Текст книги "Елена"

Автор книги: Виктор Подольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

XII

– Вы неисправимы, Виталий, – разочарованно произнесла Ивченко, вновь прочитав переделанную Виталием рукопись.

– И вы тоже, – насмешливо ответил Шабадаш.

– Я? – удивилась Елена. – Почему?

– Четыре года на одном факультете и все на «вы». Это же противоестественно, – заметил Виталий.

– Ах вот что. Не замечала…

– А я ломаю голову: отчего?

– Не стоит тревожиться из-за этого. А вот очерк, который надо было переделать, нисколько не лучше, понимаете?

– «Понимаешь?» – поправил Шабадаш.

– Вы не сделали…

– «Ты не сделал…» – снова прервав Лену, настойчиво повторил Виталий.

– Ну ладно. Это уж не столь важно, – согласилась Ивченко. – Так вот что: ты не нашел лучшего, как просто «освежить» плохо написанное. И пошел в этом по пути парикмахеров, освежающих своих клиентов терпким и острым одеколоном. Этим одеколоном несет от рукописи за три километра. Послушай вот первый же абзац: «Розовый диск солнца прямо над головой, белая барашковая пелена облаков медленно плыла с запада на восток. Цвела сирень. В воздухе пряно носился запах акации. Заводские гудки надрывно звали на работу. Он шел и думал: „Сегодня всех положу на лопатки. Дам не менее чем 150 процентов, внесу достойный вклад в выполнение плана второго квартала“».

– Кафедра требует красок и психоанализа, – мрачно сказал Шабадаш. – Раз требует, пожалуйста: в одном абзаце и то, и другое.

– Хороши краски, – искренне рассмеялась Елена. – Я уже не говорю о том, что во всех остальных абзацах лишь перечисление цифр и обязательств. Но и этот, так называемый «красивый абзац», ведь не плод твоих наблюдений, а погоня за цветистостью, неудачный пересказ того, что где-то уже читал или слышал. Безвкусное, прости, нагромаждение. Неужели не чувствуете?

– «Не чувствуешь». И не надо так с плеча, мне же больно, – тихо заметил Виталий.

– Прости. Но подумай же: солнце прямо над головой бывает не утром, когда идут на работу, а позднее. А может, он шел на вторую смену? Так тогда оно уже, по-моему, клонится к закату. Да и когда солнце над головой, оно вроде бы не розовое. Но это уж ладно: как кому видится. А почему гудки надрывно зовут на работу? Война что ли, или стихийное бедствие? Кстати, у нас гудки уже давно отменены: борьба с шумом. И зачем уж «он шел и думал: всех положу на лопатки, дам 150 процентов». Неужели ты не чувствуешь здесь пародии?

– Требуют раскрыть внутренний мир человека. А есть ли у него этот мир? Одни проценты. Спортом увлекается, правда. Так я сам теннисист первого разряда. Меня этим не удивишь.

– Ты действительно так думаешь или снова обычная бравада?

– Не знаю, но копаться в чужой душе не умею. В пластах земли – пожалуйста, буду разыскивать предметы прошлых лет. А в душе – нет, – повторил он. – Ну, а диплом Александр Петрович может мне испортить. «Внутренний мир» ему подавай.

– Ну ладно, – примирительно сказала Лена, пряча рукопись в портфель. – Я согласна, пойдем на завод, вместе соберем факты и вдвоем напишем твою обязательную работу о том, у кого ты считаешь нет ничего за душой, кроме цифр.

В бюро пропусков кокетливая блондинка долго вертела студенческий билет Шабадаша.

– Вы же у нас были несколько дней назад?

– На то мы и студенты, – жалостливо проговорил Шабадаш. – Был. Но моей работой остались недовольны. Не сумел все разузнать и…

– Переэкзаменовка, значит?

– Почти.

– А это комиссия? – весело прищурив глазки, глянула в сторону Лены девушка.

– Еще выше, – отшутился Виталий. – Наделена неограниченными полномочиями и непререкаемой властью.

– Сочувствую красивым мальчикам, – лукаво ухмыльнулась сотрудница бюро, проверила заявку и выписала пропуска.

Лена впервые попала на этот завод. И все, начиная с проходной, огромных цехов, белеющих вдали кораблей, поразило ее величием и масштабностью. Они шли на судно к мастеру умельцу Тарасу Евгеньевичу Федоренко. Вместе со своей бригадой он устанавливал оборудование. Лена с любопытством и восхищением осматривала сверкающее белизной гигантское судно. Это был, как ей рассказывали, целый город на воде. Электростанция рыболовецкой базы вполне могла бы осветить районный центр со всеми предприятиями, учреждениями, жилыми домами. Мощность перерабатывающих цехов больше иного крупного пищевого предприятия. Холодильники не уступали своим собратьям на больших мясокомбинатах. Кинозал, площадка для спортивных занятий, бассейн, типография, школа, радиостанция – все напоминало автономный плавучий остров. Недавно судно торжественно спустили на воду, разбили о его борт традиционную бутылку шампанского. Корабль плавно соскользнул вниз и остановился, точно пришпоренный волшебный конь. Вверх полетели фуражки, восторженное «ура» разнеслось вокруг и эхом отозвалось во всем городе. Праздник закончился, наступили будни: важный этап «начинки» корабля – монтаж сложного оборудования.

Корабелы завода давно славились своим умением и трудом. Они спускали со стапелей мощные ледоколы, отправляли в далекие рейсы траулеры, рефрижераторы, рудовозы. В годы Великой Отечественной войны показали свою силу и крепость не только моряки, но и суда, на которых они сражались.

И теперь судостроители были горды важным государственным заданием. Гигант строился их руками из отечественных материалов, почти все оборудование создавалось на различных заводах страны. И только небольшая часть его была закуплена у иностранной фирмы. Дули метельные ветры «холодной войны», особенно ощутимые в международных экономических отношениях. Фирма потребовала, чтобы сборку и установку их оборудования вели только ее специалисты, разумеется, за оплату валютой и в сроки, удобные для нее. Ни одно из этих условий не было приемлемо. Нужны крайне сжатые сроки, а фирма их не обеспечивала, безмерные претензии поставщика подрывали экономику. В ответ на отказ от услуг иностранных специалистов, фирма оказалась сверхрассеянной: «забыла» прислать чертежи узлов. Многократные напоминания не помогли. Сотни деталей сиротливо лежали в ящиках. И тогда сборка была поручена искусному мастеру коммунисту Тарасу Евгеньевичу Федоренко.

Когда студенты вышли из проходной и направились к герою учебного очерка, Лена сказала:

– Ты на правах старого знакомого представишь меня Федоренко.

– Какого знакомого? – удивился Виталий.

– Ты ведь писал о нем.

– Понимаешь, – замялся Виталий, – его тогда не было на месте, ушел куда-то… Чего ты так смотришь на меня?

– Значит, ты его не видел? – спросила Ивченко.

Шабадаш молчал.

– Я спрашиваю тебя: видел или нет? А членов бригады?

– Зачем они мне… когда… когда его не было.

– Интересненько получается, – раздраженно бросила Лена. – Не видел Федоренко, не говорил, а написал о нем пять страниц.

– Не волнуйся. Все там точно, как в аптеке. Я заходил в цехком и взял необходимые данные.

– Халтура! Вот потому и чепуха получается.

Лена ускорила шаг, оставляя позади Шабадаша. И лишь когда к ним присоединился гид-инженер из отдела технической информации, Виталий зашагал вместе со всеми.

– Вот он, наш маг Тарас Евгеньевич, – сказал представитель отдела технической информации, когда поднялись на судно. – Прошу любить и жаловать.

– Ну уж и маг, – смущенно улыбнулся, смуглолицый мужчина с запавшими глазами и каштановыми, падающими на лоб, волосами. Он пожал руки студентам. – Просто латаем чужие дыры. Ничего не поделаешь, приходится разгадывать ребусы и кроссворды.

Разгадыванием «ребусов и кроссвордов» оказался настойчивый поиск, во многом вслепую, на ощупь. Требовалась техническая эрудиция, глубокое знание технологии, понимание значения каждой детали, ее роли в общем комплексе. Кроме того, нужно было обладать огромным терпением и выдержкой, чтобы не опускать рук при неизбежных в такой ситуации неудачах, находить в себе силы снова и снова начинать все сначала. Но чего-чего, а выдержки и характера у Федоренко хватало. Они приобретались, возможно, в те дни, когда сын полка под огнем врага ставил плоты, тонул, выплывал, снова тонул, форсируя Днепр, штурмовал фашистские укрепления, освобождая Киев. Это был его последний бой.

– Все, хватит с тебя, мальчонка, отвоевался, Тарас. Теперь подлечиться и немедленно в школу, – сказал генерал, комдив. – Учиться надо, а довоюем без тебя. Обо всем договорился. – Он прикрепил к гимнастерке Тараса Красную Звезду, обнял мальчика и поцеловал.

– Счастья тебе…

За один год Федоренко одолел три класса и поступил в индустриальный техникум. И тут восхищались способностями сына полка. Ему выдали диплом с отличием и предоставили право без экзамена поступить в технический вуз. Но в институт Тарас не пошел. Он отыскал дальних родственников, живших на юге, и переехал к ним. Работал токарем, монтажником на судостроительном заводе, отвергнув предложение перейти на инженерно-техническую должность. Теперь собирал, монтировал уникальное оборудование.

– Ну что ж, братцы студенты, не пора ли нам заправиться, – спохватился Федоренко. – Время пришло. Как мы кроссворды разгадываем вы увидели, обо всем вроде расспросили, с ребятами моими познакомились. Самый раз подкрепиться. Расплачиваюсь я.

– Еще чего не хватало, – возразила Елена.

– Сказано – сделано, товарищи студенты. Перейдете со стипендии на собственный заработок, меня угостите. Договорились?

И не дождавшись ответа, повел Лену и Виталия к лифту.

Бывали ли вы когда-нибудь в час обеденного перерыва на большом судостроительном заводе? Станьте в сторонке и понаблюдайте, как с рефрижераторов, траулеров и других судов спускается на землю живой и шумный поток, как из цехов ему навстречу выплывают людские ручьи. Они сливаются в широкие и полноводные реки, затем вновь растекаются в разные стороны. Один – в многочисленные столовые, другие – в кафетерии и кафе, третьи – в летние беседки, четвертые – на спортивные площадки, пятые – в красные уголки, шестые – к летней эстраде. Седьмые… Но не станем трогать седьмых. Это – пары, не спеша шагающие аллеями заводского парка.

И ничего страшного, что перед этим они лишь на быструю, всухомятку перекусили. Ведь, возможно, им так много важного нужно успеть сказать друг другу или просто подольше помолчать рядышком.

Федоренко, Лена и Виталий, пообедав, вышли из столовой.

– А теперь побыстрей к нам, в красный уголок, – объявил Федоренко. – Я должен там быть.

В небольшом зале собралось человек сто. Они слушали стихи коренастого юноши, который поднимал руку и выкрикивал слова с такой силой, словно там присутствовало, по крайней мере, пять тысяч зрителей.

– Наш электрик Александр Гарин. Я должен был открыть встречу, а запоздал, – шепнул Федоренко и, будто услышав этот шепот, ведущий встал и жестом пригласил Тараса Евгеньевича на председательское место.

– Продолжайте, продолжайте, – махнул рукой Федоренко.

Стихи Александра Гарина призывные, звучные, посвящены, главным образом, корабелам. Аудитория встречала их благожелательно, награждая автора аплодисментами и дружескими возгласами.

– Правда, хорошо? Просто здорово, – вместе со всеми хлопала в ладоши Лена.

Виталию стихи тоже понравились, но он откликнулся с напускным равнодушием: «таких можно печь по десять штук в день».

– Если есть дарование, – отрезала Елена.

– Опять двадцать пять, – монотонно прогудел Шабадаш. – По-моему, дарование – категория призрачная.

– Так считают все бездарности.

– Спасибо за комплимент, – грустно усмехнулся Виталий.

– Это к тебе не относится, – ослабила удар Ивченко. – Это, вообще, в принципе.

– Спасибо хоть за это…

Рабочий поэт сошел с трибуны с цветами в руках. Публика расходилась.

– Хотел вам еще наш общественный книжный магазин показать. Но, простите, некогда: работать надо. Желаю вам на экзаменах ни пуха ни пера.

– Успехов и вам, Тарас Евгеньевич, – Лена крепко пожала руку Федоренко. – Мы вам очень благодарны за все.

Когда они вышли из красного уголка, Лена презрительно взглянула на Шабадаша и язвительно сказала:

– Так это у Тараса Евгеньевича ничего нет за душой, кроме цифр? Шляпа! О нем книгу писать нужно. Искуснейший мастер, умница, книголюб…

– Виноват… виноват, – согласно кивнул головой Виталий.

– А почему раньше не познакомился? Мы же только полдня провели с ним и его товарищами и то столько узнали. Памятники старины мечтаешь разгадывать, а тех, кто рядом с тобой, распознать не можешь. Это ведь обычная халтура.

– Сердитая… А ты мне все больше начинаешь нравиться, честное слово, Леночка. Я кажется влюблен по уши.

Очерк о Федоренко принес Шабадашу успех, кое-кто заговорил о поздно раскрывшихся творческих возможностях студента. Университетская многотиражка напечатала материал, Шабадаш не упомянул, кто, собственно, является его подлинным и единственным автором. Впрочем, Елена тоже никому ничего не рассказывала, чистосердечно радовалась тому, что могла оказать посильную помощь товарищу. Ее лишь немного покоробило, что Виталий с чувством собственного достоинства и даже превосходства принимал поздравления от сокурсников.

А время шло… Маргарита Сергеевна усиленно навещала влиятельных знакомых, прося их использовать связи, чтобы Виталия не послали «к черту на кулички», когда придет время распределения.

Вскоре ей удалось раздобыть письменную просьбу «откомандировать для использования на работе в издательстве выпускника В. Г. Шабадаша, проявившего склонность к печатному слову». Затем она нанесла визит в редакцию областной газеты. Около часа готовилась у зеркала к этому событию. Высокая, моложавая, с большими черными глазами, она сразу же сразила поэтическое сердце стареющего завкультотделом. Он сверхгалантно усадил посетительницу, приняв ее за приехавшую на гастроли филармоническую звезду, и рассыпался в любезностях. Но выслушав гостью, глубоко вздохнул:

– Не моя компетенция, Маргарита Сергеевна. Но если ваш сын пишет стихи, пусть, когда устроится на работу, обязательно мне пришлет. Я их внимательно почитаю. Обещаю вам.

Курганский, без длинных разглагольствований, ответил, что отдел оказывает помощь во всех случаях, кроме этого, и посоветовал Маргарите Сергеевне зря не тратить время.

– Пусть ваш сын узнает жизнь, самостоятельную жизнь и не цепляется за мамину юбку, – посоветовал Яков Филиппович.

Не добившись ничего, энергичная Маргарита Сергеевна посетила напоследок кабинет Савочкина. Оттуда она вышла минут через сорок веселая и оживленная. Оказывается, заместитель редактора ее соученик, а возможно, и поклонник, кто знает? Все мальчишки класса приударяли за ней. Он понимает волнение и заботы матери. Сам – отец. С распростертыми объятиями принял бы ее Виталия. Тем более что в редакции нужно многих заменить. Однако кадрами ведает редактор. Савочкин, конечно, попробует с ним потолковать. Но такие вещи не решаются смаху. Пусть ее сын немножко поработает там, куда его направит комиссия, дабы не возбуждать нездоровых разговоров. А в скором времени он постарается его забрать к себе.

Маргарита Сергеевна была на седьмом небе, хотя пока чего-либо конкретного не удалось достичь. Зато впереди благоприятные перспективы. Во всяком случае замредактора был рад встрече, она это почувствовала. И с удовольствием принял приглашение забегать к ней по-свойски, без церемоний.

На заседании комиссии по распределению огласили просьбу издательства. Но секретарь комиссии тут же доложил, что при проверке на месте выяснилось: в учреждении есть одна вакантная должность – лифтера. Для того чтобы ее занять, нужно ли кончать университет?

Виталий стоял, красный от стыда, сжав пальцы в кулаки, ожидая, пока утихнет смех.

– Ну что ж. Большому кораблю – большое плавание, – сказал председатель комиссии. – Поедете в Чижевский район секретарем редакции. Газета там теперь не бог весть какая и есть где проявить себя образованному молодому специалисту. Мастерство приобретете и опыту поднаберетесь… А район хоть и глубинный, но в экономике области удельный вес большой.

Злость и обида, зависть к тем, кто получил лучшие назначения, чувство беспомощности охватили Шабадаша. Но он ничем не показал этого: Виталий умел владеть собой.

– Благодарю, – глухо сказал он, принимая назначение.

Днем раньше Елену, про просьбе редакции, направили в областную газету «Заря».

XIII

Неделю Елена провела в Чижевском районе. Два дня по возвращении оставалась дома, писала, как одержимая, складывая один за другим исписанные листки.

– Наверно, спать уже пора? – тихо спросил отец и поставил на стол чашку кофе и бутерброд. – Утро вечера мудренее.

– Еще немножечко, папа.

Откладывать работу на утро не хотелось. Тем более что Лена уже переступила мучительный и никак не поддававшийся ей порог – начало статьи, когда все не клеилось, не получалось, когда мысли требовали иных слов и фраз, чем те, которые ложились на бумагу. Ивченко зачеркивала, писала вновь, опять зачеркивала… Теперь писалось уже намного легче, увереннее. Ключ к теме ей совершенно неожиданно подсказала Маша. Они долго беседовали в тот вечер у того самого стола, за каким еще недавно сидел Курганский, им светила лампа в голубом абажуре, а со стен смотрели фотографии военных лет. И разговор шел о Курганском. Мария Герасимовна вспоминала опаленные порохом годы, артбатарею, ее командира, а Лена говорила о сегодняшнем Курганском, его неизбывной теплоте к людям. Рассказы их переплетались, то унося в уже далекое прошлое, то возвращаясь в нынешний день.

– А я, думаешь, по собственному желанию оказалась заведующей гостиницей? – вдруг спросила Маша. – Не хотела рассказывать об этом Яше, портить ему настроение. Меня сюда «выдвинули».

Последнее слово она произнесла с горечью.

– Подготовила я для нашей районной газеты «Вперед» письмо зоотехника Чабаненко, уже немолодого, больного человека, коммуниста. Редактор, такая у нас практика повелась, безвыездно был уполномоченным в колхозе. По всем кампаниям уполномоченный – на севе, прополке, уборке, хлебосдаче, кормозаготовках и так далее и тому подобное. В других районах давно от таких толкачей-уполномоченных отказались. У нас же нет. На них вся надежда и ответственность возлагалась. Так, значит, был наш редактор Толя Червоненко, по сути, штатным уполномоченным, а газету за него подписывал завотделом райкома Райков. Пришел он тогда вечером, как всегда, посмотреть, что в текущий номер идет, увидел письмо Чабаненко. И тут же снял с полосы. А на утро скандал: клевета, наговор, подрыв авторитета лучших людей района, незрелые кадры в редакции. В общем меня сюда… А когда новый секретарь редакции приехал, Шабадаш его фамилия, ему с ходу и поручили раскритиковать Чабаненко.

Первым делом Елена решила поговорить с Шабадашем – автором так и не появившейся разоблачительной статьи. Но Виталия в редакции не оказалось, он был в отпуске. Секретарь райкома Яшевский сказал Лене, что все было сделано правильно: снята с полосы вредная клеветническая статья, и представителю областной газеты нет смысла возвращаться к уже исчерпанной теме, когда столько ярких, волнующих и новых вокруг. Вот их бы осветить поярче, помасштабней.

– Вы, надеюсь, знаете на кого замахнулся Чабаненко? – объяснил Яшевский. – На Героя Социалистического Труда председателя колхоза «Гигант» Смирнова, депутата районного Совета. Его весь район, вся область знает. И мы не позволим чернить кадры.

– Чабаненко, кажется, ветеран войны, коммунист, – уточнила Лена.

– Был коммунистом. Сейчас его дело будет рассматривать партийная комиссия обкома. Поэтому мы и задержали до ее решения публикацию статьи, разоблачающую клеветника. Заберут у него, у этого Чабаненко, как пить дать, партийный билет, попомните мое слово.

Несколько суток Елена была в колхозе «Гигант». В три часа утра вместе с девчатами-доярками и народными контролерами шла на фермы и целый день находилась там. В бухгалтерии хозяйства и на молокопунктах внимательно изучала документы, сверяла их с официальными рапортами и отчетами. Затем с народными дозорными выехала в соседние колхозы и районы и вновь возвратилась в «Гигант».

С Чабаненко Елене потолковать не удалось. Зоотехник тяжело заболел. Пришлось удовлетвориться записной книжкой, которую передал журналистке его сын.

К встрече со Смирновым Елена была давно готова. Все выписки из документов, свидетельства, письма, заявления – тщательно собраны и зафиксированы.

Председатель доброжелательно принял спецкора, пригласил сесть поудобнее, добродушно заметил, что начальство и повыше все дела свои в хозяйстве начинает с этого кабинета. А вот представитель газеты, укоризненно бросил он, появилась здесь уже перед самым отъездом. Не хорошо, не уважительно. Елена возразила, что она пыталась давно зайти к председателю, но ее не приняли, на что он, усмехнувшись, ответил, что был занят. Не грех бы и подождать, – снисходительно добавил Смирнов. Впрочем, все это не беда. Важно найти общий язык с нашей печатью – самым мощным оружием. Если интересует опыт – он готов помочь, несмотря на занятость и перегрузку.

Елена внимательно посмотрела в глаза Смирнову, увидела узоры переплетающихся морщин, избороздивших его лоб, и решительно объяснила: к сожалению, не интерес к опыту привел ее сюда. А пусть извинит ее председатель за прямоту – липовые сводки: из них следует, что надаивают молока в колхозе больше всех в районе и даже области.

Уже начинающий тучнеть Смирнов спокойно открыл ящик стола, вынул бумаги и равнодушно сказал: «Россказни это все, дочка. Кто-то уже пробовал их травить, да обжегся. А мы, как больше всех давали молока, так и даем. Можно легко проверить по этим бумагам. А кому этого недостаточно – и на молокопунктах можно уточнить».

Елена выдержала тяжелый взгляд Смирнова, вынула из портфеля блокнот и твердо проговорила: сдаете действительно больше всех, но молоко это не ваше. Скупаете его в соседних районах и даже в городе.

– Брехня! – стукнул кулаком по столу Смирнов. – Обычные хозяйственные расчеты между колхозами.

– Очковтирательство это, – решительно сказала Елена. – И не единственное. Поинтересуйтесь заодно и вашими переселенцами. Кто они? Знамя вам вручили, ссуды от государства получили. А переселенцы-то фиктивные, безвыездные. С одного дома в другой переселяются.

Смирнов резко поднялся со стула.

– Ерунда все это. Но, – тяжело вздохнул он, – проверю. И если заместитель или кто другой накуралесил тут, пусть пощады не ждет.

Голос его задрожал, порывистый кашель нарушил тишину кабинета. Смирнов неожиданно заговорил о том уже сравнительно далеком времени, когда руководил тракторной бригадой. И Золотую Звезду получил он не за сочинение сводок и писанину. Елена молодая, не помнит этого. Еще под столом ходила, когда его бригада среди лучших в области была, пусть посмотрит старые газеты. Почти ежедневно Смирнов да Смирнов. Ему тогда Героя дали, всем хлопцам из бригады – ордена.

– Я это знаю и очень ценю, – ответила Лена. – Но поймите, Игнат Фомич, это ведь ни в коей мере не оправдывает липовых сводок, очковтирательства, раздувания мнимых успехов в животноводстве, расправу с теми, кто выступал против этого.

Смирнов вновь приподнялся со стула. Ветерок, ворвавшийся в раскрытое окно, растрепал его волосы. Глаза повлажнели.

– Смелая ты, как я погляжу, – снова заговорил он. – Так пусть будет всем хорошо известно – мне должности и ранги не нужны, свое звание заработал честными руками, вот этими мозолями. – Он повернул вверх ладони. – А кто-то за свою должность обеими руками держится. Боится упустить. Пусть Яшевский расскажет, что он добрым людям советовал, как временное мероприятие. На что в спину толкал. Конечно и сам не ребенок, должен был своим умом во все вникать. Ну да ладно, – снова вздохнул он, – обо мне особый разговор будет.

Смирнов внимательно глянул на корреспондента и вдруг нарочито беспечно проговорил.

– Может, и есть в твоих разговорчиках кой-чего, да только и половы тут дай бог сколько. Давай договоримся по-мировому. Скажу тебе: благодарствую за критику, исправлюсь. Буду впредь самостоятельней. Не каждому такое обещаю, – тяжело выговорил Смирнов. – Но только без шума. Договорились?

– Нет, Игнат Фомич, не договорились. Это дело не только наше с вами, не только Яшевского.

Ивченко поднялась.

– На моей «Волге» поедешь в область, – безапеляционно объявил Смирнов, протягивая на прощанье руку.

– Спасибо. Я и на автобусе доеду.

– Не скромничай, не люблю. Езжай.

– Что ж, спасибо за заботу.

…Когда автомашина подъехала к дому Ивченко, молодой шофер ловко выскочил из кабины и подбежал к багажнику. – На какой этаж, товарищ корреспондент?

– Я живу на третьем, – не понимая в чем дело, ответила Ивченко.

– Высоковато. Но ничего. Снесем. Силенок хватит.

– Что снесете? – удивилась Лена.

– Пустяки. Свежепотрошенные цыплята, бутылек меда, уточку, парниковые огурчики… подарок от колхозников.

– Не смейте, – решительно крикнула Ивченко, загораживая двери.

– Как это не смейте? – в свою очередь удивился водитель. – Подарком от работников сельского хозяйства брезгуете?

– Закройте немедленно багажник, – приказала Лена, – и спасибо, что довезли.

– Хорошее спасибо! Да мне Игнат Фомич за это «спасибо» голову снимет.

«Волга», сделав крутой поворот, двинулась в обратный путь.