Текст книги "Переселение, или По ту сторону дисплея"
Автор книги: Веселовская Надежда
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Артур Федорович был не настолько глуп, чтобы этого не понять. Но если он опять предстанет перед Кимом с пустыми руками… В прошлый раз Ким предупредил, что дает ему последнюю отсрочку! А ведь он может просто уничтожить бедного старого неудачника, не пробившегося наверх артиста…
Перед этим доводом все прочие казались не столь значительны. Нахмурившись, Артур Федорович решительно опустил свой трофей в карман.
А через минуту оказалось, что госпожа удача предпочитает закон парности: если уж она улыбнулась тебе один раз, можно рассчитывать и на вторую улыбку. В класс, запыхавшись, вбежали два мальчугана: прекрасный пастушок Слава Стайков и еще какой-то щуплый парнишка небольшого роста.
– Людмила Викторовна, мы тут забыли…
– Входите, мои юные друзья, – пригласил Артур Федорович. – Людмила Викторовна вышла, но она вернется. А пока мы с вами можем приятно побеседовать!
Мальчуганы увидели, что деваться некуда – слишком поздно они, милые зайчики, заметили свернувшегося на их пути удава. Оба вошли в класс и повесили носы, чувствуя себя неловко. Но теперь им не оставалось ничего иного, как пребывать в обществе Артура Федоровича, притворяясь, что все в порядке. Иначе говоря, делать хорошую мину при плохой игре...
– Ну-с, так о чем же мы побеседуем, поджидая Людмилу Викторовну?
– Артур Федорович, это мой друг Тимка, – нахмурившись от решимости, представил Славик щуплого мальчонку. – Вы всегда спрашиваете, у кого есть проблемы, – так вот у него они есть!
Мальчонка не изъявил радости, что о нем заговорили в таком контексте, но вслух ничего не возразил. Лицо его было напряженным, словно малыш хронически переносит острую душевную боль. Похоже, Славик прав: у его дружка действительно есть проблемы. Настоящие либо выдуманные – в данном случае это неважно, потому что сам мальчик страдает от них как от настоящих.
– Знаете, чего боятся все на свете напасти? – спросил Артур Федорович. – Обсуждения. Страхи роятся в темноте, а как только выведешь их на свет, они рассеются и исчезнут. Все равно что змеи, которые живут под камнями: отодвинешь камень – змея уползет.
Последнее сравнение было взято Артуром Федоровичем из старинных церковных книг, которые он читал когда-то, намереваясь сыграть в спектакле священника. Там это говорилось про исповедь, в том смысле, что змея – грех, а камень – утаивание. Перестанешь таить, назовешь грех на исповеди – сдвинешь камень, и змея уползет. А ведь точно подмечено! Если бы, к примеру, Артуру Федоровичу предстояло рассказывать о том, с каким чувством он смотрит на этих малышей, он бы, наверное, перестал так на них смотреть. Недозволенная сладость должна оставаться тайной – либо вовсе уйти из твоей жизни.
– Давайте выпускать змей! – с воодушевлением закричал Славик.
Другой мальчонка взволнованно передернул плечами. Все его сомнения читались на худеньком выразительном лице. Мальчугану явно была нужна поддержка, однако он боялся, что его не поймут. Иначе говоря, не испытывал доверия к собеседнику.
– Может быть, тебе трудно начать? – спросил Артур Федорович как можно мягче. – Давай сделаем по-другому: я задаю вопросы, а ты на них отвечаешь. Согласен? Вот и прекрасно. Скажи мне, с кем ты живешь?
– С мамой, – отвечал мальчуган и почему-то вздохнул.
– Только с мамой?
– Еще с отцом, – вмешался Славик. – У него отец есть, дядя Паша. Что ж ты не говоришь, Тимыч, когда тебя спрашивают!
– Подожди, друг мой. – Рука Артура Федоровича потянулась погладить классическую овальную головку белокурого подсказчика и вернулась с полпути на место. – Вот когда ты, мой красавчик, будешь рассказывать о себе, тогда мы будем молчать и слушать. А сейчас рассказывает твой друг. Какие у тебя отношения с мамой? – спросил он Тимку.
– Хорошие, – выдавил из себя мальчонка.
– Совсем хорошие? – уточнил Артур Федорович. – Или что-то все-таки не так?
– Мне жалко маму, – угрюмо признался Тимка.
– Значит, ей трудно живется?
– Да. У нас, знаете, что случилось…
После этих слов мальчуган замолчал. Он еще дважды начинал шевелить губами, но так ничего и не выговорил.
– Понятно, – вздохнул Артур Федорович. – Не хочешь рассказать о своих проблемах. Что ж, твое дело. Только я в таком случае не смогу тебе помочь.
– Так нечестно, Тимыч, – насупился молчавший уже минуту Славик. – Мы ведь договорились, что ты расскажешь…
– А я расскажу! – заявил вдруг мальчуган. – Про маму я, пожалуйста, расскажу… Она сирота. Ее мать когда-то влюбилась в артиста, родила ее, а сама от тоски погибла. То есть ее деревом в тайге привалило, но это и получилось от тоски. В общем, она умерла.
Сведения были впечатляющими, непосредственный Славик даже приоткрыл рот. Да и Артуру Федоровичу стало немножко не по себе. Как ни говори, ситуация была знакомой: девушка влюбилась в артиста и родила от него ребенка… А артист, конечно же, не остался там, где это произошло, – где-нибудь в провинции, столь хорошо известной Артуру Федоровичу. Артист уехал из захолустного городка либо поселка, где зрители подчас сморкаются во время спектакля, гулко хлопают в ладоши, а иногда и притопывают кирзовыми сапогами… Впрочем, все это было в далекие времена: сейчас, конечно, другая публика, другие манеры. Вот только девушки так же липнут к артистам, словно мухи к варенью.
– Значит, твоя бабушка влюбилась в артиста, – задумчиво повторил Артур Федорович. – И как же его звали?
– Кого? – глядя исподлобья, уточнил Тимка.
– Ну, артиста, твоего деда.
Тимка замешкался и не ответил. Артур Федорович понимал, что его любопытство в данном случае является непрофессиональным – что изменилось бы, назови мальчик какое-нибудь имя? Оно не имело отношения к психологии, разве что к психологии самого Артура Федоровича. Его размягченное воображение уже нарисовало картину, где он узнавал себя в молодости, когда еще не был привержен своей порочной страсти и гулял, как положено, с девушками. Одна из них после его отъезда родила ребенка – мать Тимки. Соответственно, этот угнетенный и мужественный малыш становится его не опознанным до сих пор внуком.
– Значит, не знаешь, как звали дела? – повторил Артур Федорович. – Но ведь это отец твоей мамы. Мамино отчество ты ведь должен знать!..
– Его маму зовут Ирина Александровна, – снова вмешался Славик.
Значит, Александровна!.. Судьба приняла затеянную Артуром Федоровичем игру, дразнит его слабенькой, почти нереальной надеждой на чудесное обретение внука. Жалко, что он тогда еще не переделал себя в Артура – как ни говори, Артуровна более редкое отчество, оно дало бы лучшие шансы на продолжение игры… Нет, все-таки, пожалуй, не жаль, поскольку Александр – его настоящее имя, данное ему родителями. Мир устал от подмен: лживых слов, суррогатных чувств, нелюбимых профессий, браков по расчету и прочее. Так вот пусть в этот океан лжи упадет капля искренности: старый артист, жаждущий оказаться дедом, не пожалел, что в далекие времена его еще звали настоящим именем. Даже если он никогда не узнает, доводится ли ему внуком этот чудесный мальчик, отважно борющийся со своими трудностями… Потому что Александров в России пруд пруди, и установить личность Тимкиного деда не легче чем отыскать иголку в стогу сена. Или в стогу соломы – ведь ясно, что он цепляется в этой нелепой игре за соломинку…
– Знаете что, мы сейчас, наверно, пойдем, – услышал Артур Федорович голос Славика, соскучившегося от молчанья и безделья. – Мы вообще приходили за сменной обувью. Тимка забыл ее в классе, но я уже нашел!
Славик победоносно поднял над головой мешок с нашитой на него надписью «5А, Лучинин».
Не дожидаясь команды, внутренний компьютер Артура Федоровича моментально включил сигнал поиска, обращенный в глубины памяти. Теперь он проверял своих давних подруг на фамилию, глядящую с детского мешочка для обуви. Не было ли среди них какой Лучининой?
Тимка и Славик потоптались возле стола, но, видя, что психолог точно заснул с открытыми глазами, потихоньку двинулись к выходу. Они шли на цыпочках, боясь его разбудить. Они уже предчувствовали свободу, когда за два шага до двери он – надо же! – все-таки пришел в себя и решил их задержать.
– Стойте, ребята, как же так? Ты ведь мне ничего еще толком не рассказал! – воскликнул он, глядя на Тимку. – Я еще ничего не успел тебе посоветовать…
– В другой раз, – быстро пообещал Славик. – На сегодня мы уже позанимались. Нет, правда, понимаете – нам надо скорее сделать уроки, чтобы пораньше лечь спать, потому что завтра мы идем в поход.
– Мы правда идем, – мягко сказал Тимка, очевидно, заметивший в глазах собеседника огорченное недоверие. Вот ведь какой чуткий мальчик!
– Да что вы говорите!.. В настоящий поход?
Славик гордо выпятил грудь и поглядел на Артура Федоровича со снисходительным превосходством:
– Конечно, в настоящий! Мы пойдем от клуба «Путешественник». Там есть палатки, так что с субботы на воскресенье заночуем. А вернемся только в воскресенье вечером…
– Круто, – одобрил Артур Федорович, употребив словечко, подхваченное им здесь же в школе.
– Вот так. А сегодня нам надо сделать уроки на понедельник, а то Людмила Викторовна обидится. До свидания!
– Погодите, ребята! – остановил их Артур Федорович. – Я желаю вам хорошо сходить в поход, получить много новых впечатлений! Чтобы потом было что вспомнить… А после похода загляните ко мне?
– Заглянем, – пообещал Тимка, в то время как Славик сделал вид, что ему надо срочно завязать шнурок.
Не успел несостоявшийся дедушка моргнуть, как за ними уже захлопнулась дверь.
29
И вот оно наступило по-настоящему, это утро. Алишер не юлил, не суетился, как тогда во сне, но с неусыпной бдительностью следовал за ней взглядом везде, куда бы она ни повернулась. В глубине его миндалевидных черных глаз таилась усмешка: что, мол, ты там себе думаешь – все равно все будет по-нашему… Эта усмешка, если снять с нее все покровы, навеянные глупой женской доверчивостью, оказалась попросту алчной, насмешливой и злобной. Теперь уже Валя не сомневалась, что коль скоро у шакалов все получится, по прилету в Турцию ее ждет не семейная жизнь, а продажа в рабство.
У подъезда стояла машина, на которой они доехали до клуба. Все время поездки Алишер многозначительно поглядывал на Валю и крепко сжимал ей руку: вроде как ласково, но и с предупреждением. В его понимании, вероятно, все женщины были дуры. Но Валя прекрасно чувствовала несвоевременность каких-либо действий: даже если этот шофер не член группировки, а обычный никем не ангажированный извозчик, он, скорее всего, не станет лезть в чужие дела. Тем более такие опасные. Кому охота подвергать себя риску? Вот разве что его собственный ребенок должен пойти сегодня в поход…
Она еще не успела собраться с мыслями, как вокруг замелькали знакомые декоративные кусты с белыми шариками-сережками, из-за угла выступило здание клуба, и машина остановилась. Так и есть – на площадке перед входом уже ждали разноцветные фигурки с привешенными на спины хмуро-зелеными рюкзаками. Яркие курточки, комбинезоны, шапки с помпонами – будто на праздник. Сколько раз Валя говорила, что в поход надо надевать поношенную одежду, но эту публику ничем не проймешь. Если крикнуть сейчас «Разойдись по домам!!!» – тоже никто не послушает. Она только выдаст себя, а делу пользы не будет.
Алишер галантно помог ей выбраться из машины, но теперь он сжимал ее руку словно тисками. Наверно, рассчитывал на то, что мужская сила психологически подавляет женщину, тем более такую измученную и смятенную, какою была сейчас Валя. И она действительно опустила голову, чтобы не смотреть на ребятишек, которым, скорее всего, ничем не сможет помочь.
– Стой, Валюша! Неужели это ты?
Чей-то знакомый голос звал ее по имени. Алишер напрягся, словно леопард перед прыжком, но в следующую секунду замер на месте. Вероятно, его мозг лихорадочно переваривал это новое препятствие – что кто-то зовет Валю по имени. С одной стороны, это естественно: ведь она работает в клубе, ее тут знают и в любую минуту могут окликнуть. С другой стороны, никакие отступления от плана, разработанного им вместе с дядей, крайне нежелательны.
Пока Алишер раздумывал, Валя подняла голову: им навстречу спешила Светка, с которой познакомились в парикмахерской. Впереди себя она подгоняла двух ребятишек, один из которых, по-видимому, был ее сыном. Ведь она говорила, что у нее есть сын, который учится в пятом классе.
Сегодня он у нее действительно есть, а что будет завтра, одному Богу известно…
Валя почувствовала, что не может выдерживать такого напряжения. Скорей бы уж наступила развязка: она выкрикнет свое предостережение, хотя бы это оказался крик в пустоту! И после будь что будет…
Между тем Светка с улыбкой остановилась рядом.
– Здравствуйте, – не без жеманства поздоровалась она с Алишером. – Валюша, а я смотрю, ты это или не ты. Только сейчас сообразила, что твоя работа связана с туризмом и с детьми тоже, так, значит, ты и есть сопровождающая. Забавно, правда? Вот привела тебе двух походников, – Светка оглянулась назад, но ее мальчики уже успели отбежать в сторону. – Мой сынишка и его друг, учатся в одном классе.
– Да… это хорошо… – выдавила из себя Валя.
Светка перевела взгляд на Алишера:
– А вы тоже пойдете в поход?
– Я? Да…– смешался шакал, не ожидавший прямого вопроса. – Грущик буду… палаток много таскать…
– А разве у вас не будет автобуса?
Словно в ответ на ее слова из-за угла вырулил «Икарус», очень похожий на тот, который Валя видела во сне. Только шторка кабины оказалась задернутой, и шофера не было видно.
– Какой красавец!.. Вы знаете, я и сама пошла бы с вами в поход, – доверительно сообщила Светка. – Да только боюсь, что Славку моего будут потом дразнить – маменькин сынок! Как это у мальчишек бывает, знаете…
«Где старуха?» – тоскливо думала Валя. Светка, сама того не подозревая, проводила отвлекающий маневр, и сейчас, пожалуй, можно было бы подать голос, прежде чем шакал зажмет Вале рот. Но надо, чтобы этот голос был кем-то услышан. Светка, конечно, тоже взрослый человек, но в сравнении со старухой никуда не годится. Старуха всегда боялась террористов, до смешного много думала о них – поэтому и могла моментально врубиться в суть дела. Она, и больше никто. А болтливая, чересчур общительная Светка вряд ли сумеет сориентироваться в ситуации.
– Вы давно знакомы с Валюшей? Она мне много о вас рассказывала! В наши дни это редкость – когда кто-то так красиво ухаживает за женщиной…
– М-м-м, – промычал шакал, не знающий что сказать.
– Летом вы, наверное, повезете ее отдыхать в свой родной город? Вы ведь живете на море, правда? Или ближе к пустыне? А я, знаете, была в Египте…
«ЗАЛОЖНИКИ…» – Валя мысленно приготовилась произнести одно это слово. Больше не успеет, а это можно попробовать сказать. И надо сейчас, не то уже будет поздно…
– На свадьбу-то пригласите? – приставала к шакалу Светка. – У Валюши это первая свадьба, а у вас? Ой, я, наверное, неделикатно…
– М-м-м… – мычал злополучный жених.
– Приходите к нам в гости. Вот как вернетесь из похода, так сразу договоримся…
– ЗА – ЛОЖ… – громко начала Валя.
Ну до чего долго говорить вслух, гораздо медленнее, чем про себя! В следующий момент крепкая ладонь зажала ей рот.
Дальше казалось, что она опять видит сон, как это уже было прошлой ночью. Светка замерла, а через секунду отпрыгнула, словно кенгуру, в сторону детей. Цветные курточки колыхнулись, но отнюдь не подумали броситься врассыпную; наоборот, еще плотнее сдвинулись посмотреть, что будет. Но среди них, как в мультике, выросли невесть откуда взявшиеся пятнисто-зеленые фигуры, бесшумно устремившиеся к автобусу. В следующий момент Валя почувствовала себя мячом, который баскетболист выбивает из рук противника и пасуют игроку своей команды. А тот – другому игроку. Два-три таких паса – и она, оглушенная и непонимающая, оказалась на крыльце клуба. Во всяком случае, теперь под ее насильно пригнутой головой были знакомые полустертые ступеньки.
– Что вы, наша сотрудница… – раздался где-то сверху густой басистый голос старухи. – Это она предупредила меня о том, что готовится теракт.
Тогда мяч снова бросили, и он полетел в угол. Очнувшись, Валя увидела два склоненных над собою лица: старухи и еще чье-то… тоже женское, немолодое, смутно знакомое. Затем появился стакан с водой, от которого остро пахло аптекой; старуха и другая склонившаяся к ней женщина повторяли два слова, смысл которых Валя никак не могла понять: «выпить успокоительное». Наконец до нее дошло...
Потом эти женщины стали гладить Валю по волосам, тянули за руки, чтобы поднять с полу. Валя вдруг осознала, что сидит в углу, привалившись спиной к стене, и трясется как в лихорадке. А они говорили наперебой:
– Валюша, уже кончилось, теперь все страшное позади… Пойдем, приляжешь у меня в кабинете!
– Дети спасены, понимаете? Опасности больше нет! И с вами все хорошо – через полчаса вы будете в порядке…
– Я уже в порядке, – пробормотала Валя и сделала попытку встать, но ставшие ватными ноги не держали.
Тогда старуха, любившая выражение «подставить плечо», сделала это в прямом смысле слова, а смутно знакомая женщина в это время поддержала Валю с другой стороны. И вскоре все трое уже сидели на кожаном диване в кабинете старухи. Валя принудила себя проглотить пахучую жидкость, которая была в стакане, и довольно скоро почувствовала, что уже может спрашивать и понимать.
– Что это было такое?
– А вы еще не поняли? Обыкновенный захват заложников…
Лицо ответившей женщины казалось ей все больше знакомым. Эта косая морщинка между глаз…
– Вспоминаете меня? Мы виделись как-то в парикмахерской…
– Женщина без очереди! – вырвалось у Вали.
– Почему же без очереди, я занимала…– с некоторой обидой и конфузливостью отозвалась та, которая когда-то испортила Вале настроение.
Как давно это было, хотя по времени совсем недавно! Всего полтора месяца прошло, а для Вали – целая жизнь. Если бы она сразу задумалась над словами этой серьезной женщины, ей бы не пришлось испытать кошмара последних дней…
– Лена наш старый друг, – поспешила вмешаться старуха. – Она у нас в округе читает лекции по безопасности. Елена Дмитриева Короткова, не слышали? Так вот – когда ты, Валюша, мне позвонила…
– Но я же ничего не сказала! – Валя сейчас совершенно не могла сдерживаться, вскрикивала, перебивала – до того сдали нервы. – Я же, наоборот, сказала, что это я вызвала автобус!
– А я так тебе и поверила! Ты говорила странно, словно через силу… Я ведь знаю твой голос больше десяти лет! – торжествующе заключила старуха. – Кроме того, твой э-э… добрый знакомый последнего времени не располагал к безмятежному спокойствию…
– Вы всегда его подозревали? – хриплым шепотом вырвалось у Вали.
– Ну, в общем, да… Скажем так – я никогда не испытывала к нему полного доверия.
– И что же?
– После нашего разговора я позвонила тебе домой: соседи сказали, что ты вторые сутки где-то отсутствуешь. Потом позвонила в Мострансагентство, выяснить, каким кредитом оформили автобус. Там сказали, ничего подобного не было. И вот тогда я стала подумывать – не заявить ли в правоохранительные органы? Но знаешь, как это бывает – вроде боишься зря кого-то побеспокоить…
– Вы могли просто обзвонить детей, что поход отменяется, – по-прежнему хрипло сказала Валя. – Список лежал у меня в столе, вы не знали?
Старуха усмехнулась:
– Хороша я была б директор, если б не знала, где что лежит! Конечно, знала. Но ведь твоему голубчику так и так требовалось уехать, – развела руками Кира Михайловна. – Сорвалось бы у нас, он бы в другом месте поискал, других заложников. Где-нибудь да нашел бы… А потом, при отсутствии во дворе детей подозрение должно было пасть на тебя…
– Вы и об этом подумали? – поразилась Валя. – Не только о детях, но и обо мне?
– Ты сама подумала о других, Валюша, – нежно сказала старуха, склоняясь к ней и поправляя ее растрепавшиеся волосы. – Ведь ты пыталась предупредить… Ну, а я со своими сомненьями обратилась к Елене Дмитриевне…
– И я сразу же предложила вызвать бригаду, – подхватила женщина из парикмахерской. – В таких делах, знаете, лучше пересолить, чем недосолить…
– Но ведь могло оказаться, что ничего такого нет! – выкрикнула Валя. – Тогда вы обе оказались бы в неловком положении!
– Пережили бы, – залихватски подмигнула старуха. – Ну, может, пришлось бы заплатить штраф. Но я ведь им так и сказала – предположение. Поначалу я не была уверена…
– А когда уверились? – спросила Валя.
– Когда увидела в окно, как ты из машины выходишь с этим своим… лунноликим. И как ты смотришь, и как он на тебя смотрит и держит тебя при себе, словно собачку на поводке. Потом к тебе какая-то женщина подошла, очень кстати. Это дало бригаде время сгруппироваться…
Валя снова вспомнила этот ужасный миг – как она внутренне гонит, торопит произносимые в мыслях звуки одного-единственного слова, а наяву получается страшно медленно: ЗА –ЛОЖ –НИ – КИ… Ни за что на свете не хотелось бы ей еще раз говорить так, мучительно ощущая несовместимость желаемого с тем, что выходит на самом деле. Жуткое чувство, хуже не придумаешь…
– А кто она, эта женщина, которая к тебе подошла?
– Подруга, – очнулась Валя. – Просто подруга. Мы с ней познакомились в той самой парикмахерской...
– Хорошо, когда у человека есть друзья, – улыбнулась Елена Дмитриевна. – Кстати, я ее помню, ведь это вы с ней тогда в очереди разговаривали. А еще я знаю, что ее сын учится в одном классе с моим племянником.
– Как мир-то тесен, – удивилась старуха.
– И не говорите, Кира Михална. С этим делом, слава Богу, закончили, другое на подходе… И, между прочим, в помощи нуждаются те же самые мальчишки!
– Неужели снова какая-то напасть? И опять на тех же ребятишек?! Да что ж это за жизнь такая пошла, в конце концов?!
– Вот такая и есть, – вздохнула Елена Дмитриевна в ответ на эмоции старухи. – Все под Богом ходим. Если бы человек знал обо всех опасностях, которых ему удалось избежать за день… Только крестился бы да Бога благодарил!
Валя уже не слушала их, не могла слушать. Счастье, что дети спасены. Но как только с ее души спал этот главный камень, изнутри поднялась другая, словно освобожденная им, надрывно-горькая тяжесть. Как теперь жить ей, Вале? Она потеряла то, что некогда и невозможно было оплакать раньше – милого Алишера, любящего, чуткого и щедрого, созданного ею таким в ее собственном воображении. И вместе с этим образом она потеряла билет на праздник жизни: туда, где расцветают огнями люстры, играет музыка и где ты сама – прекрасная женщина, по праву вступающая в этот мир об руку с любящим тебя мужчиной. Отныне все это в прошлом. Теперь Вале предстоит вернуться к скудости жизни – как в средствах, так и в мечтах...
Но существовало еще нечто, чего нельзя было сбрасывать со счетов. Теперь она заново утверждалась обладательницей истинного богатства, совсем недавно казавшегося безвозвратно утерянным. При ней опять была ее комнатка в коммуналке, знакомые улицы, работа, с которой она тоже уже сроднилась за столько лет. А еще детство, словно придвинувшееся из прошлого: Зоя Космодемьянская, мудрые учителя вроде старухи, вовремя оказывающиеся рядом друзья… И умная заботливая сила, которую в случае чего можно позвать на помощь – люди в пятнисто-зеленом, отбившие ее словно мяч, прежде чем преступники успеют причинить ей зло. А еще родная земля, с которой Валя никуда не желает переселяться, – свой климат, родной язык, привычная жизнь вокруг!
Теперь ей было ясно, что она сделает в первую очередь, как только попадет сегодня домой. Примет ванну, смыв с себя все, что произошло с ней за последние полтора месяца, и подотрет мокрый пол тем самым костюмом, который на ней сейчас… последним подарком шакала. А завтра придет сюда на работу в своей старой куртке и спортивных брюках с полосками, и будет отлично себя чувствовать. У нее теперь все в порядке. Стоит человеку поладить с самим собой, и у него все будет в порядке. Выходит, раньше ей не хватало одного – осознать богатства собственной жизни, до сих пор неучтенно и неосознанно протекавшие у нее сквозь пальцы. Столь пустыми представлялись они, а на поверку оказались дороже всех сокровищ мира. Пусть кто-то ищет иных берегов, хочет менять жизнь, куда-то переселяться… А Валя лишь теперь поняла слова старушки под черной вуалью, гулявшей когда-то в их дворе: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем…».
30
Светка второй раз позвонила Ирине на работу и сообщила такую новость, от которой приемная «Белого коралла» вместе с клиентами поплыла в глазах, словно карусель. Тимку и Славика только что могли взять в заложники. Какой-то восточный человек хотел незаконно вылететь в Турцию и задумал создать себе живой щит из детишек, собравшихся сегодня в поход. А она, Ирина, как раз уговаривала Тимку пойти… Ее мальчик не искал развлечений, не рвался ни в какие походы! Ирина догадывалась, что он идет по просьбе Славика. В дружбе, как и в любви к близким людям, ее сын был ответственней любого взрослого. И вот едва не случилась страшная беда.
Светка несколько раз повторила, что с ребятами все в порядке, оба сейчас у нее («Слышишь, играют в соседней комнате? Не надо их сейчас ни о чем спрашивать, пусть отдохнут...»). После этого она решила просто поболтать о том, что находилось сбоку-припеку уже выложенной ею ошеломляющей информации:
– А телефон у вас не работает – занято и занято. Я уж и в дверь звонила, думала, есть кто дома...
– Кому же быть дома… – еле выговорила Ирина.
Никто из соседей пока не знал, что Павел бросил работу, и она хотела держать их в неведении как можно дольше.
– Я понимаю, вы с Павликом в это время работаете, но ведь телефон-то был занят!.. Может, тебе потом на телефонный узел позвонить, проверить линию?
Ирина вздохнула про себя – она и без того знала, в чем дело. Павел, не только бросивший работу в конторе, но и вообще не выходивший с некоторых пор на улицу, залезал в интернет, подключаясь к телефонной розетке. А на звонки в дверь он давно уже не обращал внимания.
Поговорив со Светкой, Ирина почувствовала, что должна что-то делать. Последнее время она пустила Тимку на самотек: не контролировала, где он находится, не расспрашивала о жизни, не помогала учить уроки. Вот и про этот самый поход ничего не спросила, не разузнала. Правда, у нее было оправдание – после того как Павел перестал ходить на работу, Ирина панически боялась потерять свое место в «Белом коралле» и всю себя вкладывала в записи, квитанции, улыбки, сердечные советы, приготовление чая для врачей и прочее. Так что на Тимку ее уже не хватало.
– Вера Петровна, – сказала Ирина медсестре, у которой сын учился в десятом классе и первого сентября категорически запретил родным появляться на школьной площадке. – Родненькая моя, выручите с потрохами!
– Как тебя выручить?
– Посидите немного за меня. Мне надо в школу сходить, к учительнице. Сами знаете, торчим тут до поздней ночи – нет времени о собственном ребенке побеспокоиться!
– Ты надолго? – насторожилась медсестра.
– Постараюсь на полчала, но, может быть, чуть дольше получится… Дорога туда-сюда, плюс там пятнадцать минут…
Ирина лукавила – конечно, за это время ей не обернуться, да в и школе могут задержать. Но откладывать задуманное посещение было уже нельзя. Давно пора предупредить Тимкиного классного руководителя о том, какова ситуация у них в семье. Ведь Тимка уже раз убегал из дома…
– Иди, – разрешила Вера Петровна, почувствовав ее материнскую озабоченность. – Только возвращайся скорее.
– Вот спасибо! Когда-нибудь и я за вас посижу…
По дороге Ирина думала о том, что надо воспринимать сумасшествие Павла не как временное явление, а как обычную жизнь, к которой пора начать приспосабливаться. И думать в первую очередь о ребенке – страшная Светкина новость дала ей импульс это осознать. Отныне Ирина будет находить время, чтобы пойти в школу, если понадобится, не один раз. Светка говорила, у них там есть психолог… Так вот к нему она тоже пойдет. Строго говоря, это проблема психолога – поддержать ребенка, у которого плохо дома.
31
Последнее время Людмила Викторовна чувствовала себя странно – словно кто-то хозяйничает у нее внутри, распоряжаясь мыслями и чувствами. Перед ее внутренним взглядом теперь все время был Ким, она постоянно о нем думала. Но это нельзя было объяснить склонностью влюбленной женщины. Наоборот, образ каратиста был для нее неприятен, Людмила из кожи вон лезла, стараясь прогнать его, переключиться на что-нибудь другое. Но у нее не получалось: отвлечется на мгновение, и снова в уме возникает приземистая фигура, смуглое лицо, словно втягивающие в себя черные глаза с красноватыми искрами. И ничем такое видение не прогнать, ничем не отпугнуть.
Страшное это чувство – когда ты не вольна в самой себе. С него, говорят, начинаются всякие психические болезни.
Непонятный прессинг давил Людмилу по возрастающей: сперва она была просто раздражена, потом почувствовала серьезное угнетение и наконец попросту ужаснулась. Виртуальный образ внутри создавал беспокойное стремление к оригиналу, подначивая повидать настоящего живого Кима. Самой-то Людмиле этого вовсе не хотелось – просто она устала бороться с навязчивым внедрением в мозг данного желания.
Получалось, что Ким каким-то непонятным образом подчинял Людмилу своей воле. Если так пойдет дальше, она просто попадет к нему в рабство… в кабалу, как когда-то именовалась крепостная зависимость крестьян от барина. Людмила только сейчас заметила, что это слово – упрощенное «каббала», по названию древней иудейской магии. Человек не свободен в обществе – кабала, несвободен внутри себя – каббала. К ней сейчас имело отношение последнее.
В дверь постучали. Людмила, как могла, встряхнулась, даже в зеркало на себя посмотрела, нормально ли она выглядит для встречи с людьми. Последнее время ей все больше сил требовалось на то, чтобы исполнять свои учительские обязанности. До того ли, когда все силы уходят на борьбу с неодолимым психологическим прессингом! Но она пока держалась. Сейчас, видно, пришел кто-то из родителей – дети не стали бы стучаться в дверь собственного класса.
– Войдите, пожалуйста.
Вошла женщина лет за тридцать, приятная с виду, но что-то уж чересчур взволнованная.
– Простите, это 5 А?
– Да, это 5 А.
– Я могу повидать классного руководителя?
Ее внутренний трепет, обеспокоенное выражение лица выдавали в ней маму, у которой не все в порядке с ребенком. Людмила Викторовна подумала, кто бы это мог быть, в смысле, чья мама. У них в классе нет явно неблагополучных семей, но «явно» не считается, надо смотреть глубже. Наверное… ну да, скорее всего так и есть.
