Текст книги "Загадка загадочной загадки (СИ)"
Автор книги: Василий Чернов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Загадка загадочной загадки
От автора
– Чем, на Ваш взгляд, детский детектив отличается от взрослого?
– Во взрослых убивают взрослых, а в детских – детей. Шучу, конечно.
Из интервью В.Роньшина журналу «Маруся»
В детстве я любил читать детские детективы.
– Эх, – думал я тогда, закрывая очередную книжку про компанию с Большой Спасской или про Дашу с Петькой, – вот бы мне туда, к ним! Уж я-то бы показал, как надо вести расследование!
Некоторые герои вообще бесили меня своей недогадливостью, пустыми рассуждениями, глупыми действиями. Нет, авторов я не винил, я винил персонажей…
Я очень любил читать, и идея самому написать книгу преследовала меня примерно всегда. Да вот беда – у меня совсем туго с фантазией: много раз я садился перед чистым листом, вымучивал несколько абзацев и бросал это дело. Просто не дано. А писать хотелось. И вот однажды мне пришла странная идея – просто переписать чужую книгу, оставив прежний сюжет и героев, исправив только чересчур глупые диалоги и мелкие поступки, не влияющие на сюжет. Именно не фанфик сочинить, а тупо убрать всё, что мне не нравилось.
Понимаю, это звучит по-дурацки, но у меня внезапно организовалась бездна свободного времени, и я начал. Вроде что-то стало получаться, и я решил слегка изменить сюжет, самую капельку. Потом – изменить имена персонажей. Потом – изменить главного героя, а то он получался слишком взрослым. Пришлось ему стать попаданцем. И всё заверте…
В общем, так получилось то, что получилось.
Глава 1. Я становлюсь Ванечкой
– Ванечка, сынок, завтрак на столе, – в комнату заглянула мама. Я как раз заканчивал завязывать галстук. – О, ты уже оделся? – почему-то изумилась она.
– Доброе утро, – вежливо ответил я, не став отрицать очевидное.
Она удивленно моргнула. Я явно допустил какую-то промашку, но в чём?
– Доброе утро, – пробормотала она и скрылась, не закрыв дверь.
И я пошёл завтракать, как был – в школьном костюме и тапочках. Это был мой первый совместный завтрак с родителями – сегодня первое сентября, линейка назначена на девять утра, а сейчас восемь.
Обычно родители уходили на работу в девять, а я в это время только просыпался – каникулы. С завтрашнего дня снова будем завтракать порознь – уроки в моей новой школе начинались в восемь.
На кухне уже был отец. В пижамных штанах и майке, он поглощал кашу, сидя на самом удобном месте, где предпочитал сидеть и я, когда ел один – на широкой стороне стола, лицом к окну.
– Ну что, орёл? С новым годом тебя, а?! Смотри, учись хорошо! – он погрозил мне пальцем.
– Непременно, – улыбнулся я, усаживаясь с торца. Как же он меня бесит!
Пшённая каша, хлеб, сыр, варёная колбаса и чай. Просто и сытно.
В кухню влетела озабоченная мама – из-под халата виднелась офисная юбка.
– Ванечка, не испачкай костюм! Что это тебе взбрело в нём есть? И зубы чисти аккуратней, а то заляпаешь.
Я стиснул зубы и выдавил:
– Я очень аккуратно, мама.
– И я тут подумала – сегодня будут выдавать учебники, а ведь они не влезут все в твою сумку! Надо было всё же тебе кейс купить – они такие вместительные.
– Ничего, мама, я возьму с собой пакет. Мне не нужен кейс, мы это уже обсуждали.
Мама расстроенно вздохнула и умчалась собираться дальше, и я позволил себе закатить глаза.
– Женщины… – ухмыльнулся отец.
Но вот завтрак был съеден, зубы почищены, пакет уложен в кармашек сумки, и я мог отправиться в школу. Отец пожал мне руку, мама поцеловала в щеку, я наконец-то вышел из квартиры, и вздохнул с облегчением. Никак не могу привыкнуть. Но уже хотя бы «мама» вылетает без запинки. Для двух недель в чужом теле и это казалось мне неплохим результатом.
***
Да, я попаданец. В пространстве и времени. Сначала-то я думал, что просто ясновидящий, но нет. Расскажу по порядку.
Из 2020 примерно года я попал в 1996.
Из небольшого, видимо, города в Москву.
Из примерно сорока лет в тринадцать.
Вообще-то то, что мой прежний город был небольшим и про сорок лет – единственное, что мне удалось выяснить про себя. Маловато, но хоть что-то. Сначала-то я вообще решил, что сошёл с ума, и мне всё это кажется. Дико болела голова, знобило и ломило всё тело, перед глазами плавали чёрные мушки и цветные размазанные пятна. Через головокружение я смутно воспринимал плачущую женщину, приезд бригады скорой и укол, благодаря которому цветная туманная размазня в голове наконец-то стала проясняться. Разрывающая голову боль стала нудной и тупой, и я смог заснуть. А когда проснулся, сразу понял, что что-то не так. То есть даже хуже – не так было ВСЁ!
Не такая комната, не такое время года за окном, не такой, как надо я. А какой надо – не помню. И какой я сейчас – не знаю, но был-то другой!
Странные, вообще-то, мысли какие-то. Ну хоть они мои.
Справа послышалось шевеление – оказывается, в кресле у окна сидела женщина в цветастом халате.
– Ванечка, ты очнулся? То есть проснулся? – шёпотом спросила она, с тревогой наклоняясь ко мне.
«Я не Ванечка», – хотел сказать, но губы еле разлепились от сухости, и вышел невнятный хрип. Может, и к лучшему, потому что ответ на вопрос, кто я, если не Ванечка, я не смог сформулировать даже мысленно. Пока женщина наливала воду в стакан, я успел это понять. Ладно, пускай пока так.
Я попил из поднесённого стакана, чуть приподняв голову, и откинулся обратно. Не так уж плохо, ничего вроде не болит, но сил нет.
– Что случилось? – нейтрально спросил я. Вышло сипло.
– У тебя был приступ, – женщина всхлипнула. – Я с работы пришла, а ты лежишь и мечешься в жару, и в бреду. Скорая приезжала, помнишь?
– Смутно. И что они сказали? Скорая?
– Укол поставили, температуру сбили, и в больницу хотели, но я не согласилась. Сегодня педиатр должен прийти.
– Педиатр? – не дошло до меня.
– Ну да, участковый.
Всё равно не понял. Но на всякий случай промолчал.
– Ну и напугал ты меня, Ваня, – продолжала женщина. – Главное, папа в командировке! – И сама себя перебила: – Ты что-нибудь хочешь? Пить, есть? В туалет?
Я хочу узнать, кто я и где я, и кто ты вообще такая. Но тебе я этого не скажу. Пока что. Или может, вообще никогда.
– Нет, ничего.
Я прикрыл веки, типа, устал.
– Тогда отдыхай пока, а я пойду кофе попью. Зови, если что.
Дождавшись, пока она выйдет, я стянул одеяло и стал себя разглядывать. Зеркала в комнате не было, поэтому пришлось довольствоваться тем, что увижу сам. А увидел я худое тело мальчика-подростка в семейных трусах. Не, реально, не в боксерах, не в плавках, а прямо в семейниках. Оттянув резинку, я заглянул и в трусы – русый блондин. Посгибал руки-ноги – всё шевелится, как надо, согласно сигналам мозга. Почему я себя не помню? Была травма, приведшая к амнезии? Я ощупал лицо и голову – никаких следов ран, шишек и тому подобного не ощущалось.
Взгляд упал на полированный шифоньер в углу – в таких раритетах часто бывали зеркала с внутренней стороны дверец, надо проверить. Кстати… я более внимательно оглядел комнату. Действительно, мебель вся как из бабушатника: письменный стол и полки над ним, деревянный стул с мягким сиденьем, массивная тумбочка и уже упоминавшийся шифоньер. Только кресло у окна выглядело поновее, но ненамного – уже не советским, но а ля девяностые, плюшевое такое, пухлое. Торшер рядом с ним тоже соответствовал – с круглым желтым абажуром и маленьким столиком посредине ножки. Я машинально взглянул на потолок – ага, люстра с пластмассовыми висюльками в три ряда. А потолок очень высокий.
Ладно, сначала свой экстерьер, интерьер потом, – с этой мыслью я распахнул шкаф и вуаля – вот и зеркало! Я замер, разглядывая отражение – это лицо я видел первый раз в жизни! Это не я! Ой-ой.
– Ванечка, зачем ты встал? – голос за спиной заставил вздрогнуть.
– Да я это… Одеться хотел, участковая же придёт.
Вот почему педиатр, оказывается – Ванечка явно несовершеннолетний. А женщина тогда вполне может быть Ванечкиной мамой, и из этого следует, что «папа в командировке» – это Ванечкин папа, а не её. Вроде логично.
– Ох, горе моё, – пробормотала возможная мама, протискиваясь мимо меня к шкафу. Оттуда она достала спортивные штаны и белую футболку. – На, надевай и ложись снова. Есть точно не хочешь?
– Ну можно, – неуверенно сказал я. Есть не хотелось, но вдруг бы отказ выглядел подозрительно?
– Сейчас принесу, – обрадовалась женщина и поспешно вышла. На этот раз дверь она не закрыла, и я выглянул в коридор.
Планировка квартиры была мне незнакома – справа в конце коридора была видна прихожая и входная дверь, прямо напротив моей – ещё одна дверь, а налево коридор загибался, и что там за углом располагалось, было не понятно. Оттуда как раз раздалось звяканье посуды, значит, кухня точно там. Всё так же держа в руках штаны с футболкой, я осторожно заглянул за угол. Так, вот эти узкие двери – явно ванна с туалетом. Я потянул первую на себя – упс, не угадал – это кладовка: какие-то коробки, на переднем плане вёдра и веники. Я быстренько захлопнул её, и потянул следующую – ага, ванная, отлично.
Я снова завис перед своим отражением, но сразу отдернул себя – пока не время, надо составить картину целиком, подробности потом. В стаканчике на зеркале две зубные щётки, обе сухие. И какая из них моя? Блин, а зубы-то почистить хочется. Я оскалился в зеркало – хорошие зубы – ровные и белые. Ладно, после еды. На стиральной машине (ого, «Вятка-автомат-12», неужто действующая?) – таз с сухим бельём, видимо, для глажки. Верёвки над ванной – прошлый век, опускающиеся сушилки куда удобней.
Я не увидел полотенец, кроме маленького для рук, и поэтому решил пока душ не принимать, а просто умылся над раковиной, уделив особое внимание вонючим подмышкам. Надел, наконец, выданную одежду – футболка нормально подошла, а вот штаны оказались мало того, что коротки, так ещё и жутко растянуты в коленях, не говоря уж о том, что были слишком тёплыми для домашних.
Покончив с водными процедурами, я посетил ещё и туалет, где висящий выше моего роста бачок с цепочкой слива произвел на меня неизгладимое впечатление. Вспомнился фильм «Стиляги», там такой же был.
А странная квартира, можно музей советского быта открывать.
Женщина-возможно-мама как раз несла понос в комнату, когда я вышел.
– Как ты? Голова не кружится? Иди ложись скорее.
– Вроде нормально, – неуверенно ответил я. Может, действительно притвориться больным? А то начнёт лезть с разговорами, спалит на раз. – Так, голова немного побаливает. И слабость.
– Ложись, ложись. Слабость от голода может быть. Покушай.
Я сел в кровати, она вместо салфетки укрыла мне колени полотенцем и подала миску с куриным супом. Вкусно! Я съел всё, хотя голода и не ощущал.
– Спасибо!
– На здоровье, сыночек!
Всё-таки мама… Ой-ой. Точно нельзя признаваться, что тело её Ванечки занято теперь… э-э… мною. Не могу вспомнить, как меня зовут на самом деле. Надо подумать, как быть – она же меня на мах раскусит! Необходимо хоть что-то узнать о Ванечке. Надеюсь, у него фейс ай ди или отпечаток, и графический ключ сбрасывать не придётся.
– Мам, а где мой телефон? Что-то не вижу.
– В смысле – где? В гостиной телефон, до сюда провод всё равно не дотягивается. А второй аппарат мы и не распаковывали ещё, забыл, что ли? А кому это ты звонить собрался?
– Провод? – тупо переспросил я, проигнорировав последний вопрос.
Мама обеспокоилась.
– Так тут розетки телефонной ведь нет, ты что, правда забыл? Ванечка…
– «Телефонной розетки?!!» – я еле успел подавить вопль, пришлось имитировать кашель. До меня начало доходить. Боже, боже, куда я попал! Или правильнее спросить – в когда я попал?
– Ах да, точно, – промямлил я. – Слушай, мам, а число сегодня какое?
– Тринадцатое, среда. Или нет, четырнадцатое уже.
– А не пятнадцатое? – подыграл я, для правдоподобия добавил. – У меня ощущение, что я больше суток спал.
– Фу, запутал, сейчас проверю, – нахмурившись, мама вышла, а я подошёл к окну. Зелень деревьев было видно и так, но я жаждал подробностей.
А высоко тут, этаж восьмой-девятый, если не выше. Окно выходило во двор, раскидистые тополя закрывали обзор, но вроде детская площадка есть, и ряд гаражей, что ли, виднеется. Листья на деревьях большие, лето, значит. Тем лучше, у Ванечки каникулы должны быть, а там уж мало ли кто как изменился за лето.
Ох, я так рассуждаю, будто навсегда уже тут остаюсь. Может, есть шанс вернуться? Я лёг в постель и сосредоточился из всех сил, крепко зажмурив глаза, пытаясь вспомнить, кто я на самом деле. Пусто.
– Сынок, ты что? Что-то болит? – шурша газетой, появилась мама.
– Да, – слабым голосом ответствовал я, – голова…
В этот момент раздался дверной звонок.
– Ну наконец-то врач!
Мама упорхнула встречать, и я цапнул брошенную ей газету с программой телепередач. «Российская газета № 32 (112)», «Программа радио и телевидения на следующую неделю»… Да где же? А, вот, совсем мелкий шрифт – «пятница, 9 августа 1996 года».
Как девяносто шестой?? Был же дветыщи двадцать второй!! – торкнуло в мозгу. Но тут вошла неопрятная толстая врачиха, на ходу облачаясь в мятый халат, и мысль ускользнула.
Глава 2. Плюсы и минусы
Начался опрос и осмотр. К счастью, на все вопросы отвечала мама, я изображал обессиленного. Удалось выяснить, что меня зовут Иван Александрович Белов, 1983 года рождения, то есть мне сейчас тринадцать лет. И что мы, оказывается, в эту квартиру переехали только в начале лета, поэтому и к детской поликлинике меня прикрепить не успели, а больничная карточка была у мамы «на руках». Солидная такая карточка, толстая и растрёпанная, с зайчиком из «Ну, погоди» на обложке – видимо, Ванечка рос болезненным мальчиком.
Странно было видеть, как мама заискивает перед этой нелепой хабалистой врачихой, которая ведёт себя, как хозяйка жизни, а у самой ни маски, ни перчаток, термометр стеклянный и маникюр облупленный.
Мысль была неправильной, но додумывать её я не стал, боялся пропустить важное.
В школу я должен был пойти с сентября в новую, «Высота» называется. Тут врачиха, тараща криво подведённые чёрным карандашом глаза (левый размазался), разразилась пятиминутной возмущённой речью на тему «Угробили образование, кто попало может какие попало школы открывать», игнорируя робкие мамины попытки что-то ей объяснить.
– Послушайте, – наконец не выдержал я, – давайте уже вы займётесь своим делом: протоколом осмотра и планом лечения. А с учёбой мы разберёмся сами.
Они обе уставились на меня, как будто заговорила кровать, на которой я лежал.
Мама ахнула и принялась извиняться за моё поведение, а у врачихи стал такой вид, будто я в неё плюнул. Резким движением она вырвала из блокнота листок, швырнув его на стол, и промаршировала к дверям, не удостоив меня ни словом.
Мама побежала за ней, всё так же бормоча извинения, а я взглянул на листок, на котором было накарябано: «Постельный режим. На приём 19.08».
И всё.
Меня разобрал истерический смех. Вот курица-то, а?
– Не вижу ничего смешного, Ваня, – строго произнесла вернувшаяся мама. – Ты что, не понимаешь, чем твоя выходка может обернуться?
Я оборвал смех.
– Хм… понимаю. Твоей жалобой в министерство здравоохранения на недобросовестное лечение любимого сына, например. Ну и в страховую тоже.
– Что? В какую ещё страховую? – Слабым голосом переспросила мама, растерянно моргнув. Отчитывать меня она, видимо, передумала.
– Да ты посмотри, что она тут написала! – я сунул ей бумажку. – В медицинскую страховую, э… – я сверился с полисом, который остался лежать на письменном столе. – В «Московский городской фонд медицинского страхования», вот в какую. А заведующему поликлиникой лучше позвонить прямо сейчас, пока она до неё ещё не дошла.
– Что? Не собираюсь я никуда звонить! – мама с таким ужасом смотрела на меня, что я как-то сдулся.
– Как хочешь, – буркнул я. – Я устал, спать буду.
Я натянул на голову одеяло и отвернулся, но услышал, как Ванечкина мама вышла из комнаты, прикрыв дверь. Надо подумать. Надо хорошенько подумать.
Итак, приступим. Я жив, здоров, молод, имею крышу над головой и еду. Это плюсы.
Минусы: это не я, и я ничего не помню.
Как это могло произойти? Имел место перенос сознания. Спонтанно, или по воле высших сил, или в результате эксперимента – неизвестно. Что стало с моим телом – неизвестно, что стало с сознанием Вани – тоже. Его памяти во мне нет, это точно. Но и моей личной памяти во мне нет! Но ведь какая-то есть? Я знаю значения слов, умею пользоваться ложкой и всё такое, и даже знаю, что делать с борзыми врачихами. Наверно, настоящий я был взрослым, и жил в 2022-м году. Из этого следует, что в 1996-ом я тоже уже жил, и даже выжил. Хотя нет! Я ведь мог родиться и позже, времени повзрослеть до 2022-го навалом.
А вдруг я на самом деле женщина – пришла вдруг странная мысль. Я покрутил её и так, и этак, и решил пока не отбрасывать такую возможность.
Ммм, ну и что дальше? О! – надо вспомнить, кем я был по профессии, это может пригодиться.
И вообще, надо вспомнить, что происходило в то время, между девяносто шестым и двадцать вторым. Основное – деноминация, дефолт 1998-го, Путин… Потом ничего, потом кризис 2008-го, Крым в 2014, снова ничего… Пандемия коронавируса в 2020-ом и Спецоперация в 2022-ом.
Хм, а интересно! Главное, пережить лихие девяностые, а там будет видно, произошла развилка событий или нет. Так, школу я, получается, закончу в 2000-м году. Символично.
Не о том думаю. Сейчас главное – легализоваться, или, вернее, натурализоваться. Удачно, что будет новая школа, и новое место жительства тоже мне в кассу, остаются родители, а это самое сложное. Многие изменения в поведении можно, конечно, списать на переходный возраст, но не все… Тут засада, маму и так уже шокировал.
Какая-то мысль свербела на краю сознания, я расслабился, давая ей сформироваться. Ага, полис-то был московский! Значит, мы живём в Москве? Нифига себе, прошлый-я точно тут не жил, значит, остатки памяти тут будут бесполезны. И это – засада номер два.
Устал я что-то от этих размышлений, как бы не потерять бдительность. Я провалился в сон.
***
Поскольку на следующий день мама вышла на работу, я потихоньку облазил всю квартиру, оказавшуюся трехкомнатной, изучал что где лежит, и вообще, чем богаты.
Было очень интересно – с одной стороны, как будто ходишь по музею, а с другой – будто воруешь чужую жизнь. Мысли про чужую жизнь я задвигал подальше, наоборот, стараясь проникнуться, что всё вокруг моё родное. Квартира была просто роскошная, несмотря на простенький ремонт – высокие потолки, огромные комнаты, и вообще, жили мы очень неплохо для этих времён. Видно, деньги в семье водились – в гостиной, например, был мягкий гарнитур с журнальным столиком, стенка, шторы с ламбрекенами, телевизор неизвестной мне марки «Голдстар» с видиком, а также множество растений в горшках. Растения меня заинтересовали, но при ближайшем рассмотрении оказались неинтересными – щучьи хвосты, бегонии и алоэ.
Ещё в гостиной стояла куча картонных коробок и тканевых мешков, видимо, те самые неразобранные после переезда вещи, о которых упоминала мама.
Я полистал фотоальбомы, найденные в стенке, там же нашлись разные документы, из которых я узнал, что моих родителей зовут Александр Павлович и Ирина Васильевна. Жили мы действительно в Москве, на улице Скаковая, и это было довольно круто. Наткнувшись в книжном шкафу на карту Москвы, я изучил близлежащие улицы и взял на заметку, что нужно зазубрить схему метрополитена. Жаль, документов на квартиру в стенке оказалось, очень интересно знать, принадлежит ли какая-то доля лично мне.
Потом я перекусил на кухне чаем с бутербродами, попутно изучил содержимое шкафчиков – где кастрюли, где что. На кухне ещё обнаружилась встроенная кладовка, забитая припасами – мыло, серая туалетная бумага, спички, соль, макароны… Я озабоченно стал копаться, мне почему-то показалось важным найти гречку. Нашёл, облегчённо вздохнул, и невесело посмеялся – привычка делать запасы, видимо, уже укоренилась на генном уровне. Кто знает, что пришлось пережить этой семье, прежде чем прийти к нынешнему благополучию?
Я уже собирался перейти в спальню родителей для продолжения изысканий, но вдруг раздался звонок в дверь. Я вздрогнул от неожиданности. У мамы ключи, отец, она говорила, должен вернуться только в субботу. В домофон, а он тут был, не звонили. Соседи? Я снял тапки и босиком прокрался в прихожую по холодному линолеуму. Не зажигая света, осторожно заглянул в глазок. Звонок повторился.
За дверью стояла какая-то бабка. Видимо, действительно соседка, можно не открывать. Я вернулся к тапкам, а то ноги уже серьёзно замёрзли. И вдруг разозлился на себя – крадусь тут, звонков шугаюсь! Я у себя дома или где? Решительно топая, я вернулся к двери, крикнув:
– Кто там?
Из-за двери послышался приглушенный голос:
– Ванечка, это Эмма Карповна!
Какая любезная бабка, теперь не надо выяснять, как её зовут. Я открыл дверь.
– Добрый день, Эмма Карповна.
– Здравствуй, Ванечка! А мама дома?
– Нет, её нет, зайдите вечером, – я постарался, чтобы звучало как можно вежливей, и собрался захлопнуть дверь.
– Ой, а я думала, она мне парочку яиц одолжит, – бабка была настроена на беседу.
Я пожал плечами и, извиняющиеся улыбнувшись, захлопнул дверь. Кажется, Эмма Карповна возмущённо ахнула.
Не, а чего? Надо яиц – сходи в магазин. Она ещё потопталась на площадке – я подглядывал в глазок – и наконец, скрылась в квартире напротив.
А я вдруг почувствовал страшную усталость, и решил полежать. Так и проспал до маминого прихода.
Проснулся, когда уже по квартире плыли аппетитные запахи жареной картошки, зашёл умыться и вышел на кухню. Как и ожидалось, мама была там.
– Как ты себя чувствуешь? – первым делом спросила она.
– Лучше, чем вчера, – осторожно ответил я.
– Хорошо, – с облегчением кивнула она, и тут же нахмурилась. – Меня подкараулила Эмма Карповна, говорит, ты ей нахамил.
Вот ведь карга старая. Я изумлённо поднял брови:
– Вовсе нет, я только сказал, что ты будешь вечером. Если она сочла это хамством, то у неё с головой проблемы.
– Ваня! – укоризненно воскликнула мама, и принялась докапываться дальше. – А яйца?
– Что – яйца?
– Она говорит, ты отказался одолжить ей яиц, а она как раз пекла кекс, – мама говорила, раскладывая по тарелкам картофель с сосисками. Я сел к столу.
– Никаких яиц она у меня не просила, – честно ответил я, ведь действительно, просьбой это было сложно назвать. – А даже если бы и попросила, я бы не дал, вдруг бы у тебя самой на них планы были? И вообще, прежде чем печь, надо убедиться, что у тебя есть всё необходимое, а не побираться по соседям, – я наконец-то занялся едой.
– Ваня, ты говоришь ужасные вещи, – мама тревожно смотрела на меня, трагично изломив брови.
Я чуть не подавился.
– Это какие?
– По-твоему выходит, что если я попрошу у соседки соль, или спички, то я побираюсь?
– Ты не попросишь, – уверенно ответил я, кивнув на кухонную кладовку, – но в общем-то да, так и есть.
– Какой-то кошмар, – пробормотала она, приложив ладонь ко лбу, словно проверяла температуру.
– Мам, ты чего? – ну вот, расстроил женщину. – Да она правда не просила яиц.
– Может, так и надо? – не слушая меня, вздохнула она и встала. – Посуду помоешь, я отдохну.
– Ладно, – я почувствовал себя виноватым – она после работы ещё ужин готовила, а я весь день дома просто так проторчал, да ещё соседка эта.
Так что я спокойно поел, помыл посуду и прибрался на кухне, пока мама смотрела «Санта-Барбару» в гостиной. Потом началась какая-то передача, но она выключила телевизор.
– Пожалуй, лягу пораньше, устала что-то.
Я тоже пошёл к себе в комнату, сел на подоконник и долго смотрел на небо, размышляя, как теперь дальше жить – подросток всё же существо зависимое: ни денег, ни свободы в принятии решений, или, например, передвижения. Если я всё же вспомню, в каком городе жил, поехать туда всё равно не смогу. И не потому, что в стране разгул преступности, а просто незачем. Выходит, надо строить свою жизнь с тем, что есть, не рассчитывая, что внезапно перенесусь обратно и всё станет, как было. Придётся принять это тело и эту семью как свою, и просто жить жизнь в меру своих способностей.
