Текст книги "Леший и Кикимора"
Автор книги: Вера Копейко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
А в Австралии оно появилось в 1949 году, когда с Филиппин прибыли скауты – покорители австралийских холмов. Именно они подняли трехцветный русский флаг на самом высоком холме, который они одолели, и тем самым заявили миру: отныне скаутская организация есть и в Австралии.
Ясно, сказала она себе, засовывая лист в папку. Он не лез, пришлось постучать ребром папки по ручке кресла. Потом она убрала папку в сумку и приготовила столик для обеда – бортпроводники уже катили тележку с едой.
Выбирая между паровым окунем и лангетом с овощами, она остановилась на последнем. Запила его красным австралийским вином. Потом съела пирожное с некрепким кофе, сдобренным сливками, и, отяжелев от еды, спокойно заснула.
5
На широкой поляне пылал костер, языки пламени взбирались все выше и выше. Катерина испытывала странное чувство, как будто кто-то из темноты, по другую сторону пламени, смотрел на нее. Она ощущала этот взгляд с самого начала, когда в темноте австралийской ночи ее позвали к костру.
Она уже вручила подарок – торжественная часть праздника Русского ребенка проходила неподалеку. Ее пригласили на круглую деревянную сцену как гостью из России, представительницу главной женской организации, с которой у австралийских женщин давние связи.
Она произнесла краткую речь на русском языке, в которой было сказано все, что положено, – о мире, дружбе, любви к соотечественникам, потом вручила самовар. Но странное дело, вместо невероятной легкости, о которой мечтала, Катерина Николаевна ощутила пустоту – дело сделано, и словно отрезан якорь, который держал ее на плаву. Теперь она болтается в огромном океане чужих людей.
Но это ощущение оказалось кратким, ее тут же подхватили и увели – хозяева хотели показать, как русские скауты укладывают дрова для костра.
– Это настоящий русский костер, – говорила Мария, жена местного журналиста Джимочки, как она называла его. Джим Райтер работал в Москве собкором коммунистической австралийской газеты, а Мария служила его переводчиком. Ради нее он оставил жену с шестью детьми, которая не поехала с ним в Москву, женился на Марии. – Ты видишь, – говорила она, – сначала они выкладывают площадку из толстых веток, потом кладут дрова…
Катерина слушала вполуха, исподтишка оглядывая людей, испытывая странную злость на себя: «Ну почему ты не видишь?» А что она должна увидеть?
– Сейчас увидишь.
Она вздрогнула – Мария читает мысли?
Но та продолжала:
– Ты увидишь русские пляски и хороводы, а потом… Джимочка заставил меня сочинить сценарий из русских сказок. Ты удивишься, все будет как в России. Даже костюмы, какие положено.
Пламя взвилось и рассыпалось искрами, когда юный скаут засунул в огонь хвойный лапник. Катерина Николаевна не была уверена, что это елка, но искры летели точно такие, как от еловой ветки. Она видела много костров, когда жила в Алдане. Леший любил огонь.
Скауты и их гости обступали костер все плотнее. Потом – она не заметила, что явилось сигналом, – началось такое! Играли на балалайках и баянах, плясали, пели старинные русские песни. А когда пламя костра опало, один за другим прыгали через него самые ловкие и самые смелые.
Ей вдруг показалось, что она стоит на голове. А что удивительного? Она в Южном полушарии. Выходит, жизнь ее тоже перевернулась, это никакие не глупости, не фантазии. Разве не маленькая Кикимора только что прыгнула через огонь? Она видела ее.
Катерина Николаевна потрясла головой. Но кто-то действительно в костюме Кикиморы прыгал через костер. Костюм в точности как шила ей мать на Новый год. Но где тогда Леший?
Да вот он. В таком, как когда-то Леша Соболев, австралийский скаут перемахнул через пламя. Зипун, подпоясанный пеньковой веревкой, борода клокастая. Палка, на которую он опирался в прыжке, делала его похожим на прыгуна с шестом.
Она поискала глазами Марию, хотела попросить воды, потому что горло перехватило.
Но Марии не было, от нее остался только громкий голос:
– Джи-мо-чка! Ты снова не надел свою кэп! Уже прохладно…
Она усмехнулась. Вот то, чему удивляются все, кто побывал там, где осели выходцы из России. Смесь языков, причудливая, но ненарочитая. Кажется, почему Марии не сказать «кепка» вместо «кэп» Но видимо, она слишком часто гоняется за мужем с этой самой кепкой. Бережет умную голову, улыбнулась Катерина Николаевна, от простуды.
Она отступила от костра и вдруг почувствовала, что спина ее уперлась во что-то широкое и плотное. Она сделала шаг вправо – то же самое. Потом влево – снова стена.
– Привет, Кикимора, – услышала она тихий голос. – Не дергайся, ты в моем круге.
Ее словно подстегнули хлыстом. Она подскочила и повернулась. Из темноты светились глаза, широко расставленные, на круглом лице.
Катерина покрутила головой. Это что – причуды Южного полушария? Если она стоит на голове по отношению к своей реальной жизни, значит, то, что было на дне головы, оно теперь сверху?
– Я Леший, узнаешь? Видела, как мы только что прыгали через костер? – шептал он из темноты.
– Это… на самом деле… ты? Настоящий? – прохрипела она и снова пожалела, что не попросила воды у Марии.
– Конечно, – сказал он. Леший постоял секунду, потом раскинул руки. – Вот мы и встретились. Поехали?
– Куда? – спросила она.
– А ты послушай.
– «Пое-едем кра-асо-отка, ката-аться»… – неслось со сцены в черноту ночи.
– Сама слышишь куда, – он кивнул в темноту, где была сцена, – кататься.
Ей хотелось сказать, что она приехала сюда по делу, она не может взять и исчезнуть. Ее станут искать…
Он угадал ее мысли.
– Мария отдала тебя мне.
– Отдала-а? – Катерина вытаращила глаза. – Она знает, что мы…
– Да нет. Просто я – важная персона. Я имею право делать с гостями что хочу. – Он рассмеялся и обнял ее. – Разве ты не заметила мое имя в списке организаторов праздника?
Она не заметила, точнее, не узнала его имя, написанное латинскими буквами. А ведь было странное чувство, когда она держала лист с именами в самолете… Будто ей нужно что-то рассмотреть…
Нерешительно Катерина сделала шаг к нему…
Леший отодвинул жалюзи, она увидела, как диск солнца, невероятно яркий, как уголь вчерашнего костра, поднимается над морем. Она приподняла голову и почувствовала, что шея затекла. Всю ночь, или то, что от нее оставалось, она, не шелохнувшись, пролежала на твердом плече Лешего.
– Привет, – снова сказал он. – Как спалось?
Катерина улыбнулась.
– А тебе? Плечо двигается? – спросила, потыкав пальцем в сустав.
– Сейчас попробуем. – Он приподнял руку и потянул ее обратно. – Как видишь, все в порядке.
– Ох, – выдохнула она.
– Искупаемся? – спросил он.
– У меня нет с собой купальника. Он в гостинице…
Леший засмеялся:
– Зачем Кикиморе купальник? Обернись рыбкой.
– Я уже кем-то обернулась этой ночью, – фыркнула она и зарылась лицом ему в грудь. Жесткие волоски пощекотали нос, она чихнула.
– Ты была… ну ты была… тасманской дьяволицей, – прорычал он.
– Ке-ем?
– Есть такое животное в этой стране, тасманский дьявол, ты вполне можешь считать себя его близкой родственницей.
– Не надо, не рассказывай. – Она рукой прикрыла ему рот. – Я… знаю… Я вела себя…
– Потрясающе ты вела себя. – Он наклонился и поцеловал ее.
Они плавали в теплом море, резвились, как когда-то, в жаркие дни в детстве. А потом вышли на берег и сели на песок.
Домохаус, прицепленный к «лендроверу», стоял в уединенном месте, Катя оглядывалась с любопытством. Она потянулась к высокому, похожему на кактус растению с желтыми цветами.
– Осторожно, не уколись. Эта подруга ядовита, – предупредил он. – Опунция. Из нее делают лекарство, которое повышает мужские возможности.
Катя засмеялась:
– Ты пробовал?
– Я… полон сил, – сказал он, привлекая се к себе.
– Это правда, – пробормотала Катерина, краснея. – Тебе не нужна опунция.
– Давай-ка отодвинемся от нее, – он подтащил ее поближе к себе, – а то вдруг заденем…
Песок был все еще теплый, он не остыл за ночь, солнце обещало раскалить все вокруг к полудню. Она обняла его.
Он вдавил ее в песок, она обхватила его за шею, откуда-то из глубины времени до нее долетел собственный сердитый детский голос: «Ну, чего ты на меня навалился!» Она толкала его, а он засыпал ее снегом, который холодил шею, потом таял, тонкой струйкой воды стекая вниз по спине. «Отойди!» А он валял ее в снегу, как сейчас на белом песке… Хотел ли он того же тогда, что сейчас?
Конечно, понимала взрослая Катерина Николаевна, хотел, только то были неосознанные, полудетские желания. А она тоже хотела? Чего-то – да, иначе откуда взяться оглушительному биению сердца, такому громкому, что сама себя не слышала, своего голоса? Она это тоже помнит.
Детские игры, неосознанные желания. Это потом, читая и думая, она смогла все разложить по полочкам, понять, что уже девочкой любила Лешу Соболева. Это открытие она сделала, когда отказывалась разделить чувства с другими, ожидавшими отклика от нее. Но так и не дождавшихся.
А молодые люди были вполне завидными претендентами на ее руку – сын генерала интендантской службы, невыносимо скучный юноша с белесыми бровями и мутным взглядом. Уже потом, вспоминая и оценивая разных своих знакомцев, Катя спрашивала себя: не пытался ли он что-нибудь пронюхать?
Она отказала сыну отцовского друга, которому срочно понадобилась порядочная девушка в жены – его отправляли служить в торговое представительство в какую-то – она даже не вникала, какую именно, – африканскую страну.
– …Ненасытная, – прохрипел Леший, а она проследила за его рукой, которая безвольно упала на песок. Она увидела шрам на правой руке. Однажды он колол дрова для костра и сильно порезался. Рана оказалась такой глубокой, что Лешу Соболева пришлось срочно везти в больницу. Ее отец отдал свой вездеход.
Она боялась, что утро своим светом поставит между ними ширму. Вроде той, которую она видела в местном магазине, сплетенную из ротанга. «Сделано на Филиппинах», – прочитала она на этикетке. Она спросила почему. Ей ответили, что хозяин, русский по происхождению, перебрался сюда с Филиппин. Она знала, русские рассеялись по свету, как… горох… Они живут во Франции, Америке, Австралии, Китае. Но про Филиппины никогда не слышала.
Они смывали с себя песок в теплом море, брызгались водой, это снова купались Леший и Кикимора. Они молчали, потрясенные происшедшим, силой влечения, силой удовольствия и степенью растворения друг в друге.
– Поедем, – сказал Леший, – я хочу, чтобы мы обменялись…
– …кольцами, – насмешливо бросила она и прикусила язык.
– Нет, – просто сказал он. – Есть вещица, которая лучше всяких колец.
Он усадил ее на переднее сиденье «лендровера», она откинулась на жесткую спинку, и они покатили по песку.
Маленькая деревушка стояла у самой воды. Катя с тревогой подумала, что прибой может накрыть ее по самую крышу. Леший подрулил к розовому, похожему на крупную игрушку дому, обшитому виниловой вагонкой – сайдингом.
Она увидела перед домом прилавок, на котором лежали ярко раскрашенные деревяшки.
– Мы обменяемся ими. – Он кивнул на них, выходя из машины. – Вылезай. – Он подал ей руку.
– Это…
– Бумеранги. Один тебе и один мне.
– Но почему?
– Ты возьмешь мой, я возьму твой.
– Ты хитрый, Леший, – усмехнулась она.
– Кикимора хитрее, сама знаешь…
Он долго говорил с хозяином – аборигеном с косичкой, длинной бородой, в расписанной вручную рубахе. Катерина плохо понимала его английский. Потом хозяин ушел в дом и вернулся с парой бумерангов. Они казались чуть толще тех, что на прилавке. Леший расплатился, они попрощались и сели в машину.
Перед тем как свернуть на автобан, Леший остановил машину. Он взял бумеранг, провел пальцем по внутреннему краю, и он раскрылся.
– Тайник? – охнула она от неожиданности.
– Конечно, – с самодовольством подростка кивнул он. – Очень важная вещь.
– Откуда ты узнал о таких?
– От знакомых пиратов.
– Брось, Леший. Мы уже выросли из детства.
– Мы – нет. Мы там останемся на всю жизнь. – Он засмеялся. – Иначе мы не встретились бы на детском празднике. – Он протянул ей один бумеранг и сказал: – Он мой, но будет висеть у тебя на стене. А это твой – он будет у меня на стене…
Она вспомнила, что должна забрать подарок у Марии для комитета, и заволновалась.
– Как ты думаешь, что приготовили в подарок ваши женщины нашим? – с тревогой в голосе спросила она. – Может быть, знаешь, если ты такой важный человек в сообществе скаутов? Хорошо бы что-то легкое, из папиросной бумаги…
Он фыркнул.
– У тебя есть время помечтать… – Леший громко рассмеялся. – Немного времени…
Подарком оказалось огромное стеганое двуспальное одеяло из лоскутков. Когда Катерина Николаевна взяла сверток, ее почти не было видно под ним.
Вернувшись в Москву, она долго не могла прийти в себя – в своем полушарии надо снова встать на ноги, но голова отказывалась. В ней все еще сидели Кикимора и Леший. Писать отчет о поездке было трудно, как никогда.
Куратор назначил встречу возле витрин телеграфного агентства. Как всегда, боясь опоздать, она пришла раньше времени и рассматривала снимки, выставленные под стеклом.
Да неужели! На нее смотрела женщина с дикими глазами, она стояла на деревянном помосте и прижимала к груди расписной самовар. Катерина прошлась взглядом по лицам и увидела круглую, наголо стриженную голову Лешего. Он сложил руки на груди, на лице его замерла улыбка.
Она снова перевела взгляд на себя. Почему у нее такое испуганное лицо? Она как будто озирается, силясь кого-то увидеть. Но в тот момент она понятия не имела, что Леший в толпе. А Мария – вон она – поднимается по ступенькам на помост, чтобы взять у нее самовар.
Едва она перевела дыхание, над ухом раздался насмешливый голос:
– Вы потрясающе выглядите, вон там, – указал на фотографию.
Она резко обернулась.
– Спасибо. Но вид у меня какой-то… дикий. – Она усмехнулась.
– Я бы не сказал.
Она наклонилась и открыла сумочку, чтобы вынуть отчет.
– А вы написали в нем, – начал он, принимая пакет, – о том человеке? – Он указал на Лешего.
– А… что о нем? – Катя почувствовала, как сердце рухнуло и покатилось вниз. – Он не женщина.
– Я думаю, вы убедились в этом, – тихо сказал он. Ее сердце подпрыгнуло и шлепнулось на место. Да черт побери! Что он ей сделает? Ну, выгонят ее от ВИП-Дам, подумаешь!
И как бывает, когда что-то важное становится не важным, она успокоилась, сердце, вернувшись на привычное место, начало ровно биться.
– Я давно знаю Алексея Соболева, – продолжал Куратор. – О его детстве тоже. О вас в этом детстве. – Катерина Николаевна резко повернулась к мужчине. – Я знаю, кто вы. – Он следил за ее лицом, и перемены в нем явно забавляли его. Сейчас оно покрылось густой красной краской. – Вы Кикимора. Хи-хи… – Куратор протянул руку и взял ее руку в свою. – Все в порядке, Катерина Николаевна. Вы с ним встретитесь снова. Скоро.
– Когда? – спросила она.
– Вы увидите его в Чехии, в Брно. Передайте ему привет. От Сергея Антоновича.
А потом началась та жизнь, которая, похоже, подошла к концу…
6
В дверь тихо постучали. Галия, узнала она по вкрадчивой манере, остальные входят без стука.
– Это я, – услышала она традиционное приветствие. – Привет.
– Входи-входи, как раз вовремя. – Катерина посмотрела на часы. – Запрем дверь и попьем чаю.
– У меня к тебе предложение-приглашение. – Галия помахала чем-то бумажным, ярким и броским.
Билеты, догадалась Катерина.
– Куда это?
– На оружейную выставку.
– Ку-да! – ахнула Катя. – Что там делать?
– Понимаешь, приехали племянники, все четверо, и достали меня. – Галия улыбнулась, было видно, как нравилась ей их привязчивость. – Но чтобы не умереть там от тоски, я взяла билеты для тебя и твоей племянницы. Я помню, что ты говорила о Саше. Тогда, в Гоа. Ты ведь тоже решила ею заняться по-настоящему?
Катерина кивнула:
– Решила. Хорошо, попробую вытащить ее за компанию.
Она понимала, что Галия, кроме всего прочего, хочет познакомить своих ребят с Сашей. Старший парень, кажется, почти ровесник ее племянницы. Значит, Галия считает, что такое знакомство ему пойдет на пользу?
За чаем они поболтали – все о том же. Что происходит в ВИП-Дамском комитете, какие новые арендаторы въехали в особняк, как выглядят и чем удивляют.
Галия ушла, а Катерина вспомнила о поездке в индийскую провинцию, ныне модную Гоа. Пожалуй, это единственное место, куда Леший не прилетел на свидание. Она ждала его, как ждала повсюду, он никогда не звонил, ничего не обещал, ни о чем не просил и не спрашивал. Как будто все знал сам.
Но поездка, в которой она оказалась бок о бок с Галией, заставила ее посмотреть на свою жизнь иначе. Прагматичнее, что ли.
Прежде она видела себя просто Катей, Катериной Николаевной Лосевой. Какого возраста? Да никакого. Одного и того же, вечного, обыкновенного. Так случается с людьми, у которых под носом нет тех, кто быстро растет, меняется. Когда не с кем себя сравнивать. Она жила и жила, не думая ни о чем, кроме новых поездок. Так было и раньше, до встречи с Лешим в Сиднее.
К каждой командировке она готовилась так страстно, что начальницы, наблюдая за ней, говорили: Лосева – находка для комитета. Знает английский как родной, нравится иностранкам, образованна и из хорошей семьи.
Все было правдой. Даже про семью. Ее отца, инженера Лосева, перевели из Алдана в Москву вскоре после отъезда Соболевых в Китай. Его забрало к себе министерство, там отец работал до пенсии и много лет после нее. Может быть, он не ушел бы оттуда и сейчас, остался бы консультантом, но новые времена и новые люди вытеснили старых. А золотые прииски, открытие которых не состоялось бы без инженера Лосева, перешли в частные руки. Об этом он не мог слышать и почти не приезжал в Москву. Вместе с женой он жил в Купавне – у Катиных родителей там хороший дом. Она осталась одна в трехкомнатной квартире на Ленинском проспекте. Все это хорошо известно ее начальницам.
С Галией они оказались в одном гостиничном номере, когда приехали на женскую конференцию, проходившую в Гоа. Все вокруг: ароматы цветущих деревьев, запахи специй, порхающие за окном разноцветные птицы, еда, которую, кажется, должны подавать только в раю, – все расслабляло, настраивало на искренность, которая на самом деле весьма редкая гостья в стенах старого особняка в центре Москвы. Она выдавалась дозированно, как дорогие духи в спрее, в основном, сказать по правде, для иностранных гостей.
Однажды вечером они сидели в лоджии, увитой цветущими бугенвиллеями, пили ананасовый сок, сдобренный корицей, болтали.
– Катерина, ты часто думаешь о своем будущем? – спросила Галия.
– Я? Нет, – честно призналась она. – Оно придет, тогда и подумаю. А ты? – Она отпила из бокала сок.
– Ты считаешь, до него так же далеко, как… до дна? Думаешь, от отпущенного тебе срока ты отжила, – ей явно понравилось слово, которое придумалось и выскочило, – столько, сколько отпила из него? – Галия указала на Катин бокал. Потом – на свой и продолжила: – Посмотри, на самом деле от нашей жизни отпито вот столько. Мы с тобой ровесницы, я знаю.
Катерина посмотрела – действительно, в бокале Галии осталось чуть больше трети.
– А корицы – вовсе уж нет. Даже в твоем, видишь?
– Очень уж мудро, – поежилась Катерина, хотя не было даже намека на ветерок. Мурашки по спине от очевидного: как верно.
– Неужели не заметила? – наступала Галия. – Вообще-то люди мало замечают перемены, – усмехнулась она. – Не только в себе не видят, даже в том, что происходит за окном. Но мы-то с тобой другие. Мы много раз пересекали границу…
– Понимаю, о чем ты. Даже тех, кто никуда не ездил, граница отсекла от прежней жизни…
Действительно, подумала она, взять сестру и ее мужа – Сашиных родителей. Они, похоже, до сих пор ничего не прочувствовали. Утром – на работу все в тот же институт, хотя на самом деле он уже не тот. Его владельцы – частные лица, а они и не заметили, что их купили вместе со зданием. Они живут в том же доме, с видом на пушистые сосны. Некоторое замешательство возникает в день зарплаты – нет ли в календаре ошибки? Если март, то почему платят деньги за январь? Но и это проходит, они живут дальше, устремляясь к выходным с шашлыками в ближнем лесу, потом к лету – их ждет полный, на месяц, по старинке, отпуск. С палатками, байдарками, гитарой и рюмкой водки у костра. Все как было раньше, так в чем перемены?
– А ты… уже спланировала? – спросила Катерина, почувствовав, что коллеге хочется рассказать… самой себе о себе. Некоторые люди только так могут взглянуть на свою жизнь – воспринять се на слух.
– Да, причем давно, – призналась Галия.
– Все выполняешь, как задумала?
– Конечно. Я татарка, но жила в Стерлитамаке, это небольшой городок в Башкирии. Грязный, промышленный. Мой отец работал на заводе, я – единственный ребенок. Зато у брата отца – четверо мальчиков. Сама не знаю почему, но я однажды поняла, что если не я, то наша семья – у татар в семью входят те, кого у вас называют просто родственниками, – будет бедствовать.
Катерина согласилась:
– Да, у нас племянники – это не члены семьи. Разве что у деревенских.
– Я сосредоточилась и спросила себя: как мне поступать, чтобы добиться успеха? Успех – это процветание, – пояснила она. – Я не красавица, значит, миллионер не ждет меня у подъезда. Не семь пядей во лбу – Нобелевская премия тоже отдыхает. – Она засмеялась. – Но я была активная, меня вечно выбирали куда-нибудь. А когда я стала секретарем комитета комсомола в школе, я поняла – вот мой путь.
– Ага, ты стала… функционеркой, да? – Катерина отпила глоток сока и заметила, что уровень в бокале падает, приближаясь к тому же, что у Галии.
– Именно так. Меня взяли в райком, потом в горком, потом я оказалась в Казани. Заочно закончила педагогический, исторический факультет. А потом, – она усмехнулась, – в Казани вдруг заметили, что я женщина. Республика предложила меня нашему комитету. Мне дали наказ – нравиться женщинам Востока.
– Ты им нравишься, все правильно, – подтвердила Катерина. – Они ходят за тобой толпами. Как вчера. – Она улыбнулась. – Я чуть не кинулась на помощь, когда увидела, что тебя поливают водой.
Галия засмеялась:
– Это же праздник Дивали. Так положено.
– Я догадалась, но потом. Видимо, плохо подготовилась к поездке.
– Я выполнила наказ тех, кто меня послал в Москву, но свой – пока нет.
– А он чем-то отличается? – осторожно спросила Катерина.
– Да. Я должна заранее научить племянников, как воспользоваться теми подарками, которые я им готовлю. Это важно для меня самой… потом… Чтобы не остаться в одиночестве в старости.
– Ох! – Катерина поставила бокал на столик. – Не рано ли о старости?
– Нет, – спокойно сказала Галия. – Понимаешь, все, что у меня есть сейчас и что будет еще, останется им. В любом случае. – Она подняла руку, протестуя против попытки Катерины сказать что-то вроде того, что она еще может выйти замуж и… – Нет, не надо. Пустые слова. – Катерина пожала плечами. – Но чтобы все пошло на пользу, чтобы мальчики приумножили наследство, я обязана подготовить их к этому. Я помогу им получить образование, я устрою их на хорошую работу. Тогда они смогут содержать квартиру, в которую я столько вложила, дачу, машину… И заботиться обо мне. Когда я стану старой и немощной, на сиделку тоже понадобятся деньги. Их нужно суметь заработать. Значит, я должна их этому научить.
Катерина никогда не рассматривала свою жизнь в столь отдаленной перспективе, но слова Галии заставили поморщиться. Прагматично, но верно по сути, она не стала спорить.
– Сейчас другое время, мы-то с тобой понимаем это лучше других. Мы видели ту жизнь, к которой теперь все повернули. Мы видели ее много раз, на той стороне. – По привычке Галия указала куда-то за окно, но Катерина не спорила. Она указала точно на запад. – То, что пришло к нам, знакомо не только по рассказам «дорогих подруг», которые ехали к нам со всего мира, чтобы поплакаться на тяготы своей жизни и увидеть у нас свою мечту… – Она усмехнулась. – Мы им показывали. Но теперь что показывать? Наша контора наверняка… – Катерина кивнула, она знала, что хотела сказать Галия. Она и сама с напряженным вниманием ловила слухи – расформируют, изменят, сократят.
Казалось, крах организации ВИП-Дам неизбежен. Если нет прежней страны, значит, незачем ее прежние, как называют это в высоких инстанциях, институты? Значит, нет и денег на содержание комитета.
Конечно, начальницы пытаются убедить кого надо в бесценности наработанных контактов с «женской общественностью» мира. Но те, по слухам, отвечают просто: зачем вкладывать деньги, если иностранцы сами валом валят – без особого приглашения – посмотреть, что происходит в России. Начальницы пытаются внушить, что едут не те…
ВИП-Дамы пытались пойти другим путем – взять хитростью. Но как скоро выяснилось не без печали, хитрость оказалась старомодного образца. Они попробовали пригласить на работу жен тех, кто, если пользоваться эвфемизмом, принимает решение. Но упустили одно – теперь этим женам работать незачем, они сами ВИП-Дамы.
– Слышала? – спросила Галия. – Приходили три важных жены, мало говорили, но смотрели внимательно. На особняк. Понравился.
– Что дальше? – Катерина подалась вперед.
– Первая предложила устроить в нашем доме танцевальный клуб, вторая – ресторан, а третья – салон красоты.
– Поня-ятно.
– Ты заметила, что сумки, с которыми выходят с работы коллеги, становятся все пузатей? – Галия метнула быстрый взгляд на Катерину и засмеялась. – Не заметила? Присмотрись. Народ решил уносить из своих кабинетов и столов все полезное, а не только самое красивое.
– Я заметила, – сказала Катерина, – что в зеркальных витринах в коридоре уже можно любоваться собой во весь рост. Не надо вставать на цыпочки…
– Конечно, там уже нет статуэток, хрустальных ваз, подсвечников и много чего еще, – засмеялась Галия. – Но коммерческий раж начальниц не утихает. Ты видела охранника на первом этаже?
– Это было потрясение, – простонала Катерина, вытягиваясь в кресле и отставляя бокал с соком.
Однажды утром, пройдя мимо привычной милой вахтерши со свежей укладкой на редких седых волосах, она посмотрела в большое зеркало в фойе и замерла. Среди кадушечных фикусов и зарослей цветущих роз чернело нечто. Она беспомощно обернулась к вахтерше.
– Это Федор. Охранник первого этажа. Теперь там коммерческая структура, – ласково и тихо, как больной, пояснила вахтерша.
Катерина Николаевна отвернулась от зеркала и отошла на два шага, чтобы увидеть Федора живьем. Он стоял, поколачивая себя по бедру дубинкой. Высокий, крепкий отставник.
– Я тоже, когда увидела, – сказала Галия, – обомлела.
Они молча допивали сок, каждая думая о своем. На самом деле будущее комитета как такового Катерину мало волновало. Она может вернуться в Институт имени Пушкина, ей нравилось работать с иностранными студентами. Некоторые до сих пор пишут ей письма. Она может давать уроки английского языка детям, сейчас это вполне доходное дело.
Но так беззаботно она думала до разговора с Галией.
Теперь, послушав коллегу, она вдруг поняла, что причина ее эйфории по отношению к собственной жизни заключается в том, что у нее их две сразу. Одна жизнь в Москве, ее она воспринимает как подготовку ко второй, в которой есть Леший. Но если комитет ВИП-Дам закроется, то что произойдет с ее второй жизнью без поездок? Ее не будет?
Катерине стало не по себе. Она отодвинула пустой бокал, поежилась, внезапно ощутив себя такой же растерянной, как и остальные сограждане.
С тех пор что-то влекло Катерину к Галие и в то же время удерживало. Так бывает, когда не хочется смотреть в зеркало, опасаясь увидеть то, что огорчит. Но она признавала, что коллега права…
Хорошо, они с Сашей составят компанию Галие и ее племянникам. Тем более что выставка в Гостином дворе, рядом с Кремлем.
* * *
– Вот это да! – воскликнула Саша, горящими глазами окидывая стойку с разноцветными бумерангами. – Они настоящие? – спросила у девушки в широкополой австралийской шляпе.
– Нет, вот эти, – она прошлась рукой по стойке, как по струнам арфы проходится опытный музыкант, – сувениры. Настоящие начинаются с четырнадцати дюймов. – Девушка взяла один и подала Кате. Племянники Галии окружили Сашу так плотно, что стендистка поднялась на цыпочки – не сделали бы чего с экспонатом.
Катерина Николаевна наблюдала за Сашей. Она ей нравилась. Азарт – это так понятно. Но какая полезная неожиданность – на выставке оказались бумеранги. Она прислушивалась к тому, что говорила стендистка.
– Они могут держаться в воздухе сорок восемь секунд, дальность полета – сто четырнадцать метров. Эти цифры с чемпионатов мира по метанию бумеранга, – объясняла она. – Их делают из ольховой пятислойной фанеры, шлифуют, лакируют. Потом раскрашивают. Бывают бумеранги из дуба, липы, березы, бука. Полет – потрясающее зрелище. Вы сильно подбрасываете его – он описывает петлю и улетает вверх.
– Всякий бумеранг возвращается? – строго спросила Саша.
– Нет, но тот, который вам дорог, обязательно вернется, – не без хитрости ответила девушка. – Выбирайте. – Она обвела руками витрину.
Как удачно, продолжала радоваться Катерина Николаевна, что Саша увидит предмет, о котором она уже решила с ней поговорить. Конечно, девочка видела бумеранг на стене у нее в гостиной, но он для нее один из сувениров, которыми увешаны все стены.
Катерина Николаевна, оказывается, не отдавая себе отчета, все последние дни думала о главном – кем же ей обернуться, чтобы забрать подарок Лешего в «Грэйндже»?
Сашей, вот кем ей надо обернуться. Теперь ясно как день. Тем самым удастся выполнить две задачи – отправить ее на курсы английского в Британию, как обещала, и попросить привезти бумеранг. Только учиться она будет на частных курсах Шейлы Вард, а не при университете в Кембридже.
Из-за ширмы появился хозяин стенда, привлеченный толпой молодых людей. Он тоже был в широкополой австралийской шляпе, с высоты двухметрового роста ему хорошо видно, как тискают пять пар рук его экспонаты.
– В чем проблема? Чем помочь? – дружелюбно спросил он, вынимая на всякий случай мобильник из чехла, который болтался у него на кожаном шнурке на груди.
Катерина Николаевна присмотрелась, увидела, что это, и невольно отшатнулась.
– Вы… ее сами съели? – услышала она голос Саши, полный ужаса. Племянница увидела то же, что и она.
Роль чехла для мобильника исполняла шкурка лягушки, точнее сказать, ее чучело, воспроизводящее земноводное существо во всех подробностях. Но полое внутри. Лягушка беспомощно распростерлась на широкой груди с расстегнутым воротом расписной рубахи.
– Нет, ее съел абориген, – ответил привыкший к вниманию мужчина. Он сжал в кулаке шкурку. – Смотрите, как будто на пружине. Раз-два, раз-два. Мой сын бегает за мной, просит отдать. Но это мой талисман. – Он сжал и разжал шкурку.
