Текст книги "Божьи люди. Мои духовные встречи"

Автор книги: Вениамин Митрополит (Федченков)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

что ты поешь песнь Господу, подобно херувимам, этим не возносись о своем даровании, чтобы не удалился от тебя Господь и не погубила бы ты красоты души своей гордостью; но в смирении услаждайся с Господом и день, и ночь, да с Ним будет твое дыхание и жизнь. Сколько благодатного и радостного для нас сотворил Господь; но мы неблагодарны остаемся Твоей благости. Сам, Господи, просвет и озари нас светом Твоего Богоразумия и соедини нас с Тобой в сей и будущей жизни, чтобы мы лицезрели и славили Тебя, Создателю наш. Сего желает душа моя тебе, дорогая В. Н– на, за твою искреннюю любовь, которую ты всегда оказывала мне, грешному. Благословен Бог и милостив: да пребудет Он с тобою.

Твой духовный отец арх. Дионисий.

“Христос посреди нас, дорогие сестрички В. Н. и о. И!

Мир вам! Радуюсь и благодарю Господа, что Он не оставляет нас Своею благодатною, милует и прощает нас, грешных, к Нему прибегающих в покаянии, и питает нас Своим Телом и Кровию. Хвалите и благодарите Господа, создавшего вас так благодатно, по образу и подобию, для вечного блаженства с Господом Иисусом Христом, Который возлюбил нас Божественною любовью, даже до смерти крестныя. Возлюбите и вы своего Жениха Иисуса Христа: Он ожидает вашей любви, вашей веры, вашей преданности и упования на Его милость и благодать. В Нем – наша жизнь, радость и спасение. Возлюбите друг друга; старайтесь избегать греха, который омрачает ум, оскверняет душу и сердце, наводит печаль и уныние. Стяжите смирение по образу Божию. И Он вознесет вас. В устах и сердце да будет молитва непрестанно: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешную!” После занятий на службе спешите в свою келию, ограждая себя крестным знамением. Приветствуйте друг друга любовию и о Христе лобзанием. Дома отдыхайте телом и душою. Друг другу старайтесь услужить любовию и сердечно: Господь примет это Себе”.

Еще письмо: “Дорогая В. Н–на, оставь все земное, мрачное; вспомни благодатные минуты, когда ты в страстные дни пела о Божией Любви и о страдании за нас, грешных, нашего Господа. Как умилялась твоя душа горячею любовью и сожалением, что мы причинили Ему своими грехами позорную смерть. Это Дух Святый за Его страдания наполнял твою душу. Не забудь тех минут святых! И постарайся – смирением, молитвою, терпением – преуспевать, укрепляемая благодатию Божиею. Люби дорогую сестру о. И–ну. Господь соединил вас во спасение. Не думай, что это само собою получилось. Будь примером христианской любви и жизни”.

В другом письме батюшка писал: “Только не похвалю, что ты унываешь. Если ты сознаешь свою немощь и не можешь укрепиться в высоких добродетелях – простоте сердца, в смирении, кротости и любви к ближним, то и тогда благодари Господа, что Он, Благий, терпит наши согрешения и не оставляет нас Своею благодатию. Господь пришел грешников спасти: и все верующие и уповающие на Господа – спасутся Его Божественною благодатию и силою, а не своими мнимыми подвигами и заслугами. Поэтому смиримся пред Господом, покоримся Его святой воле и будем переносить все с терпением и – не унывать, потому что уныние есть величайший грех перед Богом”.

И еще: “Проповедей о. архимандрит никогда не говорил… Но всегда батюшка старался нам внушить, чтобы мы непрестанно помнили, как Господь нас любит: “Ты и представить себе этого не можешь. Но всегда это помни!”

Еще говорил: “Если будешь всегда при церкви, то всегда будут любить тебя, и никогда не будешь одинока”.

Если же я жаловалась, что кто-нибудь меня не любит, то всегда получала от него ответ:

– О чем нам хлопотать? Лишь бы ты любила!

Рассуждающего о будущем, о своей судьбе, батюшка обычно прерывал веселым голосом:

– О чем нам толковать? Что Бог даст, то и будет.

В скорбных обстоятельствах, во всех лишениях мы спрашивали его: как это он всегда спокоен? А он в ответ:

– Мне что? Я – монах! Значит, я всего себя отдал в волю Божию. Я так люблю Бога, что если бы Он и в ад послал меня, пойду с радостью исполнить волю Его!

Нам же говорил: “Я вас так люблю, сестры, то что бы вы ни сделали, я все равно буду любить вас”. И мы чувствовали истину всех этих слов.

В записках его духовных дочерей так описывается конец его жизни:

“В 1930 г., в Великом посту, он заболел тяжелою, мучительною болезнью печени, и очень страдал. Никому из нас не разрешал ухаживать за ним, не желал показывать своих страданий, хотел в одиночестве приготовиться к смерти.

В эту же болезнь батюшка принял схиму.

Но к Страстям Христовым он мог уже выходить в церковь.

В эту весну, после Троицы, всем монахам, в том числе и архимандриту, было предложено уехать из Симферополя. Батюшка был спокоен, но руки дрожали; и вообще он торопился: признак внутреннего волнения. Переехал он недалеко. Но надо было уезжать и оттуда. Он уже не знал: куда себя деть?

И вдруг неожиданно приезжает наш бывший регент, отец иеродиакон Иннокентий, и говорит, что ему в его деревне Петропавловской, около г. Мелитополя, на утренней молитве пришла мысль: непременно ехать к отцу архимандриту и взять его к себе пожить… И он его увез. В этой деревне он прожил еще почти два года.

Осенью 1931 г. ему удалось исполнить свою мечту: побывать в Бахчисарайском монастыре и на монастырском хуторе “Анастасия”. Но батюшка стал печален.

Весною 1932 г., в Неделю жен–мироносиц, батюшка сходил с детьми на речку и полежал там на берегу. Вернулся остуда усталый, ушел в дом, не поужинав. Слышно было, как он там пел:”Ангел вопияше Благодатней”. А наутро нашли его лежащим без движения на дворе. С ним был удар одной стороны, но говорить он еще мог, хотя с некоторым трудом. В утешение о. Иннокентию он говорил, что у него ничего не болит и что “так легко умирать!”. На третий день, 3/16 мая, он тихо скончался. Перед смертью батюшка был пособорован и причастился.

На погребении присутствовало семь священников. Похоронили его в ограде. Возглавлял службу благочинный отец Дамиан. Какое совпадение имен: в день рождения батюшка был назван Демьяном, а теперь святые Косьма и Дамиан прислали своего соименника проводить его в жизнь вечную.

Отец благочинный сказал прощальное слово на 118 псалом, ст. 54: “Пета бяху мне оправдания Твоя на месте при– шельствия моего”. По русскому переводу это понятнее: “Уставы Твои были песнями моими на месте странствований моих!” – то есть “Заповеди Твои, Господи, были песнями моими на местах странствий моих на земле”.

Вечная тебе память!

ДОПОЛНЕНИЕ

После того как я написал это житие о. Дионисия, мне одно лицо – не знаю почему – прислало пять тетрадей о “Современных подвижниках”. И там я нашел заметки и о нем. Перепишу сюда выдержки оттуда, как они записаны.

“Однажды недавно попавшая к нему под руководство девушка исповедовала все грехи свои. Целый свиток был исписан грехами. И она со страхом и стыдом читала ему их. По окончании исповеди девушка от стыда не смела взглянуть на старца.

К ее удивлению, о. Дионисий после исповеди стал весело ходить по комнате, напевая что-то. Заметив ее изумление, старец сказал:

– Когда человек искренно кается, то благодать, получаемая им, передается и священнику.

Подобно древним угодникам, старец имел дар от Бога распознавать внутреннее состояние человека по вещам: с каким чувством и расположением готовилось кушанье. Ко дню ангела архимандрита Дионисия одна его духовная дочь решила сделать вкусный пирог, положив побольше всяких приправ. Время было тяжелое, с продуктами было трудно. И когда она с искренним усердием начала изготовлять пирог, диавол по зависти внушил ей помысл:

“Да ведь не батюшка будет кушать, а сестры”.

Так назывались духовные чада старца. Не рассудив, по неопытности, откуда этот помысл, девушка смутилась, заколебалась и положила меньше приправ, чем намеревалась прежде. Пирог вышел все же красивый. Принесла его к батюшке. Разрезали его и положили по куску всем и старцу. Присутствовавшие расхвалили пирог и охотно вкушали его. А о. Дионисий не прикасался к нему: он прозрел вонь скупости, под влиянием которой находилась в то время изготови– тельница. И огорчился, но молчал, а после рассказал.

Другая духовная дочь тоже принесла пирог, но – из темной муки, невкусный и некрасивый. Отрезали часть его и старцу. Он съел и похвалил: “Хорош”.

В другой раз эта же девушка шла к старцу. Был полдень. Стояла августовская жара. Шла она мимо базара и решила купить батюшке хороший арбуз. Купила огромный арбуз; думала, что он будет и вкусный. С большим трудом несла она его в гору, [страдая] от жары и тяжести. Но терпела по любви к старцу.

После беседы с ней батюшка разрезал арбуз; он оказался невкусным. Но о. Дионисий, вкусив, стал хвалить его:

– Вот арбуз! Ну и арбуз! Никогда такого не ел!

Дал и ей вкусить арбуз. Старец провидел усердие этой сестры и хвалил арбуз.

Летом архимандрит Дионисий жил на хуторе, принадлежавшем Херсонесской обители, находившемся в нескольких километрах от С. Зная вред праздности и желая предохранить своих чад от дурных помыслов, старец отправил их с хутора домой и нагрузил их овощами и фруктами в таком количестве, что еле несли это: трудящемуся не придут в голову помыслы – не до них! Приходится об одном думать: как бы скорее донести тяжесть.

Однажды сестра, нарушившая заповедь блаженства, сказала в унынии старцу:

– Батюшка! Я не люблю Бога: нарушаю заповеди Его. А кто любит Бога, заповеди Его исполняет.

Старец быстро вскочил с места, где сидел, и очень расстроился:

– Таких слов говорить нельзя! Бога мы любим. Но, как не достигшие совершенства, нарушаем заповеди по немощи!

Идешь, бывало, к старцу – буря помыслов. Войдешь в его комнату – все исчезло, тишина на душе: так бесы, насылающие эти помыслы, боялись старца, не смея даже войти к нему.

Душа о. Дионисия была необыкновенно тонкая, нежная, чуткая.

Любимые темы его проповедей были: любовь, смирение, кротость.

Духовная дочь старца за веру во Христа была посажена в темницу. Там она видела следующий сон. В церкви из алтаря вышел о. Дионисий. Она подошла к нему и опустилась на колени. Старец воротился в алтарь и вынес оттуда громадный цветок розы на длинном стебле… И дал его со словами:

– Глядя на эту красоту, помни о вечной красоте!

Умирала мать этой девушки. Вместе с нею, видя ее страдания, страдала и дочь. Во сне она увидела о. Дионисия, и он, желая утешить ее в горе, сказал ей:

– Без страданий нельзя спастись!

Та же духовная дочь много лет спустя видела старца со всеми его духовными чадами; и он сказал им:

– Мы должны быть образцом для других!

Она же видела во сне усопшую свою мать и бросилась к ней со словами:

– Это ты, моя радость!

Она строго взглянула на дочь и сказала:

– Радость – Господь!

Крымские подвижники^[230]

Архимандрит Тихон

Архимандрит Тихон, в миру Тимофей Клементьевич Богуславец, родился в 1859 году; умер в 1950 году, 30 января.

Родился он в простой семье, получил техническое образование. Был на военной службе – моряком на корабле, участвовал в заграничном плавании. С детства имел дар воздержания: никогда не вкушал мяса, сала не мог принимать. Среди моряков выделялся своим целомудрием. Офицеры любили его за чистоту, целомудрие, честность, во всем сдержанность и исполнительность. По окончании военной службы он поступил в монастырь близ Инкермана возле Севастополя^[231].

Игумен, желая испытать Тимофея, подвел его к уборным, приказал очистить их.

– Где черпак и ведро? – спросил он.

И в своем чистом костюме принялся за дело. Игумен сразу принял. 60 лет о. Тихон – такое имя дано было при постриге – провел в иноческом чине.

Посещая город, он надевал заплатанную рясу и лапти, чтобы не тщеславиться.

Из Инкермана он переведен был игуменом в Георгиевский монастырь^[232], в 11 верстах к востоку от Севастополя, на спуске с горы к Черному морю. Но потом он снова возвращен в Инкерманский монастырь, где жил в пещере, вырубленной в каменной скале. Их было много, в римские времена сюда ссылали христиан и заставляли их вытесывать из гор прекрасный камень. Сюда был сослан и Климент, папа Римский^[233], и папа Мартин^[234], и многие тысячи простых христиан, и преступники. Во время гонений на христиан о. Тихон удален был и отсюда. Он ушел на Украину, последние же годы жил в С. И все время тосковал по монастырю.

– В монастыре тебя в Царство Небесное в спину толкают, – говорил он.

Он был духовным сыном Оптинского старца, о. Амвросия. Последний, под видом некой юродивости, дал о. Тихону заповедь:

– Будь почудаковатее!

И поэтому он всегда шутил, смеялся, рассказывал веселые случаи, поговорки и пр. Жалобы, уныние, огорчение – не были знакомы ему, особенно на людях, а сердечный плач он скрывал. Лицо у него всегда было светлое, сияющее, розовое, без единой морщинки. И в девяносто лет он был бодр и весел и не походил на старика.

Но в присутствии тех, кому он доверял, был строг и серьезен.

Он был наделен от Бога даром старчества. Рассказывается об этом несколько случаев.

Одна пожилая женщина, потерявшая в войну единственного сына и здоровье, оглянувшись на свою жизнь, пришла в отчаяние от множества своих грехов. Она была даже вовлечена в союз безбожников. Но не ответила прямо на вопрос, верующая ли она. Услышав про отца Тихона, она поехала к нему. Хозяйка дома, где он жил, не впустила ее. Озадаченная, она осталась около закрытой перед нею двери. Вдруг она отворилась, и ее позвала к старцу хозяйка. Войдя в его комнату, женщина зарыдала и не могла сказать ни слова… Успокоившись, она открыла все, сказала и об отчаянии. Старец ответил ей:

– Вот отчаяние больше всех ваших грехов! А у Бога милости на всех хватит!

Получив благословение и указание, как ей жить дальше, она ушла от него успокоенная, как будто бы она все грехи свои оставила у него.

Другой случай. Девушка–сиротка пережила в конце осады Севастополя немцами страшное горе: на ее глазах в убежище, разбитом снарядом немцев, сгорела ее мать. Она сидела в стороне и ждала, когда останутся от матери хоть кости. Полубезумная, полураздетая, она отправилась в Б–ву, чтобы там схоронить останки. За ней пошел из С. священник, знавший ее; он принял ее и похоронил кости в своем саду. Поселившись в С., она узнала об о. Тихоне и привязалась к нему. Но скоро она заболела психически; ее отправили в больницу. Когда она оправилась, старец предложил ей делать массаж, будто бы он страдает ногами; девушка была знакома с массажем. Отец же архимандрит все время что– нибудь говорил ей. И она совсем выздоровела…

Многих сироток он воспитал и дал им возможность обучиться; и теперь они в М. и в С. работают по бухгалтерии.

Однажды к нему приехала игуменья закрытого монастыря М–я с келейницей. Он поместил их в одной семье и питал их несколько лет.

В последние годы, когда в Крым был назначен известный ученый–хирург, архиепископ Лука^[235], о. Тихон был его духовником; и назначен духовником всей Крымской епархии. Он очень чтил его. Узнав о смерти старца, архиепископ Лука бросился ему на грудь в слезах со словами.

– На кого ты меня оставил?

За 20 дней до смерти старец перестал принимать пищу, ничего не вкушал, кроме Причастия, – а причащали его через день… Перед смертью соборовали его^[236].

Иеросхимонах Серафим

Иеросхимонах Серафим был из простого звания. Братия, по наваждению врага, не любили его. Из обителей гнали его и считали недостойным постригать его в иноческий чин. В конце концов приняли в Херсонесский монастырь. Здесь он и прожил большую половину своей жизни, неся всякие послушания. А последние годы, приняв схиму, провел почти в затворе. Там он не принимал к себе почти никого. Вел строгую подвижническую жизнь. В келии его висело изображение Страшного Суда и стоял гроб, в котором старец и почивал. В изголовье лежал камень с углублением для головы. Но в последние годы жизни двери его келии открылись для простых людей, ищущих спасения души. Особенно стремились к нему старушки–странницы и ищущие спасения в миру.

Однажды пришла к нему П. с маленькой дочкой.

– Ты знаешь, кто я? – спросил он ее.

– Ты – мертвый батюшка! – ответила она в простоте.

– Воистину тебе ангел возвестил, что я – мертвый.

Перед смертью посетили его три преданные ему старушки. Одной он сказал:

– Ты сама не сьешь, а все мне несешь.

Другой напророчил:

– А ты, Анна, останешься со скорбями до самой смерти.

И это действительно сбылось.

Третьей ничего не сказал, а только снял шарф с ее головы и вытер себе глаза. И под конец ее жизни дочь и зягь повыбрасывали все ее иконы. И она от слез ослепла.

Предвидя будущее гонение на Церковь, монастыри, на священников, монахов, вообще верующих, старец говорил:

– Горе на земле, горе и на море, горе и на реках.

Спустя некоторое время после смерти его один инок Херсонесской обители стоял около его могилы и подумал:

“Вот батюшка Серафим помер, и ничего от него не осталось: прах, и больше ничего!”

Глядь, а батюшка идет живой к собору… Инок бросился за ним бежать. Но о. Серафим дошел до собора, вошел через дверь и исчез.

– Вот тебе и прах! – воскликнул инок. – Батюшка жив!

Иеромонах Ксенофонт

Отец Ксенофонт сначала был иноком в Киевском монастыре, потом, еще до закрытия Херсонесской обители, переехал в С.

Во время обновленчества все священнослужители г. С. зашатались и отошли от Православной Церкви. И лишь один, небольшого роста, незаметный и малоизвестный священник, о. Агапит, сохранил православие.

В это время Господь послал православного епископа Сергия З–ва^[237], он воссоединил с Православной Церковью кающихся священников. Между прочим, он обратил внимание на инока Ксенофонта и рукоположил его в иеромонаха. Церковные службы он, как малообразованный, проводил с трудом; но во время гонения от отступников он прославился в С. своим усердием к верующим. Монахи и священники были сосланы; церкви разорены или закрыты. И вот в это время о. Ксенофонта Господь оставил на утешение христианам. Он жил в городе тайно: ночевал в сараях, в собачьих конурах. Но по вечерам и ночам и в ненастную погоду, и в морозы он обходил христианские дома: исповедовал, причащал, крестил, напутствовал умирающих, навещал больных, приводил к покаянию отступников или забывших Бога.

В таких подвигах и злосграданиях, без крова и пищи, отец Ксенофонт провел несколько лет, подвергаясь постоянным опасностям от злых и неверующих людей.

Во время переписи о вере и неверии некоторые, страха ради, отрекались от Христа и объявляли себя неверующими; одни из них вскоре умирали внезапно; другие мучились в совести и заболевали; меньшая часть – одиночки, каялись. И таких кающихся о. Ксенофонт, ходя к ним ночью, воссоединял исповедью и причастием.

Но в конце концов пришлось и ему выехать из города. Поселился он в нескольких километрах от С., у чудного и большой доброты священника о. А., дававшего приют всем гонимым и бесприютным. Царство ему Небесное!

Здесь о. Ксенофонт продолжал нести прежние подвиги и посещения, как и в С. Но только у него теперь было пристанище. Днем он старательно вычитывал правила, а по ночам вычитывал многочисленные записки о здравии и упокоении, подаваемые ему верующими. Читал он их медленно, с трудом, часами.

И точно придерживался устава св. отцов. И непременно требовал такой же исполнительности и от других, например, где полагалось произносить 40 раз “Господи, помилуй”, чтобы так и делали.

– А зачем же, – говорил он, – отцы и устанавливали это? Раз заповедовали сорок, надо столько и читать!

Не любил, когда приходили к нему духовные дочери в шляпках. И говорил им:

– Матерь Божия таких не носила. Надень платок!

Часто повторял приходившим:

– Надо иметь живую веру! Как рыбу в воде, птицу в воздухе, так и нас окружает благодать Божия!

Боролся он и против вкуса таким образом: борщ, кашу, кисель или что-нибудь другое смешивал вместе и потом вкушал.

Лицо у него было серенькое, незаметное, как у самых заурядных монахов. Но к концу жизни оно сделалось светлым, прозрачным, очень приятным, как лицо святого, совершенно непохожим на прежнее.

В последние годы его жизни Господь даровал ему отдых: одна добрая христианка, по указанию Божию, построила в своем доме комнатку, взяла старца к себе и посвятила себя уходу за болящим и ослабевшим подвижником. Из этой комнаты о. Ксенофонт никуда уже не мог выходить и в ней совершал все службы. И в эту домашнюю церковь собирались все почитатели старца.

К концу жизни он страдал болезнью сердца и отеком ног. Ничто не помогало ему: ни лекарства, ни пища…

Стал проявляться в нем дар прозорливости… Не раз он предсказывал: “Много крови будет всюду… Кровь… кровь. А в этом доме (где он скончался) не будет”.

Перед смерью отеки ног и живота еще более увеличились: ноги были как столбы. Но после смерти отеки исчезли и все тело сделалось худеньким–худеньким.

Скончался о. Ксенофонт в 1946 году.

Иеросхимонах Софроний

В 22 верстах от г. Ялты, в глубине Крымских гор, покрытых густым лесом вековых деревьев, на небольшой поляне, расположенной у подошвы горы, находился маленький скит, называемый “Софрониева пустынь”. Скит был женский, мал и беден. В нем не было ни ограды, ни ворот. У входа в дом скитниц на согнувшемся толстом стволе громадного старого дерева висело несколько маленьких колоколов. Управлял скитом иеросхимонах Софроний, отличавшийся простотой и смирением. Он жил в маленькой келейке, примыкавшей к церкви, устроенной вплотную у самой горы. В келии было небольшое оконце, выходившее в церковь: через него старец выслушивал все службы и правила, совершаемые о. иеромонахом Нонном, худеньким, истощенным от поста и молчаливым человеком.

Поздним вечером монахиня на коленях вычитывала правила, каноны Иисусу Сладчайшему, Матери Божией, Ангелу хранителю. И тотчас же, в 12 часов ночи, начиналась полунощница, утреня; вычитывались правила к Причастию. Оканчивалось это рано утром.

Весь день жившие в скиту проводили в утомительном труде. Сна было мало.

Отец Софроний был прозорлив.

Однажды в скит пришли два студента. Перед их приходом он велел трезвонить в колокола, сказав:

– К нам идут епископ и священник!

Действительно, один из них стал после епископом; а другой в том же скиту принял иночество с именем Серафим и впоследствии рукоположен в иеромонахи. Он был любимым учеником старца Софрония: отличался духовным трезвени– ем, глубокой внутренней жизнью и смирением; весь был в молитве, забывая все окружающее.

Однажды о. Софроний с иноком Серафимом предприняли богомолье в Киево–Печерскую Лавру. На обратном пути они заехали в С., обошли окружающие монастыри и пришли в Херсонесскую обитель к празднику Рождества Богоматери, в честь коего был освящен нижний храм собора. Народа было много. Старец не желал, чтобы узнали о нем. Но каким-то образом люди узнали и бросились к нему за благословением и с разными вопросами. Батюшка сильно этим расстроился. А на другой день они тайно ушли в Георгиевский монастырь.

Там враг устроил им искушение. Иноки были оттуда уже изгнаны. Новые жильцы, неверующие, захватили старца с Серафимом, арестовали и заперли в одну из келий. Но с Божией помощью они чудом выбрались оттуда ночью и убежали опять в С., к одной старушке, знакомой им по скиту.

Она, добрейшей души человек, тотчас позаботилась об угощении. После завтрака она приготовила обед и предложила гостям.

– Что это? Недавно вкушали, и опять? Постникам тяжело нарушать воздержание!

Ночевать в комнате они отказались. Тогда кровати поставили им во дворе, но они, тайно от хозяев, простояли почти всю ночь в молитве, по разным углам двора.

После и они – о. Софроний, о. Нонн и о. Серафим – были изгнаны из скита и двое высланы в суровый край на Север, где и скончались. А отец Софроний, одинокий и больной, выслан был на Украину, где вскоре умер…

Скит был разрушен…

Епископ Иннокентий Херсонский

Севастополь. Херсонский монастырь святого Владимира

Севастополь. Раскопки на месте древнего Херсонеса

Севастополь. Свято-Владимирский собор

Инкерманский монастырь святого Климента

Инкерманский монастырь

Инкерманский монастырь

Георгиевский Балаклавский монастырь

Братия монастыря

Бахчисарайский Успенский скит

Бахчисарайский Успенский скит

Бахчисарайский Успенский скит

Бахчисарайский Успенский скит

Космо-Дамиановский монастырь. Храм в честь Преображения Господня

Алушта. Космо-Дамиановский монастырь

Космо-Дамиановский монастырь. Святые врата

Схимонахиня Серафима

Ее звали в миру Прасковья Фоминична Шкотова.

Рано овдовела она: 22–х лет. Муж ее был ранен на войне и умер. После смерти его она раздала все и ушла пешком в Почаевскую Лавру. Там она была тайно пострижена в иночество, с именем Серафимы, и воротилась в С., где у нее оставались два брата. Вскоре они уехали на А. и там тоже приняли иночество.

Оставшись одна, Прасковья Фоминична начала вести строго подвижническую жизнь: ночью простаивала на коленях на камне во дворе, вкушала мало, все прочее время проводила в непрестанной молитве. Свое схимонашество несла тайно, но носила длинную монашескую мантию и по улицам: за что над ней насмехались и считали ее ненормальной. Но другие видели в ней юродствующую подвижницу. Одна благочестивая женщина, Е. С., стала заходить к ней и прислуживать. А других пускала она к себе по строгому выбору.

Скоро она стала предсказывать. Между прочим, говорила, что в С. будет великое разрушение и прольется много крови.

Однажды пришел к ней шедший на войну человек. И вдруг мать Серафима закричала на него:

– Вон отсюда! Прогоните пса! Кто это впустил пса? Кровосмеситель! Пшел, пес, отсюда!

Действительно, он жил незаконно с двоюродной сестрой.

Пораженный, он упал перед ней на колени, прося прощения и благословения на войну… Вдруг она произнесла: “Дзинь”, – и схватилась за свое ухо: “Ишь ты! Обожгло ухо!”, а через несколько минут схватила себя за ногу и сказала: “Обожгло кожу немного!”

Он покаялся и получил благословение. Во время сражения одна пуля пролетела мимо уха, оцарапав его; другая пробила шинель и задела кожу ноги.

Были и другие случаи прозорливости.

Умерла мать Серафима в 189.. г. Местные люди благоговейно чтили ее память.

Странник

Этот странник – Л. В. Св – происходил из богатой семьи; получил прекрасное образование и хорошее домашнее воспитание. Отец его женился поздно, лет сорока. Мать его, София, была благородной чистой личностью и умной по природе; сама следила за воспитанием детей, хотя были и гувернантки у них. Семья состояла из троих сыновей и трех дочерей. Один из сыновей, М–л, офицер, погиб на войне, другой, Е–ний, кончил М. университет, был блестящим юристом. К ним в дом приходила молодая красивая девушка– еврейка, она торговала на улице папиросами, а к ним ходила набивать папиросы для красивого Евгения. Тайно от родителей он вступил в незаконную связь с этой девушкой. Но мать его, София, узнав об этом грехе, пригласила к себе ее (имя ее было Раиса) и заставила своего сына, избалованного юриста, жениться законным браком на этой девушке с улицы. Из нее, под влиянием матери мужа, вышла прекрасная женщина и ревностная христианка. Впоследствии Евгений стал священником, а во время гонений был отправлен в ссылку в Сибирь, где и скончался. Раиса окончила свою жизнь мученически: вместе с своим сыном она была расстреляна немцами как еврейка, – несмотря на то, что была крещена.

Третий сын, Леонид, отличался особой религиозностью: еще будучи студентом Московского университета, он посещал Троице–Сергиеву Лавру. Там он познакомился с духоносным старцем Алексием, который вынимал жребий на патриарха (и выпал жребий на митрополита Тихона^[238]).

Старец заповедал Леониду чаще креститься. Еще студентом он был взят на войну 1914 года; и всех удивлял тем, что часто крестился. Солдаты его любили, товарищи офицеры дивились, считая его поведение чудачеством. По окончании войны умерла его сестра Мария, особенно любимая им. Это совсем потрясло его, и он, оставив все, сделался странником, по благословению о. Алексия. Отправился сначала на Кавказ. Недалеко от г. Сухуми в лесу находился женский монастырь. Л. В. пожил в нем несколько времени и хотел уходить дальше. Но когда он в церкви монастыря стоял на коленях перед иконой Божией Матери, молился Ей, то увидел Ее живою в образе. Она повелела ему остаться здесь. И скоро он заметил недостатки у обитательниц: они обзаводились хозяйством, разводили кур. Он стал их обличать, что они живут не по иноческим заветам. Некоторые монахини стали прислушиваться к нему и исправляться, а большинство, вместе с игуменьей, восстали против него и выгнали из монастыря. Тогда он стал странничествовать по городам, зовя людей к покаянию. В пути останавливался только у христиан, – и притом по прямому указанию Божию. Жил как птица, ходил босиком, волосы не стриг, и они густой копной покрывали его голову. Высокий, в желтом плаще, с высокой палкой в руке, он одним видом своим привлекал сердца ко Господу, а потом действовал благодатным словом. Слова его были так сильны, что без слез нельзя было слушать его.

Пришел он и в Крым и здесь извлекал из духовных бездн души, намеченные Господом ко спасению. Своих учеников и слушателей он приучал к постоянной молитве Иисусовой.

Ночи проводил в молитве сидя. Пищу вкушал, как траву. Предсказывал и будущую войну. Толковал Апокалипсис, по благословению о. Алексия. Изгонял бесов из тех людей, которые для этого ему указываемы бывали Господом.

Множество бедствий, гонений, клевет, оскорблений перенес он за имя Христово. Диавол ненавидел его, мстил, прельщал его, подсылая ему девушек и женщин. Но он молился о них и в их присутствии вытаскивал из своей головы вшей и бросал их на пол, желая этим вызвать к себе брезгливость и отвращение.

Для получения благодати посылал к одесскому батюшке, о. Ионе Атаманскому^[239]. Часто и сам бывал у него. Отец Иона очень любил его и высоко ценил. В одном письме к нему писал: “Ты мне – сын, брат и друг”. Делился с ним своими духовными видениями.

А. В. познакомился с молодым профессором М. По его приглашению он пришел к нему в дом, и они, забыв обо всем, три дня и три ночи, ничего не вкушая и не выходя из кабинета, просидели, разбирая Апокалипсис. И профессор сделался учеником Л. В.; позже его арестовали и выслали.

Однажды он хотел выйти из одного дома, уже подошел к дверям, как увидел в дверях ангела с огненным мечом, преграждавшего ему путь. Он понял, что выходить нельзя. Действительно, его выхода ждали, чтобы арестовать.

Да и арестовывали его не раз и ссылали. А он везде вновь и вновь продолжал свое дело, возложенное на него Господом.

Был в дружбе и любви с архимандритом Тихоном, бывшим тогда игуменом Инкерманской обители…

Так в опасностях, злостраданиях проводил Л. В. свою земную жизнь. Окончил он ее мученически. Выслали его в Казахстан и требовали отречения от Христа. Конечно, он отверг это. А в 1937 г. его расстреляли.

Назад к карточке книги "Божьи люди. Мои духовные встречи"