Текст книги "Елена"
Автор книги: Виктор Подольский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
XIX
Областной семинар рассчитан был на три дня. Но уже на второй вечер Лена почувствовала недомогание: ее знобило, было больно глотать, разговаривала с трудом.
Прижимаясь почти к самой земле, плыли тяжелые облака. Они погасили уходящее на отдых солнце, закрасили в серо-черный цвет небо, плотно зашторили луну и звезды. С моря подул ветер, пригибая деревья, разбрызгивая соленые капли. Шумел прибой, ожесточенно нападая на пологие берега и яростно размывая их. За окном хаты врезались в землю ослепляющие стрелы молний, оглушал могучими раскатами гром.
Превозмогая тупую головную боль, Лена передала по телефону редакционной стенографистке отчет о заседании, выступления трактористов.
– Вы больны, Елена Ивановна? – с тревогой спросила пожилая стенографистка.
– Нет нет, Мила Львовна, все в порядке.
– Не надо лгать старшим, Леночка, – встревоженно ответила Мила Львовна. – Я ведь слышу – хрипите. Наверно, простудились… Подождите минуточку.
В трубке послышался голос Петренко.
– Добрый день, что стряслось?
– Ничего особенного.
– Ну тогда вот что, Елена свет Ивановна, отчет твой и все выступления публиковать будем в двух номерах. Петя к вам уже выехал на фотосъемки. Пусть только внимательно записывает фамилии. А ты полежи.
– Неудобно как-то…
– Считай это приказом по редакции и моей личной просьбой, Леночка, – строго сказал ответственный секретарь. – А есть хоть где полежать?
– Да. Я у Коржовых.
– Передай им привет от всех нас и поправляйся…
– Заставляет полежать, – сказала Лена, положив телефонную трубку.
– Дело говорят. Если б они не додумались сказать, я б все одно приказала, – твердо проговорила жена Коржова Шура и принесла чашку горячего молока. – Не горюй, Лена. Я тебя разом выхожу. Я Костю несколько разов поднимала, да и хлопцев. У меня такие травки – все хвори снимают. Только слушать меня надо, как маму. Вот, пей молочко. Я туда маслица кинула, – Шура с материнской заботой и лаской укутала Лену в одеяло, поправила подушку, поцеловала разгоряченный лоб девушки.
– От попила молочка. Ну и молчи, доченька, а я тебе сказку расскажу. Больше нема кому. Федя и Сергей – в институте. А Косте нема когда сказки слушать.
– У него сейчас дел полно, – отозвалась Лена, – не обижайтесь. Видите, сколько людей приехало изучать опыт.
– У него завсегда дел куча, – мягко сказала Шура. – Я его давно знаю… От как сейчас помню в комсомол его принимали. А через несколько лет – война проклятая, – она вздохнула. – С первых дней ушел на фронт… Я уже тогда сохла по нем. Но он любил Дусю. Со школы страдал за ней. Красивая, ничего не скажешь, беленькая, ухоженная… Ты молчи, Леночка, я сама все расскажу, – поправила одеяло Шура. – Да, недолго они пожили вместе, ушла от него Дуська. А чтоб правду, то со своей хаты нагнала. Не пришелся он там ко двору. Батько ее, Дуськи, в сельпо торговал: годы тогда трудные, а он завсегда сытый, как кот, чистенько одетый, обутый и, как говорят у нас, нос в табаке. А Костя грязный как черт, а заработки известно какие тогда были. Вот Дуськин батько все время выговаривал Косте: чужой хлеб ешь, заработка твоего – кот наплакал, бросай к чертовой бабушке свое грязное дело, в магазин к себе возьму. Не захотел Костя. Он у меня настырный. От земли, от трактора, говорит, никуда не пойду. Долго рассказывать, Леночка, выгнали они его. В войну уже был ни холостой, ни женатый. И хоть ни на что, скажу тебе, Леночка, не было надежды, никаких на него прав не имела – ждала. А когда пришел домой с победой – сам увидел меня или душой своей понял, что рвусь до него. Не знаю… Но скоро поженились мы. Ты полежи, я еще молочка горяченького принесу.
Шура вынула из печи кувшин, налила полную чашку молока, отрезала кусок ароматной поляницы, густо намазала маслом и медом.
– Пей, ешь. Вот так, значит, и тебе уже пора мужа иметь, Леночка! Тоже, считай сохнешь за кем?
– Сохну, – улыбнулась Елена.
Красивый небось? Рост до потолка!
– А вот и нет. Был однажды такой. Хватит.
И Лена все поведала Александре Петровне. Ничего не скрывая, не тая, все выложила, как рассказывают матери в минуты откровения, когда совершенно необходимо поделиться, излить душу.
– Правильно сделала. Не нужный тебе этот пижон, нет до него доверия, – решительно сказала Шура. – А Саша твой, наверное, хороший хлопчик?
– Очень.
– Ну и ты у нас тоже, вон какая красавица. И лицом, и фигурой – дай бог каждому. А чего стоишь – мы знаем. С того времячка как до нас с Костей впервые приехала, сколько хорошего сделала!
Лена тяжело вздохнула.
– Жар у тебя, Леночка. Точно. Поставь градусник, – строго сказала Шура, покачала головой. – Вот так. Выпей-ка еще настойку. Она вкусная, полезная. Вот молодец, быстро здоровенькой будешь… А про Сашу твоего я тебе так скажу: если любите вы друг друга – все у вас ладно будет. Вот как у нас с Костей. Сколько уж мы с ним вместе – всяко бывало: и ему тяжко, и мне нелегко, но жалеем друг дружку. Он хоть с виду такой суровый, сердитый, а заглянь поглубже – мягкий, справедливый.
– Знаю. И умный.
– И не говори. Грамотенки у него, по-честному, небогато. Так и не довелось по-настоящему учиться. Только курсы механизаторов. А вот другому грамотному – сто очков наперед даст. Это я не как жена говорю, а по справедливости. Одну отсталую бригаду вывел в люди. Так его в другую, еще хужую. По правде сказать, так сам напросился. Как Гаганова, слыхала про такую известную стахановку? Ну а сейчас какая тяжелая работа. Прийдет усталый, покушает. Ему б отдохнуть, а он за книгу. И меня зовет. Давай, говорит, разом. Я тебе честно скажу, Леночка, техническими всякими книжками я не очень, чтобы… А Костя и их одолел. На политзанятия ходит. Куда он, туда и я. Все разом, вместе, значит: и радость, и беду, и сумерки, и свитанки. Думаешь, со мной не советовался, когда новое дело затевал? Поначалу, скажу, отговаривала его, как могла. И так, говорю, тебя дома не вижу, бродяга, а не муж, а потом поняла: раз искорка – не надо ее гасить. И в бригаду его ходила попервах, помогала. Потом и без меня справлялись, а я к своим огородникам вернулась. А хлопцы сейчас кроме бычков уже и свиней взялись кормить. Непосидющий он такой Леночка. Завсегда в беспокойстве. Сама понимаю – коммунист. Ему и положено вот так.
Шура влюбленными глазами посмотрела на фотографию еще совсем молодого Кости – чубатого большеглазого паренька с сержантскими ленточками на погонах…
– Счастливая вы, Шура, – Елена свернулась калачиком и доверчиво положила голову на Шурину руку, закрыла глаза. У входа раздались чьи-то шаги. Лена подняла голову, увидела фотокорреспондента Петю и услышала его бодрый и звонкий голос:
– Есть новости, Леночка, – торжественно объявил он. – Константина Алексеевича выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.
XX
В комнате заводского общежития тишина. Все на работе. Саша сидит у стола, перед ним чистый лист бумаги. Всего, что хочется сказать, не напишешь, да и куда адресовать письмо? Если в редакцию, конверт распечатают прежде, чем он дойдет до сельхозотдела. Послать по домашнему адресу? Неизвестно, как относится к их встречам отец. Ведь сколько времени встречаются, а Лена ни разу не пригласила к себе домой.
Быховский взял авторучку, написал: «Дорогая Аленушка», затем, вспомнив, что письмо может прочесть кто-то третий, зачеркнул оба слова и вывел: «Уважаемая Елена». Но это сразу же показалось ему слишком официальным, казенным (еще не хватало поставить исходящий номер и штамп). Письма так и не получилось.
Ночью Александр часто просыпался, ворочался, долго не мог уснуть, а утром побежал к телефону-автомату, опустил две копейки и, набрав номер, твердо сказал: «Здравствуйте. Примите, пожалуйста, срочную телефонограмму». «Вы ошиблись, гражданин, это не учреждение, а квартира», – услышал он старческий женский голос – очевидно, Лениной соседки. «Все равно, – быстро проговорил Быховский, боясь, что повесят трубку. – Примите телефонограмму, – настойчиво повторил он. – В сельскохозяйственном отделе редакции никого нет, а здесь живет сотрудник отдела». «Живет, но ее нет, милок, сейчас». – «Неважно, придет – вручите. Запишите, пожалуйста: „уезжаю подшефный колхоз строительство кормоцеха тчк Вернемся через месяц тчк, – Александр подумал и для большей правдоподобности добавил – обязуемся с честью и досрочно выполнить стоящие перед нами задачи, рабкор судостроительного С. Б.“». Когда Саша закончил диктовать, в трубке раздался хрипловатый баритон:
– Здравствуйте, Саша. Так куда вы уезжаете?
– Я? Я… Иван Федорович, извините за беспокойство, меня срочно посылают в подшефный колхоз. В Чижевский район.
– И вы обязуетесь с честью выполнить задание? – с благожелательным юмором спросил отец Лены. – Хорошо, Саша. Я передам вашу депешу, когда Лена вернется. А вообще не чурайтесь. Выберется времечко, забегайте. Посидим, чайку попьем. Мне Лена о вас много хорошего говорила.
– Правда? – обрадовался Саша. – Спасибо, Иван Федорович, за моральную поддержку. Как только возвращусь, зайду обязательно. Благодарю.
– Жду вас, Саша.
…Ежедневно над строящимся кормоцехом алеет флаг. Он сообщает всему селу, что сегодня дела на стройке и монтаже идут с опережением графика. Сашу и его друзей-судостроителей уже знают в колхозе «Путь Октября». С ними почтительно здороваются, завязывается разговор, приглашают в гости. А сегодня очередная встреча с молодежью. Вечером зрительный зал клуба переполнен. Агитбригада передает привет сельским сверстникам. Стихотворное торжественное и веселое приветствие встречают шумно и радостно. Члены агитбригады рассказывают о кораблях и корабелах. Но не только о них. Заводские ребята уже успели побывать в бригадах и на фермах хозяйства, в мастерских и кое-что взять на карандаш. Тепло говорят со сцены о доярках Коптеловой и Линичук, механизаторе Таратуте, слесаре Остапенко. Но досталось и доярке Лиде Негоде за недобросовестный труд, и бригадиру Старчуку, разрешающему кое-кому без уважительных причин не выходить на работу. Самодеятельных артистов долго не отпускают со сцены.
Саша по случаю встречи выпустил специальный номер стенгазеты «Дружба». Тут заметки и стихи, дружеские шаржи и эпиграммы. В антракте вокруг нее толпятся девчата и хлопцы.
– А мы с вами уже встречались, – услышал Саша знакомый голос.
К нему вместе с председателем колхоза пробирался Виталий Шабадаш.
– Товарищ корреспондент приехал из района осветить в нашей газете работу шефов. Прошу любить и жаловать, – представил его председатель.
– А мы уже немного знакомы, – напряженно откликнулся Александр. – Я даже вспомнил, где встречались – в парке культуры и отдыха.
– Абсолютно точно, – весело подтвердил Шабадаш.
Быховскому хорошо запомнилась та встреча, хоть и была она очень короткой. Оценивающий взгляд Виталия, мгновенно осмотревшего с ног до головы внезапно покрасневшую Елену, многозначительная реплика «развлекаетесь?», а затем смешок: «старых друзей не замечаешь?» Всю дорогу тогда они с Леной шли молча. У подъезда он спросил о парне. Лена безразлично ответила – «сокурсник» и, спустя минуту, добавила: «Слово чести, он не стоит того, чтобы о нем говорили». И вот сейчас Виталий стоит перед ним изысканно одетый, снисходительно рассматривая собеседника. Председатель отошел к группе механизаторов, чтобы не мешать корреспонденту.
– А ты, оказывается, простой работяга? – иронически скривил губы Шабадаш. – Гайки в кормоцехе закручиваешь? А я тогда, ей-богу, думал, что какой-нибудь писатель… будущая знаменитость.
– Я что-то вас не пойму, – тихо ответил Быховский, снимая очки.
– Извини. Действительно что-то не то, – опомнился Виталий. – Ты мне расскажи, как вам, судостроителям, работается здесь на монтаже, как живется, о дружбе с сельскими ребятами.
– Нормально живется, – сдержанно ответил Александр. – Ты об этом у старшего мастера порасспроси, он у нас главный.
– А он к тебе послал. Саша, говорит, знает, что газете нужно.
– Так что же рассказывать?
– Назови хотя бы фамилии отличившихся, их специальности, процент выполнения, а беллетристику я сам придумаю.
– С ребятами, может, поговоришь?
– Обойдется, – махнул рукой Шабадаш, – две колонки и так напишу.
– Как знаешь…
– Пойдем лучше по кружечке пивца за продолжение знакомства выпьем, – предложил Виталий.
За столиками в маленькой чайной уже сидели посетители. Быховский и Щабадаш устроились в углу за столиком у окна.
Шабадаш разлил пиво в кружки. Глаза его блестели.
– Ну что ж выпьем за общих знакомых… – многозначительно посмотрел на Александра. – Небось жениться задумал, а для меня она пройденный этап. Понял?
– Ты пьян! – с отвращением произнес Саша.
– Что у трезвого на уме, у пьяного на языке, – согласился Шабадаш. – Потому и позвал тебя сюда. А от разговора не увиливай… Я знаю, сам во всем виноват, – неожиданно глухо сказал он, с трудом подбирая слова. Шабадаш вздохнул и вплотную придвинулся к Саше. – Не знаю, люблю ли я ее, но чувствую, что теряю. А когда теряешь – идешь на все…
Он медленно поднялся, сдвинул стул:
– Но я без боя не сдаюсь, учти – повернулся, махнул рукой и двинулся к выходу. – Не сдаюсь, – снова повторил он.
В тот же вечер Александр послал в город телеграмму: «Дорогая Леночка, жить без тебя не могу, давай поженимся. Саша».
– Сумасшедший, ну в самом деле сумасшедший, – счастливо смеялась Елена, читая послание. Она только что возвратилась домой. Чувствовала себя еще слабой, но оставаться у Коржовых больше не могла. Нужно было срочно разгрузить записную книжку. Ей хотелось не только повторить уже известные факты, но и рассказать о судьбе своего героя. Ведь жизнь Коржова, батрацкого сына, ставшего благодаря своему труду народным героем, новатора, а ныне и кандидата в депутаты парламента великой страны, давала повод для раздумий и обобщений. При каком еще строе мог достичь таких высот простой крестьянин?
– Не спеши к автобусу, Елена батьковна, – сказал, заходя в дом Константин Алексеевич. – Меня вызывают в область… Сейчас запрягу «Москвича» и махнем…
– С доставкой на дом?
– Обязательно и в полной сохранности, – пошутил Коржов.
Чаевничали у Елены. Иван Федорович по этому случаю поставил самовар, считая, что иные способы приготовления чая недостойны высокого гостя. Приготовили ужин. Разыскали в глубине буфета бутылку.
– Сейчас не положено, – решительно отодвинул ее Коржов. – Приехал по официальному вызову. Как-нибудь в другой раз.
За столом Коржов рассказывал смешные и грустные истории, вспоминая боевых друзей, весело пародировал их.
– Да вы же прирожденный оратор, артист, – восхищался Иван Федорович.
Заехав к Захарову, Константин Алексеевич рассказал о болезни Лены.
– Хорошая она у вас, – тепло отозвался Коржов. – Нас с первых дней поняла.
– Поняла? Так мы же для этого и поставлены, Константин Алексеевич.
– Не все такие, Василий Захарович, не все…
– Бывают исключения, сдаюсь. Встречаются. А вас от души поздравляю. Будем с удовольствием голосовать за нашего кандидата. И еще, Константин Алексеевич. Не всегда наш корреспондент успевает вовремя выехать. Если будет у вас что-нибудь интересное, напишите сами. Пожалуйста. Условились?
Зазвонил телефон.
– Да, да, у меня, – взял трубку Захаров. – Хорошо… передам. – И, повесив трубку, сказал: – Григорий Петрович приглашает вас на 15 часов.
Коржов уезжал из города в наилучшем настроении. В обкоме партии, где сразу же оценили начинание бригады и дали ему широкий ход, тепло приняли бригадира. Беседа с Корниенко была откровенной и сердечной. Секретарь обкома внимательно слушал механизатора, записывал в блокнот и советы Константина Алексеевича, полезные для других хозяйств, и претензии, и просьбы. Интересовался как партийная организация колхоза, райком партии помогают новаторам, как прошёл семинар, на котором он из-за отъезда не смог побывать. А на прощанье, протянув руку, как бы невзначай сказал:
– Вот через месяц будет пленум обкома партии. Может быть, выступите на нем? А? Расскажете о своих исканиях, трудностях и находках?
– А не рано ли? – засомневался колхозник. – Еще и половины не сделал того, что задумал. Да и какой я оратор?
– Думаю, что не рано. Самое время. Об этом говорят цифры, – Корниенко пододвинул к себе листок. – Хорошие цифры. Если бы по всей области такие привесы скота и такая себестоимость – мы бы в героях ходили. А ораторами, как и солдатами, Константин Алексеевич, не рождаются. Вам, как будущему депутату Верховного Совета, не раз придется встречаться с людьми. Так что подумайте над моим предложением. Подумайте, посоветуйтесь с товарищами. А самое главное: вам есть что сказать.
Пока Коржов был в обкоме и редакции, Лена листала исписанные странички блокнота. Но так и не могла сосредоточиться. Она думала о телеграмме, о Саше и на сердце становилось радостно и тепло.
– Леночка, а ответ все же надо дать. Парень ждет, – тактично напомнил Иван Федорович, глядя на дочь, – горячий он, однако, у тебя.
– Я люблю его, папа.
– А ответ?
– Ну какой ответ? Он же сумасшедший, понимаешь, лапа, сумасшедший. Наверно, все на телеграфе хохотали.
Елена весело засмеялась.
– Ну раз ответ, так ответ… – и, позвонив на телеграф, отправила ответную телеграмму: «Ты сумасшедший тчк Я согласна».
XXI
Выступление Коржова на пленуме напечатали областная и городская газеты. «Заря» дополнила ее передовой статьей, в которой рассказала о том, сколько коржовских бригад уже работает в области, какой эффект они дают, что сдерживает их развитие. Елена писала передовую вечером, когда все полосы были сверстаны и готовы к печати. Дежурный замсекретаря, укоризненно поглядывая на Ивченко, забирал у нее каждый исписанный листок и относил машинистке, чтобы хоть этим ускорить сдачу статьи в набор и не сорвать график выхода газеты. Так поздно, как правило, местные материалы в текущий номер не сдавали: всегда есть достаточный их запас. В ящиках ответственного секретаря хранятся папки, официально именуемые редакционным портфелем. Они, эти папки, всегда полны материалами, подготовленными в отделах. Тут есть статьи, очерки, корреспонденции, заметки, рассказы и стихи. На любой вкус и выбор. Правда, критически настроенные товарищи не без основания считают, что в этих папках действительно есть все… кроме того, что сегодня крайне необходимо газете.
Однако они не могут отрицать того, что эти распухшие папки денно и нощно, не щадя сил своих, пополняют работники отделов, собкоры, специальные штатные и нештатные корреспонденты. А раз так, то вряд ли требует доказательств истина, что материалы для газеты, в основном, готовятся заблаговременно, заранее внимательно вычитываются, проверяются.
Но на сей раз все получилось иначе. И на это были свои особые причины. Подготовить передовую должен был Танчук. Но Марк появился в редакции лишь в конце дня. Лицо его было багровым, волосы растрепаны, он нетвердо держался на ногах.
– Встретил, понимаете, голову колхоза Ильчука Федора Ипполитовича, – объяснил Марк, путая слова, – вы его знаете. А может, и не знаете. Хороший, добрый хлопец.
В последнее время в коллективе с тревогой замечали: Танчук пьет. Марк Андреевич и раньше не чурался рюмки, но то, что происходило ныне, внушало опасение. За время длительной работы в сельхозотделе у Танчука появилось немало друзей в районах. Почти ежедневно приезд кого-нибудь из них в город служил Марку Андреевичу поводом для постоянных «обмываний» наград, премий, выполнения обязательств, пополнения семьи. Месяц назад во время дежурства в типографии Танчук допустил грубую ошибку, которую тяжело переживал весь коллектив. Партбюро вынесло ему выговор. Марк Андреевич клялся положить всему этому конец, отрубить раз и навсегда голову «зеленому змию», но снова и снова срывался, хотя на дежурства уже приходил подтянутым и внимательным. Лена, многим обязанная своему наставнику, приобщившему ее к трудной сельскохозяйственной тематике, настойчиво уговаривала Танчука взять себя в руки.
– Возьму, Рыжуха, обязательно возьму, вот посмотришь. Тебе, как члену партбюро, обещаю, вот клянусь даже!
Однако вновь приезжали друзья, и заведующий сельхозотделом в разгар рабочего дня исчезал из редакции.
– Если кто спросит, скажи, в сельхозуправление пошел, – бросал он Лене на ходу.
Возвращался Танчук уже не в лучшей форме. Молча раскрывал папку с письмами или подготовленными к печати оригиналами; опускал шар-голову на мясистые руки и засыпал.
– Подлечиться нужно, Марк Андреевич, если уж так не можете. Обязательно, – и просила, и требовала Лена.
– Да ты что придумала, Рыжуха? Да разве я алкоголик? Уже два сына взрослые, инженеры. Не за горами, как говорится, на заслуженный… А ты – подлечиться…
Но обратиться к врачу Марку Андреевичу все-таки пришлось. Случилось это после того, когда он «забыл» подготовить для газеты важный материал.
– Хватит вам со мной мучиться, Василий Захарович, – тихо сказал он, заходя к редактору.
– Столько мучились, потерпим еще. Но запомните: не долго, – сухо и строго отчеканил Захаров.
– Сам все понимаю: не гожусь.
– Двадцать пять лет годились! Не увольнять же мне вас, полного сил, опытного журналиста, – воскликнул, вставая, Захаров. – Ведь с такой работоспособностью, как у вас, поискать надо! Глыбы ворочали. А теперь? Эх, Марк Андреевич…
– Было, – дрожащим голосом проговорил Танчук. Глаза его покраснели, на вздрагивающих щеках выступили крупные капли. – Пойду, подлечусь, Василий Захарович. Засасывает меня… Подлечусь, месяца два, три…
Захаров молчал. Только пальцы его нервно постукивали по столу.
– Освободите, Василий Захарович, от этого… от заведывания, чтобы у вас неприятностей не было.
– Обком вас утверждал в этой должности, – твердо ответил Захаров, – обком, если найдет нужным, снимет. Поняли?
– Понял, – всхлипнул Танчук, прикрывая глаза платком.
Редактор вышел из-за стола и протянул Марку Андреевичу руку.
– Подлечитесь, голубчик. Оступиться каждый может. Важно найти в себе силы вновь подняться. Понимаете, это важно. Подлечитесь. И я уверен – все будет хорошо.
– Спасибо, Василий Захарович. Большое спасибо, – лицо Танчука сморщилось.
– А пока, Марк Андреевич, ваши обязанности временно будет исполнять Ивченко. Поговорите с ней. Мы переведем ей в помощь кого-нибудь из другого отдела. Так?
– Так, – механически повторил Танчук и, опустив голову, вышел из кабинета.
