Текст книги "Но я люблю сейчас, а в прошлом не хочу, а в будущем - не знаю (СИ)"

Автор книги: Василий Коледин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Уже издалека Виктор заметил, что дверь в наш домик была отворена.

– Черт! – ругнулся он и ускорил шаг. Я поспешила за ним.

– Что случилось? – спросила я, едва успевая за ним.

– Какой-то гад залез к нам в карман!

– Ты имеешь в виду наш домик?!

– Да!

– Ты думаешь та открытая дверь от нашего дома?

– Уверен!

Наконец, мы почти добежали до двери. Виктор оказался прав, это дверь вела внутрь нашего домика. Он быстро вошел и осмотрелся. Казалось, все вещи лежали на своих местах. Ничего лишнего тоже не появилось. Виктор перебрал все, что мы оставили перед своим уходом.

– Да, все на месте, – облегченно выдохнул он.

– Может, ты просто плохо закрыл дверь? – сказала я, хотя помнила, как он поворачивал несколько раз ключ в замке и вешал его себе на руку. Я это произнесла скорее, чтобы успокоить его. Сама я была убеждена, что в дом проникали неизвестные.

– Исключено! – опроверг мои слова Корецки. – Я все закрывал.

– Да, я помню…

Виктор сел на стул и достал содержимое карманов своих льняных штанов. На столе появились три купюры достоинством по сто евро, две купюры – пятьдесят евро и мелкие купюры: одна десять евро, три по пять евро. Потом он выложил свой смартфон, небольшой блокнот, маленький карандаш. Посмотрев на все это, он в задумчивости произнес:

– Значит, залезли не с целью воровства… все деньги на месте…

– А, тогда, зачем? Зачем лезть в чужой домик, если не за деньгами?! – не понимала я.

Виктор посмотрел на свои наручные часы, потом на меня, что-то прикинул в уме и потом решился.

– Через четыре минуты узнаешь…

– А почему не сейчас?!

– Через четыре минуты будет нагляднее!

Мы оделись и расселись на стулья. Виктор уселся на прежний стул, убрал все со стола обратно в карманы и стал ждать, посматривая на свои часы.

– Сейчас, приготовься, – заговорчески прошептал он.

– Что?! – не поняла я.

– Смотр на стол.

Я во все глаза уставилась туда, куда мне указал взглядом Виктор. Со стороны если бы кто-то увидел нас, то, скорее всего, подумал, что парочка сошла с ума. Но вдруг ни с того, ни с его на столе возник некий предмет. Он словно появился из воздуха и оказался лежащим на столе. На первый взгляд он напоминал нечто похожее на телефон. Черный корпус, такой же потухший экран и ряд кнопок с цифрами и буквами на них.

– Ай! – вскрикнула я от неожиданности.

– Не бойся! Все нормально! – попытался успокоить меня Корецки.

– Виктор! Что это?! Как это оказалось тут?!

– На, возьми это в руки и почувствуй, что он реален и обладает всеми характеристиками реального предмета, – Виктор взял этот предмет и протянул его мне. Я с опаской сначала дотронулась до него, и только потом положила его на ладонь.

Он действительно напоминал современный гаджет, что-то вроде смартфона или мини планшета. Его размеры были таковы, что он свободно помещался у меня в руке. Вес его был приблизительно такой же, как у обычного смартфона, грамм сто, может, сто пятьдесят. Экран явно был на ЖК. Клавиатура точь-в-точь, как у кнопочной Nоkia. Кнопочки довольно маленькие, поэтому их нужно было нажимать стилусом, который, по всей видимости, входил в комплект.

Я повертела гаджет в руках, и вернул его Крецки. Он аккуратно у меня его принял.

– Ну, и что это? – спросила я.

– Его название – «ускоритель», – сказал спокойно Виктор.

– А что он ускоряет? Из всех ускорителей я слышала только один – «ускоритель ядерных частиц», – так, по-моему, он звучит.

– Этот ускоритель меньше синхрофазотрона, если ты его имела ввиду, и он не разгоняет элементарные частицы. Хотя он тоже разгоняет, но только время!

– Что?! Как это?! – я была ошарашена.

– Ну, он может разогнать вокруг себя время, и оно будет отличным от времени за пределами его действия.

– Это что-то из фантастики?

– Гх-гх, – кашлянул Корецки, – а разве все, что ты видела в последнее время не из области фантастики?! Разве ты не видела коридоры времени, по которым струилось само время? Разве ты сама не путешествовала по нему не привычным способом: из прошлого в настоящее и потом в будущее?!

– Да… было такое…

– Так вот он помогает пройти тот же путь, только чуть быстрее обычного.

– Да… – я уже с большим интересом посмотрела на прибор, – а как он работает? Я имею ввиду не его принцип, а скорее управление им.

– Вот смотри! Я его включил, вывел из спящего режима, – экран загорелся. Там была заставка, как и у обычного смартфона. – Кнопками я могу вводить любые команды. Например, я хочу ускорить период времени с такого-то часа, таких-то минут и стольких-то секунд по такое-то время. Я выставляю этот период. Потом я задаю скорость или цифру ускорения. Например, два, три, пять. Это означает, что заданный отрезок времени прибор ускорит обычное течение времени во столько-то раз. Понятно? Нет?! Ну, допустим, заданные полчаса пролетят в три раза быстрее. Или иными словами три секунды обычного времени пролетят за одну.

– Так… я начала понимать, о чем он говорит, – и ты когда мы выходили из домика включил ускоритель. Поэтому он сначала исчез, а потом, пройдя заданный промежуток времени с заданной скоростью, появился вновь! Так?! – воскликнула я радостно. Меня переполняло чувство гордости от того, что я поняла принцип действия этого прибора.

– Ты совершенно права! Умничка! Все, как видишь, довольно не сложно! – похвалил меня Корецки.

– Подожди! – продолжала я осмысливать работу ускорителя. – Но если он просто лежит на столе, то ему все равно с какой скоростью он лежит на столе! Он не должен исчезать из виду! Так?

– Нет. Помнишь, я тебе говорил, что пространство и время взаимосвязаны? Так вот, изменить одно только время, без пространства невозможно, так же, как не изменить пространство без времени. Время меняется только при изменении пространства. Когда я включил ускорение времени, прибор начал менять и пространство. Он исчез из нашего времени и из нашего пространства. Скажем образно: вошел в иной коридор, который ученые называют «пространственно-временной континуум». Поэтому прибор исчез из виду. Его никто не видел заданный период. Как только он проделал свой путь, он появился в заданное время в заданном месте. Поэтому мы иногда называем его еще и «перемещатель». От того, что он способен перемещаться в пространстве и времени.

– Ух! – воскликнула я пораженная такими способностями техники.

Виктор смотрел на меня и улыбался, видя, как я прозреваю и радуюсь этому факту словно ребенок.

– Так ты думаешь, что кто-то искал ускоритель?! – вдруг осенило меня.

– Ммм… не знаю… вряд ли они знают о его существовании…

– Тогда что?!

– Скорее всего, они искали нечто, сами не зная что. Что-то не конкретное, а то, что является в моих карманах не обычным…

– …но ничего не нашли и удалились, – закончила я мысль Виктора.

– Совершенно верно, – согласился он.

Всю дорогу до дома я думала о своем необычайном то ли везении, то ли наоборот, не везении. Рада ли была я тому, чему свидетелем стала? Однозначно ответить на этот вопрос было трудно. Единственное, в чем я была уверена так это в том, что встретила Корецки, а он стал моей судьбой. Он все глубже проникал в мою жизнь, прорастая в почве высохшей и требующей дождя. Его корни упорно дробили камни и разрывали глину. Но благодаря именно их усилиям моя земля преображалась и постепенно становилась плодородной. На ее поверхности уже колосились разнообразные травы.

Меня пугало только возможность столкнуться с еще более непонятными результатами странной, непривычной, совсем уж фантастической теории. Как и все обыватели, я страшилась всего нового. А то, с чем я столкнулась даже простым словом «новое» нельзя было назвать. Такие уточнения, как совершенно новое, кардинально новое и прочие, также не подходили для его понимания и осмысления. Скорее можно было сказать, что я попала то ли в странный сон, то ли в сказку, то ли в жизнь, описанную научной фантастикой.

ГЛАВА 21.

Кое-что проясняется, но только не для меня.

Пламя свечи, которая стояла ближе всего ко мне дрогнуло. Потом оно наклонилось и задрожало. Воск с одной стороны, наконец, прорвав плотину, долго удерживающую его натиск, потек сильнее. Вязкая жидкость устремилась в образовавшееся горло. Светлые, почти прозрачные капельки побежали вниз наперегонки по тонкой фигуре свечи. Я, вдруг, поняла, почему говорят, что свечи плачут. У меня возникло жутко сильное желание заткнуть прорванную плотину. Не сдержав порыв исполнить свое желание, я притронулась указательным пальцем к полузастывшей бугристой дорожке. Палец мгновенно почувствовал боль от ожога. Его подушечка покрылась тонким слоем воска. Я отдернула руку от свечи и, поднеся палец к губам, подула на него, потом подняла его ближе к глазам. Подковырнув застывший восковой слепок указательного пальца, я положила его перед собой на стол.

Краем глаза я видела, что Виктор хочет что-то сказать, но ждет, когда я оторвусь от своего занятия.

– Что ты делаешь? – наконец, спросил Виктор, внимательно следивший за моими действиями.

– Так… ничего…

– Я не поверил ни одному ее слову! Честное слово!

– Понятно…

– Я с первого дня нашего знакомства догадался, что она тайно тебя ненавидит. Мне оставалось только ждать, когда Эльза сделает первый шаг для осуществления своего замысла. Я видел, как она смотрит на тебя, слышал ее колкие замечания в твой адрес. Потом, спустя неделю, она начала потихоньку тебя порочить. Это не первое ее выступление.

– Но в чем-то она все же права…

– В чем? – мгновенно прервал меня он. – В том, что ты злодейка, посланная следить за мной? Или в том, что ты журналистка, которая спишь и видишь, как бы тиснуть обо мне статейку? Или в том, что ты воровка, поджидающая случая украсть у меня ценные вещи? Или в том, что ты любой ценой пытаешься женить меня на себе?! В чем она права?!

– Нет! Конечно не во всем! Только в одном! – мои глаза затянула влажная пелена слез.

– В одном?! И в чем же?! – Виктор поставил чашку, только что поднятую и поднесенную к губам.

– Я давно хотела тебе рассказать, но не могла дождаться подходящего момента…

– Вот он. Куда более подходящий!

– Я на самом деле хотела познакомиться с тобой для того, чтобы написать о тебе. Но уже после первой встречи мои планы изменились. Я безумно в тебя влюбилась! А разве можно предать свою любовь?! Я забыла обо всех своих планах!

– А откуда ты знаешь историю древнего Рима так хорошо, как знает только профессионал?

– А разве не ты говорил, что изучить историю может любой интересующийся этим предметом?

– Да… согласен…

– И второе, о чем ты должен знать теперь! То о чем не знает Эльза! Как-то возвращаясь от тебя, ко мне в метро подошли незнакомые люди и предложили написать о тебе статью в журнал. Кто они такие и какое представляли издание, я не знаю. Я пообещала подумать, но сказала это только для того, что бы понять кто они такие. У меня ни на секунду не возникло желания с ними сотрудничать! Это чистая правда!

Я замолчала и сквозь слезы посмотрела на своего собеседника. Виктор молчал, рисуя чайной ложечкой на скатерти какие-то узоры. О чем он думал, я не смогла догадаться. Его выражение лица было непроницаемым.

Боже мой! Какой же идиотский выдался вечерок, – подумала я, сглатывая соленые капли, наполняющие дополнительной влагой мой рот. Такой славный был день и такой тяжелый вечер. Я напряглась уже сразу, как только мы вернулись с моря. Обычный состав нашего повседневного общества разбавила неизвестно откуда взявшаяся помощница Корецки по юридическим вопросам. Я не видела Эльзу вот уже почти две недели. Она не приходила к Виктору и при мне они не созванивались. Я даже стала забывать о ее существовании. Мне подумалось, что та закончила работать на Корецки. Но, увы, это оказалось не так.

Эльза, видимо, решила взять пример с меня и оделась в рваные джинсы, яркую, ядовито розового цвета футболку. Прежде она не позволяла себе так одеваться на службу. Виктор встретил ее довольно ласково, но я почувствовала, что он удивлен не меньше моего.

Уже стемнело, сумерки окутали сад. Самюэль нас ждал и не садился ужинать, хотя, скорее всего, был голоден, но ему не позволяло сесть за стол одному, его африканское воспитание. Клаудиа накрыла стол, как всегда в саду. Она поставила свечи и зажгла их. Однако их света не хватило, и тогда мастерица на все руки зажгла еще и декоративные факелы, которые служили для создания романтического настроения и зажигались Виктором по особым случаям. По саду гулял легкий ветерок, который весело играл пламенем керосиновых горелок. Отчего-то мне стало совсем не уютно, хотя, признаться, романтизма этот первобытный свет прибавлял не мало. Сад стал казаться каким-то островком из прошлой жизни, вырванный и принесенный в современность.

– Кладиа, милая, поставьте еще один прибор для нашей гостьи, – попросил прислугу Корецки.

– Она будет ужинать с нами? – как мне показалось, тихонько шепнула я Виктору. Но, видимо, мне так только показалось, потому что Эльза, вдруг посмотрела на меня.

– А ты, подруга, уже можешь управлять людьми?

– Почему ты так решила? – постаралась я сделать вид, что ей только послышался мой настойчивый вопрос.

– Ну, ты так себя ведешь, словно уже стала хозяйкой дома! Решаешь, кому ужинать с вами, а кому лучше уйти домой.

– Тебе показалось, Эльза. Я просто спросила, есть ли у вас дела или ты просто пришла, с нами посидеть, – сдалась я, поняв, что моя подруга обладала тонким слухом.

– Ладно вам, девочки! – примирительно вмешался Корецки в наш разговор. – Пойдемте лучше поужинаем, я так проголодался сегодня!

Он обнял нас и легонько стал подталкивать по направлению к саду. Виктор улыбался, был обходительным и доброжелательным, словно ничего не произошло. Усадив всех за стол, он сам налил каждому в бокал вина и, подняв свой, произнес тост:

– Друзья мои, я предлагаю выпить за хорошие отношения! Давайте стремиться сохранять крепкие отношения с друзьями, добрые отношения со всеми знакомыми и стабильные – со всеми остальными. И только со своими врагами давайте не иметь никаких отношений.

Мы выпили. Но напряжение между мной и Эльзой не прошло. Самюэль тоже чувствовал неловкость и постоянно поглядывал на нас. Молча, мы приступили к ужину. Разговор не клеился. Виктор, мне показалось, и вправду был голоден, так как усердно накладывал мясо и салаты на вилку, а потом тщательно все пережевывал, поэтому времени на поддержание разговора у него совсем не оставалось.

Меня так и подмывало съязвить по поводу присутствия за столом юрисконсульта, но усилием воли я останавливала себя. Эльза ела с завидным аппетитом и так же как мой черный друг посматривала на меня.

– Вкусно? – не выдержав, обратилась я к гостье.

– Очень… Клаудиа всегда прекрасно готовила, – парировала Эльза.

– Да?! А я не знала. Нам всегда готовил Джузеппе, повар, работающий у Виктора, – спокойно продолжила я, понимая, что моя подруга промахнулась и пока счет один – ноль в мою пользу.

– А! так это приготовил Джузеппе! Не плохо, не плохо. Но Клаудиа тоже готовит хорошо. Не правда ли Виктор? А ты, Роберта не пробовала ее печенье? – выкрутилась Эльза.

– Не могу тебе сказать, я ела, конечно, многое, но не спрашивала, кто готовил.

Мужчины продолжали молчать и с прилежностью послушных детей жевать мясо. Однако чувствовалось, что они готовы в любую минуту встать из-за стола и уйти, не дожидаясь массированных атак враждующих сторон.

Корецки часто подливал в бокалы вина, надеясь, что мы напьемся и прекратим ссору. Но вино только распаляло наш воинственный дух.

– Самюэль, – обратилась Эльза к молчаливому негру, – а Вы как себя чувствуете у синьора Корецки?

– Что Вы имеете в виду, синьора?

– Ну, Вам уютно здесь жить?

– Эльза! – возмутился Корецки.

– Простите… – она замолчала.

Опять над столом нависло тягостное молчание. Ветер играл языками пламени факелов. Листья шумели под его натиском. Но над этими природными звуками господствовали звуки вилок и ножей, размельчающих пищу.

Я немного успокоилась и расслабилась. Но именно в этом и была моя ошибка. Мой партнер по спаррингу только этого и ждал. Ее вопрос застигнул меня врасплох, когда я меньше всего его ожидала.

– Как твоя работа? – внезапно спросила меня Эльза.

– Не плохо… – у меня внутри все опустилось. Я поняла, куда хочет нанести свой удар моя приятельница.

– Появились какие-нибудь новые статьи? – продолжила целенаправленно бить в одну точку Эльза.

– О! – Виктор опустил руки, в которых держал вилку и нож. – Роберта, у тебя есть статьи? И в каких научных изданиях?! Интересно будет почитать!

– Вы правы, Виктор! Статьи чудесны! А Вы разве ничего не читали?

– Нет! Роберта у нас скромница.

– Ну, что Вы! Обязательно почитайте! Она публиковалась в «Эспресо», «Иль соле венти дуе оре» и даже в «Корьера дела Сера»! – нанесла сокрушительный удар Эльза.

– А разве в этих изданиях публикуют научные статьи по истории? – удивился Корецки, все еще не догадавшийся, куда клонит его юрист.

– Нет, конечно! Но разве Роберта Вам не говорила, что она прекрасный журналист?!

– А! Вы об этом Эльза! – весело воскликнул Корецки. – Да! Я читал ее статью о музейных хищениях. Не правда ли, какой замечательный стиль и, как глубоко автор изучил тему?!

Я внимательно посмотрела на Виктора. Что это? То ли он играет, то ли он на самом деле знал обо мне больше, чем я думала? Потом мой взгляд остановился на Эльзе, она тоже была ошеломлена. Она не ожидала, что ее удар окажется столь слабым. Полная растерянность была написана на ее лице.

– Да… прекрасная статья… – пробормотала она.

– Спасибо… мне приятно… – сказала я и многозначительно посмотрела на Виктора. Я действительно почувствовала странное облегчение и благодарность к этому деликатному человеку.

Клаудиа тем временем убрала стол и принесла поднос с чашками и блюдцами. Нам предстояло чаепитие. Я уже привыкла к этой странной привычке Виктора вечером пить чай после плотного приема пищи. Расставив перед каждым сидящим за столом чайный прибор, она удалилась за самоваром. Виктор говорил, что хотел купить настоящий русский самовар, а не его электрическое подобие, но не нашел такого в Риме. Поэтому собирался привезти самовар из Москвы, когда будет там с оказией.

Тем временем на столе появились сахар, печенья, ваза с конфетами, пирожные, – все, что полагается в России подавать к чаю. Корецки наполнил свою чашку заваркой из чайничка, а потом долил в нее кипятка из самовара. Я и Самюэль повторили действия хозяина. Мы уже привыкли к чаепитию и даже находили в нем некое развлечение.

Виктор посмотрел на сидящую без движения Эльзу. Покачав неодобрительно головой, он обратился к ней:

– Выпейте чаю, Эльза. Он у нас настоящий «цейлонский». А вот и печеньки, которые так прекрасно печет Клаудиа. Попробуйте! Они все такие же прелестные?!

– Спасибо, Виктор.

– Давайте применим совет Киплинга!

– Это какой? – удивились мы все.

– Из «Маугли»! «Водяное перемирие»! Когда наступала засуха и все животные приходили на водопой. В тот период запрещалось охотиться. Вот и я предлагаю соблюдать чайное перемирие. Никто ни на кого не охотится! Договорились?!

– Да… – кивнула Эльза

– Да… – прошептала и я.

– А я вообще травоядное животное! – вежливо вставил Самюэль.

Чай и в самом деле у Виктора был прекрасный. Иногда Клаудиа заваривала его с какими-то травами, иногда с цветками жасмина или розы. Может именно поэтому и я пристрастилась к вечерним чаепитиям. Кажется, у Чехова, в каком-то из его произведений, герои вечерами пьют чай на террасе дома.

Однако перемирие не продолжилось долго. Первой нервы сдали у Эльзы. Она переводила свой взгляд с Виктора на меня и ее что-то явно взбесило.

– Да хватит уже строить из себя влюбленную! – вдруг вскричала она, ставя чашку на стол так, что ее содержимое выплеснулось на скатерть, оставив на ней мокрое пятно.

– Эльза! Что с Вами?! – не на шутку удивился Виктор.

– Синьор Корецки! Как Вы можете терпеть эту маленькую дрянь?! Она же играет Вами! В ней нет ни капли настоящего чувства! Это все показное, она научилась этим своим ужимкам, работая в бульварной прессе. Ведь ее цель только в том, чтобы окрутить Вас и завладеть Вашими деньгами! Это же понятно! Она и меня просила познакомить с Вами, преследуя именно эту цель!

Корецкий молча, поставил свою чашку на стол и внимательно посмотрел на Эльзу, которая была на грани истерики. Самюэль тоже поставил чашку и встал.

– Извините меня, синьор Корецки, но я не хочу сидеть за одним столом с человеком, который оскорбляет моего друга! Разрешите, я пойду к себе, – и он, не дожидаясь разрешения, вышел из-за стола. Положив аккуратно салфетку на стол, негр вежливо поклонился всем присутствующим, потом гордо удалился. Мы остались втроем. Один мужчина и две женщины.

Я не стала оправдываться, рассудив, что это бесполезное занятие. Если Виктор поверил Эльзе, то мои оправдания ни к чему хорошему не приведут. А если не поверил, то мое молчание может объясниться негодованием, тщательно скрываемым мной, впрочем, так, как оно и было.

– Эльза, можно Вас на минуту пригласить в мой кабинет? – вежливо и спокойно спросил девушку хозяин дома и ее босс.

– Да, – довольно кротко ответила Эльза. Я удивилась, как быстро она смогла овладеть собой.

Они почти одновременно встали, и он первый покинул застолье, а Эльза последовала за ним. Я осталась одна, ожидать своей участи. Чего я только не передумала в те секунды и минуты! Хотя это потом я поняла, что прошли только минуты, а тогда мне казалось, что время ужасно тянется или вообще стоит на месте. Мне казалось, что прошел не один час.

Виктор вернулся один. Он спокойно сел на свое прежнее место и налил в чашку почти остывший чай. Все это он проделывал молча. А я тем временем смотрела на плачущую свечу…

ГЛАВА 22.

Прошлое обычно предшествует будущему.

– Так что ты хотела бы узнать обо мне, как журналист? – спросил Виктор. В его вопросе я не услышала ни обиды, ни злости, ни издевки. Мы лежали на кровати в его спальне. Я ночевала там впервые. Обычно мы спали в гостевой комнате, в которой я расположилась после моего переезда к Корецки. Но в этот раз получилось все иначе.

После неудавшегося ужина я все в слезах, встав из-за стола, направилась в свою комнату с твердым намерением собрать вещи и уехать домой. Но меня вдруг окликнул Корецки.

– Я ее уволил, и она больше здесь не покажется! – я остановилась и, повернувшись, посмотрела на него. Он грустно смотрел на меня, ожидая от меня хоть какой-нибудь реакции.

– Почему? – тихо спросила я.

– Она мне не понравилась…

– И только…

– И потому, что когда любишь человека, то веришь ему безгранично! Никто и ничто не сможет его опорочить!

– Виктор… – благодарно прошептала я, и слезы ручьями побежали по моему лицу. Он быстро встал, подошел ко мне и крепко обнял. А я, плаксивая дура, уткнулась в его плечо и теперь уже всласть разрыдалась.

Он не успокаивал меня, а дал мне насладиться уже не горькими, а даже сладкими слезами. Когда они иссякли, Виктор это почувствовал. Он немного отстранил меня от своего мокрого плеча и заглянул мне в глаза.

– Ну, ты как? Все?!

– Угу… – всхлипнула я и криво улыбнулась.

– Пойдем сегодня ко мне! А то мы все у тебя, да у тебя!

– Конечно! Пойдем!

Обнявшись, мы оставили сад, с его мерцающим светом факелов, почти истлевшими свечами, тихим и успокоившимся ветерком.

– Так что ты хотела обо мне написать? – повторил Виктор свой вопрос, на который не получил ответа.

– Не знаю… сейчас уже не знаю. Мне кажется, что я уже узнала тебя… ты, как прочитанный лист…или открытая книга, не обижайся! Я так выразилась в хорошем смысле. Не то, что мне стало не интересно с тобой, а наоборот! Чем больше мы живем вместе, тем интереснее моя жизнь. Я сейчас говорила о том, что ты для меня ясен и понятен, предсказуем и ответственен. Ты, – словно книга, хорошая, добрая, интересная, которую, когда прочитаешь, хочется вновь открыть и читать, читать, читать. Хочется ее перечитывать, повторять особо замечательные моменты, порой даже выучить что-то наизусть. Но тогда я толком не знала, что я хочу о тебе узнать. Скорее всего, то, что получиться. Не было какого-то конкретного плана.

– А сблизившись, ты расхотела писать обо мне? – как мне показалось, немного обиделся Виктор.

– Хм… Легко сказать «да», но это будет не правда… в тоже время и сказать «нет» нельзя… – я замолчала, подбирая нужные слова. – Понимаешь, женщины, какие б они не были, я имею в виду характеры, внешность, национальность, – все они собственницы. И я не исключение. А собственницы не делятся своим богатством с другими. Во мне иногда борются два человека. Один из них посредственный журналист, который хотел бы прославиться, а второй – женщина, самка, влюбленная дура, которая боится показать чужим свое самое дорогое имущество, которое досталось ей, возможно, даже, не по праву, не говоря уже о том, чтобы делиться этим богатством с кем-либо из окружающих.

– То есть ты все-таки в глубине души хотела бы написать обо мне?

– Честно?!

– Только правду!

– Да! Очень!

Виктор помолчал. Потом он прижал меня к себе и нежно стал целовать в шею и щеку. Я опять стала таять в его руках. Мое тело уже принадлежало ему, а теперь и душа готова была слиться с его душой и стать одним целым.

Но ласки вдруг прекратились. Корецки отпустил меня и приподнялся, внимательно посмотрев мне в глаза своим чарующим взглядом.

– Хорошо! Ты можешь написать обо мне…, но только тогда, когда мы…

расстанемся…

– Что?! – воскликнула я от неожиданности. – Так ты уже решил, что мы расстанемся?!

Он грустно улыбнулся, продолжая смотреть мне в глаза. Мне даже показалось, что его зрачки покрылись слезной пеленой.

– Это не я решил. Это жизнь решила.

– Как это? – не поняла я, однако несколько успокоившись.

– А ты разве думаешь, что мы будем жить вечно?

– Нет, я так не думаю! Так ты об этом!?

– И не только…

– А что еще?

– Ох, солнышко! Да мало ли причин для расставания?! Возьмешь и разлюбишь меня… встретишь другого… я наскучу тебе… сильно обижу… – начал перечислять он, задумываясь над каждым поводом для разлуки.

– Но это все причины, которые могут случиться по моей вине!

– О, нет! Это точно взаимные причины. У одного русского поэта есть такие строчки: «не обещайте деве юной любови вечной на земле…»

Я совсем успокоилась и задумалась теперь уже над тем что он подразумевал, когда говорил о моем праве написать о нем. Что это означало?

– А что ты имел в виду, когда разрешил мне написать о тебе после нашего расставания?

– Только то, что сказал! Ты можешь написать обо мне, что хочешь, хоть статью, хоть книгу, но только после нашего расставания.

Он опять замолчал. В темноте я посмотрела на него и увидела, что глаза у него закрыты. Прислушавшись к его дыханию, я сделала вывод, что он пытается заснуть. Но я сама спать пока не хотела. В моей голове созрел вопрос, который стал меня терзать. Я поняла, что если не задам его Виктору сейчас, то, наверное, не смогу уснуть всю ночь.

– Ты очень сильно хочешь спать? – наконец я решилась задать тот самый мучавший вопрос, но не в лоб.

– А ты, что не хочешь? – ответил он вопросом на вопрос.

– Нет, пока… я думаю…

– О чем? – спросил он полушепотом.

– Но ты не ответил мне, сильно ли ты хочешь спать. Мой вопрос потребует от тебя долгого ответа.

– Давай… – обреченно вздохнул Виктор.

– Как-то ты мне говорил о своем друге, благодаря которому ты имеешь все и даже саму жизнь. Это правда?

– Самая, что ни на есть правда.

– Расскажи мне о нем… пожалуйста…

– Твой вопрос на самом деле не даст ни мне, ни тебе уснуть в ближайшие часы. Это будет не очень короткий рассказ. Ты готова к нему?

– Да! Мне очень интересно!

Он сел, подложил под спину пару подушек и потер рукой шею, разминая ее и настраиваясь на долгий разговор. Я тоже устроилась поудобнее, предвкушая интересный рассказ. Мне нравилось слушать этого человека. И вот он через буквально минутку начал.

– Родился я в стране, которой в настоящее время нет ни на карте, ни в доброй памяти большинства ее бывших жителей. Хотя, может быть, я и не прав. Все больше людей начинают вспоминать о ней, причем чаще с легкой грустью и ностальгией. Возможно, это чувство вызвано «ностальгией» по молодости, возможно. Но я уверен, что не только этим чувством полны сердца людей. Да, не все в той стране было идеальным. Но истина познается в сравнении. Столкнувшись сегодня с проблемами, о которых нам раньше только рассказывали, как о страшных обыденностях капитализма, люди начинают сравнивать. И, что не удивительно, чаша весов склоняется не в пользу реалий современного мира, а к той стране, что осталась в прошлом. Плюсов того мира, а то был действительно целый мир, оказывается больше, чем минусов. Я мог бы сейчас долго рассказывать о том, как мы жили, сравнивать нынешнюю бездуховную жизнь с той, идеологической, но это будет долго и скучно. Как-нибудь потом, если ты захочешь. Итак, я родился и вырос в Союзе Советских Социалистических республик – СССР. Между прочим, мы почти единодушно гордились своей страной. Это правда. Нет, конечно, были и диссиденты, но их можно было пересчитать по пальцам. Как сейчас помню, еще когда я учился в школе, у нас трое парней, восьмиклассников на каникулах поехали в Москву. Там они пришли к американскому посольству и попросили «политического убежища». – Виктор грустно улыбнулся, вспоминая тот факт. – Их, конечно, задержал милиционер. Потом препроводили в «детскую комнату милиции». А в завершении приключения отправили домой. В школе все были в шоке. Собрали комсомольское собрание, на котором обсуждали страшный поступок советских школьников. Но самое главное! Как ты думаешь, почему они надумали бежать в Америку?!

– Не знаю… – пожала я плечами.

– Они хотели серьезно заниматься музыкой, а им не разрешали это делать родители, которые хотели дать им высшее образование! Вот такие «беглецы» были в то время. Вот такое расслоение общества! И все равно мы были одним народом – советским народом, который победил в войне, восстановил разрушенное народное хозяйство и пытался обогнать самую сильную экономику мира. Тот народ не делился по национальностям. Нет, конечно, существовала такая графа, как «национальность», но поверь, никто не делил тогда людей на «наших» и «не наших». Мы все были одним народом! Все граждане были одинаковы. И не только в национальном отношении. Мы и в доходах были почти одинаковы. Ты можешь поверить, что высококвалифицированный научный сотрудник, врач, юрист получал почти столько же, сколько хороший рабочий?! Если и была разница то в десять, двадцать, наконец, тридцать рублей! Кстати, доллар тогда стоил шестьдесят копеек. Вот и считай! Но я, наверное, много уделяю твоего внимания той стране! Видимо, и я отношусь к той категории людей, которые с грустью вспоминают прошлое. Итак, я родился, учился в школе, по окончании которой поступил в военное училище. Почему именно в военное? Хм… Может, мне форма шла, может, романтика защитника отечества меня привлекала, но скорее, все-таки деньги и в том мире были важны. Военные получали намного больше гражданских специалистов. Либо я уже тогда был меркантильным. А жалование офицера являлось достойным. Я помню, что в первый офицерский отпуск мы поехали на Кавказ и там, на курорте за один вечер могли обойти три ресторана, а закончить тяжелый день в кабаре, где оставить только гардеробщику «на чай» пять рублей. Кроме того, как мне казалось, что военная служба ни в какое сравнение не шла с работой на «гражданке». Это было благородно и даже несколько возвышенно. Говорить о призвании, конечно, не правильно. Не было никакого призвания. Я не из семьи военнослужащих. Впрочем, таких, как я хватало. Почти все мои друзья по училищу пришли в армию моим путем. Из сугубо мирных семей медиков, учителей, инженеров. Вот там, в училище, я и познал настоящую дружбу. Все, что было до того, не являлось настоящей дружбой! Дружба становиться дружбой только в тяжелых условиях жизни, когда есть элемент выбора между собой и человеком, который считается другом, когда возникает необходимость рискнуть чем-то своим ради другого человека. Когда чувство симпатии к человеку толкает тебя сделать то, что ему нужно и не ждать от него ни слов благодарности, ни ответных действий.