Текст книги "Пора Познакомиться. Книга 3. Взросление (СИ)"
Автор книги: Вера Гончарук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Нина Михайловна ушла, громко хлопнув дверью, а Наташа вечером сказала мне-Ты это прекрати себе больше урезать, чем мне, делай поровну, мы с тобой наравне пашем, значит у обеих одинаково, поняла и не спорь, я старше.
И мы обе расхохотались. Разница между нами пять дней и это наша обычная с ней шутка. Обстановка разрядилась.
А в феврале у нас уволились сразу два работника, ушла Галя с телефонки, у неё резко слегла с инсультом мама и пришлось бросать работу далеко от дома, а переходить ближе к дому. Сделали рокировочку, она ушла в своё отделение, а на её место пришла Валя, женщина помоложе, незамужняя, ничем не обременённая, кроме жестокой астмы из-за которой она больше бюллетенила, чем работала.
И ушла Люба с приёма телеграмм. На её место взяли сначала Маришку, шестнадцатилетнюю девочку, которая потом выучилась на телефонистку, а её заменила другая девочка, тоже Таня.
В марте Лидию Викторовну перевели в 208 отделение связи и к нам устроилась новая телеграфистка, Таня.
Она переехала с другого конца Москвы совсем недавно в новые дома и искала работу поближе к дому. У нас и устроилась. Она проработает здесь до самой пенсии и станет потом начальником телеграфа.
А нам выделили ещё одну единицу телеграфиста и на новое место пришла Евгения Ильинична, женщина с большими претензиями и большим желанием стать начальником телеграфа, но этим её желаниям не дано будет осуществиться,хотя Сан Васильевна будет ей всё время обещать это место и в конце концов доведет её до нервного срыва.
В марте меня по распоряжению узла связи перевели на месяц в 208 отделение связи, замещать заболевшего начальника, а вышло, что на три. Получилось, что я теперь не только у себя замещала но и в соседних. Сан Васильна злилась, но сделать ничего не могла, против начальства не попрёшь, но процентовку работникам опять считала я, она передала мне сведения по телефону, я высчитала и отзвонила ей все результаты. Так мы и работали.
А дома между тем тоже дела не стояли на месте. Женя заболел афтозным стоматитом. Это случилось после пребывания у нас Алёши. Его привезли Мишечка с Ириной на два дня, так как они ехали на свадьбу к Ирининому брату. Свадьбу играли в дорогом ресторане, он работник КГБ, круг соответствующий, так что детей туда не возьмёшь.
Когда они ребёнка оставляли, то забыли предупредить нас, что у Алёшки стоматит и мы не зная, разрешили детям играть одними игрушками, а дети при игре сто раз оближут игрушки.
Стоматит у Алёши был в лёгкой форме, а мы получили сразу самую тяжёлую. Плюс ещё во время возни, Алёшка, который хоть и младше Жени, почти на год, но крупнее чуть не в два раза, Храпцовы все крупные в Иринину родню, толкнул Женю и он слегка пробил голову о батарею.
При этом Женя не полез драться, в ответ, а сложив перед собой ручки произнёс « Алёша, драться не красиво!». Миротворец, одно слово.
Долго таким будет, пока в Анапе на тринадцатом году жизни, не получит удар ножом в лопатку, от местного мальчишки. Тогда впервые ударит другого человека и покажет, что он не слабосильный телок.
Вот этот стоматит мне и пришлось лечить, довольно зверскими методами. Во рту у него были громадные белые блямбы, которые, когда лопались обнажали страшные язвы. Конечно ни есть, ни пить ребёнок толком с этим добром не мог. А ни анестезина, ни других специальных обезболивающих тогда не было и врач научил меня делать новокаиновую болтушку.
На литр воды, одно сырое яйцо и ампулу новокаина. Этим раствором из клизмы опрыскивать рот перед едой. Я делала это зажав ребёнка под мышкой над ванной, и пока он кричал, опрыскивала его рот.
После он ел всё подряд не замечая боли,какое-то время ,а после еды просто споласкивали рот кипяченой водой со слабым раствором марганца. В промежутке я ему смазывала рот тремя мазями, их смесью нистатиновой, оксолиновой и третью не помню,что-то наподобие винилиновой.
Наматывала бинт на палец, смазывала мазью и обрабатывала рот шесть раз в день. Руки у меня были искусаны, ребёнок блажил во всё горло, бабушка и тётя затыкали уши подушками и рыдали, крича что я гестаповец. Но за неделю таком образом я ребёнку стоматит вылечила, тогда, как Алёшину лёгкую форму лечили целый месяц.
Раньше, когда мы ездили гулять по Москве, каждый раз спрашивали сына, на чём поедем кататься на автобусе,троллейбусе или трамвайчике. Он отвечал и мы ехали. К стоматологу мы ездили на трамвае и после этого лечения на трамвай он вообще не хотел идти.
Счастье, что Иринка не заболела этой дрянью, всё-таки повзрослее была и всё подряд в рот не тащила.
Глава 21. О личной жизни.
Как я уже упоминала, за делами и хлопотами на работе, я упустила главное, общение с детьми и естественно расплата не замедлила последовать. Я не заметила сразу, что с дочкой неладно. Она забивается в углы и старается не попадаться на глаза. Это происходит оттого, что когда я дома, она в школе, в тот момент, когда я провожаю её в школу никого нет, все на работе, а бабушка спит и она чувствует себя раскованно, а о том, что происходит в момент, когда я на работе, а она дома с бабушкой или с обеими мегерами до прихода отца, мне неведомо.
Потому я и не напрягаюсь, а зря.
Ведь сигналы были и мне следовало обратить на них внимание. Неоднократно, обе вместе или по отдельности, они мне жалуются на то, что Иришка изрисовала лифт, я иду отмывать, не обращая внимание на слова дочери, что она этого не делала. Или Иришка не приходила с гуляния, а проторчала у подружки. Мне бы поинтересоваться у дочери, почему она не хочет идти домой, но вспоминаю, как сама заигрывалась у подружки и меня это не встревожило. У самой-то не было причин избегать дома бабушкиного, оттого и не думаю о плохом.
Или жалуются, что она ни с кем не здоровается, хотя от соседей таких жалоб не поступает, ну и прочие, вроде бы мелкие, но весьма ехидные кляузы. Счастье ещё, что я не ругала её и не читала дочери нотаций, видимо сильно уставала на работе и пропускала их наветы мимо ушей.
А вот о том, что они оказывается поколачивают ребёнка, не дают ей во-время поесть, постоянно третируют и грозятся сбросить с балкона, если она пожалуется мне или отцу, я не подозреваю, Иришка молчит и не говорит, только становится всё менее весёлой и всё более замкнутой.
Вина моя и в том, что приласкать и поцеловать младшего, укладывая его спать, у меня сил хватает, а обнять и приласкать дочь, не догадываюсь. Что это, как не равнодушие к её личности? Видимо так она это и воспринимала. А ведь любила я обоих одинаково, только видно слишком рано посчитала дочку взрослой и самостоятельной, а младшего слабеньким и беззащитным.
Не у одной меня случаются такие перекосы, но это не служит мне оправданием. От того дочка и молчала, зачем делиться с мамой, которой она безразлична, по её разумению.
Но рано или поздно, нарыв вызревает и прорывается. Так случилось и у нас.
Видимо, устав постоянно бояться, постоянно недоедать и скитаться, не всегда у подружек, иногда просто по улицам, в ожидании прихода отца. Ко мне на работу она не шла, оттого, что воображала себя ненужной и нелюбимой, а потом в другое отделение идти видимо ещё и стеснялась. Девочка однажды разразившись потоком горьких слёз, рассказала всё отцу, а он немедля мне.
Я расспросила у неё всё досконально, пожурив за то, что она так долго молчала, мы давно бы с папой защитили её.
Потом естественно возник скандал, при котором обе яростно всё отрицали и выкручивались, но всё было понятно из их грязных реплик и намёков, а мне не оставалось ничего, как отнести заявление в милицию и пригрозить им судом, за издевательства над ребёнком.
Дело в том, что они не давали ей притронуться к нашей собственной еде, гнали её с кухни, не допуская к холодильнику. Откуда столько ненависти к ребёнку, я не могла понять. Ведь моя дочка была такой ласковой, такой открытой и приветливой. Её все вокруг любили, а здесь жуткое неприятие, словно она малолетняя преступница. А может неприязнь ко мне самой, так выплёскивалась на ребенка.
Короче участковый передал моё заявление в товарищеский суд и в конце апреля, нас на него вызвали в ДЭЗ, в красный уголок. Помимо нашей семьи, туда подтянулись и кумушки с лавочки у нашего подъезда, так сказать группа поддержки наших женщин.
Только вот получилось всё совсем не так, как наши задумывали. И вышло так, оттого что я вела себя как обычно, просто рассказала обо всём, что узнала от дочки, без прикрас, без комментариев, просто рассказала. А Саша сидел рядом с жавшейся к нему Иришкой и Женей на руках.
А наши, вот уж верно говорят натуру не спрячешь, даже там распоясались, обзывали нас грязными словами, мы и хабалки и воровки и я не мужняя жена, а гулёна бесстыжая, вышедшая замуж за Московскую жилплощадь, а не за человека, ну и прочее в таком духе.
А на резонные вопросы председательствующего, привести факты всему перечисленному, они кричали одно, да об этом все говорят и все знают, даже её родня.
А на вопрос причём тут ребёнок, над которым они издеваются, последовало столь гнусное ругательство, которого я в жизни от них не слышала.
В общем вывод суда явился следующим, что они во всём виновны, для первого раза их штрафуют на сто рублей,а в случае повторения подобного поведения и обращения с ребёнком, дело будет передано в народный суд, а они выселены принудительно, а ещё и срок могут получить, добавил председательствующий.
Кумушкам от подъезда сказать почти ничего не удалось, кроме того, что я ежедневно бегу на работу и с работы в одно и тоже время, с сумками, здороваюсь, но гордячка, никогда не остановлюсь поговорить. Это единственный отрицательный факт, который они знают.
Участковый и характеристики полученные им на моей работе, говорили в мою пользу.
Каково идти после такого суда в одну и ту же квартиру? Как смотреть друг другу в глаза, как общаться? Мы вчетвером сразу пошли домой, куда нам ещё идти, а дамы остались у подъезда ругаться с кумушками, почему их плохо поддержали.
Позже, возвратившись домой, они молча, гуськом с недовольными минами проследовали к себе в комнату, откуда слышались рёв, редкие реплики раздражения и тихий бубнёж. А перед сном, мать выплыла на кухню и через губу процедила: «Спасибо за всё, со своим бл...шем ковыряйтесь теперь сами». И уплыла в комнату.
На следующий день, а это был четверг, я взяла Женю с собой на работу. Насчёт Иришки, я договорилась с мамой её подружки, чтобы до нашего прихода она была у них и предложила деньги за питание. Та замахала на меня руками" Ты что, ты что и не вздумай, что считаешь я не знаю, чего стоят твои? Я же с ними в одной квартира на Пятницкой жила, насмотрелась. Если бы ты знала, как я вас жалею, что вы в такую семью попали. Сама от них натерпелась, из проституток не вылезала."
Вот так открываются тайны Мадридского двора, а раньше она не говорила мне, что они из одной квартиры, но Саша потом подтвердил, что это так и что Лида теперь от того с ними и не знается, что натерпелась от них.
На пятницу я отпросилась с работы, с тем, чтобы побегать насчёт детского садика. В Роно,на Автозаводской, как ни странно мне сразу пошли навстречу и дали путёвку в детский сад, правда в дворовом мест не было, а дали в новый, сзади моего отделения связи.
Туда идти 20 минут, но это нормально и я согласилась. В понедельник с волнением повела сына в первый раз в детский садик, а бабушка билась в истерике, от того, что в ноги ей не поклонились, а быстро нашли выход. Не удалось наказать строптивую невестку, по чьей милости и деньги потеряли и языки привязали, не распоясаешься теперь.
В садик Женя проходил четыре месяца и всё это время бабушка ежедневно устраивала демонстративный рёв возле решётки детсада, чем напрягала ребёнка во время прогулки и он естественно тоже плакал. Вдобавок в группе нашёлся один мальчишка, в два раза сильнее, Женечка долго мелкий был, который его забивал и воспитательница не успевала иногда доглядеть.
В общем долго это продолжаться не могло, оба извелись и наконец мать взмолилась, чтобы Женю вернули ей.
Я не злопамятна и не садистка, в отличие от них, поэтому забрала ребёнка из садика и бабушка снова сидела с ним, счастливая и довольная.
Иришка на лето как всегда уехала в деревню и дома было тихо и пусто. А я вспоминала, как ещё со старой работы прибежала домой и застала в квартире громкий плач. Женечка запер в туалете ушедшую туда бабушку на защёлку-шпингалет. Она запала в паз, а он не мог сообразить, как открыть и ревел, что бабушка не выходит.
А бабушка рыдала, не имея возможности выбраться и утешить его. Вспомнила, как сразу мы побежали брать поворотные ручки, чтобы больше такой беды не было. Вот ведь и неприятности её не отталкивали от внука. Любовь сильная.
Но всё это не могло пройти бесследно и именно тогда, хотя я этого ещё не подозревала, прозвенели первые, пока ещё слабые звоночки конца моей счастливой гармоничной жизни с мужем. Видимо эти события и последующие за ними, разбудили, так тщательно подавляемую тягу к алкоголю, которой, как я узнала позже он страдал с пятнадцати лет.
Но все годы нашей жизни этого не было, оттого я и не знала.
Так что за срыв, я тоже могу благодарить нежно любящих его маму и сестру. В своих порывах на право владения сыном и братом, они не учли ни его собственные интересы, ни его желания, ни его склонность к этой слабости. Короче они ломали и крушили всё, что нам удалось построить, все его и мои мечты о спокойной семейной жизни.
Сначала редкими эпизодами, а потом всё чаще и чаще, он стал приходить домой поддатеньким.
На мои недоумённые вопросы, он придумывал разные уважительные причины, короче перенос порток с одного на другой гвоздок, тоже становился причиной праздника.
В начале я уговаривала его по хорошему, потом он стал падать на колени и умолять простить, это последний раз, в ответ на мои обещания уйти от него. Но проходила неделя, вторая и последний раз снова повторялся. Слаб он оказался, да и я не лучше. Зачем обещать уйти, если идти -то некуда. Однажды в запале собралась и укатила на платформу Красный Строитель, где он меня догнал и уговорил вернуться, а я ведь даже про детей в тот момент забыла.
В Серпухове за выбытием меня с очереди сняли, ни матери ни сестре я не нужна, со своим выводком, как они выражались, а к дедушке мне идти было просто стыдно. Так и получилось, что отдыхая в июле в Серпухове, я скрывала ото всех свои проблемы, мне было неловко и пока ещё стыдно. Лелеяла слабую надежду на то, что Саша не сопьётся, остановится и всё будет здорово. Эх, надежды юношей питают, а розовые очки долго застят нам истинное положение вещей.
Он приезжал, как и раньше на выходные, всегда трезвый, так что скрыть было легко и все были довольны и уверены, что мы живём дружно и счастливо. Особенно бабушка. Скрывать правду от неё, прямой и правдивой, мне было тяжелее всего.
Однажды, когда мы всей семьёй собирали смородину, к дедушке пришли и Надя с Серёжей и сыном Павликом.
За обедом дедушка объявил, что он решил подписать свой дом на моё имя, оставить его мне с детьми в наследство.
После обеда мы снова были в смородине и тут и Надежда и мать дружно набросились на меня, бабушка уже ушла к себе и не присутствовала, с упрёками, что я змея подколодная, подговорила деда, хочу всё себе захапать, а не подавлюсь ли я куском и всё в таком духе.
Я уверяла, что так же как они впервые об этом услышала сегодня и никаких интриг не плела ни за чьей спиной. Саша тоже подтвердил, но они не верили.
В итоге довели меня до слёз, и я захлёбываясь ими, бросилась в дом, где в комнате, в прохладе отдыхал дедушка.
Я упала возле дивана на пол, обхватила дедушку за колени и умоляюще попросила:-Дед, я тебя прошу, не надо не подписывай дом на меня, не наживай мне врагов при жизни, я же тогда никому не буду нужна"– Хорошо-ответил дедушка-не хочешь, я подпишу на Иришку.
–Нет, не надо, тогда её возненавидят. Дед подпиши на мать, а? Она же мать, она нас своих детей не обидит, дед ну пожалуйста.
Видимо дедушка понял, чего я боюсь более всего и обещал, что подпишет на мать. Он обнял меня, утёр мне слёзы и сказал
–Какая же ты всё-таки дурёха. Всю жизнь ото всего отказываешься в пользу других, а о себе, когда будешь думать? И я ответила'"никогда". И это была чистая правда.
Я вышла во двор и сказала своим «успокойтесь, дом будет подписан на мать», а они довольно переглянулись. Что ж они снова победили и ликовали теперь. Тон разговора стал довольный и журчащий, как у сытых кошек и даже игривость появилась. Надежда тут же устроила с мужем возню.
Они всё заранее просчитали.
А в конце лета, когда мы уже давно были дома и снова работали, заехала в выходной мать. Она как обычно, приехала за продуктами и заглянула к нам. Обедая она поведала, что они с Сашкой теперь живут у дедушки. На мой вопрос, почему, мать объяснила, что Надя с Серёжей попросту выжили её из квартиры мелкими придирками, а Сашу она взяла с собой тоже из-за их нападок.
Мать рассказала, что она становится забывчивой, то шампунь на полочку не поставит, а оставит на краешке ванны, то расчёску не туда положит, то ещё что-то по мелочи, а Надя с Серёжей, в целях воспитания внимательности и аккуратности, всё оставленное не на месте выбрасывают в мусорное ведро и выносят на помойку.
Мама от этого устала, надоело покупать всё заново и дедушка в ответ на её жалобы, предложил перебираться жить к нему.
Вот так моя мама оказалась без квартиры, являясь её хозяйкой, видимо многие мои черты, неумение бороться за себя лично, от неё.
За других и она и я постоять умели, а за себя нет.
Зато любимая дочь была счастлива. У неё теперь есть комната для сына, спальня и зал. Да и на кухне троим не тесно. Чем плохо?
Такие вот грустные времена наступали в нашей жизни.
Глава 22 Зарисовки тогдашнего быта.
Многие наверное помнят, как нелегко нам удавалось выглядеть красиво, обустраивать дом, делать так, чтобы и ты отличался и дом имел своё лицо. Куда не придёшь, мебель однотипная, квартиры однотипные, набор стереотипов-ковёр, холодильник, телевизор, хрусталь и т.п.
А хотелось индивидуальности.
В одежде то же: то повально пальто одной серии, то плащи болонья, то платья и костюмы одного фасона. Как будто бы целью Государства было, втиснуть нас всех в одну униформу. Наверное от этого многие женщины нашего времени и шили и вязали и вышивали, рукодельничали скорее по нужде, а не как хобби.
Нужда она тоже разной бывает, какая-то от неимения средств, а какая-то от нехватки индивидуальности. Вот вторая чаще встречалась, потому что купить одежду относительно недорого было можно, но она вся была одинаковой, одинаково нелепой и одинаково безликой, а женщина хочет отличаться, такой уж она на свет родилась.
В Серпухове я шила на маминой ножной машине, не помню польская или чешская, помню называлась «Минерва».
Машина была невероятно капризная. Мама сядет, машина рвёт сбоит, петляет строчку. Я сяду ничего не меняю в регулировке-шьёт как по маслу. Поди ты, капризы такие.
Когда я уезжала и оставляла маме стиральную машину, я попросила у неё взамен швейную, мол всё равно тебя она не слушает, а Надежда вообще не шьёт, но мама отчего-то пожадничала и не отдала. Может памятна или дорога чем-то была ей эта вещь, всё ведь бывает.
Но нечего на чужой каравай рот разевать, и первое время в Москве я шила на Нининой ручной. А для меня это было целой проблемой. Я же привыкла к ножной, а тут руки свободной не хватает, она ручкой занята. Мучилась я.
А вот когда стали с Сашей своим хозяйством жить решили купить первым делом, при случае швейную машинку. Конечно выделить такую сумму, а это ни много ни мало 180 рублей из своих зарплат разом мы не могли. Всё-таки и дети требуют своего и самим жить нужно, питаться и прочее.
Вот я и вступила на работе в чёрную кассу. Это было строго запрещённым делом, но по сути везде практиковалось, так как Касса взаимопомощи, в которую мы исправно платили взносы, почему то в нашем узле никогда, или за редким исключением, не предоставляла больших сумм простым работникам. Самое большее на что мы могли рассчитывать, это помощь в 25 рублей.
Нам обьясняли,что могут предоставить нам не более четверти оклада, то есть от ста рублей, это и было 25, потолок.
Главное такой потолок был установлен только для простых связистов, а начальство могло получить деньги и на загранпоездку и на крупную покупку, хоть три оклада, а мы только исправно платили отчисления из зарплаты.
А уж на случаи свадьбы или похорон, и думать не моги. Собирали со всех, кто сколько даст, в помощь друзьям. Такие порядки существовали у нас, может где и по другому, но у нашей Нины, на фабрике, Парижской Коммуны, тоже самое было.
Нас на почте 58-60 человек постоянных работников, временные не участвовали, вот мы и устроили себе свою взаимопомощь. Отдавали с зарплаты по десять рублей и в два приёма, в аванс и получку, нужную сумму то есть по 300, или за два раза 600 получали.
Жребий тянули, кому когда получать и всё хранилось у одного человека дома. У нас этим Сан Васильна заведовала. С помощью этой кассы я и купила себе швейную машину Подольского завода. Хотелось Веритас, но их на тот момент не оказалось.
Правда и за этой мы по всей Москве поездили, помучились, но на Хорошевке нашли и купили, да и доставку оплатить пришлось, так что она нам в 230 рублей, с доставкой обошлась.
Хорошо ещё и на иглы запасные и на нитки и на материал хватило. Я счастлива была безмерно. Послужила она мне верой и правдой более тридцати пяти лет.
А мама свою вскорости продала, ну могла бы и мне сказать, за так не отдам, только за деньги, ан нет, стыдно видимо было дочери продавать. Ну, да ладно, что Бог не делает, всё к лучшему выходит.
Старая только прямострочная была, а эта и обмётывала зигзагом и строчку фигурную делала. Я всех своих обшивала, даже мальчишкам костюмчики шила.
В книжном, «Молодая гвардия», углядела книгу модельера, техника кроя и конечно купила. Теперь сама могла моделировать одежду на основе базовой выкройки, достаточно было приглядеть интересный фасон, а уж разработать его самой и деталями дополнить ничего с таким знанием не стоило. Само моделирование уже раньше изучила.
Вязать я тоже умела, сама по журналу Работница основы освоила, а дальше заработало воображение и не только модели, но и рисунки свои личные создавала. На это моя фантазия вообще хорошо работала.
А потом мать, то ли вину свою загладить пытаясь, то ли ещё по какой причине, приехала в Москву и позвала меня с собой в магазин, ничего мне не говоря, зачем и куда. Ездили мы куда-то в район Семёновской, в небольшой магазинчик, где она купила мне вязальную машину Северянка.
Пришлось пойти на курсы, осваивать её. Курсы платные, но того стоили. Кстати она и Надежде такую же купила. С пряжей тогда большой напряг был. Толстой грубой, в магазинах много лежит, а Северянке тонкая, нежная нужна. Тут тоже выход нашёлся. Контрабандой, нужные люди, своим знакомым везли из Индии пряжу, кашмилон, невероятных расцветок.
Она в пасмах была, нужно было перематывать. Или станок для намотки покупать, или на газету наискось крутить, клубок, при нужной сноровке, не хуже промышленного получался.
Я отлично натренировалась, клубочки, как рисованные выходили, ровненькие и рыхлые в меру. Пряжа не путается, не ломается и вяжется ровно и красиво.
Потом и с толстой для ручной вязки также делала. Удобно, вяжешь из середины, клубок не бегает, на месте стоит, пряжа не пачкается и изделие прекрасно получается.
Носили и нашу отечественную, с фабрик воровали и на курсах продавали.
Но эта и расцветок помрачнее и качеством похуже была. На рейтузы или колготы годилась, а на костюм или платье уже не очень, обрывов много и неровностей. К тому времени, когда Саша мне станок для намотки приобрёл, он уже и не особо нужен был.
А с остальным тоже также всё было. Что-то типа мелочей, мочалок, закаточных машинок, различных умных приспособлений для кухни, носили работники разных предприятий по всем учреждениям. Крали на своих производствах и несли на те, где ничего не производилось. И ведь все мы брали, в магазинах не найдёшь, либо в тысяче мелочей полдня в очереди отстоишь, и не факт, что достанется, а тут на работу несут.
Несли и икру красную, с завода Холодильник, прямо в бидонах, а по банкам развешивали, кому сколько нужно, и рыбу и мясо, с Мясокомбината. Вот оттого в магазинах всё меньше, а в холодильниках всё есть.
А в самих магазинах, переплатишь, за хорошую вещь, тебе из под прилавка выложат, а на витрине нет, как нет. Так и обливные кастрюли и хорошие наборы посуды и отличное бельё, и косметику, всё с рук или из под прилавка. Тошно было, унизительно и ничего не сделаешь, иначе никак.
Крупные покупки, я уже упоминала по открыткам, на предприятиях и то выделят несколько открыток на весь коллектив и дерись за них, жребий тяни, а те кому не досталось, волком на счастливчика смотрят, удавить готовы. Ну и где тут людям добрыми друг к другу быть, зверели потихоньку.
Так вот мне однажды ковёр 3×4 достался. Мне-то он вроде и не нужен, но у наших глаза разгорелись, Русская красавица, ты что нельзя отказываться. Я и не отказалась. А пришла открытка, у них денег не оказалось, когда придёт не знаешь, а они только перед этим крупно потратились. Ну я на работе и сказала, кому нужно, берите.
Львова загорелась, начальник наш. А ехать-то и мне нужно, открытка на моё имя и получать с паспортом. Я ей говорю «бери своих, купим, оплатишь и повезёте». А она без них пришла. На Волгоградском проспекте магазин, не ближний свет. Купили, Сан Васильна заявляет," ты мне тащить поможешь". Вот так и не откажешься.
Как мы эту тяжесть на Азовскую через всю Москву волокли и рассказывать тошно, еще и на пятый этаж затаскивать, а он раскоряка несгибаемая, плюс пролёты в пятиэтажках узкие,там даже больных на носилках не снесёшь, не развернуться, а мы корячились. И ведь даже спасибо за мои труды не сказала.
Снова поиздевалась, неисправимый человек, или я своей покладистостью к этому располагала таких людей, не знаю.
А вот когда мне открытка на холодильник Зил пришла, она за мной три дня ходила, уговаривала уступить ей, и я ведь чуть не уступила, не было у меня 400 рублей,но тут подружка моя, Танюшка, почтальон, в позу встала "не смей, она опять на тебе проедется, я тебе денег дам, постепенно расплатишься'.
Я её послушала и стали мы с холодильником, вернее с двумя. Юрюзань своим в распоряжение полностью отдали, а этот только наш стал, чтобы больше ссор не было.
А вот телевизор свой мы купили в кредит, на справку с Сашиной работы. И купили отличного качества, благодаря соседу Жене, Зоиному мужу. Он подсказал, чтобы ехали покупать, предварительно посмотрев объявления в Вечёрке, где проходит выставка-продажа. Туда и ехать.
На такие выставки товар привозят лучшего качества, ведь это лицо предприятия,а в простом магазине можно на брак нарваться, особенно, если в конце месяца выпускали, тогда план гонят и за качеством не следят.
Мы так и сделали.
На счастье такая выставка оказалась в магазине Сигнал, на Чонгарском бульваре, между метро Каховская и Варшавская, то есть близко к нам. Поехали туда и приобрели цветной телевизор Рекорд, Воронежского завода. И правда качественный 16 лет, без единого ремонта прослужил, день в день. Потом уже и цветность терять начал и звук забарахлил, отслужил своё.
А наши сначала к нам в комнату гуськом на телевизор ходили, ссоры ссорами, а посмотреть-то хочется.
Потом Ладыгину загорелось свой купить. Наш нам в 655 рублей обошёлся, да пятёрка за доставку, а он за 710 Горизонт взял, три месяца не пил, копил, и 25 за доставку,на ВДНХ ездил, правда не на выставку, просто на распродажу.
Ну и каждые полтора года ремонтировали, то одно из строя выходило, то другое.
Вот так все и жили. Был правда ещё один источник поставки, алкаши. Те из дома, пока жены нет, чего только не вытащат и тоже по нашему комплексу ходят, всем предлагают. Но на почте мы их гнали, ничего не покупали, ведь у многих свои такие ханурики, ты у него возьмёшь, а у тебя дома свой такой несун, твоё добро утащит. Каково это?
А в магазине девчонки брали у них, не гнушались, особенно в винном. Они у них что-либо хорошее к рукам приберут, взамен бутылки три водки сунут, а те и рады. Потом у нас Мария Петровна, начальник отдела доставки, когда это увидела, стала у этих хануриков вещи забирать. Сунет им мятых трёшек и спровадит, а сама, в лицо почти всех знала, и кто где живёт тоже, звонит потом жене, говорит, приходи забирай свою вещь. Так вот многим спасла вещи, а если алкаш сопротивляется, она ему милицией пригрозит, милиция-то через дорогу, он и убежит, клянёт, но убегает. Так-то вот «хорошо» мы жили в то время.
Глава 23 Разные гости и последствия. Разное.
В сентябре моя сестра с мужем возвращаясь из отпуска на югах, конец августа там провели, решили две недельки побыть у нас. Павлик оставался с двумя бабушками в Серпухове, половину побыл у мамы, половину у мамы Сергея. А они наметили погулять по Москве, по магазинам, по выставкам, если удастся. Две недели они прожили у нас в Иришкиной комнате, а Иринка с нами. Так уж у нас повелось, как гости, так Иринка к нам, а куда ещё-то.
По магазинам они побегали, а вот на выставки не попали, не было их пока, и театры ещё не все с гастролей возвратились. Так что весь план осуществить не удалось. Надежда ходила недовольная, словно мы в этом виноваты. Но у неё вообще чаще всего надменно недовольное выражение лица было, в этом они с Сашиной сестрицей, ровно из одного гнезда выпали, даже натуры схожие, чуть что, виноватого искать.
Они уехали, а у матери с Нинкой на такие же две недели есть о чём судить и рядить, ну хоть не скучно и то хлеб.
Не успели эти гости убыть, брат младший приехал. Ему уже семнадцать, а он в первый раз к сестре приехал. Господи, вырос-то как, всё ж таки малыш малышом был, а сейчас под 1,80 волосищи по плечи, сальные немытые и перхоть на сантиметр по плечам. Первым делом я его в ванну погнала, башку мыть и самому помыться, как чуяла, что необходимо.
Правда мытьё со смешного началось. В Серпухове, я рассказывала, мы на болотах жили, там и лягушки и мыши и черви, всё как говорится рядом. Но вот чего никогда в жизни мы не видели, так это тараканов. А в Москве с этой прелестью в обнимку жили. Тараканы от дома к дому пешком ходили, и никакущая отрава их не брала.
Утром на кухню выходишь, свет включаешь, а их несчитано-немеряно по щелям с потолка и стен разбегается. Потравишь, неделю в покое проживёшь и снова пошли-потопали.
Вот Сашок в ванну-то пошёл, да вдруг оттуда бежит огромными скачками с вытаращенными глазами" Верка, Верка...там...." Я сразу поняла о чём он, говорю " Саш, не бойся, это таракашечки, они не кусаются. Ты вон какой большой, а они малявочки, от света сейчас убегут". Успокаиваю, а сама свою первую реакцию на эту мерзость помню, понимаю его.
