Текст книги "Тайга (СИ)"

Автор книги: Виктор Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 23

Юрку отпустило часа через три. Только для начала мы разбудили Санжая. Выглядел он помятым и замученным. Правда, смотрел на нас своим непроницаемым восточным взглядом. Да еще зрачки его, по понятным причинам, мне разглядеть не удалось.

На все вопросы отвечал:

– Хозяин приходил, я ж вас предупреждал! Ему все, все надо отдать. Тогда отпустит.

Тоха только пальцем у виска покрутил.

– Где я тебе все возьму? Черт его знает, куда подевался тот золотой идол!

– Плохо, – сказал Колька, – сидеть нам тут, пока не вернем. Хозяин с такими вещами не шутит. Вот увидите, быть беде.

– Куда уж больше? – изумился Эдик. – Итак влипли по самые…

Он не договорил, но каждый додумал конец фразы в меру своей испорченности.

– Может, поискать? – осторожно предложила Зиночка.

– Где? – Наташа вновь стала безжалостной. – Генку уже поискали. И что?

– Зачем ты так? – Зиночка всхлипнула и унеслась прочь.

Эдик бросился за ней.

– Знаешь, что, Наточка? – процедил Тоха.

– Что?

– Вот смотрю я на тебя, иногда ты такая умница, просто диву даешься, – а иногда…

Он сделала выразительную паузу. Я уже предвкушал, что будет дальше. И Тоха не подвел:

–…полная дура!

Наташа моментом вспыхнула. Она к такому обращению не привыкла. Бросила на меня вопросительный взгляд, поняла, что я не собираюсь вступаться за ее честь. Выпалила, не хуже капризного ребенка:

– Сам дурак!

И гордо удалилась.

– Как ты с ней живешь? – Антон задумчиво почесал переносицу.

Я практически отзеркалил его жест.

– Сам поражаюсь.

И мы заржали.

* * *

Если я правильно угадал, что с нами случилось этой ночью, то всем следовало как можно больше пить. Я взял котелок и чайник, отнес к воде. Долго и придирчиво отмывал, пытаясь выполоскать последние миллиграммы дряни, оставшейся от вчерашнего ужина. Второй раз узреть пришествие мертвецов мне не хотелось совсем.

Колька вызвался помогать, но я отправил его разводить костер. Не потому что так хотел помыть посуду, просто, не доверял никому. Мысли мои стали самыми мрачными. Я был почти уверен, что знаю траву, которую нам подсунули в чай. Симптомы подобного отравления мне доводилось видеть однажды. Давно. В прошлой жизни.

Простая интоксикация. Никаких шаманских происков. Никакого хозяина. И интенсивность глюков зависела только от одного – кто сколько отравы выпил. Сильнее всего пострадали Юрка и Наташа. Одно это исключало их из числа подозреваемых. Да и мотива у них не было. Вот уж кто точно не хотел возвращать добытое из могилы добро.

Тоха… Ну, не знаю. Мне почему-то не верилось, что он мог отравить. Просто, не верилось и все. Слабый аргумент? Я даже ухмыльнулся. Сам понимал, что слабый. Но нравился мне этот парень. Нравился своей прямотой и отношением к жизни. И полностью освободить от подозрений я его не мог. В конце концов у нас еще пропавший Генка в активе. А Тоха числился его лучшим другом. Вдруг что не поделили? С лучшими друзьями так чаще всего и бывает.

Я чуть отвлекся на засохший котелок. Подбросил внутрь песка, принялся тереть пучком травы. Когда налипшее стало отходить, мысли сами вернулись к отравлению.

Кто там остался? Зиночка. Тут я застопорился. Я мог представить отравителем кого угодно, только не ее. Зачем ей это нужно, скажите на милость? Она готова рыть все вокруг, искать шаманские цацки, тащить их в музей, только потому, что так хотел ее обожаемый брат. Хотя, такой ли уж он был обожаемый?

Я прикинул и так, и эдак. Откуда я знал о теплых отношениях в семье Беловых? Только со слов всех остальных. Сам за это поручиться не мог. Мда… И тут же взбодрился. Есть один факт, который говорит за девушку. Зачем ей добиваться того, чтобы мы вернули все обратно в могилу, если, буквально перед этим, она пять дней все артефакты упорно добывала? Странно, не правда ли? Нет, Зиночка точно не при чем.

И что у нас осталось? Я прополоскал котелок, посмотрел его на свет. Он был чистым как стеклышко. А осталось у нас два человека, которые имели возможность найти нужную траву: Эдик и Санжай. Оба прекрасно знают таежные растения. Оба говорили об этом не раз. Оба это не раз доказали.

Правда мотив был только у одного. По крайней мере, мне казалось именно так. Эдика я исключил по той же причине, что и Зиночку. Стал бы он помогать девушкам с раскопками, если был настолько против? Вряд ли. Ох, вряд ли.

Значит Колька. Чужих здесь точно не было.

Я бросил взгляд через плечо. Санжай сидел у костра, подбрасывал в огонь полешки. Вид у него был самый, что ни на есть, невозмутимый. Сфинкс, а не человек.

Он уловил мой взгляд, обернулся. Прикрикнул:

– Ты долго там будешь плескаться?

– Несу, – прокричал в ответ. – Уже несу.

* * *

Зиночка держалась молодцом. Она не стала долго киснуть. Чуть осушила глаза и принялась хлопотать по кухне. Эдика она отправила лечить Наташину щеку. Это было поразительно. Зиночка удивляла меня.

Я повесил над костром чайник. Прокричал, чтобы слышали все:

– Зин, а какао у нас осталось?

– Есть маленько, – девушка высунулась из-под навеса. – Сделать?

– Давай.

Меньше всего сейчас хотелось пить чай. Черт его знает, что еще туда могли напихать. Нет уж, дудки. Будем употреблять проверенные продукты.

Зиночка притащила мне сухое молоко, какао, сахар. Спросила озабоченно:

– Справишься?

Я в этом был не особо уверен. В моей жизни куда чаще встречались разные растворяшки. Какао варить мне не доводилось. Мое замешательство было замечено. И девушка рассмеялась.

– Смотри, неумеха.

Потом быстро навертела в мисочке смесь, сказала:

– Всыпать, как закипит вода.

– И все? Как-то слишком просто.

– Еще помешать.

Она собрала все коробочки. Тоха не сдержался и съехидничал:

– Ты, конечно, для ускорения процесса, можешь у Кольки бубен попросить!

Санжай тут же огрызнулся:

– Не дам, вдруг сломает.

И тут из Юркиной палатки закричала Наташа:

– Ребята, он проснулся!

Парни ломанулись на ее зов. Я, как форменный дурак, остался с миской у костра. К счастью Зиночка оказалась девушкой не только доброй, но еще и умной. Освободила меня от варки. Сказала:

– Иди, там ты нужнее.

Я едва сдержался, чтобы не поцеловать ее в щеку.

* * *

Юркины руки уже были развязаны. Рядом хлопотала Наташа. Я заметил на ее лице повязку, крест-накрест, закрепленную на пластырь. Эдик постарался от души.

Юрке кто-то успел дать воды. Он жадно глотал, шарил вокруг затравленным взглядом. Застревал на дыре в стене палатки, ерзал, отодвигался. Вел себя ужасно нервно.

Меня увидел, отставил кружку, потянулся навстречу, просипел:

– Он ушел?

От звука его голоса мороз пробрал по коже. В нем было столько жути, столько обреченной безнадежности…

Я присел рядом на корточки:

– Кто ушел?

– Он…

Юрка опять заелозил, весь сморщился, почти заплакал:

– Я сапоги ему отдал. А он стоит, – здесь повисла пауза, парень пошарил ладонями по своим ступням, – в руках топор держит. Вы говорит, мне ноги отломали. А без ног я ходить не могу. За это я возьму твои…

Кадык у него заходил ходуном. Дыхание стало частым. Наташа присела рядом, обняла парня, как ребенка, поцеловала в макушку. Начала шептать ласково:

– Ну же, Юр, успокойся. Все уже хорошо, все позади. Он ушел. Не бойся.

Юрка вздрогнул и отпихнул ее. Опять потянулся ко мне:

– Мне, говорит, не на что сапоги надеть. Нет у меня теперь ног! На что мне без ног сапоги.

И замолк. Я протянул ему кружку, мельком глянул, что там вода, велел:

– Пей. Больше пей. Его только водой можно изгнать.

Юрка доверчиво кивнул, вцепился в чашку, начал шумно глотать. А я поспешно огляделся. Ната смотрела на меня с укором, Тоха таращился с изумлением. Взгляд Санжая был как всегда непроницаемым. Эдика рядом не было. Кто же из них напоил нас этим варевом? Кто? В этот момент, я был готов поставить на Кольку.

Глава 23.2

Юрка никак не мог поверить, что сам, своими руками, выкроил в палатке запасной выход. Что сам хватался за нож и резал ткань. Этот момент стерся из его памяти начисто. Зато он довольно быстро поверил, что мертвяка уже нет. Даже выглянул, держа меня за руку, наружу, пошарил глазами по окрестностям, судорожно сглотнул. Спросил для чего-то сиплым шепотом:

– А сапоги унес?

Я покачал головой. Наташа кхекнула, погладила его по плечу, пропела ласково:

– Как тебе сказать?

– Скажи, как есть. – Юрка нахмурился, ожидая подвох.

– Ну тогда так, – она почему-то опустила взгляд, словно сама была причастна к гибели сапог, – сапоги никто не унес, но ходить в них ты не сможешь.

Парень моргнул и поспешил откреститься:

– Я и не собирался. Ну их нафиг, носить вещи мертвеца. – Поплевал через левое плечо, но креститься не стал. – Потом еще ноги за это отрубят.

Это было сказано так искренне, с таким чувством, что Тоха не сдержался. Невольно прыснул и ушел от палатки подальше. Не хотел обижать Юрку неуместным смехом.

Наташа без намека на иронию продолжила:

– Не поэтому, Юр. В них никто не сможет ходить. Они почти сгорели.

– Как сгорели?

Бедняга опять смотрел на меня. И мне пришлось отвечать:

– Обычно сгорели. Мы утром нашли в костре все, что осталось.

Юрку наморщил лоб, пробурчал обиженно:

– Ни себе, ни людям, значит?

Он свято верил, что сапоги подпалил их старый хозяин. И я пока не знал, как его переубедить.

– Наташ, мальчики, – донеслось от костра, – идите уже завтракать. Какао готово!

Зиночкин призыв удивительным образом разрядил обстановку. Юрка засуетился, начал надевать штаны. Все потихоньку засобирались прочь. Ушла и Наташа. Остался я один.

– Юр, – сказал я, – ты не думай. Это все не на самом деле было. Это все морок, галлюцинация.

– Сам ты морок, – Юрка сглотнул, сделал вид, что вот-вот зарыдает. – А это откуда взялось?

Он ткнул пальцем в угол палатки. И я заметил то, что раньше было скрыто фигурами ребят. У выхода, у самой стеночки лежал топор.

– Морок принес? – Юркин голос опять дрогнул от ужаса. – Или галлюцинация не рассосалась?

На это у меня пока не было аргументов. И я решил свернуть тему.

* * *

Завтракали в молчании. Доедали холодную вчерашнюю рыбу. Запивали какао. Сочетание странное, но в нашем положении выбирать не приходилось. А еще все украдкой бросали взгляды на обгорелые Юркины сапоги, на разломанный стул, на игральные карты, для чего-то сложенные неровной стопочкой. И каждый думал о прошлой ночи. Каждый размышлял о своем.

Это буквально читалось в нервных движениях, взглядах. В самом конце завтрака Колька предложил:

– Я тут недалеко голубику видел, должно быть поспела уже. Кто со мной?

Я думал, что сейчас соберется целая компания. Никто бы не отказался от сладкой ягоды. Но нет, все испортила Наташа.

– К черту ягоды, – сказала она, – никуда не денутся. Завтра соберем. Я предлагаю принести все наши находки и этому твоему, – она кивнула на Санжая, провела ладонью по повязке, – хозяину вернуть. Кто за?

Здесь все молча начали поднимать руки. Первой была Зиночка, потом Эдик, Юрка, Колька…

Руку поднял и я. Не потому что у меня были шаманские цацки. Просто так, чтобы понять, к чему это решение приведет. Найдется таинственная пропажа – золотой онгон, или нет.

Не стал голосовать только Тоха.

– Я с вами, сказал он, – не поднимая руки, – только у меня ничего нет. Мне нечего возвращать.

– Единогласно, – заключила Наташа. – Тогда сейчас все приносим сюда и потом сразу идем к могиле.

– А чего нести? – удивился Эдик. – Все лежит под навесом в одном месте. Разве что, кроме золотого медведя и твоих бус.

Наташа дернула рукой к шее, нервно потеребила ворот.

– Ожерелья у меня теперь тоже нет, – сказала она, – я не помню, куда оно подевалось. Я его хозяину отдала.

Эдик сбегал под навес, принес обычную авоську с большим газетным свертком на дне.

– Все здесь, – сказал он, держа свою ношу на вытянутой руке, как ядовитую змею. – Больше ничего ни у кого не осталось?

– У меня нет, – ответила ему Зиночка.

Остальные покачали головами.

– Тогда что? Пошли?

* * *

И мы пошли. Я всю дорогу думал: «Интересно, кто-нибудь еще догадывается, что все это действо – откровенный фарс? Хоть кто-то понимает, что не было никаких мертвецов, не было хозяина, ничего не было. Только глюки, вызванные травой, которой в этой тайге, что грязи».

Я попытался украдкой рассмотреть моих спутников. Что думали они? Что у них в головах? И остался в замешательстве. Вид у Юрки был торжественный, важный. Наташа заметно нервничала. Тоха тихонько посмеивался, но это было его обычное состояние. Эдик что-то шептал на ухо Зиночке. Та хмурилась, но кивала. Невозмутимым оставался только Санжай.

До поляны с раскопом добрались незаметно. Там со вчерашнего дня не изменилось ничего. Не было разрушений, устрашающих знаков, надписей, покойников. Нет, вру. У самого края раскопа на деревянной рогатине висели Наташины бусы. И нитка их за ночь из красной стала черной.

– Вот оно где, – просипел Юрка, – твое ожерелье. Давайте уже быстрее все это закидывайте обратно. А потом закопаем от греха подальше.

Его слова послужили сигналом. Эдик сделал широкий шаг, встал на самом краю раскопа, вытянул руку с авоськой, разжал пальцы, проводил взглядом шаманское добро. Зачем-то торжественно изрек:

– Прости нас, хозяин. Мы дети твои неразумные. Не ведали, что творили.

Слова отзвучали, повисла тишина. Никто не попытался остановить Эдика, подколоть, напомнить о комсомоле вкупе с коммунизмом. Все восприняли эту речь абсолютно серьезно. Все были с ней согласны.

– Теперь ты, – Юрка подтолкнул Наташу к рогатине, – твоя очередь.

– Нет, – неожиданно уперлась та. – В руки эту гадость не возьму. Нет!

– Давайте я, – мне стало ее жалко.

На лице девушки читался такой испуг, что это точно не было игрой. Не мог я себе представить такой игры.

– Спасибо, – она порывисто обняла меня и чмокнула в щеку.

И я ей поверил второй раз. Этот поцелуй тоже был от чистого сердца. Я просто выдернул рогатину и аккуратно стряхнул нитку с бусинами в могилу.

– Все! – Юрка буквально возликовал.

Он первым схватился за лопатку и принялся с остервенением засыпать раскоп. К нему присоединился Тоха.

* * *

В четыре руки дыру засыпали за считанные минуты. Юрка на этом не успокоился – принялся таскать на могилу камни, прикрывая разворошенную землю. С каждым булыжником он приговаривал:

– Все, теперь точно все.

Остальные отчего-то стояли в стороне. Словно ждали явления чуда.

Чуда не случилось. Когда напуганный парень угомонился, когда оставил могилу в покое, распрямился и повторил:

– Все, теперь точно не вылезет!

Санжай вдруг нарочито спокойно сложил на груди руки, приподнял одну бровь и сказал:

– Что толку? Хранителя могилы здесь все равно нет. Пока все не отда…

Юрка его перебил, заорал:

– Хватит! Замолчи! Знать ничего не хочу про твоего хозяина!

Это было совершенно нелогично. Это было от чистого сердца. В Юрке бушевали эмоции. Я думал Колька начнет ему возражать, но нет. Он просто кивнул и согласился:

– Как хочешь. Но ты сам все понимаешь.

– Ничего не хочу понимать!

Парень выхватил у меня рогатину и в сердцах сломал о свое колено.

– Все, баста!

И ринулся назад в лагерь. За ним потянулись остальные ребята. Я же застрял на поляне. Я стоял и смотрел на свои пальцы. На руку которой опирался на рогатину.

Пальцы были черными. Вот так. И не было в этом никакой магии, никакой мистики, ни капли тайны. Обычная сажа. Именно она окрасила нитку Наташиного ожерелья в черный цвет.

Я глянул в спины ушедшей компании и вспомнил слова Пушкина, чуть изменив для себя:

– Ай да Колька, ай да сукин сын. Все-то ты предусмотрел – и нитку покрасил, и топор оставил в палатке, и карты раскидал. Надо будет тебя прижать и допросить. Но чуть попозже. А пока… Пока посмотрим, что покажет время. Не даром же ты расшерудил этот муравейник.

Глава 24

День прошел сумбурно. Только и было, что бесконечные разговоры о прошлой ночи. А еще надежда, что Санжаев хозяин оставит нас теперь в покое. Пусть не на всегда, пусть ненадолго, пусть только на время.

Юрка с Эдиком проверили донки и обеспечили нас уловом. Тоха с Колькой отправились в лес. Вернулись с грибами и котелком голубики.

Мне повезло меньше всех. Наши отважные дамы вцепились в меня, как два клеща и хором заныли:

– Не уходи! Миш, ну пожалуйста!

– Чего так? – не сдержался Тоха.

Наташа зыркнула исподлобья, прикусила губу. Ей непривычно было признаваться в слабости. Ответила Зиночка:

– Нам страшно. Пусть кто-нибудь останется.

Остался я. За что был захвален, захолен, залелеян, напоен внеплановой порцией какао с заблудившимся сухарем и подмоченными леденцами «Монпансье».

Ближе к вечеру все вдруг очнулись и вспомнили о резаной палатке. Зашивать ее было уже поздно. Спать с «окном» в тайгу – совсем не вариант. Тоха бурно чертыхнулся и вынес вердикт:

– Так, давайте уплотнятся. Наташа идет спать к Зине.

Ната спокойно кивнула. Эдик попытался оспорить приговор, но его никто слушать не стал. Тоха продолжил:

– Юрка идет к Мише. Эдика мы забираем к себе. Палатка просторная, три спальника точно влезут.

Наташа без споров пошла собирать вещи. Зато неожиданно возмутился Юрка.

– Я буду спать с Санжаем! – выпалил он.

Колька от неожиданности поперхнулся, утратил обычную невозмутимость. Переспросил с угрозой:

– Чего?

Зиночка прыснула. Слишком двусмысленно прозвучало это желание. Юрка не сразу понял, в чем дело, когда же сообразил, поспешил уточнить:

– Ну, в смысле, спать буду с Колькой в одной палатке. С ним ко мне никакие мертвяки не придут.

Эдик, успевший вынести из палатки спальник, притормозил, кивнул и развернулся в сторону моего жилища.

Но тут уперся Тоха:

– Ну уж нет, – сказал он и ткнул в Юрку пальцем, – с ним спать не стану. Вы что? Да мы же друг друга убьем! Он же постоянно нарывается на скандал.

Эдик вновь встал на полпути.

– Так куда мне идти? – спросил он с недовольством.

– Ко мне, ко мне! – Тоха подскочил к растерянному парню, схватил под локоток и потащил к себе.

Наташа обернулась к Зиночке:

– Пойдем устраиваться, – усмехнулась она. – Наши мальчики, как настоящие принцессы на горошине. Никак не могут поделить кровати.

Юрка оставил ее слова без внимания. Ему было плевать на чужую иронию. Его волновал сейчас совсем другой вопрос.

– Коль, – взмолился он, – не бросай меня! Я второй такой ночи не вынесу. У меня же крыша поедет! А с тобой надежнее.

Санжай нахмурил лоб. Чуть поразмыслил, решил:

– Хорошо. Я к вам с Мишкой.

– Ура!

Юрка бросился вперед него, пока не передумал. Схватил Санжаев спальник, подцепил рюкзак, поволок в мою палатку. Выделил лучшее место у стеночки.

Меня подобная рокировка вполне устроила. Колька неожиданно для себя оказался под моим надзором.

* * *

Все это переселение подарило мне прекрасную возможность следить за Санжаем. В этой партии судьба была на моей стороне.

Юрка вымахал длинный. Места в палатке ему хватало впритык. Выйти наружу, не пройдясь по его ногам, было невозможно. Он улегся посередке, раскинул свои ходули и уснул, как младенец. Счастливый и умиротворенный.

Санжай тоже мерно всхрапывал у своей стены. Я же никак не мог заснуть. В голову лезли самые разные мысли. Для чего Колька устроил весь цирк? Неужели только для того, чтобы вернуть шаманское барахло? Или… Тут у меня даже перехватило дыхание. Настолько простой и очевидной была эта идея. А вдруг он так пытается выяснить, куда подевался Генка и что сталось с золотым онгоном?

Если так, то это в корне меняет дело. Знает ли еще кто-нибудь о его затее? Тут я прикинул и так, и эдак, но все-таки решил, что вряд ли. Слишком натуральными у всех остальных были эмоции.

Колька всхрапнул и перевернулся на другой бок. Юрка зачмокал губами, сказал, не просыпаясь:

– Не пихайся, Ната…

Я едва не подавился. Вот так номер? Это что? Несбывшиеся мечты? Эротические сны? Или эту парочку что-то связывает нечто большее, чем просто дружба? И тут же решил, что разницы никакой. Почему это должно волновать меня? Я все равно не собираюсь оставаться с этой девушкой. Не нравится мне она, и все. Точка.

Так, хватит думать о ерунде. Что там у нас с Санжаем? А если все совсем наоборот? Если это он сам убил Генку и спрятал онгон? Почему бы и нет? Тогда вся эта канитель с отравлением, с хозяином, со страшилками нужна только для одного – чтобы никто на него не подумал. Чтобы все были уверены – Колька всегда был против раскопок. Тогда он точно должен хоть чем-то подтвердить, что хозяин к нам благосклонен. Должен подкинуть какой-то знак. Лучше всего еще какую-то из Генкиных вещей. А что? Почему бы и нет? Дескать, мы вернули хозяину его имущество, а он нам за это отдает наше.

Я аж расстроился. Обе идеи прекрасно подходили под нынешнюю ситуацию. Обе они все объясняли. Жаль, что полностью исключали одна другую. А еще никуда не вязалась пропавшая карта. Кольке прятать ее, а потом сидеть тут вместе с нами не было никакого смысла.

Тьфу! В сердцах я расстегнул спальник и сел. Черт! И как тут прикажете разбираться? Как понять, кто прав, кто виноват?

– Да дайте уже спать! – прошипел Юрка и повернулся ко мне спиной.

– Спи-спи, – ответил шепотом я и улегся обратно.

Все, хватит. Спать-спать-спать. Все остальное утром. Тем более, что мысли мои побежали по кругу. Ничего нового в голову не шло. Сейчас важнее всего не дать Санжаю без присмотра шастать по лагерю. Это – моя первостепенная задача. С этой мыслью я и уснул.

А утром случилось то, что разрушило мою последнюю теорию в пух и прах. Всплыл Генка.

* * *

Сначала мы его не заметили. Утром было как-то не до того. Встали не выспавшиеся. Втроем в палатке на трезвую голову оказалось тесновато. Колька что-то бурчал, Юрка пытался оправдываться, впрочем, не слишком искренне.

Потихоньку поднялись все. Занялись повседневными делами. Запалили костер. Налили чайник. Сварили кашу. Даже успели поесть.

Юрка развалился на траве, сунул в рот какой-то стебелек с метелкой на конце и, глядя в небо, сказал:

– Надо плыть на рыбалку. Кто сегодня со мной?

– И за грибами бы сходить, – поддержал его Санжай.

– Я хочу за грибами! Я! – Зиночка с готовностью вытянула руку.

Эдик поднялся во весь свой немалый рост, приложил к глазам козырьком ладонь, глянул на блестящую от солнца воду, начал:

– А я за рыбой мо…

Тут он запнулся, подался вперед и тихо выругался:

– Твою ж мать!

– Эдик! – Зиночка возмутилась. – Мы же договаривались! Ты обещал!

– Да помню я, помню.

Он обернулся, только посмотрел совсем не на негодующую девушку.

– Тоха, иди сюда. Глянь, что там?

Вместе с Антоном поднялись и мы с Санжаем. И Юрка.

– Что там? Как думаете? – Эдик ткнул пальцем куда-то влево. – Мне кажется?

Ему не казалось. Слева сразу за зарослями камышей темнело что-то длинное, большое. Я почему-то тут же решил, что это человек. Точнее, труп. Больше здесь просто нечему было так выглядеть.

– Вашу мать, – повторил за Эдиком Антон. – Дождались.

– Плыть надо, – подытожил Санжай. – Плыть и на месте смотреть.

– Чего смотреть? И так все ясно. – Юрка старался говорить шепотом. Но в наступившей тишине каждое его слово прозвучало набатом.

Я быстро глянул на Зиночку. Как бы у нас тут сейчас не случилось истерики. Но девушка словно окаменела. Она не отрываясь смотрела на озеро. Не шевелилось и почти не дышала. Взгляд ее не выражал ровным счетом ничего. И это было плохо. Я попытался припомнить, что нужного видел в аптечке, не смог, поэтому решил, что буду действовать по обстоятельствам.

– Багор бы. – Антон впервые за все время был растерян.

– Где я тебе его возьму? – Эдик даже не возмутился, ответил совершенно серьезно.

– Да ясно. Плывем?

– Угу.

– Я не поплыву. Я вообще покойников боюсь! – Юрка сделал шаг назад, словно собирался сбежать.

– Тебя никто и не просит, – отрезал Тоха. – И без тебя справимся.

Он первым подошел к лодке, легко столкнул ее на воду.

– Что там? Что?

Зиночка вдруг словно отмерла. У нее не было ни сил, ни желания верить в очевидное.

Колькино лицо смягчилось. В нем появилась такое сожаление, такие нежность и грусть, что даже мне стало не по себе.

– Не знаю пока, – сказал он.

– Это Гена?

Иногда мне казалось, что у Наташи чувство такта отсутствовало напрочь. Благо, Зиночка ее не услышала. Слишком была занята другим. Она неотрывно смотрела на лодку, на Эдика, гребущего веслами. Движения у него были нервные, дерганные. Лодка то чуть подлетала вверх, то клевала носом. До места они добрались удивительно быстро. Остановились, уставились на воду.

– Ну, что там? – Зиночка неожиданно дернула меня за рукав, словно я был там, а не тут вместе с ней. – Что?

И тут Антон привстал, обернулся к нам, покачал головой и скрестил перед собой руки. В девушке будто сработал детонатор.

Она закричала в голос, согнулась пополам, боком завалилась на землю. Завыла. Без слов. На одной вынимающей душу ноте.

Наташа присела рядом, сгребла подругу в охапку.

– Зин, Зиночка, не плачь. Мы же еще ничегошеньки не знаем.

Только ее слова были не нужны. Они не могли помочь ничем. Зина выла. Выливала горе, переполнявшее ее изнутри.

Вновь плеснули весла, и лодка направилась в обратный путь. На этот раз греб Антон. Эдик сидел сгорбленный, с одной рукой, опущенной в воду. Он словно окаменел. Всем стало страшно. Опять. Как в ту ночь, когда по наши души явились мертвецы.

Тоха греб медленно. Все время подруливал одним веслом. Груз заворачивал лодку вбок. До берега оставалось метров двадцать, когда парень крикнул:

– Миш, Зину убери! Ненужно ей это видеть!

Черт, конечно же ненужно. Я прекрасно представлял, что происходит с телами, лежавшими в воде. Зрелище малоприятное, мягко говоря. И приказал Наташе:

– Отведи ее подальше, к палаткам.

Ната понятливо кивнула, поддела подругу подмышки.

– Вставай, пошли отсюда. Нам с тобой надо уйти.

– Не пойду!

– Пойдешь, – в голосе Кольки прорезался металл, – а не пойдешь, я тебя понесу. И буду держать, чтобы не лезла, куда не стоит!

Девушка затихла. Сломалась. Послушно поднялась. Позволила себя увести. Сразу стало немного легче.

* * *

Лодка почти доплыла до берега. Осталось совсем чуть-чуть. Колька не выдержал, скинул кеды, бросился помогать прямо в носках, не засучив штанины. Юрка держался поодаль. В глазах его плескался ужас. Я тоже разулся и полез в воду.

Тело тащили на берег вчетвером: за брюки и джемпер. Генка оказался удивительно тяжелым. И столь же удивительно сохранным для тела, пролежавшего в воде десять дней. Кроме мест, объеденных рыбой, других повреждений заметно не было.

– Странно, что он не всплыл раньше, – задумчиво заметил Тоха.

Эдик парировал:

– Странно, что он вообще всплыл. Здесь вода ледяная. При такой температуре трупные газы долго не образуются.

Зиночка на последних словах вздрогнула, всхлипнула. Наташа покрутила пальцем у виска, прошептала почти беззвучно: «Дурак».

– Дурак, – повторил за ней Санжай, – нашел при ком про трупные газы рассуждать. Делать больше нечего?

Эдик смутился:

– Я, честно, не подумавши…

Я оглянулся на палатки, на девушек, прикинул, что они нас услышать не должны, приглушил, на всякий случай, голос, предложил:

– Ребят, его надо осмотреть.

Юрка побледнел, пошел в зеленцу.

– Зачем смотреть?

– Чтобы понять, что с ним случилось. Вдруг просто утонул.

Тоха покачал головой. Заметил скептически:

– Чтобы Генка утонул? Ни в жизнь не поверю. Да он плавал, как бог. Не-е-ет, здесь что-то другое.

– Осмотреть все равно надо, – я продолжал настаивать. – Представьте, что мы вернулись домой, пошли в милицию. Что мы там скажем? Нашли, закопали, знать ничего не знаем? Или вы предлагаете его домой тащить?

На мои вопросы никто не ответил. Зато Санжай задал свой:

– И кто его будет осматривать? Ты что ли?

Я хотел ответить, что могу и я, почему бы и нет. Мне не впервой. Но вовремя вспомнил, что здешний Мишка обычный геолог. С какой стати ему осматривать несвежий труп? Вот же заковыка…

Выручил меня Эдик:

– Я могу, – сказал он. – Правда, самостоятельно людей мне осматривать не доводилось, но…

Антон вздохнул, поморщился, махнул рукой:

– Расстегивать будем?

– Наверное, – Санжай склонил голову на бок.

Юрка моментально побледнел, судорожно сглотнул, сдавленно выпалил:

– Без меня!

И ринулся к ближайшим кустам. Не добежал буквально пару шагов. Там его с шумом вывернуло прямо на траву. Парень склонился, оперся ладонями о колени, чуть отдышался и повторил:

– Я пас, простите, ребята, не могу.

И ушел совсем. К девчонкам. Осуждать его никто не стал. Зрелище и впрямь было не для слабонервных.

– Ну так что?

Тоха расстегнул манжеты, засучил рукава, потянулся к пуговицам.

– Погоди, – остановил его Эдик, – давай сначала перевернем. Есть у меня одна мыслишка…

Договаривать он стал, подхватил мертвеца за джемпер, потянул на себя. Тоха молча ему помог. Сразу стало ясно, что раздевать покойника не придется. На затылке у Генки Белова красовалась громадная вмятая рана. Крови не было, да и откуда ей взяться в воде? За эти дни все вымыло, отмочило. Были раздутые, размокшие ткани. Была дыра. Виднелись осколки кости.

Эдик руками туда не полез. Глянул с расстояния, наморщил лоб. Сказал негромко:

– Так я и думал.

– Что думал? – словно очнулся Санжай.

– Генке нашему проломили череп.

Тоха кивнул, отвернулся, оттянул ворот рубашки, словно хотел глотнуть свежего воздуха.

– Гадость какая… – просипел он, – никогда не думал, что увижу такое.

Он помолчал, довольно быстро взял себя в руки.

– Эдик, а что за мыслишка была у тебя?

– Погоди.

Эдик устремился прочь, нырнул под навес, чем-то там зазвенел, вскоре показался со штормовкой в руках. Велел Тохе:

– Переворачивай назад.

На этот раз Антону помог Колька. Вдвоем они справились легко. Генка вновь лежал, уставившись объеденным лицом с пустыми глазницами в небо. Эдик поспешно накинул на голову другу куртку.

– Не могу, – сказал он. – Не хочу, чтобы он смотрел так…

Он подошел к озеру стал намывать руки. Тоха присел рядом. Напомнил:

– Так что за мысль?

Мне подумалось, что я угадал, каким будет ответ. Так оно и вышло.

Эдик сказал:

– Генку и Мишку и ударил один и тот же человек.

– Удивил, – усмехнулся Санжай. – Это и так ясно.

– И этот человек среди нас. Кто-то из нас! Ясно?

Эдик резко поднялся, встряхнул мокрыми руками и с тоской оглядел лагерь.