Текст книги "Тайга (СИ)"

Автор книги: Виктор Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 27

– Ты кого подозреваешь? – Спросил Санжай, едва лагерь скрылся из виду.

От такого прямого вопроса я слегка опешил. Кого? Да черт его знает, я всю голову уже сломал. Чуть поразмыслил и ответил:

– Нату и еще Юрку.

Колька даже остановился, отодвинул от себя подальше трепыхающийся мешок. Посмотрел совершенно серьезно.

– Вот и я. Больно уж им не хотелось отдавать онгон в музей.

Этого я не помнил. Меня смущало другое. Наташино ледяное спокойствие и вечные Юркины истерики.

– Ты почему сказал, что гадюка условно ядовита.

Колька тихонька заржал. Сунул мешок мне практически под нос.

– Потому что это – не гадюка, а уж. Обычный тигровый уж. Весьма забавная тварюшка. Весь год не ядовита, но в начале сентября откладывает яйца.

– И что? – не понял я.

– Чтобы защитить детишек, с августа начинает жрать одних ядовитых жаб и сама становится условно ядовитой. Тебя ее укус не убьет, а вот небольших хищников запросто. И детки у ужа ядовитыми рождаются. Вся живность в тайге это знает, поэтому первый месяц их никто не трогает.

Я даже хмыкнул.

– Забавный способ защиты.

– Какой уж есть. – Колька пожал плечами. – Вот и мне кажется, что в нашей компании засел такой уж. Условно опасная сволочь. Знать бы точно, кто.

– Слушай, Коль, у меня есть идея.

– Какая?

Я не заметил, как Санжай привел меня в тот же ельник. Он положил на землю мешок и ловко развязал шнур. Уж тут же выскользнул наружу. Был он нереально красив в своей тигриной полосатой шкурке. Я даже засмотрелся.

– Эй, Мих, так какая идея?

Уж пропал из вида, спрятался меж старых корней. Взгляд мой вернулся к Санжаю.

– Есть здесь какое-нибудь растение, которое может усыпить, но не может навредить. Так чтобы никому потом не было плохо. Чтобы никто не умер, но все крепко уснули.

Он наклонил голову набок, посмотрел на меня с откровенной усмешкой.

– Ты же говорил, чтобы я со своими травками больше не лез.

Я пожал плечами. Мало ли что говорил. Когда это было? Санжай понимающе усмехнулся.

– Есть такой цветок. Тебе когда нужно?

– Сегодня, – выпалил я. – Чего время тянуть.

– Вечером, – сказал он, – в чай добавлю. Постарайся не пить.

– А остальные не заметят?

– Кто? Девочки? Антон?

– Да хотя бы Эдик. Он в травах знает толк.

– Он знает то, чему его в ветеринарке научили. Про наши травы он даже не слышал. Не бойся, не заметит.

Сказано это было так, что я действительно успокоился.

Колька сбил мыском кеда здоровенный мухомор, проследил, как шляпка врезалась в ближайший ствол и разлетелась на куски. Потом сказал:

– Давай, что ли, рассказывай, чего задумал?

* * *

Подсмотреть за Колькой, что за травку он решил заварить вместо чая на ночь, мне не удалось. Сразу после завтрака Юрка утащил меня на рыбалку. Сапоги ему пришлось стрелять у Эдика. У остальных размер ноги был гораздо меньше. И я неожиданно заметил, как похожи со стороны этих два худощавых верзилы. Словно братья. Только Юрка белобрысый, а Эдик отчаянно рыжий.

Я прихватил два ведерка. Юрка собрал снасти. Взял одну из лопаток и консервную банку под червя.

– Ну что, – сказал он, глядя на Зиночку, – в озере нам ловить запретили, значит пойдем на ручей. Акулу мы вам, ясное дело, не обещаем, но гольянов наловим.

Зиночка отвела глаза и как-то засуетилась.

– Это ничего, сказала она. Я вам их знаете, как нажарю! Пальчики оближете. Я умею. У меня и мучки немного осталось.

Юрка едва не сплюнул от досады. Эдик дернулся приобнять девушку, то притормозил. Тоха хмыкнул. Колька смотрел на всех своим таинственным монгольским прищуром. Наташа… Наташе было все равно. Я подумал, что дорого бы отдал, чтобы прочесть их мысли. Всех. Кто из них и о чем думает? Жаль, эта загадка была мне не по силам.

– Эй, ты чего застрял? – Юрка ощутимо пихнул меня в плечо. – Нам на такую ораву ловить и ловить. Если повезет, к ужину управимся. Черт его знает, сколько этих головастиков нужно.

Зиночка совсем смутилась.

– Вы хоть сколько-нибудь. Если на жареху не хватит, я уху сварю. Эдик обещал рогоз накопать…

Я открыл рот, но тут же заткнулся. Чуть было не съязвил, что рогоз тоже в озере растет. В том самом, где десять дней плавал Генка. Ну ее, еще отправит парня копать корешки за тридевять земель. Тогда мы вообще без еды останемся.

– Я схожу ягод наберу. – Колька посмотрел на меня, потом вдруг спросил, – Наташ, ты со мной?

– И грибов посмотрите, – сразу нашелся Тоха.

– Деловой, – Санжай расплылся в недоброй улыбке, – мы, значит, и ягоды, и грибы. А ты чем займешься?

– А я Зиночке по хозяйству помогу. Дровишки поколоть, воды набрать.

Морда у Тохи стала хитрая-хитрая. И Колька сдался.

* * *

Сначала мы с Юркой шли молча, разговор как-то не клеился. Потом он вдруг оживился, словно в голову ему пришла гениальная мысль. Обернулся ко мне, ухватил за рукав.

– Ну что, – глаза у него засверкали задором, – как в детстве? Кто больше наловит, тому Ната подарит поцелуй?

– А давай! – Я заразился его азартом.

Пусть от Наташиного поцелуя мне было ни тепло, ни холодно, но от состязания я оказаться не смог. Мне почему-то в голову не пришло, что сначала надо было бы поинтересоваться у дарительницы поцелуя, согласна она на такой расклад или нет.

Червей накопали тут же. Юрка взял свое удилище, отошел чуть в сторону, посмотрел на меня хитро, поплевал на червяка и закинул леску подальше, туда, где было скопление больших камней. Я откровенно удивился – если крючок зацепится, то точно оборвется. Что за блажь?

Поэтому вышел на свободное место, не стал мудрить, и сработал по принципу «куда Бог пошлет». Бог ко мне оказался не милостив. Воды было по щиколотку, течение в речушке оказалось таким сильным, что крючок вместе с червяком быстро унесло вниз и прибило к берегу.

Юрка хохотнул, победно выудил первую рыбешку и показал на пальцах – один-ноль. После ткнул в себя, чтобы я не сомневался, в чью пользу.

– Так нечестно, – вырвалось у меня возмущенное, – я же понятия не имею, как их ловить.

– Ничего не знаю, – Юрка с ухмылкой помотал головой, – мы поспорили. А, значит, каждый сам за себя.

Ах, так? Ну посмотрим.

Я основательно разозлился, чуть прошелся вниз по ручью. Рядом, буквально в двух десятках шагов, русло слегка изгибалось, течение теряло скорость, становилось медленным, почти ленивым. В этом месте ручей был куда шире.

Возле самого берега я нашел толстую замшелую корягу и россыпь камней. За нее, почти в стоячую воду и забросил снасть. Первую рыбу поймал минут через двадцать.

Счет Юрки к тому времени достиг пяти. Рыбка была небольшая, чуть больше ладони. Гладкая, почти без чешуи, серебристая. Я опустил свою добычу в ведро и попытал счастья вновь.

Через час мне удалось почти сравнять счет. У Юрки к тому времени было тридцать две рыбехи, у меня ровно тридцать. После этого клев прекратился. Как отрезало. Мы оба подождали еще с час и решили, что торчать здесь больше смысла нет. Проще сходить завтра снова.

Всю дорогу обратно Юрка загадочно улыбался, косил на меня нахальными глазами. Я внезапно почувствовал зуд в кулаках. Мне дико захотелось врезать по этой бессовестной морде, по этим белесым бровям и конопатому носу. Как сдержался, не знаю.

В лагере все уже были в сборе. Что-то задорно булькало в котле, в сторонке на углях пекся рогоз. Ната сидела у огня и задумчиво водила прутиком по земле.

Нам обрадовались, как родным. Зиночка бросилась первой навстречу, заглянула в ведра. Тут же отобрала мое, а Юркино всучила Эдику.

Юрка вновь обернулся ко мне, показательно ткнул в себя пальцем.

– Я выиграл, не забыл?

Я едва не выругался, сказал, как можно спокойнее.

– Помню.

Наташа нахмурилась:

– Вы о чем?

Юрка расплылся в довольной улыбке:

– Он проиграл мне твой поцелуй. Так что с тебя Натали приз победителю.

Парень вновь глянул на меня, наклонился к девушке и вдруг подставил щеку.

Наташа рассмеялась и поцеловала его. Быстро, коротко, но почему-то в губы. Я неожиданно почувствовал в сердце укол ревности – не за себя, за настоящего Мишку. Как он только разрешал подобное? Почему терпел?

Она сразу заметила мой взгляд, с хохотом отпихнула Юрку двумя ладонями, а потом приблизилась ко мне. Движения у нее были плавными, грациозными, как у хищной кошки. Наташа взялась обеими ладонями за ворот моей рубашки, привстала на цыпочки, притянула к себе, по-хозяйски заглянула в глаза:

– Нашел к кому ревновать, – сказала она певуче и улыбнулась одними кончиками губ.

А потом меня тоже одарили поцелуем. Этот поцелуй был долгим, чувственным и влажным. Жаль, что после него у меня осталось острое ощущение фальши. Я сжал губы и отстранился.

– Я и не ревную. С чего ты взяла?

Может, она и удивилась, только сделала вид, что не расслышала вопроса.

* * *

Отдохнуть усталым добытчикам никто не дал. Девушки отогнали нас Юркой от костра, вручили рваную палатку, иголки, нитки, один наперсток на двоих.

– Шейте, – велела Наташа, – мы с Зиной пробовали, у нас не хватает сил.

– Ткань слишком плотная, – немного виновато пояснила Зиночка.

– Это правильно, – Тоха довольно потер руки, осклабился, – труд сделал из обезьяны человека, и из вас тоже сделает людей.

Юрка вспылил:

– А сам-то так обезьяной и станешься? Сел бы тут, с нами и помог.

– Мне нельзя, – Тоха поспешно ретировался, подхватил обломки сучьев, принялся подкидывать в костер, – я занят.

– На! – Наташа принесла откуда-то третью иглу. – Пусть в нашем коллективе будет три человека. А то обезьяны надоели.

После его почти пинками выгнали с «кухни» и усадили к нам.

Колька выглянул из кустов, прислушался к пикировке и благоразумно нырнул обратно.

– Вот, – Юрка многозначительно поднял вверх палец, – мудрый человек. Не стал нарываться, просто, по-тихому слинял.

– А давайте, я его приведу? – Тоха воткнул иглу в катушку и попытался подняться.

– Сидеть! – рявкнули мы хором.

Продолжил уже я один:

– Деловой какой. Лишь бы свалить.

– Что свалить? – не понял Тоха.

Я только отмахнулся.

– Шей, давай.

Как ни странно, но с палаткой мы справились к ужину. Или к обеду? Я уже не знал, как это назвать. Часы показывали почти пять.

Гольяны были восхитительны. Нежные косточки рыбешек пропеклись так, что не ощущались вовсе. Весь наш улов улетел в одно мгновение.

Эдик щедро раздавал печеный рогоз. Ната снимала с шампуров поджаренные шляпки боровиков. Было удивительно вкусно. Правда, подумалось, что на такой диете мы долго точно не протянем. Если в ближайшие дни не найдется карта, то всем придется туго.

На десерт была голубика в каких-то почти нереальных количествах. Сытые и довольные мы просидели у костра дотемна. А потом…

Потом Санжай подкинул в котелок своих травок и сделал мне едва уловимый жест – не пей.

* * *

Юрка храпел. Отчаянно, с немузыкальным присвистом. Санжай не стал особо выжидать, легко переполз через него и тронул меня за колено. Я поднял голову.

«Пошли!» – сделал он знак и выбрался и палатки.

Снаружи оказалось удивительно тихо. Не было слышно даже птиц. Лишь в озере плескала рыба да мерзко звенели комары. Самое время, чтобы исполнить задуманное. Уж больно идея хороша. И тут меня осенило – идея-то, что надо, вот только… Вспомнилось нетленное: «Киса, скажите мне, как художник художнику, вы рисовать умеете?» Только почему-то стало совсем не смешно.

– Ты рисовать умеешь? – огорошил я Кольку в лоб.

Он криво усмехнулся:

– Ты раньше об этом подумать не мог?

Что тут сказать? Мог, не мог, какая теперь разница? Я только пожал плечами. Санжай ухмыльнулся еще шире.

– Неси уголь, Айвазовский, сейчас покажу тебе класс.

Я так обрадовался, что безропотно понесся к костровищу, набрал основательно прогоревших кусочков, осторожно, чтобы не перепачкать одежду притащил обратно.

Колька их придирчиво осмотрел, кивнул.

– Остальное тоже неси. Кто их знает, когда проснутся? Я сильно много сыпать не стал.

С остальным было совсем легко. Я управился буквально за пять минут. Колька провозился немногим больше. Он светил себе фонариком, выводя на утоптанной земле «шедевр». Получилось очень похоже.

Оставшиеся угли мы закинули в костер. После тщательно отмыли руки и вернулись в палатку. Этот этап спектакля был завершен. Осталось только дождаться утра.

Глава 28

Юрка проснулся первым. Исхитрился выбраться из палатки почти незаметно, не потревожив никого.

Вопль его перебудил весь лагерь.

Спросонья я совсем забыл и про нашу затею, и про ночную вылазку. Поэтому не сразу сообразил, что к чему. Просто вывалился следом, столкнувшись в проеме с Санжаем головами.

У палаток столпились все. Ребята сверкали труселями и мятыми мордами. Девчата были относительно одеты. Все изумленно молчали, пытаясь уразуметь произошедшее.

Я поднялся в полный рост, оглядел наше с Колькой творение при свете дня и невольно испытал гордость. Что сказать? Получилось весьма внушительно.

На утоптанной земле красовалась оскаленная медвежья морда, нарисованная углем. Рядом лежали недогоревшие сапоги Тутанхамона. Между ними и рисунком из земли торчал знакомый топор. Тот самый, которым мертвец грозил отрубить Юрке ноги.

Колька задумчиво потер лысый подбородок, поднял вверх палец и внушительно произнес:

– Хозяин!

Этим только подлил масла в огонь.

– Чтоб вас всех вместе с вашим хозяином! – Глаза у Юрки стали совсем безумными. – Отдайте уже ему этот хренов онгон! Кто его взял? Кто? Ну? Я так больше не могу. Если не отдадите, я за себя не ручаюсь!

Он выхватил из земли топор и закинул на плечо. Народ, как по команде, испуганно шарахнулся в стороны. Мы с Колькой остались у Юрки за спиной.

Парень, нервно оглаживая пальцами топорище, придирчиво осмотрел всех по очереди, словно пытался на глаз определить вора. Потом остановил взгляд на Наташе, вздрогнул, сник и опустил глаза. А после принялся с остервенением топтать медвежью голову, стараясь босыми ногами ее стереть начисто.

При этом беспрестанно приговаривал:

– Не могу. Не могу так больше. Пошли все на хрен. Где этот хренов онгон? Где эта чертова карта? Почему никто не ищет? Чего вы дожидаетесь? Сдохнуть все тут хотите?

Ната шагнула ему навстречу, обняла, прижала к себе.

– Юр, Юрочка, успокойся. Где искать-то? Никто же не знает…

Я смотрел на эту парочку с любопытством. Что значил весь этот спектакль? Для кого его разыграли? Для нас? Если так, то в театральный нужно было не Наташе, а Юрке. Он же гениальный артист! Я даже поверил на миг.

– Где? – Взревел парень, вырвался из объятий, заметался на месте.

«Ну! Ну же. Давай. Верни, то что украл!» – мысленно подтолкнул я его.

Юрка словно услышал мой приказ.

– Везде! – заорал он и почему-то ринулся в нашу палатку, оттолкнув с пути Санжая.

Колька ухватился за край брезента, едва устоял на ногах. После бросил на меня взгляд. В глазах его читалось: «Неужели сейчас отдаст? Неужели мы его дожали?»

Я пожал плечами. Мне и самому было интересно.

Скоро Юрка выполз обратно. В руках он держал мой рюкзак.

– Везде! – Взвизгнул он истерически.

Я даже глазом моргнуть не успел, как он принялся вытряхивать мои вещи. Одежда падала на землю, на незатоптаные остатки медведя. Ни карты, ни онгона там ожидаемо не обнаружилось.

Юрка разочарованно зарычал. Звук получился страшный, на грани помешательства. Он отшвырнул рюкзак, ринулся обратно и почти сразу вернулся вновь со вторым рюкзаком.

– Хватит, не могу, я тут спячу! Сколько можно сидеть на месте?

Колькины вещи полетели поверх моих. Санжай словно ожил.

– Сдурел совсем? – зарычал он не хуже Юрки, пытаясь отобрать свое добро. – Отдай! А то щас в харю получишь!

– Да подавись!

Юрка выпусти из рук полупустой рюкзак. Потом опять нырнул в палатку, схватил свое добро, перекинул через руку штормовку, брюки. Засунул за резинку трусов вчерашние носки и зло топая кедами, обутыми на босы ноги, отправился в прочь.

Все наблюдали за этой картиной молча, с кислыми лицами. Далеко Юрка не пошел, нервно зашвырнул барахло в свежезашитую палатку, сам пролез внутрь и задернул полог, бросив напоследок:

– Сегодня сами ловите рыбу и носите воду! Без меня!

* * *

– Дела, – Тоха задумчиво поскреб в затылке. – Что делать будем?

– Ничего необычного, – отрезала ледяным голосом Наташа. – Перебесится и успокоится. Первый раз что ли?

– Может, топор спрятать? – тихонько предложила Зиночка.

– От кого? – Ната едва не расхохоталась. – От Юрки? Да он же безобидный, как зайчик.

Эдик посмотрел на нее задумчиво, бросил с сомнением:

– Тебе виднее, – и ушел под навес.

Ната пропустила его слова мимо ушей.

– Так! – Она воткнула руки в боки. – Есть все хотят?

Могла бы и не спрашивать. На голодовку в нашей компании никто добровольно не напрашивался.

– Значит, нечего сидеть без дела, – подытожила она. – Тоха, Эдик, удочки в зубы и дуйте за рыбой.

– Нам бы сначала чего-нибудь перекусить… – попытался заикнуться Тоха.

Ната только хмыкнула.

– Нам бы тоже. Что найдешь, все твое! Только сразу предупреждаю, со вчерашнего дня ничего не осталось. Даже рогоз весь слопали. Кстати! – Она обернулась и нацелила на несчастного Эдика палец. – На обратном пути не забудь накопать.

– Жирно не будет? – возмутился тот. – И рыбу я, и рогоз тоже я!

– Эдик! – Зиночка неожиданно заняла сторону подруги. – Трудно тебе что ли?

Парень только засопел, но возражать не решился. Ната же продолжала раздавать указания:

– Санжай, Миха!

От ее тона захотелось сделать под козырек и встать по стойке смирно.

– С вас грибы и ягоды.

Колька вытянулся, пристукнул босыми пятками:

– Есть, товарищ командарм.

– А вода? – робко пискнула Зиночка.

Ната кивнула, глянула на нас строго:

– Но сначала принесите воды и дров.

– Все? – Колька откровенно усмехался. – Или будут еще указания?

– А тебе мало? – Наташа вдруг разозлилась.

– Я задвинул Санжая себе за спину, задом попытался запихнуть в палатку, благо он не сильно сопротивлялся.

– Нам достаточно. Не переживай, моя радость, все сделаем в лучшем виде.

На слове «радость» глаза ее сузились, а я вдруг подумал, что стану свидетелем еще одной истерики. И Ната отправится в палатку следом за Юркой. Но нет. Она просто развернулась и ушла к костру.

Я даже выдохнул. Нагнулся и юркнул под спасительный брезент.

* * *

Колька сидя натягивал штаны. Вид у него был почти счастливый.

– Ну и устроили мы с тобой переполох, – усмехнулся он.

Я сел рядом, взялся за свою за одежду, вдел одну ногу в брюки и наконец сказал то, что беспокоило меня последнюю четверть часа:

– Толку чуть от нашего переполоха. Никто и не подумал признаться.

Санжай был со мной не согласен.

– Погоди, еще не вечер. Признаются, никуда не денутся.

– Думаешь?

Я уже ни в чем не был уверен.

– Вот увидишь.

Санжай поднялся, натянул брюки, застегнул ремень, прихватил рубашку, кеды и высунулся наружу.

– Ты время-то не тяни. А то девчата взбунтуются и откажутся нас кормить. – Он сделал рукой подгоняющий жест. – Пошевеливайся.

Я остался палатке один. Криво усмехнулся и сказал в пустоту:

– Что делается! Куда ни плюнь – сплошные командиры.

А после принялся шевелиться. Потому как очень хотелось жрать.

Дрова, вода – это только звучит легко и просто. На деле их добыча отняла у нас почти два часа. Благо, пилить никто не заставлял. Колька споро нарубил пару сухих сучьев, в руку толщиной. Наломал веток потоньше. Пододвинул к костру остатки вчерашних дров.

– Остальное потом, – сказал он, – когда вернемся.

Ната была вполне довольна. Она вручила нам по чашке чая, с размешанной ложкой меда и попросила:

– Мальчики, постарайтесь набрать с запасом. Иначе мы точно все тут с голоду окочуримся.

Юрка выглянул из палатки и выкрикнул зло:

– Это умудриться надо, с рыбным озером под самым носом. Если некоторые, – он вперил недобрый взгляд в Зиночку, – поумерят свои фанаберии…

Девушка на миг распахнула глаза, потом сложила на груди руки, закусила от обиды губу и отвернулась к озеру. Юрка хмыкнул и спрятался обратно. Ната глубоко вздохнула.

– Ладно, ребята, – сказала она нам, – идите. Еда сама себя не принесет.

Колька выхлебал чай в два глотка и подхватил корзинку.

– Пошли, Мих. Наташа права.

Я и сам понимал, что она права. А еще понимал, что картинка у меня в голове никак не складывается. Странная получается картинка. И вроде бы я уже обозначил все роли, расставил всех по местам. А нет – что-то не то. Осталось понять, что.

Я нацепил на руку вторую корзину. Ната быстро подошла, поправила на мне ворот олимпийки, подставила для поцелуя щеку. Прошептала:

– Не сердись.

Я машинально коснулся губами ее кожи. Вот что это? Как это понимать? Девушка все больше вызывала у меня недоумение.

– Мих? Ты там примерз что ли?

Санжай уже ждал у самой кромки леса.

– Иди, – Ната легонько подтолкнула меня в плечо. – Я успокою ребят.

Мне осталось только кивнуть, выкинуть из головы все непонятки и рвануть вслед за Колькой.

* * *

Должен сказать, что к вечеру ничего не прояснилось. Никто не спешил признаваться в краже онгона. Никто не рвался отдавать карту. Юрка был присмиревшим и вел себя тише воды, ниже травы. Зиночка хлюпала носом и терла зареванные глаза. Ната налево-направо раздавала команды.

Тоха с Эдиком вели себя так, словно вообще ничего не случилось. Я украдкой бросал взгляды на Санжая и чувствовал себя полным дураком. Ничего из наших ухищрений не работало.

Хорошо, хоть еды удалось запасти на два дня.

На следующий день я проснулся с надеждой, что все-таки свершилось чудо, и мы все сможем выбраться из этой неожиданной ловушки. Сразу стало ясно, что зря мечтал. Утро началось, как обычно.

Разве что завтрак готовить не пришлось. Да еще совершенно не хотелось говорить. Настроение у всей компании день ото дня становилось паршивее и паршивее. Все либо ругались, либо молча друг на друга дулись. Давно уже не было задушевных бесед. И песен у костра под гитару не было тоже.

Лагерем овладели уныние и тоска.

Зиночка после завтрака сгребла в охапку Наташу и потащила на прогулку вдоль озера. С чего ее вдруг одолела такая блажь, не понял никто, даже влюбленный Эдик.

Хозяйственный Колька решил перемыть посуду и позвал меня с собой. Юрка по собственному почину отправился за водой. Эдик ушел копать рогоз. Как-то неожиданно все расползлись, и на стоянке остались лишь мы с Санжаем.

– Все зря, – сказал он, присаживаясь рядом, – у этой сволочи железные нервы.

Я промолчал. Под определение «железные нервы» подходили только три человека: Ната, Антон и сам Санжай. Но в два последних пункта мне верить не хотелось. Поэтому я спросил:

– У тебя больше никаких идей?

Он широко улыбнулся, глянул нахально:

– Из того, что ты одобряешь, никаких.

Я поспешил его одернуть:

– Потравить здесь всех – совсем не вариант.

Колька насупился и выдал:

– Тоже мне, чистоплюй нашелся.

Он подкинул в костер полешек, поворошил угли.

– Если ничего не случится в ближайшие дни, придется опять идти искать дорогу. Август скоро. Осенью нам тут оставаться никак нельзя. Перемерзнем все к чертям собачьим.

– Это кто тут мерзнуть собрался? – зазвенели за спиной голоса.

Мы с Колькой обернулись. К навесу подходили наши девчата. Зиночка несла целую охапку цветущего иван-чая. Где только отыскала?

Она словно услышала мои мысли, показала свой букет на вытянутых руках.

– Гляньте, что мы нашли. Целая полянка была!

В голосе ее появились горделивые нотки. Санжай демонстративно потер руки.

– Славно-славно, – проговорил он, – надо будет разделить на небольшие пучочки и подвесить подсушить. Из него изумительный чай получается.

Он протянул свои лапищи, чтобы забрать у Зиночки добычу, но девушка вдруг попятилась.

– Погоди. Я себе немножко возьму.

– Зачем? – не понял я.

Она вдруг смутилась.

– Я хочу Гене поставить цветы. А то там у него совсем не нарядно. Не по-людски.

– Бери, конечно, – заботливо заворковала Ната. – Мы сейчас баночку найдем и в воду поставим. Пусть он порадуется. Я с тобой схожу.

Я смотрел на нее и не верил своим глазам. Как можно так играть? Как можно так притворяться? В моей голове это не укладывалось.

Наташа сама сходила под навес и принесла высокую консервную банку из-под тушенки. Спустилась к озеру, зачерпнула воды. Зиночка отделила от охапки небольшой букетик. Колька сбегал за ножом и бережно обрезал длинные стебли наполовину, чтобы цветы не опрокидывали жестяную вазу.

А после букет поставили в воду.

– Так будет красиво, – сказала Наташа ласково и приобняла подругу за плечи. – Пойдем, проведаем его.

Нас с собой не позвали. Я стоял и смотрел им вслед. На две девичьи фигурки. Слушал тихий Наташин голос. Ощущал Зиночкину скорбь. Смотрел и восхищался. Восхищался беспринципностью Наты, ее выдержкой и хладнокровием.

Колька незаметно встал рядом.

– Железные нервы, – подтвердил он. – Я бы так не смог. Ладно, давай ставить чайник, не пропадать же добру?

Он поднял вверх обрезанные стебли. Я согласно кивнул. Подкинул в огонь полешек и принялся переливать в чайник остатки воды.

Именно тогда и раздался крик. То, что было до этого показалось мне райской песней. И Юркин утренний вопль, и визг девчонок, когда к ним в палатку забралась змея.

От нового крика заледенела кровь. Волосы на затылке откровенно зашевелились. По спине побежал предательский холодок, а в ногах образовалась слабость. Чайник сам собой выпал у меня из рук и завалился в костровище, выплескивая из себя воду.

Угли зашипели, к небу взметнулся пар.

Девчата орали на два голоса. В этом вопле было столько жути, что в нее окунуло даже нас.

– Матерь божья, – выдал неожиданно Санжай, – что у них там случилось?

Он сорвался с места, не дожидаясь никого. С меня слетело оцепенение. Я рванул за другом, не разбирая дороги, по пути отфутболил чайник еще глубже в огонь, едва сам не попал ногой в угли, обогнул костровище вплотную к угасающему пламени и припустил так, что скоро обогнал Санжая.

Вопль тем временем превратился в причитания и плавно перешел нечеловеческий вой. Звуки эти подстегивали не хуже бича. Я бежал так, что почти не касался земли. Воздух со свистом и сипом вылетал из легких. Руки ломали, отгибали ветви. Змеящиеся корни так и норовили поставить подножку. Повезло. Не знаю, каким чудом, но мне удалось ни разу не споткнуться.

Колька обогнал меня на последнем десятке метров. Я услышал его слова:

– Только бы никто не умер! Хватит с нас уже трупов.

С этим сложно было спорить. Для одного похода мертвяков оказалось более, чем достаточно.

Вопли вдруг затихли. Сердце мое почти остановилось от ужаса. Я был готов придумать все, что угодно.

Но навстречу, ломая ветки, вывалились из кустов Наташа с Зиночкой.

Веки у Зиночки были прикрыты. Она практически висела на руках подруги. И выла, выла глухим басом на одной ноте. В Наташиных глазах плескался безграничный ужас.

– Там, – сказала она дрожащим голосом, – сидит и смотрит. Совсем как Генка тогда на берегу.

– Кто, кто сидит? – почти прокричал Санжай.

Девчата обмякли, опустились на землю и заревели навзрыд. Слезы струились у них по щекам потоком.

– Пошли? – обратился ко мне Колька. – Глянем?

Я видел, что ему ужасно не хочется никуда идти. Но и показать свою слабость перед девочками он не мог.

– Идем, – поддержал я.

Сказать, что было страшно, значит не сказать ничего. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Мне казалось, что оно вот-вот взорвется, разлетится на куски. Превратится в кровавые ошметки. Звук ударов грохотал в висках, пульсировал в затылке.

Рядом кто-то ломился через кусты и отчаянно пыхтел. Я обернулся на звук. В просвете между деревьями показался Юрка. Лицо у него было бледным. По вискам струился пот. Белобрысая челка мокрыми прядями прилипла ко лбу.

– Где Наташа? – прохрипел он.

Я махнул рукой в нужную сторону, поспешил пояснить:

– С ней все в порядке. Они там с Зиной.

Юрка растерянно остановился, схватился ладонью за грудь.

– А кто кричал?

– Они и кричали, – ответил Санжай. – Не спрашивай, почему. Сказали: «Сидит и смотрит».

– Кто смотрит?

– Не знаем еще. Как раз и идем, чтобы выяснить.

– Я с вами.

Юрка лихо оттеснил меня, встал рядом с Санжаем. Я почему-то не стал возражать.

Со стороны Генкиной могилы раздались новые звуки. Вскрик и приглушенная ругань. Голоса были знакомые – Тоха и Эдик.

– Все собрались.

Санжай уже успел взять себя в руки. Натянул на лицо непроницаемую мину. Мы сделали последние шаги и оказались на траурной поляне. Под ноги сразу попалась опрокинутая жестянка. Рядом на земле валялись затоптанные цветы.

Мне стало их жаль. Правда, я быстро забыл об этой ерунде. Над ухом выругался Санжай. Вздрогнул и окаменел Юрка.

А я наконец-то увидел того, кто смотрит.