Текст книги "Переселение, или По ту сторону дисплея"
Автор книги: Веселовская Надежда
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
– Я мама Тимофея Лучинина, – подтвердила ее внезапную догадку пришедшая женщина.
– Присаживайтесь! Вы очень кстати. Я давно хотела с вами поговорить.
– Тимофей стал плохо учиться? – испугалась мама.
– Никаких претензий к нему нет. Однако я бы хотела…
– … узнать, почему он такой печальный? – с горечью подхватила она. – Я долго не приходила к вам, в этом моя ошибка. А сейчас, разрешите, я все расскажу!
– Вы не пробовали обратиться к врачу? – через десять минут спросила Людмила, потрясенная выслушанным рассказом.
– К какому? – усмехнулась Ирина. – Мой муж вообще не выходит больше на улицу. Я могу только вызвать скорую психиатрическую помощь, чтобы его в смирительной рубашке увезли в сумасшедший дом. Но как это воспримет Тимка? Да и вообще...
– Конечно, сумасшедший дом не годится, – согласилась Людмила. – Надо найти другой вариант.
– Я давно сломала бы этот треклятый компьютер, если бы не боялась, что без него мой муж просто помрет! Как наркоман, которого резко лишили зелья!
– Действительно, что-то невероятное…
– Вы просто не представляете себе, какая обстановка у нас в доме, – чуть не плакала Тимкина мама. – Казалось бы, ничего особенного: просто сидит человек за компьютером, и все. Не пьяный, не буянит. Но иногда мне кажется: пусть бы лучше пил!
– Ну что вы, это ведь тоже плохо…
– Это, конечно, плохо, но у пьяниц бывают иногда просветления! А у наркомана, в том числе компьютерного, их не бывает!.. Однажды с Тимкой случился припадок, так он взял его на руки и понес… я думала, в постель уложит… а оказалось – просто отнес подальше от своего любимого ящика, чтобы на пути не валялся!
– Неужели так было? – вырвалось у Людмилы Викторовны.
– Именно так и было. Причем наш Павел не изверг какой-нибудь… он всегда был очень внимательным, любящим отцом… и мужем… – Голос Тимкиной мамы задрожал и сорвался. – Думаете, легко после такой жизни – сразу в полное равнодушие, как в ледяную воду!
– Я вас понимаю… И откуда берутся все эти напасти, прямо как колдовство какое… – вздохнула Людмила.
После краткого перерыва, когда она думала не о себе, а о напастях семьи Лучининых, внутри опять возник образ Кима, со злорадной усмешкой на губах.
– Именно колдовство! Моего мужа словно заколдовали! – подхватила Тимкина мама. – Все как в сказке: переселение человеческой личности в иные миры, уход в зазеркалье и прочее! Или вот еще «Снежная королева», которую вы сейчас проходите… Тоже похоже: осколок зеркала в глаз и в сердце… Но ведь мы все-таки живем в двадцать первом веке!
Людмила и сама этому удивлялась. Сейчас она, кивая взволнованной женщине, слушала от нее свои, уже не раз передуманные, мысли. Особенно актуальными они стали в последнее время, когда с самой Людмилой совершалось нечто подобное колдовству…
– Хуже всего, что мы не знаем, как защититься. Наука не может нас защитить, это факт! А что может?
– В принципе должно что-то быть, – задумчиво произнесла Людмила.
Она вдруг вспомнила, что и Ким говорил однажды про защиту, которая существует, но которой она не сможет воспользоваться.
– Вы думаете, должно быть?
– В принципе, на всякий яд существует противоядие…
– Но мы-то его не знаем! – перебила Тимкина мама. – Не к бабкам же обращаться, которые снимают порчу?
– Думаю, это то же самое, что заливать костер керосином…
Людмила представила себе, как она обращается со своей проблемой к второму такому же Киму, который пойдет гнуть и ломать ее сознание, чтобы выгнать из него первого.
Женщины помолчали. Ирина чувствовала доброжелательность этой милой, хотя и удивительно некрасивой учительницы, но понимала, что она не в силах им с Тимкой помочь. Да и кто мог бы помочь в такой ситуации – разве что психолог… Наверное, к нему и следует обращаться.
– Что же вы решили? – спросила учительница.
– Очевидно, мне придется подавать на развод – так я бы хотела, чтоб Тимка перенес это как можно легче. Говорят, у вас в школе есть психолог…
– Да, есть психолог, – не особенно оживленно откликнулась Людмила Викторовна.
– Он сейчас здесь?.. А завтра будет?.. – поправилась Ирина, вспомнив ни в чем не повинную Веру Петровну.
– Сегодня уже ушел, а завтра будет, с трех до шести.
– Ну так я приду завтра. А вам спасибо и до свидания.
Когда за Тимкиной мамой закрылась дверь, совесть упрекнула Людмилу в том, что человек ушел, не получив реальной помощи. Конечно, учителя не могут решать домашние проблемы учеников, но она-то и пошла в педагогику для того, чтобы помогать попавшим в беду. Не отцу Лучинину – тут она ничего не может поделать – а сыну, которому сейчас нужно и сочувствие, и дельный совет. Собственно говоря, она давно собиралась с ним побеседовать, но не могла найти удобной минуты: то Славик тянул Тимку за собой, то не было самого Тимки. Недавно он неделю пропустил, как написала в записке мама, «по семейным обстоятельствам». А еще останавливало то, что мальчик сам к ней не обращался. Может быть, ему неприятно говорить о своих домашних напастях?
Вообще-то по статусу Тимкой должен был заниматься Артур Федорович, но Людмила до сих пор ничего ему не сказала. Потому что чувствовала: в таких сложных делах от него вряд ли дождешься толку. Вот ведь сама она не обращается к Артуру Федоровичу со своей проблемой, несмотря на то, что он еще недавно просиживал у нее все школьные вечера. Казалось бы, близкий друг. Правда, с некоторых пор его что-то совсем не видно…
А ведь ее собственная беда чем-то похожа на беду Лучининых, подумалось вдруг Людмиле. Там и тут – нечто невероятное, сверхъестественное, похожее на дело злых сказочных сил. Если бы она не знала, что колдовства не бывает, так и сказала бы – колдовство. В подобных случаях психолог не сможет помочь – ни ей, ни Лучининым. Тут нужно другое, по-прежнему остающееся для нее тайной.
32
Пришло время исполнить то, что Тимка решил еще у бабули, когда слышал сквозь сон ее воркотню: «Эко дело – ногами! Духом надо взыскать... Твой батька на одном месте себя потерял – ну и вызволять, стало быть, надо на том же месте»…
Это был дельный совет – чтобы вернуть настоящего папу, предстояло идти внутрь компьютера. До сих пор Тимка откладывал этот поход, потому что не знал, как туда попасть… да что там обманывать себя – просто-напросто боялся. Теперь подошел последний срок. Было ясно, что ждать больше нельзя: папа уже бросил работу и вообще перестал выходить на улицу. По ночам он не ложился в кровать – спал прямо перед компьютером, подперев рукой щеку. Когда Тимка проходил мимо попить воды, он видел, что папино лицо и с закрытыми глазами оставалось таким же внимательным, как днем, когда он смотрит на дисплей. И от этого становилось страшно.
Еще Тимка узнал, что в поздние глухие часы мама обычно не спит. Она ворочается на своей слишком широкой для одного человека софе и задерживает дыхание, чтобы не плакать. Вдохи ее Тимка слышал, а выдохи – нет: она выдыхала в подушку, чтобы заглушить слезы. Значит, по ночам мама плачет в темноте.
Медлить было нельзя – страдали самые близкие Тимке люди. Он решил завтра же идти в компьютер.
С утра Тимка встал как обычно и, несмотря на полное отсутствие аппетита, заставил себя проглотить несколько ложек каши. Мама не должна была заподозрить ничего особенного. Она уходила по утрам раньше Тимки, и, таким образом, не могла узнать, что сегодня он в школу не пойдет.
– О чем это ты все думаешь, Тимофей? – спросила она за завтраком. – Я давно хотела тебе сказать – не принимай близко к сердцу. Ну, папины штучки с компьютером. Вот скоро найдем хорошего врача…
– А папа захочет лечиться? – спросил Тимка.
Эти слова поставили маму в тупик: она и сама понимала, что с врачом ничего не получится.
– Ты знаешь, я вчера была у Людмилы Викторовны…
– Для чего? – насторожился он.
– Ну ведь родители должны иногда ходить в школу… Она тобой довольна, говорит, что ты молодец…
Несмотря на радостный смысл этих слов, мамин голос звучал довольно-таки грустно. Тимка догадывался, почему: наверняка учительница упомянула об его, как говорят взрослые, подавленности. Да и насчет папы они, скорее всего, поговорили. Тимка был не против, что в круг посвященных вошла теперь Людмила Викторовна, которую он любил и уважал. Просто это не принесет никакой пользы… Он один знает настоящий способ поправить беду.
– А сегодня мне снова в школу – к Артуру Федоровичу!
– К нему-то зачем? – удивился Тимка. – Один раз я был у него со Славкой – ничего он мне не сказал такого, чтоб помогло!
– Психолог нужен, сынок, – вздохнула мама. – В такой ситуации, как у нас…
Не досказав, она погладила Тимку по голове и ушла на работу. Щелчок закрывшейся за ней входной двери прозвучал для Тимки сигналом к действию. Сейчас он начнет свой страшный неизвестный путь… сейчас…
Но сперва следовало дождаться, пока папе захочется в туалет, потому что последнее время он отрывался от компьютера исключительно для этого. Тимке повезло – ждать пришлось всего полчаса. Чуть место перед экраном оказалось свободным, он мигом взлетел на еще теплое после папы сиденье, прерывисто вздохнул и зажмурился. Это мгновение было для него прощальным глотком свежего воздуха перед тем, как нырнуть в опасную глубину. Потом Тимка без слов выкрикнул что-то вроде «Готов!» или «Хочу!», но еще секунду не мог заставить себя открыть глаза.
Потому что посмотреть теперь на дисплей значило туда войти.
Там, где он оказался, стояли какие-то фигуры в черных костюмах и топорщившихся белых рубашках, как у артистов или у дирижеров, выступающих по телевизору. Сами они были похожи на больших кукол, выставленных в магазинных витринах; кажется, их называют манекенами. Тимка даже вздрогнул, когда один из них дернул губой, над которой тянулась ровная, словно приклеенная, ниточка усов, и заговорил каким-то неживым голосом:
– Значит, вы решили к нам в гости? И за что же нам такая честь? Чем мы заслужили?
Это было сказано издевательски. Тимка решил не отвечать, а просто пройти мимо этих странных фигур. Но они, словно по команде, стали поворачиваться к нему боком, чтобы оттеснить его в угол и вытолкнуть из пространства, в котором он находился. Тимка почувствовал: главное сейчас – не испугаться. Если сам он не станет обращать ни на что внимания, то и его нельзя будет тронуть. Но попробуйте-ка оставаться спокойным, если на вас надвигаются ожившие манекены! Это все равно что не вздрогнуть, когда вам к лицу подносят горящую спичку, или когда зубной врач сует в ваш рот ревущую бормашину. Тимке пришлось напрячь все свои внутренние силы, чтобы идти как ни в чем не бывало дальше. Манекены продолжали подвигаться к нему вплоть до того, как остановились перед самым Тимкиным носом.
– Что тебе здесь надо? – перешел на «ты» тот, который уже говорил прежде.
– Я пришел за папой, отпустите его.
По манекенам пробежал ропот протеста, в котором слышались разные оттенки: недовольный гул, протестующие выкрики и даже как будто шипение.
– Твой отец самостоятельная личность. Он сам решает, где и с кем ему оставаться.
– Он не хочет оставаться с вами! Вы держите его насильно…
– А откуда тебе это известно?
– Я знаю… – прошептал Тимка.
– Мы никого не держим насильно, – возразил говорящий манекен. – Это наше правило: чтобы человек пришел добровольно! Наш мир может существовать только при том условии, что мы соблюдаем правила, – поэтому мы их соблюдаем!
– Я ваших правил не знаю, – сказал Тимка. – Может быть, сперва папа и пришел добровольно – но он не знал, в какое место пришел.
– Это нас не касается! Еще раз повторяю, здесь действуют по правилам. Чужого мы не берем, но своей добычи не отдадим!
– Я пришел за папой и выведу его отсюда, – упрямо повторил Тимка.
– Что касается тебя, то слушай дельный совет: лучше иди обратно. Не то встретишь здесь таких монстров, что не поздоровится!..
Говоря так, манекен облизнул пересохшие губы, и Тимка вдруг увидел – язык у нег раздвоенный, как змеиное жало. Так вот откуда слышно было шипение!
– Сейчас еще не поздно вернуться, – добавил он. – Если ты уходишь, мы выпустим тебя, не причинив вреда. Но если будешь упорствовать…
Кто-то однажды уже говорил ему такие слова: если сейчас уйдешь, выпустим… отступись, и все будет в порядке… Тимка вспомнил: лешие на пути в деревню! Как и здешним ожившим манекенам, им тоже хотелось, чтобы он поскорее ушел. А это уже кое-что значило: во-первых, получается, Тимка действительно может здесь что-то сделать, во-вторых – они сами не в силах его прогнать.
– Слушай, мальчик! Не буди свои неприятности…
«Не трогай лихо, пока спит тихо» – припомнилась Тимке бабулина поговорка, а вслед за ней и сама бабуля, и ее деревянный дом с печкой и фотографиями на стенах. От всего этого Тимка почувствовал себя крепче, потому что все это было очень настоящее. А здесь все так же, как в карманных компьютерных игрушках, которые он видел у ребят в школе: сами собой вырастают и рушатся огромные здания, не имеющие никакой крепости, появляются все время меняющиеся фигуры... Скорее всего, и эти говорящие куклы из того же материала: сейчас у них язык словно жало, а потом, глядишь, вырастут клыки, а в следующую минуту – рога или хобот. Но все это так же быстро и исчезнет, если Тимка выстоит, не испугавшись.
– Твое последнее слово?
– Уйдите с дороги, или я сейчас врежусь в кого-нибудь из вас! – закричал Тимка, почувствовав, что только так можно положить конец беспрестанным пререканиям.
– Хорошо, ты сам выбрал. Входи в западню и знай, что назад путь отрезан.
При этих словах они посторонились, и Тимка прошел вперед.
Перед ним теперь расстилалось поле, немножко похожее на то, по которому он гулял нынешним летом, когда жил с мамой у бабули. Струящаяся под ветром трава отливала серебром, кое-где лежали серые валуны, иногда попадалась стоящая особняком березка. Тимке нравилось это поле, но нельзя было забывать, что он находится в особом мире – по другую сторону дисплея. Здесь надо держаться настороже.
На поле в деревне иногда забредали лоси – вот и сейчас Тимка увидел впереди большого сохатого с внушительными рогами. Но прямо на Тимкиных глазах рога вдруг исчезли, что-то во всей громоздкой фигуре неуловимо изменилось, а на спине прежнего лося выросло два горба. Теперь это был не лось, а верблюд: тот самый, на котором Славка катался в Египте. А вокруг расстилалось желтое море песка, и сверху палило солнце.
Верблюд склонял к Тимке морду, перекошенную вполне осмысленной доброжелательной гримасой – улыбался, что ли? Потом он стал опускаться на передние ноги, подламывая их в коленях. Тимке было предложено взобраться ему на спину. Наверное, там, между двух кожаных горбов, поднятых высоко над землей, чувствуешь себя уютно и защищённо… Славка рассказывал, что походка верблюда укачивает, как будто ты снова маленький и взрослые носят тебя на руках.
Тимке вдруг страшно захотелось сию же минуту испытать это ощущение. Он устал быть взрослым. Как это говорила бабуля: взрослость начинается с первой жизненной напасти. А ему уже надоели напасти и необходимость делать усилия, чтобы их преодолевать. Хорошо вновь стать малышом – никакой ответственности за себя, а тем более за других!.. Носят тебя на руках, укачивают… Раньше его перед сном часто брали на руки, особенно папа. Тимка хорошо помнит, что в те блаженные минуты ничего не боялся, а все испытанные за день горести уходили далеко-далеко…
Верблюд ждал, его шерстяная коричневая морда продолжала заискивающе кривиться. Однако она не имела ничего общего с детскими воспоминаниями Тимки – ведь сейчас качать его предлагал не папа, не мама и не бабуля. Этот верблюд не был частью его детства. Как только Тимке пришла такая мысль, ему пришлось быстро отскочить в сторону: мимо пронесся желтый вонючий сгусток верблюжьей слюны, нацеленный Тимке в лицо. Верблюд плевался, не набиваясь больше на дружбу. Тем и закончились их не успевшие начаться отношения. Ну и хорошо. Кто знает, куда этот верблюд мог завезти Тимку, стоило влезть на его удобно подставленную спину, в серединку меж двух подрагивающих от нетерпенья горбов? К цели или, наоборот, от цели? Вслед за тем Тимка подумал: если цель очень важная, вот как у него сейчас, лучше идти к ней своими ногами. Так надежней.
А верблюд уже снова стал лосем, только каким-то низким и приземистым, с еще более широкой грудью и еще более ветвистыми рогами. Вокруг него вместо желтого песка заблестели льды и снега, а над головой засветилось полярное сияние. Теперь это был северный олень, а возле него стояла Герда в красной плюшевой шубке, отороченной белым мехом, и такой же шапочке. Под меховой оторочкой розовело нежное личико, разгоревшееся на холоде.
– Эй! – звонким голосом окликнула Герда. – Иди сюда! Не бойся, я не призрак, я настоящая, со сказочного сайта. Узнал меня?
– Неужели это ты, Герда?
Тимка не верил собственным глазам. Он столько думал об этой необыкновенной девочке, но никогда не предполагал, что можно увидеть ее живую.
– Конечно, это я. Если не веришь мне, верь собственным глазам!
Она рассмеялась, словно вокруг зазвенело много ледяных колокольчиков.
– Я уже нашла Кая, давай теперь вместе искать твоего папу?
– Давай! – обрадовался Тимка. – Я давно уже думал о тебе, еще когда решил обойти полсвета! А вдвоем мы можем обойти и весь свет!
– Зачем? – усмехнулась Герда – колокольчики снова тренькнули. – Теперь не надо ходить по свету, на земле не должно быть больше странников. Теперь весь свет – здесь! – Она обвела вокруг себя малиновой рукавичкой.
Почему она в рукавичках, подумал Тимка, ведь их взяла у нее маленькая разбойница? И почему – он посмотрел вниз – на ней меховые сапожки, когда она должна быть босиком? Шубка, шапочка, сапоги – разве все это не осталось у старухи-финки?
– Пойдем, – Герда потянула Тимку за рукав. – Чем стоять да разговаривать попусту, начнем делать дело!
На кого-то она была похожа… может, на Лизу Карлову, когда та рвалась отвечать раньше всех в классе. Но теперь самому Тимке хотелось, чтобы Герда ответила ему на один очень важный вопрос. Он только не мог дождаться, когда она сделает паузу…
– Мы с тобой похожи, – болтала Герда. – У тебя бабушка и у меня бабушка. Я «милый невинный ребенок», и ты тоже. Мы оба не испугались пойти в опасное путешествие ради тех, кого любим…
– Можно тебя спросить? – наконец прорвался Тимка.
– Конечно! Спрашивай – я отвечу тебе на любой вопрос…
– Помнишь, когда на тебя напали снежные чудища, ты читала молитву «Отче наш»?.. Моя бабушка тоже знает эту молитву, но я забыл у нее спросить… Я помню только первую строчку: «Отче наш, иже еси на небесех…» Ты не могла бы сказать мне, как дальше?
Она молчала. Удивленный Тимка взглянул в ее сторону и увидел, что рядом никого нет. Герда словно растаяла в морозном воздухе либо ушла под землю. Тимка машинально посмотрел вниз: в метре от него на ледяном пространстве чернела глубокая полынья. Еще немного, и он, оступившись, угодил бы прямо в воду: если б не утонул, так, во всяком случае, окоченел до смерти. Так вот куда вела Тимку эта болтушка в красной шубке! А еще говорила: «Я настоящая, со сказочного сайта»…
Не успел Тимка опомниться, как мимо него пробежал олень этой самой Герды, то есть Лже-Герды. И сам он был лже-олень, потому что на глазах стал опять превращаться в лося. Рога уменьшились и поднялись вверх, то же самое произошло и со всем телом – мощь частично перешла в высоту. И сразу ледяная дорога исчезла: вокруг замелькали деревья средней полосы, елки и березки с пожелтевшими облетающими листьями. Тимка снова был в перелеске возле станции, на пути в бабулину деревню. Снова была осень.
Вдруг выскочили те самые лешие, которые уже нападали на Тимку в первый день его странствий. Они трясли рукавами, хлопали в ладоши и свиристели – но здесь он уже не мог убежать от них, как тогда. Здесь, в заэкранье, они были на своей территории, обитали постоянно, а не просто являлись по временам, как в перелеске: то выглянут, то опять исчезнут. Теперь Тимка понял, что появлялись они отсюда и исчезали тоже сюда. Здесь их логово, их основная территория.
Вся свора кинулась к Тимке и с воем окружила его – казалось, сейчас от странника останется мокрое место. Но лешие вдруг отскочили, словно разглядев на нем какой-то особый знак. Со всех сторон послышались вопли и завывания:
– К Ямале! К Ямале! Ведите его к Ямале!
Тимка никуда не хотел идти, но лешие гурьбой забежали назад и стали дуть ему в спину. Он не удержался и пролетел, наклонившись вперед, несколько шагов. Теперь перед ним торчала уродливо слепленная снежная баба или, скорее, снежный старик, с головой как тыква и дырками вместо глаз. Однако эти дырки смотрели. Встретившись взглядом с Ямалой, Тимка почувствовал, что ему стало одновременно страшно, холодно и противно.
– Ямала, Ямала! – завывали за спиной лешие. – Мы нашли его; он теперь наша добыча, наша добыча! Он наш, Ямала, – отведи его к пленникам!
Ямала сделал какой-то незаметный знак, и все они сразу смолкли. В наступившей тишине заскрипел его собственный голос, похожий на звук ржавого колодезного ворота – был у бабули в деревне один колодец, заброшенный из-за того, что какой-то сумасшедший вылил туда ведро помоев.
– Что гласят правила? Отвечай! – ткнул пальцем Ямала в первого из столпившейся перед ним своры.
В ответ леший заученно забубнил:
– Кто приходит сюда ради собственного величия и наслаждения, питается ими до тех пор, пока не станет ничтожно мал и страшно несчастен. Кто придет сюда для провождения времени, не заметит, как кончится все его время. Кто отдаст нам решение своих проблем, взамен отдаст нам самого себя...
Ямала указал на Тимку:
– Он пришел сюда ради собственного величия или наслаждения? Может быть, он хотел провести здесь время или принес нам свои проблемы?
Спрошенные молчали. В тишине стало слышно, как постукивают их деревянные сочленения – не иначе, лешие начинали дрожать от страха.
– Отвечайте все, не то вам придется плохо!
Стук усилился, отчего казалось, что за спиной раскачиваются, задевая друг друга, голые сучья тоскливого осеннего леса.
– Итак, вы забыли правила, – проскрежетал Ямала. – И будете за это наказаны. К тому же, – он выразительно кивнул на Тимку, – разве тут можно что-нибудь сделать… вот так сразу?
– Но неужели ты отпустишь его, Ямала? – зазвучали вокруг жалобные завывания.
– Он может идти куда пожелает.
Тимка понял, что теперь лешие не станут дуть ему в спину. Вместе с тем что-то оставалось недосказанным: не мог этот страшный Ямала отпустить его по доброй воле! Скорее всего, он просто не в силах его задержать.
Было ясно, что Тимку здесь что-то охраняет: ведь ни встреченные у входа манекены, ни эти лешие ни разу до него не дотронулись. Они запугивали его, старались обмануть, но прямого насилия не применяли. Что их останавливало? Этого Тимка пока не знал. Пользуясь свободой, он шел вперед, чтобы скорее найти в этих коварных пространствах своего украденного папу.
– Но потом ты сделаешь что-нибудь, о Ямала? – прозвучал за Тимкиной спиной вкрадчивый вопрос какого-то лешего.
Омерзительный старик, похожий на снежную бабу, долго не отвечал. И когда уже Тимка отошел достаточно далеко, до него донеслись приглушенные голоса леших, передававших друг другу запоздалый ответ Ямалы: «Еще до того, как минет день… прежде, чем минет день!»
33
Некоторое время прошло без происшествий. Дорога была однообразной и скучной, но Тимка уже знал цену здешним развлечениям, вроде болтливых девчонок, заводящих в полынью, или лосей, перекидывающихся в верблюдов и северных оленей. Вдруг впереди послышалось собачье повизгиванье, и Тимка увидел Аркашку Меньшибратова, окруженного целой стаей веселых шавок различной величины и окраски. Среди них были также и кошки, непонятным образом затесавшиеся в этот собачий круг. Все они тянули морды к Аркашке, привставали перед ним на задние лапы и, казалось, готовы были водить вокруг него хоровод.
В этой компании было весело. От нее веяло искренним дружеским единеньем, но кто их знает… Уже научившийся осторожности Тимка не спешил к ним присоединиться. Он вслушивался в себя – похоже, на этот раз внутреннее чувство не предупреждало его о подвохе.
– Мне с ними хорошо! – крикнул Аркашка, запыхавшийся от того, что должен был трепать всю обступившую его живность по ушам, а с самыми настойчивыми еще и протанцевать, кружа партнеров за передние лапы. – Я выбрал их вместо того, чтобы играть в здешние игры, потому что тут все ненастоящее! А они настоящие!
Действительно, шавки были настоящие. До Тимки долетал пряный дух разогретых в движении собачьих тел, запах вспотевшей шерсти. Похоже, никто не подбирал их по росту либо по цвету, и вокруг Аркашки они столпились самым что ни на есть беспорядочным образом. Эта естественная сумятица принесла Тимке облегчение: он словно освежился в ней после всех тщательно продуманных ловушек, в которые едва не попал.
– Живые! – вновь похвастался счастливый Аркашка. – Знаешь, Тимыч, животные – они ведь от слова «жизнь»!
– Ага, помню…
Когда проходили основу слова, Людмила Викторовна объясняла значение корня как раз на этом примере…
– Тут все странное, Тимыч… Как будто неживое... – Аркашка искоса скользнул взглядом по простиравшимся вокруг, неведомо что таящим в себе пространствам. – А с ними мне хорошо! Жизнь, животные – это здоровско!..
И он обернулся к очередной жеманно прищурившейся дворняге, ожидавшей своей очереди с ним танцевать. Опасности и каверзы здешнего места не имели власти над Аркашкой, окруженным живыми и настоящими, безоглядно преданными ему существами.
Помахав на прощание человеку и его друзьям, Тимка пошел дальше. Вскоре он увидел другого своего одноклассника: толстый Денис Коротков сидел на корточках в тесном круге, очерченном на земле. Он едва помещался в нем и с тоской оглядывался по сторонам.
– Привет, – остановился возле него Тимка. – А что ты тут сидишь?
– Для безопасности, – вздохнул Денис. – Мне нельзя выйти за границы круга, иначе я попаду в беду. Сам знаешь, сколько на свете страшного…
– Так и будешь сидеть внутри круга? – удивился Тимка. – Да это же с ума сойти можно!
– А что делать? Ведь на мне нет такой защиты, как на тебе…
Тимка хотел спросить, что это за защита, но ему стало жаль Дениса, осужденного на тесноту и неподвижность. Захотелось поддержать товарища, сказать ему что-нибудь хорошее:
– Прости, Денис, что в школе мы над тобой смеялись. Ты оказался прав – жизнь полна опасностей. Просто ты узнал о них раньше нас, тебе твоя тетя рассказывала… А мы, глупые, жили без оглядки и только чудом не попадали каждый день в беду!
– Сидеть здесь будто в клетке – тоже беда, – не согласился Денис. – Надо так, как ты: и защищен, и ходишь куда захочешь. А моя бабушка не догадалась… Ни родители, ни тетя – никто!
– Как же я защищен? – наконец спросил Тимка.
Но Денис только рукой махнул и заерзал на корточках. Сколько он так будет сидеть – всю жизнь? Ведь опасности, от которых он прячется, никуда не исчезнут…
Тимке очень хотелось помочь приятелю, но он не представлял себе, что можно сделать. К тому же ему следовало идти дальше. Где-то здесь, даже страшно подумать, держат в плену его папу! Так скорее в путь…
Вскоре однообразная картина дороги изменилась. Тимка увидел стройного человека в необычной одежде: сквозь широкий вырез жилета выглядывала расшитая петушками рубашка, в поясе он был перетянут широкой синей лентой, а обут в отделанные мехом, неслышно ступающие сапоги. И вот этими сапогами незнакомец взад-вперед мерил небольшой участок дороги, озабоченно считая шаги: три… семь… двенадцать… Его мягко очерченное лицо с небольшой русой бородкой покрылось от усердия мелким потом.
– Вы землемер? – спросил Тимка.
– Купец первой гильдии Иван Устроев, – тряхнув волосами, отвечал незнакомец. – Потомственный: и отец и дед торговали. На мне вот только оборвалось…
– Почему же на вас оборвалось? – сочувственно переспросил Тимка. – Торговали бы себе дальше…
Купец Устроев пожал плечами:
– Как бы я мог?.. Революция началась! Вся власть советам, а чего нажил, отдай, стало быть, в казну…
– А вы не отдали?
– Да я еще прежде… еще до большевиков хотел хоромы свои под богоугодное дело определить, – горячо заговорил он. – Сперва приют устроить решил, а как война началась, так гошпиталь… Чуть-чуть не поспел, силой отняли…
Тимка слушал, стараясь все правильно понять. Потомственный купец ему нравился и даже как будто казался знакомым. Странное дело: это приятное лицо чем-то напоминало Тимке и Третьякова на фасаде картинной галереи, куда водил его папа, и барельеф на стене Морозовской больницы, где ему маленькому вырезали аппендицит, и портреты в учебниках москвоведения под общим заголовком: «Купцы-благотворители». Если бы новый Тимкин знакомый состарился, у него была бы такая же седая окладистая борода, такая же степенная важность в лице и такой же внимательный дружелюбный взгляд…
– А почему вы так давно жили, а не старый?
Купец вздрогнул и с минуту молчал – похоже, Тимкин вопрос отчего-то пришелся невпопад. Но он все же заговорил глухим, не похожим на прежний, голосом:
– Так меня… в тех самых хоромах, что отдать сбирался… в том зале, где теперь болван стоит…
– Какой болван? – удивился Тимка.
– Увидишь еще, какой… На том, значит, месте зацепили веревку за крюк в потолке и петлю на конце сделали…
– Для чего петлю? – почему-то начиная дрожать, спросил Тимка.
– Вот тебе и зачем… Зато теперь я, невинно убиенный, в хоромы свои наведываться могу. Вот и пришло время наведаться…
Тимка пытался осмыслить, что имеет в виду его новый знакомый, но у него никак не получалось. Он понимал Ивана Устроева не умом, а каким-то внутренним чувством. Например, когда купец морщил лоб, ему тоже становилось грустно. А когда складки на его лбу разглаживались, так и у Тимки появлялась надежда, что все будет хорошо.
– Я ничего не понял, – все же признался Тимка.
– Да тебе оно пока и без надобности. Давай-ка вот лучше путь сочтем, – встряхнул головой купец и стал разматывать свой синий шелковый пояс. – Вот кушаком смерим.
Один конец пояса он протянул Тимке, другой взял сам. Вдвоем они растянули ленту во всю длину и смерили ею заветное расстояние. Вероятно, расчеты купца сошлись, потому что он удовлетворенно вздохнул, вытер пот со лба и опустился на землю перевести дух. Тимка тоже сел рядом, решив отдохнуть минутку и идти дальше.
– Ну вот, стало быть, твое дело сладится, – умиротворенно заключил купец.
