Текст книги "Пункт назначения 1990. Шаман (СИ)"

Автор книги: Виктор Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Вика уловила мое настроение, смутилась, расстроилась. Не знаю, о чем подумала она, но я свою мысль так и не высказал. Потому как вдруг вспомнил – в девяностых простые обыватели шарахались от зараженных. Вспомнил, как их увольняли с работы. Как родные отказывались общаться… Этих «как» была хренова туча.

А еще вспомнил, как у меня на приеме молодой парень, узнавший диагноз, сказал: «Проще в петлю». Слова его были страшными, но именно они выражали общее мнение. И мнение это бытовало еще ой как долго. Даже в двадцать первом веке люди с ВИЧ инфекцией зачастую становились изгоями.

Поэтому я не стал переспрашивать, с чего вдруг они не обратились к другому врачу? Почему не пересдали анализы? И так было понятно – боялись. Просто боялись. Просто пытались сохранить болезнь в секрете.

– Вик, – сказал я примирительно, – мне обязательно нужно увидеть твою маму.

Она заупрямилась.

– Ты не понимаешь. Я ей обещала…

– Нужно, – повторил я.

– Зачем? – Девчонка снова почти плакала.

– Бабушка твоя велела. Да и сам я не смогу жить спокойно, если не попробую помочь.

Взгляд ее засветился надеждой, она придвинулась ко мне почти вплотную громко прошептала:

– А ты сумеешь?

Я перехватил ее ладони, задержал их в своих руках ненадолго. Мне безумно хотелось ее поцеловать. Но сейчас это почему-то показалось подлостью.

– Не знаю, – сказал я, отодвигаясь на шаг, – но попытаться должен. Где-то вот здесь, – мой палец указал на грудь, где взволнованно билось мое неразумное сердце, – живет уверенность, что нет у нее никакой болезни. Что это все ошибка…

Ответ мой Вику поразил. Он подарил ей надежду, ту самую, которую она считала колыбелью идиотов. И за надежду она ухватилась.

– Ошибка? А как же анализы?

– Вик, – я заставил себя выпустить ее ладони, – Вик, давай сначала съездим. Остальное потом. Мне надо на нее хотя бы посмотреть.

На этот раз Вика даже не вспомнила о своем обещании молчать. Загорелась моментально:

– Давай, как Славка приедет, так сразу…

Мне пришлось ее немного охладить.

– Сразу не выйдет. У нас сегодня по плану Анжела. И кто-то еще, наверное.

– Блин, – сказала она сердито, – блин, я совсем забыла. Ладно, тогда поедем вечером. Сегодня вечером. Хорошо?

– Хорошо.

И на душе сразу стало легче. Правда, ненадолго.

– Я слежу! – Возник в голове голос бабы Дуси. – Ты дал слово.

Глава 27.2

Вика действительно была моей соседкой. Соседний дом, соседний двор. Знакомая лавочка. Именно сюда когда-то в далеких семидесятых-восьмидесятых мы бегали с ребятами вечерами. Именно здесь устраивались с гитарой. Я помнил все, что было со мной в той жизни. Все, кроме Вики.

Десять лет разницы в возрасте оказались непреодолимой преградой. Когда я уехал жить к деду, ведьмина внучка была совсем еще соплячкой. Играла в классики у подъезда, прыгала в резиночку. Азартно сражалась в вышибалы. У меня же были другие интересы.

Мда-а-а, я совсем по-стариковски вздохнул. Вика покосилась на меня украдкой. Интересно, что она думает обо мне? Какой я в ее глазах? Хотелось надеяться, что очень даже…

– Сереж! – Окликнула меня она. – Ты чего встал? Пойдем.

От нее можно было ничего не скрывать.

– Я тут жил. – Слова мои прозвучали печально.

– Да ну? – Она глянула пристально, выпалила: – Не врешь?

И тут же сама смутилась.

– Прости… Я не это хотела сказать.

– Ничего.

Сказал я примирительно. Ее сомнения были понятны. Поверил бы я на Викином месте, если бы услышал такое? Не знаю. Не уверен.

Я указал на лавку, заметил в глазах девчонки вопрос.

– Вон там, мы с другом по вечерам…

Она мне не дала договорить.

– Погоди! Олег! Вы с Женей Ермаковым здесь на гитаре…

Я улыбнулся. То, что меня помнили, были неожиданно приятно.

– Да.

Вика задумалась.

– Как же так может быть? Я видела тебя, совсем недавно. Или ты…

Она испуганно прикрыла рот ладошкой, глаза наполнились слезами.

– Что-то случилось?

Пришлось ее успокаивать:

– Не сейчас. Этот Олег жив. Это меня вернули назад.

– Так ты оттуда? – Вика неопределенно махнула рукой, обозначая будущее.

Я мысленно поморщился, обругал сам себя: «Дурак, не мог удержать язык за зубами? Теперь придется выкручиваться».

– Да, – ответ мой был пока что честным.

– А из какого года? – теперь она вся светилась нетерпением.

Черт, вот и приплыл. Что ей сказать? Из 2019? Сказать, что мне уже далеко за полтос? Что я ей в дедушки гожусь? Черт, черт, черт… Этот разговор был совсем некстати. Теперь придется хитрить. А обманывать Вику мне не хотелось совершенно.

– Я не могу сказать, пока, – ответил я, скрипя сердцем. – Ты должна понимать…

– Я понимаю, – расстроенно согласилась она.

– Вы чего там застряли?

Из машины выглядывал Славка, буравил нас подозрительным взглядом? Вика сразу нашлась:

– Я Сергею наш двор показываю. Сейчас пойдем.

Лис нарочито громко проворчал:

– Нашла, что показывать. Чего он там не видел?

– Да идем, идем.

Она направилась к подъезду, опередив меня, схватилась за ручку, распахнула дверь. Сказала:

– Прошу!

Я посторонился, указал рукой:

– Дамы вперед.

– Это еще почему?

Викины глаза озорно блеснули. И мне подумалось, что она заготовила какую-то шутку. Узнать так ли это, не довелось.

– Сейчас допрыгаетесь, – сердито прорычал Славка, – и я пойду с вами!

Вика хмыкнула и юркнула в подъезд. Я шагнул следом, дверь закрылась сама. По сути дела, Лис был прав.

Уже у лифта, утопив пальцем красную, прожженную в центре, кнопку, Вика вдруг сказала:

– А знаешь, я ведь тогда была в тебя влюблена…

* * *

Лифт довез нас до четвертого этажа и выпустил на самой обычной лестничной площадке. Влево и вправо вели две двери – крашеные, деревянные, запертые на врезной замок. Все, как и у меня когда-то. Я попытался угадать, куда свернет Вика, выбрал правую дверь. Не угадал. Она отворила левую.

Эта квартира когда-то знала лучшие времена. Все здесь пришло в запустение. Стало совсем стареньким. На кухне лилась вода, работал телевизор. Вика захлопнула дверь.

Я остановился на пороге, разулся. Девчонка достала из тумбочки почти новые мужские тапочки, сказала смущаясь:

– Папины. Остались с тех времен, когда…

И замолкла. Я и сам догадался, что с тех времен, когда ее отец еще был жив. Шум воды тут же стих.

– Викочка, это ты? – спросили из кухни.

– Я, мам, но не одна.

– Со Славочкой?

Вика быстро глянула на меня, улыбнулась. После чего ответила матери:

– Нет.

– А с кем? Со Светой?

– Нет, мам, нет. С, – она запнулась, – Сережей. Ты его не знаешь.

– Не знаю?

В коридоре появилась уставшая женщина. Белым вафельным полотенцем она вытирала руки.

– Что еще за Сережа?

Тут она увидела меня, убедилась, что дочка не шутит и замерла в изумлении.

– Здравствуйте, – я кивнул и понял, что совсем не подумал узнать имя Викиной матери заранее.

Кажется, она об этом догадалась. Неожиданно улыбнулась, отчего стала похожа на дочь, подсказала:

– Раиса Федоровна…

И этим сразу разрядила обстановку. Я повторил приветствие:

– Здравствуйте, Раиса Федоровна. Очень приятно познакомиться.

Она ответила честно:

– Я пока не знаю, приятным будет наше знакомство или нет, но очень на это надеюсь.

Потом укорила дочь:

– Викочка, – чего ты держишь гостя на пороге? Пойдемте на кухню, у меня как раз чайник поспел. Попьем чайку, поговорим.

Я же все это время смотрел на нее, пытаясь найти хоть каплю тьмы в ее жилах. И не находил ровным счетом ничего. Стресс, усталость, депрессия. В ней было что угодно, только не та болезнь, о которой говорил врач.

Я осторожно глянул на Вику. Она поймала мой взгляд, встревожилась, сказала:

– Мамуль, мы сейчас придем, только на минуточку заскочим ко мне в комнату. Мне там кое-что взять нужно, а Сережа поможет.

Маме ее это не понравилось, но спорить она не стала, просто проговорила:

– Ну, хорошо, хорошо, только на задерживайтесь. А я пока на стол накрою.

Вика, не обувая тапочек, направилась в свою комнату, я за ней. Раиса Федоровна повздыхала и ушла на кухню. Едва мы остались одни, девчонка схватила меня за рукав, потянула усаживая на стул и спросила:

– Ну что? Посмотрел?

Я кивнул.

– Нет у нее никакой болезни. Срочно уговаривай ее пересдать анализы. У тебя есть листок и ручка?

Она открыла секретер, достала тетрадку и карандаш, сначала протянула мне, потом поинтересовалась:

– Зачем.

Я принялся быстро писать. Годы не стерли из памяти адрес. Это было удивительно.

– Вот это адрес поликлиники, – сказал я, подвигая к ней тетрадь, – запишись на прием к Ковалеву Олегу.

– К тебе? – Поняла она.

– Ко мне…

Это так странно прозвучало, что я невольно хмыкнул.

– К тому, кем я когда-то был.

– А зачем?

– Расскажешь все честно.

– О тебе? – Не поняла она.

Я даже испугался. Кто знает, чем закончились бы такие откровения.

– Упаси Боже. Он же ни о чем не подозревает. Расскажешь о матери, о поликлинике, о враче. Анализы у вас на руках?

Она вдруг смутилась, призналась:

– Нет, нам не дали, а мы как-то не подумали попросить.

– Тогда и не надо. Просто расскажешь обо всем и попросишь новое направление, чтобы пересдать. Поняла?

– Хорошо. А маме, что сказать?

– Скажи, что говорила с другим врачом и тебе объяснили, что один анализ ничего не значит. Слишком часто бывают ошибки. Что тебе сказали, обязательно пересдать и дали адрес лучшей лаборатории и хорошего врача.

– Вика! Сережа! Идите уже пить чай.

– Идем, мам, идем!

Девчонка обернулась ко мне.

– Пошли, а то она будет переживать. Нам ничего не скажет, а сама…

– Погоди, – я поймал ее за руку, – надо что-то из вещей взять.

Она хлопнула себя ладонью по лбу, прыснула:

– Забыла совсем. Сейчас соберу.

Дальше я стоял и смотрел, как Вика кидала в сумку какие-то тряпки, практически без разбору, лишь бы чего-нибудь напихать. В какой-то момент я ее остановил.

– Постой, это не дело. Возьми свитер и резиновые сапоги. Если пойдут дожди, в деревне все развезет.

– Точно! – Обрадовалась она, быстро вытащила половину вещей, закинула обратно в шкаф, оттуда вынула свитер, прихватила тонкую куртку. Закричала: – Мам, а где у нас резиновые сапоги!

Раиса Федоровна переспрашивать не стала, скоро появилась в дверях с парой синих сапожек и шерстяными носками. Протянула дочери, строго-настрого наказала:

– На, и без носков не надевай, а то ревматизм заработаешь.

Я мысленно усмехнулся. Мне в детстве говорили также. Откуда взялось это убеждение, я так и не смог понять. Но большинство мам в стране советов были уверены, что от резиновых сапог бывает ревматизм. Если их, конечно, носить не по правилам – без теплого носка.

А потом мы пили чай с вкуснейшим домашним печеньем, болтали ни о чем. Через час Вика всучила мне сумку, выпроводила за дверь, сказала:

– Иди в машину, я с мамой поговорю и вернусь. – И скрылась в квартире.

Слушаться ее я и не подумал. Остался стоять у лифта. Подумалось, если у нее ничего не выйдет, я попробую сам убедить, зачаровать… Черт возьми, что-нибудь да сработает. Но помощь моя не понадобилась.

Вика выбралась из квартиры довольная, сияющая, увидела меня, обрадовалась еще больше. Бросилась с ходу на шею и чмокнула в щеку.

– Спасибо, – прошептала она, – у меня все получилось. Правда, твой Олег сейчас в отпуске. Но седьмого сентября в пятницу мы идем к нему прием. Вечером. Спасибо.

Она тут же отпрянула и нажала на кнопку лифта. Вниз мы ехали молча. Так же молча усаживались в машину. Лис косился на нас с подозрением. Наконец, не выдержал, спросил:

– Вы чего это такие загадочные? Вы чем там занимались.

Вика фыркнула, а я решил успокоить парня:

– Чай пили с печеньем.

– Вдвоем?

Нет, с Раисой Федоровной. У Вики чудесная мама.

– А еще, – вмешалась девчонка, – Сережа ее посмотрел…

Она сделала театральную паузу. Славка взорвался:

– Слушайте, я вас обоих пришибу. Что там с тетей Раей? Что ты увидел?

Вика ответила за меня:

– Никакой болезни у нее нет.

– Хо-хо! – Славка воспрянул духом. Потер руки, принялся заводить машину. А потом вдруг сказал заговорщически: – Это дело непременно нужно обмыть!

Глава 28

Ночь… Интересно, в этой жизни мне хоть раз дадут выспаться нормально? Сразу возник вопрос, а с телом моим что? Остается оно на кровати, когда я попадаю сюда? Или исчезает? Я тут же сам себе ответил, что, вероятно, остается. Иначе бы кто-то да заметил уже мое отсутствие по ночам.

Мои размышления были прерваны демонстративным покашливанием. Баба Дуся хлопотала у печи. Сегодня она была ироничной, но вполне себе доброй. От давешней злобной ведьмы не осталось и следа. По комнате разносился аромат горячих пирожков.

За окном вечный день. Кота не видать. Вокруг царит полнейшее благолепие. Я почувствовал себя любимым внучком, пришедшим в гости к обожающей бабушке. По сути дела, так оно и было.

– Чего встал? – баба Дуся не могла долго играть добрую роль. – Проходи, садись. Чай пить будем.

Я не сделал ни шага, волшебная реальность сама перенесла меня сквозь помещение и поместила за стол. Вот только что стоял, раз, и уже сижу. Рядом миска с пирогами, накрытая льняной салфеткой. Вместо обещанного чая стакан и кувшин молока.

Мне захотелось повредничать.

– А чай где? – Спросил я.

– Пей, что дают, – беззлобно парировала старуха. – А чай, что с него толку? Так, желтая водица…

Я подозрительно на нее покосился. Желтой водицей лично моя бабушка называла нечто совсем другое. Баба Дуся вновь прочла мои мысли, счастливо рассмеялась, подвинула миску ко мне, произнесла:

– Ешь, не бойся, здесь все полезное. С моей едой ты впитываешь мою силу. Чем больше съешь, тем лучше.

Хотелось верить, что она не врет. Впрочем, врать ей было незачем. По крайней мере, пока.

– И потом тоже, – сказала она.

Я вдруг спросил:

– Почему вы не помогли мне тогда, в семьдесят восьмом?

Она не стала юлить, посерьезнела.

– Не могла. Это твой путь, ты должен был пройти его до конца. Считай это платой за могущество.

Я едва не заржал, с трудом проглотил молоко, отложил пирог.

– Хороша плата. Я думал, что схожу с ума…

– Не сошел? Вот и славно.

В ней не осталось ни грамма иронии. Она наставила на меня палец:

– Запомни, каждому дается по силам его. Никто не получает больше, чем способен выдержать. Разве что за грехи.

Прозвучало это излишне пафосно. И я мог бы вполне с ней поспорить, но не стал. Зачем? Что это изменит?

Баба Дуся опять услышала и довольно кивнула.

– Ты ешь, ешь, – подбодрила меня она, – а я буду говорить.

В руку мою сам собой лег новый пирожок. Я его укусил и принялся жевать, не ощущая ни вкуса, ни начинки. Это тоже было неважно. Ведьма говорила.

– За дочку тебе спасибо. За внучку буду благодарить позже.

Я хотел ее спросить, а здесь-то с какой стати благодарность? Но понял, что тело вновь не подчиняется мне. Я мог только есть, пить и слушать. Все прочее осталось там, в реальности.

– Теперь запоминай. – Голос ведьмы полностью занял мое сознание. – Когда придет время, позови Семаргла. Знаешь, кто такой Семаргл? – спросила она мне насмешливо.

Я ответил ей мысленно: «Знаю, это – славянское божество!» Бабка в ответ рассмеялась.

– Ничего-то ты не знаешь, дух охранитель это. Придет время, обязательно позови. Он поможет тебе.

«А когда придет время?» – Мысль моя получилась тихой, едва различимой.

Свет вокруг померк. Исчезли и старуха, и дом, и горящий очаг.

– Потом, все потом… – Донеслось откуда-то издалека. – Всему свое время.

– Серый, хватит дрыхнуть! Опухнешь ото сна!

Кто-то тряс меня за плечо. Я встрепенулся и резко сел на кровати, едва не врезавшись головой в заспанную физиономию Влада.

– Что? Что случилось?

– Ничего, – прошипел он в ответ, – рассвет уже скоро. Надо второй ритуал проводить, для Веры.

– А-а-а, – я слегка успокоился, – иди, сейчас встану.

– Да заткнетесь вы уже? – Пробурчал со своего места Славка. – Жизни от вас нет.

Я его прекрасно понимал. Сам всегда любил поспать допоздна. А тут что ни день будят ни свет, ни заря. Ноги нащупали на полу кроссовки, я в который раз отругал себя, что не додумался купить тапки. Было бы куда удобнее.

Босиком прошлепал до вешалки, стянул с гвоздика джинсы. И только тут понял, что правая рука у меня несвободна – в ней был бабкин пирог. Я почему-то растерялся и спрятал его под подушку.

* * *

Второй день лечения Веры почти не отличался от первого. Те же слова, тот же порядок действий. На куклу девушка пожертвовала одну из своих футболок. Удивительно, но никто из нас не подумал заранее, что мотанку надо делать три раза.

Кукла в костре все так же орала. Все так же своим криком вынимала душу. Все так же подкатывал к горлу тошнотный ком. Все так же закладывало уши. На окраине деревни появились знакомые личности: мать маленького Валерки и компания.

Я успел отметить их лишь краем глаза – появились и исчезли. Но в душе почему-то поселилась мысль, что ждать от них хорошего не приходится. Как бы эти рассветные вопли не вышли нам боком.

Потом был обычный день. Вера, обессиленная, измученная ритуалом и болью, спала до обеда. Мы принимали клиентов. Кубышка росла, как дрожжах. Ближе к закату проявился куратор Костя. Забрал выручку, привез девчонкам дефицитных конфет, а нам всем банку красной икры и финский сервелат. Вика звала его остаться на ужин, но он отказался. Когда уходил, поманил меня за собой.

У калитки неожиданно робко попросил:

– Сергей, глянул бы ты, как у меня дела? Я слышал ты уже лечить начинаешь. Вдруг сможешь помочь?

Мне стало его жаль. Дурацкое это чувство, но поделать с собой я ничего не мог. Живой человек, как никак. Я взял его за ладонь, закрыл глаза. Дело было дрянь. Чернота поднялась по легкому вверх, дошла до самого корня, разъела часть бронха, захватила своими щупальцами перикард. Опухоль и не думала останавливаться. Она росла. Агрессивно, зло, беспощадно.

Видимо у меня изменилось лицо. Голос Кости дрогнул:

– Дело дрянь?

Я выпустил его руку.

– Тебе честно?

– Честно, – ответил он и упрямо сжал губы, – я не привык от смерти бегать. Просто не ожидал, что это может быть так…

Он повел рукой, а я понял, что не смогу оставить все, как есть.

– Приходи завтра, – сказал я, – ближе к полудню. Ничего не обещаю, но попробую хоть как-то помочь.

Он воспрянул духом, выпалил разом:

– Приду, обязательно приду.

Я проводил его, дождался, когда машина скроется из вида, потом вернулся в дом и взялся за книгу. Кто знает, вдруг там есть и такое?

* * *

В комнате ребята смотрели телевизор. Там было весело, там было шумно. Я сидел на кухне, уставившись в темное окно, и думал: «Неужели придет время, и я смогу так же?» Было и лестно, и жутковато одновременно.

Почему старая ведьма доверила это знание именно мне? Что разглядела она тогда в перепуганном подростке? Что прочитала в книге судеб в далеком семьдесят восьмом? Почему-то я был уверен, что спрашивать об этом не стоит – не ответит, и вовсе не из вредности, просто, до этой правды я еще не дорос. Когда-нибудь мне самому придется решать – кому отдать силу, с кем поделиться судьбой. И это будет нелегкий выбор.

Я вздохнул и посмотрел на стол. Книга давно погасла. Она рассказала мне то, что я хотел узнать. Поведала, зачем нужен пирог, принесенный с той стороны. Оставила очередной раз послевкусие чуда. Я подхватил ее со стола и спящую, уставшую унес в комнату Вики. Там спрятал в дорожную сумку под одежду.

Девчонки разместили раскладушку, щедро пожертвованную Владом, в проходе меж Викиной кроватью и стеной. К окну теперь можно было пробраться лишь на четвереньках, ползком по покрывалу. Им здесь было тесно. Им здесь было весело. Им было нечего делить.

Вообще в этом доме царил удивительный настрой. Мне было боязно его потерять. Такое тепло, такое понимание во все времена казались большой редкостью.

Я застегнул молнию, задвинул сумку под кровать и отправился к ребятам. Мне хотелось быть с ними бесконечно долго. Я почему-то страшился того, что должно произойти вскоре, хоть сам не понимал толком причины своего страха.

* * *

Наверное, баба Дуся, решила, что пока с меня хватит. Утром я проснулся раньше всех. Первым выскочил во двор, пробежался по холодку, в порыве энтузиазма набрал за домом слив, сорвал на пробу пару яблок. Бочки у них уже наливались красным. С грустью подумал, что лето подходит к концу. На календаре двадцать седьмое число. Скоро сентябрь.

Подумал, что я здесь меньше двух недель, но за столь короткое время умудрился сродниться и с домом, и с нашей компанией, и с этой реальностью. И даже с ролью шамана.

Одно из яблок я надкусил на ходу и пожалел, что не нарвал больше. Яблоко было сочным и сладким. Только возвращаться было лень, и я оставил это дело на потом. Вика уже успела поставить чайник. Теперь, под его мерное пыхтение, умывалась над рукомойником. Но меня заметила сразу. Улыбнулась.

– А, Сережа, уже встал? С добрым утром.

– Привет.

Я высыпал свою добычу на стол. Вика тут же сгребла все в миску, принялась мыть. Мне стало немного неловко за одинокое яблоко, и я пошел обратно, взяв с собой пакет.

Когда вернулся обратно, на кухне было оживленно. На этот раз поднялся даже Лис. Увидев мой немой вопрос, поспешил пояснить:

– Вот, ребята столько рассказывали, я тоже решить посмотреть, что там и как.

– И правильно, – тут же поддержала его Вера. – Только там страшно.

– Ничего! – Влад по-хозяйски приобнял ее за плечи. Не бойся, я же рядом.

Пятно на ее щеке стало совсем светлым, почти не различимым. Я даже покачал головой. Кто бы мне раньше сказал, что такое может быть, я бы ни за что не поверил. А тут. Почему-то все чудеса уже воспринимались как должное.

Чай пили в спешке. Быстро сжевали бутерброды с Костиным сервелатом. Лис попытался покуситься на банку с икрой, но получил от Вики по рукам.

– Не тронь, вот закончим дело, пройдет все у Веры, тогда и откроем. Устроим себе праздник.

Славка попыхтел для приличия и сдался.

На куклу пошла другая половина вчерашней футболки. Девчонки так наловчились, что сделали ее за пять минут. Потом все сложили в корзинку. К лесу отправились вшестером, прихватив с собой счастливого Соломона.

Все было, как обычно. У кромки леса полыхал огонь. Воланчик и Лис устроились в партере на траве, заняв лучшие места. Магическое действо шло по плану. Я читал заклятие. Вера впала в оцепенение, зажав в руках ритуальную жертву. Вика помогала мне, подавая нужное и забирая лишнее. Тихо потрескивали в огне ветки.

Когда заклятие закончилось, моя пациентка встрепенулась, привычно шагнула к огню и бросила куклу в пламя. Подготовленный Лис заранее заткнул пальцами уши. Мог бы и не стараться. Воя не было. Из огня, из самой сердцевины раздался страшный смех.

К небу, подобно вихрю взвилось черное нечто, расправило крылья, сделало над поляной круг и исчезло в синей глубине. Огонь тут же потух. Последи углей осталось оплавленное нечто, больше всего похожее на разбитое сердце.

Я все стоял и смотрел в высь. Лис первым пришел в себя, подобрался к пепелищу, глянул с расстояния, испуганно спросил:

– Что это было?

Я пожал плечами. Вера переводила настороженный взгляд с одного участника действа на другого. Она искренне пыталась понять, предусмотрено произошедшее программой или нет. Я не знал, что ей сказать.

– Ведьма, – ответила за меня Вика, – унесла свое проклятие к себе.

– Бумеранг? – Это слово само собой возникло в моей голове.

– Да. – Вика нагнулась, принялась собирать корзинку. Словно между прочим выдала прописную истину: – Все возвращается на круги своя.

А вечером нас пришли жечь…

Глава 29

Сначала, конечно, пришлось принимать клиентов. Правда, ближе к полудню поток страждущих неожиданно иссяк, словно понял, что у меня намечены более важные дела.

Костя появился ровно в полдень – точный, как швейцарские часы. Сосредоточенный и серьезный. Спросил сразу, не разводя политесов:

– Ну что? Сможешь?

Я все еще не был уверен до конца, поэтому отвечать утвердительно не стал:

– Я постараюсь. Сам должен понимать…

– Понимаю, – он опустил глаза, я краем глаза отметил, как сжались его кулаки. На миг застыли, белея костяшками, и разжались. – Но если не попробуем, не будем знать наверняка? Ведь так?

С эти спорить было сложно. Я согласился:

– Так.

Я провел его сбоку от колодца, мимо поленницы, прямо к костровищу. Там сегодня было удивительно пусто. Обычно в этом месте кто-то тусил.

– Костер развести сможешь? – Спросил я скорее для проформы.

По моему гостю без слов было понятно, что сможет. Что он вообще умеет много чего. Что лоск и высокомерии его напускные. Так, маскарадный костюм, униформа на время работы.

– Смогу, – подтвердил мои мысли Костя, – не впервой.

Я выдал ему спички, хотел принести розжиг, но был остановлен.

– Не надо, это лишнее.

Он скинул на уличный стол дорогущий пиджак, засучил рукава, взялся за топор. Я отправился в дом. Вика уже должна была приготовить нужный отвар. У меня за спиной удалой Костя с азартом крошил полешки.

На кухне кроме ведьминой внучки, моющей в тазике посуду, сидел Лис, подозрительно косился на пирог, уложенный на блюдце и накрытый бумажной салфеткой. Славка тянул носом воздух, морщился, порывался что-то спросить. Наконец не выдержал, задал вопрос:

– Боже, чем он так воняет?

– Не знаю, – ответил я и отставил блюдце в сторону.

От пирога действительно несло. То ли тухлятиной, то ли тиной, то ли еще какой дрянью. Кто его знает? Славка попробовал зайти с другой стороны.

Услышав мой ответ,

– Так, может, выкинуть?

Вика возмутилась, прикрикнула не глядя:

– Я тебе выкину! Это – не еда, это – лекарство!

– Лекарство? – В голосе парня послышался сарказм. – И кто его прописал?

Девчонка на полном серьезе ответила:

– Бабушка.

– Чья? – Не понял Лис.

– Моя.

– Твоя? – Он подозрительно булькнул, сделал страшные глаза, глянул на меня, пытаясь найти поддержу. – Так она же мертвая!

– И что? – Вику, казалось, ничто не может пронять.

Славка тут же пошел на попятную:

– Ничего-ничего, я просто так спросил.

Глаза его из страшных стали заговорщическими. Он вопросительно задрал брови. Указал мне на выход. Вике сказал:

– Ты тут сама, а мы на минуточку выйдем.

Девчонка только фыркнула, говорить ничего не стал. В сенях он поймал меня за рукав, громко зашептал:

– Вы что тут с ней, спятили совсем? С бабкой покойной общаетесь, тухлятину в доме держите! Ты бы ей объяснил, а то я сам…

– Иди и объясни, – спокойно ответил я.

Славка пыжился еще буквально пару минут, потом как-то разом сдулся, уставился в пол.

– Ты что, – сказал он, не поднимая глаз, – как я ей это скажу? Она же обидится.

– А если скажу я, она обидится на меня. Ты этого хочешь?

Лис изумился.

– На тебя? Ты что! Да она на тебя смотрит, как… – Он запнулся пошевелил перед собой пальцами, пытаясь подобрать подходящее слово. – Как… Как на высшее существо!

Ничего себе! Вот это было откровение.

– Не замечал, – сказал я честно.

Он вздохнул:

– Ты вообще многого не замечаешь…

В дверь без стука заглянул Костя.

– Эй, шаманы, костер уже горит. Что дальше?

– Сейчас.

Я оставил их с Лисом вдвоем, быстро вернулся на кухню. Вика уже поставила на поднос и кружку с отваром, и блюдце с пирогом.

– Слова помнишь? – спросила она.

Словно это было так легко забыть. Все прочитанное в книге намертво врезалось в память.

– Помню.

– Ну, – она замялась.

Я понял, что ей хочется сказать с Богом, да нельзя. Не та ситуация. Вика нашла выход.

– Ни пуха, – пожелала она.

Отвечать положенной фразой я не стал. Не жаловал я ни хозяина преисподней, ни его приспешников. Вика вручила мне поднос и опять отвернулась к тазу – принялась чистить картошку.

* * *

Славка с Костей уже переместились за стол. Сидели рядом, молчали, уставившись на пламя. Костер полыхал жарко. Я поставил перед Костей поднос, убрал салфетку, закинул в огонь. Велел:

– Ешь.

Он как-то вздрогнул, принюхался. Вонь от бабкиного лекарства пробирала даже здесь. Славка изумился:

– Ты серьезно?

– Вполне, – ответил я. – Слав, если тебе что не нравится, уйди, и не мешай. Тебе уже сказали, это – не еда, это – лекарство.

Он хмыкнул, замолк, но не ушел. Костя двумя пальцами пошевелил пирог с боку на бок, поморщился. Спросил:

– А что там?

Это я тоже не знал. Просто сделал умный вид:

– Какая тебе разница? Ты сюда для чего пришел?

Он вздохнул, покивал, согласился:

– Так-то да, мне, ребята, и не такое есть доводилось. Помнился, – глаза его подернулись мечтательной дымкой, словно воспоминание было одним из самых счастливых, – нашли мы как-то антилопу. В расщелину она провалилась, но не глубоко. Птицы ее обклевали, грызуны местами… Но мяса еще было достаточно. Правда, подтухла основательно, и черви завелись…

Славка позеленел и подавился. Я не стал уточнять, в каком это месте глобуса Косте доставал из расщелины антилопу. Скорее всего там, где по официальным данным бравых советских служак и не было никогда. Он тоже не стал развивать тему. Взял в одну руку пирог, в другую чашку, сделал глоток и откусил здоровенный кусок. Проглотил почти не разжевывая, оповестил нас со Славкой:

– Ну и дрянь! Антилопа была вкуснее. Мы червей из нее повыковыривали… Хотя ребята и их…

Славка подорвался и убежал к сортиру. Костя проводил его смеющимся взглядом, отхватил от пирога еще кусок, заглотил, как удав, целиком, сказал уважительно:

– А ты ничего, не слабак.

Я кивнул, а сам подумал: «Знал бы ты, дорогой, сколько лет я проработал врачом, знал бы ты, чего я навидался на своем веку. С таким не захочешь, перестанешь быть слабаком». Костя словно понял, кивнул и доел пирог в один укус. Оставшийся отвар он выпил залпом. Погладил себя по животу, проронил:

– Ничего, переварится.

Я усмехнулся, сходил к поленнице, принес оттуда длинную тонкую щепку, отдал мужчине.

Подожги. Нужно чтобы горело и не тухло хотя бы пять минут.

– Будет сделано.

Он не вставая нагнулся, сунул щепку в костер, дождался уверенно огонька. Потом уселся, заслоняя крохотный кусочек пламени от ветра.

– Глаза закрой, – попросил я, – и думай о том, как долго собираешься жить. О хорошем думай.

Костя снова кивнул, все выполнил в точности. На губы его наползла улыбка. Я убедился, что все идет по плану и принялся шептать заклятие:

Болезнь-кручина, перейди на лучину…

Глава 29.2

К концу ритуала я был основательно выжат. Костя выглядел не лучше. Под глазами у него залегли черные тени. Нос словно истончился, заострился, стал почти прозрачным. Нижняя губа была прокушена до крови.

– Больно? – Спросил я, буквально кожей ощущая его страдание.

Он натянуто улыбнулся.

– Ничего, ради такого дела можно и потерпеть.

– Костя, – из меня неожиданно вырвался вопрос, – а ты где воевал?

Он глянул пытливо, ответил уклончиво:

– Далеко.

Я усмехнулся. Ох уж мне эти тайны! Скоро они потеряют всякий смысл. Он качнул головой.

– Не спрашивай.

– Ты сам начал.

– Бывает иногда, от волнения.

– Останешься на обед?

Костя секунду размыслил. В какой-то момент мне показалось, что согласится, но нет.

– Не могу.

Я пожал плечами. Каждый сам решает, что ему нужно, а что нет. Он поспешил оправдаться: