Текст книги "Переселение, или По ту сторону дисплея"
Автор книги: Веселовская Надежда
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
– Мое? А при чем тут я?
– Как при чем? Твое самое дело и есть! Ну, а я тоже за вас порадуюсь…
– Да какое дело, скажите?
Но купец, похоже, разговаривал уже не с Тимкой, а сам с собой. Из его горячего шепота нельзя было понять ничего мало-мальски связного:
– Главное – расчет как должно произвести, – бормотал он себе под нос. – Чтобы поймать в воздухе – и, значит, прямо ей в руки! Ни раньше ни позже, тут секунды дело решают. И на пол не упустить, сохрани Господь!..
– Мне пора идти, – через минуту поднялся Тимка.
Несмотря на полную непонятность происходящего, ему было жаль расставаться с этим человеком, который показался ему таким надежным и ласковым. Купец легко вскочил на ноги:
– Пойдем, провожу тебя до камней. Дальше, не взыщи, провожатым путь заказан.
– А дальше будут камни?
– Сплошь камень, так что и матушки-земли не видать, – подтвердил купец. – Ну да ты не робей – одолеешь! – заметив Тимкину тревогу, прибавил он и потрепал Тимку по плечу. Его прикосновение было невесомым, но ощутимо теплым – как солнечный свет, прошедший через стекло.
34
Местность вокруг и в самом деле становилась все более каменистой. По обе стороны спускавшейся вниз дороги появились ущелья, ямы, груды гранитных осколков, словно специально набитых чьей-то гигантской рукой… Нечто подобное Тимка запомнил на школьной экскурсии в заброшенные шахты – но здесь все было гораздо больше в размерах и, главное, казалось особо зловещим. Впереди вырисовывалось несколько голых остроконечных скал, похожих на башни средневекового замка.
– Тимофей! – вдруг окликнул знакомый, прерывисто звучащий голос.
Это была Людмила Викторовна, схватившаяся за ближний выступ скалы, растрепанная от ветра, в порванной тут и там одежде. Всю ее ломало и корежило, словно какая-то неудержимая сила волокла учительницу вперед, а она старалась удержаться на месте – упиралась изо всех сил, перебирая на месте израненными босыми ногами.
– Мне не за что уцепиться, – жалобно выдохнула она.
– Хотите, я дам вам руку? – предложил Тимка.
– Да…это было бы хорошо! – Ее голос осел до хрипоты, дыхания не хватало. – Протяни мне руку, я отдохну немножко…
Тимка подошел поближе и протянул ей руку, за которую она тут же схватилась, как утопающий за спасательный круг. Несколько секунд ей потребовалось на то, чтобы отдышаться. Потом она поправила волосы, словно разметанные ураганом, и попробовала улыбнуться Тимке:
– Вот где мы с тобой встретились, Тимофей. Я знаю, ты ищешь отца. Желаю тебе удачи...
– Как вы думаете – я его найду? – с волнением спросил Тимка. Слово любимой учительницы значило для него немало….
– Раз пришел сюда, значит, найдешь. Кто ищет, всегда находит, – она слегка пожала Тимкину руку, которую сжимала своей ладонью. – А вот я здесь не по собственной воле. Меня несет, а уцепиться не за что…
– Куда же вас несет? – спросил Тимка.
– Когда пойдешь дальше, увидишь.
– А как же вы? Ведь если я пойду, вам не удержаться! Давайте пойдем вместе, – с ходу предложил Тимка.
– Не получится. У нас разные дороги: тебе надо вперед, а мне туда, наоборот, нельзя. Моя задача – упираться, пока хватит сил!
– Почему вам нельзя идти вперед?
Людмила Викторовна вздохнула и ответила совсем тихо, глядя себе под ноги:
– Там меня ждет погибель.
– Так не двигайтесь ни на шаг! – закричал испуганный Тимка.
– Но я не могу, не могу… мне не за что уцепиться! – в третий раз с отчаянием повторила она.
Ситуация становилась безвыходной. С одной стороны, Тимка должен идти на выручку своему папе, а с другой – не мог допустить, чтобы погибла Людмила Викторовна.
– Давайте, я побуду здесь еще какое-то время, пока вы отдохнете, – не без усилия над собой предложил Тимка. – Тогда вам будет легче удержаться.
– Спасибо, что ты хочешь мне помочь! – У нее получилось улыбнуться, и, несмотря на серое изможденное лицо, она казалась сейчас очень красивой. – Даже со своим делом готов подождать ради меня… спасибо!
– Я очень хочу вам помочь…
– Раз хочешь, поможешь, – убежденно сказала Людмила Викторовна. – Так всегда бывает. Я чувствую, что ты мне поможешь, и все закончится хорошо. Только не сию минуту. Спеши, тебя ждет твой путь.
С этими словами она отпустила Тимкину руку, и ее снова закружило на месте, словно ей приходилось выстаивать против какого-то невидимого вихря. Она изо всех сил уперлась ногами в землю, согнувшись почти пополам и чуть не падая – но все-таки против воли потихоньку продвигалась вперед. Все ее усилия могли только замедлить это насильственное движение, понял Тимка, но не прекратить его вовсе. А для того, чтобы прекратить, требовалось что-то другое…
Возможно, оно было как раз у Тимки – не зря же он мог без труда удерживать свою учительницу на месте, стоило ему взять ее за руку.
Дорога шла под откос. Людмила Викторовна осталась позади, а в Тимкиной голове все звучали ее слова о том, что он еще поможет своей учительнице. «Тебя ждет твой путь…» Если он сделает все правильно, это каким-то образом скажется и на Людмиле Викторовне, потому что тут все запутано в один узел. Впрочем, не только тут, в заэкранье – последнее время Тимка стал замечать, что и в обычной жизни все связано…
Он прошел еще несколько десятков шагов, как ему снова пришлось остановиться. Чего угодно ожидал Тимка от этих непредсказуемых мест, только не того обыденного, что предстало его глазам и что он до сих пор мог видеть на каждой перемене… В двух шагах от него гомонили знакомые мальчишки, с наслажденьем сцепившиеся в одну движущуюся кучу. Тут был и Славка Стайков, и Аркашка Меньшибратов, которого уже встретил сегодня Тимка. Только Дениса не было… А за выступом ближней скалы притаился Артур Федорович, который и в самом деле любил подглядывать за мальчишками из-за угла школьного коридора. А теперь вот, значит, из-за скалы…
Вдруг с психологом стало происходить что-то непонятное: его лицо округлилось и залоснилось, губы вытянулись, а из масляно заблестевших глаз потянулись два светящихся щупальца. Они выхватывали из кучи возившихся ребят то одного то другого, пробегали по нему со всех сторон, скользили под одежду, так что Тимке стало неловко на это смотреть. Даже ничего не подозревающие мальчишки неуютно поеживались, старались плотней запахнуть школьные пиджаки и туже затянуть ремни на брюках. Но это не помогало: щупальца обладали способностью находить каждый невидимый зазор, малейшую щель… Они проникали повсюду…
Между тем сам Артур Федорович все больше терял человеческий облик. Если своими конечностями он стал похож на осьминога, то его раздувшиеся, налезающие на глаза щеки очень напоминали теперь большую раскормленную свинью. Тимка даже подумал, что однажды психолог просто-напросто лопнет. Между тем щупальца Артура Федоровича повернулись в его сторону, и Тимка, ни о чем больше не думая, бросился вперед. Бежать было легко – напоминающая горный хребет дорога уводила все дальше вниз.
Вдруг он услышал музыку, состоящую из одних звоночков: длинь-длень, длинь-дилень. Это было похоже на то, как недавно смеялась Лже-Герда. Музыка доносилась из боковой расщелины, на дне которой сидел, поджав ноги, смуглый человек в кимоно. Он играл на дудочке. Каждый раз, когда раздавалось самое высокое «длинь», в глазах человека вспыхивали красные точки.
И вдруг Тимка узнал саму дудочку: это была так хорошо знакомая всему 5А учительская ручка! Та самая, которой Людмила Викторовна исправила столько ошибок, выставила столько отметок, написала в тетрадях столько нужных слов вроде «Молодец!» или «Будь внимательнее!»… А человек со вспыхивающими глазами превратил ее в очень вредную вещь: Тимка почему-то не сомневался, что стеклянно звучащая музыка и есть та сила, которая против воли тянет сюда Людмилу Викторовну. Человек с красными точками в глазах хочет заманить ее в расщелину, чтобы погубить.
Тимка поднял камень и бросил вниз, надеясь выбить дудочку из рук музыканта. Но камень не долетел. Пока пойду дальше, подумал Тимка, ведь Людмила Викторовна велела мне продолжать свой путь. Она сказала, что это и ей поможет.
И он еще быстрее устремился вперед. Хорошо, когда не надо разрываться пополам: идешь выручать папу и заодно учительницу. Может быть, каждая победа добра над злом служит не одному человеку, а сразу многим?
35
Последние черные скалы действительно оказались замком, вокруг которого протекал ров, полный такой же черной воды. Но странное дело – поверхность ее не была гладкой, как полагается в тихую погоду, а вся кипела и волновалась. Может быть, этот ров был до отказа полон рыбой? Но уже через минуту Тимка разглядел, что дело не в этом: из воды выскакивали и снова уходили вглубь человеческие головы с вытаращенными от ужаса глазами. Иногда рядом с головой поднимались две хватающиеся за воздух руки, и все вместе снова скрывалось под водой. Это отчаянное бултыханье и заставляло ров так бурлить. А дальше неподвижно вздымались башни черного замка…
На площадке перед рвом стояли две тетеньки с длинными белыми полотенцами, концы которых спускались в воду. Тимка шагнул еще шаг и оказался рядом с ними. Увидев его, тетеньки так и всплеснули руками, не выпуская из них полотенец:
– Да это же Тимка!
– Милый ты наш!.. Вот где Бог привел свидеться!
Он никогда раньше не видел этих тетенек, но чувствовал, что с каждой из них его связывает что-то крепкое и надежное. Тетеньки были незнакомыми, но, как ни странно, не чужими. Старшая стояла в коричневом, совсем уже выношенном жакете, из-под которого спускалось простое старомодное платье, и в туфлях без каблуков. Ее закрученные пучком волосы серебрились сединой.
Другая тетенька оказалась совсем молодой. Она была в платочке, в заляпанном ватнике, какие носят маляры и строители. Лицо ее выглядело задорным и одновременно грустным – словно веселый по характеру человек сгоряча налетел в жизни на какую-то большую беду. Это выражение показалось Тимке знакомым: где-то он его уже видел…
– Давай скажем ему, ведь он не знает, – обернулась молодая тетенька к старшей, которая кивнула в знак согласия головой. – Мы с тобой, Тимка, родная кровь. Твоя бабуля тебе прабабушка, а мы так бабушки. Она по отцу, я по маме.
– Верно, деточка, – заговорила та, что в коричневом жакете. – Ты наш внучок. Не довелось нам с тобой понянчиться, а любим крепко!..
– Вы мои бабушки? – пораженно переспросил Тимка.
– Самые настоящие, не сомневайся!.. Не гляди, что мне только двадцать годков. Ну, с маленьким хвостиком, – засмеялась мамина мама.
– А мне, деточка, под шестьдесят… Милый ты наш, пришел отца выручать! – Папина мама всхлипнула и провела по глазам свободной рукой – другой она по-прежнему сжимала полотенце. – А я тут уже четвертый месяц стою, держу его, чтобы не захлебнулся!
– Папа…там? – только и смог вымолвить Тимка, глядя на черную воду, кишащую отчаянным человеческим движением.
– Я его живым сберегла! – радостно сообщила бабушка. – Держу на своей материнской любви – вот и не утонул безвозвратно.
– А я деда твоего держу, – сказала молодая мамина мама, в платочке и в ватнике. – Твоего деда, артиста. На земле любила без памяти и вот до сих пор…
– Мой дедушка был артист? – удивился Тимка.
– Уж такой артист… сыграл со мной чистую драму-трагедию! – без злости усмехнулась молодая бабушка. – Через то и мать твоя сиротой росла, и тебя мне не пришлось понянчить!..
– Сыграть драму-трагедию – это значит поступить с кем-то по-плохому? – старался разобраться Тимка.
– Да уж не по-хорошему. Только с самим собой он еще хуже сотворил, – добавила молодая бабушка со вздохом. – Совсем человеческое обличье теряет. Да ты по пути видел…
Тимка стал вспоминать, кого же он видел по пути: Лже-Герду, Людмилу Викторовну, мальчишек… Еще зловредного музыканта, играющего, как на дудочке, на учительской ручке… Собак, окруживших Аркашку Меньшибратова…
– Он еще у вас в школе работает, – подсказала молодая бабушка. – Психологом считается…
– Артур Федорович? – вконец изумился Тимка. – Так это он мой дедушка?
– Он самый… Сколько родни-то у тебя нашлось, а? – ласково усмехнулась она. – Только мы, бабки, по эту сторону – а Сашка пока по ту… Вернешься домой, увидишь его живьем, Сашку-то!
– Какого Сашку? – снова не понял Тимка.
– Ну, Федоровича. Он себя потом Артуром заделал, а я с ним еще прежде знакома была… тогда Александром звался.
– А почему он превращается в свинью? – вспомнил Тимка увиденное по дороге.
– От мыслей, – вздохнула мамина мама. – Он думает – только дела в учете, а в голове любое кино крути. А по-настоящему все важно: и что сделал, и как сказал, и чего подумал. От скотских мыслей человек в скота превращается!
– А от каких мыслей дедушка?..
– Не все тебе знать, – перебила мамина мама. – Ты и так сердечком своим чего надо понимаешь. А иначе не дождались бы мы тебя здесь…
– Верно, деточка, – подхватило другая бабушка, в коричневом жакете. – Без тебя б нам сил не хватило. Ну, подержали бы еще утопленников наших сколько смогли, а там, глядишь, истончились бы наши полотенца… А уж тогда конец!
– Что же теперь будет? – спросил Тимка с каким-то особым предчувствием, от которого в нем замерло сердце.
Обе бабушки молча указали ему на свои полотенца. Он понял, что теперь все зависит от его внутренней силы, от крепости его любви. Ухватив белые тугие концы одной и другой рукой, он крепче уперся ногами в землю и стал тянуть. В глазах потемнело, в висках молоточками стучала кровь, самого Тимку шатало из стороны в сторону – а он тянул да тянул…
36
– Здравствуйте, – сказала еще молодая женщина с озабоченным лицом, модно, но небрежно одетая и наспех накрашенная.
Непростительное равнодушие с ее стороны, отметил про себя Артур Федорович. Деградация женского характера. Если ты молода и хороша собой, должна подчеркивать это на каждом шагу, в любой момент своей жизни. Разве что дома у тебя пожар либо что подобное…
– Можно с вами поговорить?
– Пожалуйста, прошу вас, – галантно пригласил ее в комнату Артур Федорович.
– Я мама Тимофея Лучинина…
– Мама Тимофея?! – внутренне вздрогнул он. – Ваше имя – Ирина Александровна?
– Неужели вы всех родителей знаете по именам? – удивилась Лучинина. – Даже тех, которые пришли к вам впервые?
Само собой, это ее впечатлило. Ведь ей неизвестно, что он последнее время повторял про себя ее имя-отчество много раз подряд, прикидывал так и эдак. Любая из девушек, с которыми он когда-то крутил любовь, могла назвать свою дочь Иринкой, Ирочкой... А могла и не назвать – мало ли имен на свете!
Эта невзначай раскрученная им игра выросла теперь до размеров гамлетовского «быть иль быть». Может ли оказаться так, что стоящая сейчас перед ним Ирина его родная дочь? Если так, то Тимка, этот чудесный мальчик, автоматически превращается в его внука.
Артур Федорович жил на свете не первый день – он понимал, что эта возможность по теории вероятности равна одной тысячной процента. Однако, вопреки здравому смыслу, продолжал надеяться. Потому что человек верит не в то, что очевидно, а в то, чему он сам хочет верить. Вот такая психологическая коллизия…
– Пожалуйста, садитесь в кресло. Хотите, я приготовлю чай? – суетился хозяин комнаты вокруг дорогой гостьи.
– Нет, спасибо. Мне просто надо с вами поговорить.
– Тогда, если не возражаете, я сяду напротив. Вот так. Вас устраивает атмосфера нашей беседы? А то знаете, иногда что-то мешает… давит на психику…
– Вы очень внимательно на меня смотрите, – призналась она. – Конечно, я понимаю, у человека все написано на лице…
– Главного ответа я пока не прочел. Я ведь не оракул, а всего-навсего психолог!
– Видите ли, в нашей семье серьезные проблемы...
– Слушаю вас, – профессионально встряхнулся Артур Федорович.
– Мне, наверное, придется расстаться с мужем. Для Тимофея это будет большой удар. Прямо не знаю, как лучше ему сказать и как вообще обставить этот развод. Хотелось бы смягчить по возможности…
– У вас нет никакой родни в деревне? – вдруг перебил ее психолог.
– Разве я могу отослать ребенка в деревню посреди учебного года? Или вы имеете в виду каникулы?
– Да, ведь скоро каникулы, – поддакнул он.
– Тимка может поехать в деревню, но развод за неделю не кончится. Нам придется разменивать квартиру, потому что другой жилплощади у мужа нет. Сам он не в состоянии решить эту проблему – недавно бросил работу…
– Продолжайте, – попросил Артур Федорович.
– Как вы посоветуете – оставить Тимку в этой школе, к которой он привык, или перевести ближе к новому дому?
– Я бы советовал перевести. Не только потому, что ближе, но и потому, что он должен начать новую жизнь. А привычная обстановка будет постоянно напоминать мальчику о том, что было прежде…
Ирина кивнула. Пожалуй, так действительно лучше – несмотря на то, что Тимка привык к ребятам, дружит со Славиком и считает Людмилу Викторовну своей любимой учительницей. Пожалуй, так лучше… хотя это все равно что рубить по живому!
– И еще вопрос – стоит ли менять Тимке фамилию?
– На какую? – вскинулся этот странный психолог. Что же он, в самом деле – не понимает простых вещей?
– На мою девичью. Я верну себе фамилию, которую носила до замужества, а вот как быть с Тимкой?
– Простите, – снова перебил он. – Назовите, пожалуйста, свою девичью фамилию.
– Не все ли равно…
– Иногда для детей бывает важно, как она звучит. То, что они называют – красивая, некрасивая… – нашелся Артур Федорович.
Впрочем, все это было впустую: от того, что она сейчас скажет, ровным счетом ничего не зависело. Он не помнил никаких фамилий, да и не спрашивал их у девушек, с которыми крутил любовь…
– Неведомская, – сказала она.
Действительно, этот психолог был очень странным. Он вдруг шумно вздохнул, повел носом из стороны в сторону и вслед за тем уронил голову на скрещенные руки.
– Вам плохо? – испугалась Ирина.
– Неведомская, – бормотал Артур Федорович – Значит, она так решила – дать ребенку мою фамилию… Выходит, она действительно меня любила…
– Кто она? О ком вы говорите?
Но он еще не скоро обрел способность что-либо объяснить. Ирине пришлось выскочить в коридор и намочить в туалете свой носовой платок, который она положила на лоб психологу. Потом заваривать для него чай, шаря по полкам шкафа – где чайник, где чашки, где заварка. Она спрашивала, не позвать ли кого на помощь, а психолог слабым голосом, но категорически отказывался. Ему уже лучше, ему уже совсем хорошо… так хорошо, как никогда прежде…
Она испугалась – может быть, этот человек просто сумасшедший? Не вздумал ли он на старости лет признаться ей в любви? Но признание, прозвучавшее в действительности, вышло куда более потрясающим… Оказалось, Артур Федорович претендовал на то, чтобы Ирина считала его отцом.
– Простите, но этого не может быть, – сказала она, оправившись от легкого шока. – То, что у нас одна фамилия, еще ни о чем не говорит. Бывают же на свете однофамильцы…
– Но есть совпадение в судьбе, – настаивал он. – Ваша мама… не помню, как ее звали…
Ирина язвительно и в то же время с облегчением рассмеялась. Он не помнит, как ее звали, так можно ли мысленно соединять их с мамой в супружескую пару, пусть даже без регистрации?!
– Тогда я не придавал значения именам… Я и сам звался не Артуром, а Александром…
– Прекратим этот бесполезный разговор, – подвела черту Ирина. – Я пришла к вам для того, чтобы смягчить Тимкин разрыв с отцом, а не для того, чтобы найти отца себе лично. Я, знаете, уже достаточно взрослая…
– Понимаю, я виноват! – кричал этот чудак, протягивая к ней руки. – Но я действительно ваш отец. Я помню домик в деревне, куда провожал вашу маму, свою…свою возлюбленную. Он был на краю леса. Там даже малина у забора путалась – лесная с садовой…
Ирина вздрогнула: она сама с детства любила разбирать эту перепутанную малину.
– А ваш дед, отец вашей мамы, погиб на войне. Его фотография висела на стене в горнице – я был там всего один раз… Мы боялись матери, вашей бабушки…
– Еще бы, – усмехнулась Ирина. – Представляю, какую трепку бабуля должна была вам задать…
– Однажды я видел ее издали: такая добродетельная крестьянка, строгих правил… – лепетал до предела возбужденный Артур Федорович. – Она мне напомнила Некрасова: «Есть женщины в русских селеньях…» Постойте!.. – вдруг вскрикнул он. – Так вы признаёте?..
– Признаю ли я себя вашей дочерью? – повторила Ирина. – Нет, не признаю. Правду сказать, вы убедили меня, что когда-то крутили любовь с моей мамой – но вы даже не помните ее имени и, конечно, не знаете, что вскоре после этого она умерла с тоски… Правда, имел место несчастный случай, но все равно это было из-за вас!
– Подождите! – возопил он, когда Ирина встала с кресла. – Я признаю все свои ошибки, я уже наказан за них судьбой… Но оставьте мне хотя бы надежду, что вы меня, может быть, простите!
– С какой стати? – прищурилась она.
– Ну, просто по доброте… Допустим, у вас устроится с мужем, отпадет необходимость развода… Тогда вы с Тимкой на радостях позовете меня в свой дом, и я посвящу вам остаток жизни…
– Как вы красиво говорите, – поморщилась Ирина. – Конечно, вы же артист! Бабуля рассказывала мне, что мою мать обольстил заезжий артист... Но только ваши красивые слова никогда не сбудутся, – с горечью добавила она.
– Сегодня я узнал, что чудеса случаются…
– А я считаю, их не бывает! У меня не устроится с мужем, необходимость развода не отпадет. И у нас с Тимкой не будет той самой радости, на которой мы вас могли бы простить!
Вслед за тем она, не глядя на него и не слушая, вышла из кабинета. И, естественно, всю дорогу домой думала о том, как же удивительна жизнь. Тимка теряет отца, в котором остро нуждается, – а она запоздало находит папашу, который ей, по большому счету, не нужен. Однако сама по себе ситуация заставляет задуматься…
Ирина решила: она сможет простить своего родителя лишь в том случае, если чудеса действительно существуют. Пусть все устроится с Павлом, пусть в их семью вернется прежняя счастливая жизнь – тогда она простит. Это походило на детскую игру «загадай желание», на детскую просьбу, за которую обещана ответная доброта. Ну что же, Ирина имела право вспомнить свое сиротское детство…
37
Телефон звонил, наверное, уже десятый раз. Тимка понял, что то ли спал, то ли, может быть, находился без сознания. Во всяком случае, он не помнил себя с той минуты, как влез на стул перед компьютером и крикнул что-то вроде «Хочу!» или «Готов!»
Теперь Тимка лежал на диване – конечно же, его перенес сюда папа, когда вернулся из туалета и нашел свое обычное место занятым. Вон и сейчас папа сидит на том же стуле, со взглядом, устремленным, как всегда, на дисплей. Только вид у него слегка растерянный: как будто он что-то потерял и не может найти... А до телефона ему, как обычно, нет дела.
Тимка сполз с дивана и побрел к телефонному столику. Он чувствовал себя таким усталым, таким выжатым до последней капли, словно таскал перед этим булыжники или тянул, как у бабули в деревне, воду из колодца. Но несмотря на это, настроение у него было хорошим: казалось, впереди ждет какая-то радость. Как весной, когда первые листочки еще не раскрылись, но уже проклюнулись из своих чешуек…
– Але, – сказал он в телефонную трубку.
– Тимыч, чего ты сегодня в школу не пришел? – спрашивал Славка. – Заболел, что ли?
– Прогулял, – неожиданно для себя признался Тимка. Ему не хотелось врать – распускающиеся весной листочки были очень чистыми, их следовало беречь от всякой пыли и грязи, вроде вранья.
– Йес! – восхитился Славка. – Прогулял и заявляет об этом так спокойненько. Но на карате со мной ты сегодня пойдешь!
– На карате? – переспросил Тимка.
Вроде они действительно договаривались ходить на карате вместе. Но ему так не хотелось сейчас никуда идти, так тянуло вернуться на диван и полежать подольше...
Неизвестно еще, что он делал в компьютере – похоже, что-то такое, от чего надо долго отдыхать. «Лежать пластом и не ворохнуться», как говорит в таких случаях бабуля. Но ведь он обещал ходить с другом на карате…
– У меня нет костюма, – попробовал отговориться Тимка.
– А первый раз можно без костюма! – закричал Славка. – Первый раз можно. Ты сперва так позанимаешься, а потом придешь с мамой, и она купит тебе костюм! Их прямо в Центре продают!
– Ну хорошо, – согласился Тимка.
Если твой друг тебя о чем-то просит, надо ему помочь. Тем более что для этого не надо идти в компьютер…
– Значит, встречаемся во дворе, – радостно заключил Славка. – Выходи через пятнадцать минут. Тимыч, ты клевый пацан, я тебе этого не забуду!
Вскоре они уже подходили к большому дому с колоннами и светящимися полукруглыми окнами, где размещался Центр детского творчества. В школе рассказывали, что раньше здесь жил богатый купец, задававший веселые многолюдные балы. Именно в спортивном зале, где они будут сегодня заниматься. И вдруг у Тимки защемило сердце, словно он вспомнил что-то страшное и печальное, связанное с этим местом... Но в том-то и дело, что он ничего не вспомнил. Просто ему на минутку стало не по себе.
В мальчишеской раздевалке было шумно: народ натягивал свободные белые штаны и такие же рубахи с широкими поясами. Наверное, в таком виде можно чувствовать себя похожим на Маугли: сильным как тигр и ловким как обезьяна. Тимка надел тренировочный костюм и отправился вместе со всеми в зал.
– По восьмеркам – стройсь! Равнение вперед! Готовы ли вы начать занятие? – отрывисто спрашивал учитель.
Тимке казалось, он его уже где-то видел. Вроде бы он делал что-то вместо Людмилы Викторовны: то ли писал ее ручкой, то ли играл на дудочке, а она должна была под эту музыку танцевать. В общем, всякие глупости. Наверное, Тимке просто приснился такой сон перед тем, как он подошел к телефону.
– Мы готовы, учитель! – прокричали в ответ ребята.
– Поклон богу Ямале!
Тимка не понял, что это за бог, но стоящий рядом Славка дернул его за руку, быстро шепнув: «Нагнись!» Он поспешно нагнулся – звенья цепочки от креста соприкоснулась и звякнули. Этот крест он так и носил, не снимая, с тех пор, как бабуля надела его Тимке на шею.
– Новенький! Шаг вперед! – раздался над ухом резкий голос учителя.
– Тебя… – испуганно выдохнул Славка.
Тимка шагнул вперед.
– Встань прямо! Что это на тебе такое?
– Крест, – ответил он тихо: было удивительно, что учитель сам этого не видит.
– Все металлические предметы снять и впредь с ними не появляться! Брось его на циновку, – кивнул учитель в сторону коврика, на котором мальчишки, входя в зал, оставляли обувь.
Тимка хотел объяснить, что крест надела на него бабушка, которая просила носить его постоянно. Но он подумал, что от этих слов учитель начнет смеяться над ним и над бабулей, а может быть, и над самим крестом. Вслед за учителем засмеются мальчишки... Поэтому он просто сказал:
– Я не снимаю его никогда.
– Значит, теперь снимешь! – пообещал учитель так, что по Тимкиной спине поползли мурашки. – На циновку, я сказал! Все тебя ждут, время дорого!
В зале наступила полная тишина. Получалось, крест действительно надо снять, раз уж все так получается. Только вот не хотелось класть его на пол, туда, где теснились обтрепанные и более-менее новые кроссовки, ботинки, кеды... Кроме того, от окриков учителя Тимка потерял ориентацию – его руки медленно поднялись к шее, но не могли нащупать цепочку, а потом совсем опустились.
– Та-ак, – голос учителя не предвещал ничего хорошего. – До конца занятия – марш в угол! А после я с тобой поговорю…
«Вот и сходил на карате», – горько думал Тимка, оказавшийся таким образом в углу зала, – «выполнил просьбу друга». Славка и сам, понятное дело, расстроился: из угла было видно, как нечетко и вяло он выполняет упражнения.
– Раз-два-три – йаа! – выкрикивали мальчишки, крупными шагами расхаживая по залу.
На «йаа» они резко поворачивались и выбрасывали вперед руку. Это «йаа» каждый раз отдавалось у Тимки болью в висках. «Йаа» – сыпались лавиной камни; «йаа» – не выдержав, начинали рушиться стены…
Этот урок был таким долгим – куда дольше, чем уроки Людмилы Викторовны. Тимка понял, что сорок пять минут не всегда равны сорока пяти минутам. В томительном ожидании обводя глазами зал, он наткнулся на странную фигуру: вроде это была снежная баба, только какая-то особенно некрасивая. Когда они со Славкой лепили во дворе снежных баб, те выходили куда симпатичней. И вдруг эта состоящая из шаров фигура показалась ему остро, пронзительно знакомой. Казалось, в ней сконцентрировался весь Тимкин страх перед тем, что ждет его после занятия. «Еще до того, как минет день, – поднялась со дна памяти угрожающая фраза из какой-то книги, а, может быть, фильма, – «прежде, чем минет день»…
Мальчишки в зале выстроились парами и понарошку отрабатывали друг на друге боевые приемы. Славка отклонялся в сторону, стараясь незаметно приблизиться к другу, но учитель сверкнул на него глазами, в которых как будто вспыхнули две красных точки. Славка вобрал голову в плечи и побрел на место – продолжать упражнения.
– Ногу назад – голову вперед! Руку занесли – корпус развернули! – как занесенный хлыст, летал поверху голос учителя. – Раз-два-три – йаа!!!
Наконец этот ужасный урок закончился. Все снова построились в линейки по восемь человек и отдали поклон. Только теперь Тимка понял, кому он был предназначен – кланялись снежной бабе с дырками вместо глаз и ощеренным ртом, похожим на извивающегося червяка. Совершенно точно, что он ее где-то видел…
– Марш в раздевалку, – отпустил ребят учитель.
Все гурьбой кинулись из зала. Тимка чувствовал себя так, словно высидел длинную очередь к зубному врачу, и вот наконец пришло время зайти в кабинет. Теперь-то и начнется… Славка хотел было подойти к нему, но под резкий окрик «Что я сказал!» поплелся в раздевалку.
– Иди сюда, – негромко позвал учитель. В этом как будто сдержанном и спокойном голосе было что-то непередаваемо жуткое. – Встань вот здесь, перед Ямалой.
Так Тимка оказался лицом к лицу с этим снежным чудищем – если можно назвать лицом то, что смотрело сейчас на Тимку. Но оно действительно с м о т р е л о. Круглые глаза как будто смигнули, а ротовая щель шевельнулась…
– Сними свою побрякушку, – услышал оцепеневший Тимка голос учителя. – И брось ее на пол, ну!
Червяк Ямалы стал на глазах извиваться, словно повторяя сказанное. Тимка начал дрожать, как в ознобе, но стоял неподвижно. Тогда учитель сам дернул цепочку на его шее и, сорвав крест, метнул его в сторону двери, на циновку для обуви…
38
«Насилие» – вот слово, которым могла обозначить Людмила Викторовна то, что с нею последнее время происходило. Насилия разыскивало в ее сознании мельчайшие зазоры и щелочки. Через них оно проникало внутрь, углубляя их с каждым разом, – вот как вода размывает течи корабля. Мысли о Киме лезли в голову с таким напором, что Людмила уже не могла с ними бороться. И однажды наступил момент, когда она, бросив непроверенные тетради, в кое-как застегнутом плаще одним духом спустилась по лестнице, пронеслась мимо испуганного ее видом охранника и побежала в сторону Центра.
