Текст книги "Пункт назначения 1978 (СИ)"

Автор книги: Виктор Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Словно я сам не знал. На этом допрос и завершился.

– Мать, я все, можешь жалеть! – Прокричал и батя и, похлопав меня мимоходом по плечу, ушел к телевизору.

Глава 18. Рокировка

– Горе ты мое, – причитала мама, тщательно намазывая ранку йодом, и дуя на нее в промежутках между фразами, – почему ты такой непутевый? В кого только уродился, не пойму? Тебя одного из дома выпустить нельзя. То банку разобьешь, то деньги потеряешь… А теперь вот, еще и в драку ввязался!

Я сидел, молчал и терпел. Что тут скажешь? Мне и самому было понятно, что с момента возвращения все идет не так. Судьба закручивает совсем иной сюжет.

Как говорил один мой знакомый: «Провидение не терпит пустоты. Если тебе написано на роду хлебнуть горя, ты его получишь. Вопрос как? Целиком, за раз, одним шматком. Или часто, дробно, кусочками». Я поразмыслил и решил, пусть лучше будет как сейчас, в нарезку. Одним шматком я уже пробовал. И, честно скажу, мне совсем не понравилось.

Йодом я был полит от души. Мать закрутила пузырек, поколебалась, прикидывая не налепить ли мне на личико пластырь. К счастью для меня, не придумала, как это сделать, вздохнула и приступила ко второй часть марлезонского балета – принялась кормить.

Тут я был совсем не против. Тем более, что на ужин женская половина нашей семьи настряпала жареных пирожков со шкварками и картошкой. Вкуснейших, просто обалденных, с хрустящей корочкой. В меня влезло пять. Я был готов засунуть в желудок и шестой, но откровенно побоялся переборщить.

А потом пили чай с остатками мармелада, болтали ни о чем. Пока в девять из гостиной не заиграла знакомая музыка и отец убежал смотреть программу «Время». Мы с мамой собрали грязную посуду и сложили мойку. На плиту поставили кастрюльку с водой. Я слинять не успел, как мать вдруг задала неудобный вопрос:

– Как у тебя там с этой девочкой?

Я потрогал губу изнутри языком. Как-как? Хреново! Матери же сказал:

– Не знаю, мам. Я ее сегодня не видел.

Она наклонила голову на бок, задумалась и вдруг спросила:

– Это тебя из-за нее побили?

Я аж поперхнулся, вот что тут сказать? Благо она сама все поняла и дальше пытать не стала.

– Ладно-ладно, иди. – Мама пощупала воду в кастрюльке и достала алюминиевый тазик. – А то я тебя совсем заболтала.

Я чмокнул ее в щеку и быстренько слинял.

* * *

После «Времени» показывали «Пропавшую экспедицию». Я присел рядом с отцом на время, переждать материнский интерес к собственной персоне, но неожиданно оказался затянут в водоворот сюжета.

Так и хотелось сказать банальное: «Умели же в советское время снимать! Не то, что сейчас». Я тихонечко хмыкнул. «Сейчас» у меня осталось в прошлом. Такой вот временной парадокс.

На экране невозможно юная героиня Евгении Симоновой смотрела влюбленными глазами на Александра Кайдановского. Я мельком глянул на Ирку, ее взгляд был ничуть не менее влюбленным. Отчего-то вспомнилось, как все девчонки в нашем классе сходили с ума по этому актеру.

Мне же сейчас в фильме куда больше понравился Николай Гринько. Странно, но помнил я его в основном по «Электронику» и «Буратино». Об этой его роли раньше не вспоминал вовсе. Интересно меняется с возрастом восприятие.

После фильма Ирку загнали спать. Мать шуршала на кухне. Мы с отцом остались вдвоем, и я ему по-партизански, украдкой, вручил долгожданный фонарик. Потом пришла уставшая мама, выключила телевизор, и меня из гостиной выперли.

Я перебрался на кухню с многострадальным «Айвенго», в котором не смог прочитать и десяти страниц. Текст плыл перед глазами. Буквы не складывались в слова. Все мысли были заняты ожиданием момента, когда все уснут.

Наконец, случилось и это. Я запалил в коридоре свет, вытащил из кармана полотно и подошел к зеркалу. Там было пусто. Ни посторонних теней, ни прочей нечисти. Все, как положено приличному зеркалу. Одни отражения реальности. Той, которая здесь и сейчас. Ничего потустороннего.

Я приложил тряпку к стеклу и… Как там говорил глубокоуважаемый Леонид Ильич? С чувством глубокого удовлетворения принялся стирать свои страхи. Саму память о них. Малейший намек. Нахрен. Все нахрен. Пусть не останется ни следа.

* * *

Удастся мне в этом доме хоть раз нормально выспаться? Вопрос был риторическим. Кроме себя самого задать его попросту некому. Меня словно что-то толкнуло во сне, и я открыл глаза. Сердце бешено стучало в груди. Ночь. Темно. Рассвета еще не видать.

Иркина кровать была пуста. Жутко захотелось заорать: «Опять? Ну сколько можно!»

Я на корню прибил это желание, откинул одеяло осторожно опустил ноги на пол, стараясь опираться только на край кровати, чтобы, не дай Бог, не скрипнула предательская сетка. В голове промелькнул новая мысль: «Как только Ирке удается вставать беззвучно?» Мелькнула и исчезла.

Рука нащупала под подушкой фонарик. Я взял его на изготовку и тенью выскользнул в коридор.

На миг от удивления опешил – перед зеркалом не было никого. В нем тоже. А где же Ирка? Куда подевалась? Взгляд заметался по коридору и тут же нашел искомое.

Сестренка стояла возле двери, нагнувшись к замку. Что она там делала, я не понял и разбираться самостоятельно не стал. Хватит выставлять себя дураком! На это раз поступил иначе. Оставил разборки родителям.

Я крадучись скользнул вдоль стены, беззвучно отворил дверь в родительскую спальню и подошел к дивану. Ну, Господи, помоги.

К счастью, отец спал с краю. Я склонился над ним и тронул за плечо. Проснулся он сразу. Открыл глаза, сонно заморгал. Что происходит, пока не понял.

Я горячо зашептал:

– Папа, тихо! Не говори ничего. Пойдем за мной.

Лицо его приняло удивленное выражение, он попытался возразить, но я не дал:

– Прошу тебя, не шуми. Просто пошли. Быстрее.

– Ну хорошо, хорошо, – еле слышно проворчал отец.

Мать что-то пробурчала и отвернулась лицом к стене. Батя свесил с кровати ноги, впотьмах машинально попытался нащупать тапки, не нашел и пошлепал за мной босяком, шумно зевая на ходу. Каждый звук казался мне невероятно громким. Каждый шорох отдавался в ушах набатом. Мы выглянули в коридор. Сначала я, из-за моей спины отец. Он зашептал тревожно:

– Олег что случилось.

Я пригляделся. Ирка была на месте. Даже позы не сменила.

– Смотри, – громким шепотом ответил я и включил фонарик.

* * *

Свет залил коридор. Он был не слишком ярким. Но после кромешной тьмы казался сиянием софитов. Я ожидал чего угодно: шума, испуга, плача. Но Ирка даже не вздрогнула. Не сдвинулась с места. Не изменила позы. Батя на миг растерялся, замер.

– Что происходит? – спросил он удивленно.

– Не знаю, – ответил я. – Но это не первый раз. До этого она зачем-то терла зеркало. Помнишь?

Я глянул на него. Вид у отца тут же сделался виноватый. Ему стало стыдно, что мне тогда не поверили. Он кивнул. Потом отодвинул меня с дороги, отстранил.

– Погоди, сынок. Дай я посмотрю…

Он пошел к запертой двери. Я так и остался стоять в проеме их с матерью спальни. И твердо решил никуда не лезть. Пусть сам во всем убедится.

Сзади кто-то тронул меня за плечо. От неожиданности я вздрогнул и обернулся, потеряв из вида коридор. Передо мной стояла заспанная мама. Я нечаянно осветил ее фонариком с ног до головы. Она тут же заморгала и заслонилась ладонью.

– Олег, – голос ее прозвучал раздраженно, – не свети мне в лицо. И вообще, что у вас тут происходит.

Я поспешно опустил фонарь.

– Прости, мама, я не специально.

– Олег!

Это уже возглас бати.

– Верни свет. А еще лучше включи люстру.

– Сейчас.

Я метнулся к кухне и шлепнул по клавише выключателя. Сразу стало светло. Сразу стало все видно. Как только зажегся свет, Ирка выпрямилась и застыла столбом. Глаза у нее были открыты. Взгляд неподвижный, стеклянный, невидящий. Губы плотно сжаты, брови нахмурены. Руки безвольно опущены вниз. Из пальцев ее что-то выпало и звякнуло о пол.

Интересно, что? Неужели ключ? Что там говорила цыганка? Тень не вырвется из зеркала, если никто не откроет дверь? Вот же бл**ство! Я машинально выключил фонарик и рванул к отцу. Надо было отобрать ключ, испортить его, пока Ирка не добралась до него снова.

Но меня опять отодвинули. На этот раз мама.

– Ира? – Воскликнула она. – Саша? Что все это значит.

Батя в ответ лишь пожал плечами.

– Понятия не имею, – ответил он. – Иришка зачем-то ковыряла в замке. Вот этим!

Он поднял с пола какой-то предмет. Мать пошла к ним. Я за ней следом. Из-за ее спины я никак не мог разглядеть, что именно держит в руках батя. Оказалось, не ключ.

– Что это?

Отец протянул свою находку вперед, а мама перехватила.

– Это мое. – Сказала она. – Из маникюрного набора. Не знаю, как называется. Я еще вчера днем гадала, куда могло деться.

Тут Ирка молча развернулась, протиснулась между родителями и шмыгнула в нашу спальню. Мы ринулись за ней. В комнате она проворно забралась под одеяло, легла и словно уснула.

Я включил свет.

Ира открыла глаза и принялась тереть их кулаками. Вид у нее стал обиженный.

– В прошлый раз было так же, – не преминул заметить я. – Только вы мне не поверили.

Мама виновато на меня посмотрела:

– Прости, Олег. Я решила, что тебе все приснилось.

Батя молча нащупал мою руку и пожал. Стало понятно и без слов, что он тоже извиняется.

– Извинения принимаются, – машинально отрапортовал я, – только следующий раз постарайтесь меня хотя бы дослушать.

И тут же прикусил язык. Не так должен говорить с мамой и папой обычный советский школьник Олег Ковалев. Но что-то менять было уже поздно.

– Мы постараемся, сын. – Сказал отец.

Взгляд его стал озадаченным и… уважительным, что ли.

– Что случилось? – капризно спросила Иришка, чем вернула всех в нужную колею.

– Ты у нас, доча, – усмехнулся батя, – похоже, лунатик. Тебя снова выловили в коридоре.

Ирка уселась на кровати, натянув одеяло до подбородка. Подогнула под себя ноги и от души зевнула. Все замолкли. Меньше всего она сейчас походила на странную сомнамбулу, орудующую отмычкой в замке.

– А что такое, лунатик? – спросила она.

– Так, все!

Мать словно очухалась, взяла бразды правления в свои руки.

– Отец, – скомандовала она, – ты спишь в комнате Олега на месте Иринки.

Батя скуксился, но спорить не рискнул.

Мать же обратила взор к Иришке.

– Ира, пойдешь со мной, будешь спать в гостиной. На диване, у стенки. Не хватало еще чтобы ты ночью ушла куда-нибудь. Лунатизм – штука опасная. С ним не шутят.

Я облегченно вздохнул. С души словно сняли камень. Остаток этой и следующую ночь я мог наконец-то спать спокойно. Мне не нужно было следить за сестрой. А еще мне поверили. Больше не считали мои рассказы бредом, ложью или ночным кошмаром. Больше не пытались убедить меня, что все причудилось. И это было здорово.

Мою эйфорию опять прервала мать.

– Так! – Возмутилась она. – Чего встали? Два часа ночи. Всем спать. Ира, пойдем!

Она протянула сестренке руку.

Мы с отцом гуськом выбрались в коридор. Я проследил, как мать завела Иришку в спальню, как притворила дверь. Будь моя воля, я бы запер их обеих на замок, а ключ куда-нибудь спрял до воскресенья. Только замка на двери гостиной не было. Ну ничего. С сестрой теперь мама. А мама куда надежнее любых замков.

* * *

Утром меня поднял будильник. Я совершенно успел забыть о нем. Поэтому не сразу понял, откуда раздается звон. Помог отец.

– Олег, – громко прошипел он, – отключи эту какофонию! Дай поспать. Сил моих нет слушать звон.

Я спросонок пошлепал ладонью по полу, нащупал орущего паразита и опустил рычажок. Сразу стало тихо.

– Прости, пап, – проговорил я и, проклиная себя за опрометчивое обещание, данное ребятам. – Я сейчас уйду.

Но он меня уже не слушал. С Иркиной кровати раздавался приглушенный храп. Я усмехнулся. Будильник он, значит, слышать не может, а как храпеть всю ночь, так ничего! Эта мысль меня взбодрила и пробудила окончательно.

Я прихватил полотенце, плавки, одежду и выскользнул в коридор. Зеркало порадовало своей пустотой. Вот и ладушки. Вот чудесно! Ай да я! Полотенце тут же было залихватски закинуто на плечо, я развернулся в сторону кухни и… наткнулся на мать.

Вид у нее был самый, что ни на есть, решительный. Брови нахмурены, руки в боки.

– Ты куда это собрался? – грозно спросила она.

Меня это неожиданно умилило. В маме проснулась наседка. Она решила нянькать не только Ирку, но и меня. Я подошел к ней вплотную и, не выпуская из рук тряпки, обнял за плечи. Прижался щекой.

– Мам, – прошептал я ей на ухо, – ну ты чего? Я всего лишь купаться. Мы со вчерашними ребятами договорились сходить на волнорез.

Успокоил, как же. Лучше бы что другое придумал.

– Со вчерашними? – Она встревожилась пуще прежнего. – С теми, которые тебя избили?

Так уж и избили. Я вспомнил поверженных врагов и не без довольства улыбнулся.

– Скажешь тоже, избили.

Потом выпустил мать из объятий и отошел на шаг, чтобы видеть ее лицо.

– Ты не переживай. Мы все выяснили. Их Вика обманула. А ребята они хорошие.

Наверное, я был убедительным. Мама сразу оттаяла.

– Ты меня не обманываешь? – с надеждой спросила она.

– Ну мам, – я для пущей выразительности прижал к груди плавки, – вот честное слово, не вру.

Я был абсолютно честен.

– Ну ладно, – сдалась она, – пойдем, я тебя хоть накормлю.

С трудом подавив вздох, я кивнул. Теперь придется одеваться и бежать вниз. Пока мать хлопочет на кухне, альтернативный вариант отпадал. Ни у пусть. Ее внимание, ее забота, мне были невозможно приятны.

* * *

После завтрака меня задерживать не стали. Мать оправила на мне рубашку, чуть посетовала, что я взял все не глаженное, но отпустила, выдав на прощание целый рубль. Это было весьма кстати.

По лестнице я сбежал в припрыжку, пытаясь что-то насвистывать на ходу. День грозил оказаться весьма удачным. Первым нормальным днем этих странных каникул. Настроение было прекрасным. Ненадолго. Стоило мне выйти из подъезда, как я увидел ее.

Вика ждала чуть поодаль, возле стола, где местные мужики коротали вечера. От ее вида стало невообразимо тошно. Умом я прекрасно понимал, что эта малолетняя срань играет мной, как кошка мышью. То выпустит коготки, то замурлычет. То ластится, то кусает. Что она уверена в своих действиях, в своей неотразимости. И настроение сразу упало.

Я хотел сделать вид, что не заметил ее. Хотел пройти мимо. Но Вика не оставила мне ни малейшего шанса.

– Сэр Олег! – позвала она. Голос ее был сладким, до приторности. Как у кошки, которая выпрашивает сметану. – Вы изволите обижаться?

Я остановился, обернулся к ней и тут же заметил изучающий взгляд, скользнувший по моему лицу. А следом разочарованную мину. Вика сюда пришла, полюбоваться на то, как меня отделали ее друзья.

– Изволю обижаться, – повторил я за ней. – И что? Тебя это удивляет?

Девчонка уже успела взять себя в руки. Вид приняла донельзя обиженный.

– Удивляет. – Подтвердила она.

Я пожал плечами.

– Я за тебя рад. Но это только твои проблемы.

– Мои? – маленькая стерва была безмерно удивлена. Так с ней еще никто не разговаривал.

Я не стал ждать, пока она придет в себя, обогнул стороной, свернул за угол и пошел вдоль гаражей. Очень надеялся, что в ней проснется гордость, что догонять не станет. Я ее опять недооценил. Вика не сдалась. Она желала добиться своего, во что бы то ни стало.

– Удивляет, – повторила девчонка, словно моих последних слов и не было, – твое бессердечие, твое хамство, твоя наглость, твоя жадность, твое нежелание пойти навстречу девушке, твое…

Это перечисление грозило затянуться надолго. Мне совсем не хотелось его выслушивать. Я резко развернулся, пропустил ее между собой и стенкой гаража, поддел плечом, а после пригвоздил ладонью к ржавой металлической поверхности. Держал я ее за шею и вдруг осознал, что безумно хочу сжать пальцы, надавить так, чтобы придушить эту гадину. Не совсем, не до смерти, но чувствительно, чтобы раз и навсегда поняла. И сам себе поразился. Испугался своего желания. Никогда у меня не возникало такого чувства.

Вика тоже не на шутку испугалась, вцепилась в мою ладонь, попыталась ее от себя оторвать. Но очень быстро опомнилась, прижалась лопатками к стене, выпячивая вперед не по возрасту крупную грудь, выставляя ее на показ, вызывающе покорно опустила руки вдоль тела. В глазах ее на миг блеснуло торжество. Она сменила тактику. Из обиженной девицы превратилась в беспомощную жертву. Так или иначе, но для нее я был рыбкой, попавшейся на приманку.

Меня же обуяла веселая злость, и я сказал:

– Какая же ты дура. Запомни раз и навсегда – ты мне не интересна.

На лице девчонки мелькнула растерянность.

– Ты тут мнишь себя леди Ровеной. – Голос мой стал совсем холодным. – Думаешь, что можешь крутить другими, как тебе вздумается? Так вот знай, никакая ты не леди, ты обычная маленькая лядь!

После этого отпустил, вытер ладонь о штаны, словно ненароком вляпался в дерьмо, развернулся и просто ушел, оставив стоять одну. Вика молча смотрела мне в спину. Казалось, что рубашка меж лопаток вот-вот задымится. А я подумал, что, к счастью, в этот раз губительной болезни по имени «Вика», сумел избежать.

Глава 19. Прогулка

Ребята меня уже успели заждаться. На этот раз они устроились у тумбы с афишами. Я кинул туда взгляд и поморщился – гонки в шаре продолжали свои блистательные гастроли.

– Мы думали, ты не придешь. – Сказал Димон, поднимаясь навстречу и протягивая руку.

– Почему? – ответил я вопросом на вопрос, но, по правде говоря, не так уж сильно и удивился.

– Да так… – он улизнул от ответа.

Пашка протянул свою грабку небрежно, не вставая с забора. И решил поддержать разговор:

– Ты чего опоздал?

Я поморщился.

– Вику встретил…

Пашка задержал свою руку в моей. Спросил, на это раз с искренним любопытством:

– И что она?

Что тут скажешь?

– Ничего. Дура она, ваша Вика. С ней разговаривать бесполезно. Ничего не хочет понимать.

– Это точно. – Хохотнул Димон. – Она, как сюда переехала, всех ребят против себя настроила.

Тут пришел мой черед удивляться:

– Переехала? А она разве не местная?

Пашка пружинисто поднялся, задрал вверх руки и потянулся, разминая спину.

– Нет. Из Москвы она.

А Димон добавил:

– Отца ее сюда перевели. Говорят, он там большой шишкой был. К нам его понизили.

И тут же закруглил разговор:

– Ну, хватит о Вике. Айда, купаться.

Он выудил из-за тумбы старенькие линялые ласты и маску без трубки, обернулся ко мне и спросил:

– Ты нырять-то умеешь?

Хм, сложный вопрос. Пробовал когда-то. Лет сорок назад. Я про себя рассмеялся над своими мыслями. Вслух сказал:

– Не особо.

Пашок понимающе кивнул и хлопнул меня ладонью меж лопаток.

– Не боись, научим.

Я и не боялся.

* * *

Домой вернулся уже после двух. В квартире было тихо. Ключ ожидаемо нашелся под ковриком. На плите ждал обед – жаренка с котлетой. В банке на столе – компот. Рядом записка: «Никуда не убегай. Вечером пойдем гулять. Папа возьмет «Зенит». Чуть ниже приписано отцовской рукой: «Отпуск скоро пройдет, а у нас ни одной совместной фотографии».

С этим я было согласен. В прошлый раз действительно ни одной общей фотографии не вышло. Пусть хоть в этот будет. На память.

Я взял вилку, перенес банку с компотом на мойку и принялся есть прямо со сковороды, стоя. Жадно, с удовольствием. Ныряние и утренний заплыв разожгли во мне зверский аппетит. Не спасла и вареная кукуруза, купленная по случаю на пляже.

Все оставленное матерью заглотилось в мгновение ока. Грязную посуду я загрузил в мойку и озадачился тем, что давно пора было сделать – принялся искать молоток и гвозди. Твердо решил заколотить дверь, чтобы ни в чью дурную голову не пришла замечательная мысль, узнать, что там внутри. Сейчас для этого был самый походящий момент.

Не знаю, как у кого, у нас дома все инструменты хранились в стенном шкафу в туалете. Мой дед такое добро держал на застекленной лоджии. Здесь оба варианта отпадали по причине полного отсутствия как санузла, так и балкона. Я почесал репу, и принялся методично обыскивать все шкафчики в кухне.

Мог бы и не стараться. Пусто! Пришлось перебираться в коридор. Здесь с потайными местами тоже было не густо. Разве что потолочная антресоль на перешейке перед кухней. Благо дверки у нее не запирались.

Я запалил в коридоре свет, принес табурет и полез наверх. Бинго! Все, что нужно для счастья настоящему мужчине, нашлось именно здесь.

Молоток сразу попался на глаза. Он лежал с самого края. А вот с гвоздями оказалась напряженка. Я перебрал целую кучу разного хлама, небрежно сваленного в коробку из-под обуви, пока сумел отковырять два приличных экземпляра – две сотки. Прямо скажем, не густо. Но на безрыбье и рак – рыба.

После гвозди сгрузил в карман, подхватил молоток и направился к двери. Мое отражение в зеркале показалось мне невозможно серьезным и хмурым. Я невольно усмехнулся, заметив его, но останавливаться не стал.

Первую сотку забил сквозь дверное полотно в притолоку наискосок. Вторую вниз, накрепко прибив злополучную дверь к деревянному порожку. Теоретически, хватило бы и одного гвоздя. Много ли сил у тощей девятилетней девчонки? Практически… Я забил бы и десять, если бы они были. По факту вышло два. И то хлеб.

Я, для успокоения души, подергал за дверную ручку и, вполне собой довольный, отправился на кухню на инспекцию холодильника. Жареной картошки мне совершенно точно было маловато.

В холодильнике нашлись сыр и масло. В хлебнице, что тоже не стало сюрпризом, лежал хлеб. Я соорудил себе пару бутербродов, налил холодного чаю и уселся на табурет, попутно размышляя, что делать дальше.

* * *

Дальше… Чем ближе становилось это дальше, тем сильнее оно меня пугало. Я попытался восстановить день Х в подробностях. Что там было? Утро субботы я не помнил вовсе. Только то, что ходил с Викой купаться и пообещал отвести на гонки в шаре. Встретиться мы договорились в кафе-мороженное неподалеку. Вечером. А потом родители собрались в кино, и мне на шею повесили Ирку…

Тогда, сорок лет назад… Вечером в субботу.

Я допил чай, отставил чашку, поднялся и подошел к окну. Во дворе было удивительно пусто. У подъезда сидел толстый рыжий кот и лениво щурился на солнышке. Я поймал себя на том, что немного ему завидую. Вот у кого голова ни о чем не болит! Кот словно услышал меня, поднялся, потянулся и, степенно переставляя лапы, удалился прочь.

Я снова вздохнул и пошел в спальню. С твердым намерением наконец-то почитать. На полу возле кровати сиротливо лежал «Айвенго». От вида книги меня перекосило, как от зубной боли. Вот ничего не имел против замечательного творения Вальтера Скотта. Но сейчас у меня не было ни малейшего желания его читать.

Я подхватил томик и твердо решил его заменить на что-то другое. На что угодно, лишь бы без леди Ровены. Благо в гостиной книг предостаточно.

«Айвенго» отправился на свое законное место. Я пробежался глазами по разномастным переплетам и застыл. Вот! То, что надо. На этой полке было собрано все, что я когда-то обожал. Часть из этих вещей я перечитывал и позже, во взрослом возрасте, о некоторых напрочь забыл до сегодняшнего дня.

Рука сама открыла дверцу шкафа. Пальцы вздрагивая пробежались по корешкам. Понедельник начинается в субботу. Это, пожалуй, не сегодня. Сборник Крапивина… Эту книгу я даже достал. Открыл оглавление. Надо же, «Мальчик со шпагой»! Сколько теплых чувств рождает одно только название. Жаль, но сейчас это совсем не то, чего просит душа.

Книга вернулась на место, а я продолжил экскурсию в прошлое. Анатолий Алексин. «Третий в пятом ряду». Сомнений не осталось. Сегодня со мной ушла именно эта книга. Я улегся поверх покрывала на кровать и погрузился в щемящую историю Вани Белова.

* * *

Мои вернулись ближе к четырем. Я как раз отложил книгу и просто лежал, уставившись в облупленный потолок.

Мать с порога крикнула:

– Олег, ты не спишь?

– Не сплю.

Я поднялся и вышел. Батя как раз заносил на кухню сумки. Ирка расстегивала сандалии. Мама остановилась у зеркала и поправляла прическу.

– Сейчас быстренько сделаю омлет, – сказала она, не отвлекаясь от своего отражения, – перекусим и пойдем все вместе.

Ирка скинула обувку, разогнулась и скривила лицо:

– Омлет? Беееее…

– А что ты хочешь?

У матери сегодня было благодушное настроение, испортить его не могли никакие капризы.

Сестра тут же оживилась:

– Макароны с сахаром!

– Хорошо, – согласилась мама, – тебе сделаю макароны.

Она обернулась ко мне:

– А ты чего будешь?

– Все!

Я улыбнулся. Мама ответила тем же.

– У меня чудесный сын, – сказала она, – а если он не еще и поможет взбить яйца…

– Не вопрос!

Сегодня я был способен на любой подвиг. В моей голове внезапно родилась отличная идея. Меня вдруг осенило. Не нужно ждать часа икс, надо просто взять и сделать так, чтобы он никогда не наступил. Для этого достаточно затащить все семейство на чертовы «Гонки в шаре» сегодня! На день раньше. Для этого надо не выпускать Ирку из вида. Для этого много чего надо. Но мне это вполне по силам.

– Тогда иди на кухню. – сказала мама, юркнула в гостиную, в последний момент остановилась на пороге. – Я сейчас переоденусь и тоже приду.

И притворила дверь.

* * *

Тысячу лет не ел макароны с сахаром. Почему их только перестали готовить? Это же так вкусно!

Вареные макарошки стояли откинутыми в дуршлаг. Закипал чайник. В духовке пыхтел омлет. На сковороде скворчала карамель – сахар со сливочным маслом.

– Олег, – мама высыпала в нее макароны, пару раз перевернула и протянула мне ложку, – мешай как следует. А я пока накрою на стол.

Потом мы, не особо рассиживаясь, поели и расползлись по комнатам наряжаться.

Сколько мужчинам надо времени на сборы? Куда меньше, чем дамам. Уже через пять минут мы с батей были абсолютно готовы. Одинаковые, практически, как близнецы. Отличались только цветом рубашек. Да фотоаппаратом, что висел у отца на шее. Женская половина собиралась куда дольше. Но в конце концов была готова и она.

Часы показывали пять. На улице начинала спадать жара. В городе было на удивление многолюдно. Отец с азартом выбирал интересные места, живописно нас расставлял и щелкал «Зенитом». Пару раз нашелся доброволец, согласный снять нас всех вместе. Мать тут же подгребла батю под руку. Я встал рядом с ней. Отец притянул к себе и обнял за плечи Ирку. Что ж, теперь память точно останется.

Я бесконечно улыбался, вставал то слева, то справа, а сам выжидал удобный момент. Я твердо решил изменить сценарий судьбы. Пустить ее в другом направлении. Как только столь гениальная мысль не пришла мне раньше? Хотя… В этот раз я почти все делал не так, как тогда. Вдруг и это тоже поможет?

Наконец удобный момент настал. На обочине дороги, рядом с магазином показалась афишная тумба. Это было то, что надо!

Я остановился возле нее, тормознул разогнавшееся семейство и сказал:

– У меня для вас предложение.

– Какое? – тут же заинтересовалась мама.

Я выдержал небольшую паузу, ткнул пальцем в афишу и выдал:

– Давайте сходим на гонки в шаре. Там должно быть интересно.

И замер. Если сейчас все получится, если мое предложение примут, то изменится точка отсчета тех страшных событий, что еще не случились. Со страниц вечности в завтрашнем дне исчезнет тот самый момент, когда я потерял Ирку. Все будет совершенно иначе. Кто знает, вдруг именно это окажется панацеей? Лекарством от всех моих проблем?

Ирка тут же запрыгала от восторга и затараторила:

– Пойдем, пойдем, конечно, пойдем, ура!

Отец бросил на маму быстрый взгляд и осторожно сказал:

– Я тоже не против.

Мне сразу полегчало. Если в прошлый раз мы пришли сюда в субботу, а в этот на день раньше, это значит что? «А значит это, – ответил я сам себе, – что Ирка не сможет здесь завтра исчезнуть. Того завтра просто не будет. Не повторится оно. А другого я костьми лягу, но не допущу!»

Мама обошла тумбу по кругу и остановилось совсем у другой афиши.

– Ой, – сказала она, – а я на Пугачеву хочу. Говорят, чудесный фильм!

– Какой? – Батя даже расстроился. На Пугачеву ему совершенно явно не хотелось.

Мать расплылась в мечтательной улыбке.

– Женщина, которая поет. Мы как раз успеем на семичасовой.

Ирка тут же надула губы.

– Папочка, – заявила она, – а я не хочу в кино, я хочу на гонки!

– Олег, – мать глянула на меня с надеждой, – сходишь с Иришкой?

Я скрипнул зубами. Отчасти все повторялось. В другой день, в другое время, при иных обстоятельствах. Мне снова грозило остался с Иринкой. Только в прошлый раз я бесился от разочарования, я был готов ее прибыть, послать ко всем чертям. Тогда мне сломали все планы, сунув под крыло эту мелюзгу. Я до сих пор помнил, что сказала Вика, увидев рядом со мной сестру. И от ее слов, от ее выражения лица мне тогда было невыразимо тошно.

– Фу, – процедила она, презрительно морща нос, – я думала, ты настоящий парень. А ты всего лишь нянька для этой сопли!

Нянька! Тогда, сорок лет назад это казалось настоящим оскорблением. Тогда, у меня не было противоядия от подобных слов. Тогда я увидел брезгливую гримасу на лице обожаемой девчонки. Тогда я разозлился. Не на Вику. Нет. На Ирку. Тогда я ей сказал:

– Как ты надоела мне. Я ненавижу тебя. Ты только и умеешь, что мешаться. Иди сзади. И чтобы я тебя не видел.

Я просто наорал на нее. Я даже не заметил, когда она исчезла. Судьба совершенно недвусмысленно выполнила мое желание – больше я Ирку не увидел. Живой не увидел… Маленькое распластанное тельце, найденное в развалинах совсем не в счет.

Сколько раз позже я вспоминал это «Тогда», не перечесть.

К счастью, в «сейчас» никаких планов, связанных с Викой, у меня не было. А слово «Нянька» меня больше не тревожило. Но я все равно попытался изменить, сломать эту ситуацию.

– А давайте, мы все вместе сходим сегодня на гонки, а завтра в кино?

Женской половиной мое предложение принято не было. Отец по обыкновению воздержался. Я мысленно плюнул и сказал:

– Хорошо, схожу.

В конце концов, на часах у вечности пока пятница. А все плохое должно случиться завтра, в субботу. И еще, Ирку я не собирался отпускать от себя ни при каких обстоятельствах. Нет уж, хватит, один раз я уже сделал такую глупость. Больше ее не повторю.

Батя протянул мне два рубля.

– Где встречаемся? – спросил я.

– Если хотите, идите домой, – сказала мама, – или подождите нас во дворе.

На том и порешили.

* * *

Родители ушли. До представления оставалась еще куча времени.

Я убрал в карман, полученные от бати деньги, крепко сжал Иринку ладошку и спросил:

– У нас с тобой целый час. Куда пойдем?

Ирка вытянулась на цыпочках, пытаясь стать выше, приблизиться ко мне. Я наклонился ей навстречу.

– Хочу в кафе-мороженое, – громким шепотом сказала она.

Моя душа ушла в пятки. «Кафе-мороженое – именно туда я обещал сводить Вику перед гонками в тот раз. Судьба возвращалась на протоптанную колею. Все, так или иначе, повторялось. И бегать от судьбы было глупо. Надо было просто ее изменить. Пройти через все это заново и не дать Иринке умереть.