Текст книги "Пора Познакомиться. Книга 3. Взросление (СИ)"
Автор книги: Вера Гончарук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Вышло всё иначе, тётка отписала всё наследство другой племяннице, тоже сироте, только полной, а Нине оставила только ручную швейную машинку. До конца жизни Нина будет вспоминать об этом с сильной обидой и проклинать тётю.
Парня заберут в армию, а Нина останется беременной.
Почему мать упустила момент, не уберегла дочь. Всё объясняется просто и судить её не за что. Просто незадолго до того мать встретила человека.
Александр Авилов вернулся с фронта поздно, после Берлина его переправили на японский фронт и он возвратился только в 48 году.
В Москве у него была жена, которая во время войны, то ли устав ждать, то ли по другой причине,развелась с ним, вышла замуж за партработника и сдав государству комнату, в которой они проживали с мужем переехала к этому партработнику в дом, где жила Мария, на второй этаж в их же подъезде.
Вернувшийся из армии Александр оказался без кола, без двора. Коренной москвич, благодаря приезжей жене, остался без жилья и пока подавал документы, пока суть да дело, пока так или иначе нужно было ждать ответа из разных инстанций, скитался по Москве, по вокзалам, с вещмешком за спиной.
Искал правды и искал свою горячо любимую Клавочку. И нашёл-таки, узнав в идущей по улице расфуфыренной нарядной даме, свою бывшую жену. Он проследил её до дому, пытался с ней поговорить, чего-то добиться, но был только спущен с лестницы новым мужем, с угрозой сдать его в милицию или вообще выселить из Москвы. Дом, где теперь жила его бывшая и был домом Марии.
Видимо по природе своей был он однолюбом и слабым, безвольным человеком, так как продолжал ходить в этот двор, сидел подвыпив на лавочке и жаловался всем подряд на неверную коварную жену, не предпринимая между тем попыток снова сунуться к ним, а только ласково и преданно заглядывая бывшей в глаза, когда та проходила мимо, словно надеясь на милость и снисхождение.
Вот тогда-то и Марие он пожаловался на свою судьбу и что-то стронулось в сердце женщины, может подумалось, что и её муж, мог оказаться в таком положении, или ещё какие причины, но только вдруг пожалела его и позвала жить к себе.
Всё кров над головой, а не лавка на вокзале.
Женщина тридцати девяти лет и молодой тридцати четырёхлетний мужчина сами не заметили, как в утешении друг друга оказались близки. Жизнь иногда выкидывает и не такие коленца.
Мария испытала прилив второй молодости и женское счастье заботится о мужчине,а он обрёл крышу над головой.
Единственное, что омрачало их отношения, это непроходящая тоска Александра по вероломной Клавке, когда в такие моменты он вдруг срывался и запивал. Мария устроила его к себе на фабрику, не бог весть на какое место, в охрану, но всё же это была работа и она надеялась, что это поможет ему.
Вот тогда-то, занятая устройством своей жизни, она и упустила то, что происходило с дочерью. Это был уже 49-ый год на дворе и Мария узнала, что она ждёт ребёнка. Ей думалось, что вот теперь жизнь и наладится.
Александр правда о браке не заговаривал, но и на сторону не ходил,. Жил с нею, как с законной женой и она надеялась, что появление ребёнка изменит и их положение.
Живот рос, сроки приближались, когда она заметила, что и дочь в положении.
Сначала она решила, что это из того же источника и чуть было не устроила сожителю скандал, но тут дочь ей всё и рассказала. Делать нечего, сроки предпринимать что-либо прошли и нужно было жить с тем, что есть.
В июне пятидесятого Мария родила сына. Александр и Нина встретили её из роддома. В июле Марие стукнуло сорок лет.
Видимо из-за возраста и переживаний за дочь, у Марии очень быстро кончилось молоко и пришлось переводить ребёнка на искусственное вскармливание. Сын рос крупным и крепким малышом, очень спокойным и нетребовательным.
А в декабре родила сына Нина. И теперь она кормила грудью и сына и брата. Так получилось, что брат стал для неё словно вторым сыном.
Мать снова ходила работала, а Нина сидела с двумя детьми. Один был спокойный, а второй напротив болезненный и постоянно капризен.
Мама слишком молоденькая, ослабленная тяготами войны, оттого и слабость малыша.
Днём Нина одна с детьми, а вечерами мать брала всё в свои руки, давая дочери передышку и даже отпуская её с подружками в кино или просто прогуляться, дабы та развеялась. И мать привязалась к .внуку даже более, чем к сыну. Ведь беспокойный ребёнок требует больше забот и внимания.
Через два года Нинин парень вернулся из армии и пришёл первым долгом к ним, теперь уже не скрываясь. Он уже знал о сыне и пришёл с твёрдым намерением жениться.
Так и вышло, что в 1952 году. Нина вышла замуж за отца своего ребёнка и тому пришлось усыновлять собственного сына.
Вот так появились на свет Александр Александрович и Михаил Михайлович.
Молодые стали жить здесь же в одной комнате, разгородились перегородкой на две части и жили. Нинин муж оказался заботливым, покладистым, работящим мужиком. Он не гнушался никаких дел, мог и пол помыть и бельё постирать, правда для этого закрывался от всех, чтобы соседи не язвили, не упрекали женщин, не называли его тряпкой. Языки-то людские злы.
А Александр меж тем пил всё сильнее, стал распускать руки, поколачивать Маню, так что однажды зять скрутил его, накостылял по шее, водрузил на плечи вещмешок и выставил за порог.
Так и закончилась эпопея с замужеством. Сгинул Александр, запил беспробудно и замёрз на лавке при вокзале. Марие пришлось его опознавать, когда люди знавшие их, направили к ней милицию.
Глава 3. Начало совместной жизни.
А молодые получили комнатку на Нагорной в двухкомнатной квартире с бабушкой соседкой. Но переехали туда вместе с матерью и Сашей маленьким, так как мать боялась оставаться одна и вцепилась в дочь, как в якорь. Миша старший,надеявшийся зажить своей семьёй и поняв, что от тёщи избавиться не удастся стал попивать, а потом тоже откровенно запил.
В семье возникли ссоры и крики, все стали дергаными и нетерпимыми друг к другу, но расстаться не могли ни в какую, а когда матери дали жильё в Чертаново, то все вместе переехали в две комнаты трёхкомнатной квартиры.
Ссоры тоже переехали с ними.
Вот в такую семью, в такую атмосферу везла меня сейчас "Победа".
Нина, несмотря на все трудности, добилась того, чтобы Мишечка поступил в институт. Он вырос очень смышлёным мальчиком. Мать Сашу упустила. Он тоже был умным мальчиком, но бросил школу после восьмого класса и пошёл в ПТУ, а она не возражала. Всё было во имя внука.
Итак мы ни шатко ни валко добрались до Москвы и как всегда не обошлось без опасных приключений. На самом повороте к нашим домам на Безымянный проезд, водитель совершил неудачный манёвр, видимо неверно оценив ситуацию на дороге и в силу своей нерасторопности.
Прямо в левую заднюю дверцу, туда где спала Иришка, хорошо что вскользь, врезалось такси. Его отбросило и оно зарылось передом в сугроб, а нас развернуло и изрядно тряхануло. Иришку швырнуло вперёд, но я успела её перехватить, так что всё обошлось небольшим синяком, а она ничего так и не поняла спросонок.
Мы были сильно напуганы, а водитель с побелевшим лицом причитал над вмятиной на двери, более ни о чём.
Гаи появилось довольно быстро и столь же быстро разобралось в ситуации. Таксиста оштрафовали за превышение скорости и сделали прокол в правах, а нашему посоветовали быть внимательней и уверенней на дороге.
То есть никакой компенсации за вмятину ему не полагалось, сам тоже виноват.
Далее он вёз нас злой и при выгрузке у подъезда попытался содрать с нас за вмятину, на что Саша ему заметил, что дорогу мы оплатили заранее, а то, что он не умеет водить мы оплачивать не будем, ведь машиной управлял он и пусть скажет спасибо, что не требуем с него, за ущерб причинённый ребёнку. После этого он уехал, проклиная видимо всех на свете.
Саша понёс часть вещей в дом, предложив нам посидеть на лавочке, что мы и сделали. А вернулся уже со студентом и они стали носить вещи в дом. С последними вещами поехали и мы наверх.
И вот впервые входим в новое наше жильё. Переступив порог мы останавливаемся под прицелом взглядов, стоящих в дверях своей комнаты, матери, Нины и Ладыгина старшего «очей чёрных».
Они смотрят пытливо и настороженно и мы тоже. Но смущённо поздоровавшись, словно ожидая чего-то мнёмся у двери, пока Саша заносит вещи в комнату. Потом он показывает нам туалет и зовёт проходить.
Опишу квартиру и обстановку в которую мы попали.
Как я уже упоминала ранее они занимают две комнаты в малогабаритной, трёхкомнатной квартире. Дом панельный, проекта 70х годов. Общая площадь 58 м/кв. Из них комната 19 метров пустует, в неё никого не заселили, при передаче с городского баланса на районный комната по документам потеряна.
Комната 11 м и комната 8 м. Все отдельные. Далее ванная 3
м/кв; туалет метр длиной и полметра шириной, когда сидишь в нём, колени почти упираются в дверь. Кухня 6 м/кв. И коридоры большой 12 м и маленький отросток перед ванной и туалетом, в котором встроен хозяйственный шкаф.
Если его дверцы открыты, то ни в ванну ни в туалет не пройдёшь.
Окна в комнатах громадные, когда стоишь возле них, подоконник находится чуть выше колена, то есть очень опасные окна. На кухне такое же окно, но словно положенное поперёк, так что в ширину оно больше, а по высоте подоконник на уровне пояса.
В комнате матери проживают и Ладыгины. Там стоят почти у окна по левой стороне трехстворчатый шкаф, а перед ним обеденный стол и три стула, ещё один стул возле бабушкиного диванчика, приткнутого подле двери по этой же стене справа. Далее по правой стене сервант и полуторная кровать Ладыгиных.
Посередине неширокий, примерно в метр проход. Именно в проходе теперь будут на ночь ставить раскладушку для Мишечки. Раньше он спал в одной комнате с Сашей, на полуторном диване. У окна расположился небольшой простой чёрно-белый телевизор.
В квартиру на Нагорной они уезжать и не думали, где комната
18-ти метровая, обставленная мебелью стояла закрытой. Туда наведывались периодически проверить целы ли запоры и вещи, а жили здесь.
В маленькой комнате у окна расположен самодельный стол. Из металлических труб, перекрещенных и скреплённых болтами сделаны ножки, а сверху лежит доска дсп, полтора метра длиной и полметра шириной. Рядом два стула. В углу ближе к двери полуторный диван. На стене небольшая полка, для Мишиных учебников. Теперь по левой стене мы ставим Иришкину кроватку. Пространство между кроваткой и диваном остаётся, когда диван раздвинут, полметра.
На кухне плита, раковина, самодельная тумбочка-столик и одна табуретка. Эти вещи привезены с Пятницкой, их делал ещё Нинин отец до войны. Маленький холодильник Север с крохотной морозилочкой на полтора литра, притулился у входа, а над ним сиротливо висит одна полочка.
Место на кухне свободно в расчёте на появление жильцов в третью комнату,поэтому обедает семья у себя в комнате.
Сейчас как раз вечер и мы садимся есть у них в комнате, потом уходим в маленькую, где вскоре я уложу Иришку спать.
Потом мы отправимся с Сашей немного пройтись по окрестностям, с целью ознакомления и развеивания моего напряжённого состояния, которое он почувствовал.
После это станет нашей привычкой, обязательно гулять перед сном и обсуждать свои проблемы, так как поговорить дома будет проблематично, нас будут пасти, в прямом смысле слова.
Сначала взрослые, после дети, говорить о многих вещах при них, тоже будет нельзя.
Район новый, почти окраина. Пока застроено всего ничего, после нас одна улица Красного Маяка и то частично, а далее сплошной пустырь и башенные краны новостроек.
С торцевой стороны дома проходит асфальтированная аллея, по краям которой растут пока ещё чахлые, хлипкие деревца, принесённые жильцами из расположенного в полутора километрах Битцевского леса, впоследствии лесопарка.
Магазины редкие расположены в жилых домах на первом этаже. Основные продукты везут от метро Каховская, где район Зюзино давно обжит и обустроен.
Правда детский садик расположен прямо во дворе дома, напротив 13-го подъезда, а с другой стороны дома ясли.
Но нам детсад не светит, так как мы пока никто и ничто, без прописки нас как бы и нет.
Вернувшись домой мы прошли на кухню и туда тут же выпорхнули мать и Нина. Им любопытно поближе познакомиться со мной и расспросить. Я вежливо отвечаю на их вопросы о семье, о доме, о своей жизни.
То что я была действительно замужем,долго не будет укладываться в их голове, несмотря на переводы алиментов, квиточки которых они будут вынимать из ящика сами. Практически неверие будет длиться до приезда моей первой свекрови.
Сашину мать я сразу стала называть мамой, так как уважительно относилась к тому факту, что это мать моего мужа.
Но фактически приехала жить в семью где у меня образовались сразу две свекрови, в чём очень скоро и убедилась.
Во время нашего разговора из маленькой комнаты раздался крик Иришки и я, полагая что снова начинается её приступ, метнулась в комнату. Зажгла свет и увидела Иришку, сидящую на кровати с ошеломлённым видом. Она уже не кричала, а просто плакала, а на правой ручке зиял огромный ожог.
Никак не могла сообразить откуда это, а Саша сразу сказал, что это удар током. Я взяла Иришку на руки, чтобы обработать рану, а он отодвинул кровать и увидел розетку со сбитой крышкой. Тут же всё исправил и потом заложил дырку между кроватью и стенкой, чтобы больше такого не случалось.
Мы обработали ожог и Иришка быстро успокоившись уснула вновь. След от него останется на руке на всю жизнь, а вот приступы с криками и бегом, как рукой снимет. Страх перебился страхом,как и предсказывали врачи.
На следующий день все ушли на работу и мы остались вдвоём
с матерью. Вот тут я узнала каков у них заведённый распорядок дня. Мы привыкли и в садике и дома к четырёхразовому питанию, как и положено. А у них питание было двухразовым, ввиду того,что все были на работе, а матери видимо много не было нужно.
В двенадцать дня завтракали, а в семь вечера обед и ужин в один присест. Перед сном или утром перед уходом на работу все выпивали по поллитровой кружке кофе с молоком, который мать варила в большой кастрюле на весь день.
Они его пили с бутербродами в любое время и считали, что этого вполне достаточно, для нормального питания.
Но питаться в таком режиме ребёнку и беременной женщине было невозможно, о чём я осторожно сказала, с тысячью оговорок матери, на это получила отповедь, привыкай, не барыня.
В принципе да, я могла и потерпеть, но ребёнка так содержать нельзя, а все бразды правления в руках матери, я не имела права лезть к плите минуя её. Мало ли что наготовлю, да и умею ли вообще. Иными словами со своим уставом в чужой монастырь не лезут.
Вечером, по приходе Саши, я опять-таки аккуратно объяснила ему, что ребёнок так питаться не должен. Мы собрались и сходили в магазин, купив там необходимые продукты, для приготовления еды ребёнку, молоко, крупы, фрукты и прочее.
Дома Саша оповестил мать, что для Иринки буду готовить я. На это мать среагировала,надув губы, уйдя в комнату и отказавшись с нами общаться. Нина работала в две смены неделю утро, неделю вечер и началось испытание на выживание.
Мне препятствовали подходить к плите разными способами. То плиту срочно нужно было помыть, в то время, когда мне необходимо готовить, то им приспичит варить что-то своё, при этом заняв все четыре конфорки, то ещё что-то.
Я молча терпела все эти измывательства, привыкнув готовить всё с вечера и вывешивая готовое за окно в сумке, чтобы не портилось. Саша спросил почему я это делаю,ответила, что мне так удобнее, всё под рукой, умолчав о том, что мне просто не дают места в холодильнике.
В мои обязанности входили только уборка квартиры, желательно через день влажная, то есть мытьё полов протирка пыли; стирка белья, постельного и прочего за всеми и глажка этого белья.
Сашины вещи лежали в гардеробе у матери, а мои и Иришкины в чемодане в нашей комнате, так что по мере надобности я их доставала и гладила.
Узнав, что я шью они попросили, чтобы я кое-когда шила и им и я не отказывала и делала это.
Руки мои, особенно ногти стёрлись так, что наполовину оголились подушечки подногтевые.
Я всё терпела, ведь была самой молодой, а мать уже пожилой, да и Нине к сорока.
Конечно долго так продолжаться не могло и однажды Саша сам застал их за издёвками надо мной и всё открылось.
Вышел некрасивый скандал, но после этого они притихли и измываться временно прекратили, даже выделив полочку в холодильнике.
Потом, узнав что я не могу трудоустроиться из-за неимения прописки, он то думал, что мать уже всё сделала, а я просто не хочу работать, Саша заявил матери, что на хрен ему не нужна Москва и мы уедем все назад в Серпухов, а они пусть подавятся своей Москвой.
После этого мать скоренько побежала в жилищную контору прописывать меня и дочку.
В конце мая нас прописали, но на работу меня уже никуда не брали. Живот большой и никому беременные не нужны. Везде, не имея права отказывать в лоб, попросту хитрили, отвечая, что вот накануне только взяли работника, а объявление просто не успели снять.
В итоге только на почте, куда я очень не хотела идти работать, видимо устала в Серпухове, меня согласились взять на телеграф, но после родов. Взяли мои координаты, несмотря на мой рассказ о провинности, и обещали вызвать сразу же, как только у меня будет возможность. Что потом и исполнили. Так благодаря «доброте», своих свекровей я осталась без пособий и декретных.
Глава 4
А во время оформления моей прописки, из-за указания в документах на прописку площади, на которой проживаешь и количества жильцов, всплыла третья комната.
При этом матери работник жилотдела посоветовала, чтобы сразу после оформления прописки, молодые подавали документы на получение жилья, так как у нас не хватает по норме, 19 метров на четверых, это меньше пяти на человека, тогда норма была такой, поэтому, так как в районе строится много, а у молодых наверняка ещё будут дети, мы имеем возможность получить вскорости новое жильё.
Вот об этом мать промолчала, обсудив этот вопрос тихонечко с Ниной.
А к нам с июня начали приходить люди претенденты на комнату, со смотровым ордером. И тут, словно по волшебству, отношение ко мне резко изменилось. Как только раздавался звонок в дверь, елейным голоском меня просили открыть дверь и я простодушно шла открывать.
Иришка всегда бегала за мной хвостиком, она боялась остаться одна, боялась их,ведь её без конца третировали, она им мешала. Не так ходила, не то делала, слишком шумела, обнимала отца, когда он приходил, а ей кричали, ты ещё в постель к нему залезь. В общем ребёнок стал зажатым и пугливым.
Как только я открывала дверь, пришедшие тотчас видели мой живот и ребёнка рядом, а также маячивших сзади женщин, а иногда, по выходным и мужчин. Люди сразу понимали, не зная, что прописаны здесь не все, что их суют в невыносимые условия с очередью в туалет и ванную и с перспективой толкотни на кухне и орущим новорожденным.
Естественно все уходили и отказывались. Но видимо боясь, что найдётся какой-нибудь отчаянный одиночка, согласившийся на этот вариант, и тогда им придётся съезжать отсюда, они завели с нами такой разговор.
Жить так, конечно тесно и ребёнок появится, но вас на очередь не поставят, так как Вера и Ирочка не прожили в Москве десять лет, а значит им жилья не положено. Поэтому единственный выход от имени матери, написать письмо в Моссовет, с просьбой о выделении пустующей комнаты, ввиду ухудшения её жилищных условий.
Так как Вера грамотная, пусть она и напишет это письмо, от имени матери, ветерана труда. Мы с Сашей вообще были не компетентны в этих вопросах и даже не подозревали, что нас обманывают в своих интересах, поэтому я написала требуемое письмо и Нина его отправила.
На удивление быстро, уже в конце июля мать вызвали в жилищный отдел и сообщили, что просьба её удовлетворена. Ещё бы, эти сумасшедшие не просили квартиру, не вставали на очередь, а просили отдать пустующую комнату, это было выгодно и городу и району.
И уже в августе матери выдали на руки новый ордер, который она никому не показала, а спрятала, сказав, что теперь вся квартира наша и всё. Она сделала это неспроста. Только после её смерти обнаружили мы в документах этот ордер.
Он был выдан отдельно на эту комнату на моё имя и туда, на мою часть жилплощади была вписана дочь, а впоследствии и все мои дети. А мне всю жизнь внушали, что я живу из милости, на чужой площади и я должна быть им благодарна за доброту.
Так мы и узнали, что наша квартира фактически являлась коммунальной, с двумя хозяйками.
Сразу после того, как квартира стала целиком нашей, мы с Сашей поехали и купили мебель для кухни, гарнитур, состоящий из стола рабочего, стола обеденного, двух полок, сушилки и четырёх табуреток. Это обошлось в сто рублей. Ещё купили себе кровать и диван для Иришки. Она росла и спать на маленькой кровати ей становилось тесно.
А также я закупила обои, побелку, клей, в общем всё необходимое для ремонта.
Тогда-то и вскрылось из-за чего ещё они не хотели появления в квартире других жильцов. Пол в большой комнате был сожжён и новые жильцы потребовали бы ремонта за счёт испортивших. Ладыгин в запои имел обыкновение там спать и уснув с сигаретой, чуть не сгорел.
Так что теперь это были наши проблемы.
Конечно мы закупили всё необходимое для ремонта, а надо признать дело это было тогда нелёгким, приходилось объездить пол-Москвы, отстоять очереди, чтобы в конце концов взять хоть что-то.
Тут даже не стоял вопрос выбрать то, что тебе по душе. Вопрос был в том, чтобы хоть что-то досталось. Когда дошло до самого ремонта был конец августа, а срок моих родов, в середине сентября.
Потолки белить я не умела, не было у нас белёных потолков, только клееные и крашеные. Так что это была прерогатива мужчин. Дамы наши тоже естественно засуетились и тут же объявили, что ремонт начинаем с их комнаты.
Во многом я тогда уступала их капризам, это теперь с расстояния прожитых лет понимаешь, что дура была. Своими уступками я только всё более разжигала в них желание мучить и командовать, при полной безнаказанности, а тогда мне самой казалось, что этим я сохраняю покой в семье и благополучие своей дочки. Мол видя мою покладистость, девочку будут задевать меньше. Как бы не так.
Всё-таки нужно уметь и за себя постоять и любителей помучить во-время на место поставить, окоротить. Но опыта и мудрости тогда не было, была только забитость, зацикленность на вечных упрёках и благодарность за то, что я живу с мужем и у дочки есть папа. А уж их отношения были такими, что не разлей вода, оба друг в друге души не чаяли.
Вот и начали ремонт с их комнаты. Они перетащили мебель в большую пустую комнату, побелили потолок, а я приступила к наклейке обоев. Обрезала, подогнала, подготовила фронт работ, а тут и Саша с работы вернулся.
Иришка была у меня уже покормлена и играла в своей комнате, Саша поел и пришёл мне помогать. Я показала ему, как мазать листы и как потом их складывать в сторону, для промокания. И он занялся этим, а я тем временем до конца протёрла стены от прежней грязи,после сорванных строительных обоев и наклеила на них газеты сверху и снизу.
Потом мы передохнули, уложили Иринку спать и стали клеить обои, закрыв дверь в комнату. Наши два цербера шаркали постоянно мимо и прислушивались сквозь дверь.
Через какое-то время, душа их не выдержала и они вплыли в комнату.
Я попросила их закрыть дверь за собой, чтобы холодным воздухом не обдувало обои. Им нужно будет сохнуть, в противном случае обои отклеятся и отпадут.
Они стояли и наблюдали за нашими действиями, а мы старались не обращать внимания, хотя чувствовали себя, как выставленные на витрину.
Строителями все до одной комнаты и коридор были оклеены в серые обои разных оттенков, а кухня просто побелена полностью. Сейчас в их комнате мы клеили нежно-сиреневые обои с цветочным орнаментом. Получалось свежо и ново.
Работа спорилась быстро и через полтора часа, то есть к половине одиннадцатого мы закончили. Убрали всё, промыли пол от клея и закрыли комнату до утра, наказав не заходить в неё пока, а сами пошли на кухню.
Они поплыли за нами! Мать всегда ходила чуть-чуть бочком немного шаркая. У неё с молодости была искривлена и повреждена одна нога, поэтому и походка была своеобразная. Упала неудачно, повредила копчик и раздробила колено.
На кухне они пристали к нам с расспросами, почему мы во время работы не ругались. Я даже удивилась, а зачем.? Ну, объяснила мать, когда Нина с Мишей делали ремонт на Нагорной они вдрызг переругались.
– А это оттого, что он косорукий-встряла Нина.
Мне стало смешно, а они оскорбились, особенно Нина.
Я же засмеялась не на косорукий, а на то, что они ссорились, и удивляются, что мы этого не делаем. Нина же решила, что я смеюсь над её мужем и с ходу бросилась на меня в атаку. Это было строгое табу, муж насмешкам и осуждению подлежал только из её уст, остальные прав не имели.
Саша поняв, что назревает скандал на ровном месте позвал меня пойти прогуляться, что мы тут же и сделали, не дав пожару разгореться. А вернувшись через полчаса застали в квартире тишину и покой и сполоснувшись в душе спокойно пошли отдыхать. Да, с нашим семейством не соскучишься.
На следующий день, сгорая от нетерпения, когда же просохнет, вечером по возвращении с работы, они уже заносили в комнату свои вещи и расставляли по углам. Окна в тот раз мы не красили. Во-первых они не успели облупиться, во-вторых их придётся зачищать перед окраской от старой краски, а это долго, чтобы не получилось несовместимости и свертывания. Этому меня дедушка обучал.
А мы с Сашей стали переносить в большую комнату свои вещи, так что спать Иришку укладывали уже на новом месте.
С непривычки она никак не могла уснуть и пришлось показывать диафильмы, чтобы отвлечь её.
Мебели в комнате была горстка, две кровати и чемоданы с вещами и тюки некоторые не разобранные до сих пор, так как некуда было укладываться. От пустоты голос звучал гулко, и ребёнок явно испугался.
Но потом дочь уснула, а мы гулять не пошли, посидели на балконе. Ведь вместе с комнатой мы обрели балкон.
Сначала мне было на нём страшновато, оттого что пол залит толстым слоем сантиметров двадцать асфальта, да да не смейтесь, так строили.
Вдобавок сделан под сильным уклоном к перилам и создавалось ощущение, что ты сейчас упадёшь. Потом стерпелись с этим безобразием, до следующего ремонта.
С утра, покормив Иришку завтраком и проводив на детскую площадку, она была хорошо видна из окна и я всегда могла видеть и позвать ребёнка, я занялась сдиранием обоев в маленькой комнате и подготовкой фронта работ.
Клеить предстояло назавтра, сегодня нужно было дождаться побельщиков, а они могли это сделать только после работы.
В общем за два дня я управилась и с этими делами и собиралась готовить к ремонту большую комнату, но мать с Ниной заартачились.
Сначала нужно сделать коридор.
Ну, нужно, так нужно. Подготовили коридор, сняли вешалку, чтобы не испачкать её побелкой и чтобы не мешала оклейке и занялись ремонтом коридора. Здесь пришлось повозиться. Часть коридора, две стены, это лифтовая шахта. Она оштукатурена каким-то составом на котором ничего не держится.
Даже строительные обои висели полуотклеенными.Держала их в основном прибитая вешалка. Пришлось обрабатывать стены купоросом и проклеивать газетами сплошь, а потом ждать просыхания и проверять.
Времени затратилось много, я порядком устала. Это было пятого сентября.
Родные к тому же все без конца шастали взад вперёд и наступали на пятна клея, растаскивая их по полу. Мне бы прекратить работу и доделать завтра, но хотелось отделаться поскорее и они ворчали на неудобства.
В общем в очередной раз, с последним листом обоев, взбираясь на стул, я как-то неловко на него наступила. Стул поехал на растащенном клее. Я, держа лист в руках начала падать и испугавшись за свой живот, каким-то невероятным образом извернулась и спрыгнула через спинку падающего стула на обе ноги. Нужно сказать, что напугались все.
Но я была цела, животом не ударилась и успокоившись доделала работу, после чего, снова всё убрали и я помыла пол от клея.
Но видимо чувствовала себя не совсем уютно, так как на предложение Саши, сделать передышку в ремонте хотя бы дня на два-три, ответила согласием.
Следующие дни целиком посвятила Иринке, а от дел отдыхала. В понедельник десятого сентября мне нужно было идти на приём к гинекологу, на очередной осмотр.
Утром восьмого, я проснулась от сильных схваток . На сей раз уже поняла, что это такое. Было восемь утра субботы.
Все дома и ещё спали, кроме матери и Ладыгина.
Она сидела на кухне и смотрела по своему обыкновению в окно. Внизу Ладыгин гулял с собачкой.
У нас жила рыжая дворняжка, Маняшка.
Ладыгин принёс её двухмесячной со стадиона. Сидел на матче, пил пиво и заедал галетами, когда почувствовал, как кто-то лезет к нему в карман. Он хлопнул себя по карману, чтобы перехватить руку злоумышленника, а поймал рыжего щенка. Назвали воришку Мухтаром, Ладыгин взял щенка домой. Но щенок оказался сучкой. Так и переименовали в Маняшку.
Собачка оказалась крайне злой, признавала только Ладыгина, на остальных рычала и если не в настроении, то могла укусить. Особенно доставалось матери. Её собака не признавала вообще. Наверное оттого, что боялась щётки, которой мать постоянно выметала мусор.
А вот меня приняла с первого раза, причём стала ходить за мной по пятам, в отсутствие Ладыгина.
И это естественно сильно раздражало наших женщин. Собачка и гулять со мной шла с охотой, а когда Ладыгин был пьян, забивалась под кровать и рычала даже на него. Тогда только я могла подозвать её и увести.
И дети и животные сами выбирают свой приоритет, но мои родные не понимали этого и считали, что я чем-то приворожила собаку. Иришку, Маняшка тоже не обижала, ясно понимая её взаимосвязь со мной.
Сейчас, придя с улицы, Маняшка бросилась к нам в комнату. Я сидела полусогнувшись, пережидая очередную схватку, а она вдруг жалобно заскулила, словно понимая, что мне плохо. И её скулёж разбудил Сашу, а также привлёк мать.
Она тут же вплыла в комнату. Конечно сразу поняла в чём дело. Я попросила Сашу, сходить, вызвать скорую, на что мать встряла:– Зачем? Роддом не очень далеко. Ни к чему скорая, доедете на трамвайчике, чай не барыня.
Спорить с ней было бесполезно и мы стали собираться. С одной стороны ехать надо, с другой, а как тут Иринка? Мать поняла, что меня беспокоит и успокоила:– Не переживай, я накормлю и присмотрю. Такое она сказала впервые.
Глава 5. Вторые роды.
И мы поехали, а пока дотряслись на трамвае до Каховки и дошли еще с полкилометра пешком, схватки утихли и я решила, что тревога оказалась ложной. Ехать домой?
