Текст книги "Даэла (СИ)"

Автор книги: Виктор Маслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

  Так вот о чем сообщил магистру монах! Я не стал комментировать, а только пожал плечами. В конце концов, бабы дерутся, а я виноват? И утверждение о примененном мной колдовстве не выдерживает никакой критики и явно притянуто за уши. Лишь бы пытать не стали, под пытками можно признаться в чем угодно.

  – К этому перечню следует добавить две загадочные смерти, случившиеся этой ночью с похитителями принцессы Уары, поистине, вы словно вестник несчастья из старой легенды. При всем при этом, как ни странно, прямых доказательств вашей вины у нас нет.

  – В таком случае, я могу идти? – я с трудом подавил зевок. Когда, наконец, мне дадут выспаться?

  – Пойдете туда, куда я скажу, – тон собеседника стал жестким, – придется посидеть под стражей.

  – Почему?

   Старик хитро, с прищуром, посмотрел на меня.

   – Будем исходить от противного, если за время отсидки не случится ничего необычного, отпустим и принесем извинения. Если продолжатся безобразия, например, кто-то из охраны или сидельцев, не приведи, Гелеман, странным образом, помрет, разговор продолжится совершенно в другом ключе.

   Я поинтересовался, сколько мне сидеть, в ответ, получив усмешку: «Там видно будет».

  Глава тридцать первая

  Что сказать о местной тюрьме? Каменное здание старинной постройки примыкало к монастырю Творца. Заключенные в пику монахам прозвали это заведение «Мировым раем». Грязь, агрессивно настроенные сидельцы, плохая еда, скука, делать в замкнутом помещении было решительно нечего. Сидельцы часто дрались, больше всего доставалось наиболее слабым. Оказавшись в этом заведение, я, в который раз порадовался, что в совершенстве овладел бадлеем. В подобных местах правит сила. В камере, с грязными стенами и маленьким зарешеченным окошком, было пять лежанок, расположенных возле стен и четверо обитателей, сидевших за небольшим квадратным столиком и с интересом уставившихся на меня. Все бородатые, и, как один, лысые. У двоих лица изуродованы щрамами. Вся четверка одета в рвань и грязные лохмотья. Стандартную тюремную одежду здесь еще не придумали.

  – Новенький! – с удовольствием произнес кто-то, радуясь прдстоящему развлечению. Надо будет придумать что-нибудь эдакое, чтобы разогнать скуку. К примеру, научить боту, ташанской карточной игре. Нарисовать карты, проще простого. Дорч, в который мы играли на базе, для аборигенов сложноват, к тому же, сделать резные фигуры, коих должно быть двадцать восемь одного цвета, и столько же другого, в тюремных условиях не так просто. Лучше подсунуть сидельцам бот. Но это потом, сначала надо определиться со статусом. Попробую поначалу мирно, кулаками добиться уважения никогда не поздно.

  – Уважаемые сианы, – обратился я к узникам, когда за мной закрылась тяжелая железная дверь, – я здесь впервые, а потому прошу рассказать, какие у вас порядки.

  Я знал, что в подобных заведениях выбирается, так называемый, «владыка», которому остальные должны беспрекословно подчиняться. У него имеется «советник», а также «исполнитель», как правило, самый сильный заключенный. За разговором надо следить. Ляпнешь не то, даже без всякого умысла, накажут. Наказаний множество, начиная от мытья камеры и до унижающих человеческое достоинство.

  Что мне тут же и продемонстрировали. В углу стоял, прикрытый деревянной крышкой, бочонок, выполняющий функцию отхожего места.

  – Тебе, как новенькому, доверяем бурдян, – один из шрамолицых кивнул в сторону бочонка, – каждый вечер будешь выносить его во двор, к яме.

  – И долго? – спокойно поинтересовался я.

  – До конца отсидки, – хохотнул тот. Я подумал, что он главный, «владыка», другой, тоже со шрамом, «советник», либо исполнитель. Скорее, советник, исполнитель рядом сидит, здоровячок, с бугрящимися мускулами.

  – Значит, тебе и выносить, – ответил я.

  – Стэш, слыхал, что ухляб пробулькал? – обратился шрамолицый к крепышу. – Объясни малышу его ошибку.

  Мускулистый вылез из-за стола, оставив недопитую кружку какой-то настойки. Он успел сделать в мою сторону всего один шаг, после чего, приложившись носом о крышку бочонка, оказался на полу. Из-под его носа расползлась красная лужа, кажется, нос я ему сломал.

  – Ах, ты, гнидень ушвотый! – выругался тот, поднимаясь и свирепо глядя на меня.

  – Грун, подсоби товарищу, – велел «владыка».

  – Сам справлюсь, – с угрозой произнес Стэш, размазывая кровь по лицу. Грун, сидевший рядом с владыкой, поднялся.

  – Ты покойник, – начал он, однако «владыка» его прервал:

  – Дух не вытряси, иначе монахи нас в холодную сунут и плетей пропишут.

  Противники быстро уяснили, что ни о каком «вытрясании духа» речь идти не может. Грун, в свою очередь, обзавелся сломанным носом и ворочался на полу в безуспешной попытке подняться. У Стэша, к кровоточащему носу добавилась сломанная рука.

   – Кто ты такой, мужик? – пробормотал владыка, окинув меня оценивающим

  взглядом.

  Как будто не видно, что из крестьян, от сохи! Куртку мне оставили, автоаптечку, перед тем, как отправить в камеру, забрали.

  – Оружие? – спросил монах, разглядывая коробочку медицинского прибора.

  – Память от родственника, – ответил я. Монах потыкал в кнопки, но для активировации прибора, надо знать, в каком порядке это делать, он, естественно, этого не знал.

  – Тонкая работа, ни один кузнец не смастерит, – уважительно сказал монах, – разве только ювелир. Освободишься, получишь обратно, если великий магистр не прикажет выбросить.

  Маленький черный цилиндр с кнопкой, мою добычу с базы, монахи не нашли.

  – Обидел ты моих слуг, – укоризненно продолжал владыка, – потому будешь наказан. Думаешь, ты здесь самый ловкий и сильный? Даже ловкому нужен сон, тогда и огребешь.

  – Вдвойне, – со злобным удовольствием добавил Стэш, перепачкавший кровью пол.

  – Без потомства оставим, – прорычал Грун.

  Мне было наплевать на угрозы. У меня имелись три «жучка», каждый из которых мог стоять на страже всю ночь, и, в случае опасности, разбудить. Самый большой был вооружен и мог отправить любого из сидельцев в великое звездное путешествие. Хотя применять оружие я не собирался. Не приведи Творец, тени сгоряча лишат кого-нибудь из сокамерников жизни. Подозрение падет на меня, выкрутиться, на сей раз, вряд ли получится.

   – Обед когда? – как не в чем ни бывало, поинтересовался я.

  – Приятно иметь дело со столь бесстрашным человекм, – сказал владыка. – Но запомни, мои люди слов на ветер не бросают. Знаешь, как поступают с теми, кто не слушает хозяина?

  – Самозванного хозяина, – уточнил я.

  – «Владыку» выбирают всем обществом «Мирового рая». Я отвечаю за порядок перед братией, в том числе, перед монашьей. Ты наш порядок не признал, завтра проснешься без ушей. За то, что слушал, да не услышал.

  – Смотрите, как бы самим уши не потерять, – пообещал я, на что хозяин, звали его Шаб, пренебрежительно скривился.

  – Хватит болтать,– сказал он и обратился к соседу, – Стэш, постучи в дверь, пусть жратву несут!

  Сидельцы могли подсыпать мне в еду сонное зелье, как это проделали двое неизвестных на постоялом дворе. Уши отрезать не так-то просто. Проснется человек и даст сдачи. Могут обойтись без снадобья, если спящего крепко свяжут. Я решил активировать «Жучок». В случае опасности, обработаю обитателей камеры парализатором. Вряд ли тени смогут засечь короткий импульс, все зависит от мощности и частотных характеристик излучения. Даже если засекут, координаты вычислить не успеют. К тому же, толстые стены монастыря ослабят сигнал. Соседи успокоятся, полежат бревнами, а я, как следует, отосплюсь. Так все и получилось. Ночью я проснулся, услышав шепот.

  – Осторожно, ухляба не разбуди.

  – Веревку давай, упакуем, будь здоров, не шелохнется.

  – И кляп не забудь. Чтобы шум не поднял.

  – Кляп готов, и нож, которым уши будем резать.

  Я обработал их парализатором, минимальной дозой. Ближний, с мотком веревки в руках, молча, завалился на пол. Двое других прилегли возле стола. Интересно, где они взяли веревку, наверняка заплатили монахам. Монахи, хоть и святые люди, золотишко мирское уважают.

  Я оставил «жучка» бодрствовать и снова погрузился в сон.

  Глава тридцать вторая

  Утром соседи по камере напоминали хмурые, грозовые тучи. Переглядывались, не в силах понять, каким образом сорвались замечательные планы касательно моих ушей. Один только Курш не выказывал беспокойства. Он не участвовал в ночном предприятии, а крепко спал.

  После завтрака, прошедшего в молчании, я попросил монаха, дежурившего в коридоре, принести лист плотной бумаги, краски и кисточку. Многие монахи в монастыре увлекались живописью, рисуя, в основном, иконы с изображением богов и святых.

  – Зачем тебе? – с подозрением спросил он. Наверняка решил, что сидельцы в камере что-то задумали, то вервку попросят, как бы ни повесили кого, то бумагу, да еще плотную.

  – Рисовать буду, – ответил я, – а лист надо порезать на равные части.

  – Нож не дам.

  – Покажу, как разрезать, сделаешь сам.

  – Лист плотной бумаги обойдется в пять серебряных монет, – сказал монах. – И еще монета, чтобы разрезать.

  – Творец Гелеман тебя не накажет за любовь к презренному металлу? – поинтересовался я.

  – С ним я договорюсь.

  – Насколько мне известно, в монастырскую печатню бумагу и краски поставляют бесплатно.

  – Нет денег, не будет бумаги.

  – Трэш с тобой, тащи.

  Пока святоша ходил, я извлек из пояса шесть серебряных сун. За эти деньги можно три дня плотно завтракать и обедать на постоялом дворе. Сидельцы, особенно троица ночных мстителей, внимательно следили, как монеты появляются в моей ладони. Никто из местных жителей не смог бы извлечь из прочного пояса ни единой монеты.

  – Интересный у тебя пояс, – хмуро заметил Шаб.

  Наверняка у них появилась мысль пояс реквизировать. Пусть помечтают!

  Вернулся монах, с рулоном бумаги и красками, я отдал ему деньги и объяснил, как и на сколько частей разрезать бумагу.

  – Порежу в келье, – ответил он и ушел.

  Через некоторое время он принес пачку бумажных прямоугольников. Что интересно, аборигенам на планете, игра в карты была незнакома. Думаю, не нарушу наших законов, научив их замечательной ташанской игре в бот. Вряд ли это можно считать прогрессорством!

  Монах вышел и запер за собой дверь. Я мог бы вскрыть внутренний замок с помощью «жучка». А что, может, когда и воспользуюсь!

  – Бумагу испортил и шесть серебряков отдал, – осуждающе заметил Шаб. Типа, ну не дурак ли ты, Данай?

  – Тебе, гнидень ушвотый, самое место возле бурдяны, – сквозь зубы процедил Стэш. Сломанную руку ему подвязали грязной тряпкой. – Деньгами бросаешься, словно король.

  – Может, он волшебник и умеет бумагу превращать в золото? – с кривой усмешкой заметил Грун. Молчал только Курш, четвертый сиделец.

  – Золото, всего лишь, мертвый металл, – ответил я, – им не насытишься и скуку не прогонишь.

  Ближе к обеду колода карт была готова. Некоторые надписи и картинки пришлось заменить, подогнав под местные реалии. Ташанский властитель превратился в короля, космонавт стал капитаном парусника, дочь всепланентного властителя принцессой, электронный Управленец первым советником. Программисты стали монахами, а на самой сильной карте, вместо Занды с шестью лучами, я изобразил бородатого бога Гелемана. Цифры, с пятой по одиннадцатую, менять не пришлось.

  – Присядьте к столу, уважаемые, покажу вам кое-что, – предложил я сокамерникам, сдавая карты. Достаточно было пару раз с ними сыграть, чтобы они превратились в завзятых картежников. Учить играть на деньги не стал, догадаются сами. Единственной распространенной на планете игрой была игра в кости. Когда сидельцы разобрались с несложными правилами, я уступил место за столом Куршу. Интереснее всего играть вчетвером, хотя можно впятером, и вшестером.

  Озадачив сидельцев и прислушиваясь к азартным голосам, я прилег на лежанку.

  – Шаб, у тебя «монах», а не «король»! – вскричал Грун. – чем кроешь?

  – У меня Гелеман! – заявил Курш, выигрывая партию. Тут же сдали по новой. Я свое дело сделал, со скукой справился. Уверен, игра распространится по планете быстрее пожара.

  Коллеги по камере наскоро пообедали и снова уселись играть, а меня вызвал в коридор давешний монах.

  – Ступай за мной, к тебе гости, – сказал он. Я удивился, не успел обжиться, а уже кто-то пришел. Оказалось, Аэра вместе с Туэном.

   – Я кое-что из еды принесла, – сказала она, – вас наверняка плохо кормят.

  И протянула узелок. Я принял увесистую передачу.

  – Сидельцы не обижают? – спросил Туэн. – Если что, скажи, я великому магистру пожалуюсь.

  – Победителя тарга не так просто обидеть, – усмехнулась Аэра.

  – Что у вас нового? – спросил я.

  – Тана поцапалась с Малтой и убежала в слезах, – сказала Аэра и многозначительно посмотрела на меня, – прошел слух, что она ждет ребенка. Папаша рвет и мечет, обещает спустить с виновного шкуру и посадить на кол. Сестричка ждет с нетерпением, когда появишься, грозится забрать тебя к себе и приковать в глубоком подвале.

  – Почему в подвале?

  – Чтобы посторонние девки не лезли, говорит, будешь у нее единственным.

  «Уж не тени ли превратили меня в сладкую ловушку, – подумал я, – чтобы застрял здесь навсегда и забыл про остров в Студеном море?». Версия фантастическая, однако иного объяснения у меня не было.

  Глава тридцать третья

  На ночь я активировал «жучка», но никто больше нападать на меня не пытался. Четверка узников с утра до поздней ночи азартно резалась в карты. Вот что значит, победить скуку! Правда, благодарности от них я не дождался, не очень-то и нужно. Я до сих пор не мог себе простить, что зря потратил заряд двигателя «птички» на бесполезное путешествие к Тэфону. Убедился, что живых там нет, а чужой робот меня едва не угробил. Я в который уже раз достал маленький цилиндр, который у него отнял. Никак не решаюсь его выбросить.

   – Что это у тебя такое? – Шаб оторвался от карт.

  – Уж не колдовское ли оружие? – с надеждой спросил «советник» Грун. Исполнитель Стэш также вопросительно посмотрел на меня. Ему мешала играть сломанная рука, он постоянно проигрывал, и это его сильно злило.

  – Данай, если это оружие, проделай дыру в заборе, и мы удерем. Тогда про обиду забудем, и уши сохранишь, – пообещал он.

   Я покачал головой, убрал цилиндр в карман и сказал, что стены обрушить, с его помощью, не получится. На лицах тройки отразилось разочарование. Только Курш остался бесстрастным, словно у него было не лицо, а маска. Странный тип. Интересно, с чего подельники решили, что цилиндр убойная вещь?

  – И куда бы уважаемые сианы, направились? – поинтересовался я. Действительно, куда бежать? На лицах соседей отразился мучительный мыслительный процесс.

  – Я бы двинул в Нуан, – сказал Шаб.

  – В Нуане правят язычники, которые поклоняются изначальной сущности, сотворившей мир, – подал голос Курш, – верующего в Гелемана могут забить камнями.

  Я не знал, что Нуан рассорился с соседями на религиозной почве.

  – А я бы подался в Зею или Смулетию, – после недолгого раздумья сообщил Грун, – там не достанут.

  – Не достанут в Нуане, – возразил Шаб, – во всех остальных королевствах сидят наши послы. Возьмут за хмурт и вернут за решетку.

  – Я бы тоже пустился в бега, надоело сидеть, – признался Стэш, – но для начала пришлось бы вылечить руку.

  – Вас легко опознать по шрамам и сломанной руке, – ответил я, – так что, далеко не убежите. Не лучше ли остаться здесь, играть в карты и радоваться жизни?

  Четверо сидельцев подозрительно уставились на меня.

  – Признайся, что ты задумал? – спросил Шаб.

  – Есть надежное местечко неподалеку, – сказал Курш, – мой дружок работает на мельнице. Мельница построена из камня, под ней тайные ходы и куча помещений, о которых, кроме него, никто не знает.

  Похоже, я недооценил Курша, решив, что он у остальных в подчинении. Как бы он ни оказался в компании главным! Я утвердился в своем предположении, когда этот невзрачный мужичок в изношенной грязной куртке, с хитрой усмешкой посмотрел на меня и сказал: «А ты не прост, сиан Данай! И штучка эта твоя с кнопкой, родом с Тэфона. Моему знакомцу, Гниденю, из похожей вещицы полбашки снесли».

  Интересно! Надо будет уточнить, где и при каких обстоятельствах, это произошло. И по поводу мельницы не помешает подробнее выяснить, монахи наверняка будут нас искать долго и упорно. А не сбегу, по мою душу явяится папаша Таны с солдатами, чтобы показать любвеобильному Данаю, где тарги зимуют.

  На следующий день, когда сидельцы решили устроить в игре перерыв, я подкатился к Куршу. Пока игроки азартно обсуждали проигрыш Шаба, Курш вкратце поведал о том, как однажды вдвоем с подельником решил ограбить на дороге одинокого прохожего. Тот, смертельно раненый, выхватил черный цилиндр, пшикнуло, подельник Курша лишился изрядной части головы. Прохожий, прежде чем умереть, признался, что сам, мол, с Тэфона, и смертоносный цилиндр тоже оттуда. На оставшемся у меня обрезке бумаги я попросил его изобразить тот цилиндр. В рисунке я узнал старинный ручной лучемет, позже их стали встраивать в руку. Курш с подельником столкнулись не с тенями, а с агентом базы.

  Должен признаться, сидеть мне надоело. Каждый день нас ненадолго выпускали во двор на прогулку, эта процедура представлялась мне такой же бесполезной, как мертвецу аптечка. Остров ждет, а я без пользы торчу в четырех стенах. Хотя покинуть их могу без особого труда. Дверь камеры, обитую железом, вскрыть легче легкого, достаточно запустить в замочную скважину «жука». После чего придется парализовать дежурного монаха, который постоянно торчит в коридоре. Что тоже не есть хорошо. Странный паралич припишут проискам Трэша, а вместе с ним беглецу, то есть мне, любимому. Последним препятствием будет толстенная стена в три человеческих роста. Ломать не хочется, обвинят в черной магии, заряд в лучемете кончится, да и тени могут по мою душу явиться. Чем потом отбиваться? Без оружия я себя вообще голым чувствую. От теней не отобьешься, а против толпы боевых монахов бадлей не прокатит. Вот и остается ломать голову в поисках выхода. Даже если спрячусь с сидельцами на мельнице, все одно, останусь в тупике. На дорогах установлены порталы, которые тупо вернут меня в Тарену, в крепкие объятия монахов и слишком близко к последнему в жизни костру.

  Вскоре после завтрака в коридоре стал раздаваться топот, словно там бегали тарги. Раздавались командные голоса, ругань. Мои картежники бросили играть, я прислушался, но ситуация не стала понятнее. На монастырь напали? Взять его не так просто, а главное, кому это понадобилось?

  – Король Вэрд, правитель Садании, прислал солдат, – сообщил со своей лежанки Курш. – Собирается вытребовать у монахов злобного обидчика своей драгоценной Таны.

  – Откуда узнал? – хрипло спросил я. Пятая точка забеспокоилась в предчувствии неприятностей.

  – Прислони ухо к стене, поймешь, – ответил он.

   Я последовал совету и услышал дробный перестук. Своеобразная азбука сидельцев! Ай, да, Курш, ай, да простенький мужичок!

   – Монахи потребовали за обидчика золота по его весу, но им отказали. Посланец короля требует соблюдения законов Садании, по которым человека, оскорбившего члена королевской семьи, обязаны выдать, живого или мертвого.

  – Без золота не отдадут, – успокоился я.

  – Я тоже так думаю, – ухмыльнулся Курш. Игра продолжилась. Однако на этом события не закончились. В коридоре стихло, заскрипел ключ, дверь открылась. Появившийся монах с любопытством посмотрел на разложенные карты и сделал мне знак выйти.

  – Великий магистр жалеет, что связался с таким типом, – сказал он. Я пожал плечами.

  – Давно бы меня отпустили.

  – Поздно об этом говорить, попадешься, Вэрд испробует на тебе все виды пыток, какие с давних времен существовали в Садании. А закончит самой изощренной казнью.

  – Стены в монастыре толстые и высокие, в колодце вода, закрома полны зерном. Сидеть можно годами.

  – Затан, сынок короля Эдрона, тоже на тебя обижен.

  – Глупо обижаться, если девицы сами вешаются не на него, а на меня, – возразил я,

  – Это еще не все, – продолжал монах, – руку юной Таны надеялся получить принц Уитт, сын Дарэна, владыки Нуана. Ему скорее приглянулась корона Садании, чем прелести молодой принцессы. В том числе, золотые и серебряные рудники. А тут еще договор об объединении Садании и Эдрона. Конечно, до реального объединения дальше, чем до Тэфона, тем не менее, говорят, Дарэн от этой новости пришел в неописуемую ярость. Объясни, Данай, что в тебе есть такого, от чего женщины сходят с ума, а короли страстно желают посадить на кол?

  Сказать было нечего, я промолчал.

  – Великий магистр считает, что подобные невероятные события мог организовать, только Четырехрогий демон Трэш.

  – Но причем здесь я?

  – Мы бы тоже хотели это знать, монастырь с сегодняшнего дня на осадном положении. Всех сидельцев, в том числе из твоей камеры, переводят в подвал.

  – А что будет со мной, тоже в подвал? – я с опаской посмотрел на него.

  – Ты будешь в монастырской дружине охранять стены.

  Я вздохнул с облегчением.

  – Слава Гелеману Творцу, – пробормотал я, – благодарю за доверие!

  Глава тридцать четвертая

  Сидельцев на следующий день упекли в подвал, чтобы во время боя не воспользовались суматохой и не сбежали. Моих это не сильно расстроило. В подвале они, точно так же, с утра и до ночи просиживали за картами. Вскоре я узнал, что все, кого перместили вниз, обзавелись своими колодами.

  Во время прогулки по двору с монахом, мне пришла в голову интересная мысль. Отчего я уперся в сухопутную дорогу к холодному морю? Если сесть на корабль в Нуане, можно добраться до острова по морю. Придется, конечно, сделать большой крюк, чтобы обогнуть Эдрон, выдающийся к востоку. Но стоит ли совать голову в зубастую пасть тарга? Дарэн, король Нуана, в обиде за сыночка, поймав, спустит с меня шкуру. С другой стороны, Даэла ведь не база на Тэфоне, где каждый жителя можно узнать по отличительному знаку? Посмотришь, и сразу ясно, кто такой и с какого сектора. Здесь меня в лицо не знают, можно представиться, кем угодно. А еще можно навести легкий грим, скажем, приклеить усы и бороду. Надо будет об этом всерьез подумать. Если, конечно, ухлябские тени не перекроют и этоу дорогу.

  На следующий день монастырь обложили столичные солдаты. В количестве пятисот человек. Встали лагерем, разожгли костры, прислали парламентеров, требуя мою тушку. Монахи уперлись и даром меня отдавать не собирались. Но я подозревал, что, в конце концов, с Вэрдом они сторгуются. Слишком жадны церковники до золота. Какого трэша Тана проговорилась, что беременна от меня? За язык ее тянули? Нет, чтобы сыграть свадьбу и выйти замуж за Уитта, сына Дарэна! Толстый Затан ей противен, Уитт жесток. Меня подставила, хотя знает, что папаше такой зять, как я, даром не сдался. Крестьянин, не крестьянин, человек из черни, откуда взялся, неизвестно. Никогда бы не отдал он дочь за простолюдина, каким бы героем тот ни оказался. Меня все больше привлекала идея сбежать в Нуан. Как говорят, ветку с листьями надежнее всего спрятать в лесу. В Нуане вряд ли кто станет меня искать.

  Ночью мы с одним из монахов дежурили сначала на стене, затем во дворе монастыря. Потрескивая, горели факелы, тускло освещая двор. На небо высыпали мириады звезд, в том числе круглым фонарем повис над горизонтом мой родной Тэфон.

  – Бежать тебе надо, – сказал монах, – барон Гойн, глава королевского войска, договорился с магистром. Завтра тебя обменяют на двести золотых монет.

  – Стены высокие, не перелезть, – ответил я, – за воротами меня схватят, от столичных солдат не отбиться.

  – В стене, с восточной стороны, есть запасная дверь, пользуются ей редко, однако петли регулярно смазывают, чтобы не скрипели.

  – А за дверью что?

  – Труднодоступное место, заросшее кустарником. Я покажу, ты готов идти?

  И я решился. Спросил, может, моих сокамерников прихватить, на мельнице отсидеться? Монах идею отверг. По его словам, тихо они ходить не умеют, нас повяжут здесь же, во дворе.

   Дверь в восточной стене оказалась неприметная. Монах достал ключ. Я хотел спросить, с какой стати он мне помогает, но не успел. Дверь открылась, он толкнул меня в темный проем. В ответ из темноты протянулась рука с тяжелым мешком, в котором что-то звякнуло. Монах подхватил мешок и захлопнул за мной дверь. Меня схватили и тут же крепко связали руки.

  – Ноги не вяжите, – услышал я мужской голос, – не благородный, сам пойдет!

  – Кто вы такие? – спросил я, понимая, что попался. Продали меня монахи. Крепкие ребята оказались воинами короля Дарэна, приказавшего доставить обидчика в Нуан.

  – Ты смертельно обидел принца Уитта, – пояснили мне, для большей доходчивости отвесив несколько оплеух, – плесень тюремная! Твою подстилку Тану тоже поймаем. Вместе гореть будете.

  Меня грубо протащили через кусты и заросли колючек и вывели к дороге, где я увидел колонну из сотни арбалетчиков, копейщиков и даже вооруженных луками наездников на таргах. Меня поразило, что они явились сюда только из-за того, что я переспал с Таной. Уверен, без проклятых теней не обошлось. Колонна двинулась в сторону Нуана.

  – Руки развяжите, – попросил я стражников, – топать далеко, затекут.

  – Руки, тебе больше не понадобятся, – ответили мне, – так же, как ноги, и тот орган, из-за которого ты отправишься на костер.

  – Чем топать через все королевство, я бы тебя повесил на ближайшем дереве, – подал голос другой воин, – к сожалению, у нас строгий приказ. Чтобы привели обоих, и тебя, и твою подстилку. Вся городская занть соберется смотреть, как вы горите.

  Я подумал, что Тану они так просто не захватят. Значит, у меня будет время подумать и найти выход.

  Мы шагали всю ночь, до рассвета. Дорога тянулась мимо полей и деревень, жители которых, едва приметив воинов, сразу разбегались и прятались. Знали, что от войска ничего хорошего ждать не приходится. На отдых почти не останавливались, только один раз сделали привал, на котором меня, по-прежнему со связанными руками, покормили овощной бурдой.

  – Чтоб по дороге не сдох, – сказали, сопроводив подзатылником и болезненными ударами ног.

  – Дурной ухляб, не мог обычную бабу найти, – сказал кто-то, – королевскую дочку ему подавай.

  – Да и хмурт с ней, валял бы, сколько влезет, – добавил другой, – если бы ее не прочили в невесты нашему принцу.

  Они принялись обсуждать сумму диаров, которые обещал выплатить король в случае успешного завершения дела. Обещано было немало, десять золотых монет каждому воину. Что составляло оплату ратного труда за год службы.

  После короткого отдыха и перекуса воинство вновь растянулось по дороге. Вскоре вдали показался приграничный городок Бэй, за которым начинались земли Нуана. Я, было, размечтался, что в Нуане сумею сбежать и сесть на корабль. Ага, сейчас! Только на корабле меня и ждали! Матросы сразу выдадут портовой охране, как подозрительного беглеца. Так или иначе, путь мой завершится костром. Так бы и случилось, но опять вмешались тени. Представляю, какие рожи были у конвоиров, когда они увидели, что арестант исчез.

  А я, угодив в портал, снова оказался возле Тарены. Прежде всего, нужно было развязать руки. Я добрался до постоялого двора и при входе увидел давешнего охранника, который за небольшую денежку помог освободиться от пут. Я поднялся к нам в комнату, однако не застал ни Туэна, ни Аэры. Охранник на вопрос, куда они делись, только пожал плечами.

  Глава тридцать пятая

  Барон Гойн, сопровождавший преступника в Нуан, к Дарэну, не поверил своим людям, которые прибежали с криками, что Данай злобный чародей, исчез у них на глазах.

  – Показывайте, где это случилось? – спросил барон, решив, что тот сбежал, воспользовавшись ротозейством охраны. Солдаты заболтались, засмотрелись на певчих лесных птиц, а теперь пытаются оправдаться. Однако явившись на место, барон не обнаружил ни кустов, ни деревьев, за которыми можно было бы скрыться.

   Он любил охоту и был неплохим следопытом. Воины оказались не дураками, не натоптали. Следы обрывались на дороге, словно Данай растворился в воздухе.

  – Его утащил в бездну Четырехрогий, – шептались воины.

  – А ну, умолкли! – гаркнул барон. За демона в человечьем обличье он отвалил двести золотых диаров, целое состояние. Потерю пленника король не простит.

  – Возвращаемся! – скомандовал Гойн. Придется переговорить с великим магистром, может, что дельное подскажет.

  Барон постучал в монастырскую дверь условным стуком, не особо надеясь, что ему откроют. Монахи получили золото и теперь, скорее всего, заняты дележкой. Но дверь открыли.

  – Что случилось, уважаемый сиан? – спросил стражник. – Разве мы не в расчете?

  – В расчете, святой брат, однако у меня появились вопросы к великому магистру Жанэру.

  – Пройдете один, – предупредили из-за двери, – без охраны.

  Вскоре барон Гойн, оставив маленькое войско дожидаться у стен монастыря, наслаждался соком тамариса в келье великого магистра.

  – Что случилось? – спросил магистр гостя. Ясно, что в обитель тот явился не просто так!

  – Человечек, которого вы нам отдали, по дороге в Нуан исчез.

  – То есть, как исчез? – брови магистра поползли вверх. – Сбежал?

  – Если бы сбежал, растворился в воздухе.

  Магистр Жанэр задумался. Некоторое время оба молчали, гость потихоньку тянул сок. Наконец, великий магистр очнулся от своих дум.

  – Мы подозревали Даная в сделке с Трэшем, – сказал он, – потому и посадили в монастырскую тюрьму до выяснения.

  – Отчего не сожгли? Наш король подозрительных типов за решеткой не держит, сразу казнит.

  – У нас не было доказательств, – с сожалением ответил магистр, – вокруг этого человека постоянно происходили странные, удивительные события. Но перед церковью нашей и Творцом Гелеманом, до сегодняшнего дня, он был чист. Впрочем, его бы, без сомнения, в конце концов, отправили на костер. На всякий случай.

  И магистр, осенив себя знаком святого круга, вкратце поведал гостю все, что было ему известно о похождениях Даная.

  – Интересно, почему Чертырехрогий не желает допускать его ни к Студеному морю, ни в Нуан, где также имеется порт? – спросил барон.

  Магистр пожал плечами.

  – Дела Творца нашего Гелемана не поддаются человеческой логике и осмыслению, так же, как и намерения Четырехрогого демона.

  – Подумать только, – пораженно пробормотал барон Гойн, – ради одного человечка убрать огромный каменный мост и снова его восстановить.

  – Для Трэша это пустяк.

  – Но как теперь отчитаться перед его величеством Дарэном?

  – Полагаю, самым правильным будет рассказать правду, – посоветовал магистр, который прекрасно понял, что под словом «отчитаться» собеседник подразумевал «оправдаться».