Текст книги "Наш цвет зеленый"

Автор книги: Василий Захарченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

ЖАЖДА

Лицо человека склонилось над развалинами. Огненные блики пробегают по каменным щекам гиганта, вспыхивают в его глазницах и в багряный цвет окрашивают плотно сжатые губы.

Лицо человека огромно и величественно. Оно превышает десятиэтажный дом. Созданный воображением художника, титанический памятник по своим размерам и по своему значению превышает все, что мне приходилось видеть. Памятник расположен в центре Брестской крепости, среди развалин из битого камня и кирпича, олицетворяя все величие происшедшей здесь трагедии. Словно штык из нержавеющей стали, вонзается в облака острый шпиль, завершающий монументальную композицию Брестского комплекса, символизируя всю высоту человеческого духа.

Но это еще не все…

Опираясь на автомат, плотно сжав потрескавшиеся губы, солдат пытается каской своей зачерпнуть хоть каплю воды из небольшого озерца. А оно рядом. Оно совсем близко, в окружении мирной зелени. Но так и будет вечно тянуться к животворной коде герой Брестской крепости. Потому что он из камня. Он обречен на вечный покой бессмертия.

Никогда не забыть эти огненные блики трепещущего света на бетонном лице великана. Пройдут годы, столетия, может быть, пройдет не одна тысяча лет. Бессмертный памятник защитникам Бреста, олицетворяющий коллективный подвиг людей, отдавших жизнь Родине, будут изучать наши далекие потомки. Так сегодня мы изучаем каменное лицо сфинкса, пытаясь в чертах его разобрать тревоги и волнения далекого прошлого.

Бессмертие… Что это за слово? Как понять его?

Я ходил по земле Брестской крепости. Зачерпнув в ладонь коричневато-красную почву, я обязательно находил в ней кусок смертоносного металла. Я глядел на оплавленный кирпич бункеров, на стеклянные сосульки, свисавшие с потолка. Защитников крепости фашисты выжигали огнеметами. И я думал о том, какой силой должен обладать человек, чтобы выдержать такое, не сорваться духом и не умереть морально.

Рядом со мной стоит пожилой человек. У него усталые глаза и виски, тронутые голубоватой сединой. Он невысокого роста, чуть сутул. Он плохо слышит мои слова.

Штатская одежда свободно облегает его некогда могучее тело. И, словно стесняясь этой одежды, военный накинул пиджак на свои немолодые, усталые плечи,

Это один из тех, с кого скульптор лепил титаническую голову монумента. Он один из тех, с кого изваяли скульптуру «Жажда». Он защитник крепости Бреста, прошедший сквозь свинец и взрывы, сквозь пламя огнеметов, через смрад слезоточивых газов, через фашистский плен и верную смерть во имя торжества победы и мирной жизни на земле.

Фамилия человека Гаврилов. Зовут его Петр Михайлович.

Чудом выжил он в этой торжествующей трагедии духа, обессмертившей защитников Бреста.

Он вновь вернулся сюда, через тридцать лет. Усталые глаза его скользят по могучему силуэту бетонного профиля памятника. Взгляд его останавливается на вечно протянутой к воде бетонной каске, куда пролившийся под утро дождь набросал пригоршню холодных капель. На груди у Гаврилова сегодня нет никаких наград. Только одна – золотая пятиконечная звездочка.

Судьба этого человека, подвиг его воплотили в себе судьбы тысяч таких же, как и он, известных и до сих пор безвестных солдат Бреста.

Сегодня их история представляется почти невероятной. Гитлеровцы, сосредоточившие свои войска совсем рядом, в каких-нибудь ста метрах по ту сторону водяного пространства Буга, обрушили в первые часы войны на Брестскую крепость всю мощь огневого удара. Авиация, танковые подразделения, артиллерия, минометы, опытнейшие войсковые подразделения, топтавшие дороги покоренной Европы,– все это в одно мгновение обрушилось на пограничную цитадель Советской страны. Трудно представить себе всю силу огневого удара. По замыслу фашистских командиров, крепость должна была быть за считанные часы снесена с лица земли.

В конце первого дня штурма крепости немецкие командиры так и доложили Гитлеру: крепость пала…

Передовые части гитлеровских войск, прорвав упорную оборону, далеко продвинулись в глубь советской территории. Автомашины с парижским, римским, варшавским воздухом, закачанным в шины, катились в сторону Москвы. Танки пробивали им путь. Артиллерия волочилась вслед, чтобы по первой же команде сосредоточиться в направлении главного удара. С засученными рукавами, с ухмылкой на потном лице шли вперед гитлеровские солдаты, уцелевшие после первого столкновения с советскими воинами.

А Брестская крепость продолжала жить. Шли дни непрерывных штурмов. Бомбежки длились многими часами, а развалины крепости продолжали отвечать пулеметным огнем и гранатами.

Подумать только, лишь на тридцать второй день после начала войны, находясь уже в глубоком немецком тылу, обессиленный и израненный, умирающий от жажды, был извлечен немцами из развалин крепости последний ее защитник.

Тридцать два дня держала оборону крепость.

Трудно найти слова, которые сумели бы передать все величие этой обороны. Лишь через многие годы, благодаря поискам энтузиастов, через захваченные после разгрома гитлеровских войск документы удалось установить, что же произошло здесь, на этой багрово-коричневой земле, в первые дни войны.

Сегодня написаны книги о защитниках Брестской крепости. Найдены немногие оставшиеся в живых ее защитники. Но мы не перестаем преклоняться перед мужеством тех, кто отдал свою жизнь и свою кровь защите этих безгласных камней на далекой границе Родины.

Петр Михайлович медленно, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, рассказывает, как это было. Пограничники приняли на себя первый удар гитлеровцев. Железные люди – солдаты и пограничники – до последней капли крови продолжали сражаться в полном окружении, не имея никаких надежд на спасение. Однако никто не дрогнул. Никто не поднял руки перец гитлеровцами. А ведь на каждого защитника крепости приходилась в те суровые дни не одна сотня до зубов вооруженных захватчиков.

Крепость Брест будет взята в один день – планировали фашисты. Они привыкли к молниеносным победам в Европе. Но именно здесь, на брестской земле, гитлеровцы получили первый урок понимания того, что значит сражаться по-советски.

Уже после войны бывший начальник штаба 4-й немецкой армии генерал Блюментрит писал в своих воспоминаниях: «Начальная битва в июне 1941 года впервые показала нам Красную Армию. Наши потери доходили до 50 процентов. ОГПУ (по-видимому, имеются в виду пограничники.– В. 3.) и женский батальон (очевидно, жены начсостава.– В. 3.) защищали старую крепость в Бресте… до последнего, несмотря на тяжелейшие бомбежки и обстрел из крупнокалиберных орудий.

Там мы узнали, что значит сражаться по русскому способу…»

Ему вторит спасшийся от возмездия и скрывающийся ныне в Испании гитлеровский обер-шпион Отто Скорцени. В своей книге «Специальные задания» Скорцени хвастается своей работой на Гитлера. Он рассказывает, как спасал Муссолини, как готовил смертников для пресловутых реактивных снарядов «Фау-2». Но он вспоминает также, с чем впервые столкнулись фашисты во время штурма Брестской крепости:

«Русские в центральной крепости города продолжали оказывать отчаянное сопротивление. Мы захватили все внешние оборонительные сооружения, но мне приходилось пробираться ползком, ибо вражеские снайперы били без промаха. Русские отвергли все предложения о капитуляции и прекращении бесполезного сопротивления. Несколько попыток подкрасться к крепости и завладеть ею штурмом закончились неудачей. Мертвые солдаты в серо-зеленых мундирах, усеявшие пространство перед крепостью, были красноречивым тому свидетельством… Русские сражались до последней минуты и до последнего человека».

Что же это была за оборона крепости?

Обрушив на крепость всю мощь артиллерийского огня, авиационной бомбежки и отборных автоматчиков, гитлеровцы натолкнулись на непробиваемую защиту крепости советскими воинами. Это были пограничники, солдаты и командиры отдельных разрозненных частей. Защитники крепости умирали, но не сдавались.

Немцы прибегали к самым изощренным уловкам.

Выстроив перед автоматчиками стариков, женщин и детей– родственников защитников крепости,– они шли в наступление. Женщины кричали мужьям: «Стреляйте по врагу! Не жалейте нас!»

Окружив огнедышащие развалины, гитлеровцы применяли слезоточивые газы, чтобы выкурить защитников из крепости. Люди задыхались, но продолжали стрелять по врагу. Тогда в ход пошли огнеметы. Плавился кирпич каменных сводов, казематов. Он истекал стекловидными сосульками и огненными капля-ми падал на пол. Защитники крепости сгорали, по не сдавались.

В крепости кончились вода и продукты. Солдаты вырыли колодец. Появились первые признаки воды. Однако воду пить было нельзя: многие годы здесь находились конюшни, и вся почва вокруг была отравлена. Тогда под свинцовым дождем, под снайперским прицелом, почти не имея шансов выжить, смельчаки ползли к воде крепостного рва, чтобы зачерпнуть воду каской и отнести ее товарищам.

Большинство погибали под пулями немецких снайперов. Но раненые в крепости могли смочить губы водой, цена которой – жизнь товарища.

Десятки раз немецкие громкоговорители предлагали ультиматум героям, защищавшим крепость.

Майор Гаврилов вспоминает эти страшные часы:

…Партийное собрание в подземном каземате. «Нам обещают,– сказал я,– сохранить жизнь. Перед нами выбор: жизнь в фашистском плену или смерть в бою. Капитулировать – значит изменить Родине. А мы давали присягу сражаться за нее до последней капли крови. Я, майор Гаврилов, коммунист и ваш командир, остаюсь здесь. Пусть свое слово скажут коммунисты…»

Каземат, в котором проходило это необычное собрание, наполнился гулом голосов:

«Изменников и трусов среди нас нет!»

«Будем драться до конца, на то мы и коммунисты!»

«Все остаемся: и коммунисты и не коммунисты…»

Так было принято единодушное решение отвергнуть ультиматум.

Раздались десятки голосов:

«Я хочу сражаться коммунистом!.. Прошу принять в ряды партии!..»

Нам был дан лишь один час, чтоб принять решение. А мы хорошо знали немецкую точность.

Последний ультиматум гитлеровцев был единодушно отвергнут.

Вновь и вновь обрушивали фашисты на героических защитников крепости снаряды, бомбы, огонь н газы.

– Как же вы сумели продержаться более месяца в таких условиях? – спрашиваю я Петра Михайловича.

Он опускает глаза и задумывается.

– Я не помню, сколько дней пронеслось в этом сражении у меня перед глазами,-медленно говорит он,-От голода и слабости иногда я впадал в полузабытье. В сознании передо мною проходила вся прожитая жизнь. Далекая татарская деревенька Альвадино. Здесь протекало мое детство. Город Казань, где я работал на заводе. Как бы со стороны я видел первые революционные демонстрации. Я видел себя семнадцатилетним парнишкой с кумачовой повязкой на руке, шагающим в отрядах рабочей гвардии, в памяти воскресали годы гражданской войны, бои с колчаковцами, деникинцами, ликвидация белых банд на юге.

Затем я видел мою службу в Красной Армии. Школа красных командиров, командование взводом, ротой, затем батальоном. Я учусь в Академии имени Фрунзе. Мой полк принимал участие в войне с белофиннами. Я видел всю мою жизнь, отданную Отечеству, и я знал, что никогда не изменю ей.

На тридцать второй день войны, тяжело контуженный, обессилевший от ран, голода и жажды, в полном беспамятстве, был схвачен гитлеровцами последний защитник Брестской крепости. Он очнулся в гитлеровском госпитале для советских воинов. От длительного голодания и ранений он не мог даже шевельнуться. Лицо его было покрыто грязью и копотью. Заросло всклокоченной бородой. Окровавленные тряпки, обрывки белья присохли к ранам. Его вид производил ужасающее впечатление. Об этом рассказывает нам советский хирург Петров, спасавший в фашистском лагере жизнь многих защитников Брестской крепости.

Он же поведал впоследствии, что о стойкости майора Гаврилова, о боевых подвигах его, как о легенде, рассказывали друг другу немецкие офицеры.

Жизнь Петру Михайловичу удалось спасти. Его выходили. По фашисты немедленно отправили героя в глубь Германии. Он попал в отделение концлагеря Дахау. После освобождения из плена в апреле 1945 года Гаврилов продолжал службу в рядах Советской Армии.

Сегодня Петр Михайлович Гаврилов приехал в Брест из Краснодара. Он пенсионер. Награжден двумя орденами Ленина. Золотая медаль Героя Советского Союза украшает его грудь.

Человек-легенда, прошедший сквозь ад гитлеровских концлагерей, он остался коммунистом, непреклонным и преданным Отчизне, как в те тридцать два незабываемых дня Брестской обороны.

Невосполнимая ничем жажда служения Родине руководила его поступками. Пусть же не иссякает она никогда, светлая жажда подвига.

ЗАГАДКА ЗЕЛЕНОГО «ФОЛЬКСВАГЕНА»

«Ох, уж мне эти «фольксвагены»! – подумал Никанор Павлов, увидев маленькую машинку, напоминавшую зеленого жука. Она бойко подъезжала к границе.

Никанор Павлов не первый раз в наряде. День предстоял тяжелый. Солнечная погода, разгар лета – самый что ни на есть туристический сезон. В такие дни через пункт проходит обычно не меньше шестисот машин. А ведь каждой машине надо дать разрешение пересечь границу. В каждом домике на колесах свои люди, своя жизнь, свои традиции, а в некоторых даже и своя тайна.

Новое здание КПП с огромными витринными стеклами, широкими лестницами, просторными залами напоминало скорее небольшой аэровокзал, чем КПП. Современная архитектура здания, отделанною изнутри деревом, нравилась приезжающим.

Веселые и оживленные пассажиры туристических машин с завистью смотрели на прекрасное здание, хвалили интерьер, хвалили внимательное отношение сотрудников. Видимо, то и другое скрашивало процедуру пересечения границ, связанную с проверкой документов, машины…

Никанор Павлов уже привык к неожиданным, чаще всего наивным вопросам, с которыми обращались к нему иностранцы. Он хорошо представлял себе этих людей, составлявших тот маленький мирок, который на его глазах торопливо выгружался из автомобиля. Не только привычка к людям, а какое-то новое чувство видения родилось у Павлова за долгое время работы на КПП.

Взять, к примеру, вот этого седого лысеющего господина, изрядно потрепанного временем. Чуть надменная постановка головы. Чистенький, облаченный в «молодежный», спортивного покроя костюмчик. Но даже и сквозь этот заведомо штатский облик человека острый глаз Никанора Павлова различал следы еще не утраченной военной выправки.

«Он не первый раз пересекает нашу границу,– думал Павлов.– Господин безусловно уже бывал в нашей стране в годы войны. Его грубые походные сапоги когда-то ступали но нашей земле. И кто знает, зачем этот подтянутый господин решил вновь приехать в страну, из которой был изгнан с позором как враг. Потрепанный орел старого вермахта»,– размышлял Никанор Павлов, рассматривая документы, небрежно предъявленные туристом.

«А что думает об этом путешествии жена старого гитлеровского вояки? Какие мысли руководят ею, согласившейся на поездку в Советскую страну? Неужели и она захотела посмотреть своими глазами на города и деревни, по которым бодро и воинственно прокатилась офицерская судьба ее молодого в те годы мужа? Ничего не поделаешь, сейчас мирное время,– думал Никанор Павлов.– И если у господина исправны документы, если он щедро платит за поездку, кто и что может остановить его? Он всего лишь турист… Путешественник…»

А вот и совсем молодая пара. Студенты из Мюнхена. Дешевая, тесная, крохотная автомашина. Модные журналы на полно возле заднего стекла. Небогатый дорожный скарб молодоженов. Нескрываемый поцелуи за стеклом автомобиля возле самого КПП.

«Этих привело в нашу страну другое чувство,– думает Павлов.– Вероятно, желание самим убедиться, кто мы такие, советские люди. И как это мы, вначале отступив до Волги под натиском отборных фашистских войск, вдруг сумели распрямить плечи и сбросить с себя непрошеных гостей. Интересуются нашими успехами. Ну и пусть… Разные биографии, разные судьбы разных людей»,– продолжал думать пограничник.

Никанор Павлов как бы заранее видел и чувствовал, как он сам называл, «заправку» автомобиля. В наш стандартизированный век порою в силу почти автоматических решений каждый из путешественников берет в дорогу почти одни и те же вещи и предметы, журналы и книги, завтраки и обеды. Все зависит от социального положения туриста, от его материальной основы. Владелец магазина, промышленник, оптовый торговец и делец, как правило, берут в дорогу одно и то же. Ученый, журналист и писатель, искусствовед и художник, археолог и архитектор тоже экипируются одинаково.

То ли в наши дни стерлась индивидуальность людей, то ли сравнялся вкус, но те же транзисторы и термосы, те же дамские брючные костюмы и модные журнальчики с полуобнаженными девицами и последними уголовными сенсациями на окне машины.

И, наконец, третья группа людей. Любознательные студенты, влюбленные парочки с документами, из которых не явствует даже, в каких официальных отношениях находятся люди. Иногда молодые рабочие, инженеры и учителя. У этих людей больше острых вопросов и меньше багажа.

И еще одну особенность заметил Никанор Павлов, стоя возле бетонной эстакады контрольно-пропускного пункта.

Уж очень много стало путешествовать сегодня пожилых людей. Накопив деньги, они вдруг почувствовали, что жизнь их кончается. Доллары или марки не положишь с собою в могилу.

Лучше истратить эти деньги на то, от чего приходилось годами отказываться на протяжении трудной жизни, где каждая монетка откладывалась на черный день. А теперь, когда уже терять нечего, ринулись в дорогу розовощекие старички с венчиком седых волос вокруг загоревшей лысины, молодящиеся старушки с подкрашенными синькой буклями, в нарядных, но по возрасту, шляпках с цветами. Они колесят сегодня по всему земному шару как неприкаянные, торопясь наверстать то, что упустили в молодые годы, когда они были полны сил и жажды познания.

Автомашина – визитная карточка респектабельности седока. Роскошные «мерседес-бенц», сияющие никелем «форды-капри», спортивные «мустанги» – автомобильная прихоть владельца, имеющего лишние деньги.

Крохотные, как детские коляски, «рено», не претендующие на внешнюю элегантность французские «де шво», что в переводе значит «две лошади». При таком названии налог снижают вдвое, пояснил пограничнику молодой парень с французского завода счетных машин. Это машины владельцев среднего достатка.

И, наконец, «фольксвагены» – старомодные божьи коровки,– их выпускают миллионами штук и продают как одну из самых дешевых машин в Европе. На таких ездят студенты, мелкие служащие, клерки.

«Странная эта машина – «фольксваген»,– думал Никанор Павлов.– Вечно с ними что-то случается».

Он вспомнил историю, о которой писали в газетах года три назад. История двух западногерманских парней, которые на таком же зеленом «фольксвагене» приехали в Советский Союз. Они назвались студентами. Они выбрали необычный маршрут, включавший в себя города, в которых обычно туристы не бывают. Кто-то из бдительных жителей одного из городков на трассе зеленого «фольксвагена» засек, как немецкие студенты, тщательно маскируясь от окружающих, торопливо снимали военные объекты, заводы, промышленные предприятия.

Студентов еще раз проверили. Проверили неожиданно, внимательно ознакомившись с плодами их фотографических увлечений.

И все стало на свое место. Студенты оказались платными агентами зарубежной разведки. Они даже признались в том, что у них сложное и ответственное задание: отснять на пленку секретные объекты оборонного значения. Состоялся суд-любознательные «студенты» получили по заслугам.

Никанор Павлов знал и другое. Он знал, что и сегодня в облике любого из этих добродушных старичков или откровенно влюбленных парней и девушек может скрываться человек, недобросовестно использующий щедрые возможности туриста, которые предлагает ему наша страна.

Одни везут контрабанду – вещи и предметы для беспошлинной продажи. Другие везут недозволенную в нашей стране литературу, пропагандирующую жестокость, разврат, убийство. Третьи везут в огромном количестве «святые книги» – религиозную и сектантскую литературу.

Наконец, есть и такие, которые стремятся провезти книги откровенно антисоветского содержания – вражескую пропаганду, направленную на подрыв Советской власти.

Как обезопасить нашу страну от этого потока грязи, лжи, торгашества? Никанор Павлов, всегда вежливо и внимательно беседуя с приезжающими, каким-то внутренним профессионально выработавшимся чутьем узнавал: у этого человека что-то нечисто. Пусть осмотрят чемоданы. Машину поставим на смотровую яму. Надо проверить, не спрятано ли в ней что-нибудь.

В практике пограничной службы бывали случаи, когда границу пытались пересечь даже посторонние люди, спрятанные в тайниках автомобиля. Согнувшийся в три погибели нарушитель в невероятной позе таился в узеньком пространстве где-то между крылом и мотором автомобиля. Иногда человека прячут в ложном багажнике, за спиной заднего сиденья. Что же касается вещей и предметов, для них преступники и контрабандисты всегда найдут место в своем четырехколесном доме.

Все эти мысли не оставляли Никанора Павлова. Взгляд его быстро скользил по автомашинам, выстроившимся на смотровой площадке.

Пограничники неторопливо, с подчеркнутой тщательностью осматривали автомобиль. Острый луч переносного фонарика скользил по запыленному днищу. Привычный взгляд пристрастно ощупывал обивку двери и сидений.

Хозяин зеленого «фольксвагена» был вызывающе любезен с пограничниками. Молодой немец по фамилии Мауэр, с копной длинных волос, рассыпанных по плечам, иронически посматривал на действия пограничников. Документы были у него в полном порядке. Но Никанор Павлов как бы случайно поймал беспокойный взгляд немецкого парня, брошенный в сторону автомобиля в тот самый момент, когда солдаты открыли дверцы, чтобы обследовать машину изнутри.

Успокаивающая улыбка, развязно-доброжелательный тон разговора молодого человека не могли скрыть этот мгновенный, словно вспышка молнии, оброненный взгляд.

«Что-то не так»,– подумал Павлов.

– А ви ищете там атомную бомбу? – сострил парень, скаля рот в улыбке.

Он неплохо, но с акцептом говорил по-русски.

– А почему бы и нет? – тоже с улыбкой ответил пограничник.– Говорят, на «свободном рынке» возможно приобрести маленькую атомную бомбу для личного пользования.

Парень громко расхохотался на шутку пограничника.

– Ищите, ищите, а я буду вам подсказывать, «жарко» или «холодно». Ведь у вас тоже есть такая игра,– продолжал шутить владелец «фольксвагена».

Машина была в полном порядке. Самый придирчивый осмотр не привел ни к чему. Но чувство обеспокоенности не покидало Никанора Павлова. Какой-то внутренний голос продолжал упрямо твердить ему: «Что-то есть. Что-то есть… Не верю…»

– Ну что, ви закончили поиски атомной бомбы? – теперь уже зло спросил вихрастый парень.

– Нет, еще не закончили,– ответил Павлов, хотя понимал, что больше они ничего не могут сделать с зеленым «фольксвагеном».

– Так я могу взять свою машину? – настойчиво проговорил иностранец.

– Обождите,– сам не зная почему, ответил Павлов.

«Что же делать? Где искать еще? Ишь как торопит!» – почувствовал нетерпение в голосе немца Павлов.

Он вновь подошел к машине.

Багажник спереди. Здесь все в порядке. Задний мотор… Ну, здесь такая теснота, что вряд ли что засунет… Остается кузов. Может быть, что-то в баллонах? Ведь и такие случаи бывали. Нет, баллоны обычной накачки – вот и ниппеля видны. Кузов… Кузов… А ну-ка, снимем еще раз коврик.

Под ковриком было обычное металлическое днище. Павлов постучал тупым концом отвертки по днищу. Привычный глухой звук.

– Сколько лет служит вам эта машина? – неожиданно спросил он иностранца.

– Три года.

Странно, почему за эти три года уплотнительный, антикоррозийный слой гудрона на полу выглядит совсем свежим?

– А вы что-нибудь делали за эти годы с машиной?

– «Фольксваген» самая надежная машина в мире, вам бы пора это знать, господин пограничник,– откровенно зло бросил вихрастый парень.

– А ну-ка, Иванов,– обратился Никанор Павлов к солдату,– давай проверим гудрон. Что-то он мне кажется подозрительным.

«А если все в порядке, позору не оберешься,– мелькнула мысль.– Ведь чужую машину ковырять будем».

Иванов быстрыми движениями острия отвертки начал счищать черный слой гудрона.

– Портить машину? Не позволю! – закричал вихрастый хозяин «фольксвагена».

Резким движением он хотел вырвать отвертку из рук пограничника.

– Успокойтесь, господин Мауэр,– спокойно и холодно сказал ему Павлов,– мы отвечаем в случае порчи вашего автомобиля.

– Не позволю! – продолжал кричать парень.– Это не ваше, это мое!

За тонким слоем гудрона проступила легкая щель. Обнажились залитые мастикой потайные головки винтов.

Через час все было закончено. Под вторым днищем пола ровными стопками лежали книги и брошюры. Их было много – килограммов сорок или пятьдесят. Книги были запакованы в пергамент и заклеены водонепроницаемой лентой. Хозяева «библиотеки» обо всем подумали – вдруг машине придется вброд переезжать реку. Какие там у них, у русских, дороги!

«Библиотека» была подобрана большими специалистами своего дела. Она состояла сплошь из антисоветских книг. Озлобленные авторы брошюр грязью поливали святая святых нашего народа.

Фриц Мауэр молча стоял около своей машины. Перед его ногами на асфальте лежала аккуратно разложенная «библиотека». Он продолжал глупо и бессмысленно улыбаться. Но губы его кривились и лицо напоминало застывшую маску.

– Что ви будете со мной делать? – спросил он дрожащим голосом.

– Вам придется расстаться с вашим автомобилем,– ответил Павлов.– По существующим в нашей стране законам автомобиль, используемый для контрабанды и перевоза вещей и литературы, приносящей вред государству, конфискуется.

– А как же я? – робко спросил Мауэр хриплым голосом.

– Вы можете возвращаться обратно пешком, господин Мауэр.