Текст книги "Пламя над бездной (другой перевод)"

Автор книги: Вернор (Вернон) Стефан Виндж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Быстрее! – скомандовал Синепанцирь.

Равна догадалась, что они задумали. Весьма проворно для диковинной мешанины из колес и конечностей они переместились на край темнеющей дыры. Равна ощутила, что почва уходит из-под ног, а потом они упали.

Причалы в толщину достигали сотен, а местами тысяч метров. Теперь клубок из людей и наездников пролетал их насквозь. Мелькали жуткие картины растерзанной внутренней структуры.

Наконец они миновали разлом, продолжая падать. На миг дикая паника оставила Равну. В конце концов, это всего лишь свободное падение, самая обычная штука, уж всяко более мирная, чем разрушение Причалов. Держаться за наездников и нести Фама Нювена стало легче, и даже обобществленная атмосфера показалась лишь немного плотнее прежней. Глубокий вакуум и свободное падение имели одну особенность. Если не считать редких свихнувшихся антигравов, все падало с одинаковым ускорением; обломки летели спокойным, размеренным потоком. Через четыре-пять минут они врежутся в атмосферу Земсторонья. Скорость на входе – лишь три или четыре километра в секунду. Сгорят ли они? Может быть. Над облачной грядой мелькали сполохи.

Окружавший космический мусор был преимущественно темным: просто тени в небе, на фоне гала-представления наверху. Но непосредственно внизу неслось что-то крупное, правильных очертаний… Это же «Внеполосный-II», носом вверх! Корабль падал вместе с ними. Каждые несколько секунд маневровый двигатель коротко вспыхивал красноватым огнем. Корабль сближался с командой. Если у него есть носовой люк, они, наверное, прямо туда и провалятся.

Стыковочные огни блеснули, ярко высветив их. Расстояние десять метров. Пять. Да, люк там есть, и он открыт! Она видела внутри самый обычный шлюз…

Что бы в них ни врезалось, оно было большое. Равна успела заметить, как над плечом вздымается нечто крупное, пластиковое. Обломок медленно вращался и задел их самым краем, но этого хватило. Фама Нювена вырвало у нее из рук, тело его сразу скрыла тень. Потом корабельный прожектор высветил его, и в тот же миг у Равны в легких закончился воздух. У них осталось всего три карманных атмосферных генератора, да и те отказывали. Этого не хватит. Сознание Равны стало меркнуть, зрение стало туннельным. Так близко.

Наездники отцепились друг от друга. Она схватилась за корпуса тележек, и трое, растянувшись в цепочку, зависли над шлюзом. Тележка Синепанциря зацепила девушку: он опрометью ринулся в люк. От удара Равну закрутило и припечатало о Зеленожку, а саму наездницу подкинуло вверх. Все словно во сне. Где ты, паника, когда нужна? Держись крепче, держись крепче, держись крепче, бубнил чей-то голосок в сузившемся до предела сознании. Удар, толчок. Наездники тянули и пихали ее. А может, это корабль их всех тянул к себе. Как марионеток на единственной ниточке.

…В конце туннеля, в который превратилось зрение Равны, показался наездник и схватил кувыркающееся тело Фама Нювена.

Равна не заметила, как потеряла сознание. Следующее, что она помнила, это как судорожно глотает воздух, сплевывая рвоту, – уже в шлюзе. Вокруг успокаивающе сомкнулись плотные зеленые стены. Фам Нювен лежал на дальней стене, пристегнутый в контейнере первой помощи. Лицо его приобрело синюшный оттенок.

Равна неловко оттолкнулась и полетела через шлюз к Фаму Нювену. Какая тут неразбериха: место резко отличалось от всего ею виденного на пассажирских и спортивных кораблях. Но это ведь разработка наездников. По стенам раскиданы липучки-присоски, и к одному такому скоплению прикрепила свою тележку Зеленожка.

Они летели с ускорением около ¹/₁₂g.

– Мы продолжаем снижаться?

– Да. Если остановимся или поднимемся, нас раздавит.

Всем летящим сверху мусором.

– Синепанцирь пытается отвести корабль в сторону.

Они падали, как и всё вокруг, но пробовали маневрировать, увиливая из-под особо крупных обломков. До столкновения с Земстороньем еще оставалось время. По корпусу временами что-то скрежетало и звякало. То ли ускорение уменьшалось, то ли вектор смещался. Синепанцирь увиливал от крупных обломков… но не всегда удачно. Раздался протяжный надсадный стон, завершившийся гулким ударом, и помещение чуть повернулось вокруг Равны.

– Бррап! Я потерял шип ультрадвигателя, – пожаловался Синепанцирь. – А еще два уже повреждены. Пожалуйста, пристегнитесь, миледи.

Через сто секунд они влетели в атмосферу: вокруг корабля что-то зашипело, почти на грани слышимости. Для такого судна это все равно что трубный глас: маневрировать в атмосфере корабль был способен не более, чем пес – перепрыгнуть луну. Шум становился громче. Синепанцирь вел корабль на глубину, стараясь избавиться от летящего вокруг мусора. Сломались еще два шипа, потом всех придавило ускорением по главной оси. «Внеполосный-II» вырвался из гибельной тени Причалов и стал быстро подниматься, выходя на инерциальную орбиту.

Равна смотрела в окна поверх веточек Синепанциря. Они только что миновали терминатор Земсторонья, летя по инерциальной орбите. Снова в свободном падении, но траектория полета закручивалась сама в себя, избегая столкновения с крупными твердыми объектами, такими, например, как само Земсторонье.

О космических полетах Равна знала не больше, чем можно было ожидать от заядлой путешественницы и любительницы адвентюр. Было, однако, ясно, что Синепанцирь совершил чудо. Когда девушка попыталась его поблагодарить, наездник просто покатался туда-сюда по липким присоскам, мерно жужжа про себя. От смущения? Или просто отключился от разговора, как это им свойственно?

Зеленожка отозвалась вместо него, застенчиво, но и с гордостью:

– Знаете ли, дальнерейсовой торговлей мы на жизнь зарабатываем. Если вести себя осторожно, жизнь эта течет себе мерно и спокойно, но так или иначе – сквозь узкие места. Синепанцирь все время тренируется, программирует свою тележку на случай любой мыслимой передряги. Он мастер своего дела.

В повседневной жизни наездники казались нерешительными, а когда пришлось туго, они действовали без колебаний. Равна задумалась, чей вклад тут больше: наездника или тележки?

– Гррамп, – пробормотал Синепанцирь, – да мы не прошли узкое место, я просто отсрочил проход. У нас несколько шипов поломаны. А если не сумеют самовосстановиться? Тогда что делать? На Земсторонье все разрушено. Вокруг на сотню радиусов полно обломков. Не таких плотных, как рядом с Причалами, но скорость у них куда выше. – («Нельзя ожидать безопасной навигации в условиях, когда по случайным орбитам носятся миллиарды тонн мусора».) – А в любую минуту могут налететь твари Искажения, пожирая все живое.

– Уркк! – Щупальца Зеленожки застыли в комичном беспорядке. Секунду она что-то шелестела самой себе. – Ой, ты прав. Я забыла. Я думала, мы уже в космосе.

«В космосе, да, но на полигоне для стрельб». Равна глянула в окна рубки управления. Они летели над дневной стороной планеты, километрах в пятистах над главным океаном Земсторонья. Космос над размытым синим горизонтом не полыхал и не сверкал.

– Не вижу признаков битвы, – с надеждой сказала Равна.

– Извините.

Синепанцирь сменил картинку в окнах на более интересную. Основную часть экрана занимали бессмысленные для Равны сводки систем навигации и ультраслежения. Глаза ее замерли на данных из медблока: Фам Нювен снова дышит. Корабельный автохирург полагал, что его удастся спасти. А еще всплыло окно состояния систем связи: картина атаки в нем была устрашающе ясна. Локальная сеть развалилась на сотню стонущих фрагментов. С поверхности планеты долетали лишь голоса автоматов, моливших о медицинской помощи. Грондр тоже там был. Равна заподозрила, что даже оперативники рыночной разведки погибли. Что бы ни ударило по Земсторонью, последствия атаки оказались даже смертоносней, чем на Маршрутизаторе. В ближнем космосе попадались редкие выжившие на кораблях и осколках хабитатов, но траектории не сулили им ничего хорошего. Без массированной и скоординированной подмоги им настанет конец за считаные часы, если не минуты. Директора Организации Вриними погибли, разрушились, не успев даже сообразить, что случилось.

Беги, молил Грондр, беги.

За пределами системы еще шла битва. Равна видела, как сыплются сообщения от сетей обороны Вриними. Без контроля и координации некоторые продолжали сражаться с флотом Искажения. Свет этих битв долетит сюда много позднее, чем защитников разобьют, гораздо позже, чем явится сам враг.

«Сколько нам осталось? Минуты?»

– Бррап! Гляньте на данные трассировки, – сказал Синепанцирь. – У Искажения почти четыре тысячи кораблей. Они просто сметают защитников.

– Но там же почти никого не осталось, – сказала Зеленожка. – Остается надеяться, что не все они мертвы.

– Нет, не все. Я вижу, как улетают несколько тысяч кораблей. Те, у кого есть смысл и силы бежать. – Синепанцирь поездил взад-вперед. – Увы! Смысл у нас, конечно, есть… но гляньте на данные по ремонту. – Одно из окон растянулось, заполнилось цветными узорами, которые для Равны мало что значили. – Два шипа все еще сломаны и восстановлению не подлежат. Три частично починились. Если не залечатся до конца, мы тут застрянем. Это неприемлемо! – Голос из вокодера поднялся до визга. Зеленожка подкатилась ближе и сплелась с ним ветками.

Прошло несколько минут. Когда Синепанцирь снова заговорил на самношке, голос его стал тише.

– Один шип починился. Может быть, может, может… – Он включил естественный вид. «Внеполосный-II» пролетал над южным полюсом Земсторонья, уходя в ночь. Орбита уводила их от самой гущи мусора с Причалов, но приходилось постоянно лавировать между обломками. Жуткое эхо битвы на окраине системы стихало. Организация Вриними превратилась в огромный агонизирующий труп. Вскоре явится убийца – поглумиться.

– Два шипа починились. – Синепанцирь затих. – Три! Три починились! Пятнадцать секунд на перекалибровку, и мы прыгнем!

Время это сильно растянулось, но потом все окна переключились на естественный обзор. Земсторонье и его солнце пропали. Вокруг лишь проколотая звездами тьма.

За три часа они унеслись на полтораста световых лет от Маршрутизатора. «Внеполосный-II» догнал основную группу беженцев. На Маршрутизаторе всегда присутствовало колоссальное число звездолетов – по делам архивным или туристическим. Вокруг на световые годы растянулось тысяч десять кораблей. Но здесь, далеко от плоскости Галактики, звезды встречались редко, и до ближайшего убежища лететь было еще не меньше ста часов.

Для Равны началась новая битва. Она глядела через палубу на Синепанциря. Наездник сучил ветвями, выкручивая их вокруг ствола прежде не виданным Равной способом.

– Видите ли, миледи Бергсндот, Высшая Точка – отличная цивилизация, там встречаются двуногие. Там безопасно. И это поблизости. Вы могли бы прижиться. – Он сделал паузу. «Читает мои эмоции по лицу?» – Но… но если она для вас неприемлема, мы отвезем вас и дальше. Позвольте отыскать подходящий груз, и мы вернем вас на Сьяндру Кей. Как насчет этого?

– Нет. Вы уже заключили контракт, Синепанцирь. С Организацией Вриними. Мы трое, – («и то, что останется от Фама Нювена»), – летим ко Дну Запределья.

– Я трясу головой в недоумении! Мы получили задаток, но Орга Вриними мертва. Никто нам остатка не выплатит. Значит, и мы свободны от принятых обязательств.

– Вриними не мертва. Вы слышали Грондра ‘Калира. У Орги были… есть филиалы по всему Запределью. Обязательства в силе.

– Технически – да, но мы оба знаем, что эти филиалы не в состоянии полностью рассчитаться по контракту.

Равна не сумела ему возразить.

– У вас контракт, – только и сказала она, но без надлежащего напора. Давить на собеседника девушка никогда не умела.

– Миледи, вами движет корпоративная этика Орги или просто гуманность?

– Не… – Если честно, корпоративной этикой Орги Равна так и не прониклась. По этой причине она собиралась вернуться на Сьяндру Кей, завершив стажировку, и по этой же причине Орга сильно осторожничала во взаимоотношениях с человечеством. – Не важно, что мною движет! У вас контракт. Когда миссия казалась безопасной, вы горды были его заполучить. Ну что ж, миссия стала смертельно опасной, но соглашением такая возможность учтена! – Равна покосилась на Зеленожку. Пока что наездница отмалчивалась, даже ничего не шелестя партнеру. Сидела, тесно обхватив веточками центральный стебель. Может быть… – Послушайте, есть и другие причины соблюсти контракт, помимо этих. Искажение сильнее, чем можно было предполагать. Сегодня оно убило Силу. Оно действует в Срединном Запределье… У наездников долгая история, Синепанцирь, дольше, чем у многих рас. Искажение, возможно, положит ей конец.

Зеленожка подкатилась к ней и немного развела ветки:

– Вы… вы действительно думаете, что там, на корабле у Дна, мы найдем какую-то вещь, способную повредить Силе из Сил?

Равна помолчала.

– Да. И сам Старик так думал перед смертью.

Синепанцирь сжался еще плотнее, подергался. Страдает?

– Миледи, мы торговцы. Мы прожили долгую жизнь и много странствовали… и мы выжили, потому что никуда не лезли без надобности. Что бы там ни воображали себе романтики, торговцы не увлекаются квестами. Ваша просьба… немыслима. Как могут запредельцы надеяться одолеть Силу?

«Но на такой риск ты и подписывался». Вслух Равна этого не сказала. Наверное, за нее это вымолвила Зеленожка: прошелестели ветки, и Синепанцирь снова дернулся. Мгновение Зеленожка безмолвствовала, затем что-то странное сделала с осями тележки, отлепилась от присоски и полетела, описывая плавную дугу. Колеса вращались в пустоте, пока она не перевернулась кроной вверх, заплетя опущенные ветки с ветвями Синепанциря. Они почти пять минут шелестели. Синепанцирь медленно развернул крону, расслабил веточки и погладил ими подругу.

Наконец он произнес:

– Ну что ж, хорошо… Один квест. Но запомни! Никогда больше!

Часть вторая

Глава 17

Весна, мокрая, холодная, наступала мучительно медленно. Дождь лил уже восемь дней без передышки. Йоханна мечтала о перемене погоды – любой перемене – даже возврате к зимнему мраку.

Она шлепала по раскисшему, превратившемуся в непролазную грязь мху. Была середина дня; оставалось еще часа три тусклого солнечного света. Шрамозадый утверждал, что, кабы не облачность, сегодня показалось бы прямое солнце. Иногда Йоханна начинала сомневаться, что увидит солнце снова.

Главный двор замка располагался на склоне холма. Склон покрывали горы грязи и почерневшего снега, кое-где расчищенного и сваленного к стенам деревянных построек. Летом отсюда открывался чудесный вид. Зимой полярное сияние подсвечивало снежные поля зеленью и синевой, сверкало на льду замерзшей гавани, резко очерчивало силуэты холмов на фоне небосклона. Теперь за пределами городских стен все терялось в тумане и мороси. Облака нависали над головой грязным прохудившимся потолком. Она знала, что на каменных стенах замковой куртины полагается дежурить стражникам, но в эту собачью погоду они, наверное, прячутся за смотровыми щелями. Не видно было ни единой стаи, ни единого зверя. Если сравнивать со Страумом, мир Когтей покажется безжизненным – но, во всяком случае, тут лучше, чем в Высокой Лаборатории. Высокая Лаборатория располагалась на безвоздушной глыбе и крутилась вокруг красного карлика. Мир Когтей был живой и подвижный; выпадали дни, когда он выглядел теплым и радушным, как Страум в дни каникул. Йоханна понимала, что планета эта действительно приятнее для жизни, чем бо́льшая часть миров человечества – уж точно приятнее Нюйоры и, скорее всего, не хуже Старой Земли.

Йоханна добралась наконец до своего обиталища, замерла на миг под нависавшими стенами и оглядела замковое подворье. Да, немного похоже на средневековую Нюйору, вот только в историях века принцесс и словом не упоминалась необоримая сила природы. Куда ни глянь, лил дождь. Даже холодный дождь может оказаться смертельной угрозой в отсутствие приличных технологий. Как, впрочем, и ветер. Море тут не для послеполуденных прогулок под парусом. Йоханна представила бушующие валы прибоя, которые сейчас бичует дождь… как они неустанно набегают на берег, снова и снова. Леса вокруг города тоже были опасны. Гуляй, сколько вздумается, но, если заблудишься, нет ни радиомаячков, ни обустроенных складов провизии. Потерявшись здесь, можно запросто погибнуть. Сказки Нюйоры обретали для девочки новый смысл: не требовалось чрезмерное воображение, чтобы изобрести элементалей, духов ветра, дождя и моря. Дотехнические переживания: если даже врагов у тебя нет, мир вокруг сам по себе смертоносен.

А врагов у нее хватало. Йоханна открыла дверку и протиснулась внутрь.

У огня расселась стая Когтей. Поднявшись, она помогла Йоханне сбросить куртку. Йоханна перестала пугаться острозубых пастей. Эта стая ходила у нее в повседневных помощницах; легко можно представить, что не челюсти, а руки ловко стягивают промасленную куртку за рукава и развешивают у огня.

Йоханна стянула сапоги и штаны, взяла у стаи домашнюю одежду, которую ей «подали».

– Обед. Сейчас, – сказала она стае.

– Хорошо.

Йоханна опустилась на подушку рядом с печной ямой. Когти оказались примитивнее людей Нюйоры. Мир их не был затерянной колонией, им даже по легендам не получалось ориентироваться. Дезинфекции еще предстояло войти в обиход. До Древорезчицы Когти просто выпускали из пациентов-жертв кровь… Йоханна понимала, что по меркам Когтей ее нынешнее жилье роскошно. Тщательно отполированное дерево встречалось далеко не в каждом доме. Узоры на колоннах и стенах – плод многочасовой работы.

Йоханна положила подбородок на сложенные ладони и уставилась в огонь. Она едва сознавала присутствие стаи, снующей вокруг пламени и разогревающей горшочки с едой. Эта стая почти не говорила на самношке и в проекте изучения данника, затеянном Древорезчицей, явно не участвовала. Много недель назад Шрамозадый попросил разрешения поселиться здесь – действительно, разве стоит искать лучшую учительницу? Йоханну передернуло при этом воспоминании. Она знала, что Шрамозадый – лишь один из элементов стаи, что сам убийца папы тоже мертв. Йоханна это понимала, но каждый раз при виде «Странника» ей представлялся жирный, довольный собой убийца ее отца, прячущийся за спинами трех особей поменьше. Йоханна смотрела в огонь, вспоминая, какую трепку задала Страннику в ответ на это предложение. Она совсем потеряла над собой контроль, но выходка того стоила. Ей больше никто не предлагал разделить кров с «друзьями». Бо́льшую часть вечеров девочка проводила в одиночестве. А по ночам… Ей мерещились папа с мамой, совсем близко: может, как раз снаружи, ждут, пока она их заметит. Она видела их гибель, но что-то внутри ее отказывалось с этим мириться.

Запахи стряпни развеяли привычный сон с открытыми глазами. Сегодня мясо с бобами и что-то вроде репчатого лука. Сюрприз. Пахнет вкусно; будь пища хоть немного разнообразней, Йоханне бы понравилось. Но свежих фруктов она не видела уже шестьдесят дней. Зимние блюда здесь были, мягко говоря, однообразны – солонина и овощи. Джефри бы на ее месте закатил скандал. Уже месяцы миновали с той поры, как шпионы Древорезчицы принесли весть с севера: Джефри погиб во время той атаки. Йоханна с этим свыклась – пришлось. В каком-то смысле одиночество всё… упрощало.

Стая поставила перед ней тарелку с мясом и бобами, положила рядом что-то вроде ножа. Ладно. Йоханна неловко подцепила изогнутую рукоятку, приспособленную не для пальцев, а для челюстей, и принялась за еду.

Она почти закончила трапезу, когда в дверь вежливо поскреблись. Прислуживавшая девочке стая булькнула в ответ. Гость отозвался и добавил на неплохом самношке (голосом, до жути похожим на ее собственный):

– Привет, меня зовут Грамотей. Я поговорить с тобой немножко, хорошо?

Стая-прислужница одним элементом обернулась к Йоханне, пока остальные наблюдали за дверью. Грамотей был тот, о ком она думала как о Напыщенном Клоуне. Он вместе со Странником захватил девочку в плен, но оказался так глуп, что она его почти не опасалась.

– Ладно, – сказала Йоханна, уставясь на дверь. Ее прислужница (а может, стражница) схватила челюстями арбалеты, и все пять элементов утекли по лесенке на чердак; внизу места хватало только для одной стаи.

Вместе с гостем в комнату ворвались холод и сырость. Йоханна села по другую сторону от очага, Грамотей принялся стягивать дождевики. Элементы стаи отряхивались шумно, почти как собаки, – удивительное зрелище, и лучше в это время было отойти подальше.

Наконец Грамотей неторопливо расположился вокруг печной ямы. Под дождевиками у него были куртки с обычными пристежками, плечи и ляжки оставались голыми. Грамотей, кстати, еще и подбивал куртки над плечами, чтобы казаться плотнее. Одним элементом он принюхался к тарелке, остальными головами озирался туда-сюда, не глядя, однако, прямо на девочку.

Йоханна опустила на стаю нацеленный взгляд. Ей все еще доставлял неудобства разговор со многими мордами; обычно она выбирала ближайшего элемента и обращалась к нему.

– Ну? О чем ты хотел поговорить?

Одна из морд наконец посмотрела на нее:

– А? Ага, да. Я тут подумал зайти посмотреть, как у тебя дела. То есть…

Буль-буль. Сверху отозвалась стая-служанка, вероятно отчитываясь о настроении девочки. Грамотей распрямился, четыре головы из шести поглядели на Йоханну. Остальные два элемента рыскали взад-вперед, словно обдумывая что-то важное.

– Вот, взгляни. Ты единственный человек, которого я знаю, но я всегда старался изучать характеры. Я знаю, что ты здесь несчастлива… – Напыщенный Клоун мастерски владел искусством констатировать очевидное. – …И я это понимаю. Но мы стараемся помочь тебе, чем можем. Это не мы – те злые, которые убили твоих родителей и брата.

Йоханна уперла руку в потолок и наклонилась к собеседнику. «Все вы тут бандюки. Просто так получилось, что враги у нас общие».

– Я знаю. Я с вами сотрудничаю. Без моей помощи вы бы застряли в детском режиме данника. Я показала вам программы обучения чтению. Если в ваших башках есть хоть немного мозгов, к лету получите порох.

Йоханне давно пора было сменить любимого Слоника на устройство посерьезнее. Но в нем оказалось много сведений по истории – рассказы о королевах и принцессах Темных веков, о том, как те подчиняли себе джунгли, отстраивали города и, наконец, сооружали звездолеты. Туманные отсылки пробуждали в учениках интерес к более сложным вопросам из истории технологии. Порох – одно из простейших изобретений. Когда погода улучшится, предстоят заманчивые экспедиции; Древорезчица знала, что такое сера, но в городе этого вещества было недостаточно. Пушки построить будет сложнее. Но потом…

– Потом вы уничтожите своих врагов. Ваш народ добьется желаемого. Ну и чего ты ноешь?

– Ною? – Напыщенный Клоун по очереди покачал головами вверх-вниз. Эти жесты беспокойства соответствовали лицевой мимике, но Йоханна пока плохо в них разбиралась. Сейчас он, кажется, в замешательстве. – Я не ною. Ты нам помогаешь, это правда. Но, но… – Теперь вокруг бегали три элемента. – Но я вижу больше остальных, почти как Древорезчица умела в старые дни. Я… я видел у тебя слово для этого… дилетант. Ну, ты знаешь. Учился всем наукам подряд и всесторонне одарен. Мне всего тридцать, но я прочел почти все книги мира, и… – Его головы поникли, уж не в смущении ли? – Я даже намерен сам написать книгу. Возможно, подлинную историю твоих приключений.

Йоханна поймала себя на том, что улыбается. Обычно Когти представлялись ей варварами, нелюдями по облику и духу. Но если закрыть глаза, почти получалось вообразить себе на месте Грамотея приятеля-страумера. У мамы были друзья такие же безмозглые и самовлюбленные, как этот, мужчины и женщины, у которых в загашнике имелись сотни грандиозных планов и ни одного реализованного. На Страуме она старалась избегать общества таких зануд. А здесь… пожалуй, глуповатый Грамотей словно немного возвращал ее домой.

– Ты пришел изучить меня для своей книги?

Еще поочередные кивки.

– Ну да, в общем, так. И еще я хотел поговорить с тобой о других своих задумках. Видишь ли, я всегда был склонен к… э-э… изобретательству. Я понимаю, в твоих глазах это мало что значит. Мне кажется, в Даннике заключено все, что только можно изобрести. Я там обнаружил многие из своих лучших идей. – Он вздохнул или изобразил вздох. Он говорил одним из научпоповских голосов данника. Когтям ничего не стоило имитировать звуки; зачастую это сбивало с толку.

– Короче, я думал, как некоторые из них можно усовершенствовать… – Четыре элемента Грамотея опустились на животы перед печной ямой; похоже, разговор намечался долгий. Оставшаяся двойка перебежала на ту сторону ямы и протянула девочке стопку бумаги, скрепленную медными кольцами. Пока один говорил на той стороне очага, двое на противоположной осторожно переворачивали страницы и указывали Йоханне, куда смотреть.

Да уж, идей у него на три короба да лукошко. Запрячь птиц в летающие лодки, сконструировать исполинские линзы и сжечь врагов сфокусированным солнечным светом… по некоторым идеям стало понятно, что он полагает атмосферу простирающейся за луну. Каждую идею Грамотей объяснял с занудной дотошностью, тыкая в рисунки и настойчиво поглаживая девочке руки.

– Ты видишь, какие открываются возможности? Моя уникальная сметка вместе с подтвержденными Данником изобретениями. Кто знает, куда заведет нас это сочетание?

Йоханна хихикнула, представив себе великанских птиц Грамотея, тянущих к луне линзы километрового диаметра. Он, похоже, счел это знаком одобрения.

– Да! Не правда ли, потрясает? Моя самая свежая идея. Если бы не Данник, мне до нее никогда не додуматься. Это «радио», оно ведь передает звук на далекие расстояния и очень быстро, так? Почему бы не скомбинировать это с мощью мышления Когтей? Стая сможет мыслить как целое, даже разбежавшись на сотни, гмм, километров.

А в этом что-то есть! Но если у них уйдут месяцы на изготовление пороха, даже со знанием точной формулы, то сколько десятилетий потребуется, чтобы внедрить радиосвязь? Грамотей без устали фонтанировал полуоформленными идеями. Йоханна уже больше часа сидела под струями этого фонтана. Бред, конечно, однако за последний год ей довелось испытать и более странные вещи.

Наконец Грамотей начал выдыхаться, делать длинные паузы и чаще интересоваться ее мнением. Сказал:

– Ну это же просто здорово, да?

– А? Э-э, да, впечатляет.

– Я знал, что тебе понравится. Думаю, ты не так уж сильно отличаешься от нас. Ты не вся такая в гневе, не все время…

– Ты это о чем? – Йоханна оттолкнула мягкую морду и рывком поднялась. Собакообразное существо привстало на задних лапах, глядя на нее.

– Я, ну… понимаю, что тебе есть кого ненавидеть. Кажется, что ты все время на нас гневаешься, а мы ведь пытаемся тебе помочь! Поработав с нами днем, ты замыкаешься в себе, не хочешь общаться дальше – хотя теперь я вижу, что это наша ошибка. Ты хотела, чтоб мы сами к тебе пришли, но была слишком гордячка сказать это напрямую. Знаешь ли, я неплохо разбираюсь в чужих характерах. Вот взять моего друга, которого ты прозвала Шрамозадым; на самом деле он очень классный. Я теперь могу говорить с тобой в открытую, раз мы друзья. Ему так хочется к тебе в гости, и… уркк!

Йоханна медленно обошла очаг, оттеснив двойку Грамотея. Теперь все его элементы смотрели на девочку, выгибая шеи друг поверх друга и дико распахнув глаза.

– Я не такая, как вы. Мне нет надобности с тобой болтать или обсуждать твои идиотские придумки! – Она зашвырнула записную книжку Грамотея в печь. Грамотей в ужасе подскочил к яме, принялся вытаскивать оттуда горящие записи. Бо́льшую часть спас и крепко прижал к себе.

Йоханна продолжала надвигаться на него, наступая на лапы. Грамотей пятился, дергаясь и озираясь.

– Вы тупые грязные мясники! Я вас ненавижу! – Она ударила кулаком по потолочной балке. – Людям не нравится жить, как животные! Мы не принимаем к себе убийц! Ты скажи Шрамозадому, скажи: если хоть раз припрется ко мне дружески поболтать, я… я ему башку расквашу, я ему все головы разобью!

Грамотей прижался к стене, дико вертя головами. От него несся сильный шум. Кое-что на самношке, но слишком визгливо, неразборчиво. Одним из ртов он отыскал жердь поперек двери, откинул ее и вылетел в сумерки всеми шестью элементами, оставив дождевики внутри.

Йоханна опустилась на колени и высунула голову за дверь. Снаружи моросило, висел туман. Лицо у нее тут же замерзло и вымокло, так что слез она не ощутила. Грамотей – шестерка теней в серой мгле – улепетывал вниз по склону, время от времени оборачиваясь на бегу. Через секунду его и след простыл. Она больше ничего не видела, кроме неясных очертаний соседних хижин и желтого света, льющегося наружу от огня.

Странное дело. Угодив в засаду, она испытала ужас. Когти показались ей неумолимыми убийцами. Потом, в лодке, когда она врезала Шрамозадому… какое облегчение: вся стая рухнула, и девочке вдруг открылось, что она может дать им сдачи, может переломать им кости. Она больше не полагалась на их милость… Этим вечером она узнала еще кое-что. Даже не прикасаясь, она может сделать им больно. Во всяком случае, некоторым. Напыщенный Клоун смылся, струсив перед одной лишь ее враждебностью.

Йоханна вернулась в задымленное тепло дома и захлопнула дверь.

Ей бы сейчас впору торжествовать…