355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Громов » Пункт назначения 1978 (СИ) » Текст книги (страница 14)
Пункт назначения 1978 (СИ)
  • Текст добавлен: 23 декабря 2022, 14:14

Текст книги "Пункт назначения 1978 (СИ)"


Автор книги: Виктор Громов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 26. Пепел

Тут я сделал то, что должен быть сделать – я просто подставил ему подножку, заставил упасть, свалиться ничком в каменное крошево, в сухую траву. В голове моей воцарилось холодное спокойствие. Пришло осознание того, что вот он – тот миг, за который я заплатил жизнью там, в далеком будущем. В том будущем, которое теперь уже не наступит. Никогда и ни за что.

Я запустил пальцы в кисет, расправил горловину. Все лишние мысли улетучились. Исчезли сомнения.

– Просто рассыпь, – сказала мне тогда Лачи. – Рассыпь, когда придет время. Ты сам поймешь когда.

Ну, что ж, время пришло. Я вытащил из кисета щепоть пепла, медленно выпустил его из пальцев на плиту, ведя рукой вдоль Ирки. Словно посолил. Сосед тихо ахнул из-за спины. А я достал еще щепоть. Частички соли, сгоревших волос, денег падали вниз неспешно, точно вовсе не имели веса, кружились в воздухе, серебрились как снежинки. Когда они коснулись бетонной поверхности, попали на Ирку, призрак взвыл.

Я только что думал, что Юлька плачет нестерпимо громко. Я ошибался. От воя фантома заложило уши. Меня словно накрыло взрывной волной, контузило, оглушило на долгий миг. Призрак вскочил, оставил пса, так и недопив его до дна. Взмыл над землей и ринулся на нас.

Вторая щепоть полетела ему навстречу. Пронзила призрачную плоть. Наделала в ней прорех. Прошла насквозь. Осыпала Юльку. И тогда я перехватил кисет за дно и с силой взмахнул рукой, щедро осыпая все вокруг магическим инеем.

Пепел взмыл вверх, рассеялся серебристым облаком, накрыл пеленой все вокруг – меня, Ирку, камень, Юльку и тень. Фантом еще успел дотянуться до меня напоследок, схватить за плечо, пронзить мою плоть мертвыми пальцами. Приблизился почти вплотную. Я внезапно увидел в черном мареве мужское лицо. Злое. Усталое. Разочарованное. А потом тень исчезла. Мир ожил. Взорвался пением цикад.

* * *

Левая рука висела плетью. Я практически не чувствовал ее. И наплевать. Потом. Все потом. Сейчас было важно другое.

Я бросился к Иринке, склонился над ней, нашел на шее пульс. Не зря же меня столько лет учили? Не зря же я столько лет отдал… Хотя, какая теперь разница.

Пульс прощупывался хорошо. Ровный, спокойный, нормального наполнения. С девочкой все было в порядке. Она просто спала. И меня сразу отпустило. Все напряжение, в котором я жил эти бесконечно долгие шесть с половиной дней улетучилось без следа. Из меня словно выдернули стержень, вытащили саму жизненную основу. Ноги отказались держать тело вертикально, и я мешком осел на землю рядом с плитой.

Уже там, сидя на каменной крошке, я заметил, что порошок, полученный от цыганки, слабо сияет ровным чуть-голубоватым светом. Ирка была обсыпана им целиком, оттого казалась зачарованной принцессой, Алисой в стране чудес.

Я провел ладонью по ее лицу, стряхивая с кожи пыль. Скулящий Юлька ползком-ползком подобрался к нам вплотную, склонился, принюхался, потянул в себя воздух и вдруг звонко чихнул. Потом отпрянул в сторону, ожил, повеселел и принялся чесаться. Звучно, со смаком.

Дядя Толя от этого звука словно отмер.

– Что с ней? Жива?

– Жива, спит.

Он задумчиво кивнул, потом подошел, наклонился, поднял с камней пустой кисет, повертел его в пальцах, спросил:

– А это что? Ты где это взял?

Я усмехнулся. Сказал чистую правду:

– Купил.

Он перехватил мешочек двумя пальцами за дно и стряхнул. Оттуда взвилось новое облачко серебристой пыли. Юлька опять чихнул, посмотрел на хозяина с укоризной, отошел еще дальше, остановился там, где мерцающего пепла не было, и стал демонстративно отряхиваться.

– Купил, – задумчиво повторил дядя Толя, – хм. А где? Не в магазине же?

В голосе его звучало откровенное недоумение. Я поспешил ответить:

– Нет, конечно. Не в магазине. У цыган.

Упоминание цыган произвело поистине магический эффект. И сосед немного успокоился. Тогда пришла моя очередь задавать вопросы.

Я указал на то место, где совсем недавно видел черный силуэт.

– Это был Катин отец?

Мужчина поморщился, замялся, ответил безо всякого желания. Он словно стыдился своих слов.

– Он, гаденыш. Жил тварью, и смерть ничего не исправила.

Между лопатками пробежал холодок. Когда я просил у Господа дать шанс мне все исправить, даже не представлял, с чем придется столкнуться. Не думал, что моей соперницей станет сама тьма. Зато возник еще один вопрос.

– Вы его знали?

Сосед вздохнул.

– Знал. Работали мы вместе. Правда, никогда не были особо дружны. Он старше гораздо.

Я поднялся, опираясь на одну руку. Попытался пошевелить второй и поморщился. Плечо пронзило болью. Под кожей словно разлили кипяток. Я скосил глаза, оглядел рубашку. Крови не было, дыр не было, и то хлеб. А с остальным я как-нибудь управлюсь.

Сосед это заметил.

– Давай уходить отсюда, – сказал он. – На, возьми фонарь. А я понесу Иринку. Все равно тебе с одной рукой ее не утащить.

Я не стал спорить.

Сосед склонился над плитой, поддел сестренку под спину, под коленки, поднял, прижал к себе, перехватил, как младенца. Потом тихонько свистнул.

– Юлька, уходим!

Пес тут же присмирел, встал рядом. Ирка не проснулась. Она прижалась щекой к соседской рубашке, улыбнулась во сне.

– Идем? – Сосед вопросительно глянул на меня.

А я задал последний вопрос, который отчего-то казался мне важным.

– Почему вы мне раньше ничего не сказали? Почему не объяснили? Тогда, когда я лез в окно?

Он криво улыбнулся. Только вины в его улыбке я не почувствовал.

– А ты бы поверил?

Что я должен был ему ответить? Конечно, поверил бы! Правда, это вряд ли бы мне чем помогло.

Напоследок я обернулся и губы мои прошептали:

– Спасибо, Лачи!

Если бы я смог, я бы высек эти слова на той самой плите, где фантом уложил мою сестру. Только это уже не имело смысла.

Глава 27. Возвращение

В подъезде, при свете лампочки, я наконец-то разглядел соседа. Подножка и полет лицом в щебень бесследно для него не прошли. Лицо у него было исцарапано. Под глазом наливался синяк. Подумалось, что рукам тоже должно было достаться. За Иркиной спиной я этого не видел.

Мне стало не по себе. Пусть я и понимал, что иного пути не было. Столкнись сосед с фантомом, еще неизвестно, чем бы это закончилось для него. И все равно, подножка оставалась подножкой, не самый честный способ воздействия. Не самый лучший аргумент.

Сам дядя Толя вел себя, как ни в чем не бывало. Претензий не высказывал.

Юлька с крыльца рванул к хозяйской двери, уселся, завертел хвостом, подметая плитку, заскулил. На этот раз нетерпеливо и радостно.

– Погоди, – сказал ему сосед, – нам Ирочку надо донести до дома и Олегу помочь.

Пес громко повздыхал, глянул укоризненно на нас, понял, что вздохи не помогут и побежал наверх. Дверь оказалась не заперта. Уходя мы совсем не подумали о замке. Я пошарил по карманам, заглянул под коврик. Ключа нигде не было. Толкнул дверь – в коридоре горел свет. Было тихо и пусто. Мама так и не вернулась.

Ирку уложили на родительский диван. Я стянул с нее сандалии, смочил большое полотенце, осторожно обтер открытую кожу от пепла и соли, промокнул глубокие царапины на ногах. После укрыл сестренку простыней до подбородка.

Дядя Толя тихо пережидал на кухне. Юлька улегся возле входной двери и задремал. От столкновения с тенью обессилил даже он.

Свет Ирке я выключать не стал. Она тихонько спала. Лицо у нее было спокойным, расслабленным, трогательным, как у всех крепко спящих детей. Снилось ей что-то хорошее. Ирка счастливо улыбалась. Мне до жути захотелось погладить ее по голове, но я не рискнул. Лучше пусть спит. Ей надо набираться сил.

На кухне я вынул из холодильника треугольник с молоком и протянул соседу.

– К глазу приложите. К синяку.

Тот хмыкнул.

– А толку-то? Не поздновато?

Но пакет к лицу прижал.

Я же, склонившись над раковиной, принялся умываться одной рукой. От пепла, от соли чесалась кожа. Хотелось смыть с себя все вместе с воспоминаниями, вместе с пережитым ужасом. Как говорила бабуля? Водица-водица, утекай без следа, уноси с собой печали-хворобы…

Пусть утекает. Я плеснул от души и основательно переборщил. Почувствовал, как вода течет с подбородка за ворот, увидел, как по голубой ткани растекаются темно-серые разводы, как рубашка превращается в грязную тряпку. Это вам не сок от орехов на брюхе! За это мать точно по головке не погладит. Последняя мысль показалась неожиданно смешной. И я, не сдержавшись прыснул. Сосед подхватил. Скоро мы хохотали, стараясь не шуметь, зажимая рты ладонями. До слез, до колик. И вместе со смехом уходило напряжение. На душе становилось легко и свободно.

Я скинул испорченную рубашку на табурет, стянул штаны, остался в одних трусах. Потом склонился над раковиной, плеснул на себя снова, залез под холодную струю с головой, растер шею, прошелся по плечу и взвыл от боли. Тело словно пронзили раскаленным прутом.

Шипя сквозь зубы и ругая себя за неосторожность, я сдернул с крючка полотенце, накинул на волосы, промокнул, как мог, попятился назад и опустился на табурет. Потом повернулся к свету и попытался рассмотреть плечо. Хм… Под кожей разлилась иссиня-черная клякса, похожая на осьминога. Тушка его возлегала над ключицей, уходила на спину, к лопатке, щупальца затейливо оплетали верх руки. Сосед от окна изумленно присвистнул.

– Все так страшно? – спросил я, пытаясь согнуть локоть, сжать-разжать кулак.

Бесполезно. Пальцы были словно ватные. По мышцам слабо бегали мурашки. Любое усилие взрывалось в ладони, пролетало вверх к локтю жгучей болью и застревало в районе ключицы.

– Даже не знаю. – Сосед покачал головой. – Сходи к зеркалу и сам посмотри. Могу сказать одно – такого я никогда не видел.

Я дернулся было в коридор, но вспомнил, что это зеркало разбито, а другое только в гостиной, в шифоньере. А там спит Иринка. Уселся обратно, подумал, что посмотрю, потом, утром.

– Ты чего? – Не понял сосед.

Я пояснил:

– Смотреться негде. Разве, к вам сходить?

Он вытаращил глаза:

– Ты что, не заметил?

Чего не заметил? Спрашивать я не стал, но по моему виду и так было все понятно. Дядя Толя поднялся.

– Пошли, – сказал он, тебя ждет сюрприз.

* * *

Сюрприз. Ха! Мягко сказано. Натуральный сюрпризище. Осколков на полу не было. Рядом тоже. Их не было вообще. Зеркало, как и раньше, висело на стене. Целехонькое. Старое, усталое, обшарпанное, с порченной временем амальгамой. Мутное стекло. Темные пятна возле рамы. Мертвое. Это ощущалось сразу. Смотреться в него было не страшно, просто неприятно. В нем не осталось жизни. Даже отражения у него получались унылыми, точно полинявшими.

Я отошел на шаг, распрямился, глянул в упор, не страшась никакой напасти. Хорош, нечего сказать, когда только успел? Я даже не мог вспомнить, когда получил столько мелких порезов-царапин. Вроде, не падал, не бросался в заросли лицом. И, на тебе… Нос ободран, на щеке синяк. Вновь сочится разбитая губа. Одним словом, красавчик. А еще плечо…

На плече был отнюдь не синяк. Казалось, какой-то безумец закачал под кожу черное упругое желе, распределил его равномерно, подобно эполету. Оплел щупальцами-косичками бицепс, спустил их почти до локтя.

Я осторожно коснулся «осьминога» подушечками пальцев. Чуть выпуклый, плотный, горячий. Вздохнул, поморщился, словно откусил лимон. Уже сейчас было видно, если не случится чуда, это все придется резать, чистить. Потом долго и муторно заживлять. Удивлюсь, если обойдется без пересадки кожи.

Тут же себя успокоил – если это плата за счастливую жизнь, мою и Ирки, пусть будет так, я не против.

– Как тебе?

Дядя Толя устало привалился к стене, смотрел на меня с сочувствием.

– Заживет, наверное… – Мой ответ прозвучал не слишком оптимистично.

Я сходил в комнату, достал из вещей старенькую рубашку, попросил:

– Помогите надеть. А то Иришка проснется, увидит. Не хочу пугать.

Он понимающе кивнул, осторожно просунул в рубашку мою онемевшую кисть. Помог натянуть второй рукав. Дальше я сам застегнул пуговицы почти до горлышка.

– Мы пойдем? – Спросил дядя Толя.

– Конечно, спасибо. – Я протянул ему ладонь для пожатия, дождался ответа. – Идите. Вас Ирочка уже заждалась. Волнуется уже.

Он так тепло улыбнулся, глянул на Юльку, подмигнул.

– Ничего, она у нас привычная. Не переживай. Я часто на работе задерживаюсь.

Вышел в подъезд, притормозил на пороге.

– Олег, ты бы запер дверь.

Я развел руками.

– И рад бы, да нечем.

– Это не беда, – сосед протянул ключ и, не дожидаясь моего вопроса, пояснил: – У Иринки в кармашке был. Выпал, когда я ее поднимал.

* * *

Дверь я запер. Послушал, как удаляются по лестнице шаги. Прикрыл гостиную. Потом бросил взгляд на зеркало, на распахнутую дверь, достал с антресолей молоток, добыл в вещах пару носков. Заглянул напоследок в комнату, ставшую хранилищем горя и боли. Портрет Катеньки Евграфовой смотрел на меня Иркиными глазами. Страшное сходство, слишком сильное, чтобы быть простым совпадением. Нужно будет узнать у отца, как он нашел эту квартиру?

На столе все так же лежала газета. И тут меня посетила гениальная мысль. Я вернулся за фонариком. И уже освещая комнату перед собой, прошел внутрь к столу. Заголовок, так, фото, дальше…

Шестнадцатого августа днем на развалинах старой амбулатории был обнаружено тело девочки…

Дальше я читать стал. Усмехнулся. Я мог пыжиться сколько угодно, пытаясь избежать сегодняшней истории. Все равно у меня ничего бы не вышло. Зачем фантому нужен был сегодняшний день? Почему было важно именно это число? Что толку гадать. Спросить все равно уже было некого.

Сегодня на календаре было пятнадцатое августа. Десять лет со смерти той первой девочки. Юбилей. Я выключил фонарик и вышел прочь. Последний раз посмотрел на скорбный портрет. Прошептал: «Ну что ж, Катюша, если вдруг твой отец был виновен в твоей смерти, спи спокойно. Я за тебя отомстил. Если нет, не держи зла». Ничего сверхъестественного в ответ не случилось. Только пальцы левой руки невольно сжались в кулак. Почти. Хороший знак, черт возьми.

Онемение постепенно уходило прочь, уступало место жгучей беспрерывной боли. Я пошевелил кистью. Пальцы по чуть-чуть, по капельке обретали чувствительность. Держали плохо, но уже начали гнуться. Хотелось прилечь, прижать несчастную руку к себе, укутать чем-нибудь теплым. Но сначала надо было кое-что завершить.

Гвозди так и лежали на порожке. Я отложил их в сторонку, прикрыл дверь, опустился на колени, придавил полотно своим весом, потом наживил гвоздь в старое отверстие. Попытался натянуть на молоток носки, чтобы хоть как-то заглушить звук. Это оказалось самым сложным. После, едва придерживая гвоздь левой рукой, тюкнул по шляпке молотком. Легко, не в полную силу. Ткань защитила от удара металлом по металлу, смягчила звук. Я в два движения загнал гвоздь на место. Следом за ним и второй.

Я не хотел, чтобы Иришка заходила сюда снова. А еще надеялся, что утром она ничего не вспомнит. Ничего из того, что случилось этим вечером. Я провел по шляпкам гвоздей пальцами – все нормально. Поднялся, опираясь на молоток. Убрал носки, спрятал орудие труда на антресоли. Кажется, все.

* * *

На кухне, в аптечке нашелся анальгин. Не бог весть что, но тоже сойдет. Для верности взял сразу две таблетки, запил холодным чаем и понял, что жутко хочу есть. В сковороде на плите стояла яичница, которую так никто и не успел попробовать.

Я не стал заморачиваться с тарелкой, кинул на стол разделочную доску, сверху водрузил сковороду и принялся жадно есть, промакивая растекшийся желток хлебом. М-м-м-м, благодать. Сам не заметил, как прикончил половину. Только потом поставил чайник, привалился к стене и стал ждать.

На часах было без пяти десять. Спать не хотелось. Не хотелось ничего. В душе царила пустота – огромная черная дыра, в которой не осталось места даже для усталости. Я пытался представить, какой будет моя жизнь после всего этого. Завтра, через месяц, через год. И не смог ничего.

Почему-то вспомнились слова цыганки: «Не жалей ни о чем. Правая рука всю жизнь меняется. Кто знает, что будет дальше?»

Я посмотрел на ладонь. Вздохнул. Все эти гадания – брехня. Ничего не изменилось. Я победил тень. Иринка жива. И что? Вторая линия как была совсем коротенькой, так и осталась. Не подросла ни капельки. И что по-вашему? Я завтра должен умереть? Чушь…

Настроение сразу ушло в минус. Я сжал руку в кулак. К чертям все эти суеверия. Достали они меня. Пить чай расхотелось абсолютно.

Раздался противный свисток. Я встал, выключил газ. Сказал сам себе: «Иди-ка ты спать, Олег. Утро вечера мудренее».

* * *

Ирка вольготно раскинулась посередине дивана. Простыню с себя она скинула, спихнула на пол. Ей было хорошо, спокойно. Спать я решил устроиться тут же. Тихонечко, на самом краю. Чтобы быть рядом, чтобы ненароком не упустить. И понимал, что это уже бессмысленно. Что нет никакой угрозы. И не мог себя пересилить. Страх за сестру никуда не делся, остался во мне занозой. Навсегда. Навечно.

Люстру в коридоре выключать не стал. Боялся, вдруг Иришка проснется, вдруг напугается темноты. Дверь оставил открытой на половину, чтобы свет не был в глаза, а лишь создавал в комнате приятный полумрак.

Стоило лечь, как Ирка завозилась, прижалась спиной, прошептала:

– Уже все? Дядя больше не вернется?

Сердце екнуло, сжалось. Я укрыл ее простыней, поцеловал в макушку.

– Какой дядя, родная?

– Страшный, – она всхлипнула, не открывая глаз, не просыпаясь толком. – Хозяин, который в зеркале жил. Злой.

В горле встал ком. Десяток ударов сердца пришлось потратить на то, чтобы голос звучал ровно. Чтобы просто суметь выговорить:

– Не было никакого дяди, Ириш, тебе все приснилось. Это сон.

Она поверила, снова завозилась, отодвинулась к стене, свернулась калачиком, уткнулась лбом в ковер. Я вздохнул с облегчением. Зря. Только закрыл глаза, стараясь отвлечься от боли в плече, как явственно расслышал ее шепот:

– Врешь ты все…

Вру. Что поделать? Я усмехнулся.

– Спи. Завтра поговорим.

Скоро дыхание ее выровнялось. Я еще долго лежал, пытаясь удобнее пристроить руку. Как уснул, не помню. Сон всегда приходит без спроса…

Эпилог

Организм орал: «Еще рано! Оставьте меня в покое!» Ужасно хотелось спать. Вместо этого меня настойчиво трясли. Женский голос повторял:

– Олег, вставай! Вставай, тебе говорят. Да сколько ж можно?

Я попытался отбрыкаться, впрочем, не слишком успешно. Тогда попросту перекатился на другой бок и буркнул.

– Ты кто? Отстань!

– Кто?

Голос возмутился так искренне, что стало ясно – для возмущения он имеет вполне законные основания.

– Я, между прочим, твоя жена! А ты кого ожидал здесь увидеть?

Жена? Я даже проснулся. Какая к чертям собачьим жена? Мне две недели как исполнилось шестнадцать!

От удивления я открыл глаза. Надо мной склонилось лицо Лельки. То ли сердитое, то ли встревоженное, так сразу и не разберешь.

– Леля? – не поверил я. – А ты что тут делаешь?

Она надула губы.

– Ковалев, я тебя не понимаю. Вроде не пил вчера? – В меня вперился подозрительный взгляд. – Или пил? А ну, дыхни!

От неожиданности я исполнил приказание. Дыхнул. Она принюхалась, задумалась. Пожала плечами. Изрекла:

– Перегаром, вроде, не пахнет.

Потом глянула на меня серьезно, укоризненно.

– Ты чего мне голову морочишь? Вставай! Ирина там тебя заждалась уже. Или хочешь, чтобы я ей позвонила и сказала, что ты не придешь?

– Лель, – сказал я примирительно, – не кипятись. Я просто еще не проснулся. Спросонья чего только не померещится?

– То-то же!

Она сразу растаяла. Наклонилась. Чмокнула меня в щеку.

– Вставай. Не хорошо заставлять людей ждать.

– Не хорошо, – согласился я.

Она ушла. Я проводил глазами ее фигурку, понимающе хмыкнул. В этой реальности Лелька слегка раздобрела. Оно и понятно, статус замужней дамы позволял расслабиться. По правде сказать, округлости ее ничуть не портили. Она была все так же хороша собой.

Я повернулся на спину, закинул руки за голову. Итак, что мы имеем? Ирка, судя по всему спасена. Отец жив и не держит на меня зла. Мать… Я потер пальцами кончик носа. С матерью все выяснится, и очень скоро. Это плюс. А что в минусе?

Я покосился на двери, на свою руку с обручальным кольцом. Покрутил тонкий ободок на пальце. Та-а-ак, со свободой можно смело проститься, как и с холостяцкой жизнью. Не слишком большая плата. В крайнем случае можно и развестись. Не в рабство же я себя продал? Это мелочь, сущая ерунда.

А вот второй минус был куда неприятнее. Я совершенно, просто абсолютно не знал, что же случилось здесь за последние сорок лет. Мда… И как теперь с этим быть? И вообще, интересно, который нынче год? Не у Лельки же спрашивать?

Ладно. Я уселся на кровати, нашел ногами тапки. С этим потом разберусь. Пошарил глазами по комнате, разыскивая мобильник. С первой попытки не нашел.

– Олег! – Лелька снова подала голос. – Ну тебе что, помочь? Сам подняться не можешь?

Вот язва! Какой была, такой осталась. Что тогда, что сейчас.

– Встаю! – Крикнул я.

И на этот раз действительно встал.

* * *

В ванной сразу бросился к зеркалу. Хотелось понять, каким я стал, сколько мне лет? Куда меня, черт возьми, на этот раз зашвырнуло?

Из зеркала смотрело мое лицо. То самое, о котором я за последнюю неделю успел слегка подзабыть. Лицо немолодого, но вполне импозантного дядьки. Не обрюзгшего, не заплывшего жиром. Лицо вполне себе приличного мужика. Отличие с привычным обликом было одно – этот Олег успел обзавестись аккуратной бородкой. В прошлой жизни меня такая блажь не посещала.

Зеркало было небольшим. Я отодвинулся на шаг, пытаясь рассмотреть себя хотя бы по пояс, и ахнул. На левом плече, как генеральский эполет растекся огромный, грубый, синевато-белый рубец.

– Черт подери! Как же это? – Слова вырвались у меня невольно. Я не успел их удержать.

Тронул рукой шрам, прошелся по нему пальцами. Наверное, возглас получился излишне громким, эмоциональным. В дверях появилась испуганная Лелька, мельком глянула на меня, возмутилась:

– Ковалев, это что, шутка такая?

Я на всякий случай покачал головой.

Она раздула ноздри, набрала воздуха… Я подумал, что невольно нарвался на нотацию. Но нет. Лелька вдруг включила заднюю, вышла из ванной, закрыв за собой дверь. Стали слышны ее слова:

– Совсем спятил мужик. Сам же рассказывал, как в детстве на юге ошпарился кипятком…

Я вновь провел по шраму рукой. Ухмыльнулся. Ожег, значит. Что ж, хорошее объяснение, правдоподобное. Интересно, а Ирка помнит, что тогда случилось?

Сразу стало грустно. Сразу стало кисло. Хреново начинать жизнь, ничего не зная о том, что было раньше. Нет слов, как хреново. Все равно, что смотреть с конца интересный фильм. В душе поселилось ощущение, что кто-то могущественный мимоходом украл у меня половину судьбы.

Интересно, а как… Я впился взглядом в правую ладонь. Линия там была одна. Довольно длинная. Но до запястья ей было далеко. Возникло запоздалое сожаление – почему я не спросил у цыганки, как по длине линии жизни определить, когда наступит твой срок? Умеют же они это как-то делать. Точно знают, что умеют.

Это был риторический вопрос. Сейчас задать его было некому. А повторять его себе я мог хоть до бесконечности. Только результат на выходе получился бы нулевой. Значит, не стоит и думать об этом. Что было, то прошло.

Я умылся на скорую руку. Насухо вытерся. Покосился на дверь, ведущую в коридор. Мне еще предстояло привыкнуть к мысли, что Лелька моя жена. Что она полноправная хозяйка в этом доме. Чушь какая-то. Ковалев? Как тебя только угораздило?

Тут же появилась другая мысль: «Слава Богу, не Вика!» С Лелькой я управиться смогу. Как ни крути, а баба она неплохая.

– Олег! – Лелька почти кипела. – Честное слово, сейчас в лоб половником получишь! Иди есть. Там Ира тебе уже целую петицию написала. Они у отца в квартире битый час тебя ждут. Скоро машина приедет.

Я накинул полотенце на крючок, подмигнул своему отражению и пошел знакомиться с семейной жизнью.

* * *

Сигарет в доме не наблюдалось. Этот новый Олег был излишне озабочен своим здоровьем. Вел правильный образ жизни. Зато на кухонном столе лежал телефон. Большой, в черном чехле. Явно мужской.

Я уселся на стул и сразу полез посмотреть дату. Мобильник меня не подвел, послушно поведал, что нынче на дворе 2019 год, август месяц, самая серединка. В этой реальности тоже прошла ровно неделя с тех пор, когда я пообещал за спасение Ирки свою жизнь.

Лелька поставила передо мной пшенную кашу рыжими кусочками тыквы. От блюда чудесно пахло медом.

– Ешь, – сказала она, – а я сейчас кофе сварю.

Я взялся за ложку. Такая жизнь меня пока вполне устраивала. К кофе мне подсунули бутерброды с бужениной и маринованным огурчиком.

Сама Лелька не ела. Она просто сидела рядом, поставив локти на столешницу, уперев подбородок в ладони, и смотрела на меня. Я жевал мясо и думал, что раньше за ней такой привычки не наблюдалось. Впрочем, ничего против не имел.

После завтрака мне выдали одежду: джинсы, поло, кроссовки. Я собрался уже уходить, но Лелька меня перехватила, сказала с укоризной:

– Да что с тобой сегодня такое? Словно сам не свой.

Всунула в руки ключи и документы от машины.

– На, пешком что ли собрался идти?

Я сделал вид, что все идет по плану и слинял в наружу. Черт, чувствовал я себя ужасно неловко. И тут меня осенило. Осознание произошедшего накрыло холодной волной. А сколько еще таких ситуаций впереди?

В другой город что ли переехать? Начать жизнь с чистого листа? Пусть даже с Лелькой. Я же ни черта не знаю о себе. Кто я теперь? Кем работаю? Кто у меня друзья? Чем живу? А дети? Вдруг у меня есть дети? Я же сейчас, если встречу на улице, просто пройду мимо. Я же ведать о них ничего не ведаю. Мать вашу растак! Даже не знаю, на какой машине сейчас мне ехать и куда.

Я с тоской посмотрел на кнопку родной квартиры и нажал на звонок. Лелька почти сразу открыла. Спросила:

– Забыл чего?

Я попытался ухватиться за соломинку. Лелька-то в курсе, что, где и как.

– Может вместе поедем?

Лелька непритворно вздохнула.

– Олежек, не могу, я тут тесто на пироги поставила. Я к вам позже подъеду, уже на новую квартиру.

– Ну хорошо…

Кого я обманывал? Что в этом хорошего? У лифта украдкой достал ПТС. Так, цвет, номер, марка… Ага, весьма недурно. Кто бы еще сказал, где стоит?

* * *

Во дворе на первый взгляд ничего похожего не нашлось. И где искать? Вдруг ничего не поменялось, вдруг здесь все, как в прошлый раз, вдруг повезет хоть в этом? Помнится, тут совсем недалеко была стоянка. В прошлый жизни я часто ею пользовался. Вполне мог поставить туда.

Я спустился по ступеням крыльца и пошел прочь. Других идей все равно не было. Шел и думал: «Какой идиот сказал, что попаданцам живется легко? Только в книге бывает так, что раз – и все знания на блюдечке с голубой каемочкой. Настоящая жизнь не такая добрая. В ней все куда сложнее».

Я так задумался, что не сразу услышал, как звонит телефон. На экране было знакомое имя – Иринка. Мне стало страшно. Что ответить? Как с ней говорить? Я никогда не знал Ирку взрослой. Я нажал на зеленую трубочку.

– Олег? – Голос был сердитым, незнакомым. Да он и не мог быть знакомым. – Ты где? Ты куда пропал?

– Привет, Ириш.

Ирка не оттаяла:

– Тебя когда ждать?

И что тут ответить? Я понятия не имел, когда доберусь до них. Пришлось соврать:

– Скоро. Я тут…

Дальше все повторилось, как в дурном кино. Визг тормозов. Противный звук сигнала. Удар. Боли не было. Я просто не успел, не смог ее осознать. Еще был чей-то испуганный голос:

– Кто-нибудь вызовите скорую, здесь мужчину машиной сбило.

Под головой асфальт. Над головой небо. Синее-синее, бездонное. Холодное и равнодушное. Возле уха в трубке кричала Ирка:

– Олег! Олег! Что у тебя случилось? Ответь же! Не молчи!

Я попытался прошептать:

– Все нормально, Ириш, все нормально…

Но звука не вышло. В голове еще успело мелькнуть: «Все, Ковалев, допрыгался». И свет погас.

* * *

В отделении было тихо. Деловито сновали сестры. У стеклянной стены стояли двое в белых халатах – мужчина и женщина.

– Ты чего на работу пришла? Сегодня же не твоя смена? – Мужчина смотрел на женщину удивленно.

Она не заметила этого взгляда, ничего не ответила. Ей было не до того. Ладони ее лежали на холодном стекле. Там, за стеклом, в ярко освещенной палате, недвижимо лежал человек. Голова забинтована. Лицо спокойно. Глаза закрыты.

– Шансы есть? – спросила она.

Врач виновато развел руками.

– Даже не знаю, что тебе сказать, Ирина Санна.

– Скажи, как есть, – потребовала она. – Мне нужна правда. Меня можешь не обманывать. Я все равно до всего докопаюсь сама.

Она оторвалась от стекла и посмотрела на своего собеседника требовательно, в упор. Мужчина вздохнул и опустил глаза.

– Шансы есть всегда, – произнес он, – Ты же знаешь. Каких только чудес не встречается. Но я не Господь-Бог. Не мне решать, кому жить, а кому…

Он поднял голову и глянул на собеседницу с состраданием.

– Он тебе кто?

Женщина оперлась о стекло лбом и снова устремила взгляд туда, где под простыней лежало недвижимое тело. Мерный писк отсчитывал пульс. По монитору бежала ломаная линия.

– Брат, – сказала она.

– Брат? – Врач удивился. – Погоди, перед операцией он постоянно бредил. Все рвался спасать какую-то Ирочку. Ты же у нас Ирина Александровна? Не тебя, случайно?

– Меня.

Она улыбнулась с нежностью и грустью, не отрывая от стекла глаз.

– Когда-то, сорок лет назад, он спас меня. Хоть сам потом и не признавался в этом. Не любил об этом говорить. Но я-то знаю…

Она помолчала и обернулась к врачу. Взгляд у нее стал молящим.

– Я зайду к нему?

– Ира, зачем? – Попытался отговорить ее мужчина. – Он сейчас никого не слышит. Он не узнает, что ты здесь была…

Ирина перехватила его руки.

– Мне нужно, Игорь. Слышишь, мне нужно. – Она судорожно сглотнула, словно ком в горле мешал выговаривать слова. – Если он сейчас…

Женщина замолкла, прикрыла глаза. На ресницах блеснули слезы. Но она взяла себя в руки.

– Если его вдруг не станет, я не прощу себе, что не увиделась с ним в последний раз.

* * *

Что она хотела здесь увидеть? Что хотела сказать? Кто знает? С чужой смертью и болью ей приходилось сталкиваться часто – почти каждый день. К ним она успела привыкнуть Психологи называли такое явление модным словом – профдеформация.

Своя беда оказалась куда страшнее. Она была почти неподъемной. Слезы рвались наружу, их было сложно удержать. Ирина медленно подошла к кровати. Подхватила бессильную ладонь брата двумя руками, сжала, посмотрела в родное лицо, склонилась и горячо зашептала:

– Олег, это я. Ты меня слышишь? Это я, твоя Ирка.

С ресниц все-таки сорвалась непрошенная слеза и покатилась по щеке. Женщина не стесняясь хлюпнула носом, а потом договорила:

– Спасибо, у тебя все получилось. Ты не бросил меня, как и обещал.

Закрытые веки мужчины дрогнули, но глаза не открылись. Пальцы его на миг сжались и тут же обмякли вновь. Навсегда. По монитору, где только что огонек отбивал удары сердца побежала прямая линия.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю