Текст книги "Солнцеворот (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Вот он погрузился по пояс, по плечи, но продолжал идти. Мэролл нахмурился. Нет, это не то. Что ему, бездыханному, безжизненному и бессмертному, утонуть в крови?

Берсерка снесло течением, и Мэролл проводил взглядом его, превращающегося в точку на алом покрывале Реки. Враг исчез в вечности.

Когда тень от меча вновь коснулась лица, Мэролл открыл глаза. Валуна не было.

Он вскочил и обежал вокруг насыпи. Валун исчез! Обратился ли он в песок, или улетел куда-то далеко, куда не доставал глаз? Да и так ли это важно? Враг уничтожен, а голод… Голод сильнее не стал.

Когда Мэролл вернулся в лагерь, его ждал Эрлот. Король сидел в его палатке и смотрел спокойно, непроницаемо.

«Мне доложили о твоих отлучках, – сказал он. – Мне доложили, что ты ведешь себя странно. Я пришел выяснить, сошел ли ты с ума, или стал мудрым».

Мэролл выложил всё. Река шепнула, что Эрлоту можно довериться безоглядно. И Река не обманула.

«Ты и вправду мудр, – заметил Эрлот. – Пожалуй, мудрее, чем многие…» – Тут он осекся и, пристально поглядев на Мэролла, изнывающего от желания задать сотню вопросов, сказал:

«Река дает тебе силу, но забирает волю. С каждым разом тебе будет все труднее возвращаться, и однажды ты останешься там. Станешь берсерком. Но берсерком, который лишь оберегает свое уединение. Это – страсть, с которой ты входишь в Реку, и которую она умножает. Те берсерки, что стоят вокруг Храма, управляются другой волей, волей Эмариса, который приказал охранять дочь. В них есть смысл. В тебе, если ты не вернешься из отлучки, смысла не будет».

В глазах короля Мэролл увидел свою смерть и кивнул.

«И ты должен пить кровь. Кровь – это воплощение Реки в нашем мире. Отвергая ее, ты уходишь из нашего мира. Поэтому важно пить кровь каждый день».

И вновь Мэролл кивнул. Осмелился задать вопрос:

«А вы? Вы всегда умели это?..»

Король улыбнулся:

«А как, по-твоему, я пережил тысячи лет без войны, без утоления своей страсти?»

В этот миг Мэролл почувствовал, что между ними наладилась некая связь. Они с королем понимали друг друга и уважали.

«Придет время, и ты возглавишь армию, – сообщил Эрлот, когда они вышли из палатки и остановились, любуясь Храмом в лучах заходящего солнца. – Если хочешь – можешь вернуться в крепость и…»

«Нет, – покачал головой Мэролл. – Благодарю вас, ваше величество, но я бы предпочел остаться здесь. Здесь… Спокойнее».

Эрлот кивнул. Он понял.

Когда до лагеря дошла весть о том, что в Храме принцессы нет, все думали, что лагерь свернут. Но Мэролл остался, получив на то соизволение Эрлота. Ему нравилась пустынная местность, где высился Храм, нравились неподвижные фигуры берсерков. Мэролл чувствовал родство с ними.

Он думал, что теперь все разбегутся, ведь не было больше великой цели – убив принцессу, заслужить лордство. Но вышло иначе. В отряд Мэролла стремились попасть все, потому что Мэролл стал лучшим. Он выносил с берегов Реки знания и умения, которые, казалось, были у него всегда, лишь пробуждались теперь.

«Похоже, мы разделили страсть», – заметил однажды Эрлот, понаблюдав за поединком Мэролла.

В ответ Мэролл крепче сжал рукоять меча. Теперь всё стало на свои места. Ну конечно. Война! Война – его страсть.

Оглядываясь назад, Мэролл видел себя прежнего, глупого юнца, мечтающего лишь выжить в творящемся вокруг хаосе. Теперь он улыбался, вспоминая. Теперь он изменился.

– Ваше благородие?

Мэролл открыл глаза. В палатку просунулась голова адъютанта, который задержался в отряде так надолго, что Мэролл запомнил его имя.

– Чего тебе, Диррэл?

Возвращение с берегов Реки далось легко, Мэролл научился управлять собой в совершенстве.

– Новобранцы прибыли и ждут вас.

– Сколько их?

– Четверо.

– Да уж…

Мэролл знал, что в Кармаигс стекаются полчища баронетов, но до него доходили единицы. Те, кто сумел управиться с магией огня. Остальных обучать не имело смысла. Есть разница между вампиром и человеком, получившим дар.

Мэролл вышел из палатки и посмотрел на четверых баронетов, которые, завидев его, вытянулись и замерли.

– Приветствую вас в отряде лучших, – проговорил Мэролл, подмечая, что его интонации сделались почти такими же, как у Эрлота. – Здесь вы научитесь побеждать самого страшного врага. Обернитесь и поглядите на него.

Они обернулись. Они посмотрели на берсерков. Берсерки смотрели на них, сквозь них, мимо них черными пустыми глазами. Берсерки были ключом ко всему: к победе, к поражению и к пониманию мира.

VIII
Тьма

Во тьме плавали голоса.

Иногда они что-то хотели от него, и тогда становилось тяжело. Приходилось вслушиваться, потом будто ломом поднимать пласты воспоминаний, ворошить кочергой угасающие уголья мыслей и давать ответ. Но в основном голоса довольствовались друг другом, и Сардат переставал их замечать. Тьма так легко сливалась с тишиной, а вместе они наполняли сердце покоем. В темноте и в тишине не было страданий, не было боли.

Иногда Сардат думал: «Кто я?»

Раньше он был зрением. Он видел мир вокруг себя и понимал себя в нем. Сейчас он видел тьму и не понимал себя. Не хотел понимать. Быть может, он сам был тьмой, после того, сколько черного пламени пронеслось через него во время той битвы в ущелье? Но что-то мешало ему полностью раствориться во тьме, стать ею.

Голоса?..

Поначалу была боль на месте глаз. Эта боль ярким белым пятном напоминала Сардату о былом. Но шли дни, невидимые и неразличимые, и пятно погасло.

Потом были воспоминания. Сардат перебирал их, будто вор, рывшийся в украденной сумке. Хватал одно, другое, примерял и тут же отбрасывал. Улыбка И, слезы Сиеры, её поцелуи в темноте той единственной ночи, что была им дозволена. За это воспоминание Сардат цеплялся до последнего. О нем и сказал в тот день Учителю: «Она здесь. А больше ничего не существует».

Но померкло и оно, и Сардат без сожалений позволил ему кануть во тьму. Всё теряло смысл, и Сардат ждал того мига, когда остатки смысла потеряет само его существование в мире, превратившемся в горстку голосов и смутных ощущений.

Чьи-то руки держали его, вели. Назойливые голоса говорили, куда повернуть, когда остановиться, где присесть. Ему толкали в руки еду, и он пережевывал мясо, не чувствуя вкуса. Проглоченная пища падала во тьму и исчезала навеки. Какой в ней смысл?

– Это бессмысленный риск. – Знакомый голос разорвал внезапно тьму, заставив Сардата морщиться, будто от яркого луча, ослепившего спросонок.

Говорил Аммит.

– Мы только что положили без малого сотню бойцов, чтобы вытащить тебя. И что теперь? Хочешь уничтожить остатки?

– Полегче, Учитель! – Это Милашка. Она сидела справа от Сардата, и, кажется, ниже. На полу? Да, верно, на полу, тогда как сам он сидел на скамейке. Видно, в какой-то хижине. Голос Аммита раздавался слева:

– Грядет война, о которой вы так долго мечтали. Нам нужно поторопиться к Кармаигсу. К чему эта нелепая вылазка?

Смешок. Правее Аммита. Это тот самый Ратканон. Сардату не довелось его увидеть, он сразу стал голосом во тьме. Должно быть, они с Аммитом сидят за столом, друг против друга.

– Ты называешь нелепой мою вылазку, а я называю нелепой твою войну, – прогудел мощный бас. – Что ж, ты сумеешь биться наравне со всеми, ты даже превзойдешь их. А я? Я, сильнейший из людей, по-твоему, отрублю голову Эрлоту? Я не маленький мальчик, не нужно утешать меня сказками. Я видел, на что способны воины-вампиры, а не тот сброд, который мы рубили допрежь. В той войне меня прикончат раньше, чем я успею поднять топор. Но здесь я ещё кое-что могу. Я не один год нападал на караваны и освобождал пленных. Пусть я не убью Эрлота, но хоть ослаблю. Хоть немного. Позволь мне наслаждаться своим малым вкладом в твою победу.

Скребнули ножки стула по полу – Аммит резко встал.

– Я остаюсь здесь лишь по одной причине: ты дорог принцессе, которая для меня все равно что дочь. По этой же причине Река велела мне разыскать тебя. Но теперь я вижу, что ты – лишь камень на моей шее. Я искал бойца, а нашел шлюху.

Грохот, звуки борьбы. Удары, рычание, вскрик.

– Я научу тебя следить за языком, кровосос, – прогудел Ратканон.

– Ого! – Голос Аммита прозвучал сдавленно, едва узнаваемо. Как будто его схватили за горло и прижали к стене. – Я вижу остатки гордости. Какие милые, дай поглажу, пока не сдохли окончательно.

Последнее слово он проглотил – должно быть, Ратканон усилил хватку.

– Мне нужны люди, чтобы отбить пленников у конвоиров. Но людей у меня больше нет. Поэтому я обращаюсь к вам.

– Я человек! – Этот голос справа, правее Милашки. Сардат напрягся, чтобы вспомнить имя: Саспий. Да, точно, тот парень, которому он дал копье.

Шум, будто что-то упало – Ратканон отпустил Аммита? Должно быть – голос Учителя прозвучал отчетливей:

– Ты просишь меня о помощи? Давай называть вещи своими именами.

– Ну что ж… Раз Река свела нас вместе, пусть будет так. Прошу.

– Что взамен?

– А чего ты хочешь?

– Все просто: я помогу в твоей войне, а ты потом поможешь в моей. Возьмёшь свой здоровенный топор и изо всех сил постараешься отрубить голову Эрлоту.

Тишина. Дыхание. Шумное сопение Ратканона, легкое и чуть слышное – Милашки. Глупое сопение Саспия. Аммит не дышал, его сердце остановилось в тот миг, как на него напал Ратканон.

– Пару недель назад я говорил этой милой девушке, что люди не должны соваться в разборки вампиров, что мы сами решим все свои вопросы, а людям останется лишь лечь под победителя. Но она доказала мне, что люди – это не просто мясо, по недосмотру Реки обретшее разум. Доказала, что люди – это сила, которую не так-то легко одолеть. Я – Я! – поверил ей. После всех тех тысяч лет, что прожил на свете, я поверил соплячке, которой едва минул третий десяток. Я жизнь свою поставил на эту веру – мою и её. Я вырвал тебя, сукиного сына, с Той Стороны. И ради чего? Ради того, чтобы ты сейчас мне рассказывал, что ты, самый сильный из людей, – жалкое ничтожество, способное лишь разорять никому не нужные караваны?

Тишина. Темнота.

Сардат недоумевал, почему вдруг голоса ворвались в его разум. Так было хорошо, когда они шелестели под покровом тьмы. Он пытался утопить их обратно, но не мог. Получалось наслаждаться лишь короткими вспышками тишины. А потом – вновь голоса. Вонзались в душу раскаленными иглами.

Милашка молчала. Сардат был ей благодарен за это. Её голос ранил больнее всех. Наверное, потому, что она была ему ближе остальных. Она – его дочь по крови. Но против воли Сардат волновался. Если она молчит, если не защищает Ратканона, значит, где-то в глубине души она согласна с Аммитом. Конечно, Аммит прав, ведь из всех здесь собравшихся он видит дальше и больше. Но правота – далеко не всё. Бывает так, что с правым нужно не согласиться. И сейчас Милашка должна была спорить, должна была вскочить и броситься на Аммита с копьем. Но Сардат слышал лишь её прерывающееся дыхание.

Пожалуйста, не уходи во тьму. Не теряй надежды. Знаю, в тебе лишь моя кровь, а это – так себе дар, одна отрава. Но что-то же есть в тебе своего? Что-то неизменное, что ты сможешь сохранить? Храни это!

Как больно. Как тяжело! Тьма, забери меня обратно!..

– Отобьем людей – и я пойду за тобой к Кармаигсу, – сказал Ратканон.

– Не так просто, – тут же ответил Аммит. – Мне недостаточно твоей туши, великан. Поклянись, что твое сердце отправится к Кармаигсу.

Вздох. Милашка задержала дыхание.

– Клянусь, – проворчал Ратканон.

Хлопок. Пожали руки? Или Аммит хлопнул великана по плечу?

– Значит, идем вчетвером, – заговорил Ратканон уже другим голосом. Деловым, суровым. Он будто пытался забыть свою слабость. – Ты, я, Ринайна, Саспий. Конвоиров – восемь. Я бы хотел сделать всё быстро…

– Эй, папаша! – Милашка толкнула Сардата в плечо. – Тебя тут под лавку задвигают, а ты молчишь. Биться-то сможешь?

– Он слепец! – возразил Ратканон.

Милашка начала спорить, вступил Аммит, но голоса постепенно утонули. Сардат возликовал. Тьма, отступившая было, вновь приняла его в объятия. Теперь лишь покой…

Ты не можешь уйти!

Сардат встрепенулся. Кто это? Чей ещё голос? Какая боль! Этот голос не снаружи, он будто пришел из самой тьмы, родился из самой тишины.

Тонкий голосок, девчоночий какой-то.

Ты обещал меня защищать!

Кто ты? Кого защищать? Я никому ничего не обещал.

Обещал! И не смей уходить, пока не защитишь меня.

Сардату хотелось выть, так больно сделалось от этого голоса. Он казался знакомым, таким знакомым, что зубы сводило. Где же, где он слышал его?

Во тьме больше не было покоя. Во тьме поселилась непонятная девчонка. Вот она, идет к нему издалека, и кто это держит её за руку?

Вспышка пламени, и перед ним появилась Сиера. Улыбнулась. В сером своем платье, с развевающимися темными волосами. Протянула руку. Пойдем?

Но куда?..

Сиера махнула рукой, и в её ладони появился меч. Она сделала рубящее движение и задержала лезвие в пустоте. Улыбнулась, кивнула.

Сардат встал. Меч покинул ножны, свистнул рассеченный воздух. Лезвие остановилось.

Крикнула Милашка, ахнул Саспий.

– Недурно, – сказал Ратканон.

Он говорил, и по клинку шла дрожь. Клинок замер у горла великана, Сардат чувствовал, как ходит его кадык.

– Я не слепец, – сказал Сардат.

Сиера положила ладони на его руку, мягко отвела клинок. Помогла убрать его в ножны и толкнула обратно, на лавку. Сардат сел. Больше он не хотел спорить с Сиерой. Больше – никогда.

– Впятером, – произнес Аммит. – Что ж, не самый плохой расклад. Приятно видеть тебя живым, мальчик.

Губы Сардата улыбнулись. Он и сам не знал, почему.

IX
Кто я?

1

Краткий перелет с корабля на корабль показался Левмиру блаженством. Можно было просто молчать – и всё. А теперь, когда они с Айри остались наедине в его каюте, когда встретились их взгляды… Левмир вдруг понял, что совсем не рад её видеть. Как будто Айри бесцеремонно вломилась в его душу, поломала там что-то важное и осталась, полагая, что без нее тут никак. Именно об этом говорил её взгляд. Айри искала затаенной радости встречи, не находила, но не смущалась. Она продолжала искать.

Левмир отвернулся, подошел к столу. Пальцы пробежались по разбросанным листам, покрытым рисунками, вздрогнули, когда пришло воспоминание о портрете Айри во внутреннем кармане, у сердца. Рука дернулась достать его, смять, выбросить, но разум её остановил. Нет. Айри не виновата, что в душе творится такое…

– Зачем ты это делаешь? – спросил Левмир.

С минуты на минуту вернется Эмарис, приведет князя, и этот вопрос будет задан вновь. Айри надеялась, что наедине они обсудят что-то другое. Во всяком случае, молчала она слишком долго.

– Восток и Запад слишком разные, – отозвалась она. – Тебе не понять, что это такое – потерявшие судьбу. Ты был мне предсказан, и я пойду за тобой. Когда судьба обретается вновь, нельзя отступить, нельзя отпустить.

Айри сидела на койке Левмира, на коленях держала прямоугольный кожаный сверток. Левмир быстро посмотрел ей в глаза и, заметив там решительный блеск, отвернулся. На душе чуть-чуть потеплело. Если бы он в таком тоне заговорил с И, в её зеленых глазах появились бы слёзы, или, по крайней мере, обида. Она бы отвечала иначе, и было бы неважно, что говорит. её нужно было бы простить и утешить, позабыв, хотя бы на время, о причине недовольства. Айри была настолько непохожа на И, да и на других девчонок, которых встречал Левмир, что с ней можно было позволить себе даже грубость. В конце концов, она теперь его сестра.

Но память никуда не делась. Та неистовая ночь, и жар её тела, и грубая страсть, стон и дыхание.

Левмир вздрогнул, тряхнул головой. Нет, тщетно. Прошлого не изменить, с ним просто нужно учиться жить дальше. И было бы куда проще научиться, не сиди сейчас здесь это черноглазое напоминание о глупом, но таком необходимом тогда поступке.

– Ты могла объявиться сразу.

– И вы бы послали меня обратно. Вы и сейчас можете. Но теперь я хотя бы могу соврать, что не найду дороги. А вообще, я хотела объявиться через недельку, когда будет стоянка.

– Стоянка? – нахмурился Левмир.

– Тебе не понравится, – махнула рукой Айри. – Давай сейчас не об этом. Пока не пришли отцы, ничего не хочешь сказать?

Отцы! Мысленно Левмир усмехнулся. Где-то в глубине души он и сам давно воспринимал Эмариса, как своего отца, хотя лицо настоящего сохранилось в памяти. И его голос, все слова, произнесенные им перед смертью. Перед смертью, которую принес Эмарис.

– Я могу понять эту ерунду про судьбу, – сказал Левмир. – Но ты убивала людей.

Он смотрел Айри в глаза, и вдруг оказалось, что он действительно не поймет никогда эту «ерунду про судьбу», и того, насколько различны Восток и Запад.

– Никогда! – отчеканила Айри. – За всю жизнь я не убила ни одного человека. Только давила гадов, потерявших судьбу, тех, от кого отвернулось Солнце. И когда сама была такой, как они, и теперь, когда стала вампиром.

Левмир не знал, что сказать, молчание затягивалось. Но на помощь уже спешили шаги за дверью каюты. Айри не отвела взгляда, и это пришлось сделать Левмиру. Он трусливо отвернулся, притворившись, будто увлечен бумагами на столе.

– Айри! – Возглас князя и стук распахнувшейся двери о стену раздались одновременно. – Ты?.. Что ты здесь делаешь?

Странное чувство посетило Левмира. Ему показалось, будто для разговора с отцом Айри надела маску. Маска облегла её всю – её тело, душу, голос. Говорила с Торатисом – маска.

– Путешествую всего лишь. Я прожила на свете почти семнадцать лет, но не видела ничего, кроме нескольких княжеств. А мир столь огромен.

Шаги. Левмир стоял спиной к княжеской семье, но понимал, что Торатис приблизился к дочери. Остановился все же на почтительном расстоянии.

– Путешествуешь… Но ведь княжество осталось без присмотра. Министры знают свое дело, но они лишь выполняют работу. Это наш дом, Айри, наше княжество! Кто-то из нас должен быть там!

– Ну, я оставила дочурку присмотреть одним глазом. Она умненькая, справится.

– Дочурку? – Это уже вступил Эмарис. – Что ты натворила? Я ведь говорил…

– Ах, Эмарис, я нарушила приказ отца и скорблю об этом, неужели ты готов возложить на меня раскаяние ещё и за эту мелочь? Рикеси – моя лучшая и единственная подруга, и я рассудила так.

Вновь устами Айри говорила маска. Развязный, слегка капризный тон, сама наверняка откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу. Левмир повернулся, чтобы удостовериться. Оказался прав. Айри ещё и покачивалась, переводя бесстыдный взгляд с Торатиса на Эмариса.

– Рикеси?! – взревел Торатис. – Служанка? Девка из борделя?! Рабыня освобожденная?!!

Князь задыхался, не в силах отыскать слов, вампир же был внешне спокоен.

– Ты ставишь меня в неудобное положение, – произнес он. – Я думаю, все мы здесь достаточно взрослые, чтобы говорить без обиняков. Ты отказалась считаться дочерью своего отца, и у тебя были на то причины. Ты бросила княжество и таким образом сама лишила себя титула. И ты не человек, а значит, не можешь отвечать перед человеком. Здесь – твой отец по крови, и здесь – я, тот, кому подчинится каждый вампир в мире. Мы вправе спрашивать, и мы с тебя спросим. Тебе придется отвечать, девочка, и я не буду лгать, скажу прямо: твоя жизнь зависит от твоих ответов.

Левмир покосился на Эмариса. В отличие от Айри, тот маски не надел, говорил как на духу, сверля княжну взглядом. Он даже не остановил сердца – пока что.

– Ты нарушила самый главный запрет – создала себе подобную. Тебе это кажется каплей в море, но я знаю, на что способны капли. Вернись на Восток спустя год, и тебе понадобится десять лет, чтобы искоренить последствия своего поступка. С тобой поступили так же, но на то были причины – Левмир боролся за твою жизнь, кроме того, он принял ответственность и объяснил тебе все, что знал сам. Как оправдаешь себя ты?

Левмир был уверен, что Айри смешается и потупит взгляд, но она лишь склонила набок голову и с хитрой улыбкой посмотрела на Эмариса:

– Скажу, что солгала.

Эмарис опешил, голос его наконец дрогнул:

– Что? В каком смысле, «солгала»?

– Никого я не обращала. Солгала, чтобы напугать его, – кивнула она на Торатиса. – А ты поверил?

И Айри показала Эмарису язык.

– Или ты лжешь сейчас? – нахмурился Эмарис.

– Не знаю. А ты знаешь?

– Я могу послать летучую мышь туда.

– Только вот в море они не водятся. Через неделю мы пристанем к берегу и, возможно, там ты найдешь какую-нибудь зверушку, что ответит на зов твоей крови. А возможно, и нет. Даже если найдешь летучую мышку, даже если она доберется до дворца, она увидит там Рикеси. Повезет ли ей застать её за кровавой пирушкой? Если бы я обратила ее, я бы, наверное, объяснила, как и где следует питаться, и почему нужно внимательно следить, чтобы никто её не видел. Но ведь я не обращала!

Айри прижала руки к груди, как бы умоляя, чтобы ей поверили. Казалось, её забавляет эта роль – несправедливо обвиненного ребенка. Играя, она чересчур подалась вперед, и с её колен соскользнул сверток. Глухой удар отчего-то привлек внимание Торатиса – остальные продолжали смотреть на Айри, но князь наклонился поднять сверток.

Айри рванулась наперерез, и, несмотря на всю свою нечеловеческую – ещё до обращения даже – скорость, не успела. Торатис поднял сверток. Резкими, злыми движениями его пальцы распустили тесьму, развернули лоскуты кожи.

– Книга Солнца, – покачал головой Торатис. – И почему я не удивлен… Если уж ты решила уничтожить княжество, так почему бы не похитить самую главную его святыню.

– Что значит, «похитить»? – Айри подпрыгнула от возмущения и тут же оказалась на ногах. – Я вроде хозяйка, и уж над сокровищницей была властна! Там полно всяких драгоценных штук осталось, а эту я взяла с собой, чтобы Рикеси сдуру не продала. Но не только. – Она выдернула книгу из рук отца, и Левмир увидел переплет, отделанный золотыми узорами. Узоров было столько, налеплены они были так густо, что на расстоянии казалось, переплет выполнен из цельного куска золота. Айри грохнула книгу на стол, заставив вздрогнуть князя.

– Вас это несомненно заинтересует! – Айри ткнула пальцем в Эмариса, затем – в Левмира. – Я давно, ещё когда впервые увидела эту вашу И, подумала, что кого-то она мне напоминает. Но кого? Эта мысль меня измучила. И вот, перед самым отлетом я вспомнила!

Левмир уже перестал разбирать, где заканчивается маска и начинается настоящая Айри. Княжна, будто ветром гонимый листок, металась от одной ипостаси к другой. Только что она смеялась в глаза отцу и Эмарису, была наглой и дерзкой, теперь вдруг стала увлеченной и доброжелательной, весь её тон пронизан чувством сообщности, желанием внести какую-то лепту в общее дело. Как будто позабыла о глупостях, которые натворила. Как будто все позабыли.

– Это недалеко от начала, – шелестела страницами Айри. – Тут перечисляются люди Солнца. Об этом вскользь рассказывают в суриях. Река, отчаявшись извести людей при помощи чудовищ извне, решила уничтожить их изнутри. Она сотворила Алую Бурю, которая дурманила людям рассудок и заставляла отправляться в путь на север. Но Солнце предвосхитило поступок Реки и… Тут говорят по-разному. В книге написано, что Солнце сотворило людей из своего света, в суриях говорят, что оно просто коснулось лучами некоторых сердец. Но все сходятся в одном: все эти солнечные люди отправились к Реке, приняли её дар и… Ничего такого не случилось. Они должны были не то помочь людям в борьбе с вампирами, не то вовсе не допустить этой борьбы, то ли уничтожить саму Реку… Но больше про них ничего не написано, и никто о них не слышал.

– Не все приняли дар Реки, – проворчал Торатис.

– Да-да, конечно, почти не все, – странно сказала Айри и открыла нужную страницу. – Вот портрет моей прародительницы, Великой Айриэн. Она сумела противиться зову Реки и навеки осталась среди людей, молилась Солнцу, а когда пришел её смертный час, завещала положить себя в корзину воздушного шара. С тех пор это – традиционное погребение в нашем роду. Было. До недавних пор.

Левмиру сделалось не по себе. Он смотрел на страницу, где, выцветший, пожелтевший, но все такой же, как и тысячи лет назад, четкий красовался портрет. Женщина лет тридцати с пронизывающим взглядом черных глаз. Если стереть различия, обусловленные возрастом и рукой художника, то Айри была её точной копией.

– Любопытно, – пожал плечами Эмарис.

– Очень! – кивнула Айри; глаза её горели. – Тогда, перед войной, верующие в Солнце разделились. Одни считали, что Айриэн – богиня, существо нечеловеческое, ниспосланное Солнцем, чтобы вести людей за собой. Они ей поклонялись, вверяли ей свои сердца и души. Они ей молились, полагая, что она скорее услышит мольбы, чем высокое светило. Думали, что их просьбы она передаст прямо Солнцу. А её отречение от Реки почитали величайшим подвигом. Но были и другие. Эти считали, что Айриэн предала Солнце, отказавшись принять дар Реки. Ведь её же создали ради этого! Не ослушайся она, не было бы ни Реки, ни вампиров, ни Алой Бури, которая раз в несколько лет налетает на наши земли и сеет безумие в людях. Айриэн винили во всех бедах. Однако, когда вампиров изгнали с Востока, эти, вторые, постепенно извелись. Трудно ненавидеть кого-то, кто виноват в беде, которой нет.

– «Вампиров изгнали с Востока», – усмехнулся Эмарис. – Помилосердствуйте. Когда мы шли на Запад, вас даже не заметили. Не до того было.

– Не удивлена, – дернула плечиком Айри. – Меня лично тогда в помине не было. Но это неважно. Важно другое. Забавно, что именно я, наследница рода, приняла в конце концов дар.

Левмир вздрогнул. А ведь и правда. Солнечный Лучик коснулся алых вод и отразился от них, преображенным.

– И ты решила, что раз так, значит, тебе на роду написано изничтожить вампиров – и бросилась догонять флот? – продолжал насмехаться Эмарис. – Айри, это древняя сказка. А солнце – просто жаркий круг на небе.

– Замолчи. – Айри вновь удивила Левмира, теперь она собралась, стала похожа на лезвие ножа, готовое вонзиться в горло врагу. – Я три года жила без Солнца и думала, что промерзла до самого дна души, но лишь приняв дар, ощутила тепло! Поняла, что холода не существует. Хочешь потешаться над этим? Тогда сейчас я буду смеяться над тобой.

И Айри перевернула страницу.

Левмир не удержал возгласа. Руки сами собой взметнулись вверх, ладони зажали рот, но было поздно. Айри торжествующе смотрела на него.

– Не может быть! – Эмарис схватил книгу, жадно впился взглядом в портрет. – Это… Это ты нарисовал? – посмотрел он на Левмира.

Левмир только и смог, что покачать головой. Айри залилась смехом:

– Не сочиняй ерунды! Ты посмотри! Этому портрету тысячи лет, видно же.

Айри выдернула книгу из ослабевших рук Эмариса, вернула её на стол, и Левмир вновь увидел знакомое – и чужое – лицо.

Нет, это была не принцесса И. Теперь он понимал, что перед ним – её мать. Но – те же зеленые глаза, те же изумительные волосы с чередующимися золотыми и серебряными прядками, та же хитрая улыбка, прячущаяся в уголках губ. Женщине на портрете чуть больше двадцати лет. С содроганием сердца Левмир, наконец, понял, как выглядит его возлюбленная теперь. С треском разбился вдребезги образ маленькой девочки, с которой он шел к Алой Реке. Его место заняла взрослая девушка, красота которой завораживала и пугала. Представив её рядом с собой, Левмир покачнулся. Все было напрасно. И долгий путь к Реке, и собранная армия, и грядущее победоносное сражение. Рядом с таким существом он всегда будет чувствовать себя грязным деревенским мальчишкой, но теперь, повзрослев, не сумеет закрыть на это глаза. Да и сама она – захочет ли оставаться рядом с ним?

Как будто того было мало, Айри продолжала:

– Нивиэн. Так её звали. Она была из тех, кто откликнулся на зов, и после этого о ней не слыхали. Подобно остальным людям Солнца, она появилась из ниоткуда и исчезла в никуда. Всё, что осталось, – портрет и имя.

– Нивиэн? – пробормотал Левмир. В голове всё перемешалось, и из этой каши не спешили вылепливаться связные мысли.

– Река стерла ей память, – объяснила Айри. – Об этом же говорили в сурии, помнишь?

– И Река дала ей настоящее имя, – прошептал Эмарис.

– Всё ещё будешь смеяться над древней сказкой? – улыбнулась Айри.

Эмарис с трудом оторвал взгляд от портрета, посмотрел на княжну. Голос его прозвучал спокойно, но Левмир, успевший хорошо узнать старого вампира, мог представить, каких усилий ему стоит это спокойствие при бьющемся сердце.

– Всё, что я вижу, – портрет и имя. Я видел Реку. Я видел тех, кто дошел до нее и вернулся. Но убедить меня в том, что бездушное светило создает жизнь по своему усмотрению, эта книжка не смогла.

Эмарис вышел. Левмир не ожидал от него такого. Если бы слова Эмариса соответствовали его мыслям, он бы остался, несмотря на то, что портрет причинял ему боль. Но Эмарис предпочел покинуть каюту. И когда дверь за ним закрылась, оказалось, что Торатис исчез ещё раньше. Тихо, незаметно. Левмир и Айри остались наедине, а между ними лежала книга с портретом Нивиэн. Матери Ирабиль.

Айри мельком взглянула в глаза Левмиру, но, не найдя там того, что искала, потупила взор. Стояла молча, не знала, что делать и говорить дальше. Левмир отвернулся от рисунка. Руки сами начали действовать, а разум присоединился к ним лишь тогда, когда все листы «сказки», разбросанные на столе, оказались в папке. В этот миг руки дрогнули, замерли. Но разум отдал приказ, и пальцы завязали тесьму. Левмир открыл пустующий ящик стола, бросил папку туда и закрыл.

– Что будет с Зябликом?

В гнетущей тишине голос Айри прогремел громом. Левмир пожал плечами, не сводя глаз с лакированной поверхности стола.

– Несладко придется, когда все узнают, что Покровительница пропала.

– Я прошу перевести его на другой корабль.

– Он ведь потерял судьбу. С чего вдруг такая забота?

– Я тоже теряла судьбу. И обо мне позаботились. Он, как и я, потерял судьбу не по своей воле.

– А остальные? Те, кого ты убила?

Айри посмотрела на Левмира, теперь её глаза вновь пылали.

– Я не хотела их убивать. – Тихий голос контрастировал с взглядом. – Хотела лишь напугать и ослабить, ну и поесть. Но ты знаешь, что с укусом чувствуешь человека. И то, что я чувствовала в них…

Левмир кивнул, отошел от стола.

– Попробую что-то сделать, поговорю с князем. А пока тебе нужно где-то устроиться.

Айри фыркнула:

– Я могу отоспаться на рее вверх ногами. Или облачком тумана в трюме. Я не доставлю хлопот.

Левмир уже взялся за ручку двери, но, различив горечь в словах княжны, замер.

– Нет… Ложись на мою койку.

– Спасибо за предложение, но…

– Это не ради тебя, Айри. Почему-то так надо мне.

Молчание. Айри думала, искала подходящие слова.

– А ты?

– Я проведу ночь снаружи, все равно не усну. Если вернусь – не потревожу. Спокойной ночи.

Теперь он отворил-таки дверь, но прежде чем ушел, в спину ему прилетело: