Текст книги "Леший и Кикимора"
Автор книги: Вера Копейко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
3
Он рассказал. Анна молчала, не зная, что говорить. Она смотрела на него, не мигая. Да, она слышала, такое бывает. Но чтобы прямо перед ней сидел человек из неведомого ей мира?
– Вы смотрите на меня, словно силитесь рассмотреть нечто. Чего нет у других людей, – с улыбкой заметил он.
– Но я никогда… никогда не видела так близко никого из…
– Может быть, видели, но они не признавались.
– Потому что это принято скрывать, да?
Он пожал плечами:
– Да, но то время прошло. Впрочем, – он хитровато посмотрел на нее, – не всем под силу выдержать немигающий взгляд столь прекрасных серых глаз, – насмешливо закончил мужчина.
– Простите, – спохватилась Анна. – Я веду себя неприлично. Но если честно, когда раньше я слышала все эти названия…
– Какие из них? – Он перебил ее, словно пытаясь дать ей время подумать, не сказать что-то такое, от чего она смутится сама.
– Баптисты, адвентисты…
– Я сразу уточню. Это не одно и то же. Хотя и те, и другие принадлежат к одной ветви христианства. Протестантской.
– Да, я понимаю. Но мне казалось… все эти люди должны быть…
– Какими? – Он с интересом смотрел на нее.
– Не знаю точно… Но не такими, как… вы.
– Гм. Чего же нет во мне, на ваш взгляд? – Мужчина ожидал ответа, не сводя с нее глаз.
– Ничего нет, – с досадой сказала Анна.
Он засмеялся.
– Прямо совсем ничего, да? – поддразнивал он.
– Вы нормальный, у вас красивая дочь…
Он вздохнул.
– Не трудитесь, не стоит отягощать себя неточными словами. Вы говорите так потому, что слышали что-то от кого-то. Они – от кого-то еще. В прежние времена многих считали сектантами. А запретный плод не только сладок, он еще и опасен.
Анна засмеялась:
– Вот это точно.
– Но в нем есть всегда что? Как в любом плоде – зерна, – сказал он. – Здоровые и полезные. Я рассказал вам, как попал в новый для себя мир. Неожиданно, верно? Но должен признаться, я понял за эти годы то, что хотел бы, чтобы поняли другие.
– Ваша дочь… тоже?
– Она заканчивает дирижерский факультет академии, которая принадлежит церкви, на которую я работаю, – сказал мужчина.
Глаза Анны стали еще круглее.
– Там… там есть такой факультет?
– Да, в академии учат не только богословию. Между прочим, даже люди невоцерковленные могут прослушать курс по выращиванию экологически чистых овощей. Есть такая знаменитая система американского доктора Миттлайдера.
Анна молчала.
– Но я не принадлежу к церкви, – сказал он. – Я работаю на нее. Я, по сути, менеджер издательского проекта. Занимаюсь книгами скорее нравственного содержания, чем богословского.
– Но вы сказали, что дядя вашего отца оставил вам наследство при условии…
– Он не настаивал на том, чтобы я крестился и стал членом церкви. Его задача состояла в другом – его деньги должны работать на пользу людям той церкви, к которой принадлежал он. Из-за гонений на которую в свое, теперь уже далекое, время он уехал в Америку. В Калифорнию. Он хотел остаться русским так сильно, что даже поселился в местечке неподалеку от Форта Росс.
– Русского Форта, – быстро сказала Анна. – Я знаю. Когда моя бабушка ездила за шиншиллами, ее тоже возили в Форт Росс.
– Верно. Я тоже был там, – сказал мужчина. – Русские заплатили индейцам за землю разными товарами, как писал путешественник Василий Головнин. Мне сказали, что Форт Росс сейчас выглядит лучше, чем в годы своего создания, в 1812 году. Его восстановили уже после Второй мировой войны. Его разрушило землетрясение 1906 года.
– Да, бабушка говорила, что из старых строений остался только дом управляющего, – кивнула Анна. Надо же, они нашли общего знакомого по имени Форт Росс. И она уже более свободно спросила его: – Значит, вы просто издаете книги?
– Вы почти правы.
– Почему почти?
– Потому что нельзя просто издавать книги. Их все равно читаешь и что-то вычитываешь.
– Неужели в ваших книгах есть что-то такое, что можно читать тем, кто не…
– Все можно читать всем. А восприятие зависит от знаний, которыми вы запаслись до того, как открыли книгу.
– Тогда скажите, – Анна подалась вперед, – что вас удивило больше всего. – Она поморщилась. – Нет, погодите, я задам вопрос иначе. Есть ли в них что-то такое, чего вам жаль, что вы не знали раньше? Что, может быть, изменило бы вашу жизнь? – Анна чувствовала, как горят щеки.
Мужчина откинулся на подголовник и сложил руки на груди. Они были сильные, Анна заметила, как напряглась ткань пиджака на боках и на рукавах. Ей понравилось то, что она увидела.
– Скажу. Охотно. Я понял одну очень важную ошибку, которую допустил в своей семейной жизни, – сказал он. Анна почувствовала, как натянулась ее собственная кожа. Ничуть не слабее, чем ткань его пиджака. – Оказывается, я никогда не хвалил жену так, как надо. И она меня тоже.
Анна фыркнула и разочарованно расслабилась. Она быстро выпрямилась, отодвинулась, давая понять, что не хочет, чтобы ей морочили голову.
Но мужчина продолжал:
– Понимаете, нам иногда кажется, что если мы кого-то хвалим, то поступаем неискренне. Мы стесняемся выразить свои чувства. Похвала может быть завышенной, но она человеку нужна. Я теперь это знаю и хвалю.
– Свою жену? И она вас тоже? – насмешливо спросила Анна.
– Нет, – ответил он. – Мне жаль, но жену я могу похвалить только мысленно. Ее больше нет.
– Она… ушла от вас?
– Она ушла… да. Сначала не поехала со мной, потом умерла.
– Простите. – Анна почувствовала, как по спине пробежали мурашки.
– Вы ни в чем не виноваты, – бросил он. – Но у меня есть человек, которого я хвалю. – Он многозначительно посмотрел на нее, а она промолчала. – Я рад этому. Что еще я понял, оказавшись в новой для себя жизни? – продолжал он. – Я поверил, что мало кому из нас удается встретить человека, который был бы тем идеалом, который мы рисовали себе в мечтах.
– Я никогда никого себе не рисовала. – Анна энергично покачала головой.
– Рисовали, втайне, – настаивал он. – Обычно человек отрицает, ему не хочется винить себя, если что-то не удалось. Легче сказать: так вышло. – Он вздохнул. – Неправда. Правда заключается в том, что надо убедить себя: твой брак – это то, что вы создали своими руками. Оба, вместе с партнером. Вы приняли его в свою жизнь. Я говорю это о себе, – добавил он тихо.
Анна молчала, но чувствовала, как печаль сжимает сердце. Конечно, она сама приняла Витечку в свою жизнь. Он бегал за ней с шестого класса. Он готов был носить ее портфель. Она насыпала ему снега за шиворот, большая девочка – тощему пареньку, который был на два класса моложе ее. Он лазил для нее за яблоками на самую верхушку дерева. Оно росло во дворе дома, в котором они оба жили. Потому что дерево могло выдержать его, а ее – нет. Но яблок хотелось…
– Счастливый брак не союз двух совершенных личностей, – продолжал он. – Это два человека, которым хватило мудрости не делать трагедии из того, что у них разные характеры, взгляды и вкусы. Они примиряют их, как бы не было трудно. Я понял наконец одну, нет, две тайны за последние восемь лет. Да, две, их не стоит соединять, – сказал он.
– Какие? – В глазах Анны светился интерес.
– Мужчина жаждет, чтобы жена им восхищалась, одобряла его поступки. Абсолютно любой мужчина, заметьте. Если вы хотите, чтобы он продолжал вас любить всю жизнь, восхищайтесь им. Но не тайно, а вслух. Пустяк, да? Попробуйте. Но это спасает брак. – Анна фыркнула. – Похвала необходима мужу.
– А вторая тайна, как я понимаю, касается женщины? – усмехнулась Анна.
– Да. Вторая тайна о женщине.
– Что нужно ей? – В голосе звучали любопытство и нетерпение. – Вы это тоже знаете?
– Женщине надо чувствовать, причем каждый день, что ее любят.
– Вам пора стать проповедником, – засмеялась Анна.
– Нет, это мне не грозит. Чтобы стать им, нужно быть воцерковленным. Я – нет. Я вам уже говорил – я менеджер, не более того.
– Но вы можете…
– Для всего надо созреть. Незрелый плод кислит. – Он поморщился.
В дверь купе постучали, звук был такой, словно по ней колотили чем-то металлическим, а не костяшками пальцев. Проводница, ключом.
– Чаек, кофеек? – ласково спросила она. Теперь женщина была в розовом переднике с вышивкой гладью на подоле. В тон занавескам. Суходольск и прежде, и сейчас славился вышивкой.
– Кофе, – сказала Анна.
– И мне кофе, – поддержал попутчик. – Без сахара, лимона и сливок.
– Мне тоже без всего, – добавила Анна. – Голенький.
Кофе вплыл в купе на сером металлическом подносе, он дымился, запах от него шел на удивление кофейный.
– К ночи всех тянет на голенькое, – бросила проводница и засмеялась. – Пейте свой голенький.
Анна хмыкнула. Хорошо же они выглядят, если хозяйка вагона не удержалась от скользкого намека. Но странное дело, от этой мысли ей стало весело. А на самом деле, ей мог бы понравиться такой мужчина, как этот, напротив? Иногда она играла в тайную игру с собой. Смотрела на кого-то и спрашивала: вот с этим она могла бы оказаться в постели?
Чаще всего отвечала «нет».
А с этим? Спросила она себя, утыкаясь носом в чашку с дымящимся кофе. Нос щекотало кофейным паром.
Ох, с э-этим…
Анна почувствовала, как заколотилось сердце. Это от того, что она пьет кофе, напомнила она себе. Только поэтому.
– Этого нельзя делать, – подал голос мужчина, отпив глоток.
Анна вздрогнула и покраснела. Он… о чем? Он что, на своих церковно-нравственных книгах выучился читать чужие мысли?
– Что именно? – спросила Анна, пытаясь говорить как можно спокойнее.
– Пить кофе на ночь.
Как хорошо, что футболка, надетая под мохеровый свитер, не успела прилипнуть к спине.
– По-моему, в дороге что день, что ночь… – она махнула рукой, – одинаковы.
– Согласен. Но если мы не заснем из-за кофе, тогда придется говорить, верно?
– Можно читать, – заметила Анна. – Включить ночник, – она кивнула на узкую лампочку в изголовье, – и читать. – Потянулась к ней рукой, щелкнула выключателем. Свет зажегся. Она снова щелкнула. Погас. – Работает.
– Не люблю. – Он покачал головой.
– Не любите читать? – изумилась Анна. – Но вы только что сказали…
– Я не сказал, что не люблю читать. Напротив, люблю, и очень. Но не в поезде.
– Понятно, мудрые мысли лучше поглощаются в другом месте. – Она насмешливо посмотрела на попутчика.
– Всему свое время и свое место. Так задумано изначально, – заметил он. – Под стук колес хорошо говорить.
– Неужели то, что вы сказали о похвале, на самом деле так важно? – бросила она фразу, желая продолжить то, что прервала своим появлением проводница.
– Да, – ответил он.
– Тогда мне вообще не стоило выходить замуж, – заявила Анна.
– Почему? – Он бросил взгляд на тонкое обручальное кольцо.
– Мне некогда хвалить мужа. Я очень занята. Делами. Я всегда хотела заниматься только своими делами.
– Вам жаль тратить время на мужа с его… игрушками, – усмехнулся мужчина.
– Игрушками? – повторила за ним Анна.
– Конечно. Мужчины смешны в глазах женщин. Я знаю. Я сам через это прошел. Но потом, когда стал понимать мужчин и женщин, я сказал себе: мужчинам надо заставить себя понимать женщин, а женщинам – мужчин. Научиться.
– Научиться? Чему, например?
– Не отталкивать мужчину – это главное. Человек, который рядом с вами, ждет от вас поощрения. Именно от вас. Иначе его бы не было рядом.
Анна молчала.
– Вы знаете, мужчины всю свою жизнь не расстаются с детскими мечтами. Это их свойство, особенность, которую нужно принять. Когда я был в Штатах, меня удивил пастор, который даже в проповеди говорил о корпорациях, цель которых – помочь мужчинам реализовать свои детские мечты. Ваш муж хочет чего-то такого, что вам кажется смешным?
Анна молчала.
– Смешным? Сейчас уже нет. – Она скривилась, и он безошибочно понял, что главное из трех слов в последней фразе – «сейчас». Хотя она все произнесла с ровной интонацией.
– А прежде?
– Ох, прежде… Он хотел собаку, электрошокер, – она нахмурилась, – старинные фотоаппараты. – Но сейчас…
– Он хочет их так же, только вам не говорит, – сказал мужчина.
– Я думаю, он удовлетворяет свои потребности другим способом.
– Вы подозреваете его в чем-то?
– Я просто знаю.
Мужчина вздохнул и молча ждал продолжения.
– Он ездит к своей сестре, у которой два мальчика, два сына. У них есть собака и пневматическое ружье.
Он рассмеялся:
– Точно знаете?
– Я сама подарила им на день рождения. Одному – щенка таксы, а другому – ружье и пульки.
– Когда у мужчины появляются свободные деньги…
– Разве он не должен нести их в семью? – перебила она, строго посмотрев на попутчика.
– Должен. Но так хочется иметь подкожные. – Он засмеялся. – Чтобы купить, например, коробку мозаики и собирать ее вечерами.
– Только не говорите мне, что ваша жена… до того, как… – Анна осеклась.
– Моя жена оставила меня, когда я вдребезги разбил свою жизнь, как она считала.
– Так она умерла… не при вас?
– Нет, – сказал он. – Она не поняла, что я разбил свою жизнь на кусочки для того, чтобы собрать по-новому.
– И… вы собрали?
– Да, – ответил он. – Осталось еще кое-что… дособрать.
– Стать пастором? – быстро спросила она.
– Может быть, даже и так.
– Вы примете крещение и…
– Я смогу это сделать еще при одном условии, – тихо сказал он.
– При каком условии? – так же тихо повторила Анна.
– Когда рядом со мной будет человек, который поздравит меня с прекрасной проповедью.
– Неужели сейчас нет рядом с вами таких людей? – Анна изумилась. – Вокруг вас полно народу, не сомневаюсь. А если вы скажете что-то такое, что тронет всех, они с восторгом это сделают.
– Нет. – Он покачал головой. – Настоящий восторг – это восторг человека, который тебя любит и которого любишь ты. – Он улыбнулся, а она заметила, как напряглось ее тело от желания услышать, что же дальше. – Да, мужчина ценит уважение и одобрение других. Но у каждого должен быть человек, один, единственный, произвести впечатление на которого важнее, чем на всю вселенную. Это его жена. Однажды я поймал себя на том, что моя подруга – ее зовут Лидия – заставила меня самого удивить себя же.
– Ваша подруга…
– Да. Она живет в Питере. Знаете, я терпеть не могу возиться в огороде, а она привезла меня к себе на дачу и попросила вскопать грядку. Я согласился, но без всякого удовольствия. Из вежливости. А потом обнаружил, что работаю со страстью. Мне нравится, впервые в жизни! Понимаете?
– Н-н-да… – неопределенно проговорила Анна.
– Я проанализировал и что понял? – Он засмеялся. – Я копал, а она восхищалась, какие у меня крепкие мышцы. – Он напряг руку, сжал кулак. – Я был в одних шортах и кроссовках. Все верно, мужчины живут восхищением…
– Значит, вы за то, чтобы мужчинам льстить? Вы это серьезно? – перебила его Анна.
– Да. Я хотел еще вот что сказать, – заговорил он так энергично, что Анна не решилась спорить. – Я давно думал, почему многие женщины вступают в отношения, в которых нет для них ничего – ни радости, ни смысла?
– Понятно, вы изучили и женщин, – насмешливо заметила Анна, не удержавшись.
– Я обнаружил печальную истину – женщины не умеют себя любить. Я думал над этим и понял, что причина возникла не сегодня. Терпение, смирение, жертвенность всегда считались добродетелями, а страдание – обязательной краской жизни.
– Я лично не хочу ни страдать, ни мучиться, – бросила Анна. – Но так выходит, – она пожала плечами, – само собой.
– Само собой ничего не выходит, – сказал он. – Попробуйте понять, и вы поймете истинную причину всего. Даже истинную причину вашего недовольства мужем. А если вы поймете, то сможете простить его…
– Вы считаете, что всему есть прощение? – Не ожидая от себя запальчивости, прозвучавшей в вопросе, Анна смутилась.
Он не успел ответить, в дверь купе постучали. Это проводница пришла за чашками. Она забрала их, поезд замедлил ход и остановился. В окно бил мощный свет станционного фонаря. Нечеткий голос диктора, который объявил о прибытии поезда Москва – Суходольск на станцию, будил зимнюю ночь.
– Прогуляюсь, – сказал попутчик и вышел из купе.
Анна сидела одна, чувствуя, как бьется сердце от странной тревоги. Она догадалась о том, о чем думала давно, но не могла сформулировать.
Неужели причина того, что происходит между ней и Витечкой, – это отголоски любви к другому, которую она проиграла? И до сих пор не могла взять в толк почему. Витечка был ее всегдашним запасным. С шестого класса. Он, его любовь были стеной, которая позволяла ей чувствовать себя защищенной, но…
Странный попутчик очень точно объяснил ей, почему она не удержала того… Как все просто. Она не умела восхищаться им так, как соперница, которая увивалась вокруг него, она казалась ей смешной, нелепой со своими льстивыми словами восхищения. Она восторгалась его меткими бросками, когда он играл в водное поло, его быстротой на дорожке в бассейне. Ах, какой он сильный! Ах, как он играет в водное поло – лучше всех! А она, Анна, отказывалась пойти болеть за него на соревнованиях. Более того, Анна сама ждала от него похвалы – ее силе, ее смелости, ловкости. Разве не ради этого она полезла с ним и его друзьями в пещеру?
Он звал ее на каждое соревнование – болеть.
– Опя-ять? – с тоской спрашивала Анна. – Но я была сто раз. Я знаю, твоя команда выиграет…
– Но она выиграет по-другому… – говорил он.
А та шла с ним. Она вопила громче всех на трибуне. Едва ли он различал ее голос среди других голосов, но что-то он чувствовал… Однажды Анна все-таки пошла и увидела, как ее соперница подпрыгивает на трибуне. А потом… – даже сейчас она закрыла глаза, чтобы не видеть, – он вышел из воды и обнял ту, другую, которая раскрыла объятия победителю. Он целовал ее. Впервые в жизни Анна похолодела и ледышкой сидела на трибуне, пока он и другая не ушли…
Поезд дернулся, но еще не пошел. Раздался стук под вагоном – это рабочие подбивали тормозные колодки. Анна вздрогнула, как от предупреждения. Если она будет жить так, как сейчас, она потеряет и Витечку с его искренней, она не сомневалась в этом, любовью.
Поезд лязгнул колесами, они прокрутились нехотя. Попутчик вернулся в купе, он принес с собой хрустящий аромат морозной ночи. Она видела теперь не большого заспанного енота, засевшего в норе, из которой блестели его глаза, теперь он весь вывалился наружу.
Попутчик сбросил серый твидовый пиджак. Он остался в черных брюках с острыми стрелками, черном свитере, на ворот которого спускались концы белоснежной рубашки. На гладком лице не было и тени щетины, наверняка побрился вечером, перед выходом из дома.
Он улыбнулся.
– Меня, кстати, зовут Степан. Степан Сухинин. А вас? Я знаю, вы не из тех, кто знакомится в поезде. Но для удобства общения представимся.
Она кивнула.
– Анна Удальцова.
– А теперь вы. Расскажите, что так сильно вас мучит, Анна.
4
Витечке было все равно, почему Анна согласилась выйти за него замуж. Но он точно знал, что рассчитал верно. Он сделал ей предложение ровно в тот день, час и минуту, когда она могла сказать ему «да». Более того, сейчас он понял, как правильно поступил, придя к ней с шампанским и шоколадными конфетами. Витечка усмехнулся. Как много надо знать, чтобы добиваться своей цели.
Он лежал на верхней полке в поезде, который вез его из Екатеринбурга в Суходольск. Он ощущал себя странно, ему вдруг показалось, что все приятности и неприятности, которые происходили до сих пор с ним, материализовались в одну большую приятность. Как будто золотая банковская карта – талисман, который отныне направляет его растрепанную жизнь в единый тоннель, с гладко укатанным бетоном. Они с Анной покатятся по нему вместе, вперед. Навсегда. Как того и хотелось ему с первого мига. Он увидел ее во дворе дома – большую белую девочку с льняной косой, она несла в правой руке пузатый черный портфель, но шла очень прямо.
Она нравилась ему – высокая, сильная. Она проходила по двору, ни на кого не глядя.
Она нравилась ему, когда выходила гулять со своим длинноногим черным щенком неизвестной породы.
У него замирало сердце, когда Анна шла на школьную дискотеку, на которую его класс не пускали по малолетству. Оно замирало, когда Витечка наблюдал в окно поздно вечером, как она входит в подъезд, возвращаясь, а рядом с ней маячит фигура провожатого. Он крепко закрывал глаза, чтобы не узнать – поцелуются они или нет.
Витечка слегка успокоился, ему показалось, он стал ее забывать, когда Анна уехала в Пермь учиться в университете. Он остался дома, в политехническом. Он заставлял себя иногда провожать сокурсниц. Всякий раз разных – девушки не выдерживали его холодности и не хотели с ним встречаться.
Он видел Анну, когда она приезжала на каникулы. Они болтали ни о чем, столкнувшись в подъезде или во дворе. А однажды мать как-то невзначай бросила:
– Видела Удальцову-старшую. – Поджала губы, потом усмехнулась. – До чего она все-таки манерная, – и осуждающе покачала головой.
Витечка замер, глядя, как мать вытирает тарелку. Полотенце было клетчатое, догадался он, но такое старое, что красные и желтые клетки, пропитанные влагой, почти слились в одно розовато-фиолетовое пятно. Он вздохнул, ему показалось, что он уловил запах застарелого жира.
– Идет, закинув голову, – продолжала мать, – как будто у нее на макушке банка с водой. – Она взяла со стола пол-литровую банку с остатками огуречного рассола, в котором плавали веточки укропа, и выплеснула в раковину. Одна веточка застряла и, казалось, снова проросла. Только игольчатые листики поникли.
Витечка молча смотрел на соленую зелень.
– Она говорит, что они переезжают… Куда бы ты думал? – Не ожидая, когда догадается сын, ответила сама: – В Москву! – Мать умолкла и поджала губы. – Вот так и бывает – мы переехали с твоим отцом сюда из Москвы, осели здесь навсегда. Погнались за северной романтикой. А некоторые явились черт знает откуда, а уезжают в столицу.
Витечка не говорил ни слова, он слышал эту, как он называл, печальную песнь матери о коварстве судьбы много раз. Что мог он сказать? Он, родившийся в Суходольске? Что ему Москва, которую он видел толком однажды, когда ездили на похороны деда? Ему тогда было десять лет.
– Я спросила ее: а как же дочь? – Витечка насторожился. – А она говорит: дочь собирается замуж.
Он увидел, как мать вешает на крючок полотенце, оно опадает под тяжестью пропитавшей ткань воды. Он подумал, что если сейчас снять с него майку, надетую под рубашку, и повесить рядом, то и она опадет так же. Он взмок.
Анна выходит замуж. А что тут такого странного? И какое ему дело? Анна понятия не имеет, что он в нее… он в нее влюблен? На самом деле? – спросил он себя. Что ж, хорошо, что не знает… Не так обидно…
– Такие, как она, – продолжала мать, – мужчинам по вкусу. Они смотрят на худышек, а мечтают о толстушках. – Она засмеялась и расправила полные плечи.
Его мать была пышной всегда. И отцу нравилось, что его жена, как он говорил, не газель. Витечка не раз слышал, как отец, обнимая мать за плечи и прижимая к себе, нарочито громко шептал: «Моя мягкая ватрушечка… Люблю…»
– Значит, они продадут квартиру? – спросил Витечка.
– А ты хочешь купить? – насмешливо полюбопытствовала мать. – Было бы неплохо, – заметила она. – Если бы у нас на то нашлись деньги. – Она поморщилась. – Ты бы женился и жил в одном доме с нами. Я бы, так и быть, занималась внуками, а…
– Мам, перестань. – Сын скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу. Он словно защищался от ее слов.
– Но я думаю, они не станут ее продавать, – сказала мать. – Какой смысл? Вряд ли Анна выходит за миллионера, а ее родители навсегда уехали в столицу.
Они оставят квартиру себе как отнорок, будет где отсидеться в непогоду.
Он засмеялся:
– Ты говоришь как настоящий следопыт.
– Я и есть следопыт, – сказала мать. – Разве ты не слышал от меня или от отца, что хитрые лисы, енотовидные собаки и многие другие звери копают отнорки? Чтобы их не достали враги или охотники, когда они раскопают нору. Я сама видела напрасные старания егеря. – Она махнула рукой: – В общем, ты знаешь, о чем я говорю.
– Знаю, мама…
Витечка привстал на полке, чтобы поймать подушку, которая норовила выскользнуть из-под коротко стриженной головы. Он, видимо, чересчур энергично ею крутил. Он взбил подушку и снова лег. Поезд прибавил скорость, наверное, нагонял время. Они стояли дольше обычного на каком-то разъезде. Витечка закрыл глаза.
…А потом он встретил Анну, когда она с большой дорожной сумкой шла от троллейбусной остановки и повернула к дому.
– Привет, – окликнул он ее, когда она поравнялась с ним. – Помочь? – Он кивнул на сумку.
Она остановилась. Он посмотрел на ее лицо и понял, что она не совсем понимает, кто перед ней. То, что он не тот, кого ей хотелось бы видеть, – это точно. Потом ее глаза, светло-серые, замерли на его губах. Его губы дрогнули, расплываясь. Ее тоже – в ответ. И тогда он нагло сказал, что ждет ее.
– Приве-ет, – проговорила Анна. – Привет, Витечка.
Витечка… Она называла его так, как все и всегда. Он не спорил, он был невысокий, худенький. Анна протянула ему сумку, он взял ее и едва не уронил.
– Ого! Что там у тебя?
– Вся жизнь. – Она засмеялась.
– Куда ты ее тащишь? – поинтересовался он, хотя сердце, которое подскочило и перекрыло горло, сказало ему все. Он пытался отогнать его на место, адамово яблоко бегало по шее, натягивая кожу. Если бы Анна смотрела на него, а не на сумку, она бы догадалась, как он рад.
– Обратно, Витечка, – сказала она и взяла его за руку. – Пошли.
Анна держала его вот так, за руку, давно. Когда они учились в шестом классе и лазили на дворовые яблони за незрелыми дичками. Уже тогда от этого прикосновения его руке становилось жарко. А теперь он весь вспотел.
– Ты домой? – спросил он осторожно.
– Ага, – сказала она.
Он донес ее сумку до двери квартиры. Она открыла замок ключом, который болтался на брелочке в виде револьвера из позеленевшей от руки меди, и сказала:
– Будет настроение – заходи.
Если бы еще вчера он представил себе, что такое возможно, он не сомневался бы, что зайдет сейчас же, следом за ее приглашением. Но он оробел, молча кивнул и побежал вверх по ступенькам, к себе, на пятый этаж с ее третьего…
Витечка тихонько засмеялся.
Да-да, он поступил очень правильно, когда пришел к ней вечером того дня с шампанским. Вино было итальянское, «спуманте». Недавно он узнал, что это слово как раз означает «шампанское». И с коробкой шоколадных конфет. Они были бельгийские, морской коктейль – разные гады из шоколада.
Никита Рогов, а не кто иной, раскрыл ему глаза на то, как четко сработала его мужская интуиция. Никита знает все о мужчинах, женщинах, вине и шоколаде. Иначе ему бы не жениться на девушке, в которой половина русской и половина французской крови.
– Знаешь, почему, отравляясь в гости к женщине, мы берем с собой бутылку шампанского и коробку шоколадных конфет? – спросил Никита, когда они дегустировали красное сухое. Они делали это пристрастно, потому что оно могло обогатить их или разорить.
– Почему? – спросил Витечка, немедленно вспомнив, как сам с таким нехитрым набором явился к Анне Удальцовой в тот вечер.
– В шампанском есть химическое вещества, которых нет ни в одном алкогольном напитке. Они знаешь, что делают? – спросил Никита.
– Помогают словить легкий кайф, – хмыкнул Витечка.
– Они повышают уровень тестостерона в крови. Я думаю, ты знаешь, что это такое.
– Знаю, – кивнул он. – А шоколад?
– В нем есть нечто, что стимулирует так называемый центр любви в мозгу женщины. – Витечка засмеялся. – Это самое «нечто» сходно с веществами из конопли. Если говорить упрощенно, то они прикрепляются к определенным рецепторам в женском мозгу. Отчего дама чувствует себя так, будто накурилась травки.
– Марихуаны? – уточнил Витечка.
– Да. Эти вещества есть в черном шоколаде и какао, но их нет в белом шоколаде и кофе.
Витечка улыбнулся.
Из-за хитростей химии или по какой-то другой причине, но Анна досталась ему. Удивился ли он? Нет, потому что не позволял себе думать иначе. Даже когда мать сказала, что Анна выходит замуж. Он хотел ее и получил. Все вышло так, как должно быть.
Удивилась – нет, потрясена была его собственная мать. Но она, женщина с железным характером, как называл ее отец, сдержала свои эмоции и спросила коротко, по-командирски:
– Будет свадьба?
– Нет, – ответил сын. – Мы уедем, точнее, уплывем в свадебное путешествие.
– Далеко?
– Не очень. В Разбойный Бор.
Мать усмехнулась:
– Романтичное местечко. И комаров вволю. Ладно, отец приезжает из деревни завтра утром. А ее родители?
– Они отдыхают. Мы к ним завернем потом.
– Не по-людски, – заметила она. – Но по-другому и быть не могло. Чего ждать от безумства однолюба? – Она насмешливо покачала головой…
Витечка очень скоро понял, что получить-то он получил то, что хотел, но Анну ему предстояло завоевать. Это труднее. Но он не печалился. Если его отец сумел сделать невероятную для себя карьеру, а он – сын своего отца – разве не сможет сделать любовную карьеру? Он прошел путь от тайно и безнадежно влюбленного мальчика до официального мужа. Разве не бесспорный успех? Теперь он готов устремиться к следующей ступени… Стать не только любящим мужем, которому жена позволяет себя любить, но стать мужем любимым…
Витечка снова ловил подушку, снова подсовывал ее под голову.
Что-то не получалось у них с Анной. Она отдалялась все больше, особенно когда Витечкин отец помог ей устроиться зоотехником на звероферму работать с енотами.
Анна все чаще говорила о шиншиллах. Он знал, чего ей хочется на самом деле и хотелось всегда. Открыть свою ферму и выращивать на ней шиншилл.
Про шиншилл он знал довольно мало. Анна говорила о них, когда вспоминала о бабушке. Он что-то помнил из собственного детства, слышал разговоры родителей – бабушка Анны работала с шиншиллами на звероферме, директором которой был его отец. Много лет назад произошло что-то, что потрясло всех. Теперь он знал – внезапная смерть Анниной бабушки и гибель ее зверей.
Иногда Анна казалась ему человеком, который не совсем ясно понимает, чего можно хотеть в нынешнем мире, а чего нельзя. Ему становилось страшно, что однажды она поймет и тогда оставит его. С ним она не получит желаемого – свою ферму, для этого нужны деньги. Если бы у него были деньги, думал он еще недавно, но совершенно абстрактно, он бы отдал их Анне.
Наконец Витечка понял, что, если ничего не сделает для того, чтобы удовлетворить ее страсть, он ее потеряет. И тогда он сделал то, о чем даже думать боялся. Втайне от нее.
Теперь есть деньги, он везет их Анне. Его сердце ликовало. Как тогда, когда она согласилась за него выйти замуж.
