Текст книги "Юрий Долгорукий"

Автор книги: Василий Седугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Наконец Юрий произнес:

– Сражения сегодня не будет. Возвращаемся к обозам на ночевку.

Увидя движение в стане суздальцев, один из приближенных Изяслава вскрикнул:

– Княже, смотри: Юрий бежит! Он испугался, что у нас больше сил и в темноте хочет скрыться! Не позволяй ему это сделать! Нападай немедленно!

И Изяслав решился. Он приказал всему войску перейти в наступление. Увидев это, Юрий повернул полки навстречу неприятелю.

– Я поведу свою дружину сам! – выкрикнул он и помчался перед строем. Следом за ним поскакали сыновья и князья черниговские. Завязался ожесточенный бой.

Основной удар Изяслав наносил по правому крылу противника. Там стояли черниговцы. Собрав в единый кулак свою дружину и киевские полки, он создал подавляющее превосходство в силах и со всей мощью обрушился на неприятеля. Черниговцы дрогнули и стали отступать. Рубясь в первых рядах, великий князь чувствовал, что скоро они побегут.

И тут к нему подскочил связной от брата Ростислава:

– Беда! Переяславцы на сторону Юрия переметнулись!

Изяслав приподнялся на стременах и посмотрел на свое правое крыло. Там творилось невообразимое. Полки брата были зажаты суздальцами и половцам, а сбоку на них наседали переяславцы. Некоторое время он дико озирался, ища какой-нибудь выход, хоть какую-нибудь рать, чтобы помочь попавшим в беду смолянам, но тщетно: все силы его были задействованы в сражении, в запасе не было ни одного воина. И тогда он понял, что проиграл…

Юрий не пошел на Киев, а остановился в Переяславле. Он ждал, чтобы горожане сами пригласили его на престол. Так и случилось. Через три дня пришло посольство от вече Киева и пригласило его на правление. 28 августа, в воскресенье он вступил в столицу. «Гюрги же поеха у Киев, и множество народа выиде противу ему с радостью великою, и седе на столе отца своего, хваял и славя Бога», – свидетельствует киевский летописец.

Юрий щедро наградил своего союзника Святослава Ольговича. Он отобрал у черниговских князей, поддерживавших Изяслава, земли по реке Сновь с городами Сновском и Стародубом, а также вернул ему Курск с Посемьем, когда-то подаренные Святославом его сыну Ивану. Кроме того, Святослав Ольгович получил от него Слуцк, Клецк и всю Дреговичскую область – важную часть Турово-Пинского княжества.

В ближайшие к Киеву города Юрий посадил на княжение своих сыновей: в Переяславль – Ростислава, в Вышгород – Андрея, в Белгород – Бориса, в Канев – Глеба. Города-крепости окружали Киев со всех сторон и служили надежной защитой на случай нападения со стороны Дикого поля, Смоленска, где укрылся брат Изяслава – Ростислав, Чернигова с недружелюбными князьями и Волыни, пристанища самого Изяслава. В Суздали на княжении был оставлен Василька – один из младших сыновей, родившихся во втором браке.

X

По пути к Дунаю к Ивану Ростиславичу присоединилось еще до полутора десятка человек. Князь всех вооружил, взял под свое начало. Счастливо миновали неспокойную и опасную степь, подошли к городку Берладу. На берегу небольшой речки с тем же наименованием возвышался холм, на нем, огороженные частоколом, разбросаны были несколько десятков мазанок, полуземлянок, глинобитных и саманных домиков. Впрочем, и этому виду путники были рады, город обещал им желанный отдых.

Приблизившись к настежь распахнутым воротам, путники увидели, что возле них, растянувшись на земле, спали два вооруженных человека.

– Охрана небось, – насмешливо проговорил князь. – Напились до бесчувствия и дрыхнут. Город можно голыми руками брать.

– Может, некому? – сделал предположение один из путников.

– Не скажи. Под боком и половцы, и печенеги. Да мало ли охотников до дармовщины!

Вошли вовнутрь. Шатались пьяные, кучковались выпивохи, из ларьков зазывали:

– Медовуха сладенькая!

– Вино заморское, пиво свежее!

– А вот рыбка сушеная, рыбка вяленая!

– Слышь, дядя, – обратился Иван Ростиславич к одному из владельцев ларька, – где тут у вам начальство?

– Тебе старшину или кого другого?

– Самого главного.

– Тогда вон в тот дом!

Жилище старшины мало отличалось от других домиков, может, побольше и поухоженнее. Князь вошел в избу. На деревянной кровати, застеленной периной и подушкой, спал здоровенный мужчина лет сорока. Виднелась стриженая голова с хохлом на затылке и вислые усы. Слышалось ровное, глубокое дыхание.

Князь вежливо кашлянул. Усы зашевелились, губы почмокали, наконец открылись глаза, долго смотрели на пришельца.

– Кто ты? – наконец спросил мужчина.

– С пополнением к тебе. Примешь?

– И много вас?

– Полтора десятка.

– Добре. Воины нам нужны. Оружие есть?

– Имеется.

– У всех?

– Как положено.

Мужчина сел на кровати, тряхнул головой, сгоняя остатки сна.

– Ты, я вижу, главный у них. Так слушай наш порядок. Мы проживаем братством. Питаемся сообща и все у нас общее. Сейчас поселю в домики, подойдете к общему котлу, там вас покормят. Ну а потом – на свежую голову – соберу круг, он все и решит: примет – будете дальше жить с нами, если против – извини, тут я бессилен. Но я думаю, что будет все нормально.

– Я не один пришел, с женой, – осторожно сказал Иван Ростиславич.

– Дело житейское, у нас есть такие. Живут, воюют. И тебе тоже хату выделю, есть небольшая, как раз на двоих. Заселите.

Наутро – круг. Люди пришли хмурые, пасмурные, с помятыми лицами, но смотрели дружелюбно, даже с некоторым интересом. Одеты были кто во что горазд: кто в льняные рубашки и широкие штаны-шаровары, на некоторых были одеяния из дорогих тканей, за цветные кушаки заткнуты кинжалы и короткие мечи. У одних торчали взъерошенные волосы, у других они были перевязаны. Большинство носили бороды, но некоторые оставляли длинные усы.

Старшина встал на небольшой помост и движением руки подозвал всех подойти поближе. Приказание было исполнено незамедлительно.

– Братья, – сказал он повелительным голосом, – я собрал вас для того, чтобы представить новых людей, которые хотели бы влиться в наше общество. Вот они стоят перед вами. Если есть вопросы, задавайте. А потом приступим к голосованию и решим, то ли принять их к себе, то ли отправить обратно той же дорогой, откуда пришли.

– А правду говорят, что среди них князь находится? – спросил кто-то.

– Князь? – переспросил старшина. – Такого не слышал.

И, обращаясь к пришедшим:

– И что, действительно среди вас есть князь?

После некоторого колебания вперед выступил Иван Ростиславич.

– Я из князей.

– И каких будешь?

– Из галицких.

– Наш город принадлежит галицкому князю. Значит, мы тебе подчиняемся? – насмешливо спросил старшина.

– Может и подчинялись. Только прогнал меня с престола дядя мой, Владимирко. Нет у меня никаких владений. Я гол как сокол, вроде вас.

Эти слова вызвали оживление в толпе. Послышались голоса:

– Вот это дядя! Расправился с племянничком…

– Князя в бродники превратил!

– Как говорят, от сумы не отрекайся…

Когда говор поутих, старшина спросил Ивана:

– У нас князей нет. У нас все равны. Кого мы изберем, тот у нас и старший. Согласен ли подчиняться законам братства и мне, старшине?

– За тем и шел к вам. Буду равным среди равных.

– Вот это нам подходит. Ну что, братцы, берем бывшего князя в наше общество?

– Согласны-ы-ы!.. – выдохнула толпа.

– Про других и говорить не будем. Считайте себя зачисленными в вольные люди, – обратился он к спутникам Ивана. – А теперь, братцы, поговорим о деле. Вижу поизносились и поиздержались вы основательно. У некоторых и на хлеб не осталось…

– Что на хлеб! – выкрикнул кто-то задорно. – Тут на вино не хватает!

Дружный хохот покрыл эти слова.

– Значит, всем нам пора отправляться на работу. А работа у нас недалеко – на Дунае. Так я говорю?

– Верна-а-а!

– Засиделись совсем!

– На промысел пора!

– Значит так, – продолжал старшина, когда все успокоились. – Три дня даю вам на подготовку, а на четвертый выступаем. Чтобы все было у каждого в порядке, а самое главное – каждый из вас. Пьяных и с похмелья будем гнать в три шеи!

Четыре дня смолили и конопатили лодки, чинили весла, готовили припасы. На пятый, утром, вереница лодок потянулась по течению Берлада, затем по реке Сирет спустились в Дунай. Там в небольшом заливчике попрятали лодки, а сами укрылись среди кустарников, которых росло по берегам бесчисленное множество. По обе стороны были высланы дозоры, которые должны были дымом костров сообщить о появлении купеческих судов. Стали ждать.

Агриппина увязалась с Иваном, хотя он и пытался ее отговорить. Однако она у кого-то купила мужскую одежду, заткнула за кушак короткий меч и заявила решительно:

– Буду с тобой рядом, что бы ни случилось!

Теперь она с чисто женской заботливостью обустроила местечко, где они залегли: сначала наломала и настелила веток, а потом сверху накидала травы, которую нарвала на ближайшем лугу.

– Может, долго придется сидеть в засаде, – деловито говорила она. – А от сырой земли легко простудиться и заболеть можно.

Глядя на нее, шутя и посмеиваясь, оборудовали свои лежанки и другие бродники.

За это время Иван привык к Агриппине. Пусть они сошлись нечаянно, пусть не венчались, но он считал ее законной супругой, и даже больше того – надежным и верным другом, оберегал и защищал, хотя порой бывал грубоват с ней, но она принимала все должным образом. Иван удивлялся, как легко сносила она тяготы жизни, лишения в пути, была терпеливой и ровной, и все больше и больше привязывался к ней.

Потянулись томительные дни ожидания. Сначала было интересно наблюдать, как мимо них величественно текли огромные массы воды. Противоположный берег виднелся тонкой темно-зеленой полосой, вода глянцево переливалась, ослепительно искрилась бесчисленным множеством блесток, иногда на ней возникали мощные буруны, которые увлекали за собой плывший мусор; громко крича, летали чайки, стремительно падая на поверхность глади, выхватывали рыбешку и тут же уходили ввысь; высоко в небе парили коршуны. Шла веками сложившаяся спокойная, мирная жизнь…

А потом все надоело. Не хотелось ни на что смотреть. Безделье изматывало, делало людей нервными. Питались как обычно сообща, на костре варила и жарила Агриппина. Она душу вкладывала в свое дело, и пища получалась вкусной и сытной. Только одному броднику почему-то не нравилась. Это был полнощекий, толстоватый парень, с сонными глазами, звали его Колояром. Он всегда немного еды оставлял в своей чашке, подходил к Агриппине и говорил капризным голосом, что на этот раз она или недосолила, или, наоборот, соли положила слишком много, или мясо недоваренное, или рыба расползлась в похлебке… Вот и на этот раз подошел он со своей чашкой и стал нудно выговаривать:

– Ну что ты, Агриппина, варить никак не научишься! То у тебя одного не хватает, то другое сделаешь не эдак…

Он ей так надоел и обрыдл, что она терпеть его не могла, поэтому спросила раздраженно:

– Что на этот раз тебе не по нраву?

– Чего-то ты в похлебку не доложила.

– Ну и чего же я забыла добавить?

– Чего-то такого не хватает.

– Ты скажи, чего бы тебе хотелось?

– Сам не знаю. Но вот чего-то недостает.

У нее кончилось терпение, и она в сердцах ответила:

– Ну не плюнула я в твою похлебку, прости господи!

В засаде соблюдали тишину. Но тут раздался такой оглушительный хохот, что с деревьев слетели птицы и умчались вдаль. Кто-то держался за живот, кто-то катался по земле, а кто-то не мог справиться с обильно текущими из глаз слезами…

С тех пор Колояр к Агриппине больше не подходил.

И вдруг на второй неделе издали появились два корабля. Их увидели при восходе солнца, когда они были уже близко.

– Вставайте! Быстрее! Лодки выводите! – бегал между бродниками старшина, пиная некоторых засонь ногами. – Проспали, черти собачьи, лихоманку вам в душу!

– Мы-то при чем? Где дозор был? – отвечали ворчливо некоторые, но тут же бежали к воде и прыгали в лодки, торопливо выводя на простор.

Но было уже поздно. Река была необозримо широкой, а суда шли по самой ее середине; как гребцы ни старались, догнать их не было никакой возможности. Бросив весла, бродники тоскливо смотрели вслед удаляющейся добыче.

А потом, собравшись на поляне, дали волю накопившемуся возмущению.

– Звать сюда дозор!

– Судить их самым строгим образом!

– Наказать за ротозейство!

Впрочем, звать дозорных не пришлось, они сами приплыли. С виноватым видом вошли в круг, стояли, низко склонив головы. Тяжелым безмолвием встретили их появление бродники.

– Судить будем, – наконец произнес старшина. – Говорите, братья, как поступим с ними.

Иван Ростиславич много раз видел, как творили на Руси правосудие – и князья, и назначенные ими судьи, самому приходилось расследовать, когда короткое время правил в Галиче. Но там всегда решал один человек. На него можно было как-то повлиять, надавить, принудить, заставить, подкупить, наконец; здесь судьями были все, и в этом отношении он был непредвзятым и беспристрастным.

– Кто старший среди вас? – послышался первый вопрос.

– Я, – ответил лысый, с вислыми усами худощавый сорокалетний мужчина с глубоко посаженными глазами.

– Расскажи, как проворонили купцов.

Тот оглядел присутствующих, потом своих подчиненных, вздохнув, ответил:

– Проспали…

– Это как же так, в дозоре-то?

– Да вот так. Утречком сон сморил. Сами знаете, как перед восходом солнца ко сну клонит…

Повисло тягостное молчание.

– Как же ты, Буеслав, такое сотворил? – с болью в голосе наконец проговорил старшина. – Ведь мы с тобой сколько лет плечо к плечу сражались, такого повидали…

– Да вот, бес, видно, попутал…

– И ты, значит, дозорным был?

– Да нет. Другой стоял.

– И кто же?

– Известно кто – Колояр.

Все стали смотреть на парня. Круглое лицо его медленно стало наливаться краской, среди белых ресниц начали копиться крупные слезы. Он несколько раз шмыгнул носом и затих, опустив плечи.

– Это правда, Колояр, ты заснул на посту? – стал допрашивать его старшина.

– Я, – еле выдавил тот.

– И не стыдно тебе перед товарищами?

– Стыдно…

– Вот мы ждали-ждали добычу, а ты все наши ожидания на ветер пустил.

Колояр кивнул головой и надрывно вздохнул.

– Что ж, отвечать будешь перед кругом.

– И Буеслав тоже! – выкрикнул кто-то. – Он у них за заглавного!

– И Буеслав ответит, – покорно согласился старшина. – Решайте, братья, как с ними поступим, к чему приговорим?

После некоторого молчания раздался голос:

– В воду обоих. Чтобы другим было неповадно!

Бродники одобрительно зашумели.

– Может, какое другое есть предложение? – спросил старшина.

В ответ – молчание.

– Ясно.

Старшина прошелся взад-вперед, стал говорить:

– С Колояром все понятно, уснул в дозоре, значит, должен ответить. А вот за Буеслава я хочу заступиться. Бывалый бродник, я его без малого полтора десятка лет знаю. Прошли с ним через многие стычки и сражения. Предлагаю наказать его при дележе добычи, а жизнь сохранить!

Тотчас раздались голоса:

– Это нечестно!

– Потому что он твой друг!

– Пусть ответит, раз начальником был!

Старшина обвел всех долгим взглядом, а потом проговорил решительно:

– Если так, то и меня топите. Я тоже ваш начальник!

Сразу все замолчали, в глазах бродников видна была растерянность.

Наконец кто-то проговорил:

– Ну раз так, то конечно…

– Ну как, братья, что решим? – спросил старшина.

– Колояра в воду! – выкрикнуло сразу несколько голосов.

Колояр заверещал, замахал руками и ногами, но его несколько дюжих мужиков тут же схватили и потащили под обрыв. Все стояли, ждали. Наконец крик оборвался, тогда начали медленно расходиться. В этот день на стоянке было особенно тихо.

Прождали еще неделю. Наконец увидели поднимающийся к небу дым, то давал знак дозор: плывет добыча! На сей раз судно шло против течения, на веслах, медленно. Бродники кинулись к лодкам и устремились наперерез. Иван греб изо всех сил, казалось, вот-вот сухожилия рук лопнут от напряжения. Рядом с ним, стараясь не отставать, трудилась Агриппина. Но вот и судно. С него полетели стрелы, дротики. «Господи, пронеси!» – мелькнуло в голове у Ивана; наверно, и другие молили о том же. Лодка ударилась о борт. Он вскочил, кинул якорек с веревочной лестницей и полез по ней, болтаясь из стороны в сторону. Над ним оказалась голова с разъятым ртом. Иван ткнул в нее острием меча, перепрыгнул через борт, оглянулся. Следом лезла Агриппина, в глазах азарт, страх, безрассудство – все вместе. Главное – жива! А теперь вперед!

Охрана была перебита быстро, слишком большая орава бродников ворвалась на судно. Перепуганных купца и каких-то людишек вместе с телами погибших скинули в Дунай, а судно подожгли и пустили по течению. И тут выяснилось, что нападавшие потеряли пять человек, их в упор расстреляли при подходе к кораблю. Среди погибших оказался старшина, стрела ему попала в шею.

Нагруженные товаром лодки отправились в обратный путь. Радость от захвата богатой добычи омрачалась гибелью старшины. Его не только уважали, но и по-настоящему любили. Во главе общества он был полтора десятка лет, все так привыкли звать его старшиной, что забыли настоящее имя. Наконец Буеслав сказал, что в миру он прозывался Любомиром, а вот как при крещении нарекли, он не знает.

После похорон Любомира созвали круг. Надо было избрать нового вожака. Сначала выкликнули Буеслава, но тот вышел на помост, поклонился обществу и сказал, что отказывается, потому что такая ноша ему не под силу и тут же посоветовал назначить вожаком Ивана Ростиславича.

– Он от рождения князь, привык командовать, да и при захвате купеческого судна показал себя настоящим храбрецом!

Сначала бродники опешили от неожиданного предложения, некоторое время молчала, а потом стали бурно выражать свое одобрение:

– Давай князя!

– Пусть будет нашим старшиной!

– Любо-о-о!

Так бывший черниговский князь Иван Ростиславич стал вожаком вольных людей и получил новое имя – Иван Берладник (по названию города Берлад), с которым вошел в летописи и историю нашей страны, как один из самых знаменитых авантюристов Древней Руси.

XI

Лазутчики и просто доброхоты (особенно много было таких среди купцов) сообщали Юрию, что Изяслав не дремлет и старается в полной мере использовать свои родственные связи, чтобы создать союз государств, направленный против него. Внук Владимира Мономаха и сын Мстислава Великого, он был в родстве чуть ли не со всеми царствующими дворами тогдашней Европы – и с Германией, и Швецией, и Данией, и Норвегией, и Венгрией, и Польшей, и Чехией, и даже с Византией. Но большую опасность для киевского правителя представляли его отношения с соседними странами, куда Изяслав направил своих послов. На польском престоле с марта 1146 года сидел его сват, князь Болеслав IV Кудрявый. Еще в середине 1130-х годов он женился на племяннице Изяслава Верхуславе. В условиях междоусобной борьбы в Польше Болеслав очень ценил дружбу с русским князем, от которого в свое время получал действенную помощь. Известно, например, что в 1147 году русские дружины участвовали в походе Болеслава против пруссов. Поэтому князь готов был оказать всемерную поддержку своему родственнику.

Около 1145–1146 годов Изяслав породнился и с венгерским королевским семейством: его сестра Ефросиния стала женой юного венгерского короля Гезы II, которому к тому времени исполнилось всего пятнадцать или шестнадцать лет. Ефросиния Мстиславна оказалась женщиной умной и властной и на первых порах подчинила юного супруга своему влиянию. Венгерские войска постоянно участвовали в войнах Изяслава, можно было не сомневаться, что и на сей раз они придут на помощь русскому князю.

Еще один правитель, с которым Изяслав находился в родстве и к которому обратился за помощью, был чешский князь Владислав Второй. В 1148 году Владислав лично побывал на Руси при возвращении из Святой земли, где принимал участие во Втором крестовом походе и, по всей вероятности, провел в Киеве какие-то переговоры с Изяславом.

– Сложился мощный союз европейских держав – Польши, Венгрии и Чехии, – говорил Юрий перед собравшейся Боярской думой. – Прибавьте к ним Смоленск и Новгород, где правят брат и сын Изяслава Мстиславича, то получим в скором времени у ворот Киева такое войско, с которым нам будет справиться не под силу. Думайте, бояре, кой выход искать из этого тяжелого положения.

– Надо срочно двинуть войска против Изяслава, разбить его, а потом обрушиться на остальных врагов! – загорячился Иван Симонович.

– Венгерские и польские силы уже перешли границу, – охладил его Юрий. – В скором времени двинутся и чехи.

– Нам нужны союзники, – после длительного молчания проговорил Святослав Ольгович. – Черниговские князья будут с нами. Но этого мало. Нужна поддержка на западе. Нет ли там недругов Изяслава, которые встали бы на нашу сторону?

– Недругов Изяслава не знаю, – проговорил Юрий. – Но вот Галицкий князь Владимирко питает ненависть к полякам, которые обманом захватили в плен его отца, и горит желанием отомстить. Вот с ним надо вести разговор!

– Князь Владимирко имеет большое влияние в соседних странах, – поддержал его дорогубожский боярин Дмитрий. – Сестра Галицкого князя выдана за сына византийского императора Исаака. Не попытаться ли нам через Владимирка натравить Византию на Венгрию? Давно они враждуют, а их новая война была бы нам на руку, венгры не смогут тогда пойти на Киев…

Союз с Владимиркой принес Юрию неожиданный успех. Вскоре Венгрия и Византия вступили в затяжную войну, которая продолжалась без малого два десятилетия. Венгерскому королю стало не до Руси. В то же время на север Польши вторглись пруссы, и польские князья Болеслав и Генрих объявили Изяславу, что не смогут помочь. Что касается чешских войск, то они так и не собрались в поход против Юрия.

Обстановка в корне изменилась, и Юрий решил начать наступление, чтобы нанести окончательное поражение Изяславу и покончить с ним. Войска двинулись на запад. Вместе с ним шли его сыновья – Ростислав, Андрей‚ Борис и Мстислав, у каждого из них – свой полк. Юрий никогда не считал себя умелым полководцем и отдавал общее руководство своими вооруженными силами кому-то из своих сподвижников: раньше это был Георгий Симонович, потом сын Симоновича, Иван, а вот теперь все большее влияние приобретал Андрей, его третий сын. Невысокий, поджарый, со скуластым половецким лицом и раскосыми глазами, он своим внимательным и хитроватым взглядом все видел, все замечал, был выдержан и храбр до безумия. Вот кто сменит Ивана Симоновича, вот кому он, Юрий, передаст скоро войско, а может быть, и великое княжение!

Войска вошли в Галичину, остановились возле города Муравицы. Когда пала темнота, вдруг впереди послышался какой-то шум, он нарастал, начались крики, перемежаемые топотом сотен копыт лошадей.

– Что случилось? Почему такая суматоха? – спрашивали воины друг друга.

Наконец кто-то выкрикнул истошно:

– Половцы бегут! Скоро Изяслав будет! Спасайтесь кто может!

К Андрею подскакали братья. Тот сидел на коне и вглядывался в темноту.

– Андрей! – резко остановив своего коня, выкрикнул Ростислав. – Спасться надо! Говорят, половцев сбил Изяслав, он сейчас будет здесь. Тогда нам не убежать!

– Поднимай свой полк, брат! – поддержал его Борис. – Мы еще успеем выйти из-под удара!

Андрей переложил повод уздечки из руки в руку, ответил сквозь зубы:

– Не вижу воинов противника. А появятся, встречу как подобает.

– Как знаешь! – прокричал Борис, заворачивая коня. – А мы скачем к отцу, он даст приказ на отступление!

Андрей ничего не ответил, и братья ускакали прочь.

Постепенно стало все успокаиваться, воины возвращались к своим местам. И тут выяснилось, что никаких войск неприятеля нет, что кто-то поднял ложную тревогу, началась паника, первыми побежали половцы, а за ними и другие. Все сокрушенно качали головами и уважительно отзывались об Андрее, проявившем удивительную выдержку.

Первыми к Луцку, основной опоре Изяслава, подошли полки Юрия. 8 февраля 1150 года они завязали бой с войском противника, выступившим из города. Бой протекал вяло, обе стороны засыпали друг друга стрелами да кое-где происходили сшибки конных групп.

И в это время появились дружины сыновей Юрия. Первым шел Андрей. Он тотчас увидел выгодное положение своих войск: они оказались напротив незащищенного крыла противника! Самое время ударить! Ударить первому, а братья поймут и поддержат! И Андрей, не раздумывая, поскакал вперед, увлекая за собой воинов.

Защитники крепости, увидев новые силы врага, бросились к воротам крепости. Началась давка. И тут в гущу неприятельских войск врезался Андрей. Но он оказался только с двумя дружинниками. Поняв это, часть воинов Изяслава напали на них, завязалась горячая схватка. В Андрея и его товарищей со стены летели стрелы, копья и камни. Князь и его соратники образовав круг, вертелись среди вражеских воинов, отбивая удары. Конь под Андреем был ранен двумя копьями, третье воткнулось в переднюю луку седла. Он увидел, как свалился наземь один из его дружинников. «Кажется, конец», – мельком подумал он, уклоняясь от сверкнувшего перед лицом меча и почувствовав как сзади в латы ударило что-то тяжелое. И вдруг краем глаза заметил, что на мгновение вражеские воины расступились – как видно, случайно, в суматохе сшибки – и между ними образовалось свободное пространство, и Андрей, крикнув напарнику: «3а мной!» – устремился в этот просвет.

Конь, вынеся его из сражения, пал, Андрей еле успел соскочить. У него текли слезы, когда его спаситель умирал у его ног, в последний раз в конвульсиях ударяя ногой в иссушенную солнцем землю… Андрей повелел похоронить коня на высоком берегу Стыри.

Братья не поддержали удара Андрея, который мог завершиться разгромом противника. Они пришли к нему в палатку, но ему не хотелось говорить с ними. Он лежал, уткнувшись в шелковую ткань палатки, и плакал от боли и обиды.

– Понимаешь, брат, – говорил Ростислав извиняющимся голосом, – мы не смогли распознать, где твои войска, а где силы противника. Надо было тебе свой стяг поднять, как же ты не догадался?

«Они же меня еще и виноватым считают! – сдерживая себя от копившегося крика возмущения, думал Андрей. – Где же голова у вас была? Неужели самим нельзя было догадаться, что выдался тот редкий случай, когда неприятеля можно было сломить одним ударом?..» Но что поделаешь, если его братья не были наделены теми полководческими способностями, которыми обладал он, Андрей?

Осада Луцка затягивалась. Изяслав с войском пытался прорваться к городу, но путь ему преградил Владимирко. И тогда он запросил мира. Для посредничества в переговорах обратился к Галицкому князю: «Уведи мя в любовь к дяде моему и своему свату Дюргеви. Яз в всем виноват перед Богом и перед ним».

Юрий не хотел заключать мира. Он предчувствовал, что Изяслав, опираясь на соседние страны, попытается вернуть Киев. Но полная победа Юрия не устраивала Владимирко: тот всегда был против влияния великого князя на Волынщине. К тому же лучане проявляли исключительную стойкость и не сдавались, а идти на приступ мощной крепости, значило погубить тысячи русов; Юрий же был всегда против кровопролития: на его гербе, изображавшем льва, готового к стремительному прыжку, внизу помешался лук с наложенной стрелой, направленной в землю – это знак мира. Ему он следовал всю свою жизнь.

Спустя три недели после установления осады был заключен мир. По его условиям Киев оставался за Юрием, а Владимир-Волынский – за Изяславом.

Вернувшись в Киев Юрий пригласил князей на соколиную охоту. Погода стояла неустойчивая, дул сильный ветер, по небу неслись низкие рваные облака, но дождя не было. Юрий и Святослав Ольгович скакали рядом, недалеко от них – сокольничие, в радостном предвкушении охоты, стелясь над землей, неслись быстроногие собаки.

Остановились возле небольшого болота на краю леса. Святослав загляделся на сокола-сапсана, сидевшего на рукавице сокольничего. Спина сокола была аспидно-серого цвета, а крылья отливали глянцево-черным оттенком; хищная птица наблюдала за ним злобными глазами из-под своих огромных полуопущенных век. Когда он протянул к ней руку, она хищно взъерошила перья.

– По-прежнему холостякуешь? – спросил его Юрий.

Святослав поджал губы – разговор неприятный, – сухо ответил:

– Приходится.

В небе не было видно ни одной птицы, если не считать жаворонка, зависшего у них над головой.

– А вернулась бы – простил? – Юрий пытливо посмотрел в лицо князя.

Тот, не отводя взгляда от мглистой степной дали, произнес:

– Лишь бы вернулась…

Потом, после долгого молчания, спросил:

– А как ты с новой женой?

– Трое сыновей народилось.

– Это сколько же у тебя их всего?

– Одиннадцать! – с гордостью ответил Юрий. – И еще две дочери. Ольгу сосватал у меня Владимирко за своего сына, а вот младшенькая пока свободна. Может, еще раз породнимся?

– Я – не против, – пухлые губы Святослава впервые в этот день тронула улыбка. – Отдавай дочь за моего сына. Олег растет хорошим человеком, характером пошел в меня. Уверяю, дочь будет жить, как у Христа за пазухой.

Обе свадьбы сыграли в Киеве одновременно.

Едва отшумели торжества, как с запада пришла неприятная весть: Изяслав, в предыдущей войне сохранивший свою дружину, пополнился польскими и венгерскими отрядами и двинулся на Киев. Юрий был спокоен: на его пути в сильной крепости Пересопница стоял его сын Глеб. Он сумеет задержать противника, пока не подтянутся войска из Чернигова и Суздаля.

Но произошло неожиданное: растяпа Глеб вывел свою дружину с обозом из Пересопницы и встал, ожидая противника. Но он забыл о главном: наладить хорошую разведку. Между тем Изяслав умело обошел Глеба и отрезал его от города. Глеб бежал, а вся его дружина и обоз попали в руки Изяслава.

Но и это не испугало Юрия. Дорогу на Киев преграждало несколько крепостей, их он усилил дополнительными отрядами. Они надежно прикрывали западное направление.

И тут Изяслав блестяще проявил себя как полководец. Он «поднырнул» под укрепленный район, резко свернув на юг, в область черных клобуков. Торки и берендеи ждали его, потому что Юрий обидел их недавно, не защитив от набега половцев. Силы Изяслава возросли в несколько раз.

Появление больших войск под стенами Киева стало совершенной неожиданностью для Юрия. Не имея сил для отпора, он в начале июня 1150 года бежал из столицы. Великим князем Руси вновь стал Изяслав.