечи их.

Она наклонила голову, рыжие пряди упали на лицо, закрывая один глаз. Она шагнула ближе, полы платья зашуршали по каменному полу. Она остановилась в шаге от меня.

– Разве есть шанс на то, чтобы за два дня захватить Новгород и стать Великим князем?

Я вскочил, несмотря на боль, которая прострелила ребра. Она не шелохнулась – стояла, как идол, вырезанный из дуба. В горле пересохло, но я выдавил, почти рыча:

– Ты сама мне дала пять дней, Вежа. Сама сказала: захвати Новгород – и будет тебе ранг «Претор». Я еще в игре. Я не сдался. И они, – я кивнул на Веславу и Ратибора, – мои люди. Лечи их, гребанная система, и я докажу, что твоя сила во мне не зря.

Она молчала, глядя на меня снизу вниз. Огненно-рыжие волосы ее чуть шевельнулись, будто от ветра, которого в этой темнице не было. Наконец, она медленно, будто нехотя, кивнула.

– Вот теперь я узнаю того Антона, – улыбнулась Вежа. – Ты упрям, княже, но упрямство не делает тебя первым. Ты был на вершине, Антон, а теперь – второй. Сфендослав обошел тебя.

– Второй или первый – мне плевать, – выдавил я.

Она молчала. Потом медленно, будто нехотя, махнула рукой, и перед глазами моими вспыхнули цифры, выжженные в воздухе, как угли на черном небе: 23 316. Я нахмурился, вспоминая. Она заметила мое замешательство и усмехнулась.

– Было 23 316. А теперь смотри.

Она щелкнула пальцами, и цифры сменились: 13 316. Я моргнул. Десять тысяч – как ветром сдуло.

– Штраф, – бросила она, будто о пустяке речь шла. – Десять тысяч за то, что дал себя поймать.

Я выдохнул, прогоняя злость, что рвалась наружу, как зверь из клетки. Штраф. Десять тысяч. Это больно било, но я еще стоял, еще дышал. Я посмотрел на Веславу – она лежала, едва живая, – на Ратибора, чье дыхание было слабым, как шепот ветра, и понял: без них я точно пропаду.

– Слушай ты, сбрендившая система, – прошипел я. – Ты дала мне пять дней на Новгород. Я возьму город, возьму титул, стану Великим князем Руси. А для этого мне нужны Веслава и Ратибор. Лечи их, чтоб тебя. Это что, получается, что с каждым рангом ты все своенравнее будешь? Да я тогда все буду тратить на развитие своих владений, раз ты так себя ведешь.

Кажется, ее пробрало. Ее голос стал тише:

– Носитель, лечение ваших спутников будет стоить 7 000 «ов» за Ратибора и 5 000 за Веславу

Я быстро прикинул в уме. Двенадцать тысяч из тринадцати с лишним. Останется чуть больше тысячи. Мало, чертовски мало. Я кивнул, глядя ей в глаза:

– Бери. Лечи. Но сделай это сейчас.

Она поклонилась мне. Ух ты! Это что-то новенькое.

Цифры перед глазами сменились снова: 1 316.

Я выдохнул. Она посмотрела на меня еще раз:

– Носитель, в случае захвата Новгорода и объявления себя Великим князем, вы получите 7 000 очков влияния и следующий титул в иерархии системы. Срок – 2 дня.

Я кивнул, не отводя взгляда. Она улыбнулась и начала таять в воздухе.

Я опустился обратно к стене, чувствуя, как холод пробирает до костей, и стал ждать. Веслава застонала, Ратибор шевельнулся, и я понял: она сделает, что обещала. Но какой ценой? Я закрыл глаза, слушая их дыхание, и думал только об одном: два дня, чтобы выбраться из этой ямы и взять Новгород. Иначе все зря.

Через какое-то время – не знаю, сколько, в этой темноте время текло, как вода сквозь пальцы, – послышались шаги.

Они гулко отдавались в темноте. Я сидел у стены и ждал, вглядываясь в полумрак. Факел на стене дрогнул, бросив длинные тени на камни, дверь темницы скрипнула. В проеме показались фигуры – двое плечистых варягов, в шлемах, с мечами на поясах, шагнули внутрь, а за ними вошла женщина, закутанная в плащ. Лица ее я не разглядел – свет факела, что держал один из варягов, слепил глаза. Я видел только темный силуэт да шорох ткани, когда она двинулась к Ратибору. Я выдохнул. Вежа сдержала слово, прислала кого-то из плоти и крови.

Лекарка?

Она опустилась рядом с Ратибором, бросила на пол мешок, и оттуда донесся слабый звон металла – ножи или что-то острое. Варяги застыли у двери, ворча под нос, и я шевельнулся, пытаясь встать. Один из них заметил это и шагнул ко мне, он рявкнул:

– Отойди, князь, не мешай!

Второй варяг встал рядом, скрестив руки, и оба смотрели на меня, как псы на кость, что нельзя трогать. Я фыркнул, но остался на месте, глядя, как женщина склоняется над Ратибором. Она что-то тихо буркнула и один из варягов кивнул, шагнув к факелу с ножом в руке. Точно лекарка.

– Клинок, – сказала она. – Раскалите добела.

Варяг поднес нож к факелу. Пламя лижет сталь и она медленно краснеет, потом белеет, будто кусок солнца в его руках. Женщина меж тем развязала повязку на груди Ратибора. Рана была глубокой, рваной, с черными краями, будто копье не просто вонзилось, а выжгло жизнь из него. Он слабо застонал, почти не слышно, когда она плеснула на рану чем-то из фляги – вода или зелье, не знаю, но запахло резко.

Варяг принес раскаленный клинок и она, не медля, прижала его к ране. Ратибор дернулся, тело его выгнулось, его зубы скрипнули так, что даже я услышал. Едкий, тошнотворный запах паленого мяса ударил в нос. Я зажал рот рукой, прогоняя муть. Он не закричал – только шипение вырвалось из горла, но я видел, как пальцы его вцепились в солому и жилы на шее натянулись. Лекарка держала клинок секунду, другую, потом отбросила его в сторону – он звякнул о камень, остывая. Ратибор затих, дыхание его стало ровнее.

Она достала из мешка маленький, глиняный горшочек и пальцами зачерпнула густую мазь. Она втирала ее в обожженную кожу, медленно, но уверенно, будто всю жизнь только этим и занималась. Я смотрел, как черная рана покрывается этой мазью, ее края перестают кровить. Ратибор шевельнулся, вдохнул глубже. Он выкарабкается. Семь тысяч очков – и он жив.

Лекарка поднялась, отряхнула руки, и я заметил, как плащ ее чуть сполз с плеча – узкое, худое, но крепкое, как у девки, которая привыкла работать. Она шагнула к Веславе, опустилась на колени и развязала ее повязку. Рана на боку была не такой глубокой, как у Ратибора, но была длинной и рваной, будто мечом полоснули. Кровь текла медленно, Веслава была бледной, глаза ее закрыты, я видел, как дрожат ее пальцы. Лекарка плеснула из фляги, промывая рану и Веслава слабо застонала, открывая глаза. Ее мутный взгляд скользнул по мне. Она попыталась улыбнуться, но губы только дернулись.

Лекарка работала молча – промыла, наложила мазь, потом достала чистую тряпку и туго обмотала бок Веславы. Движения ее были точными, как у кузнеца, который бьет по железу. Веслава вздохнула, откинула голову назад, цвет возвращается к ее лицу. Пять тысяч очков – и она тоже жива. Я выдохнул, напряжение в груди отпускает. Они дышат. Я еще в игре.

Лекарка закончила, поднялась, отряхнула руки от мази и крови. Варяги зашевелились, один шагнул к ней, будто хотел что-то сказать, но она повернулась к ним и буркнула:

– Ждите там. Мне надо их осмотреть еще раз.

Голос ее был тихим и варяги, чуть поворчали и отступили к двери. Я смотрел на нее, пытаясь разглядеть лицо под капюшоном, но тени скрывали все.

Кто она? Вежа воплотила ее из воздуха? Или это просто баба, что умеет лечить, а система лишь направила ее сюда? Я хмыкнул про себя. Хитро. Она стояла спиной ко мне, поправляя мешок, а я ждал, что она скажет или сделает дальше.

Факел трещал, бросая отсветы на стены. Она нагнулась к Ратибору, проверила повязку, потом к Веславе – тронула ее лоб, проверяя жар. Я шевельнулся, и один из варягов тут же рявкнул:

– Сиди, князь! Не лезь!

Я фыркнул. Пусть делают, что хотят. Главное – мои люди живы. Лекарка поднялась, собрала свои вещи – флягу, горшочек, тряпки – и сунула их в мешок. Потом выпрямилась и повернулась к варягам:

– Уходите. Мне надо говорить с ним.

Варяги переглянулись, один что-то буркнул – то ли ругнулся, то ли спросил, – но она повторила приказ:

– Уходите. Сейчас.

Они поворчали, но попятились к двери. Дверь скрипнула, захлопнулась с тяжелым стуком, и мы остались вчетвером – я, Веслава, Ратибор и эта женщина в плаще. Она стояла спиной ко мне, поправляя капюшон.

Она хочет говорить? О чем?

Дверь за варягами захлопнулась с тяжелым стуком, эхо гулко прокатилось по сырому камню, будто кто-то бил молотом в пустоте. Веслава дышала ровно, лежа у стены, Ратибор шевельнулся, застонал тихо.

– Кто ты? – вырвалось у меня.

Голос мой царапнул тишину, я ждал, что она ответит. Но она молчала, только плечи ее чуть дрогнули под плащом, будто мой вопрос ее позабавил. Я стиснул кулаки.

Она медленно повернулась, будто нехотя, и свет факела скользнул по ее фигуре. Капюшон все еще скрывал лицо, но я видел очертания – скулы, острый подбородок, глаза, что блеснули в полумраке, как угли в золе. Знакомое? Нет, не может быть. Я прищурился, вглядываясь.

Она молчала, глядя на меня. Уголок ее губ дернулся – то ли усмешка, то ли гримаса, – и я замер, пытаясь понять, кто передо мной.

– Ты от Сфендослава? – спросил я.

Она тихо фыркнула и шагнула ко мне. Ее плащ зашуршал и я почуял запах – травы горькие и резкие. Лицо ее все еще было в тени, но я видел, как волосы выбились из-под капюшона, и свет факела поймал их, окрасив в слабый рыжий отблеск. Нет, не рыжие, как у Вежи, а темные, с едва заметным отливом. Она остановилась в шаге от меня.

– Ты смелый, князь, – сказала она наконец, с хрипотцой. – Я здесь, чтоб твоих людей вытащить. Да и тебя надобно освободить.

Я нахмурился, вглядываясь в нее. Голос знакомый? Нет, не могу вспомнить. Но что-то в нем цепляло. Свет факела упал на ее лицо – не полностью, только краем, осветив скулу и угол глаза. Она не отшатнулась, стояла, глядя на меня, и я видел, как зрачки ее блестят в полумраке, будто у кошки, что следит за добычей.

– Ты их вылечила, – буркнул я, кивнув на Веславу и Ратибора. – Зачем осталась? Говорить хочешь? Так говори, не тяни.

Она тихо усмехнулась. Потом наклонилась чуть ближе, и я почуял запах ее волос – травы, смешанные с дымом, как от костра в лесу. Лицо ее все еще было в тени, ее губы шевельнулись, будто она подбирала слова.

– Я осталась, князь, потому что мне есть что сказать, – сказала она и сняла капюшон.

– Искра, – прошептал я.

Глава 2

Факел на стене дернулся и его свет заплясал по ее лицу. Передо мной стояла Искра, дочка Огнеяра. Ее черные глаза впились в мои. Темные волосы, с рыжим отливом, выбились из-под плаща, а острые скулы напряглись.

А что тут скажешь? Что еще эта девица могла выдумать?

Холод лез под рубаху, пробирая до костей. Я стоял, как вкопанный. Веслава лежала у стены, дышала ровно. Ратибор зашевелился, застонал, но живой – уже хорошо. Они оба выкарабкаются. Двенадцать тысяч очков влияния в этой проклятой системе улетели в трубу, оставив мне жалкие копейки, но оно того стоило.

А тут еще Искра. Чего ей надо?

– Прости, Антон, – ее голос дрогнул. – Я не хотела, клянусь. Думала… думала, Сфендослав тебя пощадит, если я…

Она запнулась, глаза уткнула в пол, а пальцы вцепились в край плаща, будто это ее последняя надежда. Я открыл рот – сам не знаю, что хотел сказать. Может, выматериться от души, может, спросить, какого лешего она вообще сюда приперлась, – но тут сверху грохнуло. Глухо, тяжко, будто бревно волокли, а потом – звон металла, короткий вскрик, и тишина. Только эхо гуляло по коридору, как ветер в пустой избе. Я замер, уши навострил. Искра тоже голову подняла, глаза округлились, и мы оба уставились в темноту, где пряталась лестница. Факел трещал, тени по стенам метались. Кто-то там наверху с варягами махался. Друг? Враг? Или Сфендослав решил сам меня прикончить, не доверяя наемникам?

Послышались шаги. Быстрые, уверенные, гулкие, как молотки по железу. Я напрягся, готовый рвануть к Веславе и Ратибору, но тут из мрака вынырнул здоровяк – плечи шире дверного косяка, бронька потертая, меч в руке еще кровью капает. Факел осветил его физиономию и я выдохнул, будто меня из-под пресса вытащили.

– Алеша, – буркнул я, хрипло, но с облегчением.

Он оскалился широкой, доброй улыбкой. Алеша, мой богатырь, которого Веслава натаскивала на лазутчика, живехонький стоял передо мной. Меч он небрежно за спину закинул, ладонь о штаны вытер и шагнул ко мне.

– Путь свободен, княже, – прогудел он, в его голосе звенела гордость. – Варягов этих я уложил. Шумные были, как бабы на базаре, а ловкости никакой.

Я кивнул и подошел к Веславе, присел, аккуратно подсунул руки под плечи и поясницу. Легкая она была, как перышко, но теплая – жизнь в ней держалась крепко. Прижал ее к себе, ощутил, как ее сердце слабо стучит.

– Ратибора бери, – бросил я Алеше, мотнув головой на тощую тушку у стены.

Алеша не спорил, подскочил, подхватил Ратибора, как куль с мукой и закинул на плечо. Тот застонал, его голова мотнулась, как у марионетки. Я двинулся к выходу.

Искра стояла в стороне, пялилась молча. Лицо ее побелело, губы в нитку сжала, будто ждала, что я сейчас приговор вынесу. Запах трав и дыма от ее плаща шибанул в нос, но я даже не замедлился.

– А с ней что, княже? – спросил Алеша, кивнув на Искру.

Я прошел мимо, не глядя. Ну ее к лешему, эту интриганку.

– Ничего, – буркнул я через плечо и мы потопали дальше.

Мой голос прозвучал холодно, аж самому не по себе стало. Пусть стоит там, думает, что хочет. Мне сейчас не до нее – Веслава на руках, Ратибор на плече у Алеши, вот что греет душу. Мы рванули к выходу, к лестнице, что вела наверх. Ступени – скользкие, будто кто их специально жиром намазал, факел позади остался, и свет его слабел с каждым шагом, пока тьма нас не обняла. Но я пер вперед, прижимая Веславу. За спиной пыхтел Алеша, будто быка взвалил.

Коридор узкий, стены давят, но там, наверху, воздух, свобода и мои ребята. Алеша по пути сообщил, что пленных дружинников самострельщиков он уже освободил, они уже отправились на подмогу нашим. Я шел, стиснув зубы и думал только об одном – выбраться.

Лестница кончилась, впереди замаячил серый свет. Мы выбрались в какой-то подвал, заваленный хламом: бочки старые, скамьи поломанные, обручи ржавые от колес валялись. Сквозь щели в потолке сочился утренний туман и я втянул его ноздрями, жадно, как кофе после бессонной ночи. Свобода пахла сыростью. Опустив Веславу на пол, прислонил ее к стене, глянул на Алешу. Он Ратибора рядом уложил, пот со лба смахнул и оскалился своей широченной улыбкой – ну чисто пацан, подстреливший ворону.

– Ну что, княже, живем дальше? – спросил он.

– Живем, – кивнул я, растягивая губы в ухмылке.

Веслава шевельнулась, глаза открыла и слабо мне улыбнулась, будто сказать хотела: «Не сдамся, княже». Ратибор дышал ровнее, хотя и не очнулся – бледный, но грудь ходила ходуном.

Выбрались.

Свобода встретила нас холодным туманом. Я стоял в этом подвале, среди бочек и ржавчины и пялился на Веславу, прислонившуюся к стене. Алеша хлопнул меня по плечу, ухмыляясь, будто мы не из темницы вылезли, а с гулянки вернулись.

– Ну, княже, теперь куда? – спросил он.

Я выдохнул и кивнул на щель в потолке, откуда пробивался серый свет.

– Наверх, – буркнул я. – Надо понять, где мы и что там творится.

Алеша спорить не стал, снова подхватил Ратибора, будто тот был пушинкой, а я помог Веславе подняться. Она стиснула зубы, оперлась на мое плечо и шагнула вперед. Рука ее дрожала, но держалась крепко – эта девушка из тех, что скорее сгинет, чем покажет слабость. Мы направились к шаткой лестнице из подвала. Я шел первым, поддерживая Веславу, а Алеша замыкал шествие, пыхтя под тяжестью Ратибора.

Наверху ветер ударил в лицо – резкий, с запахом дыма и железа, как после жаркой битвы. Мы выбрались во двор, окруженный низкими стенами из черного камня. Туман висел, словно занавес, но я разглядел очертания Новгорода – башни, частоколы, крыши теремов. Где-то вдали гудело, будто рой разбуженных ос, и доносились крики – глухие, но яростные. Битва, черт возьми. Я напрягся, навострил уши и взглянул на Алешу.

– Что там творится? – спросил я, кивнув в сторону шума.

Алеша прислонил Ратибора к стене, выпрямился, вытер руки о штаны. Улыбка его растянулась шире, глаза загорелись, как у меня, когда шеф обещал премию.

– Битва, княже, – прогудел он. – Добрыня с Такшонем штурмуют Новгород. Войска Свендослава отвлекли, как ты велел. Только вот засада: хан Куря ударил с тыла. Печенеги, чтоб их, навалились, как собаки на кость. Наши теперь зажаты между новгородцами и этими степными гадами. Рубятся так, что земля ходуном ходит.

Я замер. Добрыня и Такшонь попали в клещи. Хан Куря, этот степной гаденыш, опять вылез, как таракан из щели.

– А какого лешего ты тут, а не там? – хмуро спросил я на Алешу. – Ты же должен быть с Добрыней!

Алеша почесал затылок, будто я его отчитал за шалость, и ухмыльнулся еще шире.

– Так Веслава меня отправила, княже, – сказал он. – На переговоры с купцами с новгородского вече. Я теперь не только мечом махаю, но и языком трепать горазд – она меня натаскала. Пришел я к этим пузанам, слово за слово – и подняли они бучу. Полгорода уже за нами. Купцы Сфендослава ненавидят. А я им пообещал все что ты велел передать с гонцом. Ну, они и схватились за вилы да топоры.

Я моргнул, пытаясь уложить это в голове. Алеша – здоровяк, который одним пинком быка в нокаут отправлял, поднял мятеж? Купцы пошли против Сфендослава? Я глянул на Веславу, которая стояла рядом, вцепившись в стену. Она слабо кивнула, подтверждая, сил говорить у нее почти не осталось.

– Он дело говорит, – прохрипела она. – Я его отправила.

Я выдохнул. Полгорода в наших руках! Добрыня с Такшонем держат фронт, хотя и зажаты. Но как этот Куря, черт его дери, сюда пролез? И почему Сфендослав не раздавил этот бунт еще в зародыше?

– Алеша, а как так вышло, что Сфендослав купцов не углядел?

Алеша пожал плечами.

– Да кто ж его знает, княже, – буркнул он. – Может, он на тебя все силы бросил? Ты ж ему как заноза в пятке. Вот и проглядел, что у него под носом творится.

Я кивнул, логично. Сфендослав знал, что я полезу в терем, знал, как меня взять – заманил в ловушку, окружил варягами. Но что, если он все свои очки влияния – эту чертову валюту «Вежи» – спустил, чтобы меня прижать? Его система, жадная, как моя, могла сожрать все до последней крошки, оставив его слепым. Купцы, вече, мятеж – он мог просто не заметить, пока он за мной следил.

Я хмыкнул, и губы сами растянулись в усмешке. Если так, то Сфендослав ослаб, его войско дерется на два фронта, а город трещит. Алеша стоял рядом, готовый хоть сейчас рвануть в бой.

– Надо к нашим, – сказал я, выпрямляясь. – Добрыня с Такшонем держатся, но долго не протянут, если Куря их дожмет. А твои купцы, Алеша, – это наш клинок в спину Сфендославу.

Алеша кивнул, подхватил Ратибора, будто тот был мешком с картошкой, а я схватил Веславу. Мы двинулись через двор, пробираясь сквозь туман к звукам битвы.

Туман редел, и я уже видел узкие, кривые улицы, дома жались друг к другу. Крики битвы гремели все громче, звон металла резал уши. Где-то там Добрыня рубился с новгородцами.

Мы пробирались по узким улочкам Новгорода, мимо домов с закопченными стенами. Крики битвы слышались все ближе.

Я шел, зубы стиснув, и думал про Алешин рассказ. Добрыня с Такшонем бились с новгородцами, а Куря вцепился в них с тыла. Купцы подняли бунт, захватив полгорода.

– Алеша, – буркнул я, не оборачиваясь, – твои купцы крепко держатся? Не разбегутся, если Сфендослав на них гаркнет?

Он хмыкнул, перехватывая Ратибора поудобнее, будто тот пушинка.

– Крепко, княже. Им Сфендослав как кость в горле теперь. То, как они согласились бунт поднять говорит о том, что обрызло им все это. Знали, что он может их найти и обезглавить. Да вот Добрыня вовремя атаку начал. А я им защиту, как ты велел пообещал, торговлю – они за это зубами держаться будут.

Веслава слабо кивнула, ее пальцы в мое плечо вцепились, как в перила на лестнице.

– Купцы – сила, – прохрипела она. – Прижмешь – сдадутся. Дай им волю – за тебя глотки врагам перегрызут.

Я усмехнулся. Веслава людей насквозь видела: где жадность, где страх, где гордость. Если она в этих толстосумов верила, значит, они и правда могли стать моим щитом. Но все равно что-то грызло изнутри. Сфендослав не дурак. Хитер, как лис, и злопамятен. Как он мог такой бунт прошляпить?

Я затормозил, прислушиваясь к гулу битвы. Где-то там, за кривыми улочками, Добрыня махал топором.

Хмыкнул. Сфендослав видел во мне главную занозу. И бросил все, чтобы меня сломать. Закрыл глаза на город, на купцов, на вече, лишь бы меня в яму зашвырнуть. А его Вежа сожрала его ресурсы, оставив слепым.

Я не один. Веслава, Ратибор, Алеша, Добрыня, Такшонь – мои люди. Даже последний. Сфендослав мог знать мои ходы, но их он не просек.

Я выпрямился, слабость из ног ушла. Если Добрыня с Такшонем продержатся и если купцы не слиняют, я его достану. Зубами, топором, хитростью – без разницы. Новгород будет мой. А там – титул Великого князя. Два дня, чтобы город взять и встать над всеми.

– Идем, – отрывисто приказал я, помогая Веславе переступить через груду обломков. – Нужно пробиваться к Добрыне. Если он и Такшонь еще держатся, мы их вытащим. А потом – настанет черед Свендослава.

Алеша молча кивнул, взваливая на свое могучее плечо бесчувственное тело Ратибора, и мы, не медля ни секунды, устремились вперед. Туман неохотно расступался, постепенно редел, открывая взгляду извилистые, узкие улочки, заваленные всяким хламом – обломками повозок, разбитой утварью, оружием. Но, несмотря на разрушения, в городе чувствовалась жизнь – где-то раздавались крики, лязг металла, топот бегущих ног. Впереди, в туманной дымке, мелькали неясные тени, нарастал гул приближающегося сражения. Я шел, ощущая плечом тепло Веславы, слыша за спиной размеренные, тяжелые шаги Алеши.

Мы резко свернули за угол полуразрушенного дома, шум битвы обрушился на нас. Впереди высился высокий частокол, почерневший от времени и копоти, с часто вбитыми, заостренными кольями. За ним бушевало настоящее пекло: яростные, полные боли и отчаяния крики людей, пронзительный звон сталкивающихся клинков, утробный рев, в котором смешались ярость, страх и жажда крови. Я стиснул зубы до боли в скулах, чувствуя, как кровь начинает быстрее бежать по жилам.

Туман медленно поднимался, открывая все новые и новые детали разворачивающейся драмы. Частокол, преграждавший нам путь, становился все более отчетливым. За ним, в клубах пыли и дыма, кипела яростная схватка: неистовые крики, скрежет стали, глухие удары тел, предсмертные хрипы. Я, не отрывая взгляда, шел вперед, прижимая Веславу. Ее тонкие пальцы мертвой хваткой вцепились в мое плечо, но она не издавала ни звука – лишь тяжело, прерывисто дышала, упрямо глядя вперед, туда, где решалась судьба Новгорода. Мы неумолимо приближались к самому центру сражения.

Позади остались узкие, кривые улочки Новгорода. Мы смогли подняться на крепостную стену. Здесь не было никого, все были на стороне, где кипела битва.

Перед нами простиралось открытое поле, усеянное телами павших воинов, обломками щитов, сломанными копьями и стрелами, торчащими из земли. Я прищурился, напрягая зрение, пытаясь разглядеть хоть что-то в кровавом хаосе, царившем за частоколом. Там, в самом центре битвы, сражался Добрыня, мой верный соратник, моя правая рука. Его меч описывал смертоносные дуги, прорубая дорогу сквозь ряды врагов. Чуть поодаль я увидел Такшоня – он, стоя во весь рост, отдавал громкие, отрывистые приказы своим воинам, размахивая тяжелым мечом. Его алый плащ, развеваясь на ветру, придавал ему вид грозного полководца. А дальше, за спинами сражающихся, я заметил печенегов – степных кочевников, воинов хана Кури, которые, воспользовавшись сумятицей, атаковали наших воинов с тыла.

Я стиснул зубы с такой силой, что, казалось, они вот-вот раскрошатся. Ногти впились в ладони.

Держатся. Мои воины, несмотря на то, что враг окружил их со всех сторон, держатся. Но как долго они смогут продержаться? Я бросил быстрый взгляд на Веславу – ее лицо было мертвенно-бледным. Я опустил ее. Она пошатывалась, но схватилась за мое плечо.

– Добрыня жив, – прохрипела она, с трудом переводя дыхание, и указала рукой в сторону гущи сражения. – Я вижу его. Он… он еще сражается.

– И Такшонь, – добавил я. – Эти двое не сдадутся, пока их ноги держат. Они будут биться до последнего вздоха.

Алеша хрипло хмыкнул, поудобнее перехватывая на плече тело Ратибора.

– Купцыовые гридни тоже не сдаются, княже, – пророкотал он своим низким, утробным голосом. – Половина города уже под нашим контролем. Если мы сумеем прорваться к Добрыне и Такшоню – Сфендославу не устоять. Мы его одолеем.

Я молча кивнул, соглашаясь с его словами.

Добрыня и Такшонь, сражающиеся в первых рядах, – наш крепкий, надежный щит, прикрывающий нас от вражеских ударов. А я тот, кто должен собрать воедино все имеющиеся силы, объединить их, направить и сокрушить Сфендослава, раз и навсегда положив конец его притязаниям на власть.

Я сделал шаг вперед, готовый ринуться в бой, но в этот самый момент появилась Вежа. Высокая, статная девушка с гордо поднятой головой. Ее рыжие волосы были убраны под богато украшенный кокошник. Плотное платье, расшитое золотыми нитями, облегало ее стройную фигуру, подчеркивая каждый изгиб. Ее холодные глаза смотрели на меня.

– Носитель рядом, – произнесла она. – Он здесь, совсем близко.

Я моргнул, пытаясь осмыслить ее слова, переварить полученную информацию. Носитель.

Сфендослав?

Я прищурился, напрягая зрение, вглядываясь в кровавое месиво, бушующее за частоколом, пытаясь разглядеть его среди сражающихся, но тщетно – вокруг были лишь тени, кровь, сверкающая сталь и клубы пыли.

– Где он? – прохрипел я, не сводя глаз с поля битвы, обращаясь скорее к самому себе, чем к Веже.

Она весело фыркнула.

– Ищи, княже, – бросила она, и в ее голосе прозвучала неприкрытая издевка. – Ты ведь хотел получить Новгород, хотел завладеть титулом Великого князя? Так действуй!

Глава 3

Мне тяжело объяснить свой импульсивный поступок – рвануть в гущу врагов. Может меня просто все достало, может я устал от всех этих проблем – не знаю. Я знал только, что есть враг, которого надо просто замочить.

Я мчусь по крепостной стене Новгорода, ноги гудят от ударов о камень, в ушах стоит гул битвы. Каменная кладка под сапогами скользкая, мокрая от крови и утренней росы. Я знаю, где может быть Сфендослав. По любому там, где самые красивые доспехи. Эти воины даже отсюда видны.

Впереди маячит фигура – новгородец, здоровяк в рваной кольчуге, сжимает топор. Глаза его горят злобой, но я не торможу. Рывок, шаг в сторону, и мой кулак врезается ему в висок. Он оседает, топор выскальзывает из его лап. Хватаю оружие – рукоять шершавая, тяжелая, еще теплая от чужой ладони. Не теряю ни мгновения: размах, удар – лезвие входит в шею врага, хруст кости, хрип, кровь брызжет на стену. Он валится, а я выдергиваю топор, ощущая, как пальцы липнут от горячей влаги.

Поворачиваюсь – второй топор валяется рядом, брошенный кем-то в спешке. Подхватываю его, теперь в каждой руке по оружию. Дыхание рвется из груди, сердце колотится. Впереди толпа врагов – варяги, новгородцы, кто-то орет команды, кто-то просто прет вперед с поднятыми мечами. Я не жду. Ноги несут меня в гущу, топоры в руках оживают. Удар справа – лезвие вонзается в плечо одного, рвет кольчугу, мясо, кость. Он падает, не успев крикнуть. Удар слева – другой получает по груди, ребра трещат, кровь заливает его бороду. Я шагаю через тела, не глядя вниз, глаза ищут следующую цель.