Текст книги "Но я люблю сейчас, а в прошлом не хочу, а в будущем - не знаю (СИ)"
Автор книги: Василий Коледин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
– Самюэль, освободи ему рот.
Мой черный друг подошел к связанному и осторожно отодрал кусок скотча, закрывающий рот мужчины. Тот поморщился и почесал лицо, освобожденное от клейкой ленты о свое плечо. Потом он вновь посмотрел на Корецки.
– Кто вы такие? – спросил он, изображая недоумение.
– О! Здрасьте пожалуйста! Вы забрались ко мне в дом и спрашиваете, кто я такой?! Знаете, я давно не встречался с такой наглостью! – опешил Корецки.
– В какой дом?! – мужчина опять сделал вид, что ничего не понимает.
– Так! Мне надоело! Самюэль, друг мой, идите и вызовите полицию! Этот умник стал меня раздражать! – воскликнул Корецки. Его неподдельное негодование каким-то образом подействовало на мужчину.
– Стойте, Самюэль! Не надо торопиться! Полицию вы всегда успеете вызвать. Давайте поговорим спокойно, – поспешно прекратил играть связанный разбойник.
– Ну, вот это уже хорошо! Я рад, что к вам вернулся разум, – сказал Виктор, останавливая рукой уже собравшегося уходить негра. – Подождите Самюэль, давайте послушаем!
– Первым делом, я хочу попросить прощения у Вас, синьор Корецки, за мое проникновение в дом! – начал мужчина.
– Так… и?
– Постарайтесь мне поверить, синьор Корецки! Я не по собственной воле совершил этот дерзкий поступок!
Я немного напряглась. Признаться мне стало не по себе, я вдруг подумала, что этот негодяй может сдать меня, сказав, к примеру, что знает нечто касаемо меня. Хотя я уже давно не помышляла о том предложении, что поступило мне в метро. Мне никто не звонил и со мной никто не встречался.
– Честно! Поверьте! Меня заставили это сделать! – казалось, искренне воскликнул мужчина.
– Так, допустим. И кто же этот нехороший человек? – продолжал допрос Корецки.
– Я не знаю его!
– О как!
– Да! На улице ко мне подошли двое крепких ребят и отвели меня к машине, в которую и усадили. Там уже находился тот человек. Он знал обо мне нечто такое, что не знают другие. Он пригрозил мне, он шантажировал меня! Я был вынужден сделать все, что он мне приказал!
Признаться, я сразу же поверила этому человеку. И не потому, что он как-то убедительно говорил. Скорее мне была очень знакома эта ситуация.
– И что же вам приказали? – спросил Виктор.
– Он сказал, что я должен забраться к Вам в дом, пробраться в кабинет и сфотографировать ваши бумаги.
– Какие?
– Извините, но я понял, что они сами толком не знают, что искать! Он приказал фотографировать все, что я найду: дневники, любые записи, различные материалы, которые будут лежать у вас на столе, вообще все, что я увижу в кабинете.
– Так, хотел бы сказать, что все понятно, но не могу! – Виктор почесал затылок. – Если вдуматься во весь этот бред, то можно и самому тронуться умом. Представить только! Идет человек по улице. К нему подходят двое, ведут его к машине, сажают, там его ждет другой человек, который приказывает: иди к незнакомому гражданину, заберись в его дом и сфотографируй беспорядок на его столе! С ума сойти! Вот бред, так бред!
– Возможно! Если не знать других, маленьких деталей…
– Каких?
– Человек, у которого «надо сфотографировать беспорядок на столе» – один из самых богатых людей мира, превратившийся в миллиардера за один год, о котором мало, что известно и все хотят знать о нем больше. Человек же, которого посылают это сделать – совершил нечто такое, что узнав об этом, полиция может его спокойно упрятать за решетку на долгое, долгое, долгое, очень долгое время.
– Возможно, в ваших словах есть смысл… – медленно произнес Корецки. – Кстати, как вас зовут?
– Меня зовут Фабио Марцелло.
– Хм… мне ни о чем не говорит ваше имя… – все так же задумчиво сказал хозяин дома.
– Значит, Вы далеки от полицейских сводок. И еще дальше от неприятностей, связанных с ограблениями! – пожал связанными плечами Фабио.
– Ну, тогда скажите о каком преступлении, совершенном вами, идет речь?
– О! Я не скажу! Зачем мне еще люди, которые смогут при желании меня шантажировать?! – покачал головой Фабио. Чувствовалось, что при разговоре он очень любит жестикулировать, потому что даже со связанными руками мужчина пытался дополнить слова действием: подключал мимику, пожимал плечами, качал головой. Видимо, в обычном состоянии его руки никогда не находятся в покое.
– Фабио, или, как Вас там на самом деле, Вы сейчас не в том положении, когда можете позволить себе молчать! Вам лучше не раздражать меня! Стоит только мне разочароваться в Вас, как я выберу два варианта дальнейших действий. Знаете какие?!
– Я на самом деле Фабио… Догадываюсь…
– Я даже озвучу их! Во-первых, мы можем свернуть Вам шею и спрятать труп! Это не сложно! Во-вторых, я могу позвонить в полицию и заявить о проникновении в мой дом грабителя или того хуже террориста. Свидетелей достаточно! Трое против одного! Ну, а дальше, как говориться, дело техники. Вы согласны, что эти варианты вполне жизнеспособны?
– Да.
– Что предпочитаете?
– Хорошо, что Вы хотите знать? – понурил голову Фабио, приняв условия Виктора.
– Итак, о каком преступлении узнали те нехорошие люди?
– Моя специальность – вскрывать закрытые помещения. Любой замок, где бы он ни стоял, не устоит передо мной. Соответственно я могу вскрыть любой сейф, любой замок, будь то старинный или современный электронный. Один такой я открыл две недели назад. Он запирал некое секретное помещение в Banco di Sicilia.
– Постой! Я читал об этом ограблении! – воскликнул Самюэль, но вовремя спохватившись, замолчал, а потом обратился к Корецки. – Синьор Корецки, об этом писали почти все газеты! Группа воров проникла в хранилище банка, о котором ранее никто и не догадывался. Как они туда проникли, до сих пор гадают, и полиция, и владельцы банка, и его охрана. Но суть даже не в этом! Там произошла целая криминальная драма! Двое бандитов что-то не поделили между собой и в перестрелке застрелили друг друга, а остальным, после вскрытия сейфа удалось уйти, несмотря на то, что их по пятам преследовали карабинеры. Нигде не сказано, что было похищено, но газеты писали о нескольких сотнях миллионов евро! Кроме того, писали, что в сейфе было еще нечто такое, что стоит даже дороже суммы, похищенной ворами.
– Странно, я не читал об этом! – сказал Виктор. – Хотя нет, наверное, все-таки я что-то слышал об этом. Не помню что и где, скорее всего по телевизору в новостях говорили об этом.
– Да, я тоже слышала, – вставила и я.
– Ладно, допустим, что вы не врете! Что дальше? Кто и почему Вас стал шантажировать?
– Ну, во-первых, мы ничего не украли!
– Взяли свое?! – засмеялся Корецки, ему вторил Самюэль.
– Нет! Там было пусто! Когда мы вскрыли бронированный сейф и зашли в помещение, там не оказалось ни цента! Все пусто! Все о чем говорят и пишут – полнейшая чушь! Или…
– Или?
– …или нас подставили и решили списать на нас двести миллионов евро, которые кто-то похитил до нас!
– Расскажите вкратце об этом, – смягчившись, попросил Корецки.
– Да, в сущности, и рассказывать-то нечего! Мой осведомитель сообщил, что в банке имеется некий тайный сейф, в котором хранятся банкноты и золотые слитки на общую сумму около двухсот тысяч евро. Я об этом рассказал своим знакомым, которые решили взять его. Мы подготовились, а когда оказались внутри, то денег не обнаружили. Все, что говорится о перестрелке между собой – это вранье! Никакой перестрелки не было! Втроем мы вошли, втроем и вышли. У нас с собой не было никакого оружия! Да и зачем высококвалифицированным взломщикам при себе иметь оружие?! Друг другу мы доверяли, а стрелять в охрану – последнее дело, которое свидетельствует о полном провале операции. В нашей работе залог успеха – это тишина.
– Так неужели вы ни цента не взяли?! – удивились я и мои друзья.
– Совершенная правда! Ушли, так сказать, несолоно хлебавши! Но вот проблем отхватили по полной! Теперь вряд ли нас оставят в живых! Тайна пустого сейфа умрет вместе с нами!
– Да, грустная история, – посочувствовал Корецки.
– И не говорите! – тяжело вздохнув, согласился Фабио. – Так что мне выбирать не из чего! Что Вы меня прикончите, что банкиры – конец один!
– Хм… ну, а если я отпущу Вас?
– А зачем?! Тогда меня полиции сдаст тот человек и итог все тот же!
– Ну, это если Вы не предоставите ему результат работы… – задумчиво произнес Виктор. Он, видимо, что-то обдумывал.
– Неужели… – опешил Фабио.
– Я пока ничего не решил! – оборвал его Виктор. Он стал прохаживаться по комнате, что-то обдумывая и мысленно взвешивая. Я, Самюэль и Фабио следили за ним, сопровождая его взглядами. Минут через пять молчаливого марша Корецки, наконец, остановился. Он что-то решил.
– Самюэль, дружище! Размотай этого человека, – приказал он негру. Тот бросился выполнять вежливый приказ своего нового хозяина. Вскоре на полу комнаты валялась гора скрученных обрывков скотча, а пойманный вор стоял перед Корецки.
Виктор повернулся к нам спиной и решительно направился вон из комнаты. У самой двери он остановился и оглянулся. Увидев, что мы стоим и смотрим на него, он бросил:
– Идемте!
Первым поспешил Фабио, за ним Самюэль. Я заключала вереницу. Мы прошли по коридору и вошли в кабинет Корецки. Здесь на самом деле творилось что-то невообразимое. На полу валялись книжки, ручки, стакан. Ковер с загнутым концом отчего-то лежал не посредине комнаты, а у стены со шкафом. Возле дивана действительно лежал торшер. Два мягких стула валились опрокинутыми. Виктор поставил их на место, а потом подошел к письменному столу. Усевшись в кресло, он стал внимательно изучать предметы, валявшиеся на столе. Мне показалось, что он по памяти восстанавливает порядок, в котором он их оставил. Затем он включил свой ноутбук и застыл, будто его что-то осенило.
– Самюэль! Обыщите этого! – он махнул в сторону Фабио. – Ищите карты памяти, флешки, – все, на что можно записать информацию!
– Поверьте! У меня ничего нет! Я не переписывал никакую информацию с вашего ноутбука! Тем более у Вас на нем сложный пароль!
– А! Все-таки вы пытались!
– Да, – признался Фабио, – пытался, но я ничего не записал!
Самюэль, получивший приказ обыскать пленного, старательно облазил все карманы и всю одежду Фабио.
– Нет! Ничего у него нет, синьор Корецки! – развел он руками.
– Хорошо! Всех прошу присесть! Роберта! Тебя это не касается. Если ты хочешь уйти, то уходи. Если желаешь остаться, оставайся. У меня секретов от тебя нет, но и напрягать лишними проблемами я тебя не хочу.
– Хорошо, тогда я пойду. Я что-то устала и хочу прилечь, – сказала я. Признаться, мне не хотелось присутствовать при дальнейшем развитии событий. Не могу сказать, что мне было безразлично, но я испугалась возможности стать свидетелем исполнения угроз, произнесенных Виктором в адрес Фабио.
– Спокойной ночи, синьоры!
– Спокойной ночи, синьора! – отозвались мужчины на мое прощание.
Пройдя в свою комнату, я плюхнулась на заправленную кровать и отчего-то заплакала. Вскоре подушка была мокрой, хоть выжимай ее. Я не знаю, что произошло, но слезы текли ручьями и без остановки. Вытирая их тыльной частью ладони, я невольно размазывала тушь, нанесенную мной утром для прогулки с Виктором. Отчего, наверное, я стала похожей на какого-нибудь американского рейнджера. Хотя, конечно, в зеркало я не смотрела. Мне было жаль себя, жаль Виктора, жаль Фабио, вот только Самюэль не вызывал жалости. Мне казалось, что он мог бы и простить бедного вора, отпустив того восвояси, не связывая и не выдавая его Корецки. Хотя потом я стала думать, что и Корецки повел себя чересчур грубо и жестоко. Мне раньше казалось, что он очень мягкий и добрый человек. Видимо, я ошибалась.
Плача, я, странное дело, стала получать какое-то успокоение. Я выплакивала из себя все переживания, все страхи, все то, что беспокоило мой мозг и тревожило сердце. Отчего-то мне становилось легко и слезы уже не были горькими, скорее, я бы сказала, они становились сладкими. Уже минут через десять их поток иссяк. Я перевернулась на спину и подложила под голову сухую подушку, заменив ею промокшую насквозь. Вот оказывается, как здорово иногда поплакать – подумала я.
Приблизительно минут через двадцать, может двадцать пять, в комнату постучались и, не дожидаясь ответа, дверь приоткрылась. В щель просунулся Виктор.
– Мне можно войти? – спросил он.
– Конечно, – тихонько сказала я, пытаясь устранить последствия моей слабости, отодвигая подушку подальше и пытаясь стереть размазанную по щекам тушь.
Виктор быстро вошел и плотно прикрыл за собой дверь. Потом он подошел к кровати и внимательно стал разглядывать мое лицо.
– Ты что, плакала? – с тревогой в голосе спросил он.
– Да. Что-то захотелось полить слезы, – пришлось мне признаться.
– А почему? Что случилось? – удивился Виктор.
– Так… ничего особенного…
– И все же?
– Знаешь, бывает…иногда у женщин, взбалмошных и истеричных, слезы текут сами по себе.
– И ты причисляешь себя к их числу?
– Увы! Раз мне захотелось просто поплакать. Или может дело в том, что я обычная простая женщина и мне тяжело равняться на сильных мужчин.
– Странно, но мне показалось, что ты очень сильная женщина! Но с другой стороны, я очень люблю слабых женщин, которые скрывают свою слабость, но у них это не получается и изредка их слабость выплескивается на подушку! – Виктор улыбнулся, потрогав мокрую подушку, которую я попыталась отодвинуть от него.
– Увы! И я такая! Хотя может быть это к лучшему…
– Солнце мое, ты очень дорога мне. Это не зависит ни от силы твоего характера, ни от слабостей женских, ни от других причин или твоих поступков.
– Спасибо…
– Не за что меня благодарить! Я тебя благодарю за то, что ты появилась в моей жизни! – он пододвинулся ко мне ближе и, притянув к себе, как он это делал часто, поцеловал в обе щеки, потом в нос и уж затем в губы.
Я закрыла глаза от удовольствия. Но это блаженство отчего-то быстро закончилось. Виктор перестал меня целовать. Он встал и в раздумье начал прохаживаться по комнате, видимо, опять что-то обдумывая. Я, открыв глаза, стала, молча, за ним наблюдать.
– Что опять стряслось? – спросила я.
– Не сейчас!
– Что не сейчас? Мне не беспокоить тебя? Или произошло не сейчас? – не поняла я.
– Произошло не сейчас…
– А задавать вопросу я могу тебе? – неуверенно спросила я.
– Да…
– Что вы сделали с Фабио?
– Я его отпустил.
– Это правда? – я немного засомневалась.
– Конечно! Во-первых, я никогда тебя не обманываю – считаю это последним дедом. Во-вторых, разве я управился бы так быстро?!
– Ну, у тебя теперь есть помощник…
– Солнышко! Разве можно доверять незнакомым людям?! Я знаю Самюэля чуть больше и чуть дольше Фабио! Так, как я могу ему поручить такое важное дело?!
– Ммм… да, согласна. А что ты с ним сделал?
– Я же сказал, что отпустил его!
– Просто так?!
– Нет! – он остановился и вернулся ко мне, сев на край кровати. – Я его отпустил, снарядил всеми необходимыми материалами, которые потребовались его заказчикам. Правда, эти материалы я выбрал сам. Кое-что придумал, кое-что уничтожил, кое-что оставил из правдивых. В общем, я отдал Фабио то, что посчитал безопасным и нужным для себя. Более того, я пустил тех людей по ложному следу. Пусть думают обо мне то, что я посчитаю нужным.
– Так Фабио уже ушел?
– Да. Самюэль пока остался.
– А. что ты думаешь о негре?
– Хм…это сложный вопрос… пока ничего конкретного о нем я сказать не могу. Он еще не проявил себя. Сегодняшний случай можно расценивать по-разному. Можно представить его, как бдительность и преданность. А можно, как хитрость и продуманность. Я говорю сейчас о том, что случай с Фабио мне не понятен. Быть таким неосторожным, это на него не похоже. Правда, я его не знал раньше. Несколько статей в газетах о хитрых ворах и грабителях сейфов, – это все, что мне известно о нем. Но раз они всегда удачно грабили, то люди явно не глупые и осторожные. А у нас произошел сбой?! Может быть, может быть. Конечно, в жизни бывает все! И на старуху бывает проруха – как говорят русские. Тогда Самюэль оказался очень осторожным, искушенным и грамотным в таких делах человеком! Почему? Я задаю себе этот вопрос и не могу на него однозначно ответить. Кем был этот негр? Кем он был до приезда в Европу? Ответив на это, можно будет судить о нем более верно, что ли.
– То есть ты стал подозревать Самюэля?
– Нет. Пока нет. Я просто пока в замешательстве. Поэтому я и не могу сказать тебе, как я отношусь к твоему негру.
Виктор повернулся ко мне. До этого он сидел ко мне вполоборота. Я подлезла к нему ближе и обняла его.
– Ты не устал?
– Отчего? – не понял он.
– От всего этого, – развела я руками, будто бы «все это» находилось вокруг нас.
– Как тебе сказать?… Последнее время «это» преследует меня каждый день и, даже, каждый час. Я привык!… Привык к странностям, привык к риску, привык к новым открытиям, привык к тайнам. Мне порой даже кажется, что я не смогу уже вернуться в обычную и спокойную жизнь, в жизнь, которую проживают миллиарды людей.
ГЛАВА 18.
Небольшая передышка.
Последующую неделю мы, на удивление прожили спокойно. Не было ни новых вылазок в Остию, ни новых открытий, ни новых лазутчиков, ни драк, ни пленений, – ничего, что происходило раньше. Правда не было и никаких прогулок по Риму. Корецки запретил все выходы за пределы особняка. Хотя, конечно, какие-то события на неделе все-таки происходили.
Так, я заметила, что через день в доме появились незнакомые люди в спецодежде с надписью на спине и правой половине груди: «SPQR security». Мужчины приехали на одноименном фургоне. Сначала они прошлись вдоль забора, внимательно изучив все вокруг и, помечая какие-то моменты, известные только им. Потом они побродили по дому, продолжая делать пометки и записи в свои блокноты. И, в конце концов, они вместе с Корецки закрылись в его кабинете. Что там происходило, никто не знал. Ни я, ни Самюэль не стали спрашивать об этом у Корецки.
На следующий день в доме началось грандиозное переустройство. Потянулись тонкие кабели, в углах, не моргая, стали смотреть на нас электронные глаза. В дверь кабинета был вмонтирован новый замок, который не требовал ключ, а открывался только перед хозяином дома. Ворота также изменились, обычный домофон, стоявший до этого, заменили на суперсовременную систему с видео– и аудио– связью, и еще какими-то современными системами, о которых раньше я не слышала. Виктор не стал мне всего объяснять. Он отделался лишь пояснением общего принципа их работы. Я поняла лишь, что хозяин дома может контролировать все, что происходит за воротами, а также видит насквозь пришедшего, – с чем тот пришел и, что у него на уме.
– Ты хочешь превратить свой особняк в неприступную крепость? – спросила я, когда Виктор попытался мне объяснить новое из области охранных технологий.
– Ну, это вряд ли! Несмотря на все новинки, появившиеся в последнее время, ни одна система не гарантирует стопроцентной безопасности. Я всего лишь пытаюсь защититься от явных и прямых угроз.
Самюэль, с разрешения Корецки, каждый день садился в дальнем углу сада и читал книги. Он проглатывал их, одну за другой. Я удивлялась, как быстро он читал. Порой мне казалось, что он просто перелистывает страницы. Но оказалось, что он читал и довольно внимательно, кроме того, он еще обладал хорошей памятью. В этом я смогла убедиться. В один из тех дней, за обедом я заметила название книги. Которую читал Самюэль. Он положил ее рядом с собой на стол. Я прочитала на обложке Умберто Эко «Имя розы». Хороший выбор – подумала я. Эту книгу мне довелось прочесть, я знала ее хорошо. Поговорив с Самюэлем о содержании романа, моему удивлению не было предела! Негр мог почти наизусть цитировать целые страницы из этой книги! Мало того, он сходу мог назвать даже номер страницы, которую озвучивал!
У меня дни тоже проходили спокойно. Спокойно – это не значит скучно! Я отдыхала. Отдыхала от всех страхов, которые случились в последнее время. Мой распорядок дня был приблизительно таков. Утром, часов в девять, полдесятого, я просыпалась. Умывшись, мы вместе с Виктором, который на неделю перебрался в гостевую спальню, отправлялись в сад завтракать. Там уже с открытой книгой сидел негр. Он приветствовал нас вставанием, но так, что его глаза не отрывались от текста книги. На столе уже присутствовали все необходимые блюда для вкусного и плотного завтрака. Мы, практически молча, поглощали нарезанную колбасу, ветчину, сыры, мазали круасаны маслом, либо повидлом. Потом Клаудиа приносила чайнички с горячим, только что сваренным кофе и на весь сад разносился аромат чудного напитка. Выпивали мы обычно по две, а то и по три чашечки и расходись по разным углам особняка. Хозяин удалялся в свой кабинет и проводил там все время до обеда. Я возвращалась в свою комнату и, либо еще валялась на кровати, либо брала все необходимое для загара: полотенце, крема, солнцезащитные очки и шла в сад. Там, удобно устроившись в мягком шезлонге, я читала прессу, любезно подготовленную для меня заботливой Клаудиой. Я просматривала почти все более-менее значительные газеты. Изредка я читала два-три журнала, но это были серьезные издания, совсем не такие, которые любят читать девушки, не Grazia и ему подобные. Больше всего мне нравились статьи в «Espresso». В них присутствовали, и факты, и анализ, и интрига.
Полулежа в шезлонге, я видела, как мимо меня проходил Самюэль. Мы перекидывались парой слов, и он удалялся в свой угол, предвкушая очередную встречу с новой книгой, благо библиотека Виктора позволяла любителю книг читать хоть по одной в день.
Часа в два после полудня мы возвращались в свои комнаты и готовились к обеденному приему пищи. За столом опять собирались все трое проживающих в особняке. Обед состоял из трех блюд, как любят русские. В основном это были салат, суп и какое-нибудь мясо с гарниром. Пасту подавали редко и только по моей просьбе. В конце трапезы мы выпивали по стакану какого-нибудь сока. После сытного обеда мы все оставались надолго в саду. Самюэль курил, слушая наши разговоры об истории Рима или других античных стран. Но, кроме того, Виктор просил меня рассказывать ему о газетных новостях, прочитанных мной накануне.
Часов в пять мы вновь расходились, но теперь уже в пропорции два к одному. То есть мы с Виктором, а Самюэль один. До ужина иногда мы смотрели какой-нибудь фильм на большом плоском экране телевизора. У Корецки была огромная фильмотека. Некоторые фильмы я смотрела впервые. Были у него и русские культовые комедии, и известные драматические картины. Правда, они были на русском языке, поэтому Виктору приходилось мне синхронно переводить. Я даже вошла во вкус и некоторым образом полюбила русский язык. Вслушиваясь в его произношение, хорошее соотношение гласных и согласных звуков, я даже услышала благозвучность этого языка. Он был ничуть не хуже итальянского!
Вечерами за ужином мы выпивали две бутылки вина из подвалов хозяина и в сумерках расходились уже до утра. Виктор больше не спрашивал моего разрешения остаться у меня. Впрочем, я, несомненно, разрешала бы всегда ему это делать.
– Я не надоел тебе еще? – спросил он у меня день на третий или четвертый.
– Нет! Я только вхожу во вкус! – ответила я, скидывая с себя тонкий сарафан, под которым были только трусики.
– Я тоже все больше и больше вхожу во вкус! – засмеялся он, подойдя ко мне.
Мы повалились на кровать, и все вновь завертелось, закружилось, заплясало солнечными зайчиками на стене и потолке. Запах волос моих, аромат его тела, ласки его и ответные мои, поцелуи скорее общие, чем чьи-то в отдельности, нежные прикосновения. И потом долгий, несказанно проникновенный пик любви, когда голова напрочь перестает быть вместилищем мыслей, а превращается лишь в одну чувственную эротическую зону. Нет мыслей! Есть только чувства! О! Как же это волшебно!
Потом мы долго лежали без сна. Бессилие физического тела компенсировала сила восхищенной души. Рядом со мной лежало не тело. Рядом со мной была родственная душа!
– Спасибо тебе, любовь моя! – прошептала я одними губами.
– За что? – спросил он.
– За то, что ты есть…
– Ты моя вторая половина души…поэтому нам так хорошо… – с придыханием прошептал Виктор.
– …да…у нас одна душа на двоих… – вторила я.
Потом мы опять долго лежали и молчали. Нам не нужны были слова, мы чувствовали все, что думал другой сантиметрами кожи. Слова были ни к чему. Но через некоторое время этот экстаз стал потихоньку угасать. Увы, верны слова философа: ничто не вечно под луной!
– Ты хочешь спать? – спросила я.
– Нет. Мне хорошо, но сон пока не пришел.
– Можешь поговорить со мной?
– Могу. О чем?
– Я много читала про таинственную русскую душу. На западе это излюбленная тема. Мы смотрим фильмы, всемирно известные фильмы, снятые русскими режиссерами, впрочем, не только русскими, мы читаем книги, написанные великими русскими писателями и переведенные на все языки мира. «Анна Каренина», «Война и мир», «Преступление и наказание», «Идиот», другие, все не перечислишь. Нам говорят, что русские люди дикие и ужасные. Что в России очень страшно жить. Что русские жестокие, вороватые, не культурные. Но я живу с тобой уже много времени, а пока не произошло ничего страшного, ты опровергаешь все штампы! Ты такой же, как и многие другие, живущие здесь, в Италии… Скажи, есть ли на самом деле эта таинственная русская душа? Или это выдумки?
– Не знаю…если честно, то я никогда не задумывался над этим…
Мы вновь замолчали. Я от того, что дала ему время на раздумье, а он, видимо, стал обдумывать ответ на мой вопрос.
– Ты права! о «загадочной русской душе» говорят те, кто, на самом деле, даже и не знают, о чем они говорят. Просто очень приятно ощущать свою избранность. Вот евреи, ведь они уверены в совей избранности, а на самом деле ничего особенного из себя не представляют! Лично я считаю, что это выдумки, никакой «русской души» нет! – Виктор немного помолчал, а потом продолжил. – Насколько я знаю, впервые о ней заговорили во Франции где-то в конце 19-го века после открытия русского так называемого «психологического» романа. Достоевский, Толстой и другие постарались. Их популярность тогда в Европе была огромной. После пугающих образов дикого казака с нагайкой, карикатурного изображения медведя, бродящего по улицам русских городов, читающей публике в Европе предстал новый герой. Он был – весь такой мягкий, чувствительный или, напротив, как сейчас любят говорить, брутальный, мятущийся между разными безднами человек, не способный к решительному действию или однозначному выбору. Но европейцы читали не все книги, написанные в России, а лишь те, что им предлагали. Потом уже в двадцатом веке, Европа открыла для себя образ «советского человека». Оказалось, что он очень похож на европейца. Оказывается «русские», в сущности, такие же люди как «мы»! О, они не едят детей, любят, мучаются, надеются, живут и, кажется, мало думают о победе коммунизма во всем мире! «Русская душа» – конечно, это и излюбленная тема социологов, это образец интерпретации целого ряда явлений, структуры коллективной идентичности, своего рода зеркало для ищущих шаблонов самоопределения. Они, социологи и политики всех мастей, говорят: мы – простые и открытые, мы добрые и гостеприимные, мы терпеливые и непрактичные, миролюбивые и всегда готовые придти на помощь, русская душа – широка и щедра, ее нельзя втиснуть в жесткие рамки логических определений и тому подобная ерунда. Но, мне кажется, как у всякой медали, здесь тоже существует оборотная сторона этих определений – вытеснение из сознания возможности любых негативных оценок «себя». Что примечательно, такие рассуждения служат для того, чтобы человек перестал задумываться о себе. Так сказать, чтобы мысли о коллективе поглотили мысли о себе. Чтобы мы не осознавали явно свою ущербность: бедность, агрессию, грубость жизни и взаимных отношений. Задача этих товарищей, а теперь господ, превратить в позитивную ценность то, что «мы бедные», «плохо живем», страдаем от произвола власти, зато мы – совсем особые, духовные. Материальные ценности, достаток, удобства нам противны. Мы чужды узости западного формализма и погони за наживой, больше всего мы ценим теплоту взаимности, человеческую близость, взаимопонимание, красоту веры. И все это служит оболваниванию прежде всего своего же народа. Пока он влюбляется в свой такой красивый и замечательный нарисованный образ, они могут грабить страну и жить далеко не «русской душой». Знаешь, можно сколько угодно предаваться этим упоительным занятиям, мыслям о «загадочной русской душе», и не брать в голову те факты, о которых говорят экономисты, социологи, врачи и прочие специалисты, имеющие дело с «грязной» реальностью. Так я читал, что уровень агрессии в стране зашкаливает, по числу самоубийств, убийств, большинство из которых совершается близкими друг другу людьми, преступлений связанных с любого рода воровством, циничным и наглым, алкоголизму – мы, обладающие той самой «загадочной русской душой» не знаем равных среди развитых стран. Однажды мне попалась пол руку статистика. Оказывается, сегодня около 75 процентов населения крещены и считают себя «православными», но верят в бога, в бессмертие души, в жизнь после смерти – менее 40 процентов. Постоянно участвуют в жизни своего прихода – 2-3 процента! Наше общество, как говорят, социологи, – аномичное общество, отличающееся высоким уровнем аутоагрессии, социальной дезорганизации и патологии! Вот так! Вот тебе «русская душа»! У Пушкина, был такой Великий поэт, есть сказка, в которой девушка постоянно смотрится в зеркальце, и восхищается собой. А зеркальце всегда ей твердит: «…ты прекрасна спору нет!» Так и мы все твердим, что наша душа особая! И еще… о русской душе я слышал такую шутку: «В сумерках, прыгая с ветки на ветку, я часто думаю: до чего ты загадочна, русская душа…» Смешно, не правда ли?
Виктор как-то грустно засмеялся. Не знаю отчего, но и мне передалась его печаль. Хотя я не поняла почему. Грустить вроде поводов не было. Да и говорил он с ноткой сарказма.
– Да…чуть не умерла со смеху…
– Давай спать? – спросил он.
– Спокойной ночи, любимый… – я поцеловала его в щеку.
– Спокойной ночи, дорогой мой человек, – ответил он и закрыл глаза.
Я, закрыв глаза на минуточку, открыла их только утром. Сон мгновенно овладел мной.
На следующий день солнце, как всегда светило мне в глаза. Как всегда, ложась спать, я забыла опустить жалюзи. Сколько раз я зарекалась и приказывала себе, что прежде чем лягу в кровать, мне нужно подойти к окну и потянуть за веревочку, чтобы опустить пластмассовые рейки. Но, увы! Каждый раз я вспоминаю об этом только утром.
Виктор еще спал. Светло-серое шелковое пастельное белье эффектно преподносило мне его красивое, стройное и загорелое тело. Он тихонько посапывал, уткнувшись в подушку. Я смотрела на него и мои мысли уносились в далекое прошлое, когда я, тогда маленькая девочка, так же смотрела на своего отца. И он когда-то также крепко спал после тяжелого рабочего дня. Среди недели он меня будил в школу, но вот по воскресеньям мы менялись ролями. Я, привыкшая вставать рано, просыпалась чуть позже обычного и приходила в спальню родителей. Мать, спавшая всегда очень чутко, поднимала голову, заслышав мои шаги. Она прикладывала палец к губам, показывая мне, чтобы я вела себя тихо. А я, устроившись в уютной родительской постели, во все глаза смотрела на своего любимого, самого надежного и самого любящего мужчину.
