Текст книги "Но я люблю сейчас, а в прошлом не хочу, а в будущем - не знаю (СИ)"

Автор книги: Василий Коледин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– О, боже! – невольно воскликнула я. Рассказ Виктора был настолько интересным, а он хорошим рассказчиком, что я почти оказалась на улицах Рима 41 года нашей эры. – Какая жестокость! О, античные времена!

– О, нет! Роберта, времена всегда одинаково жестоки! И античность здесь не причем. Вспомните сколько жестокостей совершено после падения Рима и до вчерашнего дня! Не меньше, а то и намного больше!

– Да, наверное, – согласилась я, но от этого убийство женщины и ребенка не становятся оправданными. Но мы отвлеклись! Что же было потом?

– Оставшиеся преданными Калигуле германцы кинулись искать убийц их повелителя. Они непременно желали казнить Херею и Сабина, как основных заговорщиков. Германские воины в ярости и не останавливаются ни перед чем. Они бегут по дворцу, и убивают всех, кто попадается им на пути. Но самое неприятное это то, что их ярость не от любви к тирану. Они огорчены только тем, что преступники убили их щедрого господина! Кто теперь по достоинству оценит их службу?!

Тем временем бездыханное тело императора положили на носилки. Рабы принесли его в бывший храм Кастора и Поллукса, который был соединен с Палатинским дворцом и превращен при жизни Калигулой в прихожую своего дворца. Именно сюда стали приходить сенаторы для опознания тела бывшего императора. Среди пришедших оказался и бывший консул Валерий Азиатик. Ходили слухи, что он тоже принимал участие в заговоре и помогал последним известной только ему информацией. Но солдаты уважали консула за мужество, проявленное в многочисленных боях. В это тяжелое для империи время Валерий взял командование преторианцами на себя и быстро их успокоил. А вот толпа черни, которая всегда боготворит своих тиранов, росла и вскоре тысячи оборванных и голодных людей ринулись на форум. Плебеи требовали казнить убийц. Валерий Азиатик и здесь воспользовался своим авторитетом, но теперь уже авторитет подкреплялся силой преторианцев. Говорят, что он даже осмелился ответить толпе вопрошающей имя убийц: «О! Если бы им был я!»

Представляешь, Роберта, народ Рима не сразу поверил в смерть тирана. Все думали, что эта одна из шуток Калигулы. Люди считали, что таким образом коварный правитель хочет проверить преданность своего народа! И только спустя несколько дней убийство Калигулы стало достоянием всего римского народа.

Тем временем Херея и Сабин, скрывавшиеся от глаз в первое время после своего акта, встретились с несколькими сенаторами и заявили, что они хотят вернуть власть в Риме его народу. Вот почему я назвал их античными революционерами. Первое после смерти тирана заседание сената состоялось не в Юлиевой курии, а на Капитолийском холме. Особенно горячие головы призывали своих коллег истребить память обо всех Цезарях и разрушить храмы Юлия Цезаря и Августа. Кстати тогда же кто-то из сенаторов обратил внимание, что все цезари, носившие имя Гай, погибли от меча, начиная с того, который был убит еще во времена Цинны! Вскоре в курию прибыли Херея и Сабин. Они были встречены как герои. Сенаторы, стоя рукоплескали им. «Мы вернули народу великого Рима свободу!» – начал такими словами свою речь Кассий. Присутствовавший в сенате консул Гней Сатурнин в ответной речи предложил явившимся заговорщикам почести и сравнил Херею с Брутом и Кассием. Затем он издал эдикт, призывая сенат и народ к порядку и обещая снижение некоторых налогов. Затем стали выступать сенаторы. Все они одобряли сделанное Хереей и Сабином, они признавали, что тиран совершил неслыханные преступления и зверства. Некоторые сенаторы предложили не избирать нового принцепса и, таким образом, восстановить республику. Но при голосовании этого принципиального для истории Рима вопроса большинство сенаторов посчитали, что принципат все-таки необходим.

Новая серия дебатов касалась уже только вопроса о конкретном кандидате, среди которых были Анний Винициан, Валерий Азиатик, командующий легионами в Германии Сервий Гальба и Камилл Скрибониан. В итоге сенат не пришел к определенному решению, а за это время все решили совсем другие силы, – Виктор замолчал. Он налил в бокалы еще вина и взял свой, посмотрев на меня, предлагая молчаливым взглядом выпить с ним.

– Спасибо, – я взяла свой бокал, после чего он легонько чокнулся со мной. – За освободителей?!

– О! Да! За них! За тех, кто ценой своей жизни несет свободу Родине!

– За них! – согласилась я.

Мы выпили и поставили бокалы. Виктор почему-то продолжал молчать. Видимо, он был под впечатлением того, что произошло две тысячи лет назад.

– Виктор, так ты не ответил на мой вопрос, прервала я его молчание.

– Какой? – искренне удивился он.

– Почему ты хочешь приобрести место, где стоял дом Кассия Хереи? Неужели только из исторического интереса? Что может хранить этот дом?!

– Хм…что может хранить дом? Ну, во-первых, там должна быть гробница Хереи. Этого мало?

– А что в гробнице?

– Останки.

– И все?! – не унималась я.

– Ну, может, что-то из личных вещей…

– Интересно. А что же может быть ценного в вещах Хереи? Вообще кто он, Кассий Херея?! Во всех источниках о нем совершенно ничего не сказано. Только то, что он был убийцей Калигулы! Виктор, сейчас же расскажи мне о нем! – рассуждая, я пришла к выводу, что тайна, которая скрывается Корецки, кроется именно в личности Хереи.

– Хорошо. Ты права, о Кассии совсем мало информации в открытых источниках. О нем упоминают совсем немного только Флавий и Светоний. Но это молчание неспроста. Ты поймешь это немного позже! Судя по общеизвестным источникам, Херея был человек отважный и благородный. Даже его смерть, описанная Флавием, говорит о его бесконечной храбрости и благородстве. О том, где и когда родился Кассий неизвестно. Можно предположить, что он родился в Риме приблизительно между двадцатым и тридцатым годом до нашей эры в состоятельной и славной семье патрициев. Учился, воспитывался. Потом армия, как и у всех юношей-римлян.

14 г. н.э., очень скоро после смерти императора Августа.

Известный бунт римских (или как их называли, германских) легионов, расквартированных на Рейне. Римские солдаты взбунтовались, порезали массу командного состава, убиты были практически все центурионы.

После Германик, брат будущего императора Клавдия, во власти которого была вся германская компания, навел порядок.

Но тогда легат Германика, Авел Цецина, ничего не смог сделать.

Он полностью утратил власть. Пятый и двадцать первый германские легионы взбунтовались, они же стали подстрекать на бунт первый и двадцатый германские легионы, стоящие в Нижнем лагере. Так назывался римский лагерь на одном берегу Рейна, которым командовал Авел Цецина. Верхним лагерем, стоящим на другом берегу Рейна, командовал Гай Силий. Верховное командование принадлежало Германику, но он был в этот момент в Галлии, где занимался сбором налогов. Взбунтовавшиеся римские легионеры бросились резать всех центурионов, ведь именно центурионы, были ненавистны солдатам. Кассий Херея в то время уже давно был центурионом. И вот Херею окружила толпа вооруженных солдат, но не тут-то было. Отважный боец, Херея был еще и искусным фехтовальщиком. Он прорвался через кольцо окруживших бунтовщиков, и многие из них очень пожалели, что связались с этим центурионом. Он был практически единственным офицером, кто сохранил свою жизнь, и кто попытался что-то сделать до прихода Германика. Об этом говорит Публий Корнелий Тацит.

События еще чуть более ранние. 9 г. н.э., известная гибель легионов Квинтилия Вара в Тевтобургском лесу. Оказывается, Кассий Херея был и в легионах Квинтилия Вара центурионом. Он свершил в некотором роде подвиг. Под его началом одна когорта из трех легионов римлян вырвалась из германского окружения. Он провел когорту по большой территории германских земель, пока не дошел до римской крепости на германской территории, где и осел. После гибели легионов Вара германцы принялись громить все римские крепости на германских землях.

Но когда дошло дело до крепости, которой командовал Кассий Херея, германцам пришлось отступить. Взять эту крепость им не удалось, что бы они ни делали. Кассию Херее удалось отстоять крепость и дождаться прихода войск Тиберия. Это действительно был подвиг. Что такое вырваться из ловушки Тевтобургского леса?! Это воинский подвиг, да и то, что было потом, – такое свершить мог лишь незаурядный человек.

Совершив кучу славных побед Херея предположительно в 30 году вернулся в Рим и стал центурионом преторианцев. Здесь, в Риме, в 37 году нашей эры он встречается с бывшим префектом Иудеи…

– О боже! – вырвалось у меня.

– Да, да. С Понтием Пилатом, – продолжал Корецки, довольный произведенным на меня эффектом. – Как известно последнего отозвали из Иудеи в 36 году. На протяжении нескольких лет они были довольно близкими друзьями. О чем они говорили, что рассказывал Херее Пилат, можно только догадываться.

Но вот еще кое-что я тебе процитирую. А ты потом подумай, – сказал Корецки, раскрыв свой еженедельник. При этом я заметила, что тот почти весь исписан мелким почерком. – Итак,… вот что пишет Иосиф Флавий о том, что предшествовало убийству императора: «И вот, когда эти три человека сошлись вместе, они поздоровались, причем по обыкновению, как и раньше, предоставили Минуциану первенство за его высокий сан, за то, что он был одним из выдающихся граждан и пользовался общей популярностью; так они поступали и раньше, особенно когда Минуциану приходилось говорить. Теперь Минуциан ласково спросил Херею, какой пароль назначил ему император на этот день. Тот отвечал: «Я благодарен тебе, что ты окончательно и всецело разбудил меня от сна, в который я был погружен. Я не нуждаюсь в длинных речах, которые возбудили бы мое мужество, раз ты того же взгляда на вещи, что и я; если мы были сообщниками раньше, то с тем сошлись сюда и сейчас. Смотри, я опоясан лишь одним мечом, но этот меч многого стоит, он будет достаточен для двоих; поэтому примемся за дело; будь ты руководителем, приказывай – и я пойду, куда ты захочешь; или же я сам при твоей помощи и твоем содействии возьмусь за дело. Люди, которые вносят в дело душу, не нуждаются в железе, даже в таком могущественном; благодаря этой душе их и железо становится страшнее, а этот меч воистину страшен; я готов действовать, и меня не пугает представление о возможных моих страданиях; мне нет времени думать о своей личной опасности, когда приходится оплакивать рабство моего столь свободного некогда отечества, когда нужно плакать о попираемых законах и когда приходится оплакивать всех людей, падающих от руки Гая. О, если бы я удостоился в настоящую минуту найти в тебе верного судью, который смотрит на дело моими глазами и который меня не осудит!» Между прочим, знаешь ли ты, что тот же Флавий родился в 37 году, во время вступления Калигулы на престол?! – я кивнула головой, хотя этот факт был мне не известен. Посмотрев на меня с сомнением, Виктор продолжил. – Понятно. Ну, вот еще небольшой отрывок из того же Флавия. Он о казни Хереи.

«Когда Клавдий прибыл во дворец, он собрал приближенных и предложил им решить участь Хереи. Хотя те и признали в поступке последнего много благородства, однако вместе с этим они обвиняли его также в известном вероломстве по отношению к Калигуле, поэтому решили подвергнуть его смертной казни, как пример на будущее время. Таким образом, Херея был поведен на казнь и вместе с ним Луп и еще целый ряд римлян. Говорят, что Херея мужественно отнесся к постигшему его несчастью и не только не изменился при этом в лице, но и осыпал упреками разрыдавшегося Лупа. Когда же последний снял одежду и стал жаловаться на холод, Херея заметил ему, что холод ведь привычен волку. Масса народа шла за осужденными, чтобы присутствовать при казни. Когда они пришли к месту казни, Херея спросил солдата, который должен был исполнить обязанность палача, ловко ли он делает свое дело или же ему впервые приходится действовать мечом. Затем он попросил принести меч, которым он сам убил Гая. Его друзья исполнили просьбу». Ну, и не удержусь прочитать дальше. Так, для полноты сказанного.

«Херея умер, не дрогнув, под первым же ударом меча. Луп, вследствие своего отчаяния, не так счастливо окончил жизнь свою; ему пришлось нанести повторный удар, так как он недостаточно спокойно подставил свою голову.

Несколько дней спустя наступил праздник поминовения усопших, когда римский народ приносит жертвы в память своих покойников. Тогда же римляне почтили и память Херея, бросив в честь него лепешки в огонь и умоляя его быть милостивым к ним и не воздавать злом на народную неблагодарность.

Таков был конец Хереи. Сабин же, которому Клавдий не только простил его вину, но которого он даже утвердил в его прежней должности, счел бесчестным отречься таким образом от прежних своих товарищей по заговору и сам покончил с собой, бросившись на меч, который вонзился в его тело вплоть до самой рукоятки».

– Очень интересно! То есть ты намекаешь, что меч Хереи был каким-то особенным? – предположила я.

– Ого! Роберта, мне нравиться иметь с тобой дело! Ты чертовски догадлива! – воскликнул Виктор.

– Значит все-таки меч?!

– …почти… – покивал головой Корецки, но при этом я поняла, что всего он мне пока не скажет. Что-то существовало еще такое, о чем мне было знать рано. Но тот факт, что Корецки постепенно стал приоткрывать передо мной свою тайну, радовал меня несказанно.

ГЛАВА 5.

Первые откровения.

– Хочешь вина? – его голос был усталый и сонный.

– Не знаю. Наверное,… да, немного, – прошептала я. Виктор встал и подошел к маленькому круглому столику, на котором с вечера стояла початая бутылка и бокалы. Он налил вина в мой бокал и поставил бутылку обратно. В свой бокал он ничего не налил. Потом он посмотрел на меня и улыбнулся.

– А ты все-таки очень красивая.

– Правда? – мне были приятны эти простые слова. – Мне об этом редко говорили.

– Почему?! – удивился Корецки.

– Ну, во-первых, потому что у меня мало было мужчин. Во-вторых, я не хотела это слышать, и они молчали.

– Ерунда какая-то! Если ты общаешься с красивой женщиной, то почему ты не говоришь ей об этом?!

– Они боялись меня. Я же всегда считалась гордой и неприступной, – мне захотелось потянуться, и я потянулась, при этом тонкое одеяло стянулось и Виктору представилось мое тело. Оно не имело лишнего веса, и было спортивно упругим. Я не стеснялась того, как выгляжу. Где-то в душе я даже понимала, что потягиваюсь специально для того, чтобы он мог лучше рассмотреть меня.

Он вернулся ко мне и протянул бокал с вином. Я отпила глоток и поставила его на прикроватную тумбочку. Потом притянула к себе сидящего рядом мужчину и поцеловала его в губы.

– Твои губы имеют вкус запретной любви, они сводят меня с ума, – он поддался моим ласкам, положив голову мне на колени.

Я стала гладить его волосы, иногда целовать в лоб и шею. Он от наслаждения закрыл глаза и расслабился. Вот в такие моменты мужчины и становятся слабыми и уязвимыми. И если бы я хотела с ним расправиться, то лучшего момента и не придумаешь. Но я не хотела ему ничего плохого. Я просто испытывала к нему очень нежные чувства. Постепенно он становился близким мне человеком. Странно, но прошло всего несколько дней, а он уже был «моим». Моим… моим ли? И что значит моим? Разве человек может быть чьим-то? А вещь, она может быть чьей-то? Ну, вот, к примеру, туфли, те, что стоят возле кресла, они чьи? Мои? Да. Я их ношу. Я их покупала. Да, они мои. А человек? Он же не вещь, его не покупают! Э, нет! Его тоже иногда покупают! Пусть не всегда за деньги. Иногда за должность, иногда за перспективу безбедной жизни. А впрочем, в конечном итоге все равно за деньги! Пусть не наличными, но за деньги. В таком случае человек может быть чьим-то?! Когда его покупают, то он продается! И делает он это сознательно! Тогда он становится вещью и может быть чьим-то! Хм… Какие рассуждения и в какой момент! Но вот Виктор, он мне не продавался, я его не покупала. Но почему он может быть моим? Только по любви человек, не купленный становится чьим-то. Наверное. А если любовь проходит, то он освобождается от бремени собственности? Да. И он уходит. Оставляет ту, что его еще любит и уходит. Но теперь она становиться, а вернее остается его собственностью. И она призывает его не бросать свои вещи. Фу ты черт! Куда меня понесло…

– Ты о чем задумалась? – Виктор посмотрел на меня вниательно.

– Да, так. В общем, не о чем…

– И все-таки ты о чем-то задумалась. У тебя отрешенный взгляд.

– Думаю о наших отношениях. Мы совсем не знаем друг друга, но уже оказались в одной кровати.

– Если ты о скоротечности, то я с тобой согласен. Со мной такое впервые. Я очень долго схожусь с людьми. А с тобой это произошло молниеносно. Как только я увидел тебя тогда, в первый раз, мне сразу же очень захотелось быть ближе к тебе. И поверь дело не только в твоей красоте. В тебе есть еще и внутренняя красота! Она притягивает меня. Знаешь, всякие экстрасенсы, маги и тому подобные субъекты сказали бы, что ты светлый человек. У тебя аура светлая и добрая. Это как белая и черная магия. Одна добрая и поэтому белая, а другая злая – черная. А ты белая и светлая! И это так! Ты излучаешь чистоту и любовь. С тобой хочется быть рядом, потому что перестаешь бороться с миром. Расслабляешься и умиротворяешься. Ты как ангел-хранитель!

– Хм… Спасибо. Но не знаю можно ли считать твои слова комплиментом. Хотела ли я быть такой, как ты меня видишь? Пока не знаю. Скорее я просто не такая. Я обычная!

– Обычная!? О, нет, только не обычная! – он приподнял голову и его глаза сверкнули. Потом, вернувшись в прежнее положение, после минутного молчания сказал. – У тебя много было поклонников?

– Увы, нет. Наверное, меня всегда считали гордячкой и поэтому не хотели связываться.

– Дураки!

– Наверное… Но я не жалею об этом. Физической близости мне было достаточно. Вернее, обычного секса. Физическая близость – это что-то из области любви. А любви у меня, увы, не случалось.

– Неужели не было счастливчика?!

– Нет.

– О!

– Ну, а у тебя как обстоят дела? Сколько было покорено женщин тобой?

Он поднялся с моих коленей и сел возле меня, подложив под спину пару подушек.

– Ты будешь еще вино? – спросил Виктор.

– Нет.

– Тогда дай свой бокал, – я протянула руку, взяла вино и передала его Виктору.

– Я тоже не могу похвастаться большим количеством влюбленных в меня, – разделяя каждое слово в предложении, медленно и задумчиво сказал он, сделав до этого большой глоток вина. – Хотя надо признаться, что сейчас я жалею об этом. Лет двадцать назад казалось, что все еще впереди, вся жизнь впереди. И не надо размениваться на пустяки. Обычные заблуждения молодости! Кажется, что времени много и в жизни ты все успеешь. Но вот пролетели годы, и как стремительно пролетели, а «крупного», чего-то стоящего так и не увидел. Я иногда задумываюсь о прошлом и настоящем. Видимо годы берут свое. И сегодня я уже понимаю, что впереди будет уже не так много, а вот позади остались большая часть и все самое хорошее! Думаешь, кусаешь локти. Иногда у меня возникает такое сравнение. Моя жизнь похожа на труд садовода, который выращивает, скажем, клубнику. Весной он ее пропалывает, поливает, накрывает от холода, заморозков. Но вот появляются первые плоды. Ягодки небольшие и еще не совсем зрелые. Он думает, что надо подождать. Пусть дозреют эти и появятся новые. Более крупные и сладкие. Ждет день, другой. За это время вырастают новые и крупнее первых и красивее, а он все ждет и надеется на что-то намного грандиознее, чем видит. Наконец он примечает три ягодки, которые готов съесть, но решает прийти за ними на следующий день. И вот как-то утром он приходит на грядку и видит, что клубники той, что он ждал, и нет! Одну надкусали птицы, другая перезрела и загнила, третья вообще куда-то исчезла! А потом и вовсе случилась какая-то напасть и вся клубника погибла. Стоит он перед своей грядкой и думает. Дурак, я дурак! Зачем ждал, почему не сорвал эти ягодки сразу?! И остается ему только вспоминать, какие они все-таки были красивыми, да гадать какими бы они были сладкими.

– То есть ты жалеешь, что в молодости не воспользовался всеми предоставленными тебе шансами?

Он опять не сразу ответил на мой вопрос. Сначала выпил все вино, что оставалось в бокале. Потом поставил стеклянный сосуд на свою тумбочку. Все это он делал молча. Он думал и пытался ответить, прежде всего, самому себе. Наконец он произнес:

– Не знаю…Наверное о чем-то жалею. Но вот встретил тебя и уже начинаю думать, что ягодка самая вкусная и красивая спряталась во время ненастья под листочком и я спустя некоторое время все-таки ее нашел.

Я прижалась к его груди, потом подняла голову и поцеловала в губы. Он в ответ крепко обнял меня. Его глаза были закрыты, и я не смогла ничего в них прочесть.

– Но ведь ты сейчас можешь позволить себе любую «ягодку»! – прошептала я.

– За деньги?

– Ну, не совсем напрямую…

– Это не то.

– Я не про проституток. Любая женщина может пойти за тобой. Ты красив и телом, и душой. Ты несказанно богат…

– Я не хочу продажного счастья. Поверь, деньги не приносят счастья. С ними только обман и иллюзия. Богатство, деньги – точно не от Бога! Они лишь средство к осуществлению низменных чувств. Настоящая любовь не зависит от количества драгоценного металла. Я ведь всю жизнь был не богатым человеком. И только последние годы я стал по версии окружающих таковым. Но я не стал от этого счастливым. Да, я могу позволить себе все, что захочу. Но теперь я утерял способность радоваться жизни. Все, что я захочу, у меня появляется! Но теперь я перестал чего-то хотеть! По-моему у Авиценны есть такое философское измышление о том, что мечты о чем-то намного приятнее, чем сбывшееся обладание им. Иначе говоря, когда ты получаешь желанную вещь, она перестает быть желанной.

– Расскажешь мне, как ты стал таким богатым? Пусть не сейчас, потом когда-нибудь?

– Конечно, расскажу…

– Мне все интересно! Все, что касается тебя.

– Поверь, не все в моей жизни было интересно. Ради того, чтобы сейчас лежать рядом с тобой, мне пришлось пройти через огонь, воду и медные трубы. Мой друг при этом погиб. Он отдал свою жизнь ради меня. Я живу только благодаря его смерти! Уверяю тебя, это невыносимая мука осознавать такое!

Он был искренен. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Его рука, лежащая на моей ноге, немного дрожала. Он испытывал прилив адреналина. Видимо, воспоминания о прошлом были очень сильны.

– Давай спать, – предложила я.

– Давай, – согласился Виктор.

Мы легли, удобно устроившись. Моя голова легла на его грудь. Вскоре он задышал глубоко и ровно. Я поняла, что он уснул, и убрала голову на подушку, чтобы не мешать, ему спать. А ко мне сон не приходил долго. С закрытыми глазами я лежала и ждала, когда усталость возьмет вверх надо мной. Но я побеждала в этой схватке. Перед глазами проносились картины дня. А день, надо сказать, был насыщенным. Днем я приехала к Виктору, и мы провели время в саду за разговорами о Херее. Вечером я не поехала домой. Виктор уговорил меня остаться. Утром мы договорились отправиться в Остию. Чтоб не терять время, как он сказал. Мой новый патрон предложил мне отдельную комнату в своем особняке. Благо их было достаточно. Мы поужинали, заказав еду из ресторана. Ужин был чудесный. Изысканные антипасти. Вкуснейшая рыба. Фрукты. Ну, и конечно вино. Правда, вино было не из ресторана. У Корецки оказалась огромная коллекция красных вин, которые хранились в подвале особняка по всем правилам виноделия. Я спустилась за ним в его домашнюю винарню, и увидела там несколько стеллажей, на которых пылились бутылки с благородным напитком. Там, при тусклом свете одинокой, совсем не энергосберегающей электрической лампочки он поцеловал меня. Все произошло внезапно и неожиданно. Взяв со стеллажа бутылку вина, он обернулся. Мы оказались напротив друг друга, я слишком близко подошла к нему, чтобы лучше разглядеть его запасы. В полутьме его глаза сверкнули на меня. Правая рука обняла мои плечи и притянула к себе. Наши губы слились в поцелуе. Я не сопротивлялась, не отстранилась и ответила ему.

– Извини, Роберта, – тихо прошептал он, когда все закончилось. – Я не должен был…

– Нет. Мне было приятно, – проронила я.

Он долго и нежно смотрел на меня. Потом мы поднялись на поверхность. Виктор вел себя очень предупредительно, но повторных попыток не предпринимал.

Мы поужинали. Прогулялись по саду. Стрекотали цикады. Небо, усыпанное звездами, висело над нашими головами, и равнодушно взирало на земные чувства.

– Роберта, оставайся сегодня у меня, – неожиданно предложил Виктор. – Завтра нам утром ехать в Остию. Пока ты доедешь до дома, уже нужно будет вставать. У меня есть комната для гостей, в ней есть все, что нужно гостю в чужом доме. Мешать я тебе не буду и никаким образом не нарушу твой покой. Если ты, вдруг, боишься повторения того, что было в подвале, то обещаю тебе этого больше не будет.

Дурачок, – хотела сказать я ему. Этого я совсем не боюсь. Я как раз боюсь, что этого больше, может, не случиться.

– Хорошо, – пробормотала я, не сказав того, о чем думала.

Гостевая комната оказалась очень даже приличной. Ламинированный пол покрывал большой ковер с толстым ворсом. Большая двуспальная кровать стояла посреди двадцати метрового помещения. Плоский телевизор висел на стене так, что его удобно было смотреть лежа на кровати. За кроватью имелась дверь, ведущая в небольшую ванную комнату с душем, унитазом и беде.

Показав мне все это, Виктор пожелал спокойной ночи и собрался уходить.

– Виктор, – окликнула я его, когда он взялся за ручку двери, – не уходи!

Он опустил руку, повернулся ко мне и, подойдя, крепко поцеловал меня в губы.

ГЛАВА 6.

Рекогносцировка.

– Ох-хо-хо! – грустно вздохнул Виктор, окинув взглядом беспорядок, царивший здесь много лет.

Мы вдвоем поднялись по ветхой лестнице на второй этаж. Через ту часть ступенек, которая отсутствовала, Виктор положил несколько досок, так, что по ним можно было легко преодолеть образовавшийся ранее провал.

Эльза тем временем осталась на первом этаже вместе с Андреа. Риэлтор приехала минут на десять раньше нас. Ее машину мы увидели издалека, еще только подъезжая к особняку.

– Доброе утро, синьор Корецки! Доброе утро дамы! – приветствовала нас Андреа. – Я рада, что Вы все-таки сделали свой выбор и остановились на этом особняке.

– Извините, Андреа, но я пока еще точно не решил. Мы приехали осмотреть дом и хотя бы приблизительно оценить, во сколько нам выльется ремонт.

– И, тем не менее, Вы не отказались еще от его покупки, раз хотите оценить стоимость его ремонта!

– Пока не отказался, Вы правы. Мы можем же полазить по дому? – спросил Виктор, согласившись с ней.

– О! Конечно, конечно! Только я не буду вас сопровождать. Договорились?

– Прекрасно, справимся одни.

Виктор взял из машины фотоаппарат, блокнот с ручкой и компас. Последний он незаметно засунул в карман джинсов. Он увидел, что я смотрю на его загадочные действия, поэтому тихонько шепнул мне на ухо, что компас нужен ему для определения сторон света и правильной ориентации предметов в доме.

– Эльза, Вы остаетесь внизу, – приказал он моей подруге.

– Хорошо, – ответила она боссу и прошипела тихонько мне, когда Виктор отошел, – ну, что я смотрю, ты далеко продвинулась.

– Увы! Пока нет. Он мало рассказывает о своей жизни, – наигранно вздохнула я, притворяясь, что не поняла ее слов.

Виктор, поднявшись на второй этаж, прошелся по коридору, заглядывая буквально в каждый уголок, в каждую щель. Я стояла возле лестницы и наблюдала за ним. Потом он подошел к окну, достал блокнот и стал что-то чертить. Достав компас и определив стороны света, он хмыкнул, положил компас обратно в карман и продолжил рисовать.

– Роберта, Вы не могли бы измерить длину коридора, – обратился он ко мне довольно громко и на «вы» словно вчерашнего дня и ночи вовсе не было. Меня сначала это озадачило, но потом я поняла его намерение не показывать всем наши отношения и мысленно поблагодарила его за это.

– Но у меня нет того, чем можно измерить метраж.

– Смотрите! Сделайте шаг! Немного шире, еще чуть-чуть. Стоп! Вот это приблизительно метр. Постарайтесь измерить длину коридора шагами, приблизительно равными одному метру.

– Хорошо, – поняла я и стала шагать по коридору. – Двадцать один!

– Так… – Виктор продолжил рисовать и помечать какие-то детали. – А теперь ширину, пожалуйста.

– Раз, два, три, четыре. Четыре.

– Очень, очень хо-ро-шо, – растягивая слоги в слове, проговорил себе под нас Виктор, и опять что-то пометил в блокноте.

Потом мы стали по очереди заглядывать в комнаты, измерять их метраж и зарисовывать все это в блокноте. Вернее я шагала по кучам строительного мусора, а Виктор записывал мои результаты в своем блокноте. Когда со всеми помещениями второго этажа было закончено, мы спустились на первый.

– Ну, как? Все осмотрели? – спросила Андреа, которая караулила нас внизу и, как мне показалось, прислушивалась к нашим разговорам.

– Все просто замечательно! – ответил ей Корецки. – Теперь посмотрим все здесь.

Мы повторили наши действия и на первом этаже. Андреа смотрела на нас, не понимая смысла в наших действиях. Она считала Виктора чудаком. Ведь все измерения есть в плане дома. Но, тем не менее, она терпеливо ждала и молчала. Клиенты ей попадались сплошь одни идиоты и чудаки, но чудаки с деньгами. А поэтому пусть делают все, что угодно, только пусть покупают.

– Андреа, извините, а есть ли в доме подвал? – отряхиваясь от пыли и извести, спросил женщину потенциальный покупатель.

– Минуту… – риэлтор достала из сумки свернутый в несколько раз лист тонкой бумаги. Это был прежний план дома. Она внимательно рассмотрела его. – Так… так… да. Вот он. Смотрите.

Виктор подошел поближе и посмотрел туда, куда показывала женщина. Затем он поднял глаза и осмотрелся.

– Ага! Значит подвал там, – он махнул рукой в противоположную сторону от лестницы, где мы стояли.

– Странно, но я там не видела никакой другой лестницы, ведущей вниз. Там только комнаты, – сказала я.

– Да. Это интересно, – почесав затылок, проронил Корецки. – Ну-ка, дайте-ка еще внимательнее посмотреть, Андреа.

Посмотрев и что-то для себя решив, он быстрым шагом отправился к тому месту, где должен был находиться спуск в подвал. При этом он махнул мне рукой, давая понять, чтобы мы оставались на месте.

– Да! Все довольно странно! – крикнул он, возвращаясь к нам. – Там тоже нет никакой лестницы!

– Может подвал был раньше, но хозяева его засыпали или убрали, а на схеме он остался?! – предположила Андреа.

– Иного объяснения я придумать не могу, – согласился с ней Виктор. – Ну, что ж! С домом все более-менее ясно! Давайте, пойдем, посмотрим еще раз сад!