Текст книги "Хроники Моза (СИ)"

Автор книги: Вероника Тутенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 50

Прекраснейшая

Ожидание... Второе его имя бесконечность. И радость или боль – другие имена, когда оно, наконец, кончается.

– Что-то очень уж долго их нет, – начал беспокоиться Альбин, а Май без лишних слов взмахнул мечом и шагнул в туман.

– Я с тобой! – захлопал крыльями Моз. – А ты, Альбин, охраняй здесь Тайну, и ждите нас с Амарантом.

Альбин вздохнул.

Да уж... как бы не так... обойдутся они без него... Всё это так, пустые слова, а на деле великанов побеждают белые вороны, да...

Возможно, конечно, у Мая и Моза на этот счёт были иные соображения, об этом летописцам ничего не известно, кроме того, что оба были полны надежд на скорую встречу с Амарантом...

– Уфф! Никогда ещё не приходилось мне видеть такого тумана, – выдохнул Май. – И знаешь что, Моз, я пришёл к мысли, что туман будит любопытство.

– К концу пути ты стал значительно мудрее, чем был в его начале, – отметил Моз. – Не зря говорят, одно путешествие даёт гораздо больше уму и сердцу, чем зачитанная до дыр библиотека. И всё же, Май– Милентий Кинли, часто туман скрывает нечто прекрасное и в то же время коварное.

– Да, прекрасное иногда бывает коварным, – согласился Май, вспомнив нимф и Деву Дождя. – Но надо бы поторопиться, туман всё гуще, к тому же темнеет. Как бы не сбиться с пути...

– Когда-то в Сольвейге было светло даже ночью от оперений жар-птиц, разгуливавших стаями вокруг дворца, – вздохнул Моз.

– А где же теперь эти чудесные птицы? Признаться, никогда о таких даже не слышал... – удивился Май.

– Хотел бы я знать, – развёл крыльями Моз. – М-да... Царь Кошмар не выносит яркого света.

Туман всё густел, вступая в сговор с сумерками. И вдруг их озарили птицы со светящимся разноцветным оперением.

Да-да, это были именно жар-птицы. Так вот куда мигрировали они из Сольвейга!

Птицы слетелись в круг и распушили хвосты, словно приглашая полюбоваться роскошным своим оперением.

– Они танцуют, Моз! Смотри! Танцующие птицы. Ты видел что-нибудь подобное в Долине Радуг?

– Смотреть на жар-птиц слишком долго опасно...

– Опасно? Ерунда! А музыка? Откуда здесь музыка?

– К стыду своему, Май-Милентий Кинли, я даже не знаю, как называется диковинный этот инструмент, похожий на там-там и саксофон одновременно.

– Как же они прекрасно танцуют, Моз! Так бы смотрел и смотрел бесконечно их восхитительный танец!

– Верю, Май-Милентий Кинли, но не забывай, мы здесь, чтобы освободить Амаранта. А отнюдь не для того, чтобы любоваться танцем жар-птиц.

– Они приведут нас к Амаранту!

– Или заманят в пустыню, – покачал головой Моз.

– Эге-гей! Амарант! – крикнул Май в туман.

Ответом ему было птичье пение, такое прекрасное, что с ним не могли сравниться даже трели соловьёв из Берёзовой рощи.

Будто бы капли дождя в сговоре с ветром пронеслись по поляне золотых колокольчиков.

– Как поют жар-птицы! – Май даже закрыл глаза от наслаждения.

– Клянусь моей бородой, – вскричал Моз, – это поющий ворон Амаранта. – А жар-птицы, да будет тебе известно, Май-Милентий Кинли, вообще не поют – довольно с них и того, что они так красивы.

– Это так... Если бы их пение было также великолепно, как и оперение, это было бы слишком... Но Амарант нам не ответил... Почему? Эге-гей! Амарант! Отзовись!

Ответил снова ворон Амаранта, и в этот раз трели звучали также восхитительно, но грустно, будто по колокольчикам пронёсся не просто дождь, а град, и теперь им трудно было поднять свои золотые цветочные головы.

– Если я хоть немного разбираюсь в музыке, то старина Амарант в беде.

– Амарант! Эге-гей! – в третий раз крикнул Май, и был услышан, наконец, не только вороном.

Из тумана вышла не то фея, не то птица. Изящный стан нимфы переходил вдруг в птичьи ноги с острыми когтями на пальцах, а на лице с огромными глазами не было ни носа, ни рта, а вместо них топорщился длиннющий птичий клюв.

– Кто вы? – спросил Май.

– Нет, это вы кто такие? – заклацала клювом полуфея-полуптица. – Зачем пожаловали к нам?

– Мы ищем чародея Амаранта, – не стал лукавить Май. – Но если верить Деве Дождя... а в том, что прекрасному можно всегда верить, теперь, признаться, я уверен не совсем... сначала нам предстоит встреча с Прекраснейшей.

– Вы уже встретились с ней, – сделала шутливый реверанс фея, не слишком красиво переставляя ноги с когтями.

– Вы хотите сказать, что вы Прекраснейшая и есть? – утратил на несколько взмахов крыльев мотылька природную деликатность Моз.

–Именно! – взмахнула рукой, как крылом, назвавшая себя Прекраснейшей.

– Но тогда вам, наверняка, известно, где томится в заточении Амарант, – не стал вступать в ненужные споры Май.

– Томится в заточении? – расхохоталась фея, похожая на птицу, а сходство это ещё больше усиливала её странная одежда из разноцветных перьев.

– Тише! Музыка смолкла, – всполошилась странная фея. – Жар-птицы, летите за мной!

И поспешила быстрее крылатых куда-то в туман.

Май ринулся было за ними, но, увязнув в песках, выбился из сил.

– Не спеши: я полечу за ними, а ты найдёшь нас по перьям... – бросил ему налету мудрый Моз. И, выдернув клювом пёрышко у себя из хвоста, ободряюще помахал Маю крылом.

Позже в своём непревзойдённом трактате Моз подробно опишет парадоксальность ситуации: в обличие ворона он смог поступить мудрее, чем мог бы поступить в обличие мудреца, из чего сделал весьма смелое предположение, что мудрец в обличие чёрного ворона мудрее мудреца в обличие мудреца. Однако Альбин принялся так горячо оспаривать это предположение, что, дабы сохранить давнюю дружбу с белым вороном, мудрец был вынужден исключить сей пункт из своей работы в ущерб науке.

А пока Май пробирался по пескам сквозь туман, и стрелками-указателями ему служили чёрные перья друга. Кое-где на пути попадались и пёрышки жар-птиц всех цветов и оттенков кроме чёрного и белого.

А таинственные звуки снова складывались в приятную, хотя и однообразную мелодию.

– Ха! Всего лишь музыка! Прекраснейшая любит музыку, как и подобает Прекраснейшей! – открытие придало Маю уверенности и беззаботности. Теперь он знал, с чем, а вернее, с кем предстоит ему иметь дело. И всё же чем же она так безоговорочно хороша, что заслуживает эпитет "прекраснейшая"?

С каждым шагом становилось всё интереснее и интереснее, и с каждым шагом разгадка была всё ближе.

Музыка была не то, чтобы приятной ( нельзя было назвать её и неприятной), а монотонной и при этом завораживающей. В такт ей теперь в тумане пульсировали разноцветные блики света, которые с каждым шагом становились всё ярче. Жар-птицы! Прекраснейшая любит не только музыку, но и свет. Новый вывод о Прекраснейшей был также приятен, и Май ещё нетерпеливее двинулся вперёд.

И ничего удивительного, что прекраснейшие птицы Страны Грёз улетели в пустыню. Наверное, так и должно быть. Прекраснейшее должно находиться рядом с прекраснейшим.

Птицы важно вышагивали, расправляя крылья, то вдруг все вместе поднимались над землёй, то снова опускались на песок, показывая свой прекрасный наряд, как будто все они были лепестками восхитительного волшебного цветка. Май даже зажмурился от удовольствия на несколько взмахов крыльев мотылька – так прекрасно было увиденное.

Птицы расступились в своём восхитительном танце перед Маем, как будто только его и ждали, разом поднялись в воздух, сошлись клювами в единой точке над землёй.

Танец – великая сила, хоть и не все это осознают. Заклинания даже самых великих чародеев бессильны над тем, кто волшебно танцует.

Что может быть лучше танца? Философские трактаты? Глаза прекрасной Тайны? Или, может быть, балалайка? Нет, в тот взмах крыльев мотылька все наши герои воскликнули бы разом: "Прекраснее танца может быть только танец Прекраснейшей и её жар-птиц".

Можно ли вообразить невообразимое? Если ваш ответ, дорогой читатель, "да", то закройте глаза и представьте, как в пустыне закат сменяется рассветом, и Вечное Светило прячется за горизонтом, потому что даже оно не может затмить оперение жар-птиц.

Вы когда-нибудь видели, как фея превращается в птицу, птица в кошку, кошка в цветок, а цветок – в мотылька? Нет-нет, имеются в виду отнюдь не превращения иных колдуний типа Пунгеи с помощью заклинаний, да ни у одной из них это не получилось бы с таким изяществом; превращение в дерево или сову – тот предел, на который они горазды.

Но есть средство куда более сильное, чем заклинания, и имя его – танец.

Несколько взмахов рук, и они кажутся похожими на крылья.

И миражи вплетаются в ритм, стремясь усилить сходство.

Они – облака, а потом сразу тучи, и исходят дождём, уходящим в песок. Падает тень на него, но нет, это уже не птица, а дикая кошка, гибче её не найти, разве что только лианы. Нет, это не лианы – руки, как листья, тянутся к тучам напиться росы, а ноги корнями уходят в песок.

"О, как она прекрасна!" – восклицают путники, нашедшие конец пути в бесконечной и причудливой пустыне, и ни у кого из них уже нет сомнений в том, что Прекраснейшая прекраснее всех, и танец её чудеснее всех чудес.

– Ах! – вырвалось у Мая. – Моз, дружище, мне не хочется отсюда уходить.

Мудрец понимающе кивнул и уселся на плечо Мая, откуда было удобнее наблюдать за бесконечным танцем перевоплощений.

Есть ли что-нибудь более прекрасное, чем танец Прекраснейшей – мнения мудрецов по-прежнему расходятся на этот счёт, поэтому самое мудрое – не присоединяться ни к тому, ни к другому мнению, а просто соглашаться с тем несомненным фактом, что танец Прекраснейшей прекрасен.

Глава 51

У Грота

Напрасно Тайна и Альбин всматривались в туман, он оставался таким же неподвижным и густым.

– Пр-ридётся идти выр-ручать, – принял решение белый ворон и устремился навстречу опасностям и новым подвигам.

Тайна в образе лесной колдуньи едва поспевала за ним.

– Послушайте, уважаемый ворон! Вы не могли бы лететь чуть-чуть помедленнее.

Альбин вздёрнул клюв от того, что его называли "уважаемый ворон".

– Можете называть меня просто Альбин, прекрасная фея. Никто не отдаёт мне должного почтения, но я к этому, кар, привык. А если я спешу, так это только, кар, потому, что наши друзья в опасности...

– Нет, нет, опасность вовсе не так страшна, я чувствую это... Мы можем лететь и идти чуть медленнее.

Сквозь туман уже можно было рассмотреть, как кружатся перед замершими в восхищении невольными зрителями жар-птицы и их повелительница, и издали это, действительно, совершенно не представлялось опасным.

– "Чувствовать" больше, чем "знать", – изрёк Альбин, и эта фраза стала впоследствии крылатой, а уж в истинности её значения не усомнится никто.

Желая угодить прекрасной Тайне, Альбин пытался было подражать мотылькам, парить, как они, но вороны гораздо тяжелее нежнокрылых насекомых и не так изящны.

– Когда я смотрю на мотыльков, мне кажется, что это цветы, научившиеся танцевать, – изрёк Альбин (да, да и эта крылатая фраза принадлежит белому ворону).

И в этот взмах крыльев мотылька Альбин подсказал Тайне решение, за которое ему впоследствии присудили звание мудреца, невзирая на то, что вороном не создано ни одного трактата. Но иногда одна фраза приносит больше пользы, чем груды томов.

– Нужно её пе-ре-тан-це-вать!

– Перетанцевать? Но я не умею... – растерялась Тайна. – Да и в этом теле даже просто ходить неудобно.

– Всегда можно научиться, – невозмутимо повёл клювом Альбин. – Тем более, что время у нас неограниченно. Похоже, они собираются сидеть здесь целую вечность, пока она танцует.

– Но у кого учиться танцу? – задумалась Тайна. – Да, ты прав, мудрый ворон... Я буду учиться танцу у мотыльков! Мотыльков тоже никто не учил танцевать, но сколько нежности и лёгкости в их танце! Жар-птицам и тем не сравниться! Я буду учиться танцу у облаков! У ветра! У песка! И я научусь танцевать!

Мотыльки уже радостно хлопали крылышками. Альбин довольно закивал головой, но уже в следующий взмах крыльев мотылька и сам залюбовался Прекраснейшей.

Тайна поспешила отвернуться, чтобы жар-птицы не зачаровали и её.

И заторопилась обратно в пустыню, где можно было спокойно постигать искусство Танца.

Раз – взмах крыльев мотылька. Два – взмах крыльев мотылька.

Каждый взмах крыльев мотылька – песчинка. Стать песчинкой, и пусть её подхватит ветер. Оказалось, для этого не нужны заклинания. Или танец и есть заклинание?

– Мудрый ворон! Смотри: это чудо! Можно превращаться без заклинаний и рассказывать без слов!

Но клюв Альбина был по-прежнему повёрнут в сторону Прекраснейшей и жар-птиц.

– Как будто бы я умела танцевать, но почему-то забыла, а теперь осталось только вспомнить, – продолжала удивляться Тайна.

Кто-то когда-то сказал, какой-то, вероятно мудрец, что время как песчинки, ускользает сквозь пальцы в пески. Зачерпни его снова, ведь время – вода.

Капли падают с неба на листья берёз... Белоствольные танцы деревьев... Нет, время – не песок. И не вода. Взмах крыльев мотылька! И в нём разгадка тайны, почему не может взлететь цветок. Верно ворон сказал, все цветы умеют летать. И Тайна, проросшая цветком в пустыне, летит, и корни, и листья становятся частью узора на крыльях мотылька, которого не могут затмить даже жар-птицы ярчайшим своим оперением... Спадают колдовства оковы, и тело, как прежде, становится легким и юным.

– Ворон прав! – услышал послание без слов Альбин и медленно повернул клюв от Прекраснейшей и жар-птиц к Тайне и мотылькам.

– Какой таинственный танец! Пре– кар!– снее я ничего не видел!

И Альбин принялся клевать друзей и какого-то незнакомого чародея, на плече которого восседал черный ворон, чтобы они тоже могли насладиться волшебством без заклинаний, ещё более изысканным, чем танец Прекраснейшей.

Когда же и она повернула клюв в сторону соперницы, то заплакала от обиды и злости! Её пе-ре-тан-це-ва-ли!

– Я уйду еще дальше в пустыню, и буду репетировать, репетировать, я буду танцевать ещё лучше, и тогда уж точно никто никогда не сможет меня перетанцевать! – пообещала она и в окружении птиц затерялась в песках.

Никто и не заметил её ухода. Все носы и клювы были обращены к другой.

– О, танцуй бесконечно в пустыне, а мы будем бесконечно смотреть на тебя! – попросил было Май, но Тайна сказала "нет, нет" и взяла его за руку: "В Стране Грёз ещё много прекрасных мест. А мой танец в пустыне окончен".

Амарант и отыскавшие его герои и поющий ворон постепенно приходили в себя.

– Старина Моз! – обрадовался чародей. – Зачем ты превратился в ворона? Я едва узнал тебя без твоей белоснежной бороды...

– Не спрашивай, дружище, а лучше поскорее расколдуй меня обратно в мудреца.

– Ах да, прости старина, – ударил себя по лбу ладонью Амарант. – Я совершенно забыл, что в Стране Грёз теперь полным-полно чародеев, и творят они теперь, что хотят.

И приняв серьёзный вид, как и подобает чародею, Амарант закружился на месте, нараспев читая древнее заклинание:

Ветер, вей, неси песчинки.

Не осталось ни соринки.

Собирай травинки, ветки.

Птицы вырвались из клетки.

Ветер, вей, по-волчьи вой.

Снова стань самим собой.

Ты гнездо нам, птица, свей-ка

на окраине Сольвейга.

В тот же взмах крыльев мотылька Амаранта и его избавителей подхватил ветер. Что и говорить, Амарант не только мудрый правитель, но и могущественный чародей, даже Элс с ним не сравнится.

Глава 52

«Спой и попляши»

Таверна "Спой и попляши" не была одной из многих питейных заведений такого рода, где владельцы начищенных до блеска драконов после пятой кружки эля, обнимаясь, запевают:

"Не дарил я тебе чёрных роз,

Не бродил по Сольвейгу с тобой..."

Здесь было слишком чинно и уютно и вопреки названию подавали один лишь тёмный эль, сваренный, правда, превосходно и по особому рецепту. Кухня же славилась не только отменными, но и разнообразными яствами, ведь шеф-поваром таверны был ни кто иной, как младший брат царского повара Ангара, всячески старавшийся оного не только не посрамить, но и превзойти в кулинарном искусстве.

И даже мудрецы и чародеи, с известным презрением относящиеся ко всем прочим тавернам, эту не всегда обходят стороной. Говорят, дело в сговоре светлячков, сверчков и кузнечиков. И тех, и других, и третьих в окрестностях таверны на окраине Сольвейга даже во времена правления царя Кошмара почему-то всегда было в таком множестве, как нигде во всей Стране Грёз. Настоящий оркестр насекомых, сделавший таверну "Спой и попляши" легендой! Да, как прекрасна игра скрипачей-кузнечиков на закате! А пение сверчков! А цветомузыка светлячков превращает обыкновенную влажную от росы поляну в маленький зелёный небосвод. Где ещё возможно такое чудо, как ни в Стране Грёз? Где ещё вечера так же волшебны, как на окраине Сольвейга?

Да, наши герои, победившие Чёрного Великана, разгромившие армию царя Кошмара и освободившие чародея Амаранта вместе с его поющим вороном, перенеслись из песков, дождя и тумана как раз на ту самую поляну, на которой всегда открыты для гостей двери уютной таверны.

– Ах, эти скрипки, я сейчас заплачу, – театрально сложил крылья сентиментальный Альбин, а ворон Амаранта принялся подпевать сверчкам, отчего фонарики светлячков засияли ещё ярче.

Словно дивная жар-птица, с неба катится звезда, чтоб в фонарик превратиться, не погаснуть никогда.

– Пойдёмте скрор-рее в таверну, кар, я очень устал! – поспешил Альбин занять единственный свободный столик в зале и, усевшись на высоком добротном стуле, отдалённо напоминающем трон, закатил от наслаждения глаза. Какая музыка!

Внутри таверны случайных посетителей и завсегдатаев всегда ожидает живое произведение искусства – гигантский кузнечик Эвиан.

Никто никогда не видел, чтобы он ел и пил и прекращал играть на скрипке.

Отсюда можно сделать вывод, что в отдельных случаях высокое искусство может заменить собою пищу и питьё в их традиционном понимании. Но, следует подчеркнуть, только в отдельных случаях, если речь о таких гениях, как Эвиан.

Но не только ценители эля и таланта засиживались в таверне. По какой-то странной причине (а может, и без неё) здесь частенько собирались ругать, пусть и вполшёпота, эпоху. Но теперь, в пору перемен, когда было ещё не понятно, ругать или хвалить новую власть, сюда приходили просто пропустить кружку эля и обсудить последние новости. Что же касается Элса, то он заглянул в легендарную таверну просто потому, что давно в ней уже не бывал.

– Амарант! – узнал с порога чародей.

– Тише, тише, Элс, – приложил палец к губам Амарант. – А я-то уже думал, меня совершенно забыли в Стране Грёз...

Насмешливым и в то же время чуть горестным взглядом он окинул таверну, где прежде не успел бы он коснуться порога, как звучали бы песни в его честь, а теперь посетители продолжали пить эль, а сверчки и Эвиан – славить закат.

– Скажу вам, друзья, что так даже лучше. Это повсеместное внимание непомерно меня тяготило. Надо бы и вовсе запретить эти оды...

– Неужели вы тот самый Элс? – так и замер Май у входа.

– Да, я и есть тот самый Элс, – простодушно подтвердил чародей, – и это так же верно, как то, что другого Элса в Стране Грёз нет и быть не может.

– Стране Грёз достаточно и одного такого отважного героя, – продолжал восхищаться Май, напрочь забывший о собственных только что совершённых подвигах.

– Вот только сомневаюсь, можно ли меня назвать отважным героем...

– Вы сомневаетесь?! – удивился Май скромности легендарного Элса. – О вашем подвиге слагают песни, а вы сомневаетесь, можно ли вас назвать отважным героем?!

– Подожди, подожди, славный юноша. Я не слышал этих песен и не знаю, о каком подвиге идёт речь? И вовсе я не герой, – Элс отнюдь не хотел присваивать себе чужие заслуги, что, несомненно, делает ему честь. – В своей жизни я не совершил ни одного подвига...

– Я имею в виду ужасного Сморчка Козлоборода, – осторожно напомнил Май.

– Ах, это! – засмеялся чародей. – Разве ж это подвиг? Такие "подвиги", мой юный друг, я совершаю чуть ли не каждый день...

Май даже присвистнул, восхищаясь силой, храбростью, а главное, скромностью величайшего героя. – Вот только... – нахмурился Элс. – Откуда тебе известно о Сморчке Козлобороде, ведь, кажется, я никому об этом не рассказывал, кроме одного своего старинного друга?..

– Весь Солнечный лес говорит об этом, – пожал плечами Май.

– Весь Солнечный лес?! – изумился Элс. – Неужели сам Сморчок Козлобород и рассказал обо всём...

– Но разве Сморчок Козлобород не превратился в дым? – удивился Май.

– Нет, в дым я его не превращал, – возразил Элс. – Я превратил его в обыкновенного карлика, похожего на карлика ущелий. Наверное, вышла какая-то путаница.

– Так вы чародей? – ещё больше удивился Май, и Элсу показалось, что в голосе юноши прозвучало разочарование.

– Да, чародей! – с вызовом ответил Элс. – А вы, пылкий юноша, похоже, недолюбливаете чародеев.

– Вовсе нет! – возразил Май. – Просто я был уверен, что вы сражались с ужасным Сморчком Козлобородом безо всяких там заклинаний, а один на один – на шпагах или, там, на саблях, на рапирах, уж и не знаю...

– Что за нелепость! Нет, здесь, явно вышла какая-то путаница, – раскипятился Элс. – Зачем я должен был сражаться со Сморчком Козлобородом, если он так радушно встретил меня?!

– Ужасный Сморчок Козлобород?!!

– Сморчок Козлобород... Но теперь после превращения он вовсе не так ужасен...

– Ха-ха!.. Так значит р-раз Смор-рчок Козлобор-род не пр-ревратился в дым, то и подвига никакого не было! – сделал вывод Альбин и чрезвычайно обрадовался этому открытию.

Страна Грёз ещё узнает истинных героев!

– Да, не было никакого подвига... – развёл руками Элс.

– Тогда вот что, – растерялся Май. – Одна прекрасная нимфа просила передать вам этот венок. Май протянул Элсу венок из серебряных колокольчиков. – Так же она просила вам сказать, что серебряные колокольчики скоро отцветут.

Элс пожал плечами.

– Какая нимфа? Какие колокольчики? Может быть, она просила передать венок кому-то другому?

– Может быть, есть ещё один Элс?.. – неуверенно предположил Олди.

– Насколько мне известно, а мне известно всё или, во всяком случае, почти всё, благодаря моему хрустальному шару, – чародей погладил свой широкий рукав, в котором всегда носил бесценный шар, – в Стране Грёз только один Элс, и он перед вами. Если вы только не из тех новомодных философов, которые утверждают, что никто из нас не знает сам себя, а я вижу, вы не из тех, то Элс это я и есть!

– Нимфа просила передать венок Элсу, отважному герою, победившего ужасного Сморчка Козлоборода, и леший тоже сказал, что Сморчок Козлобород превратился в дым... – пожал плечами Май.

Слёзы навернулись на глаза чародея.

– Старина Сморчок Козлобород... превратился... в дым? Он был моим лучшим другом, даже лучше, чем Фонфар, однажды выставивший меня за двери. Ну да, не будем вспоминать плохое... А Сморчок Козлобород... был так гостеприимен... так дружелюбен. Хоть и чуть-чуть диковат... Но что возьмёшь с того, кто вырос в чаще леса... – чародей рыдал уже в полный голос. – Он... он... никому не делал зла... И кто же посмел превратить его в дым?

– Элс!!! – воскликнули разом герои.

– Это грязные сплетни! Не иначе, как нимфы распустили их за то, что я помешал им заманить в свои сети... сам не знаю кого...

– Нас! Это были мы, – догадался Моз. – Спасибо, отважный герой!

– Я не герой! И уж тем более не превращал в дым своего лучшего друга...

– Простите, – счёл за лучшее Май не бередить рану Элса.

– Но ведь другого Элса в Стране Грёз нет? – не унимался Альбин.

– Значит, всё-таки есть... – засомневался Элс.

– А может быть, был какой-то другой Смор-рчок Козлобород, который как раз-таки превратился в дым... – пожал плечами Моз и погладил бороду.

– Не было др-ругого Смор-рчка Козлобор-рода! – не понравилась эта версия Альбину.

– Два Сморчка Козлоборода для одного Солнечного леса – нет, это слишком, – неуверенно возразил Элс. – Неужели и впрямь...

В раздумьях Элс обхватил голову руками и не заметил, как в таверну вошёл Фонфар, также весьма удручённый, ведь поговаривают, что теперь, когда у Страны Грёз будет новый, вернее, старый правитель – Амарант, тайным советником снова станет его поющий ворон. А какая участь теперь ждёт его, Фонфара?

Но увидев Амаранта распивающим эль с Элсом, несколько повеселел.

Все за столом так или иначе были знакомы Фонфару. И прежде всего сердцеед поклонился фее, почти столь же прекрасной, как Севериана.

– Кажется, мы с вами знакомы... – франт был вынужден замолчать под строгим взглядом Мая и, поклонившись чародеям, обратился к сопернику и всей его компании. – И с вами, помнится, тоже... А это, если не ошибаюсь, ворон, который путает чёрное и белое...

– Не ошибаетесь, – ехидно ответил Альбин. – А где же дракончик с жёлтыми крыльями?

Но Фонфар вовсе не собирался отчитываться перед наглой птицей.

– Ты чем так расстроен, старина? – обратился к Элсу.

– Мой лучший друг превратился в дым – это во-первых и в главных. А во-вторых, в Стране Грёз, как оказалось, есть ещё один Элс. И он отъявленный злодей, хоть его и величают героем.

– Ещё какой отъявленный злодей! – горячо подтвердил Фонфар.

– Значит, и ты о нём слышал?

– Не только слышал, но и видел... Да, Элс, он говорит, что зовут его точь-в-точь, как тебя!

– И как же выглядит злодей?

– Обычный карлик ущелий, только очень уж несимпатичный. Никаких, как говорится, особых примет, кроме осинового венка, который, как он утверждает, подарила ему прекрасная нимфа. И я бы ни за что в это не поверил, если бы не знал об одном дивном аромате... Ты понимаешь, о чём я?..

– Не может быть! – ударил себя по лбу Элс. – Какой же я простофиля! Так он представляется Элсом?

– Именно! – не без злорадства подтвердил Фонфар.

– Мой лучший друг предал меня. А я... я желал ему только добра.

– И отдал ему волшебный одеколон, – укоризненно напомнил Фонфар.

Элс вздохнул.

– Зато дивный аромат, похоже, навсегда вошёл в героический эпос Страны Грёз, – подмигнул чародею Джад и, ударив по струнам балалайки, исполнил слово в слово песню, которые услышал от нимф в Солнечном лесу.

Жил в чаще леса страшный дух,

Его сразил наш верный друг.

Путь роста небольшого он,

Зато красив он и умён,

Зато отважен и силён,

В одну из нимф навек влюблён.

Из рук её он взял венок,

Вернуться обещал ей в срок,

Весь лес их счастью будет рад.

О, этот дивный аромат,

Что источает храбрый Элс,

Наполнит снова чудный лес!

– Будешь знать, как называть друзьями... лучшими друзьями первых встречных, – поучительно заметил Фонфар.

– Прости, Фонфар... Мой лучший друг, конечно, ты. Не зря же говорят, что старый друг гораздо лучше новых двух.

– Вот это слова, достойные чародея!

– Так значит никто не побеждал Сморчка Козлоборода? – обрадовался Альбин.

– Никто, – подтвердил Элс.

– Ура! – воскликнул Альбин. – Чем меньше героев, тем больше на каждого чести!

– Угомонись, Альбин! Чести хватит всем, – заверил Май. И не ошибся.

Жители Сольвейга уже толкались в дверях, спеша приветствовать вернувшегося правителя и героев, а сверчки торопливо разучивали приветственный марш...

В Стране Грёз начиналась новая эпоха.

Послесловие:

На этом можно было бы и закончить наше повествование, но нельзя не упомянуть и о некоторых других событиях, последовавших за теми, которые запечатлены в Хронике.

Пожалуй, свадьбу Его Высочества Мая-Милентия Кинли и его наипрекраснейшей избранницы Тайны можно назвать самой красивой и романтичной страницей в истории страны.

Сколько об этом написано Альбином и Фонфаром и менее известными пиитами современности, что прежде, чем взяться за перо, невольно призадумаешься, стоит ли лишний раз тревожить и без того издёрганную по этому счастливейшему поводу Музу. Пусть уж нежится себе в эмпириях.

И всё же нельзя не расписать во всей красе это событие хотя бы в прозе.

Жаль, никто не видел, какое платье было надето на будущей правительнице Дольны Радуг, так плотно его облепили мотыльки, слетевшиеся со всех концов света поздравить распрекраснейшую.

А какой концерт устроили птицы! Правда, пение воронов, которые ни за что не пожелали остаться хоть чуть-чуть в стороне, его несколько портило, в особенности Альбина.

Приятным исключением здесь стал поющий ворон Амаранта Икарий.

К сожалению, они с Альбином так и не стали друзьями. Злые языки, а таковые, несмотря на все указы, всё ещё не изжили себя в Стране Грёз, утверждают, что дело всего-навсего в том, что питомец и друг чародея Амаранта значительно талантливее. Ну да оставим это на совести злых языков!

Да, хорошо ещё, жар-птицы напрочь лишены и голоса и слуха, да и вообще не открывают клювы понапрасну, дабы не утратить таинственность. Зато в танце превзойти их может только Прекраснейшая.

К счастливейшему событию ей было велено министром праздных дел воплотиться в танцующую радугу, с чем она восхитительно справилась.

Наш новый и с тех пор бессменный министр праздных дел Фонфар постарался на славу!

За танцем Прекраснейшей последовало не менее завораживающее выступление придворного балета жар-птиц.

О, как и танец Прекраснейшей, это надо было видеть! А если вам, дорогой читатель, не так посчастливилось, как мне, пожалуй, не дерзну описать это великолепие сверкающих красок, изящно вплетавшихся в праздничные ритмы.

В такт им покачивались воздушные шары, которых в тот день было по стране такое великое множество, что то тут, то там кто-то, взявший в руки их слишком большую охапку, невзначай взмывал за облака, и в дело приходилось вмешиваться чародеям.

Н-да, если бы это была свадьба царя Кошмара, они, может быть, и исхитрились бы не покидать свои вершины гор.

И только Эвиан отказался даже по случаю такого праздника оставить таверну "Спой и попляши", а заодно и все кузнечики, сверчки продолжали играть и петь на своей поляне, несмотря на то, что кроме них самих их никто в тот день не слышал.

Не было в тот день в Долине Радуг и Сморчка Козлоборода с его прекрасной избранницей.

Сердце Северианы, вопреки её обещаниям, ничуть не согревало огромный промозглый замок. Но зато в нём можно было кататься на коньках, напрочь забыть о том, что Страна Грёз готовится к войне с Белым Вороном и не знать, кто в ней победил.

Целыми днями, взявшись за руки, Сморчок и некогда неприступная красавица скользили из залы в залу, а когда уставали, опускались, смеясь, на какой-нибудь ледяной диванчик, и услужливые снеговики приносили им мороженое и молочный коктейль со льдом

А потом волшебный одеколон закончился, и красавица прогнала карлика из замка.

Как бы то ни было, Сморчок Козлобород выиграл спор, а Гукук, Аксамант и Ангар были хозяевами своих слов. Карлик снова сидел под огромным мухомором в чаще леса, но уже отнюдь не чувствовал себя несчастным. Ведь у него теперь была волшебная кастрюля, которая сама варила ему восхитительный ароматный грибной суп и нежнейший ягодный кисель в любой взмах крыльев мотылька, когда он только сам того захочет.