Текст книги "Русь. Строительство империи 5 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Хорошо, – кивнул я. – Спасибо тебе. Ты умница.

Она улыбнулась. Я смотрел на ладью. Купцы заканчивали, темный дым от костра поднимался к небу. Народ ждал обряда.

Я стоял у берега. Ближе к полудню все было готово для проведения обряда. Ладья украшена, кубок водружен, люди прибавлялись. Недалеко ракладывались пиршественные столы для тех, кто будет кричать здравницы в честь великого воина – Святослава.

Шум за спиной заставил обернуться. Темные фигуры показались из леса. Повозка медленно катилась, красное полотнище с золотым орлом колыхалось на ветру. Люди в пурпурных плащах шли рядом. Один шагал впереди, высокий, худой. Плащ его был ярким, но оружия я не видел.

– Добрыня! – крикнул я.

Тяжелая фигура вышла из толпы, на боку висел широкий меч. За ним – десяток дружинников, крепкие парни с копьями и щитами. Они встали полукругом, темные щиты закрыли меня. Народ замер, толпа отступила назад. Я шагнул вперед, холодная сталь топоров легла в ладони.

Византийцы остановились в двадцати шагах. Высокий чужак поднял руку, показал – без оружия. Мои люди напряглись. Добрыня недобро смотрел на чужаков.

– Назовись, – крикнул я.

Он шагнул ближе. Улыбка тронула тонкие губы.

– Лев Скилица, – сказал он тихо. – Посланник Византийской империи. А ты, князь Антон, верно?

О как. Имя мое знает. Важный, значит.

Солнце висело высоко, свет падал на темную воду озера. Ладья стояла у берега. Купцы замерли, их голоса стихли.

Высокий чужак раздвинул приветственно руки, его худое тело двигалось плавно. Пурпурный плащ цеплялся за мокрую траву. Темные глаза блестели, улыбка на тонких губах не сходила.

– Мир тебе, князь Антон, – сказал он. – Я пришел говорить, не воевать.

Я молчал и смотрел на этого Льва. В нем чувствовалась сила. Его острый взгляд цеплялся, будто искал слабину.

Носитель? Скорее всего.

– Говори, – позволительным тоном заявил я.

Он кивнул, тонкие пальцы сложились перед грудью. Улыбка стала шире, но глаза остались холодными.

– Велика земля твоя, князь, – начал он. – Широкая, богатая. Но велика и забота о ней. Много рук нужно, чтобы держать ее в порядке. Один не справится, как бы ни старался.

Я прищурился. Двусмысленные слова. Народ за спиной не понимал. Купцы переглядывались, их лица хмурились. Лев говорил тихо, но каждое слово он цедил грамотно.

– Много рук – много ссор, – продолжил он. – Каждый тянет свое. А где ссоры, там слабость. Соседи смотрят, ждут. Мы, в Константинополе, хотим мира. Спокойствия. Чтобы никто не тревожил твои земли. И наши.

Как гладко стелет. Соседи. Византия. Мир предлагает? Лев сделал несколько шагов ближе. Моя охрана моя еще больше напряглась.

– Ты хочешь указать, что мне делать? – спросил я с ленцой.

Он покачал головой, темные волосы качнулись под капюшоном.

– Нет, князь. Я лишь советую. Ты идешь далеко, собираешь земли. Это сила. Но большая сила – большая беда. Врагам не нравится, когда один поднимается выше всех. Мы можем помочь. Держать порядок. Чтобы никто не лез.

Он говорил о моей экспансии. Переяславец, Смоленск, Полоцк, Киев, Новгород – я брал земли, шел вперед. Византии это не по нраву.

– Император наш, Никифор Фока, – сказал Лев. – Мудрый муж. Видит далеко. Он ценит силу. Может дать тебе место. Высокое. Стратиг, например. Будешь править под его рукой. Русь станет частью великого и прочного.

Я замер. Стратиг. Провинция. Византийская цепь на шее Руси. Они хотят не мира, а власти. Я сжал топоры. Лев смотрел на меня с прищуром.

– А если нет? – спросил я тихо.

Он улыбнулся шире, тонкие губы растянулись.

– Тогда труднее, князь. Одна земля – одна сила. Хорошо. Но много земель – много забот. Лучше разделить. Малые куски легче держать. Спокойнее. Для всех.

Я понял. Раздробить Русь. Малые земли, слабые князья, каждый сам за себя. Византия сверху, дергает за нити.

Меня осенило. Они не просто пришли. Они давно тут. Святослав, Сфендослав, печенеги – это все их игра. Святослав погиб не просто так. Они стравливали годами, держали Русь слабой. Лев выдал правду, но только часть. Хитрый пес.

– Вы дергали за нити, – заметил я, приподнимая бровь.

Он моргнул, его темные глаза сузились. Улыбка дрогнула, но не пропала.

– Прошлое – дело сложное, князь, – ответил он. – Много рук, много дел. Мы лишь смотрели, чтобы порядок был. Чтобы никто не упал слишком низко. Или не поднялся слишком высоко.

Они не смотрели. Они плели. Смерть, предательство, войны. Лев ждал ответа. Народ за спиной молчал, толпа не до конца понимала его слов. Только купцы все бульше хмурились.

– Хватит, – сказал я резко. – Говоришь красиво, посланник. Но я не мальчишка, чтобы верить речам. Идем в город. В терем. Там поговорим. С глазу на глаз.

Лев кивнул, тонкие пальцы сложились снова.

– Мудро, князь, – сказал он. – В тереме лучше. Спокойнее.

Я махнул рукой Добрыне. Его фигура двинулась вперед, дружинники сомкнули строй. Византийцы стояли спокойно, длинные копья их не шевельнулись. Лев шагнул к повозке, его худое тело двигалось легко.

– Веслава, – тихо позвал я девушку. – Следи за ними.

Она кивнула, ее легкий шаг двинулся вдоль берега. Я повернулся к ладье. Темный дым поднимался к небу, купцы ждали приказа. Обряд подождет. Сначала – этот византиец.

Мы двинулись к городу. Тяжелые шаги дружинников топали по сырой земле, впереди колыхалось красное полотнище византийцев. Народ расступался.

Терем встретил нас холодом. Окна пропускали мало света. Я шагнул к столу. Лев сел напротив, тонкие пальцы его легли на колени. Улыбка не сходила с тонких губ.

– Суть в том, что на севере империи не нужен сильный сосед, князь, – сказал он тихо. – Император ждет ответа.

Уже открытым текстом заявил. Византия хочет Русь под себя. Я махнул рукой.

– Подумаю, – сказал я коротко. – Утро покажет.

Он встал, темные глаза блеснули. Улыбка дрогнула, но голос остался мягким.

– Ну, коли так, нет смысла дальше беседовать. Утро мудрое время, князь, – ответил он.

Лев ушел. Вот так. И стоило сюда идти, чтобы сказать пару фраз?

Сделки не будет. Византия – враг. Осталось понять, как их переиграть.

Я повернулся к Добрыне.

– Зови всех, – вздохнул я. – Совет нужен. Сейчас.

Он кивнул и вышел. Темная горница опустела, только слабый треск очага нарушал тишину. Я сел, лавка скрипнула подо мной.

Лев выдал часть правды – они дергали за нити. Византия годами стравливала князей, держала Русь слабой. А Святослав не раз их к ногтю прижимал своей волей. Вот они и нашли выход. Жаль, что посланник – носитель системы.

Я сжал кулаки, суставы хрустнули. Они убили Святослава. Натравили Сфендослава. Напустили ханов. И я – их новая мишень.

Дверь хлопнула, вошли мои люди. Добрыня шел первым. За ним – Веслава, она остановилась у стены. Такшонь хромал, опираясь на копье. Ратибор вошел последним. Не хватало Алеши, который должен наказать Курю.

Они сели, темные тени легли на их лица. Я смотрел на них. Верные. Но хватит ли верности против Византии?

– Я говорил с чужаком, – начал я низко. – Лев Скилица. Посланник империи. Предлагает сдаться. Стать данниками Византии, вернее провинцией империи.

Добрыня нахмурился.

– Сдаться? – Голос его гремел. – После всего?

– Не прямо, – ответил я. – Хитро говорит. Хочет Русь под них. Стратигом меня сделать или земли разорвать. Чтобы слабыми были.

Веслава подняла голову, сузив глазки.

– Шуткуешь, княже? – спросила она тихо.

Я хмыкнул.

– Нет, – сказал я. – Мнится мне, что Святослав, Сфендослав, печенеги – их работа. Годами нас грызли, чтобы не встали.

Такшонь кашлянул.

– Сволочи, – пробормотал он. – А теперь нас?

– Да, – ответил я. – Хотят сломать. – Но сделки не будет. Византия – враг. Но бить их надо умно. Не мечом пока. Узнать надо, где их сила.

Веслава кивнула.

– Пойду смотреть, – тяжко вздохнув, сказала она.

– Иди, – ответил я. – Тихо. И никому не верь.

Она вышла, ее шаг стих в дверях. Добрыня смотрел на меня, в ожидании приказа.

– Готовь людей, – сказал я. – Но жди. Узнаем сначала.

Он кивнул и поднялся. Такшонь и Ратибор молчали.

Совет закончился, тяжелая тишина осталась в тереме. Добрыня ушел готовить людей, Такшонь похромал следом, Ратибор за ним.

Я стоял один. Мысли крутились.

Вечерело. Я направился к берегу озера, надо закончить с эти обрядом.

Закат опускался на Новгород. Низкое солнце цеплялось за темный край леса, длинные тени падали на сырую траву. Темная ладья Святослава стояла у берега. Плотная толпа теснилась вдоль кромки.

Готовые дрова лежали на ладье, темный дым от костра вился к небу тонкими струями. И плащ колыхался на моих плечах, я стоял чуть в стороне.

Ждал и народ, смотрел на меня. Великий князь Руси – теперь я, Антон, и каждый мой шаг решал их судьбу. Но мысли грызли голову – Лев Скилица, его слова, его улыбка. Ночь он дал мне на раздумья, но сделки не будет. Хотела Византия Русь на коленях, а я не склоню головы. Только как их переиграть? Текло уже их золото в город, я чуял это, как чуют пожар по дыму. Шептались кто-то в тенях, продавались. Ждал я Веславу – ее глаза найдут правду.

Я повернулся к ладье. Ждали купцы, держали факелы грубые руки. Гудел народ, придвинулся ближе. Пора была начинать. Заслужил Святослав уход, а я – время для мыслей.

– Жгите, – сказал я коротко.

Разнесся мой голос над берегом. Шагнули купцы вперед, темные фигуры двинулись к ладье. Вспыхнули факелы ярче, лизнул огонь смолистое дерево. Трещал он в тишине, жадное и злое пламя бежало по дровам. Горела ладья быстро, густой и темный дым клубами поднимался к небу. Заголосил народ – кричали одни славу Святославу, другие Антону. Стоял я молча, смотрел, как пожирает огонь дерево. Отражалось пламя в темной воде, падал красный свет на лица людей. Но тепла я не чувствовал. Сильнее был холод внутри.

Легкая и темная фигура Веславы вынырнула из толпы. Ее напряженное и бледное лицо блестело, серые глаза сверкали. Она остановилась рядом.

– Беда, – сказала она тихо. – Шевелится город. Бегают гонцы от византийцев. К старейшинам, к купцам, сюда. Затеяли что-то.

Быстро он корни пускать начал. Не ждет Лев утра, плетет сеть прямо сейчас. Темная ладья маячила перед глазами – не только прощание со Святославом, но и знак ухода старого. Русь стояла на краю и я один был между ней и пропастью.

– Что еще? – спросил я.

– Пока не знаю, – ответила она. – Ходят тихо. Скрытно. Узнаю больше ночью.

Веслава знала свое дело. Быстрая и легкая, как тень, она пройдет там, где другие сломают ноги. Махнул я рукой – иди. Растворилась она в толпе, темный плащ ее мелькнул и пропал.

Шум за спиной заставил обернуться. Темные фигуры вновь показались. Я прищурился. Колыхалось красное полотнище с золотым орлом на ветру, блестели длинные копья в свете заката. Лев Скилица шел впереди. Следом – отряд, не меньше тридцати. Наемники, не дружинники. Темные плащи, крепкие руки, оружие наготове. Замер народ, отступила назад плотная толпа. Трещала ладья в огне, но смотрели все на холм.

– Добрыня! – крикнул я.

Вышла тяжелая фигура его из толпы, висел широкий меч на боку. Следом – мои люди, крепкие парни с копьями и щитами. Сомкнули они строй, закрыли меня темные щиты. Шагнул я вперед, легли холодные топоры в ладони. Лев остановился в двадцати шагах, поднял руку – без оружия. Наемники за его спиной стояли спокойно.

– Мир тебе, князь Антон, – сказал он мягко. – Провожаешь своего. Достойно, вижу.

Я молчал. Он хотел показать силу?

– Думал ты, князь, – начал он. – Не кончилась ночь, но я пришел. Ждет император ответа. Велик титул твой, но тяжел. Откажись от него. Дай Руси мир. Или станет она пеплом.

Замер я. Прямая угроза, открытая. Откажись или сгори.

– Нет, – сказал я твердо. – Моя Русь. Мой титул. Ты свободен, посланник.

Он улыбнулся шире, сузилил глаза.

– Жаль, князь, – ответил он тихо. – Это твой выбор. Но легок пепел. Унесет его ветер.

Шум в толпе заставил меня обернуться. Вперед вышла темная фигура, седые волосы блестели в свете огня. Это купец, клявшийся в верности на вече. Его хмурое лицо напряглось. Он шагнул ко Льву и остановился рядом.

– Наш путь – Византия, Антон, – сказал он громко. – Мир с ними. Я выбираю их.

Предатель. А как же мой титул «Собирателя»? Или тут сработало золото? Толпа всколыхнулась, плотная масса людей разделилась. Вперед вышли несколько купцов. Они встали за седым, отдавая свои голоса в поддержку провизантийцев. Со мной остались немногие купцы, но большинство народа.

А Лев стоял напротив с мерзкой улыбкой победителя.

Он знал, что начался раскол.

В этот миг рядом пошатнулся Такшонь. Дрогнуло его крепкое тело, выпало копье из рук. Я повернулся. Темная струя лилась из-под ребер Такшоня, в боку торчал кинжал. Он упал на траву, из горла вырвался хрип. Я потянулся к нему. Убийца растворился в толпе, мелькнула темная тень и пропала.

Толпа обезумела, начался гвалт.

– Такшонь! – крикнул Добрыня.

Как же так? Византия объявила войну? Или это Лев все на свой страх и риск действует? Не мог же император знать обо мне столько всего. Да он физически не успел бы получить информацию. Значит у Льва широкие полномочия. И должность, наверное. Война с Византией?

Наемники за его спиной напряглись, шевельнулись длинные копья.

Боковым зрением я увидел, как из леса выходили новые фигуры. Темные плащи, оружие в руках.

Народ разбегался, суматоха вошла в решающую стадию.

Возле меня появилась Вежа с обеспокоенным лицом.

– Это «носители», – сказала она, хмуро кивая на отряд византийцев из леса. – За тобой пришли.

Глава 8

Густой дым поднимался от ладьи Святослава к небу, трещал огонь, пожирая дерево. Кто-то решил напоследок довершить обряд и поджег ладью. Народ вокруг в ужасе бежал под стены города. Красный свет падал на лица, но праздник ухода великого воина рушился прямо на глазах. Я стоял у берега, сжимал холодные топоры в ладонях, смотрел на Льва Скилицу. Его худое тело двигалось спокойно, пурпурный плащ колыхался на ветру, а за спиной – наемники, крепкие фигуры с длинными копьями. Седой купец и его шайка стояли с византийцами. Это тот случай, когда нужно было принять за факт: предатели не меняются. Предавший единожды, таким и умрет. Да, они предали Сфендослава, помогли мне, но от этого они не стали меньше предателями.

Такшонь лежал на траве. Из раны под ребрами, где торчал кинжал, текла темная кровь, глаза стекленели.

Гудящий шум толпы сменился криками. Плотная масса людей разорвалась, словно ткань под ножом. Бежали те, кто славил меня, мелькали в панике темные плащи, кричали женщины, терялись в хаосе воины. На берегу остались лишь две стороны: византийцы с предателями и я со своими людьми. И с леса бежала подмога к византийцам. Моя охрана ощетинилась, прикрывая меня.

Резкий рывок слева заставил обернуться. Ратибор схватил Веславу, сжав ее плечо крепкими пальцами. Ее легкое тело напряглось, серые глаза вспыхнули, но он оказался быстрее. Нн прорычал низким, злым голосом:

– Беги в Новгород, поднимай дружину, быстро!

Веслава сжала зубы, лицо ее побелело. Рванувшись, она вывернулась из его хватки и легким бегом устремилась прочь. Тенью мелькнув в толпе, она исчезла, уносясь к городу. Я знал – добежит. Быстрая и ловкая, она поднимет людей. Но время уходило, а враг был уже здесь.

Передо мной встала тяжелая фигура Добрыни, широкий меч он сжимал своими лапищами. Шагнув вперед, он закрыл меня собой. Его голос прогремел:

– Держись, княже. Не пройдут.

Ратибор прикрывал тыл, сжимая в длинных руках кинжалы. Рядом с ним бло несколько арбалетчиков. Два десятка дружинников сомкнули строй, образовав стену из темных щитов. Крепкие парни с копьями напряглись, вросши ногами в землю. Мы стояли у горящей ладьи, красный свет которой падал на оружие, а византийцы приближались.

Лев, остановившись в пятнадцати шагах, растянул тонкие губы в широкой улыбке. За ним, не меньше сорока, стояли наемники в темных плащах, опустив вперед длинные копья. Сбоку гудели купцы-предатели, подбадривая чужаков грубыми голосами

Я сжал топоры, холодная сталь грела ладони. Бой будет тяжелым. Не числом они возьмут, а хитростью. Лев смотрел на меня, ища взглядом слабину. Но не найдет. Русь моя, и я ее не отдам.

– Добрыня, держи строй, – рыкнул я. – Ратибор, бей их стрелков.

Добрыня кивнул, положив тяжелую руку на меч. Ратибор бросил кинжал и острый свист разрезал воздух. Один из наемников упал с пробитой грудью. Византийцы зарычали, ускоряя шаг. Купцы-предатели учуяв первые потери, рванули к городу, сверкая пятками. Предатели, что с них взять.

Византийцы с разгона влетели в нас, но дружинники встретили их щитами. Раздался глухой стук, щиты дрогнули, но устояли. Наши копья ударили в ответ, пробив одного из нападавших – темная кровь брызнула на траву.

Наемники пошли плотнее, ударяя копьями в щиты. Зазвенела сталь, послышались крики. Упал один дружинник с пробитым горлом. Арбалетчики выстрелили, короткие болты просвистели в воздухе. Двое наемников упали, но остальные продолжали идти, шаг за шагом.

Тяжелый удар справа заставил меня обернуться. Толстый вражеский наемник замахнулся кривым мечом, целясь в Добрыню. Тот увернулся, и его меч взлетел в ответ. Хрустнула кость, враг свалился, заливая траву темной кровью.

Добрыня проревел, разрывая воздух голосом:

– За Великого князя! За Русь!

Крик дружинников подхватили, сомкнув щиты теснее. Ратибор, не переставая, пускал метательные ножи и каждая находила цель. Еще один наемник, завалившись назад, упал. Но врагов было больше. Они шли волной, ударяя копьями в строй. Упал еще один дружинник, из-под шлема потекла темная кровь. Стоявший рядом арбалетчик пошатнулся – его болт улетел в небо, плечо было пробито.

Сжав топоры, я шагнул вперед. Ждать было нельзя. Лев наблюдал, улыбаясь – он мой. Я рванул к нему. Сзади крикнул Добрыня, его тяжелая фигура рванулась следом. Первого наемника я ударил в грудь, топор вошел глубоко, темная кровь брызнула на лицо. Он упал, смяв под собой плащ. Второй махнул копьем, но я ушел в сторону и вторым топором достал его шею. Он хрипнул и упал.

Лев отступил, улыбка дрогнула на его лице. Византиец шагнул назад, сузив темные глаза. Я знал – он этого не ожидал. Он хотел игры, хотел увидеть слабину.

– Хрен тебе, царьградец! – вырвалось у меня.

Я рванул дальше, но наемники сомкнулись стеной длинных копий. Острие одного скользнуло по плечу – старая рана заныла, по руке потекла темная кровь. Я нашел топором цель – еще один враг завалился в траву. Нужно отобрать у врага оружие, а то один топор застрял во враге, а второй того и гляди повторит участь первого.

– Больше топоров, богу топоров, – безумно прорычал я.

Вокруг кипел бой, трещала горящая ладья. Добрыня рубил врагов, его меч гудел в воздухе. Ратибор кажется исстрелял весь свой арсенал ножей, остался с одним кинжалом. Дружинники держались, щиты трещали под ударами. Но врагов было больше и их натиск не ослабевал.

Долго нам не выстоять. Веслава должна была прийти, но где же она?

Нужно было тянуть время.

– Держись! – крикнул я.

Дружинники подхватили, строй зарычал. Еще один упал, темная кровь растекалась по земле, но щиты снова сомкнулись. Лев, наблюдая издали, вновь улыбнулся. Он знал – числом они возьмут. Он шагнул к наемникам, махнул тонкими пальцами – и из леса вышли новые. Темные плащи, крепкие шаги, оружие в руках. Еще носители.

Вежа испуганно заверещала:

– Беги, или падешь!

Я сжал топоры. Бежать? Нет. Русь моя! И я останусь.

Но бой был неравный. Враг перемалывал нас.

И тогда я услышал тяжелый топот издалека.

Веслава? Надежда вспыхнула в груди.

Меня оттеснили внутрь, прикрыли щитами. Возле оказалось тело Такшоня. Его чуть свои же не затоптали. Я схватил его и потащил от боя подальше. Тут же нашлись боевые топоры.

Я стоял над Такшонем, сжимая в ладонях оружие и смотрел вниз. Он лежал на сырой траве, темная кровь текла из раны под ребрами, где торчал кинжал. Такшонь хрипел, его крепкое тело дрожало. Еще живой.

Нагнувшись к нему, я взглянул на венгра.

– Все думал, как пополнить казну, чтобы расплатиться с тобой, – сказал я хрипло. – А теперь реквизирую добро предателей. Хватит, чтобы отдать тебе долг.

Он кашлянул, брызнув темной кровью на губы. Грудь его дрогнула, вырвался хрип, но затем послышался смех. Звук был хриплый, надломленный, как треск ломающегося льда.

– Докажи, что не зря… – выдавил он. – Не зря я…

Он затих. Я перевел взгляд на Льва Скилицу. Тот стоял в отдалении, за спинами своих наемников, и все так же мерзко улыбался, наблюдая за бойней. Эта улыбка… Словно нож, вонзалась прямо в сердце, разжигая ярость.

Я сжал единственный оставшийся топор. Ждать было нельзя. Нужно прорваться к Льву, пока дружина еще держится. Но как? Наемники стеной стояли на пути, а позади них – их предводитель, словно кукловод, дергающий за нити этой кровавой драмы.

Взгляд мой, затуманенный пеленой кровавой ярости, метался по полю боя, выискивая единственную цель – Льва Скилицу. Но проклятый византиец прятался за спинами своих наемников, не решаясь вступить в открытый бой. Он лишь ухмылялся, наблюдая, как редеет моя дружина. Эта ухмылка бесила.

Нужно было что-то предпринять. Промедление грозило гибелью – и моей, и тех немногих, кто еще держался на ногах. Но как прорваться сквозь плотную стену вражеских копий и мечей? В лоб – верная смерть. Обходить – слишком долго, да и сил на это уже почти не оставалось.

И тут взгляд мой упал на Добрыню. Мой верный воевода, богатырь, подобный ожившему из былин богатырю, стоял в самом центре схватки, как несокрушимая скала, о которую разбивались волны вражеского натиска. Его меч, сверкая в отблесках пламени, описывал смертоносные дуги, валя врагов направо и налево. Вокруг него лежали тела поверженных наемников, а он, тяжело дыша, продолжал сражаться, не отступая ни на шаг.

Идея пришла внезапно. Безумная и отчаянная, но единственно возможная.

– Добрыня! – крикнул я, напрягая голос, чтобы перекрыть шум битвы: лязг стали, крики раненых, треск горящей ладьи. – Добрыня! Подкинь меня! Ко Льву!

Мой голос прозвучал неожиданно громко, заставив на мгновение замереть ближайших ко мне бойцов. Добрыня, услышав мой приказ, на мгновение прекратил рубить. Он сделал короткий, но мощный шаг назад, на секунду, укрывшись за широким, изрубленным щитом от града ударов, и резко обернулся, его лицо, покрытое потом и кровью, исказилось гримасой. Темные, обычно спокойные глаза, сверкнули, в них мелькнуло секундное, почти неуловимое удивление. План показался ему полным безумием. Но лишь на мгновение. В следующую секунду в его взгляде отразилось понимание.

– Держись, княже! – проревел он в ответ. – Сейчас!

Оставив на время наседавших на него врагов – те, воспользовавшись передышкой, не спешили атаковать, опасаясь могучего воеводы, – Добрыня, пригнулся.

Я же, не теряя времени, сделал несколько шагов назад, давая Добрыне пространство для маневра, и приготовился к прыжку. Сердце бешено колотилось в груди, адреналин разливался по венам, обостряя чувства.

Добрыня был огромен, даже сейчас, согнувшись и тяжело дыша, он казался выше меня на голову. Его широкие плечи, закованные в изрубленную кольчугу, вздымались и опускались, как кузнечные мехи.

– Готов, князь? – прохрипел он.

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Все мое существо было сосредоточено на предстоящем прыжке.

Я сделал несколько шагов назад, разгоняясь будто перед прыжком через костер на Купальскую ночь. Добрыня, в свою очередь, еще больше присел, скрестив на груди свои могучие руки, ладони его были раскрыты, образуя своеобразное стремя.

Разбег, еще шаг! Я оттолкнулся от земли, вкладывая в прыжок всю оставшуюся силу, и вложил ногу, обутую в тяжелый, стоптанный сапог, в сложенные ладони Добрыни, как в настоящее стремя.

Добрыня, напрягая все мышцы своего могучего тела, резко выпрямился, используя силу своих ног и спины, чтобы подбросить меня вверх. Мощный толчок, словно удар молота, подбросил меня в воздух. На мгновение я ощутил невесомость, как птица, взмывающая в небо.

Внизу, под ногами, промелькнули удивленные лица наемников. Они явно не ожидали такого маневра, их глаза расширились, рты приоткрылись в безмолвном крике. Кто-то инстинктивно вскинул копье, но было поздно.

Я перелетел через головы опешивших врагов. На краткий, неуловимый миг, находясь в высшей точке своего полета, я увидел всю картину боя сверху, словно с высоты птичьего полета. Внизу, на узкой полоске берега, кипела кровавая битва. Редеющий, истекающий кровью строй моей дружины, теснимый к самой воде, отчаянно отбивался от наседавших со всех сторон врагов. Позади, на воде, догорала ладья, охваченная ярким, зловещим пламенем, отбрасывая на воду кровавые отблески. И там, вдали, за спинами наемников, я увидел его. Льва Скилицу.

Он стоял, окруженный своей личной охраной, и до этого момента спокойно наблюдал за происходящим, его тонкие губы были изогнуты в презрительной, торжествующей усмешке. Он был уверен в своей победе, уверен в том, что еще немного – и Русь падет к его ногам.

Но, заметив мой безумный маневр, Лев перестал улыбаться. Впервые за весь этот долгий, кровавый день на его лице отразился настоящий, животный страх. Его глаза расширились, в них мелькнул ужас.

Ну наконец-то. Хоть что-то смогло пробить броню его самодовольства и наглости.

Приземлившись за спинами наемников, я тут же развернулся, встречая ближайшего врага. Тот, не ожидая нападения с тыла, замер на мгновение, и этого хватило. Топор, описав дугу, обрушился на его незащищенный шлемом затылок. Хрустнула кость, наемник рухнул, не издав ни звука.

Теперь передо мной был Лев. Он отступил на шаг, выставив перед собой короткий меч – явно не привычное для него оружие.

– Ты безумец, князь! – прошипел он, его голос дрожал. – Думаешь, одолеешь меня?

– Я пришел за твоей головой, Скилица! – прорычал я, делая шаг вперед.

Лев попытался уколоть, но я легко отбил его выпад топором. Он отшатнулся, и я воспользовался этим. Мощный удар сверху – Лев едва успел подставить меч, но лезвие топора, скользнув по стали, все же достало его плечо. Раздался крик, пурпурный плащ окрасился кровью.

Лев, прижимая раненую руку, отступил еще. Он был напуган, но все еще опасен. Я же, ощущая прилив сил, теснил его к краю берега. Еще один удар – Лев, потеряв равновесие, оступился и едва не упал в воду.

– Твоя игра окончена! – прохрипел я, занося топор для последнего, решающего удара.

В этот момент я видел только его искаженное страхом лицо, только его расширенные от ужаса глаза. Еще мгновение – и справедливость восторжествует.

Но в этот самый миг, когда победа была так близка, когда оставалось лишь опустить топор, перед моим взором, словно из-под земли, выросла могучая фигура Добрыни.

Откуда он взялся? Как успел? Ведь только что он был там, у кромки воды, сдерживая натиск врагов. Оказалось, что, использовав меня как метательный снаряд, Добрыня не стал ждать, пока я разберусь со Львом. Он, предвидя, что мне потребуется помощь, совершил нечто невероятное.

Схватив два больших, круглых щита, он, разогнавшись, с диким ревом, подобным реву разъяренного медведя, влетел в самую гущу вражеского строя, как живой таран. Его огромная масса, помноженная на скорость и силу, произвела эффект разорвавшейся бомбы.

Наемники, стоявшие плотной стеной, не ожидавшие такого натиска, были буквально сметены с ног. Их строй, и без того нарушенный моим внезапным появлением, был разорван надвое. Одни, сбитые с ног, беспомощно барахтались на земле, пытаясь подняться. Другие, отброшенные в стороны, с хрустом ломаемых костей врезались в своих же товарищей. Копья и мечи выпали из ослабевших рук. Раздались крики боли и ужаса.

И вот, словно вихрь, пронесшийся сквозь вражеские ряды, Добрыня оказался рядом со мной, тяжело дыша, но не прекращая сражаться. В его глазах горел яростный огонь, лицо было покрыто потом и кровью, но на губах играла едва заметная улыбка.

Еще один безумец!

Этот его неожиданный маневр, на мгновение переломил ход боя, дав мне шанс нанести решающий удар.

В этот самый момент, когда я уже занес топор над головой Льва, готовый обрушить его на врага, из леса, с диким воплем, вырвались новые бойцы. Носители. Добежали таки. Их было много, слишком много. Они, не разбирая, где свои, а где чужие, бросились в гущу схватки, круша все на своем пути.

Один из них, огромный детина, настоящий великан, обросший спутанными волосами, с безумными глазами, замахнулся на меня своей секирой.

Я едва успел среагировать. Инстинкт самосохранения, обостренный «Берсеркером», сработал молниеносно. Я ушел в сторону, пригнувшись, и проскользнул под смертоносным лезвием. Острие секиры просвистело в считанных сантиметрах от моей головы, оставляя за собой свистящий след в воздухе.

Но увернуться от одного удара – не значит избежать боя. Носитель, взревев от ярости, замахнулся снова. Пришлось отступить, перекатившись по земле, грязной и пропитанной кровью, чтобы избежать нового удара. Я вскочил на ноги, готовый к бою.

А вот Льва Скилицы уже не было.

Пока я отбивался от Носителя, пока уворачивался от его смертоносных ударов, хитрый византиец, воспользовавшись всеобщей суматохой юркнул в общую свалку, смешался с толпой сражающихся и исчез из виду. Он сбежал, бросив своих наемников на произвол судьбы, спасая свою никчемную жизнь.

Гнев, ярость, разочарование – все эти чувства смешались во мне. Я упустил его.

Бой вспыхнул с новой силой, превратившись в кровавую, неразборчивую кашу. Свои, чужие – все смешалось в едином вихре ярости и отчаяния. Дружинники, и без того измотанные, теперь оказались зажаты между наемниками и обезумевшими Носителями, будто между молотом и наковальней.

Послышался гул. Со стороны Новгорода неслась моя армия. Дождались.

Наемники бросились в лес. Сил преследовать не осталось.

Передо мной появилась рыжая девушка. Вежа улыбалась, ее зеленые глаза блестели, а огненные волосы плясали в такт бушующему пламени. Ее голос перекрыл шум битвы:

– За эпичный бой – награда. Умение «Берсеркер», 2-й ранг. Сила и выносливость растут в гневе.

Мышцы налились свинцовой тяжестью, но при этом стали невероятно легкими, словно пух. Дыхание выровнялось, усталость исчезла, сменившись неистовым желанием рвать и метать.

– За убийство Носителя – 10 000 очков влияния, – добавила она сладко, почти услужливо.

Я сжал единственный оставшийся топор. Он казался невесомым продолжением руки. Жар, разлившийся по телу, гудел, как огонь в чреве горящей ладьи.

Вытерев кровь с лица, размазав темную влагу по коже, я поднял взгляд на своих уцелевших дружинников. Дружинники, те, кто еще держался на ногах, сомкнули щиты, готовые к бою.

Рыжая шагнула ближе, мерцание интерфейса вокруг нее усилилось. Ее улыбка стала шире, а голос – мягче, почти ласковым: