Текст книги "Пора Познакомиться. Книга 3. Взросление (СИ)"
Автор книги: Вера Гончарук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Глава 57. Поминки и прочее.
Как я ни тупила, но его рассказ запомнился мне от слова до слова.
На похоронах присутствовали две из этих девочек, Оксана и Ира, Аллы не было.
Когда приехали домой, все помыв руки пошли к столу.
Столы, шесть штук стояли в два ряда, со скамейками принесёнными из ДЭЗа, девочки постарались и всё приготовили.
Первыми к столам сели 50 человек с Гостелерадио. Мои родные их было человек 25 ютились пока по двум комнатам и на кухне. Гости расселись и я обратилась к ним.
–Я не буду проклинать вас. То что вы сделали итак падёт на ваши головы. Я только хочу сказать, что даже если бы, я повторяю если бы, моя дочь оказалась воровкой, вы не имели права исполнять ни функции следователей и сыщиков, ни функции судей и прокуроров.
Никто не давал вам права на обыск, нужно было вызвать милицию, если возникло подозрение. Никто не давал вам право устраивать собрание-судилище.
Вы довели человека до самоубийства и даже не пошли за ней, чтобы остановить и предотвратить. Вы убили две жизни, её и нерождённого ею ребёнка. Всё, о чём я вас прошу, будьте впредь внимательней к людям, не убивайте их.
И не в силах ни смотреть на них более, ни говорить, я ушла на балкон. А они пили, ели, что-то, постепенно говоря всё громче и громче. Разошлись не ранее чем через час, основательно заправившись спиртным. И только, когда они ушли, за стол сели измученные свои.
Было тихо только слёзы и вздохи.
А на улице из арки слышался крик. Как мы узнали потом, об этом месяц судачили у всех подьездов, Госкомитетская публика передралась и переругалась возле подъезда, обвиняя друг друга и кляня почём зря.
Вот вам и приличные люди большинство высокообразованные, но абсолютно бессовестные и беспардонные. Правда ещё до ухода они успели сказать мне, что я должна привезти им счёт с кладбища и из морга, они оплатят все расходы, а я взяла с них слово, что мне разрешат побывать в Ириной аппаратной.
Третьего августа мы едем на Новокузнецкую, мне необходимо увидеть место событий. Нас встречает у входа Андрей и я прошу проводить нас к месту падения. Это за углом. И вот мы на месте. Я смотрю вверх и именно сейчас узнаю и высоту здания и высоту окна.
Под окном между девятым и восьмым этажом расположена сетка-уловитель шириной метра полтора-два,предназначенная видимо для мусора с крыши. Я удивлена, каким образом она не попала на сетку и Андрей отвечает, что не знает. Внизу, напротив места где она упала небольшая ниша в стене и в ней лежат цветы.
Андрей говорит, что цветы положили на место падения, а дворник переложил в нишу. Мы тоже кладём цветы в нишу и идём в сам комитет.
Андрей звонит и к нам спускается женщина. Я пристально смотрю на неё, она была на поминках. Женщина берёт у Саши счета с кладбища и из морга и выдает ему деньги четыреста с чем-то рублей, а Андрей в это время оформляет нам пропуска. После чего мы поднимаемся в лифте на десятый этаж.
И в холле внизу и в лифте, на нас все смотрят и шепчутся, я догадываюсь о чём.
Мы идём по этажу, во мне все сильнее поднимается возбуждение, я задаю вопросы, где чья комната и получаю ответы. Кажется всё проходит мимо, но оказывается неосознанно, я запоминаю всё до мелочей.
Аппаратная Иринки в конце коридора у лестницы и к ней примыкает вход в студию дикторов,под углом.
Мы входим в пустую аппаратную и я впервые вижу студийные магнитофоны, пульт для записи и микширования. Магнитофоны огромны. Как она его сдвинула?
Стол, на нём уже нет цветов, полки на которых множество комнатных растений, когда-то взятых ею из дома.
Я прохожу к окну, и тут же рядом возникают Саша и Андрей, для подстраховки, но я отстраняю их, говоря, я не брошусь.
Смотрю снова вниз, на эту сетку, она выступает далеко, её же просто так не минуешь. Боковым зрением замечаю людей на стройке справа. Смотрю на них, а они пристально следят за мной и я вдруг понимаю, что они видимо видели падение Иринки. Так оно и окажется.
Сверху всё такое маленькое, даже машины. Напротив улица Полины Осипенко.
Потолки в помещениях высоченные по пять метров, акустика невероятная. Потом мы выходим из Госкомитета.
Следующее, что я помню мы как-то оказались у Андрея, как добирались не помню, но вот уже сидим у него. Я на кресле в руках у меня кружка чая без сахара, видимо сама так попросила, я пью с сахаром, только когда хочу есть.
Из обстановки комнаты не вижу ничего, не фиксируюсь, только диван, на котором они спали и тумбочку возле него. На стуле висит её халатик.
Мы просим Андрея отдать нам её вещи, но он отказывает, может быть как-нибудь потом, пока они мне дороги. Мы не настаиваем.
Нет сил. Он отдаёт мне только конверт с её фотографиями с её дня рождения, последние прижизненные фото, более она не снималась. Годичной давности.
Потом он показывает мне рисунок нарисованный ею 28-го ночью,на 29-е.
Страшный по тревожности и значимости.
На рисунке церковь с тремя куполами, над ней рваные, стремительно летящие облака и из них падает ангел, поразительно похожий на нее. Ломаное крыло старается сделать взмах, чтобы подняться, но обвисшая вниз тяжелая рука, тянет к земле. В левом углу катушка с полуразмотанной пленкой, разделённой на кадры и на них бесконечная подпись « the end», конец.
Знала? Предвидела? Готовилась? Нет ответа.
На тумбочке возле телефона второй её рисунок-Борис Гребенщиков. Нарисован точечно, шариковой ручкой, светотенями.
Я вспоминаю, как она знакомила меня с песнями и текстами Гребенщикова, как сумела влюбить меня в его творчество. В нём тоже какая-то загадочность и сумасшедшинка, но хорошие добрые.
Сколько же нового и интересного открыла мне дочь, сколько памяти о себе оставила.
Оба рисунка остались там, но они стоят у меня перед глазами. Дома на стене в её комнате висят фотография Битлз, формата плаката, те где они с цыплятами, над ними рисунок Иришки, обозначенный Линда. На двери тигренок, незаконченный, только большущая голова.
Когда вернулись домой, я иду в её комнату и прижимаюсь к тигрёнку. И говорю мысленно снова с дочкой.
Много позже Вовкин дружок испортит дверь и этот рисунок, просверлив в двери вернее пробив громадную дырищу и полустерев рисунок, но он же не знал и не понимал, что портит, а у меня словно половину души убьют. Дверь придётся менять, а рисунок я аккуратно переведу на кальку, точнее его остатки..
Четвёртого августа мы вызваны в 95-е отделение милиции к дознавателю Баранову. Первым долгом он даёт нам для прочтения акт вскрытия. Я читать не могу, буквы плывут перед глазами, сознание отказывается воспринимать. А Саша читает.
Там немерянное количество листов, та бумажка, что выдали в морге нам мелочь. Саша белеет и зеленеет на глазах, но упорно читает.
А мне следователь задаёт вопросы и я отвечаю. Потом он протягивает мне заявление Иры младшей. Я читаю, перечитываю и восклицаю:– Но это же чушь, враньё!
-Что враньё-интересуется следователь.-Всё-отвечаю я. Всё от первого до последнего слова. Вот она пишет «,стоя у двери своей аппаратной, я увидела, как Сычёва подошла к двери Оксаны, воровато огляделась и вошла внутрь. Вскоре она вышла и ушла к себе, а после этого Оксана обнаружила пропажу серёжек.»
Вы были на этаже? И ещё тут" также я однажды с той же позиции, Ира меня не видела, наблюдала, как она вошла в студию своих дикторов и что-то вынимала из сумки."
Как можно увидеть всё вот с этой точки. И я тут же нарисовала схему расположения комнат. Для того, чтобы что-то увидеть нужно стоять вот на этом углу, а не у дверей аппаратной.
Следователь поморщился, он явно был обескуражен и видимо злился на то, что меня допустили на этаж.
Потом он дал мне прочесть заявление Оксаны где были описаны наши серьги. Он попросил меня изобразить их схематично, я нарисовала, как они выглядят. Он вынул из сейфа пакетик, в котором лежал наш гарнитур и сравнил.
Я спросила, ответьте серьги она украла в пару к кулону и браслету принадлежащих ей? Так по вашему. Он хмыкнул и тут же пошёл в наступление « А чек у вас есть в доказательство»-Нет-ответила я-гарнитур мне делал знакомый по моему заказу, а если бы чек и был то хранить год чек на покупки у нас не принято, только на крупные с гарантией.-Жаль-парировал он.
-Я не понимаю, вы что открыли дело о воровстве против погибшей девочки, или расследуете причины гибели? Вы что считаете, что проводить обыск, устраивать травлю и судилище было правомерно со стороны коллектива и руководства?-Разберёмся-прозвучал невнятный ответ.
Обратно мы ехали подавленные и угнетённые. Записку Иришки он показал мне только из своих рук и не отдал, объявив ее вещдоком. В записке было написано « Мама прости, я не могла иначе. Не верь наговорам». И всё.
Возле отделения милиции во дворе, к нам подошёл старший и очень уважаемый ею друг Слава Борецкий, который по её рассказам очень много помогал ей в работе.
Его тоже вызывали и показывали её записку и опрашивали. Записку тоже не отдали ему она написала " Славка, не верь ничему. Я не виновата. Ухожу с чувством любви и уважения'.
–Я и не верю,– сказал он-, но вы будьте готовы, машина сейчас завертится и многих перемелет. Год назад также погиб семнадцатилетний парень и всё заглохло, шито-крыто.
Вот такое мы получили знание.
Расскажу сразу, чтобы более не возвращаться. За два года мытарств мы ничего не добьёмся. Изначально нельзя было расследовать это дело в данном отделении милиции, так как они несли в этом здании охрану, а значит были заинтересованной стороной.
Все показания радикально изменились, дислокация участников также, серьги превратились в другие изменили конфигурацию. Вдобавок мою дочь объявили лгуньей патологической и наркоманкой. Руку к этому приложил и Андрей. Его прижали и перемололи, на его занятиях.
У него брат музыкант ансамбля Лещенко. Ездили и по зарубежным гастролям. Оттуда он привозил фильмы ужасов и порнофильмы. Дома у них была оборудована целая студия, они переписывали копии и сбывали их через определённые точки, что являлось тогда уголовно наказуемым деянием. Вдобавок и пленку для записи он банально крал на работе.
Вот на этом его и прижали. Или нужные показания или срок мотать. Он выбрал первое, я его не сужу, система и не таких ломала, а они на время расследования, были вынуждены всё попрятать по друзьям, благодаря чему теряли навар и это их злило.
И напоследок от грустного до смешного и надзорный прокурор в Москворецком районе и прокурор в городской прокуратуре оказались тоже с фамилиями Баранов, и мы зажатые между трёх баранов остались ни с чем. Дело замотали, а у нас ни сил ни средств не было. Да и вообще статью по доведению до самоубийства у нас применять не любят и до сих пор.
Глава 58. Новые открытия, новые боли.
Приехав домой, а все эти дни у нас по очереди дежурили девочки, чтобы не оставлять нас одних, мы застали пришедшую к нам Валентину, соседку из шестого подьезда. Она мама двоих ребятишек учившихся с Ирой и Женей, а третий пойдёт с Вовой в один класс.
Валя оказалась нечаянной свидетельницей гибели Иришки и пришла нам рассказать, как всё было.
Она шла по улице Полины Осипенко, с рынка,когда услышала крики рабочих со стройки и проследив взглядом куда они машут руками, увидела стоящую в окне Иришку. Валя тоже бросилась бежать ближе и звать её по имени, но Иринка не реагировала.
Она стояла на подоконнике и пристально смотрела вниз, словно примеряясь. Потом переступила на карниз, присела, отпустила косяк и резко оттолкнувшись нагнувшись корпусом вперёд, пошла вниз. Короткое «маа-» и она замолчала.
Когда она ударилась спиной о землю, ее ещё раз подбросило вверх, как мяч на три метра и она упала на то же место, свесив голову над асфальтом. Валя была там до конца, пока её не увезли. Крови, как ни странно почти не было.
Саша подтвердил, что в заключении указано, что она скончалась до падения от разрыва сердца, в силу имевшейся у неё стенокардии. Стенокардией страдал и её отец.
Потом Валентина ушла. С виду я слушала её спокойно, видимо мой отрешённый вид и показался ей безразличием, иначе вряд ли она рискнула бы рассказывать мне подробности. Она ушла, а со мной случилось непонятное.
Меня всю скрючило, словно свело все до единой мышцы и ни пальцем ни веком пошевелить не могу. Только дикая боль во всём теле. И при этом я хриплю и вою, не плачу а просто вою. Вера, а сегодня была она, тут же вызвала скорую.
Врач скорой, оглядевшись сразу верно оценил и обстановку и причину моего состояния. Мне вкололи обезболивающее и наркотическое, после чего я просто провалилась в небытиё, где не было ни снов ни ощущений, я первый раз спала, за все эти долгие дни.
А врач, как потом сказала Вера, взял в руки Иркину фотографию, долго смотрел на неё, тихо проговорил « Эх, доча, доча, что ж ты сотворила?» потом поставил фото и горько махнув рукой ушёл.
Пятого августа я снова оказалась у Анохиных. Андрей был на работе, дома только его мать-почтальон Анюта и отец инвалид-алкоголик, безвольное маленькое грязное никчемное существо.
Меня они не интересовали, я тупо сидела и смотрела в окно, думая о своём, пока не пришёл Андрей, включивший мне фильм ужасов.
Это был первый, увиденный мной ужастик « Голод», но я смотря на него вовсе не пугалась, а успокаивалась. Психотерапия? Весьма странная.
Когда вернулась домой, там все сходили с ума. Я исчезла не уведомив никого о том, куда и зачем, пока Саша спал, а он не догадался, где я могу быть. А я ничего не объясняла, тупо молчала.
На следующий день снова вся родня приехала, девятый день. Мы поехали на кладбище и взяли с собой магнитофон. На могиле звучала Иркина любимая « Ес тудей» прошу прощения, что нашим шрифтом пишу.
Бабушки удивились, но им объяснили и они смирились.
Дома за столом и дети, но они ко мне не подходят, видимо я в неадеквате, поэтому решено, что их снова заберут в Марьино. Вспоминают Иринку, в том числе, что Вова идёт в первый класс, а она так хотела его проводить. Нина говорит, что Ирина купила ему всё для школы и до меня тут доходит, что сама я обо всём забыла.
Я иду достаю деньги и отдаю Нине, для передачи Ирине. Она отнекивается, но я настаиваю и со мной боятся спорить, а я не хочу быть обязанной.
Потом бабушка Клава рыдая падает мне в ноги и просит за всё прощения, а я не понимаю за что и утешаю её.
Оказывается, что Виталий давно уже живёт дома. Он получил квартиру в Воскресенске, поселил там семью, а сам ушёл жить к матери. Мне всё безразлично, кроме того, что он не приехал проститься с дочерью и никакая болезнь сердца в этом не помеха, это отговорка. Теперь он для меня умер.
Когда и как все разъехались я не заметила, а мы снова одни наедине со своим горем. На поминках в первый раз Саша пил, но не пьянел, а сегодня его развезло. Видя мою настороженность, он подводит меня к фото Иришки и говорит « Клянусь, памятью и именем её вот здесь при ней клянусь, я не запью». И конечно же обманет, прежде всего сам себя.
Начинаю терять часть событий пропускать, но это простительно, состояние в эти дни, словно опять опрокидываюсь в прошлое и спешу пройти эту трудную пору. На девяти днях случились ещё примечательные события.
Я первый раз с момента гибели дочери притронулась к еде и с этого дня, когда не забуду, буду есть. Саша, в ответ на вопросы родных рассказал некоторые подробности нашего похода к следователю, в частности рассказал об акте вскрытия то, что в Иришке после падения не осталось во всём скелете ни одной целой косточки. Кажется самое большее впечатление, хотя вряд ли он тогда всё понял, но запомнил на всю жизнь, это произвело на Ваню, которому нет ещё четырех лет.
Когда мы стояли курили на балконе я увидела Наташу. Это Женина девушка, с которой он уже почти год встречался и о которой Иришка однажды сказала, что у Жени хороший вкус, симпатичная и скромная девочка.
Она стояла внизу возле арки и с ужасом смотрела на наш балкон, увидя меня в чёрном наверное гадала, что и с кем случилось. А наши гуляющие старушки её просветили, и я испугалась, что теперь она напишет Жене и как напишет, а главное как он воспримет. Только теперь я вспомнила о Жене.
На следующий день написала ему в очень аккуратных, подводящих к беде постепенно выражениях и отправила письмо.
Теперь мой распорядок дня: с утра встала, накрасилась и еду на кладбище, как на работу, оттуда прямиком к Анохиным, часами сижу пересматривая один ужастик за другим и вскоре заранее знаю, кто погибнет, кто спасётся. Ни море крови, ни дикие вопли, ни орудия убийства на меня не действуют.
Потом я начинаю замечать, что Анюта, Андреева мать начинает на меня коситься и проявлять раздражение. Значит какая -то мысль или какие-то чувства начинают доходить до моего сознания.
Дни однообразны, но что-то во мне меняется. Я словно бы вижу себя со стороны и начинаю осознавать, что со мной явно не всё в порядке, всё чаще и чаще в голову лезут мысли о самоубийстве и я только ищу внутри себя способы.
Вот тут я кажется испугалась. Испугалась своего состояния. Крашусь автоматом, словно выполняя волю Иришки, а всё остальное меня словно бы и не касается, это наверное ненормально.
Глава 59. Снова психиатрия. Жизнь продолжается.
И я собираюсь и еду в Психоневрологический диспансер к врачу суицидологу.
Нет не зря говорят, что психиатры, от общения с пациентами становятся не от мира сего.
Врач к которой я попала, черноволосая, претенциозно разодетая и ярко накрашенная особа с ногтями по сантиметров пять, грубым прокуренным басом и крайне вульгарными манерами.
Она не столько слушает мой лепет, сколько разглагольствует сама и отнюдь не по теме интересующей и волнующей меня, а
о мужчинах, об адюльтере и прочем. Потом словно опоминаясь, пишет какую-то бумаженцию и небрежно подаёт её мне. "Походите в наш стационар, там вам станет легче".
Её поза нога на ногу, жестикуляция рваными жестами, при этом нисколько не меняются.
Спускаюсь вниз к стационару, меня регистрируют и велят приезжать завтра к девяти утра. Я буду у них находится с 9 утра до 19 вечера, а ночевать дома.
На следующий день еду. Встретили показали где раздеться и велели пройти в процедурный.
Здесь всыпали в руку горсть таблеток-две реланиума, две тазепама, две амитриприлина,две элениума и одну витамин.
Смотрю на это ошалевшими глазами, спрашиваю это в течении дня?-Нет это сейчас и при мне, а позже ещё.-А зачем?-Вам положено лечиться, а не задавать вопросы. С опаской выпиваю.
После этого мне рекомендуют пройти в столовую, а потом на трудотерапию. Контингент явно сильно психические больные, но приглушённые таблетками, вяжутся с расспросами, ненужными разговорами. В кабинете трудотерапии необходимо сворачивать экскурсионные проспекты определённым образом, но у меня сильно нарушена координация движений, меркнет зрение, а в голове одна мысль, прилечь.
Может быть для публики, которая там лечится, это нормальная доза препаратов, но для меня она оглушающая. Мне очень плохо и я ищу врача, чтобы сказать о своём состоянии.
Ищу и никого не нахожу, зато вижу раздевалку. Я захожу в неё
и одеваюсь, а потом иду на выход. Мне никто не препятствует.
Выхожу на улицу и на автопилоте иду к остановке, при этом про себя твержу, только не сесть на 163, только не сесть.... На остановке от меня люди отходят в сторонку. Когда подходит автобус, я лезу в него. Это именно 163, который кружит долго по Черёмушкам, прежде чем выезжает к метро.
По дороге я чувствую, что меня кажется сейчас вырвет и вскоре возле меня, в переполненном автобусе абсолютно свободный большой пятачок. То ли я выгляжу сильно пьяной, то ли что, мне со стороны не видно.
Через 40 минут мы у метро, но не с нужной мне стороны. К моему входу нужно либо спустится на Каховскую и там перейти на Севастопольскую, либо перейти две дороги и стоянку автобусов сверху. Видимо плохо соображая, я выбираю второй вариант.
Говорят же пьяных Господь бережёт, видимо и меня он принял за пьяную и позволил пройти везде по краю пропасти.
Все машины успевали затормозить, а на кручение у виска я не реагировала. Мысль одна дойти до кровати и лечь спать. И я добралась. В метро меня осмотрел и обнюхал милиционер и убедившись, что от меня не пахнет, пропустил.
По дороге от метро до дома я твердила, сейчас приду домой и всё расскажу Саше. Я пришла, он моего прихода так рано не ждал, я же говорила, что до вечера и спросил, что случилось, я ответила я сейчас разденусь и всё расскажу,и замолчала.
Он ждал ждал и пошёл смотреть, а увидел меня спящей прямо поперёк кровати в одежде.
Кое-как раздев, приговаривая где ж ты так наклюкалась, он уложил меня на кровать и прикрыл одеялом. А в шесть вечера позвонили из стационара, хватились, что у них больная пропала. Саша позвал меня к телефону.
Из трубки стали на меня кричать, на что я тоже не выдержала и закричала, чтобы они забыли обо мне навсегда, я не чокнутая и не подопытный кролик, чтобы травить меня такими дозами транквилизаторов и что я вообще на них в Минздрав телегу накатаю.
На следующий день оттуда приехал врач, мы с ним побеседовали, он извинился, сказал что примет меры, назначил мне пару успокоительных и укрепляющих препаратов в нормальной дозировке и просил только не писать жалоб. Более я никуда не ходила за помощью, решив справляться сама. Тем более скоро на работу выходить.
А через три дня приехал Женя и прямо с дороги попросил свозить его на кладбище. Мальчики уже тоже были дома, и я потихоньку привыкала снова справляться с обычными делами.
Мы взяли с собой Ваню и поехали втроём, а на кладбище.
Когда Женька еле сдерживая слёзы стоял у могилы, Ванечка вдруг выдал « а давайте её откопаем. Правда у нее все все косточки сломаны, но мы их склеим. Я Ирочку хочу видеть». У Женьки началась истерика и я никак не могла его успокоить. Он всё повторял я хотел её комнату занять, я всё хотел чтобы она ушла, вот и ушла совсем. Я этого не хотел. Я гладила его по волосам и приговаривала, сынок, ты не виноват, никто из нас этого не хотел.
Частично я пришла в себя и видимо машинально, автоматически выполняю всё, что необходимо делать для ухода за детьми. Но в том и беда, что только для ухода. Эмоционально я не с ними. Ездить к Анохиным прекратила, хоть это благо, но на кладбище каждые три дня еду упорно.
Вот незаметно подошло и первое сентября, а значит провожаем в школу Вову. В этом году мы идём в другую школу. Точнее это наша же школа, только теперь она в новом здании, чуть дальше прежней, нужно пройти через сквер и номер у неё стал не 859 а 1173. А учителя всё те же, вот только директор сменился, старая вышла на заслуженную пенсию, всё-таки 70 лет.
Но Володиному классу достаётся учительница не из нашей школы, она переехала в Чертаново из центра недавно, после развода с мужем и теперь пришла работать в нашу школу. Видимо это обстоятельство её личной жизни скажется и на моем ребёнке и на других детях и итогом будет её увольнение, но пока мы этого не предвидим.
Володю пошли провожать только я,Женя и Ванечка, Саша уехал на работу, хотя двух первых мы всегда провожали вместе.
Ильмира Сабировна, так зовут нашу учительницу.
На первом же собрании она произведёт впечатление неуравновешенной нервической особы. Возраст её за пятьдесят. Сначала я думала, что опытный педагог это хорошо, но опыт оказался своеобразным.
Проводив Володю в школу, а Ванечку в садик, я иду на работу. До 12 часов, потом нужно идти за Володей.
На почте мне сразу становится некомфортно, мне действуют на нервы все звуки, гул голосов, обращения ко мне сотрудников. Я не могу ни на чём сосредоточиться, подолгу смотрю на каждый бланк и не понимаю, что мне нужно с ним делать. В общем работник из меня никакой и я ясно это понимаю, поэтому встаю и ухожу курить в комнату отдыха.
Следом приходит Ирина и спрашивает « Плохо?»– Очень-отвечаю я.-знаешь, я лучше уволюсь, не могу....Не могу видеть людей, не могу общаться, не могу работать... Отпусти меня Ир, я уже не работник.-Ну, подожди, не горячись, приходи просто . Посиди хоть здесь, хоть на месте, главное тебе нельзя быть одной-Нет, Ир, мне нельзя быть с людьми, видимо перебор был в общении. Сейчас я видеть никого не могу, боюсь вообще людей возненавидеть.
-Вер, это пройдет, ну давай ты ещё недельку-другую отдохнешь, придёшь в себя, а потом выйдешь-А работу кто делать будет и потом кто знает сколько времени это продлится? Нет Ириш, отпускай меня с миром бери работника, а я, пас....
И она поняла, поняла и подписала мне увольнение без отработки. Заявление отправили в узел, а сама я съезжу за трудовой много, много позже, когда она понадобится. Сейчас мне не до неё.
Забрала Володю из школы, мы идём с ним домой. Он что-то возбуждённо рассказывает, а я отделываюсь междометиями, абсолютно не слушаю его.
Раньше в этот день мы готовили детям угощение, вели их куда-то, в общем устраивали маленький праздник. Каюсь, у Володи не было ничего этого, я даже не вспомнила об этом.
Накормила обедом и отпустила гулять. То есть я стала не матерью, а ходячим роботом.
Дальнейшие дни с радостью выпроваживала всех из дома, а сама наслаждалась тишиной и беседой с дочерью. Если мне нужно было куда-то отойти,то обращалась к ней, прости дочка, я сбегаю в магазин, я быстро, ты побудь пока одна.
Вернувшись, прямо с порога объявляла:-Ирочка, я уже пришла.
Может таким образом я пыталась загладить вину молодых годов, когда пренебрежительно относилась к ребёнку? Не знаю.
Но теперь сознаю, что моё поведение того времени было похоже скорее на тихое помешательство. Девочки забегали теперь реже и видимо видели, что я не выражаю радости от их визитов и общения, а наоборот тягощусь ими. Постепенно они отошли от меня.
На 40 дней снова приехали все. На сей раз всё готовила я сама и как не стыдно признаться, но это заметили . Все сказали, что вот теперь они чувствуют вкус еды настоящей. Хозяйка вернулась в дом. Если бы они знали, что не я вернулась, а просто навыки сработали.
Женя привёз из Астрахани три огромнейших арбуза, я никогда не думала, что такие бывают. Одного арбуза за глаза хватило на 30 человек, столько народу собралось помянуть её.
Говорили с дядей Юрой, теперь он рискнул со мной заговорить, два первых раза очень опасался, видя моё состояние. Тогда-то я и узнала, что не было у него никакой обиды на меня после смерти тети Ирочки и никакого моего письма он не получал. Выходит мать не отправила письмо, а меня обманула и придумала дяди Юрину обиду. Мне было непонятно, зачем и в тоже время, если бы я узнала это ранее, то выговорила бы ей, а сейчас отнеслась равнодушно.
Я говорила с людьми, беспокоилась об их комфорте, но сама не садилась к столу и втайне мечтала только о том, чтобы они поскорее разошлись. Саша выпивал, но мне было тоже безразлично.
Помню Мария Васильевна говорила, что после 40 дней легчает, ничего этого со мной не произошло.
Когда все наконец разошлись и уехали, я уложила своих спать и одна на кухне мыла посуду и вновь общалась с дочкой, центром моего мироздания на тот момент.
Два раза она спасла меня от беды. Я знаю, что это была она. Первый раз мне необходимо было куда-то ехать, не могу вспомнить куда. Я проводила всех и стала собираться. Ощущение такое, что меня не пускают. Я стала говорить с дочкой, объяснять ей, что это необходимо.
Почувствовала, что мне не препятствуют и пошла, обещав быть скоро. Идти нужно было на метро, я прошла в арку, потом по дорожке метров пятьдесят и у меня появилось ощущение, что я упираюсь в стену и не могу пройти дальше. Стою столбом, мимо идут люди, а я пройти не могу. Постояла и повернула назад. Назад препятствия нет.
Вернулась домой, а вечером сообщение в новостях авария в метро на нашей ветке, есть пострадавшие, один погибший. По времени точно тот поезд на который я шла.
Второй раз пошла в магазин и такое повторилось в другом месте. Снова повернула и сзади треск и грохот, обернулась, на дорогу рухнуло дерево.
Вот так дважды избежала беды.
Иришка родилась в 67 году, на 67-ой день с её смерти, я сидела днём и перебирала выкройки, нужно было что-то сшить для Ванечки, и в один момент рухнула на кровать и просто уснула, словно вырубили выключатель
Сон: Берег моря, песок из цветных прозрачных шариков,солнце ослепляет слегка склоняясь к закату. Я иду по берегу и вижу впереди Иришку. Она играет большими светящимися переливающимися кубами, они как мыльные пузыри, но квадратные.
Она подбрасывает их вверх и ловит, при этом весело заливисто смеётся, я хочу побежать к ней, но словно стекло отгораживает место, где она находится. Она оборачивается, смотрит на меня и говорит-Мам, мне хорошо, я счастлива. Мам ты свободна, ты теперь свободна, не мучайся, помни мне хорошо!
И я проснулась. Мне стало как-то по другому, начала слышать звуки, ощущать себя и видеть окружающее. Всего проспала минут десять, а впечатление было что часов пять не меньше.
С этого дня начала реагировать на детей, правда желание общаться с людьми не вернулось, но хотя бы детей начала видеть и слышать и они воспряли духом, мама будто бы вернулась.
Глава 60. Спящие чувства.
Саша всё это время пытался оживить меня любовью, но у меня непонятное отвращение к самому действу, а он полагает что к нему. Я пытаюсь, как могу обьяснить, но он не верит. Сейчас, когда чувства вернулись в этом отношении ничего не изменилось.
Я делаю вид, что всё нормально, а сама с нетерпением жду, чтобы он оставил меня в покое и видимо, в какой-то из моментов, он это наконец-то понял. Что-то с психикой, но после того случая я не рискую идти к психиатру или психологу. Я больше не доверяю этим специалистам.
Однажды, то ли с целью проверить меня, то ли ещё почему, он просит:
Съезди к Витальке, попроси его с тобой переспать, чтобы ты снова родила девочку, Иришку.
Я отвечаю, что он наверное сошёл с ума, во первых для меня это противно, во-вторых второй раз так карта не ляжет, полной замены не будет, в третьих мне уже сорок лет, а значит здорового ребёнка я не выношу.
Он упорно не раз возвращался к этим уговорам, с тем же результатом. Приводит аргумент, что его мать родила в сорок и всё нормально. Отвечаю, что его мать не была так истрёпана жизнью ни физически, ни психически. Вижу не понимает.
Так и живём теперь, каждый в своём мире.
Бумаги свои я забрала из сейфа с работы и спрятала дома. У него уже начинался период озлобления и желания выпить. И он стал всюду лазить, всё перекладывать, переставлять, вроде занят делом. В итоге на антресоли он найдёт эти документы и уничтожит их. Но я об этом узнаю позже. А пока он снова начнёт выпивать, то есть наши спокойные, счастливые годы идут к закату. Пока выпивки редкие раз в две недели, но они уже есть.
В конце сентября позвонила Ирина, позвала выйти на лавочку на бугре, поговорить нужно.
