Текст книги "На солнечной стороне. Сборник рассказов советских и болгарских писателей"
Автор книги: Василий Шукшин
Соавторы: Виктор Астафьев,Чингиз Айтматов,Нодар Думбадзе,Юрий Нагибин,Георгий Марков,Вадим Кожевников,Павел Вежинов,Георгий Мишев,Николай Хайтов,Димитр Коруджиев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
После обеда Саша усадил Нору в свой «Запорожец», который он купил по случаю и который сейчас выглядел куда новее, чем при покупке. Они отправились в гостиницу за чемоданом, чтобы потом поехать на новую квартиру Норы. «Запорожец» бесшумно завелся и легко тронулся с места, словно на показательном уроке на шоферских курсах. Саша и с машиной обращался аккуратно и бережно, он делал добросовестно все, за что брался.
– Как дома? – поинтересовался он, увеличивая скорость.
– Ничего нового, – неохотно ответила Нора.
Но Саша уловил в ее тоне что-то такое, что заставило его внимательно посмотреть на сестру.
– Рассказывай!
– Да что тебе сказать… У отца появилась любовница.
Саша буквально подскочил – вместе с «Запорожцем».
– Что за глупости! – воскликнул он пораженно.
– Да вот так уж, – Нора пожала плечами.
– Откуда ты знаешь?
– Тут и знать нечего. Каждый день бреется и поливает себя одеколоном, как прыщавый гимназист.
– Глупости! – успокоенно ответил Саша.
– К сожалению, не глупости. Однажды утром я видела их вдвоем в парке Свободы. Отец ведь прогуливается по утрам – вроде бы из-за больного сердца. Это было часов в шесть утра.
– Может, случайность?
– Нет! – уверенно сказала Нора. – Я же их видела, они напоминали влюбленных голубков.
Мотор взревел, Саша переключил скорость.
– Мама знает?
– Узнает. Только она вообще не обращает на него внимания.
Это была правда. Уже несколько лет их мать словно не замечала своего мужа. Целыми днями она читала старые любовные романы, которые покупала в букинистическом магазине. Там работала ее подруга, и она откладывала для матери эти книги. Почтенный адвокатский дом, который в былые времена выглядел почти зажиточным, теперь напоминал оставленное поле боя, где некому было даже собрать трофеи. Саша подавленно молчал.
– Как она выглядит?.. Молодая?
– Ты что, думаешь он влюбился в студентку? Пожилая женщина, маминых лет. А была в спортивном костюме, представь себе. Возможно, они вместе совершают кроссы.
Только теперь Саша усмехнулся. «Запорожец» поехал более уверенно.
– Глупости! Только бы они не затеяли развода.
– Большое дело! – Нора пожала плечами. – Но если они решат разводиться, знай, что я приму сторону отца. Он уже сам себе рубашки стирает, сам гладит. Это разве дело?
– Не дело, конечно, – согласился Саша. – У тебя не отвалились бы руки, если бы это стала делать ты!
Нора виновато замолчала. Брат был прав. Но до отца ли ей было, пока они выясняли отношения с Фитом.
Вскоре они подъехали к гостинице. Саша отправился за чемоданом. Нора осталась в машине. Ей не хотелось выходить – каждый куст словно напоминал ей о вчерашней кошмарной ночи. Когда Саша вернулся, она сидела в глубине машины, сжавшись в комочек, словно маленький злой ежик.
– Это все? – спросил Саша, поднимая поношенный чемодан.
– Естественно, – мрачно ответила она, – я ведь не твоя Цуца.
Когда они тронулись с места, она так же мрачно продолжила:
– Нашли место для гостиницы… Кругом такая грязища, хоть бы убирали время от времени.
– Свинство, – согласился Саша.
Когда Нора впервые проснулась в своей комнатке, ей показалось, что она попала в другую эпоху, давно отшумевшую и преданную забвению. Воздух в этот ранний час был голубым-голубым, сквозь раскрытое окно проникал острый аромат осенних цветов и айвы. И в этот аромат вплетался острый запах перезревшего перца – терпкий и приятный. Было неправдоподобно тихо, только время от времени слышалось едва уловимое кудахтанье.
Нора встала и босиком подошла к окну. Небо порозовело. Сад тонул в цветах, все они имели приглушенные осенние тона. Стояла мертвая тишина, даже воробьи молчали, хотя солнце уже вставало. Нора вернулась к высокой кровати и снова легла. Она почувствовала голод, но здесь она не могла пойти, как дома, к холодильнику и вытащить оттуда кусок арбуза и брынзу.
Вчера она мельком видела хозяина дома. Это был пожилой человек, почти старик, сутулый, с одеревенелыми сухими ногами. Он мрачно посмотрел на нее, и потом она словно перестала существовать для него. Его жена, невысокая, худая женщина, беззвучно послала кому-то проклятье и скрылась в доме. Сейчас Нора вспомнила о них и поняла, что сделала ошибку, поселившись здесь.
– Я стану платить вам по тридцать левов в месяц, – сказала вчера Нора. – Этого достаточно?
– Ты что, с ума сошла? – тихо ахнул Дончо.
Но хозяин даже не ответил ей. Он презрительно сплюнул и тоже скрылся в доме.
– Ты зачем бросаешься деньгами! – сердито сказал Дончо. – Ему не нужны деньги. Все у него есть, у него и расходов-то всех на пять левов в месяц.
– Во мне все перевернулось, когда я увидела его кислую физиономию.
– Деньгами ты его не смягчишь!.. Тридцать левов!.. А ты знаешь, какая у тебя зарплата?
– Нет.
– Когда узнаешь, подскочишь… Уж не решила ли ты, что тебя назначили директором, ты – самая обыкновенная телефонистка.
– Хватит меня отпевать! – рассердилась Нора.
Дончо пошел прочь, бормоча себе под нос: «Тридцать левов… Об этом не может быть и речи, я утрясу этот вопрос…».
Комнатка оказалась совсем голой – кровать и шкаф, только и всего. Но зато светилась от чистоты, хотя уже несколько лет в ней никто не жил. Чистыми, голубоватыми, крахмальными оказались и простыни. Над кроватью висела дешевая иконка – Дева Мария. Ни стола, ни стула, ни зеркала. Не было даже ключа в выкрашенной зеленой краской, изъеденной древесным червем двери.
Когда Нора уходила на работу, откуда-то из-за дома вышел в одних кальсонах хозяин. Увидев ее, он остановился и застыл на месте. Норе стало не по себе – в его глазах сквозила не только ненависть, но и отчаяние. Почему-то она вдруг разозлилась.
– Нельзя ли поставить в мою комнату столик? – спросила она. – В конце-концов, я плачу вам немалые деньги!
Хозяин не проронил ни слова, повернулся к ней спиной и исчез за домом. Нора вышла на улицу вконец расстроенная. Увидев в обед Дончо, она крикнула так, словно была его женой!
– Я не желаю больше оставаться в этом доме!.. Они смотрят на меня так, словно я убила их сына!.. Я не могу, не могу…
– Я ведь предупреждал. Потерпи немного. При первой возможности переселим тебя.
К счастью, Нора больше не видела своего хозяина. Она возвращалась рано, но как только раздавался скрип входной калитки, он мгновенно исчезал. Нора тоже старалась не появляться ни во дворе, ни в коридоре. И все же приходилось выходить во двор за водой. Она никогда раньше не брала воду из колодца, это занятие доставляло ей радость. Колесо поскрипывало, влажная веревка медленно разматывалась, деревянное ведро глухо ударялось о темную воду. Она склонялась над срубом и подолгу вглядывалась в глубину с затаенным чувством волшебства и таинственности… Казалось, что у черной блестящей воды нет дна, что там, внизу, подземный мир. Каждую ночь оттуда выходят злые духи или чудовища – бррр! – не стоит спать с открытым окном.
Вскоре Нора привыкла к одиночеству. Ей даже казалось порой, что это лучше, чем бесконечные разговоры с какой-нибудь болтливой хозяйкой. Нора часами стояла у окна, смотрела на пыльные цветы – до тех пор, пока не стемнеет и над крышами не покажется луна, похожая на надкушенное яблоко. Двор становился темным, в мраке светились лишь желтые хризантемы и ночные бабочки. Нора смотрела из черной рамки окна, как со старинной грустной картины. Но она не испытывала грусти. И ей не приходило в голову оставить этот городок. Она привыкла к работе, к людям, к медленному течению времени. Впервые в жизни она ни от кого не зависела, работала, была свободна. Она больше не думала о Фите, не читала книг, не смотрела кинофильмов. Даже не курила. Наверно, ее ненормальный хозяин упал бы в обморок, если бы в его доме запахло табаком. Нора спала, как убитая, просыпалась рано, любовалась голубыми красками утра.
Однажды Саша пригласил ее посмотреть его объект.
– Не люблю я смотреть незаконченные работы! – сказала она.
Это было именно так, но увидев огорченное лицо брата, она поспешила добавить:
– Ладно, пошли! Что стоишь, как столб?
– Вот еще! – обиженно произнес Саша.
Когда они пошли вдоль строительных объектов, она вдруг почувствовала себя маленькой и незначительной. Казалось бы, тут был лишь хаос – котлованы, траншеи, строительные леса, бетонные колонны, стальная арматура. И везде сновали люди. Но все это дышало силой, во всем чувствовался могучий и тяжелый ритм, от которого захватывало дыхание. Среди рева бульдозеров Нора и Саша почти не слышали друг друга. Железные челюсти машин жадно хватали желтую землю и высыпали ее в самосвалы. Моторы ревели, со стороны реки поднималась желтая пелена песчаного ветра. Здесь, среди машин, людей уже почти не было. Интересно, где же те тысячи и тысячи рабочих, которые заполнили городок?
Наверно, этот хаос поглотил их, как гидра. Когда они подходили к Сашиному объекту, к ним подбежал заросший щетиной мужчина в синих парусиновых штанах, пожелтевших от пыли.
– Товарищ инженер, Михо напился, у него в глазах двоится! – возмущенно крикнул он. – Так он может какую-нибудь стену своротить.
Крановщик Михо был хорошим парнем, Саша не видел, чтобы он пил что-нибудь крепче ликеров.
– А Стоил? Бай Митю, надо его вызвать.
– Не можем его найти.
– Как это не можете, это вам не София!
– Нет его!.. Возможно, отправился на острова ловить сомов.
Второй крановщик, Стоил, и в самом деле был заядлым рыболовом. Пока они шли до объекта, бай Митю, забыв о пьяном крановщике, говорил о сомах. Весенние наводнения размыли венгерские дамбы, и теперь река буквально кишела карпами и сомами. Бай Митю родился в этих местах, на стройку приехал из села. До этого он несколько лет работал в рыбацких бригадах. Что-то в нем осталось от тех лет, хотя стройка захватила его. Но инженер почти не слушал его, шагал хмуро, молча. До сих пор они шли первыми в соревновании, не хватало теперь провалить все дело.
На месте выяснилось, что Михо не пьян – просто сказывалось вчерашнее. Глаза у него налились кровью, от него пахло то ли травой, то ли одеколоном.
– Ты что пил? – спросил Саша напрямик.
– Всякую дрянь, – уныло проговорил крановщик.
– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не пил, – раздраженно произнес инженер.
– Все со мной в порядке, – Михо попытался придать себе бодрый вид.
– Иди спать! – решительно скомандовал инженер. – Разбужу тебя через два часа.
– Удастся ли это? – озабоченно спросил бай Митю.
– Ты занимайся бригадой! – отрезал инженер и обратился к Норе: – Вот такое положение. Если хочешь, гляди, а не хочешь – возвращайся. Мне придется поработать на кране.
– Я останусь с тобой.
Эта монотонная на первый взгляд работа показалась Норе занимательной и интересной. Громадная стальная рука целиком подчинилась ее брату, словно была его собственной рукой. Понаблюдав с полчаса за его работой, она спросила:
– Можно, я попробую?
– Это не такое простое дело, – улыбнулся Саша. – Уж не хочешь ли ты стать крановщицей?
– А почему бы и нет? Если тем более и платят хорошо…
– Но руки у тебя огрубеют.
– Это не имеет значения, так даже лучше, уж если залеплю кому-нибудь пощечину, так почувствует.
Вскоре случилось событие, о котором в двух словах не расскажешь. «Бруклинская банда» привязалась к жене одного из инженеров. На этот раз дело зашло довольно далеко, и терпение людей лопнуло. Человек двадцать строителей, в основном инженеров, разыскали банду на одном из городских пляжей. Незаметно приблизившись, они внезапно напали на хулиганов. Те не успели даже подбежать к своей одежде, в карманах которой находились ножи. Безоружную шпану били долго и безжалостно. Были разбитые головы, сломанные носы… Строители исполосовали на куски их узкие джинсы, обрезали им бороды и пинками погнали их голыми к городку. Такого жители еще не видали.
Разумеется, из округа прибыла милиция, началось следствие. Руководивший следствием подполковник в гражданском костюме время от времени усмехался в свои черные усы. Дело кончилось тем, что наказали только начальника местного отделения милиции – его с понижением перевели в другой город. «Бруклинская банда» совсем распалась, два парня – самых честолюбивых – устроились официантами в окружном центре, навсегда оставив родной городок.
По этому поводу победители устроили шумный банкет в ресторане на пристани. Нора с братом тоже присутствовала на нем, Саша заметно прихрамывал после битвы. Беременная официантка теперь еле ходила и в довершение ко всему порезала себе палец. И жены инженеров сами взялись за дело – все, кроме Цуци, естественно. Цуца – это статья особая. Вместо нее жарить колбаски отправился Саша, он же взялся подобрать салаты. Но это мало что изменило. Колбаски из фарша были жилистыми, лимонад теплым, пиво несвежим. Тогда они заказали вино. Нора даже не притронулась к еде. Напротив нее сидел Дончо с синяком под глазом, который еще больше подчеркивал румянец его щек. Когда он протянул руку, чтобы налить ей содовой, она заметила, что кожа на его руках была почти содрана. Говорили, что он сражался отчаяннее всех. А на вид он был таким кротким – девичий румянец, опущенные ресницы, стеснительность, скованность движений. Норе казалось, что он слегка ухаживает за ней – слишком большую заботу он проявлял о ней, постоянно интересовался, не нужно ли ей чего.
Сначала мужчины и женщины сидели за столом вперемежку – жены заняли места рядом со своими мужьями, неженатые расположились один против другого. Но постепенно силы поляризовались – женщины заняли левую сторону общего стола, мужчины – правую. Только Дончо остался на своем месте. Нора оказалась ближе всех к мужской половине и могла расслышать разговоры. На этот раз мужчины не говорили ни об автомобилях, ни о футбольных матчах. Они оживленно беседовали о каких-то эргах и омах. А на противоположном конце стола женщины горячо обсуждали последний телевизионный фильм. От нечего делать Нора обратилась к Дончо:
– Ты женат?
Дончо удивленно посмотрел на нее и ответил:
– Нет и не собираюсь.
– Что же так? В этом городе человеку нечего делать, кроме как заниматься собственной женой.
– Ты права, – охотно согласился Дончо. – У меня даже телевизора дома нет. Ты как, накручиваешь себя на эту мысль?
– Как раз раскручиваюсь, – сердито ответила Нора. – Так что тебе придется долго ждать…
– Подожду, – покорно согласился Дончо.
Заиграл оркестр, начались танцы. Разгоряченные спором мужчины неохотно направились к своим женам. Дончо пригласил Нору, она тихо вздохнула, ей было так хорошо сидеть за столом. И как она станет танцевать? Дончо танцевал весьма прилично, но почему-то все время смотрел в потолок, словно там было написано нечто такое, чего он никак не мог прочесть. Видимо, его и самого смущало это обстоятельство, потому что ладони у него стали влажными.
Наконец банкет закончился. Часы показывали одиннадцать. Как и следовало ожидать, Дончо вызвался провожать Нору. Ночь выдалась темная и глухая, только время от времени где-то неподалеку лениво лаяла собака. Нора с раздражением подумала, что, наверно, это единственная собака в городке. Ей вдруг показалось, что в одиноком лае сквозят еле уловимые нотки отчаяния и безнадежности – от одиночества, от собачьих невзгод, от ржавой цепи, на которую ее посадили. Дончо молча шагал рядом со своей спутницей, опустив руки и время от времени посматривая на нее с явным опасением. Эта длинноногая атомная телефонистка часто спотыкалась, даже наткнулась на какое-то дерево и тихо выругалась.
– Возьми меня под руку! – с досадой произнесла она. – Я тебя не съем!
Дончо взял ее под руку, его правое бедро постепенно одеревенело. Они шли так довольно долго, наконец Нора снисходительно заметила:
– Какая у тебя горячая рука!
– Я готов! – грустно признался Дончо. – Меня спокойно могут использовать вместо атомного реактора.
Наконец они подошли к дому, где жила Нора, Дончо заглянул за низкий забор. Дом давно спал, погруженный в темноту, только хризантемы светились. Дончо с сожалением выпустил голую прохладную руку, такую тонкую и хрупкую по сравнению с его огромными лапами.
– Спокойной ночи! – сказал он.
– Пусть твоя будет еще спокойней! – пошутила она. – Рыцарь, я тронута до слез.
Она и в самом деле была тронута. Она устала, у нее вряд ли хватило бы сил на сопротивление, предприми он что-нибудь. А в ней вызывала отвращение сама мысль об этих вещах. Ей казалось, что пережитого с Фитом ей хватит на всю жизнь.
Перед домом Нору ждала неожиданность, сразу отрезвившая ее. Входная дверь оказалась закрытой. Она постояла, нерешительно постучалась, потом пошла к окну. Оно тоже было заперто изнутри, хотя она отлично помнила, что оставила его открытым. Что это означает? Что ей отказали от дома? Она растерянно села на каменную ступеньку, чуть не плача. Она чувствовала себя маленькой, отвергнутой, несчастной.
– Фит! – в отчаянии позвала она. – Где ты, Фит?
Но Фит в это мгновение мирно похрапывал возле своей жены, которая спала в желтой ночной рубашке с полотенцем на голове – перед сном она втерла масло в свои поредевшие волосы.
– Фит! – испуганно звала Нора.
Собака снова залаяла где-то, потом жалобно заскулила и замолкла. Нора все так же сидела на каменной ступеньке, по ее голым ногам текли слезы. Да, она совсем одна в этом мире, всеми забытая и несчастная. Неожиданно ее обуял гнев, она встала и застучала кулаками по двери.
Дом молчал. Ясно, что ее слышали, но не открывали. Тогда ее осенила новая мысль. Она нащупала в темноте какую-то деревяшку и, не раздумывая, разбила одно из небольших стекол. Потом легко нащупала внутренний запор, открыла окно и влезла внутрь. Она совсем обессилела от пережитых волнений, сняла только платье и бросилась на кровать.
Проснулась она рано утром с пустой головой и легкостью во всем теле. Она уже забыла, как попала в дом, но разбитое окно напоминало ей о вчерашних событиях. Сейчас она не испытывала ни сожаления, ни страха, наоборот – в ее сердце была злость, смешанная с удовлетворением. И чего эти бездушные люди хотят от одинокой девушки? Они заслуживают того, чтобы она разнесла в щепы их проклятый дом. Такие мысли одолевали Нору, пока она ходила босиком по дощатому полу. Где, черт возьми, ее туфли? Оказалось, что она зашвырнула их под кровать. Когда она, морщась от боли в висках и пыхтя, вытащила их оттуда, ее взгляд случайно упал на иконку.
– Отвратительные лицемеры! – крикнула она и, не раздумывая, запустила в иконку туфлей. И как на зло попала в нее, стекло разбилось, иконка упала на пол. Нора подошла к ней – голубые лубочные глаза Девы смотрели на нее холодно и безразлично. «Все равно, – думала Нора, – больше они меня не увидят, лучше сквозь землю провалиться, чем снова ступить на порог этого дома!»
Нора взглянула на свои часы, они остановились точно в три часа. Наверно, еще рано, так как вся комната была залита прохладной утренней голубизной. Она прислушалась – в доме никакого шума, ни шагов, ни старческого покашливания, ни шарканья шлепанцев. Нора взяла свою сумку, сунула в нее только пару чулок, щетку для зубов и неизвестно почему – лак для ногтей. Потом выбралась через окно наружу и, гордо подняв свою красивую головку, пошла по тропинке между цветов. Двор был совершенно пуст, только на дощатой крыше колодца, сжавшись в клубочек, дремал маленький белый котенок, он мирно глянул на нее своими розовыми прозрачными глазками. Нора почувствовала странное облегчение. Через десять минут она уже с аппетитом жевала теплый, только что вынутый из кипящего масла пончик, посыпанный сахарной пудрой.
Утром не случилось ничего особенного, время от времени звонил телефон, и она протяжно отвечала: «Я – атомная!» А в полдень у нее за спиной открылась дверь, и кто-то вошел в комнату. Она как раз соединяла абонентов.
– Кто там? – не оборачиваясь, спросила она.
– Это я, – ответил Дончо.
В его голосе было что-то такое, что заставило ее обернуться. Он все еще стоял на пороге, смущенный и расстроенный, неловко закинув за спину свои длинные руки. Нора смотрела на него молча и виновато, она знала, что совесть у нее не совсем чиста.
– Случилась большая неприятность! – еле слышно сообщил наконец Дончо.
– Что?
– Твой хозяин повесился!
– Как повесился? – пораженно произнесла Нора.
– В сарае во дворе. Сам повесился, самоубийство…
Нора почувствовала, что все поплыло у нее перед глазами, она едва не упала со стула.
– Из-за чего?
– Не знаю.
Но он знал. Жена хозяина фурией носилась по улице, писклявым голосом кляня сумасбродку и безбожницу, погубившую ее мужа. Она кляла не только Нору, но и Дончо, который первым пришел в ее дом, кляла всех тех, кто без приглашения заполнил их городок и разрушил их жизнь.
– Этого не может быть! – сказала Нора, а в ее сердце не было ни сожаления, ни сочувствия – только страх.
– И тем не менее это случилось.
Норе показалось, что до сих пор она скользила по поверхности этой жизни, как по льду, не задумываясь, что находится под этой обжигающе-холодной броней. Наверно, существует две жизни – одна видимая, полная иллюзий, ненастоящая. И другая – подземная и страшная. Иначе как объяснить это странное самоубийство? Кто из нормальных обычных людей мог его ожидать? Но она сейчас же взяла себя в руки и тряхнула головой:
– Он или сумасшедший… или есть иная причина.
– Вчера вечером что-нибудь случилось?
– А я откуда знаю?
И она подробно рассказала ему обо всем. Дончо слушал очень внимательно, черты его лица постепенно смягчились.
– Это все?
– Все, – искренне ответила она.
Дончо озадаченно молчал.
– Может, все же из-за иконы?
– Глупости!.. Не настолько же он потерял рассудок. Да и что это за икона была, бумага, обсиженная мухами.
– Ты права, – согласился он. – Да, ты права.
Он помолчал немного и добавил:
– В сущности, все ясно.
– А мне ничего не ясно! – зло ответила Нора. – Или я – не человек, или он не был человеком… Середины тут нет…
– Все не так просто… Человек есть человек, независимо от того, злой он или добрый. Но вы оба страдали от несовместимости. А это дело нешуточное.
Она не поняла его, да и не желала понимать, только хмуро поинтересовалась:
– А в милицию меня станут таскать?
– Тебя так страшит милиция? Конечно, тебя допросят.
– Почему?.. Пусть мне лучше квартиру найдут. Я и без того туда не желаю возвращаться.
– Подожди меня здесь. Постараюсь что-нибудь сделать.
Дончо, не попрощавшись, исчез. У Норы опять разболелась голова, появилось такое чувство, будто в желудке оказался кусок льда. Ей захотелось выйти отсюда и пойти одной по пыльному полю или берегу реки… Нет, нет – никакой реки, а то вдруг потянет броситься с обрыва вниз головой. Человек не знает сам себя – тем лучше. Он не видит своего пути, не знает своего конца – и в этом его утешение. Такие мрачные мысли смутно проносились в ее голове, но она не пыталась прогнать их. Лучше уж вовсе не думать, достаточно того, что дышишь! К ней заглянул брат, он выглядел озабоченным, что-то бормотал себе под нос, но не предложил ей пожить у него. Они с Цуцей, правда, занимали всего одну комнату, но, по крайней мере, на эту ночь могли бы и потесниться. Нора окончательно расстроилась. Если даже брату до нее нет дела, на кого она может рассчитывать?.. Наверно, только на Фита, но Фита уже не было в ее жизни. Она оставалась одна в этом огромном мире, совсем одна. Как бы то ни было, у Саши, по крайней мере, есть его Цуца – такое рабство все же лучше пустоты.
Рабочее время уже кончилось, а Дончо все не возвращался. Да она и почти забыла о нем – с какой стати он должен был заниматься ею? Он не интендант, не комендант, не секретарь комсомольской организации. Если бы он был хотя бы мужчиной и вчера настоял на своем, они бы оба несли сейчас моральную ответственность. А теперь что ей делать? Куда идти? Кого просить приютить ее? Да и не из тех она, кто просит.
Перед самым приходом Стефки зазвонил телефон, и незнакомый голос спросил простовато и нетерпеливо:
– Стефка, это ты? Или это софиянка?
– Допустим, что софиянка, – сухо ответила Нора.
– Привет! Я как раз тебя ищу… Звонит Пешо… Шофер Пешо, ты меня помнишь?
– Помню! – призналась Нора без воодушевления.
– Послушай, хочешь пойти со мной вечером в кино?
– А что показывают?
– «Одиссея».
– Я смотрела этот фильм еще в детстве.
– И я смотрел… Ну и что из этого?
– Да, ты прав. Послушай, у тебя есть квартира?
– Есть, конечно.
– Я хотела спросить, один ли ты живешь?.. Потому что со мной тут приключилось одно дело.
– Не один, но я все могу устроить.
Он понимал ее с полуслова, даже не удивлялся. Когда она расскажет ему вечером о хозяине, он только презрительно бросит: «На свете полно старых дураков!»
– Ладно. Где ты меня будешь ждать?
Они быстро договорились о встрече. Нора нервно кусала губы. Этот глупец невесть что о ней думает. Но это не страшно, как-нибудь она с ним справится. Только бы он не явился на свидание с этим нелепым платком на шее. Ее совсем перестанут уважать, если увидят с Пешо приятели Саши. А они обязательно ее увидят, городок совсем крохотный. Все в нем без конца встречаются друг с другом. Тем лучше. Она отомстит этим людям, для которых она все равно что пустое место.
Но настроение было скверное, когда она направилась к городку. В довершение ко всему служебный автобус оказался переполненным, ее со всех сторон толкали. Автобус сонно покачивался, на поворотах шофер ловко перехватывал руль своими сильными руками с татуировкой. Нора вышла из автобуса в центре и посмотрела на часы. До свидания оставалось еще много времени. Ничего, прогуляется пока по городку, зайдет в кондитерскую. А потом что? Потом – ничего. Опять полетит, как одуванчик, куда ветер подует.
Рядом раздался лязг тормозов и свист шин. Это был пожелтевший от пыли «газик» начальника. Из него выпрыгнул багровый от негодования Дончо.
– Далеко отправилась? – поинтересовался он. – Я ведь просил тебя подождать!
– Я и ждала, – холодно ответила Нора. – До каких пор можно ждать?
– Раз я тебе сказал, что вернусь, значит, вернусь. Куда ты идешь?
– В кино.
– Господи, в кино! Я сбиваюсь с ног в поисках квартиры, а она отправилась в кино! Хоть бы записку оставила. Где ты собираешься ночевать?
– Не знаю.
Она видела, что Дончо по-настоящему злится.
– Раз не знаешь, подожди немного. Хорошо, что тебя видели, когда ты садилась в автобус. Я без спроса взял машину начальника.
– Большое дело!
– Знаю, что для тебя ничто не имеет значения… Давай, садись.
Нора забралась в «газик».
– А мои вещи?
– Я все забрал, они сзади!.. Ну, что ты за человек!.. Тебе что, до сих пор все с неба падало?
– Почти…
– У нас такого не бывает…
«Газик» понесся по улице. Нора так непринужденно откинулась на спинку сиденья, словно всю жизнь ездила в такой машине. «Газик» подскакивал на неровной мостовой. Дончо продолжал возмущенно говорить что-то, но она уже не слушала его. Она чувствовала радостное облегчение. Чувствовала себя как человек, который упустил автобус, а за ним вдруг прислали самолет. Какая-то старая, давно забытая детская радость снова пробуждалась в ее сердце, словно ей вплели в косички новые голубые ленты и она, немного смущенная, но счастливая, любуется собой в зеркале. Она даже не чувствовала неловкости от того, что Пешо ждет ее перед кинотеатром с двумя билетами в потной руке. Пусть ждет! До свидания, Серый Волк!.. До свидания, маленький белый одуванчик! Я – атомная!







