Текст книги "Солнцеворот (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Сегодня из котелка тянуло гороховой похлёбкой. И после стольких дней ухи Зяблик едва не подавился слюной. Влез в очередь впереди Нырка, случайно задев его плечом, почти оттолкнув. Нырок подчинился, встал сзади. Зяблик хотел извиниться, но не мог отвести глаз от вкусно пахнущего котла. И потом, разве Нырок не понимает? Он, Зяблик, остался без завтрака, ему сейчас хуже всех. У него даже деревянная миска в руках дрожит, и как он будет подносить ложку ко рту – сам пока не знает.

Целая жизнь пролетела, пока дошла очередь. Зяблик, давясь слюной, протянул миску. Он не сразу понял, что ему что-то говорят.

– А? – поднял он взгляд на сытую рожу Чибиса.

– На! – рявкнул тот. – Не задерживай. Плохо работал, говорю. Завтра подходи.

И, прежде чем Зяблик успел что-то сказать, Чибис пнул его в грудь. Легкий, истощавший Зяблик кубарем улетел к борту под сдержанное хихиканье заключенных. В полный голос хохотал только Чибис. Остальные либо ели, либо пожирали взглядом еду. И все слишком устали, чтобы злорадствовать.

Зяблик плакал, прижимая к груди пустую миску. Не соображая, что делает, он поднес её ко рту и принялся глодать край. Дерево впитало отголоски вкуса ухи, и вскоре Зяблику померещилось, будто он ест.

– Дай сюда, – вырвал кто-то у него миску.

Зяблик дернулся, но замер, увидев, как в миску его льется густая похлебка. Нырок щедро отполовинил ему от своей порции. При этом он сидел спиной к Чибису, закрывая от него то, что делал.

– Ешь быстро, не светись, – шепнул Нырок, и сам отправил в рот ложку. Знал, что если Чибис увидит, то и у него пайку отберёт, не только у Зяблика.

Зяблик набросился на еду. Мало, до обидного мало, но – куда лучше, чем ничего. Вылизав дочиста миску, Зяблик почувствовал, как на место отчаяния приходит злость.

– Я поспрошал, – шепнул меж тем Нырок. – Завтра-послезавтра с тебя слезут. Ты, главное, веди себя смирно. В глаза не смотри, не дёргайся, подчиняйся.

Завтра-послезавтра Зяблик так бы себя и повел, без подсказки. Но теперь, когда в желудке переваривалась горячая еда, он не мог унять злости. «Я им покажу, – думал он. – Они у меня ещё посмотрят!».

Что покажет, что посмотрят, и кто «они» – об этом Зяблик старался не думать. Ему казалось, что от одного храброго злого взгляда враги разбегутся. Но это будет завтра, завтра. А сегодня – пора спать.

5

Ночь укутала заключенных одним на всех покрывалом, и вскоре стихли шепотки, перестали ворочаться измученные тела. Зяблик не спал, прислушиваясь к дыханию спящих. Внутри него всё то горело, то схватывалось льдом. О сне не могло быть и речи.

«Надо, надо поспать, – шептал голос разума. – Как ты выдержишь завтра такой же кошмар, если ещё и не выспишься? Завтрака опять не будет, а на верхней палубе Нырок не сможет с тобой поделиться». И Зяблик закрывал глаза, начинал считать вдохи и выдохи, но холодная ярость разгоралась внутри, и его начинало трясти. Дыхание становилось резким, прерывистым, а глаза без толку пялились в темноту.

Может быть, Покровительница лишь померещилась ему. Может быть, зря он сейчас надеется, ждёт. Может, не стоит и думать об этом, а лучше ещё разок постараться уснуть, и тогда она привидится снова.

Как будто холодком повеяло в помещении, где ветру взяться было неоткуда. Зяблик содрогнулся, и в следующий миг ощутил прикосновение. Легкое, почти неразличимое – губы скользнули по шее, потом укол и – блаженство. Зяблик тяжело выдохнул в темноту. Какое, должно быть, глупое, блаженное выражение сейчас на его лице! Веки стали смежаться. Но вдруг сладкий «поцелуй» прервался, и Зяблик услышал ласкающий ухо шепот:

– Тебя лишили еды? Тебя обижали?

Его затрясло. Воспоминания об обиде, о злости рвались из глубины души, но тело Зяблика превратилось в кисель, оно не могло не только вскочить, сжать кулаки. Оно не могло даже заставить сердце биться чаще. Дремота тянула Зяблика на дно, но он всё же разлепил губы и шепнул:

– Да.

– Нехорошо, – прошептала она. – Ты должен есть. Скажи мне их имена. Из-за чего тебя обижают?

Зяблик ощутил себя смертельно уставшим путником, стоящим у начала долгой дороги. Немыслимо сделать и шаг, а от него ждут путешествия. Назвать имена… Рассказать про нож…

Но оказалось, говорить не обязательно. Покровительница опять коснулась губами его шеи, снова почти неразличимый укус пронзил тело сладкой болью, и Зяблик ощутил удивительное. Он словно воочию увидел Чибиса, нагло улыбающегося рядом с котлом, а потом он вытянулся, исказился и, будто струйка неопределенного цвета, утёк к Покровительнице. А вместе с ним утекла и боль, которую он причинил. Потом появился Ворон, прячущий в складках одежды его нож.

Я присмотрю за тобой.

И сам Ворон, и его слова улетели вслед за Чибисом. Зяблик едва слышно застонал, когда «поцелуй» закончился, но тут же Покровительница наградила его настоящим – коснулась губами лба.

– Спи. Завтра всё будет хорошо.

Как ни сказочно было это обещание, Зяблик ему поверил. Ведь сама Покровительница была сказкой. Непонятной, но прекрасной. Зяблик засыпал, мысли путались, но одна из них сияла, будто написанная золотыми буквами на покрывале ночи: «Теперь Покровительница присмотрит за мной».

6

Выспаться не получилось. Крики, топот ног, возбужденные голоса. Зяблик с трудом разлепил веки. В чем дело? Ведь побудки ещё не было.

От лестницы растекался жидкий керосиновый свет, в котором метались тени. Зяблик сощурился и увидел, что место Нырка пустует.

«Убийство», – услышал он.

«Прямо на верхней палубе», – услышал он.

Зяблик вскочил. Ноги подкашивались, качка, слабость и дурнота едва не повалили его обратно. День без еды сказывался, но Зяблику казалось, что это не всё. Что-то ещё вытянуло из него силы, что-то, о чем он пока не хочет и думать. Сейчас нужно думать об убийстве, прямо на верхней палубе. И о том, что Нырка рядом нет.

Зяблик побежал к лестнице, взлетел на среднюю палубу. Оглядываться нет времени. Он лишь заметил, что тюфяки старших пустуют. Увидел бочонок из-под вина, учуял запах настоящего мяса. Но всё это – мимоходом. И лишь потом, вспоминая, Зяблик удивился тому, как разглядел всё это в полумраке, как учуял крохотную нотку запаха в царящем на корабле зловонии. Впоследствии Зяблику пришлось немало узнать о себе и не только о себе. Сейчас же он нёсся на верхнюю палубу, подгоняемый сложной смесью чувств.

Ему хотелось увидеть труп, как и любому человеку хочется увидеть нечто страшное и отталкивающее, чтобы потом говорить себе: «Ну, у меня-то всё ещё не так плохо». Ему хотелось убедиться, что это – не Нырок. Ему хотелось, чтобы это был Нырок, и он представлял, как оплачет друга. Хотелось посмотреть, как Ворона повесят на рее вниз головой и отходят плетьми. Хотелось, чтобы такого не случилось.

Ещё одна лестница, верхняя палуба. Здесь не пришлось долго думать, куда бежать. Толпа собралась у левого борта, и оттуда же доносился зычный голос капитана:

– Я что, мать вашу, недостаточно понятно объяснил? Вы, засранцы, слишком расслабились? Если вы думаете, что можете здесь спокойно решать свои дела, то жестоко ошиблись. У вас нет никаких дел. Вы, помои, можете лишь гнить и вонять. Этим и занимайтесь, если не хотите, чтоб я пригласил на корабль солдат. Будете засыпать, наслаждаясь наконечниками копий в задницах. А теперь – кто это сделал? А? Кто этот сукин сын? Выходи сюда задницей вперед, потому что я собираюсь жестоко тебя покарать за то, что ты рылся в княжеских помоях!

Зяблик рванулся сквозь толпу. Думая, что он собирается сдаться, его пропускали, удивленно приподнимая брови. Но Зяблик, оказавшись в первых рядах, замер. У борта лежал в сером утреннем полусвете Чибис. Его лицо, выражающее нечто среднее между ужасом и восторгом, смотрело в небо. Крови не было. Если не считать царапин на груди и огромном животе.

Капитан стоял у головы трупа, сунув руки в карманы брюк. От заключенных его отделяли вооруженные матросы, но уже было очевидно, что бунтом не пахнет. Все заключенные с удивлением смотрели на Чибиса.

– А может, он сам? – предположил кто-то. – Гля, рожа какая. Вышел отлить за борт, огляделся, увидел, красотища какая, вот и подох на радостях.

Неуверенный смех прокатился по толпе. Капитан поднял голову, посмотрел в сторону шутника.

– Оборжаться, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Ворон! Сюда выйди.

Как будто тень отделилась от толпы и выплыла вперед. Ворон остановился у ног Чибиса, равнодушно глядя единственным глазом на мертвеца.

– Как будешь оправдываться? – рыкнул капитан.

Ворон молча опустился на колено, приподнял голову Чибиса, потом – его тяжеленную тушу, заглянул под спину. Встав, пожал плечами:

– Его не зарезали и не пристукнули, никаких следов. Не будь царапин, было бы похоже, что помер сам. Но его исцарапали. Людей, которые могут убить, не оставляя следов, на борту нет. Я бы знал.

Ворон посмотрел на капитана. Тот сплюнул за борт.

– Волшебство! – крикнул он. – Это, мать её, русалка выскочила из моря и высосала из этого бугая душу, так?

В этот раз смех был более дружным и громким. Не смеялись лишь трое: Зяблик, Ворон и капитан.

– Может, и так, – сказал Ворон, когда смех утих. – А может, правда сам помер. Бывает такое. Шёл-шёл человек, вдруг упал и помер. Кто уж разберет, что там внутри него приключилось.

– А царапины? – не отставал капитан.

– Русалка в страсти расцарапала! – выкрикнул давешний шутник. – Эх, мне б так помереть! Всё лучше, чем на чужбине с неведомой бедой рубиться.

– Трупы царапать нам не запрещали, – мрачно изрёк Ворон. – Это письмена ведь? Прочтете? Сам-то я научиться не удосужился.

Капитан обошел тело, встал рядом с Вороном, взмахом руки велев команде оставаться на месте. Предрассветные сумерки становились светлее, и теперь Зяблик тоже видел, что царапины на Чибисе складываются в письмена.

– «Живёт он очень много лет, но, несмотря на возраст, чёрен, хранитель тайн, предвестник бед, мудрейший и коварный… Верни чужое, моего не тронь». Чушь какая-то. Я бы даже с перепоя такого не написал. За борт тело! Пока терплю, Ворон, но если ещё одна такая загадочная смерть – ты помнишь, что я обещал.

Двое матросов подступили к трупу, но Ворон каркнул:

– Погодите! – и они остановились.

– Что, оплакивать будешь? – хмыкнул капитан.

– Осмотрю. Сброшу сам. Не тревожьтесь.

Капитан, цокнув языком, посмотрел через борт на княжеский корабль.

– Там вампиры, а они, бают, глазастые, – пробормотал он в задумчивости и обратился к Ворону: – Нам тут разборки не нужны. Куском не скидывай, порежь и заверни во что-нибудь. Пусть думают – мусор выбрасываем.

Сделав знак команде следовать за ним, капитан удалился. Ворон присел опять возле трупа. Теперь он исследовал его шею, ощупывал, поворачивая мёртвую голову туда и сюда. Заключенные расходились, не желая, видимо, смотреть, как Ворон разделает труп. Только Зяблик всё ещё стоял, завороженно глядя на Чибиса и нависшего над ним Ворона.

Вот пальцы Ворона остановились, нашли что-то. Он замер. Потом медленно повернул голову, и Зяблик встретил его мрачный взгляд. Другой раз он бы отвернулся, а то и вовсе убежал, но сегодня… Сегодня он улыбнулся Ворону.

Зяблик знал загадку, написанную на брюхе Чибиса, и догадался, что это – «моё» и «чужое».

– Моя Покровительница присматривает за мной, – сказал он и, развернувшись, пошел к корме, чувствуя, как бешено колотится от восторга сердце, как сверлит спину взгляд Ворона. Кто бы мог подумать, что на корабле, идущем в никуда, в окружении смертников можно чувствовать себя счастливым.

7

Будь на корабле обычные люди, убийство всколыхнуло бы их надолго. Все другие разговоры бы иссякли на день, а то и на неделю. Но для преступников, многим из которых приходилось не только видеть, но и делать трупы, ничего особенного в произошедшем не было. Только интересно, кто же это так чисто сработал. Но и этот вопрос отступил, когда толпа зевающих заключенных, скитаясь в ожидании завтрака, обнаружила на корме Нырка. Он замер, стоя на коленях на подстеленном коврике и, обратив лицо с закрытыми глазами к оставшемуся далеко позади Востоку, ждал первого луча.

– Вот оно как! – выкрикнул Кречет, не веря в такую лакомую добычу. – Други, да он, кажется, улететь хочет. К Солнышку, мать его.

В голосе Кречета, помимо издевки, слышалась злость на человека, который осмелился сохранить истинную веру. Как будто в грязный вонючий вертеп, где все, плюхаясь в грязи, наливаются дешевым пойлом, вошел вдруг чистый, хорошо одетый человек и спросил кувшин воды.

– Хочет, да! – подтвердил Сокол. – Я слыхал, рулевой кому-то сказывал, что они с Зябликом трепались про такое. Мы, мол, все в Реке потонем, а они – к Солнцу полетят.

Нырок не шелохнулся, не взглянул на задирающих его обозленных людей. Быть может, только челюсти его сжались крепче.

– Надо перышки почистить, – решил Бекас. – Дело-то серьёзное, к Солнцу лететь.

Он первым подошел к Нырку и пнул его в плечо. Нырок качнулся, но продолжал сидеть. Бекас сжал кулаки и, подзуживаемый насмешками товарищей, пнул сильнее, на этот раз – в голову.

Нырок повалился на палубу, тут же поднялся и сел как прежде. Даже улыбнулся. Наверное, думал в этот миг, что рад испытаниям, которые лишь закалят его веру.

– Ты помой его, – хохотнул Кречет. – Сразу встрепенется.

Бекас, наклонившись, харкнул в лицо Нырка.

– Да кто ж так моет! – поморщился Кречет и отстранил друга. – Глянь, как надо.

Встав позади Нырка, он принялся развязывать тесьму на штанах. Его поддержали смехом.

– Ой, кажется, дождь пойдет! – проорал Кречет. – Всё небо в тучах, не дождемся Солнышка-то…

Все, затаив дыхание, смотрели на Нырка, ждали, как изменится его лицо, когда по нему потечет вонючая моча. Поэтому не заметили, как подошёл Зяблик.

Зяблик не просто так шатался. Он знал, где найти друга, и шёл к нему, обеспокоенный. Обычно в такое время все ещё спали, разве что кто-нибудь из команды делал обход. Чем занять толпу заключенных, никто и днем-то не знал, поэтому до свету их не будили. И Нырок, упорный в своей вере, мог в тишине и одиночестве встретить первый луч и уйти, не показавшись никому на глаза.

Но убийство подняло всех, и корабль ожил раньше обычного. Об этом и думал Зяблик, шагая к корме. Сердце его, только что трепещущее от восторга, болезненно сжалось, когда Зяблик увидел десяток заключенных, собравшихся вокруг кого-то, молчаливого и беззащитного. Он услышал слова Кречета про дождь и сообразил, что к чему. Этого он допустить не мог.

– А ну, отстали от него!

Зяблик сам поразился тому, как прозвучал его голос, обычно тонкий и смешной. Сейчас он прогремел, будто раскат грома, и все повернулись. Даже Кречет, торопливо завязывая штаны, уставился на Зяблика. Но быстро сообразил, кому принадлежит этот голос, и руки его замерли.

– Ошалел, что ли? – фыркнул Кречет. – Иди проспись! А то сам под дождик попадёшь.

Остальные смотрели зло, с вызовом, и Зяблик понял, что этой выходки ему не забудут и не простят. Мало было воронского «присмотра», теперь ещё и эти начнут поколачивать. Оставалось два пути – вверх и вниз. Зяблик, сжав кулаки, принялся карабкаться вверх.

– Если я под дождик попаду – ты рядом с Чибисом ляжешь, – сказал он.

– Ты, что ли, душу у него высосал? – усмехнулся Бекас. – Мы тебя тогда в Русалку переназовём. Работы прибавится, мне первому показывать будешь.

Зяблик вспомнил шёпот. Вспомнил прикосновение холодных губ к шее.

– Покровительница тебе покажет, – улыбнулся он Бекасу.

Улыбка вышла страшноватой, Зяблик и сам это почувствовал. Воспоминание о Покровительнице наполнило его душу спокойной уверенностью и холодной страстью. Зяблик не ведал, что именно это чувство до него испытывали сотни и тысячи людей, именуемых фаворитами вампиров. Но в этот самый миг он догадался назвать вещи своими именами. Сначала произнес это мысленно и, не найдя в сердце ужаса – только сладкую истому – повторил вслух:

– Она – вампир, и она меня защищает.

Бекас, Сокол и Кречет, как и все остальные, расстроенные закончившейся забавой над Нырком, заключенные, слышали сказки о вампирах. Знали, что сказки стали явью, и что двое из этих непонятных тварей ответственны за их поход на Запад. Знали, что на Западе вампиры почти уничтожили людей, и поэтому необходима война. Но вот чего они никогда не слышали, так это чтобы вампиры защищали тюремных птенцов.

На Зяблика двинулась хмурая толпа. Он стоял, мелко дыша от страха, и прикидывал, как сильно его изобьют, и сможет ли он после такого работать. Зяблик не сомневался, что Покровительница отомстит, но это будет после. Днём он почти не ощущал её силы, только слабое присутствие где-то в недрах корабля.

Кречет шёл первым, разминая кулаки. Он уже занес руку для удара, когда вдруг замер и уставился на что-то за левым плечом Зяблика. Остальные тоже остановились.

«Покровительница!» – возликовал Зяблик и быстро обернулся, надеясь увидеть свою возлюбленную… Но увидел Ворона. Одноглазый убийца подкрался, как всегда, незаметно.

– Разбежались, – процедил он сквозь зубы.

– Ворон, да ты слышал, что он брешет? – возмутился Кречет. – За такие слова…

– Пальцем его не тронешь, если шкура дорога, – перебил Ворон. – Всех касается.

Он положил руку на плечо Зяблика и улыбнулся:

– Малыш теперь под моей защитой. Пока. Разбежались, сказал.

И заключенные, переварив услышанное, прыснули в разные стороны. А Ворон подтолкнул Зяблика:

– Иди к своему другу. Ты ведь к нему шёл.

Зяблик, не чуя под собой ног, шагнул вперед. В этот миг край Солнца появился над горизонтом, и коленопреклоненную фигуру Нырка озарило сияние. Он расправил плечи и, казалось, вдохнул первый луч. Встал, поклонился светилу и свернул коврик.

– Эй! – шепнул Зяблик, оглядываясь. Ворон отошел в сторону, они остались одни. – Ты слышал? Нам теперь…

– Нам? – в полный голос переспросил Нырок, не глядя на Зяблика.

– Ну, в смысле, мы…

– Какие «мы», Зяблик? – Теперь Нырок смотрел ему в глаза, и взгляд его жёг душу. – Нет больше «мы».

Впервые Зяблик чувствовал от друга холод отчуждения.

– Но почему? – воскликнул он. – Почему? Ты ведь слышал!

– Слышал, – кивнул Нырок. – Всё до последнего слова слышал.

– И что? Ты хотел, чтобы этот… – Зяблик грязно выругался, чего раньше никогда не позволял себе в присутствии друга. – Что бы он отлил на тебя?

– Если бы этим я мог вернуть тебя…

– Но я здесь!

– Нет, – покачал головой Нырок. – Ты поклонился Реке.

– Неправда!

– Кто твоя Покровительница?

Зяблик промолчал. Нырок кивнул и прошёл мимо Зяблика. Тот обернулся ему вслед, но встретил лишь насмешливый взгляд Ворона.

– Добро пожаловать в мир сильных, – каркнул тот.

Зяблик остался в одиночестве на опустевшей корме. Солнце всходило, и лучи его резали глаза.

8

Новости и слухи разлетались по кораблю стремительно. Уже когда расселись на палубе к завтраку, вокруг Зяблика образовался широкий круг. Одни побаивались, потому что слышали историю с Покровительницей. Другие опасались, потому что до них долетели слова Ворона: «Малыш теперь под моей защитой». Третьи, судя по взглядам, прикидывали, нельзя ли с Зябликом подружиться и выгадать чего полезного. Но эти не торопились. Они знали, что когда кто-то стремительно взлетает, он нередко ещё быстрее падает, увлекая за собой тех, кто подошел слишком близко. А ещё знали, что в далеком детстве остались те времена, когда можно было просто подойти и предложить дружить. Теперь нужно что-то предложить, доказать, что дружба с тобой – полезна.

Пока же Зяблик оставался в одиночестве. Его это полностью устраивало, если бы не два огорчающих обстоятельства. У него не было ножа, чтобы вырезать картинку. У него не было друга, которому можно было бы на это пожаловаться. Нырок сидел, скрестив ноги, поодаль. Зяблик видел, как Кречет, проходя мимо, пнул его миску, и добрая половина похлебки выплеснулась в лицо Нырку. Тот замер на мгновение. Потом, отерев лицо, посмотрел на Солнце и силой заставил себя улыбнуться, как делал всегда.

Зяблик отвёл взгляд. Зачем нужна такая вера, если сам себя заставляешь радоваться? Другое дело – Покровительница. От одной мысли о ней внутри становится так хорошо. Вот оно, настоящее чудо. А Солнце… Что оно, как не глупый жаркий шар, которому ни до кого нет дела? Крутится себе да крутится, то зайдет, то взойдет.

Шум выливаемой воды привлек внимание Зяблика. Он повернул голову и увидел Орла, стоящего с пустым ведерком над мокрым Нырком. Орёл занял место Чибиса. Он, крепкий, мускулистый вор, был вторым на корабле после Ворона, но до сих пор его обязанности ограничивались проведением тренировок с самыми сильными из заключенных. С теми, кому, может, действительно дадут на Западе оружие и доспехи. Говорили, что Орёл служил в княжеской гвардии, но вылетел оттуда за пьяный дебош. Сразу покатился по наклонной, несколько раз попался на воровстве, а под конец зарезал двоих стражников, пытавшихся его задержать. Тут-то судья и вынес приговор: пожизненное заключение. Служба в гвардии спасла Орла от виселицы и топора палача.

– Чистота должна быть на корабле! – Орёл отшвырнул ведро к борту. – Ты, смотрю, поел? Хватай щётку, приводи палубу в порядок. Как закончишь – дуй в трюмы, сегодня на тебе лошади, Солнечный Мальчик.

Зяблик не успел отвернуться, встретил-таки взгляд друга. Покраснел, сделал вид, будто не заметил. Откуда Орёл прознал это прозвище?! Может, сам выдумал, конечно – не так уж сложно. А может, подслушал кто. Да только для Нырка теперь всё так, будто это Зяблик его подставил.

А ведь так и есть. Не пожалуйся он Покровительнице, не погиб бы Чибис. И Нырок бы незамеченным закончил свое стояние на корме. Они бы остались друзьями. Зяблика бы помурыжили, да оставили. А теперь он вскарабкался на какую-то продуваемую всеми ветрами площадку и сидит там, в одиночестве, ёжась от холода.

Зяблик решительно зачерпнул ложкой похлёбку. Нечего страдать без толку! Отстали от тебя? Отстали. Боятся? Боятся. Вот и радуйся, пока можешь! Достаточно уже по углам ползал, стараясь на глаза никому не попасться. Сами все это заслужили.

Кроме, конечно, Нырка…

– Как нужно отвечать, когда старший обращается? – Орёл, склонившись над Нырком, орал, брызгая слюной.

– Есть, привести палубу в порядок! Есть, лошади! – отозвался Нырок.

– То-то же, – буркнул Орёл, явно недовольный, что Нырок сходу распознал, что от него требуется. – Ты, говорят, пташка ранняя. Значит, мало устаёшь. Посмотрю, что можно для тебя сделать.

Зяблик изо всех сил старался не смотреть в их сторону и встретил взгляд Ворона. Он хищной черной птицей шел к борту, чуть согнувшись под тяжестью чего-то, завернутого в холщовую материю. Зяблик знал, где она лежит, потому что сам тысячу раз ходил туда, оторвать новую тряпку.

Два больших свертка полетели в море, и Зяблик похолодел. Чибис отправился в последнее плаванье.

Ворон ушёл и вернулся со свертками полегче. Один, два, три, четыре… Похлебка не желала лезть в горло, ложка тряслась в руке. А больше никто не смотрел на Ворона, все вычищали свои миски. Разве что Орёл всё видел, но этот лишь ухмылялся каким-то своим мыслям.

Ворон подошел к Зяблику, отряхивая руки, как человек, хорошо потрудившийся.

– Я там намусорил, – сказал, будто извиняясь. – Прибраться бы. Мне-то, сам понимаешь, не по чину.

Зяблик представил залитое кровью помещение и чуть не упал. Нет, ни за какие блага он туда не войдёт больше! Лучше – за борт и утонуть.

– Понимаю, – осклабился Ворон и повернул голову. – Орёл! Скажи юнге, пусть зайдет на склад. Вымыть надо, пока не впиталось.

Орёл кивнул и тут же отвесил пинка Нырку, который вернулся со щёткой:

– Медленно шевелишься! Бегом на склад, чтоб через десять минут там блестело всё!

Зяблик пропихнул в горло последнюю ложку похлебки. Вокруг него уже вставали, попытался встать и Зяблик.

– Куда? – Тяжёлая рука Орла, опустившись ему на плечо, бросила обратно.

– Работать! – пискнул Зяблик.

– Не сегодня. Сегодня ты отдыхаешь. Ты же вчера мало ел? Эй, раздавала! Тащи сюда котел, вторую порцию этому.

– Я не хочу, мне не надо! – запротестовал Зяблик.

– Молчать, – велел Орёл. – Ты теперь важный человек. Упаси Река – помрешь от недоедания. Кушай хорошо, отдыхай.

В миску Зяблика плюхнулась новая порция похлебки.

Весь день он ничего не делал. Брался за щётку – щётку отбирали. Шёл к канатам – там уже работали другие. Зяблик скитался по кораблю, не зная, чем себя занять. А ещё он изо всех сил старался избегать Нырка. Это у него получалось до самой ночи. Здесь они не могли не встретиться – заключенные не менялись местами.

Молчали, ожидая ужина. Зяблик чувствовал, что лицо его красное, как закатное Солнце. Ему было стыдно. Но отчего, почему?!

– Это неправильно, – выдавил он из себя, когда налили похлебки и все увлеклись едой. – Они специально всё это, против меня.

– Такова Река, – отозвался Нырок, чем заставил Зяблика вздрогнуть. Он-то думал, друг с ним теперь и не заговорит. – Река даёт то, чего тебе больше всего хочется, но так, что тебя от этого тошнит. И забирает всё светлое.

Зяблик покачал головой:

– Это всё Орёл. И Ворон. Если они не перестанут, я скажу Покровительнице, и она…

– Не нужно, – оборвал его Нырок. И, помолчав, добавил: – Крови на складе не было. Почти. Так, пара капель.

Зяблику опять положили добавки. Он хотел поделиться с Нырком, но тот отвёл миску в сторону.

– Не нужно, – опять сказал он.

– Но я тебе должен, – вспомнил Зяблик одно из многочисленных правил заключенных.

– Хочешь долг вернуть – откажись от Покровительницы.

Зяблик вспомнил холодные губы. Вспомнил голос, проникающий в самую душу.

– Я не могу, – прошептал он.

Нырок промолчал.

Когда устраивались спать, на нижнюю палубу спустился Ворон. Подошел к лежащему Зяблику, присел у его правого бока, уставился блестящим черным глазом.

Зяблик вздрогнул, когда в руке Ворона появился нож. Его нож, тот самый. Лезвие хищно метнулось к горлу, и Зяблик закрыл глаза. Быстро и мелко дышал, ощущая у кадыка острую сталь. Понял вдруг, что его могут убить. Просто так взять и убить, порезать на куски и сбросить за борт. И ему уже будет всё равно, отомстит ли Покровительница.

Превращаясь в вечность, текли секунды. Зяблик молил о помощи мысленно. То Реку, то Солнце, не зная, кому верит больше. Под конец взмолился Покровительнице.

– Береги себя, мальчик, – послышался хриплый голос.

Лезвие исчезло, что-то шлепнулось на живот. Зяблик медленно, с опаской открыл глаза. Ворона не было. На животе лежал нож.