Текст книги "Литератор"

Автор книги: Вениамин Каверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

В. Г. Ларцеву

Дорогой Василий Григорьевич!

Благодарю Вас за все, что Вы написали о моем пребывании в Самарканде. Самое ценное – это то, что Вам удалось восстановить в моей памяти Поливановскую конференцию, которую Вы описали достаточно подробно, чтобы она вошла в историю науки. Но помимо научных сведений мне дорого и то, что Вы так живо помните наши встречи в колдовском Самарканде. Разумеется, того, что Вы написали, вполне достаточно для очерка о Поливановской конференции, о его трагической судьбе, о его феноменальном даровании. Но не знаю, когда мне удастся добраться до подобного очерка – я по-прежнему глубоко увлечен прозой. Вслед за очередным романом пишу очередную повесть и т. д. Работа, как Вы понимаете, мое главное утешение, которое позволяет мне преодолевать характерные для моего возраста болезни…

17.1.84

Я глубоко благодарен Вам за то, что Вы прислали мне Ваш очерк, в котором я нашел много, казалось бы, навсегда забытого и много нового. Вы проделали крайне важную работу, и мне кажется, что Вы уже близки к тому, чтобы написать о Поливанове хотя бы небольшую книгу. Небольшую – потому что, как и я, Вы вынуждены будете остановиться перед необъятностью его познаний, перед новизной его открытий в лингвистике, словом, перед обширной панорамой всего, что он сделал в науке. Прошу Вас передать мою сердечную благодарность редакции газеты «Ленинский путь» и редактору Борису Васильевичу Щеголихину, который напечатал Вашу большую статью и тем самым включился в работу по изучению научного наследия гениального лингвиста Поливанова, известного во всем мире.

Я надеюсь, что Вы, Василий Григорьевич, будете продолжать собирать материалы о Поливанове, тем более что тот период его жизни, о котором Вы пишете в своем очерке, никому не известен. То, что Вы нашли новые материалы о связях Поливанова с Маяковским и Бриками, поразило меня. Я знал, что он пишет стихи, но никогда не читал ни одного из них. Конечно, это хорошо, что эти новые сведения напечатает газета «Ленинский путь», но давно пришло время хотя бы для большой сводной статьи, в которой все, о чем Вы узнали, было бы написано популярно и точно.

Еще раз благодарю Вас за Ваш очерк и прошу сообщать мне, как идет дело по сбору материалов о Поливанове. И он сам, и то, что он сделал, и его судьба – необыкновенны и должны войти в историю русской науки…

10.4.84

Меня обрадовало Ваше письмо, и мне снова подумалось, что Вы должны написать не статью о Поливанове (даже и основательную), а книгу. Правда, для этого нужно проникнуть в сущность его идей, оценить то, что он сделал в науке. Вы могли бы, мне кажется, написать эту книгу вместе с каким-нибудь лингвистом, ведь в Самаркандском университете есть талантливые лингвисты. (Кажется, Хаютин?) Вы могли бы взять на себя историко-биографическую часть, а Ваш соавтор – лингвистическую. Это может быть и кто-нибудь из москвичей, писавших о Поливанове. Подумайте об этом.

«Письменный стол» появится в 9 номере журнала «Октябрь» за этот год. А до «Записных книжек» Тынянова мне еще очень далеко. В июле и августе я тяжело болел и до сих пор еще не совсем оправился.

3.9.84

Комментарий:

Книга, которую В. Г. Ларцев скромно назвал «Этюды о профессоре Поливанове», представляет собой обширный свод материалов, относящихся к жизни и работе великого деятеля русской и советской науки Евгения Дмитриевича Поливанова. (О нем я писал в книгах «Освещенные окна», «Письменный стол».) Может быть, жанр, в котором она написана, действительно можно назвать «этюдами». Но эти «этюды» по своей новизне, тщательности и значению являются бесценным вкладом в историю нашей науки. Перед нами труд, мимо которого не может пройти ни один историк, поставивший перед собой задачу рассказать о том, как русская лингвистика вышла на мировую магистраль.

Биография Е. Д. Поливанова сложна, его научные достижения поражают – для того чтобы нарисовать обширную панораму того и другого, показав ее в бесспорных, тщательно проверенных, многочисленных документах, необходимо было прежде всего мужество – без этой важной черты В. Г. Ларцев не мог бы написать свою книгу. Она потребовала не только огромной работы в архивах как общесоюзных, так и непосредственно связанных с жизнью и деятельностью Е. Д. Поливанова. Она потребовала неоднократных поездок в те места, где он жил и работал. Она потребовала тщательного изучения всего, что написал Поливанов, и всего, что написали о нем. Она потребовала встреч с его единомышленниками, например, с В. Б. Шкловским. С его слушателями, с сотрудниками и, наконец, просто с теми, кто его знал и любил. Поливанов много ездил, В. Г. Ларцев изучил маршруты его поездок, их цель, их блестящие результаты. Он привлек к работе художественную прозу – для некоторых литературных героев Поливанов послужил прототипом. Он рассказал о роли, которую Евгений Дмитриевич играл в истории Октябрьской революции, и исчерпывающе доказал, что все работы и вся его жизнь неразрывно связаны с ней. Я убежден, что эту книгу необходимо издать, потому что она – прямое доказательство того, что русская наука подарила человечеству. По своей исключительности, по своему фантастическому таланту, по своеобразию, по грандиозности того, что сделал Е. Д. Поливанов, я не знаю аналогов в русской и советской науке о языке.

И. Щедрину

Уважаемый тов. Щедрин!

Ваше письмо и газету я получил.

Интервью действительно неожиданно явилось чем-то вроде сенсации, что, мне кажется, объясняется тем, что с Катаевым боятся ссориться – по-моему, напрасно. Мне не нравятся его последние книги, кроме «Святого колодца». Он подражает одновременно и уже постаревшим «сердитым» англичанам, и не менее постаревшему французскому «новому» роману. Все это совершенно чуждо нашей литературе. Жалею, что Вы получили выговор. Интересно, как его сформулировали?

Спасибо за письмо и газету.

27.12.81

Комментарий:

Это письмо адресовано корреспонденту, который в Дубултах брал у меня интервью, посвященное современной литературе. Впоследствии интервью было напечатано в местной газете. Между прочим, он спросил меня, что я думаю о книге Катаева «Алмазный мой венец». Я ответил ему, что книга мне не понравилась по многим причинам: с моей точки зрения, Катаев в ней приписал себе роль, которой он никогда не играл в нашей литературе и не мог играть по самому свойству своего таланта. Я указал, что он без всяких оснований приписывает себе руководящую роль в советской литературе. Для этой цели он исказил многие факты, общеизвестные его современникам, и поэтому поступил, с моей точки зрения, более чем странно. Я привел неоспоримые примеры.

Интервью было опубликовано, и у меня были основания подозревать, что моему корреспонденту это не пройдет даром. Но, к счастью, он отделался только выговором.

А. Л. Яншину

Дорогой Александр Леонидович!

Извините, что отвечаю Вам на машинке, – что-то ломит руку. И за опоздание извините – я давно должен был ответить на Ваше письмо, но не мог, потому что уехал в город Резекне на Тыняновские чтения. Это была всесоюзная конференция. Приехали крупнейшие ученые, был, прочитавший интересный доклад, и Ваш математик, как это ни странно, член-корр. АН Мамин. Все это было бы очень хорошо, если бы не отрывало меня от нового романа, который я пишу с большим увлечением. Впрочем, еще два слова о тыняновских делах. Скоро выходит большой, 20-листный, сборник воспоминаний о Ю. Н.[172]172
  «Воспоминания о Ю. Тынянове. Портреты и встречи». М., «Сов. писатель», 1983.


[Закрыть], в котором участвуют видные деятели нашей культуры и который я немедленно пришлю Вам. Скоро начнем хлопоты о полном собрании сочинений Ю. Н. Тынянова, включающем его научные и художественные труды, и хлопоты эти придутся на долю комиссии по литературному наследию, в которую любезно согласился вступить И. В. Петрянов-Соколов[173]173
  Председатель Общества книголюбов, академик.


[Закрыть].

Сердечное спасибо за доброе мнение о моей сказке, о моей «Открытой книге». Меня глубоко тронуло, что вы всей семьей читаете мои книги (…)

Весь этот месяц я был занят юбилейными событиями, которые, признаться, меня очень уморили, и я глубоко сожалею, что не встретился с Вами…

9.6.82

Комментарий:

Академик Яншин, знаменитый геолог, Герой Социалистического Труда, принадлежит к числу наших видных книголюбов. Он высоко ценит и научную и литературную деятельность Тынянова и охотно принял участие в моих заботах о тыняновском литературном наследстве. Наша конечная задача далеко еще не решена. Мы надеялись победить Госкомиздат в борьбе за издание Полного собрания сочинений Тынянова, включающего как научные, так и художественные его произведения. В научной литературе давно доказано, что они представляют собой неразрывное целое и, в сущности, до конца не поняты, потому что неоднократно издаются отдельно друг от друга. Когда-нибудь это издание совершится, потому что Ю. Н. Тынянов представляет собою уникального писателя, которому удалось перебросить долгожданный мост между наукой и литературой. Задача, над которой трудятся уже много лет русские ученые, понимающие все значение этой позиции.

В. Ф. Шубину

Уважаемый Владимир Федорович!

Без сомнения, Вы должны считаться с наличием документов, хотя они обычно врут, как справедливо написал Юрий Николаевич Тынянов. Врут и те, о которых Вы упоминаете. Туберкулезом легких Тынянов никогда не страдал. Это была фиктивная причина для получения отпуска, а в Крым он попал вместе со мной, по-видимому, в 1924 году. Впрочем, может быть, ездил и раньше. Об этом я не знаю. Мне кажется, что Вам не следует относиться к университетскому документу как к непреложному факту. Но упомянуть о нем, мне кажется, надо.

Благодарю Вас за то, что Вы занялись Тыняновым, и жду получения Вашего очерка о самом неизученном периоде жизни писателя, значение которого, судя по недавно появившимся в «Вопросах литературы» статьям, быстро возрастает.

7 октября 1982 года

Уважаемый Владимир Федорович!

И Лидия Николаевна и я прочитали Ваш очерк о Ю. Н. Тынянове. Он написан вполне удовлетворительно. Но у нас есть ряд замечаний.

На стр. 3 Вы сообщаете неточные сведения. Ю. Н. не из-за болезни временно оставил университет, в Крыму был гораздо позже и не из-за болезни. В 1918 году летом он был у родителей в Ярославле во время ярославского мятежа. Вся семья оказалась на даче, откуда он ушел вместе с братом пешком в Рыбинск. Во время мятежа сгорела первая работа Тынянова о Кюхельбекере и его книги. Жена Ю. Н. с маленькой дочерью оставались в Ярославле.

Неверно, что в студенческие годы Тынянов менял жилье «почти каждый семестр». Он жил с семьей сначала на Гатчинской улице, а потом на Греческом проспекте до 1936 года. <…>

На стр. 5. Коммуна так и называлась тынкоммуна, а не юртынкоммуна.

Стр. 7. Надо указать, что Поливанов был гениальный востоковед мирового значения. Почему Вы называете Б. М. Эйхенбаума «неуверенным»? Это совсем не так. В пенсне с разбитым стеклышком он ходил сравнительно недолго.

Стр. 8. Вы пишете: «Опояз сплотил многих литераторов». Нет, немногих. Ожесточенные литературные споры, которые нельзя называть «перепалками», происходили во многих местах.

Стр. 9. Уверены ли Вы, что академик В. Н. Перетц был почетным председателем «Общества изучения художественной словесности»? Не похоже. Он был очень далек от молодых ученых.

Стр. 11. Баки, сколько я помню, он носил самое короткое время, а трость до болезни вообще не носил. Непонятно, почему баки, трость и живые глаза близки пушкинской эпохе?

Стр. 16. Зимой 1925 года не Тынянов предложил Козинцеву и Траубергу написать «Шинель», а наоборот – предложили режиссеры.

Стр. 20. Лицо менялось, но не от болезни, а, как у всех, от возраста. «Четкость линий» его красивого лица не была «приобретена», а была ему свойственна и ничего не подтверждала или, во всяком случае, не имела никакого отношения к увлеченности Тынянова своим делом.

Стр. 21. По улице Плеханова трамвай никогда не ходил. Книги для работы доставали для Тынянова не друзья. В последние годы у него был секретарь, Наталья Васильевна Байкова. К сожалению, ее каждодневные записки о работе с Ю. Н. Тыняновым погибли в Ленинграде.

Благодарю Вас за очерк. Поправки, я надеюсь, внести будет нетрудно. Желаю Вам всего хорошего.

8.8.82

P.S. К сожалению, автопортрета Ю. Н. у нас нет.

Комментарий:

Эти письма представляют собою необходимые поправки к очерку В. Ф. Шубина. Впрочем, автор письма мог бы удержаться от неточностей, потому что я о Тынянове написал много статей, в которых нетрудно найти подлинные факты его биографии. В настоящее время мы с критиком В. И. Новиковым закончили книгу, которая, как мы надеемся, будет первой серьезной монографией об этом замечательном писателе и ученом. Книга намечена к изданию в издательстве «Книга» в серии «Писатели о писателях».

ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ

Естественное продолжение нашей жизни

Чтобы ответить на вопрос, что такое художественная правда, каково ее содержание, как она соотносится с понятием «жизненная правда», надо начать с разговора об основном жанре, характерном для всех литератур мира, и в частности для советской литературы, а именно о психологической прозе. Можно сказать, что я почти не знаю произведений, в основе которых не лежало бы подлинное, истинное происшествие. Художественная правда просто немыслима без того, чтобы не отталкиваться от правды жизненной, от какого-то реального факта. Например, все мои произведения, написанные в этом жанре, обязательно основаны на каких-то случившихся со мной или с моими знакомыми событиях. Взять хотя бы сюжеты последних моих книг.

Вот, скажем, «Наука расставания». Роман, основанный на подлинных событиях, свидетелем и участником которых я был, событиях, происшедших во время войны, когда я служил военкором «Известий» на Северном флоте. Описанный в романе случай «пролежал» у меня в памяти больше тридцати лет. Признаюсь, что несколько раз я хотел к нему обратиться, но неизменно останавливало то обстоятельство, что о войне писали уже очень многие. И среди них были настоящие мастера, как, например, Василь Быков. Подняться до уровня такой художественной правдивости было чрезвычайно трудно. Однако внутреннее побуждение было столь сильно, что я взялся за перо. Конечно, я был преображен в другое лицо, и у меня появилась другая фамилия, но основой книги явился подлинно автобиографический материал.

Что касается моих рассказов «Загадка», а впоследствии и «Разгадка» (второй тесно связан с первым), то они также возникли из действительного случая, который произошел очень давно. Я всегда живо интересовался жизнью школы, занимался сбором материала о ребятах, написал несколько произведений, посвященных школе. Как-то девочка-девятиклассница рассказала мне историю, которая меня глубоко тронула. Один мальчик был влюблен в королеву класса – мы таких учениц хорошо знаем. Ею все восхищались, а она, как и подобает королеве, отвергала все знаки внимания. Но однажды мальчик получил от нее очень ласковую записку, в которой она просила, чтобы он немедленно пришел к ней. А дело, надо сказать, происходило на канале имени Москвы. Идти через мост было слишком далеко, и он, не раздумывая, бросился в воду и начал переплывать на другой берег, не зная, что в это время открыли шлюзы. Он плыл, работая одной правой рукой, левой держал над водой свою одежду. Потом, когда почувствовал, что не справляется с мощным потоком, бросил одежду и стал лихорадочно бороться с течением, но обессилел и утонул. Эта трагическая история запомнилась мне на всю жизнь и послужила основой рассказа «Загадка». В работе над рассказом мне очень помог опытный, известный всей Ялте педагог Петр Сергеевич Саньков. Он посвятил меня в жизнь школьников, поведал мне об их взаимоотношениях, привел множество очень интересных примеров того, как складываются эти отношения. Второй рассказ – «Разгадка», написанный на ту же тему, как бы явился продолжением и вышел из «Загадки». То есть я захотел показать, что ту же самую историю можно увидеть другими глазами.

Кстати, роман «Два капитана» тоже целиком возник из подлинной истории, рассказанной мне одним моим знакомым, впоследствии известным генетиком М. Е. Лобашевым.

Короче говоря, факты, заслуживающие пристального внимания и серьезного изучения писателем, встречаются в нашей жизни на каждом шагу. Но дело заключается в том, что писатель не должен позволять себе оставаться к ним равнодушным или безразличным, не должен бояться трудностей, связанных с их художественным воспроизведением. Беда в том, что это происходит еще очень часто. Некоторые литераторы берутся только за темы злободневные только потому, что они злободневны. По этой причине и появляется недостаточность отражения всей панорамы, всей целостной картины нашей жизни. Правда, умение видеть не каждому дано. Но ему можно учиться. Помню, как мой друг Э. Казакевич поражал меня своим умением угадывать занимательные, а порой и захватывающие сюжеты, просто глядя вокруг себя. Он отыскивал их в любой, самой обыденной обстановке, находил их там, где непрофессиональному литератору и в голову не придет искать. В этом смысле он чуть ли не ежедневно давал мне хорошие уроки – наши частые прогулки по Переделкину неизменно превращались в интереснейшие экскурсии по «опытному полю будущей литературы». «Вот, – говорил он, – посмотрите на эту дачу, – и показывал на дом, где жил один писатель, – и вы найдете замечательный, совершенно новый сюжет для повести или даже романа. – И он рассказывал мне этот сюжет. Проходя мимо следующей дачи, говорил: – И здесь есть, о чем стоит написать».

Художественная правда, на мой взгляд, всегда есть следствие работы над подлинностью, над фактической стороной жизни. Ее для более ясного понимания можно представить в виде такой упрощенной формулы: это подлинный факт или случай плюс талант, упорство, мастерство, плюс стремление завоевать и удержать внимание читателя.

По моему глубокому убеждению, писатель, для того чтобы жизненная правда, преобразовавшись в правду художественную, присутствовала в его произведениях, должен обладать еще одним очень важным качеством. Ему нужен твердый, уверенный взгляд на то, что происходит вокруг, и ясное представление о том, что, с его точки зрения, должно происходить. То есть у него должно быть четко выраженное мнение обо всем, на чем останавливается его внимание. А этот уверенный взгляд, как известно, не случаен. Он зависит от нравственной позиции, на которой стоит литератор. Он определяется и характером самого писателя. В этом взгляде, наконец, сказывается даже художественный вкус автора, его пристрастие к определенному жанру, а также то, насколько далек он от других «товарищей по оружию». Одним словом, это очень сложная причинно-следственная многогранная связь, которая представляет собой, в сущности, результат работы, у одних писателей – многолетней, а у других, более счастливых и удачливых, – легко дающейся в руки.

Меня, конечно же, более всего радуют произведения, в которых – на уровне художественном – содержится подлинная жизненная правда. Потому что такие произведения сразу же становятся явлением в литературе. Хотелось бы назвать несколько имен таких авторов. К сожалению, некоторые из них недавно ушли от нас. Без них наша литература в какой-то мере обеднела. Достойны внимания книги В. Тендрякова, очень талантливого, чутко прислушивавшегося к жизни человека. Таким же был Ю. Трифонов. Более энергичен Василь Быков, который пишет о войне с таким мастерством, что вам кажется, что будто вы находитесь рядом с его героями. Он-то как раз умеет превратить свои жизненные испытания в художественную правду, в яркие образцы искусства прозы!

Правда никогда не нуждается ни в красках, ни в маскировке. У правды своя стать. У нее своя, не нуждающаяся ни в каких украшениях – это относится и к стилю – естественная, независимая способность существования. Именно эта независимость отличает ее от правдоподобия. Рассмотрим правдоподобие. Прежде всего надо отметить, что оно часто оборачивается фальшивостью. Эту фальшь легко распознать, хотя иногда, у более опытных подделывателей, уловить ее довольно трудно. И порой это обманывает людей малоопытных или поверхностно разбирающихся в литературе.

Художественное правдоподобие чаще всего вызывается недостаточной глубиной понимания автором того, что происходит вокруг. А ведь именно глубина понимания дает ему возможность нарисовать реальную картину действительности, которая не нуждается ни в каких подмалевках и декорациях, потому что существует сама по себе и ценна сама по себе. И ее можно рассказать в немногих словах. За примерами далеко ходить не приходится. Самые гениальные произведения – это произведения, основанные на простоте, на ясности, но ни в коем случае не на стилевых ухищрениях и словесных побрякушках, на жалких попытках блеснуть во что бы то ни стало. Напротив, они основаны на стремлении сказать скромно и просто о самом важном, о самом нужном каждому человеку. Вот это, мне кажется, и есть основные черты, отличающие образцы правдивой художественной прозы от художественного правдоподобия.

Дань правдоподобию чаще всего отдают те, у кого нет смелости говорить о чем-то вслух, в полный голос. Правдоподобие характерно, как правило, для людей, у которых еще нет ни настоящего жизненного, ни литературного опыта, нет таланта наблюдения, кто еще не приобрел умения писать, другими словами – не овладел искусством передавать свои мысли и чувства и рисовать их просто. Все это самым тесным образом связано с вопросами стиля.

Если оглянуться назад, можно заметить, что лучшие классические произведения нашей прозы, будь то произведения Л. Толстого, Чехова или Достоевского, очень просты и рассказать их не составит труда. Орнаментальная проза уводила от правды. Забота о стиле отвлекала от заботы о глубине замысла и как бы оправдывала этот уход. Многие из этих прежних «декораторов» не заботились о выполнении своего долга перед литературой, так как уходили от жизни. Орнаменталисты существовали уже в двадцатых годах. Есть они и теперь в современной прозе. Я думаю, что такой стиль в большинстве случаев – это все-таки результат неумения выразить свои мысли просто. Но вопрос сложнее, чем кажется. В молодости очень близок к орнаментальной прозе был Леонид Леонов – и тем не менее многие произведения той поры ему удались: это великолепный рассказ «Туатамур», «Записки Ковякина», «Конец мелкого человека». Среди «декораторов» были талантливые люди, например, Ремизов и в еще большей степени Андрей Белый, настойчиво искавший какую-то не разговорную, не жизненную фразу, а придуманную им самим и все же достигавшую результата.

К чему же должно быть приковано внимание сегодняшнего литератора? Мне кажется, основная проблема, которая всегда стояла перед русской литературой – этим она и отличается от других литератур мира, – заключалась и заключается в вопросе: как жить? Как жить, чтобы не упрекать себя в холодности к другому человеку, в собственном малодушии? Как найти смелость и как суметь поставить себя на место другого человека? В нашей литературе всегда была жива идея самопожертвования и такие уже до боли знакомые, но никогда не тускнеющие понятия, как долг, благородство, честь, ответственность. Все это не абстрактные понятия. Они существуют. И не только существуют. Они действуют. И хотим мы этого или нет, но мы, литераторы, должны считаться с идеями и мнениями, которыми живет современное общество, желающее развиваться и стремящееся к всестороннему расцвету. Именно по этой причине самое пристальное внимание литераторов сейчас должно быть направлено на нравственную сторону жизни. Мне кажется, что у прозаика это главный вопрос, главное дело, в отличие от задачи публициста. Публицист должен заниматься вопросами конкретной необходимости, конкретной пользы, конкретных, отчетливо выраженных недостатков. Что касается прозаика (отчасти это относится и к поэту), то он должен быть всегда связан по рукам и ногам идеей писательского долга. Долга прежде всего перед самой литературой. Долга перед обществом, в котором он живет. Он обязан понимать слово «общество» не в каком-то плоском или расплывчатом смысле. Он должен понимать общество как коллектив людей, которые его окружают, которые составляют часть его жизни. Поэтому мне кажется, что вопрос об ответственности писателя перед обществом естествен. Потому что он лежит в основе всех вопросов нравственного воспитания. Об этом, насколько мне известно, сейчас думают многие. Думает вся страна.

Если говорить о типе героя, в котором наша современная литература более всего ощущает потребность, то скажу, что вопрос этот совсем не нов. Он, в сущности говоря, возник еще в двадцатых годах. И всегда это был вопрос о положительном примере. На этот счет у меня свое особое мнение. И я не претендую на то, что его должны непременно разделить другие. Я думаю, что идеальный герой может воздействовать на читателей в гораздо меньшей степени, чем герой отрицательный. Отрицательного героя можно написать так выразительно, что он заставит читателя почувствовать отвращение к злу, притворству, трусости, малодушию. Идея положительного героя, на мой взгляд, страдает неполнотой отражения жизни. Она должна быть поставлена с большей широтой. Речь должна идти о герое художественного произведения как средстве нравственного воспитания и усовершенствования человека.

Ко мне на днях явились три молодых писателя, уже печатающихся, и оставили на прочтение свои произведения. Я добросовестно прочел их и скажу, что они не могут относиться к числу достижений – в них не видно того, что делает человека подлинным художником. Они написаны слишком быстро, без достаточной уверенности в том, что они необходимы. Вот, например, один из них начал разговор с того, что у него уже написано около пятисот рассказов и несколько романов. Но беда-то в том, что все это написано слишком легко. Подобная легкость кажется мне не достоинством, а крупным недостатком. Ведь для того чтобы создать что-то настоящее, серьезное, нужно время. Нужно дать этому произведению напитаться кровью твоего сердца. Только тогда может получиться нечто полноценное, не поверхностное. Иначе, например, работает в литературе Владимир Савченко. Я считаю его своим учеником. Он пришел к историческому жанру и написал прекрасную книгу о Чернышевском, она вышла в серии «Пламенные революционеры». Он сумел поднять труднейший материал! Мне нравятся рассказы ленинградской писательницы Нины Катерли. Она тоже смело берется за совершенно новые, незнакомые темы. Принадлежит она к тому типу писателей, которых можно назвать, по лестному определению Тынянова, универсальными литераторами. Может написать и фельетон, и публицистическую статью, и фантастический рассказ, хорошо работает в психологической прозе. Но таких примеров у нас, к сожалению, немного. Есть люди, которые пишут прозу, но не могут написать критическую статью. Панорама всей жизни может быть освоена полностью только профессионалами высокого класса.

Минусы нашей прозы все еще в том, что она нередко остается поверхностной, недостаточно глубоко проникает в те или иные общественные явления. Нередко она бывает слепа, глуха к тому, что действительно имеет право называться явлением. Надо правильно понять это слово. Явление – это то, что имеет общий характер, то есть важно для всех. Умение разглядеть явление представляет собой драгоценный дар, который дан далеко не всем. Я считаю, что лично мне, например, он дается далеко не в той мере, в какой мне этого хотелось бы. Дар этот был необычайно силен у некоторых наших замечательных писателей – Тынянова, Булгакова, Олеши. Он помогал им добиваться в их произведениях жизненной и художественной правды. У нас есть очень хорошие примеры для подражания. Поэтому страницы любой книги современного писателя должны быть не полем для стилистических экзерсисов и благоприятной возможностью для авторского самовыражения. Эти страницы должны быть естественным продолжением нашей жизни. И помочь жизненной правде закрепиться в современных книгах – долг всех тех, кто имел смелость взяться за перо.