Текст книги "Елена"
Автор книги: Виктор Подольский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
XXV
В воскресенье областная и городская газеты выступили с важными проблемными материалами. Вечерка начала поход за личный вклад каждого рабочего в пятилетку и напечатала статью известного новатора судостроителя Тараса Евгеньевича Федоренко. Областная предоставила слово о специализации главному зоотехнику колхоза имени Ленина Григорию Ивановичу Чабаненко.
Статья подкреплялась интервью с учеными, которые побывали в соседней союзной республике, накопившей первый опыт. С ними же к соседям выезжала Ивченко. То, что она увидела, сделало ее еще более страстной сторонницей Чабаненко.
– Молодец он! Здорово чувствует время. И статью написал убедительную, интересную. Наверняка она попадет на доску лучших материалов. Да и широкие отклики вызовет, – думала Елена.
Но первый же «отклик» испортил настроение.
– Коржовские бригады, значит, вчерашний день, Елена Ивановна? В архив значит? – позвонил на квартиру Ивченко Коржов. – Не рано ли их туда?
– Не вчерашний, а сегодняшний и до архива очень и очень далеко, Константин Алексеевич, – живо откликнулась Елена, почувствовав обиду Коржова. – Сегодняшний они день, понимаете, но мы уже в газете говорим и о завтрашнем, который начинается сегодня. К этому же призвал нас съезд партии.
– Смотри, журналистка, не разгони наши бригады, ведь они, понимаешь, поверили, поверили в свои силы, – повторил Коржов, – а сколько дают дешевого мяса на зеленых кормах! Не знаю, как там у вас, газетчиков, выходит, – продолжал он нервно, – с одной стороны, «ура», а с другой – по голове…
– Не понимаю вас, Константин Алексеевич, о чем речь?
– Не понимаешь? А один рядочек в газете и – на все крест.
– Какой рядочек? Какая строка?
– А вот такая: «…коржовские бригады свою роль сыграли, их время прошло. Теперь ставятся новые задачи».
– Где это? – забеспокоилась Елена. – В статье Чабаненко? Не может быть… Да, есть… Очень неудачно сказано, – призналась Ивченко, и Коржов за многие километры от областного центра услышал ее тяжелое дыхание. – Совсем плохо. Время их не прошло, Константин Алексеевич. Они делают много хорошего, нужного, полезного.
– А вы трах-бах и конец…
– Не надо, я прошу вас, не надо так переживать из-за одной неудачной фразы.
– А что прикажете, Елена Ивановна, песни распевать? – с горечью ответил Коржов и повесил трубку.
Саша тоже остался недоволен.
– Сама назвала брошюру «Крылья», а теперь эти крылья рубанула. Мол, время ваше прошло.
– Не придирайся к строчке. Ведь все остальное в статье правильно. Основная мысль, направление.
– Остальное. А это? Автор написал, а ты проштамповала, не подумала…
– Не забывайте, что вы, Елена Ивановна, сейчас на самостоятельной работе, – говорил на планерке Савочкин, – отделом заведуете, а не с куклами играете и неряшливость вам прощать не будут!
– Очень важная и нужная статья Чабаненко, – сказал в тот же вечер Захаров, приехавший из района. – Это то, чего требуют интересы народа. Надо нам этот вопрос держать в центре внимания читателей. А эта фраза – пресловутая ложка дегтя в бочке меда. Как все-таки важно в нашем деле, Елена Ивановна, обдумывать каждое слово, каждую формулировку и предложение, – Захаров тяжело встал со стула, и Лена заметила, как подергивается его веко, как бледность покрыла лицо. – Мы же самая правдивая в мире печать и самая справедливая, не то что буржуазные газеты, распространители «уток», – продолжал Захаров. – Я это сам наблюдал, когда бывал за границей. Они сегодня легко отказываются от того, что сообщили вчера. А нам верят! Верят! И мы поменьше должны ошибаться, Елена Ивановна. В статье Чабаненко, по сути, все хорошо, а передовых людей «мимоходом» обидели ни за что ни про что. Кто после вас вычитывал статью?
– Не имеет значения. Я подвела газету, выносите взыскание. Я материал готовила.
– Обоим нам надо всыпать по первое число, – вздохнул Захаров. – Моя подпись под газетой, хоть полосу вчера не читал.
– Так как же быть?
– Считайте, что устный выговор вы уже получили, – снова опустился на стул Захаров. – И о письменном подумаем тоже, на редколлегии поговорим о таких вещах. Не только вы грешите, сколько еще неточностей, ошибок! А сейчас у нас серьезная задача: исправить ошибку.
– Поправку дать?
– Это легче всего, – покачал головой Захаров. – Иное требуется. Хорошо бы опубликовать в газете статью Героя Социалистического Труда, депутата Верховного Совета Коржова. Пусть он силой своего авторитета поддержит мнение Чабаненко, расскажет о замечательных делах коржовских бригад и их дальнейших путях в решении задачи специализации и увеличения производства мяса. А от них сейчас много зависит…
– Константин Алексеевич такой статьи не напишет.
– Откуда вы знаете?
– Он мне звонил. Обиделся. Даже не попрощался.
– Часто бываете у Коржова, Елена Ивановна, а не знаете человека. Он же умный. Прекрасно понимает что к чему и знает, что каждый раз жизнь выдвигает новые формы достижения единой, поймите, единой цели. Вы извинитесь и объясните честно нашу ошибку. Езжайте. Я прошу вас от моего имени тоже извинитесь. А статью он с вашей помощью напишет и, надо полагать, интересную, боевую.
XXVI
В последнее время Елена заметила, что Саша стал молчаливым и раздражительным. Говорил односложно, старался избегать расспросов.
– Зазнался ты изрядно, – вздохнула она, убирая со стола, – как только бригадиром назначили. Не узнать тебя. Не даром говорят, что некоторые товарищи при первом же выдвижении нос начинают задирать.
– Ты, я вижу, подводишь теоретическую базу под свои формулировки, – нахмурился Александр.
Он отвернулся и взволнованно зашагал по комнате. Уже не раз порывался начать этот нелегкий разговор с Еленой, но то ли не хватало силы воли, то ли решительности, он откладывал его на час, на день, на неделю, тяготясь и мучаясь.
Слова Шабадаша «я без боя не сдаюсь», приобретали все более конкретное выражение. В последнее время он забрасывал Елену пылкими письмами, напоминая о их старых привязанностях.
Елена не скрывала их от мужа, а потом даже не читая, стала уничтожать. Она верила, что Саша разберется что к чему. Ведь он все знает о ее отношениях с Виталием в студенческие годы… «Но каковы эти отношения теперь? – терзал себя подозрениями Александр. – Неужели все возвратилось вновь? Это уже он должен и обязан знать. Почему молчит Елена?» Последней каплей переполнившей чашу Сашиного терпения, был неожиданный приезд Виталия в город. Он заявился в сельскохозяйственный отдел редакции навеселе с букетом цветов, тортом и вином.
– Что все это значит? – возмутилась Елена. – Сейчас же убери все это и уходи немедленно.
– Только вместе с тобой. Давай поговорим, – решительным голосом сказал Шабадаш.
Елена накинула кофточку и вышла вместе с Виталием. Всего этого Саша, разумеется, не видел. Он зашел за Леной в редакцию. Лифтер сообщила ему, что Елена Ивановна только что вышла из редакции с молодым человеком, пришедшим с цветами и угощением.
Александр увидел их в двух кварталах от редакции, в театральном сквере, прозванном пенсионным, потому что пожилые люди часто коротали тут время, наслаждаясь тишиной и зеленью. Елена сидела на скамье, что-то резко говорила. Первым Сашиным желанием было незаметно подойти к ним, вмешаться в разговор, уличить обоих. Но он пересилил себя и решительно повернул домой.
– Не пытайся возражать, – выложив все Елене вечером, после работы, горько сказал Саша. – Только честно скажи, что происходит? Ты его все еще любишь? Все остальное меня сейчас не интересует. Да или нет?
Елена задумчиво посмотрела на Сашу.
– Неужели ты сам не видишь, не чувствуешь, кого я люблю?
– Так почему же этот тип позволяет себе…
– По очень простой причине, Саша, – спокойно ответила Елена, – чтобы рассорить нас. Внести разлад.
– Хотелось бы верить, – глухо проговорил Александр.
– Ты становишься совсем другим, подозрительным. Что с тобой происходит?
– Слишком много поводов для подозрительности. Слишком много. Когда вернусь, поговорим подробно.
– Откуда вернешься? – встревоженно спросила Елена.
– Не хотел тебя волновать. Идем на ходовые. А затем более длительный рейс на судне, которое построили, – попытался улыбнуться.
– Я ничего не понимаю, – проговорила Лена, позабыв об упреках и укорах. – Куда идете?
– Вся бригада. Ненадолго, – ответил Саша. – А может, это и к лучшему, – тихо добавил он, – проверить чувства в разлуке, на расстоянии…
– Тебе надо проверить? Меня? Себя? Откуда такое? Не уезжай, Саша, прошу, – неожиданно заволновалась Лена. – Ты мне сейчас так нужен…
– Да ты и соскучиться не успеешь, как я вернусь. Обещаю. Но если не хочешь – не поеду вовсе. Все решим вместе, сообща. Понимаешь, еще ничего не известно. Пойдет наша бригада или…
– Все уже известно, все ясно, все решено, – с тоской проговорила Лена. – Ты едешь, ты не должен упустить такой случай. И правильно. В жизни, может быть, больше подобного не представится. Правильно, – опустив голову, повторила она. – Езжай спокойно, друг мой.
И в этот момент у Елены созрело твердое решение: ничего не говорить Александру о том, что ждет ребенка, почему так разволновалась, расклеилась, отчего именно сейчас нуждается в его присутствии, внимании, заботе. «Скажу – все пойдет насмарку, – подумала она. – Сорву его планы… Ни за что».
XXVII
– Наш новый ответственный секретарь, – представил на летучке Захаров высокого, худощавого, улыбающегося, как рекламный манекен, человека. – Дмитрий Анатольевич Муровашко. В свое время редактировал заречную райгазету. Был на учебе и теперь – к нам. Правда, до этого некоторое время проработал в оргинструкторском отделе облисполкома. Лично мне с ним по работе сталкиваться не приходилось. Хочется верить, что он умело возглавит наш редакционный штаб. В общем, прошу любить и жаловать, – улыбнулся Захаров.
Свою деятельность Муровашко начал с переоборудования кабинета.
– Немедленно заменить табличку на двери, – распорядился он, в первый же день вызвав завхоза. – Не терплю никаких сокращений, Что за «отв.»? Надо, чтобы ясно, четко, красиво было написано «Ответственный секретарь редакции газеты „Заря“», а внизу часы приема: от – до. Ясно? А теперь посмотрите. Может ли такая, простите, обстановка в рабочем кабинете способствовать творческому настрою и вдохновению?
– Вы мне, товарищ ответственный секретарь, задаете загадки, а я их решать с детства не умею. Скажите лучше прямо, что вам нужно, Дмитрий Анатольевич? И если это в моих возможностях – я никогда не против.
– Неужели не ясно? – побагровел Муровашко. – Выкиньте этот, с позволения сказать, письменный стол, а мне поставьте такой, как у редактора. Стулья замените, диван настоящий поставьте, это барахло – в отдел писем. Вы же сами должны понять: ко мне приходят люди… ответственные работники областного масштаба. Посетитель должен знать и чувствовать, куда и особенно к кому пришел, – многозначительно подчеркнул секретарь. – Срок исполнения пять дней.
– Как сложатся обстоятельства, – неопределенно ответил завхоз. – Постараюсь помочь, если редактор поддержит.
Отпустив завхоза, Муровашко перешел к читке и правке материалов.
На следующий же день к Савочкину пожаловали «ходоки» из разных отделов. Сергиенко принес исчерченную Муровашко статью партгрупорга машиностроительного завода. В нее были вписаны абзацы из передовой статьи центральной газеты, исключены критические замечания в адрес горкома и переставлены фразы, что нарушало логическую связь текста. «Оставить, как было», – размашисто написал на оригинале Савочкин.
Затем такие же резолюции появились на материалах промышленного и других отделов.
– Хоть заказывай штамп «Оставить, как было», – грустно пошутил замредактора, когда поток исковерканных статей, корреспонденций и заметок катастрофически возрос.
– Я занят, подождите в коридоре! – закричал Муровашко, когда Елена со срочным материалом зашла в его кабинет. – Надо сначала по телефону узнавать, смогу ли я вас принять, а не врываться… – недовольно говорил он.
– Статья срочно в номер, – чуть покраснев, сказала Елена.
– Подождет и она. И потом, что это за клякса? Все перепечатайте, тогда приносите.
– Помарка не мешает. Она над заголовком. Страница – чистая.
– У вас нет чувства элементарной ответственности, товарищ Ивченко, – отчеканил Муровашко, – понесли бы вы материал с помаркой, пусть небольшой, к первому секретарю обкома? А к ответственному секретарю редакции все можно.
Елена выбежала из кабинета возмущенная. Савочкин внимательно прочитал статью, и срочно направил в набор.
Постепенно вокруг ответственного секретаря образовался вакуум или, как говорили в кулуарах редакции, «Муровашкова пустота». Работники отделов, не сговариваясь, минуя начальника штаба, несли все оригиналы на читку Савочкину и Захарову, защищая материалы от секретарской «правки» и не желая выслушивать длинные и назойливые нравоучения.
– Моя ошибка, – вздыхал Захаров, – предложили кандидатуру – я с радостью согласился и даже обрадовался – ведь без секретаря как без рук… Потом выяснил, что в районной редакции он недолго продержался. Затем на административной работе в какой-то районной конторе был… Да поздно уже самобичеваться, проворонили. Правда, вчера договорился: ему предложат место начальника областного агентства «Союзпечать».
– А согласится? – Савочкин вопросительно посмотрел на редактора.
– Он-то согласится – я в этом не сомневаюсь. Любит начальственные должности, ранги. Есть где проявить административный раж, – усмехнулся Захаров, – но кого же в штаб? Барабаша, что ли?
– Он бы потянул, – твердо сказал Савочкин, – но годы… на пенсию уже вот-вот.
Захаров придвинул блокнот и что-то записал.
– А что если вас, Сергиенко?
– Не моя стихия секретариат… Увольте, Василий Захарович.
– Да, плохо без Петренко, – со вздохом произнес Захаров. – С ним я был всегда спокоен, а сейчас… И без Курганского плохо. Где найдешь такого виртуоза? Ведь как с письмами работал!
– Незаменимых, Василий Захарович, нет, – отчеканил Савочкин.
– Я эту формулировку тоже знаю, Илья Терентьевич. Незаменимых нет, а заменить некем. Так давайте об этом заботиться все вместе.
Раздался телефонный звонок. Василий Захарович снял трубку.
– Легок на помине, Михаил. О тебе говорили. Рады твоим успехам. Интересная «вечерка», даже, честно говоря, завидую. И горюем, не можем пока найти второго Петренко.
– Не иронизируйте, Василий Захарович. Такие «фитили» нам ставите, что на стуле подскакиваю. А как ваш новый отсек?
– Чернильная душа.
– Ого-го! Зачем так сильно? На вас не похоже.
– Вывел из терпения.
– И что же?
– Будем подбирать.
– Да у вас же столько кадров! И каких! Немного отшлифовать, помочь – и готовый секретарь, – живо ответил Петренко. – В аппарате у вас золотые ребята, дай бог нам таких. А вам, Василий Захарович, я звоню по приятному поводу. У Курганского завтра тройной праздник. Мы бы очень хотели, чтобы вы, Сергиенко, Лена, Дорош, в общем, все его старые друзья пришли и поздравили.
– А по какому поводу поздравлять?
– Секрет, Василий Захарович.
– Ох, уж эти детективы, – ухмыльнулся Захаров. – Зададим наводящий вопросик: по старому адресу к нему приходить?
– В том-то и дело, что нет.
– Тогда первое ясно. Новая квартира. Молодцы, что добились. Ну а дальше что? – Захаров пальцем погладил брови. – Мальчишник будет?
– В том-то и дело, что нет. Можно и даже надо, наверно, приходить с женами.
– Проясняется… Вечер с активным участием Марии Герасимовны?
– Сдаюсь.
– Ну а для выяснения третьего праздника я и наводящего вопроса не нахожу, – чистосердечно признался Захаров.
– Военная тайна. Она остается неразгаданной, – загадочно подытожил Петренко.
И действительно, не мог же Захаров знать, что Курганский и Маша вместе с Петренко полдня провели в детском доме «Красное солнышко». Обратно они возвращались с двухлетней Настенькой, родители которой погибли во время автокатастрофы.
– Обязательно придем. И все, что полагается в таких случаях приготовим, – заверил Захаров. – Сбор на первом этаже?
– Точно. Спасибо. Ждем. Устроим на новой квартире летучку двух редакций.
– Без критики, я надеюсь, по случаю праздника?
– Конечно, Василий Захарович, – сплошная взаимопохвальба, – также отшутился Петренко.
XXVIII
Парторг цеха пригласил к себе Быховского.
– Садись, писатель.
Саша покраснел.
– Ой, как еще далеко до этого, Степан Григорьевич…
– Первую книжку написал. Она у меня на стеллаже, на самом видном месте. Как-никак, а свой браток, корабел, сочинил и подарил. Слыхал, задумал ты что-то интересное написать о судостроителях.
– Мечты, мечты, Степан Григорьевич.
– Не скромничай, браток. Уже пишешь?
– Наброски, наметки, – неопределенно ответил Саша. – Пока ничего серьезного.
– Значит, пишешь, – уверенно пробасил Семенюк. – А вот Петя Карпенко не пишет. Такая история. Правда?
– Не понимаю, Степан Григорьевич, – удивился такому повороту Быховский.
– Подожди, браток, поймешь. А работает он как?
– Вы сами знаете. Двух учеников подготовил. Недавно в партию приняли. Парень что надо.
– Доверять ему можно? – вроде бы таинственно спросил парторг.
– Ничего не пойму. Конечно. И вполне. Он уже для самостоятельного дела готов.
– Вот тогда прекрасно, – удовлетворенно приподнялся Семенюк и, обойдя стол, приблизился к Саше. – Можешь передать ему свою бригаду!
Быховский вспыхнул.
– А я как же?
– Да сам же знаешь – бригада идет на ходовые, потом далекий рейс. Мы посоветовались и решили помочь тебе. Братки пусть поедут, а ты оставайся, пиши. Это не менее важно. И не бойся, в зарплате не ущемим. Будешь пока в отделе технической информации – образование у тебя высшее, никто не придерется. А вернутся твои ребята, решай сам, где оставаться.
– Я поеду со всеми, – решительно ответил Быховский. – Если, конечно, не снимаете. А не доверяете, скажите прямо, а не вокруг да около.
– Ну что ты расшумелся, – добродушно посмотрел на Сашу Семенюк. – У тебя же способности, может, даже талант, черт ты такой! И в цехе уважают. А ты «не доверяете»… Хотим же как лучше.
– Вам Елена звонила, только правду?
– Поганого ты мнения обо мне, браток. Думаешь, собственной башки на плечах не имею…
– Извините… погорячился. Но от своих ребят не уйду. А кто литературой интересуется, Степан Григорьевич, должен не только писать, а видеть, наблюдать. Да ведь такой материал для меня находка, счастье. И чтобы себя проверить, и на ребят в разных обстоятельствах поглядеть. Мы уже об этом с Еленой толковали.
– Значит, разговорчик такой был дома?
– Был, – вздохнул Саша.
– Ну тогда, как знаешь. Я желал тебе лучшего, браток. Елена Ивановна, наверно, тоже. Она человек стоящий. Ты же поступай, как считаешь.
– Спасибо, Степан Григорьевич.
– Не за что. Просто перекинулись словами…
Об этом разговоре Александр ничего не сказал Лене. Зачем расстраивать перед дорогой. Она и так не в лучшем расположении духа ехала к Коржову. Расстроил разговор с Сашей, настойчивость, с какой он стремится уйти в дальний рейс, угнетала и ошибка в важном материале, за которую еще предстояло отчитаться. «Не захочет Константин Алексеевич писать статью. Придется уговаривать, извиняться, объясняться», – с тоской думала она. К удивлению Елены, в семье Коржовых ее приняли с прежней сердечностью и душевностью.
– Никакого дома приезжих – только у нас, – решительно заявила Шура, обнимая гостью. – Костя ждал, что приедешь.
– Откуда он знал?
– Понял, наверно, твой характер.
– Интересно. Представь, я и сама не ведала, что приеду.
– А он, видишь, знал.
В бригаду Ивченко сразу не пошла. Почувствовала себя плохо. Шура напоила ее настойкой из трав и уложила отдохнуть. Проснулась Елена, когда в окно заглянули первые любопытные звезды. Из соседней комнаты слышны были приглушенные мужские голоса. Лена нехотя открыла глаза.
– Привет, Ивановна, – улыбающийся Константин Алексеевич протянул ей обе руки. – Спасибо за книжку о нас и с приездом. Давненько не заглядывала. Загордилась?
– Что вы, Константин Алексеевич!
– А Сашу чего не захватила?
– Как его захватишь? Работа. Он ведь бригадиром теперь – и ходовые испытания, и всякое другое надвигается. А я к вам, Константин Алексеевич, – после минутной паузы продолжила Елена, – снова по делу.
– Кумекаю. Так просто никогда не выберешься. А мы бы с Шурой вас с Сашей к себе на лето. Давайте к нам: благодать – речка, пляж, садок вишневый коло хаты… Что еще человеку надо? Отдыхайте, пишите.
– Заманчивое приглашение, нужно им когда-нибудь воспользоваться.
– «Когда-нибудь». Эх ты, героиня! Отдыхать тоже иногда надо… Так вот что! Там в комнате мои ребята из бригады и гости. Повечеряем, а утречком делами позанимаемся. Раз такие дела есть. Согласна?.. Я пойду, а ты поднимайся, одевайся. Десять минут на сборы хватит?
– Жестковато. Но постараюсь.
Вскоре посвежевшая, отдохнувшая Лена вошла в большую комнату. Вокруг стола сидели ее старые знакомые – трактористы, очень похожие друг на друга две незнакомые женщины, по-видимому, мать и дочь, сын Коржовых Федор. В крупном, косая сажень в плечах, великане Елена сразу же узнала Смирнова. «Нежданно-негаданно встреча», – подумала она и в нерешительности остановилась.
– Не узнаете? – Смирнов поднялся, пошел ей навстречу.
– Почему же, – стараясь сохранить бодрый тон, откликнулась Елена. – Один раз видела, а хорошо запомнила.
– И я запомнил навсегда, – прозвучал густой бас Смирнова.
Шура засуетилась, накрывая стол.
– Наш сват, – показала она на Смирнова, – а это сватья Варвара Потаповна и невесточка наша Оленька из Чижевского района до нас пожаловали.
– А это Леночка… Елена Ивановна. На свадьбу к Федору не могла приехать – так знакомься теперь с нашими новыми родычами, – добавил Коржов.
Лена скорее ощутила, чем увидела настороженный взгляд еще совсем молодого, не взирая на бородку и усы, Федора, и открыто неприязненный его красивой жены Ольги.
– Игнат Фомич сейчас бригадир тракторной, – продолжал Коржов. – Лучший, в Чижевском районе. В наши последователи подался. Бычков откармливает.
– Несподручно от знаменитого свата отставать, – пророкотал Смирнов.
– Ты не прибедняйся, Игнат Фомич: сам знаменит, – ответил Коржов.
– Была слава да сплыла, – мрачно откликнулся Смирнов.
– Героем Социалистического Труда был и останешься навсегда, хоть немало грязи на тебя налепили, – послышался тонкий и резкий голос Ольги.
– Сам на себя налепил. Ты, Ольга, брось меня подъяривать, – рассердился Смирнов. – Брось, говорю.
Елена знала, что Смирнова сняли с поста председателя колхоза, вынесли строгое партийное взыскание. Другой, послабей, может быть, пал духом, затаил обиду. Но Игнат Фомич недолго оставался наедине со своими невеселыми мыслями. Пошел в тракторную бригаду, в которой трудился долгие годы, где «заработал Золотую Звезду», попросился на трактор. Правда, новое руководство колхоза, желая смягчить удар, предлагало ему должность учетчика, счетовода или даже бухгалтера. «Только на трактор», – упрямо отвечал Смирнов. И вот не прошло и трех лет и его имя вновь зазвучало в передачах по радио и на местном телевидении. Бригадир-коржовец, бригада заняла первое место в районе.
– У вас проверяют то, что пишут в газету или кто что захочет, то и печатают? – неприязненно глядя на Лену, спросила Ольга.
– Ты опять за свое! – поднялся Смирнов и опустил тяжелый кулак на стол. – Уйми свою жену, Федор, ишь как разошлась.
– Отчего волноваться. Я сейчас все разъясню, Игнат Фомич, – спокойно ответила Лена. – Обязательно проверяют, Ольга Игнатьевна. И не раз…
– А если отцу сейчас новую медаль или орден дадут. Что вы тогда скажете? – снова спросила Ольга, не обращая внимания на укоризненный взгляд Федора.
– Будем радоваться вместе с вами. И еще, наверно, даже больше вас, – сказала Ивченко. – Будем радоваться тому, как правильно и мужественно воспринята критика и как хорошо и умело трудится человек.
Ольга замолчала. Шура поставила на стол закуски. Завязался общий разговор. Неожиданно зазвонил телефон.
– А где же ей быть? Конечно, у нас, – добродушно ответил кому-то Коржов. – Как себя чувствуете? И мы, спасибо, тоже отлично. Жаль, Саша, что не приехал. Понимаю. Передаю трубку.
Елена услышала взволнованный голос:
– Как ты, моя Аленушка?
– Все хорошо. Наверное, послезавтра приеду. А ты как? Что-нибудь случилось?
– Пока все по-старому, без перемен, – соврал Саша. Ему уже сообщили устный приказ: быть готовым к выходу в море. – Ну я рад, что все хорошо, – взволнованно сказал он. – Будь здорова, моя родная. Целую.
На сердце у Елены стало тревожно. Она интуитивно почувствовала, что Саша чего-то не договаривает. Но сказать не решалась. Да и тешилась надеждой: показалось.
– Муж беспокоится? Заботливый, видать, мужик, – пробасил Смирнов.
– Золото он у нее. Высшей пробы, – подняла большой палец Шура.
– У меня к вам просьба, Константин Алексеевич, – проговорила Ивченко, не желая откладывать разговор на завтра. – Извините, что за накрытым столом. Но дело есть дело, за этим и приехала. Газете нужна ваша статья о сегодняшнем дне коржовцев, их планах, обязательствах, ну и в поддержку предложений Чабаненко.
– А мы такую уже, как могли, сочинили, – подмигнул Коржов. – Ваш главный звонил, просил. Вот и все авторы тут. Только великовата очень. Но ты сама знаешь что к чему.
– Конечно, – обрадовалась Лена.
Утром она все прочитала и попросила немедленно отвезти ее домой.
…На письменном столе лежала записка: «Аленушка. Когда ты приедешь мы будем уже далеко в море. Отходим сегодня в пятнадцать. Береги себя. Извини за все. Верю, люблю. Целую миллион раз. Твой Саша».
– Саша, Саша, где же ты? Уехал, не попрощавшись со своей Аленушкой, – тихо сказала Елена. Она взглянула на часы и выбежала из квартиры. Может быть, еще успеет… По дороге удалось остановить такси.
– Скорее, пожалуйста, скорее, – подгоняла она водителя, – скорее…
Но когда, преодолев с десяток километров, машина примчалась к морскому порту, судно уже отошло. Лена, перепрыгивая через ступеньки лестницы, бежала к берегу. Саша увидел ее и, отчаянно жестикулируя, что-то прокричал. Но слов не было слышно. Лена махала ему рукой. Долго еще был виден уходящий в открытое море корабль…
Разбитая, уставшая Ивченко вернулась домой. Не раздеваясь, не включая свет, легла на диван. Разбудил ее звук радиоточки. Елена открыла глаза и прислушалась. Местное радио передавало сообщение о новостях дня.
Елена разделась, умылась и, ежась от ночной прохлады, накинула на себя халат. Затем решительно вынула из портфеля тетрадь и села за стол. С интересом читала и редактировала рукопись Коржова. Сколько глубоких мыслей, обобщений! Ивченко правила, переписывала отдельные фразы, стараясь сделать их более доходчивыми и доступными…
Новый день все увереннее вступал в свои права. Выше поднялось солнце, заглядывая в окна домов, усилилось движение транспорта и пешеходов, открылись продовольственные магазины, столовые.
Елена работала увлеченно. В такие моменты она отключалась от внешнего мира: ни уличный шум, ни телефонные звонки не отвлекали ее.
– Пять минут трезвоню. Доброе утречко. Я не разбудил? Вот и отлично. В десять часов вас приглашает к себе Григорий Петрович. Есть важные новости по сельскому хозяйству.
В одиннадцать часов Елена вышла из кабинета первого секретаря обкома. С минуту постояла в приемной, затем легко спустилась вниз, и вышла на залитую солнцем площадь.
Рабочий день индустриального города был в разгаре. На новом заводе завершили подготовку к сдаче самого большого в стране рудовоза, на другом – закладывали рыболовный траулер, в открытом море начало первые исследования научное судно. Дорожные машиностроители приступили к изготовлению очередной партии бульдозеров, радиотехники, трикотажники, парфюмерщики отправляли в разные точки планеты свою продукцию. Город жил, город работал, незримо связанный со всей республикой, страной, миром.
Из окон редакции вырывался, хоть и приглушенный настенной обивкой, треск телетайпов и пишущих машинок. В отделах и секретариате готовили очередные номера местной газеты. Они расскажут и о самом большом рудовозе, и о траулере, носящем имя легендарного литовского воина, и о научном судне, о людях, отличившихся на заводе, В колхозе, на ферме, конструкторском бюро, об интересном опыте, рожденном в соревновании. Они заинтересуют читателя новыми именами, заставят призадуматься над статьей на морально-этическую тему, улыбнуться и одновременно ополчиться против «героя» фельетона.
Готовится номер газеты. Ее читают. Ее любят, ее ждут. Может быть, ждут и эту статью, которую несет Елена в портфеле. Наверняка ждут! И она, ускорив шаг, свернула в небольшой переулок. Там ее любимая работа. Там редакция.
