Текст книги "И пришел Разрушитель. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Валерия Веденеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Глава 3

Первым, что увидел Мэа-таэль, когда открыл глаза, была бледно-розовая полоса на небе. Рассвет, но ранний, само солнце еще не появилось.

Мэа-таэль шевельнулся – с опаской, ожидая боли, – но боль не пришла. Более того, чувствовал он себя полным сил и энергии, как будто после самого лучшего отдыха. Знакомое ощущение, которое могло означать только…

– Очнулся? Давно пора, – сказал рядом знакомый голос.

Мэа-таэль повернулся на звук – и с запозданием понял, что руки его скручены за спиной так, что каждое неосторожное движение удавкой давит на горло. Значит, хотя Арон его исцелил, о доверии речь не шла.

Но ведь не убил!

Это был хороший знак.

Наверное…

Мэа-таэль перекатился на бок и неловко сел, подобрав под себя ноги. Сел так, чтобы видеть Арона, который расположился напротив. Кошель с амулетами лежал у бедра мага, крепко завязанный, да еще и окутанный Тенями. Значит, Сила к Арону вернулась. И, судя по отсутствию солнца над горизонтом, Сила вернулась не потому, что амулет перестал действовать, а потому, что Арон ушел с места, где Источники магии оказались заблокированы.

Значит, маг либо догадался, как амулет действует, либо вспомнил.

Мэа-таэль шевельнул пальцами правой руки – руки были связаны только в запястьях, так что пальцами шевелить получалось, – пытаясь призвать тот единственный амулет, который он успел вложить в шов рукава куртки до появления Арона.

– Не дури, – негромко предупредил маг, словно мог видеть сквозь Мэа-таэля.

Или и впрямь мог?

Полуэльф решил отложить попытку дотянуться до амулета – все равно особо не поможет. Потом подумал о том, как бы убедить Арона в своей верности, полезности и незаменимости именно в живом виде, а не в мертвом… Но веских аргументов в голову не пришло. Вообще никаких аргументов не пришло. В голове было пусто, будто в чугунном котелке после ужина.

– Почему ты меня еще не убил? – спросил прямо. Единственная реалистичная версия, которая у Мэа-таэля появилась, заключалась в том, что Арону нужно было что-то узнать, а мертвецов не допросишь.

Арон, до того рассматривавший его с непроницаемым выражением, криво улыбнулся.

– Оказалось, что часть меня все еще считает тебя другом.

Мэа-таэль моргнул, уверенный, что ослышался. Но нет, в голове не звенело, на звуковые галлюцинации фраза не походила. Арон между тем тяжело вздохнул, словно расстроенный тем, что эта дружелюбная часть не позволила ему от Мэа-таэля избавиться.

– Никак не могу решить, что с тобой делать, – сказал с сожалением.

– Развязать и отпустить? – спросил полуэльф с надеждой.

Арон рассмеялся, будто услышав забавную шутку. Хотя, наверное, это и была шутка, только не очень забавная – по крайней мере для Мэа-таэля. Потом Арон вскочил на ноги – не забыв подхватить кошель с амулетами – сделал несколько шагов в сторону, развернулся. Вернулся к Мэа-таэлю и встал, нависая над ним, все так же сидящим на земле.

– Даже если я сумею поверить в то, что ты не предавал меня… А я, как ни стараюсь, поверить в это не могу. Но даже если ты действительно пытался спасти Альмара и не замышлял ничего иного… В любом случае ты оставил меня одного, потерявшего память и окруженного врагами. Ты украл моего сына. Ты лгал мне, наплевав на все клятвы. Наплевав на то, что дважды должен мне свою жизнь. Убить тебя после такого – самый разумный поступок! Единственный разумный поступок… Ну вот скажи мне, какой толк от тебя живого? Какая польза? А, Мэль?

Спросил и замер, выжидательно глядя на Мэа-таэля, который только с запозданием сообразил, что вопросы про толк и пользу риторическими не были. Словно бы Арон желал получить хоть какие-нибудь доказательства того, что, оставляя Мэа-таэлю жизнь, поступает правильно.

И что ответить?

Обязательно надо было что-то ответить.

Если реальной пользы нет, ее следовало придумать.

Только вот в голове так и звенела пустота – похоже, Мэа-таэля сегодня слишком много били и выбили из головы все умные мысли. Даже магическое лечение не помогло.

И, сдавшись, Мэа-таэль вздохнул.

– Не знаю. Понятия не имею, какая тебе от меня может быть польза.

Арон посмотрел на него долгим взглядом, потом сел рядом, положил ладонь на лежащий неподалеку камень. Мгновение – и тот рассыпался под ладонью мага мелким песком. Еще мгновение – Мэа-таэль даже с расстояния в фут почувствовал обжигающий жар – и песок потек, превращаясь в лужу жидкого полупрозрачного стекла. Третье мгновение – жидкое стекло разделилось на три части и поднялось наверх, принимая форму шаров идеально правильной формы. Жар схлынул, потянуло пронизывающим холодом.

А в руке Арона словно из ниоткуда возник нож, который через мгновение оказался прижат к горлу Мэа-таэля.

– А как же твоя часть, которая не хочет меня убивать? – спросил полуэльф торопливо, чувствуя холод стали, а потом, когда нож разрезал кожу, мгновенный укол боли.

Рука Арона, держащая нож, замерла, он мрачно усмехнулся, но ничего на это не сказал. Потом сделал движение другой рукой, и Мэа-таэль ощутил знакомое прикосновение овеществленных Теней.

Тени зажали его голову в одном положении, не позволяя ею шевельнуть. На редкость неприятное ощущение. Потом полуэльф увидел, как в воздух поднялся один из созданных Ароном стеклянных шаров, оказавшийся полым внутри, с круглым отверстием наверху, и прилетел магу в левую руку. Мэа-таэлю пришлось скосить глаза, чтобы увидеть, что именно Арон собрался с ним делать.

Арон поднес шар к порезу на шее Мэа-таэля и наполнил кровью. Сразу после этого стенки шара поднялись и закрыли отверстие, так что кровь Мэа-таэля оказалась запечатана внутри. То же самое Арон проделал с двумя другими шарами, после чего отправил их все в свою походную сумку, небрежным прикосновением залечил порез, отодвинулся от Мэа-таэля и отозвал Тени.

– Это все зачем? – спросил полуэльф.

– Мой поводок ты обрезаешь, но свою кровь изменить не сможешь. Небольшая гарантия, что во второй раз ты меня не предашь.

– Арон…

– Да-да, я помню, ты не предавал, и вообще ты верность и искренность во плоти. – Арон снова мрачно усмехнулся.

Мэа-таэль вздохнул, потом подумал, что «небольшая гарантия» была отличным знаком, знаком, что Арон действительно решил не убивать его. Более того, решил отпустить… Хотя развязывать все еще не торопился.

Вот только зачем ему кровь? Мэа-таэль знал, что кровь позволяла магам находить людей. Но и только. Или же ее можно было использовать иначе? И Арон знал такой способ?

– Время у нас есть до полудня, – сказал тем временем маг. – Расскажи мне об Альмаре.

– Что рассказать? И почему до полудня?

– Потому что в полдень мой резерв восстановится полностью, – Арон пожал плечами. – А рассказать тебе нужно все, что случилось за месяцы, прошедшие с похищения. Начинай, я слушаю.

– Может хоть удавку уберешь? Неудобно, – Мэа-таэль понимал, что нарывается, но ведь действительно было неудобно…

– Да неужели? – Арон хмыкнул, не выказывая никакого желания удавку убрать или хотя бы ослабить. – А мне, знаешь, было неудобно, когда жрецы Гиты меня убивали. Очень неудобно.

– Злопамятный ты, – пробормотал полуэльф, пытаясь устроить руки так, чтобы веревка меньше давила на горло. Слова Арона кольнули знакомым угрызением совести – сейчас, правда, изрядно приглушенным фактом воскрешения мага. Но что ему было делать? Опять просить прощения? А толку?

– Память у меня хорошая, – согласился Арон. – Так я жду.

– Арон, скажи, ты вспомнил? Все вспомнил?

Если к Арону вернулась память, но он все равно искал сына, забросив остальные дела, то, может быть, Мэа-таэль был неправ тогда, может быть маг и не собирался приносить Альмара в жертву ради своего восстановления, и все это было огромным недоразумением, и свое видение Мэа-таэль тоже расшифровал неправильно, и…

– Не зли меня, Мэль, – произнес Арон мрачно, и глаза его нехорошо блеснули, – сейчас вопросы задаешь не ты.

Значит не скажет. У Мэа-таэля было только одно свидетельство того, что память к Арону действительно вернулась – тот факт, что он знал, как действует амулет, блокирующий доступ к магии. Но это могло объясняться и иначе – Арону это мог кто-нибудь рассказать, может – шаман, может – другой маг или даже обычный человек, использующий, как сам Мэа-таэль, шаманские амулеты. И тогда причина, по которой Арон желал найти ребенка, оставалась именно такой, какую Мэа-таэль предположил в самом начале…

Наверное, Мэа-таэль молчал слишком долго, потому что Арон чуть шевельнул пальцами и удавка, накинутая Мэа-таэлю на шею, дернулась и болезненно сдавила ему горло.

…Пожалуй, если Мэа-таэль расскажет Арону о путешествии с Альмаром, ребенку это никак не повредит…

Арон слушал рассказ молча, и только когда история дошла до найденных черепов бесов, остановил Мэа-таэля и велел подробнее рассказать о находке и о том, что сказали шаманы, которым он находку показал.

– Да ничего особенного. Просто забрали у меня черепа, чтобы передать Верховному Шаману. А, и еще одна старая шаманка несколько раз пробормотала «атша тайке».

– То есть время хаоса, – маг поморщился. – Опять это бесово время хаоса!

Значит, туурский язык Арон помнил. Еще одна монета в копилку того, что память к нему вернулась. Хотя – может быть он помнил его и летом, даже после своего неудачного эксперимента?

О том, как Альмар попал в Месте Эха в ловушку, подстроенную подростками-туурами, Арон выслушал тоже молча, только нехорошо прищурился.

– Они все мертвы, – сказал он, когда Мэа-таэль договорил.

– Ты…

– Нет, не я. Когда Светлые маги явились в Степь, они нарушили перемирие. Чтобы свидетелей этому нарушению не осталось, они уничтожили все племя, и тех подростков тоже, – при упоминании парней, подставивших Альмара, лицо Арона на мгновение приняло привычное полуэльфу жесткое холодное выражение, говорившее – останься эти тууры в живых, пожалели бы об этом…

Вот только хотел бы Мэа-таэль знать, почему на самом деле злился Арон. Потому ли, что эти подростки пытались убить его сына, или же потому, что этим убийством могли лишить его средства восстановить свою память?

Как Мэа-таэль ни пытался понять по реакции мага настоящую причину его гнева, это не получалось.

Потом речь дошла до схватки между Альмаром и Шенгом.

– Мэль, ты… Какого беса? Альмару всего десять лет! Что за бесово испытание ты додумался ему устроить? – теперь гнев Арона был направлен на самого Мэа-таэля. Но это был нормальный гнев, а не ледяная ярость, а значит немедленной смертью не грозил.

– Он должен был научиться защищаться и убивать. И я не устраивал испытание, я всего лишь не стал вмешиваться в уже идущую схватку. Только проследил, чтобы Альмар не пострадал.

– Не пострадал? Он ребенок! Да даже у нас… даже на севере подростков не берут в военные походы раньше, чем им исполнится шестнадцать.

– Ты сам убил впервые, когда тебе было всего двенадцать…

– Думаешь, я рад этому? – Арон вскочил на ноги. – Думаешь, я этим горжусь? У меня не было выбора. Но мой сын не должен был проходить через такое. У него должно было быть нормальное детство.

Мэа-таэль поднял голову, следя за магом, который опять, по старой привычке, вышагивал туда-сюда по поляне. Так он делал всегда, когда что-то выводило его из равновесия.

«Нормальное детство».

Мог Арон так долго не забирать Альмара у тара Мэлгона именно потому, что желал для сына «нормального детства»? Без покушений, без оборотней, без Темной магии? Без необходимости убивать? А вовсе не потому, что не хотел привязаться к мальчику, как решил полуэльф?

Ответов на эти вопросы у Мэа-таэля не было.

– Чтобы у ребенка было детство, нормальное или нет, он должен сперва выжить, – сказал Мэа-таэль твердо. Вот уж в чем-чем, а в том, что его подопечный научился убивать врагов, виноватым он себя не чувствовал. – Должен научиться защищать себя. Я не мог быть с ним рядом всегда. Альмар – он хороший мальчик, но слишком мягкий, слишком добрый. Знаешь, когда я предложил убить для него тара Мэлгона, чтобы он мог безопасно вернуться домой, он отказался.

– Отказался, говоришь, – Арон остановился, потом вновь сел на землю неподалеку от Мэа-таэля и потер лицо ладонями. – Ладно, рассказы…

Арон резко замолчал, повел головой из стороны в сторону, будто принюхиваясь, и потом уставился куда-то на север. Но Мэа-таэль достаточно хорошо его знал, чтобы понимать – к обычному чутью это отношения не имело. Так срабатывало чутье мага на опасность.

– Бесов старик, – прошипел Арон, и по лицу его на мгновение скользнула гримаса ненависти.

Потом быстрым движением он открыл кошель с амулетами, вытряс все на землю, выбрал несколько и швырнул в сторону своего походного мешка, а Тени поймали эти амулеты еще в воздухе и в мешок уложили. Другие же Тени подхватили оставшиеся амулеты с земли, засунули назад в кошель и аккуратно убрали кошель в походный мешок Мэа-таэля. А потом полуэльф ощутил, что его руки вновь свободны, а удавка больше не давит на горло.

– Если он не будет ни о чем тебя спрашивать, молчи, – отрывисто велел Арон. – Если спросит, добавляй в конце фразы «Мастер», отвечай сразу, кратко, по делу, и почтительно. Так почтительно, будто говоришь с… с Верховным Шаманом. Даже нет, с целым собранием Верховных Шаманов! Мэль, ты меня понял?

– Э… – ответить Мэа-таэль не успел.

Из-за холма вышел человек и направился к ним. Вернее, мгновение назад он был еще там, далеко, а затем вдруг оказался совсем рядом, будто прошел невидимыми Вратами.

На старика человек походил слабо – крепкий мужчина лет сорока, коренастый и широкоплечий, с типичной внешностью кочевника. Судя по узорам на одежде – из племени унсар.

Мэа-таэль перевел взгляд на Арона – лицо мага не выражало сейчас никаких эмоций, кроме вежливого внимания. Ни тени прежней ненависти. И ни тени удивления, когда унсар вдруг вот так переместился в пространстве.

Поднявшись на ноги, Арон поклонился унсару – как младший старшему – и Мэа-таэль торопливо повторил его движение, одновременно пытаясь понять, кем мог быть этот чужак.

И… «мастер»?

Почему «мастер»?

Так среди магов было принято обращаться к своим наставникам. Но Арон не раз упоминал, что его учитель погиб много лет назад.

– Заставил ты меня побегать за тобой по Степи, – сказал унсар вроде бы добродушно, но за словами слышалась угроза.

Арон развел руками.

– Прошу прощения, что доставил вам неудобство, мастер.

– Я ненадолго потерял тебя на тропе местных духов, – продолжил унсар, – эти выскочки перекрыли… – он вдруг замолчал, и почти доброе выражение лица сменилось откровенно недобрым. – Твое эррэ! Что ты сотворил со своим эррэ, мальчишка?

«Мальчишка»?

Интересно, когда к Великому Магу Арону Тонгилу, главе Темного Ковена и Наместнику Севера, обращались так в последний раз? Лет пятнадцать назад? Двадцать? Или и того больше?

Несмотря на очевидную серьезность ситуации, мысленно Мэа-таэль не удержался от смешка – а потом подумал, что он, наверное, тоже злопамятный. Нехорошо. У Арона ведь было куда больше причин злиться, а он Мэа-таэля простил. То есть, кажется, простил…

Между тем Арон ничем не показал, что такое обращение его задело.

– Что не так с моим эррэ, мастер? – спросил он вежливо.

– Что не так? А сам не чувствуешь? Оно порвано, перекручено и двоится во многих местах.

– Вот оно что. Должно быть последствие моего воскрешения, – тем же тоном и так же без тени удивления сказал Арон.

– А, воскрешения, – задумчиво протянул унсар. – Ну, возможно, возможно. Я слышал о твоей смерти, да. Невовремя ты позволил себя убить. Впрочем, воскрес и ладно. Через несколько дней… – он вновь замолчал и в этот раз молчал куда дольше. Взгляд его скользил по Арону, по пустому пространству рядом с ним и вновь возвращался к Арону. И когда унсар заговорил, Мэа-таэлю вдруг, без всякой причины, захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Главное – подальше отсюда.

– Мертвое Искусство, которому я тебя обучил, где оно?

Вдобавок к странному мастеру еще и Мертвое Искусство? Как многого, оказывается, Мэа-таэль не знал о своем друге…

– Я заменил его Тенями, – прежним вежливым тоном ответил Арон.

Унсар на это отреагировал не сразу, и выражение лица у него было такое, словно он не мог поверить тому, что услышал.

– Ты… ты посмел… – выдохнул наконец. – Бестолковый мальчишка! Зачем?

– Я не мог контролировать свой Мертвый Дар. Пришлось от него отказаться.

– Не мог контролировать… Не мог контролировать и поэтому отказался от величайшего могущества, доступного смертному?

– Именно так, мастер.

Желание куда-нибудь исчезнуть, появившееся у Мэа-таэля полминуты назад, стало почти нестерпимым. От унсара несло смертью, и с каждым мгновением это ощущение становилось сильнее.

А потом разом схлынуло.

– Тебе невероятно повезло, что я не узнал о мере твоей глупости и неблагодарности раньше, – сказал унсар бесцветным голосом. – Сейчас возможности подготовить нового ученика у меня нет, придется работать с тобой. Время закончить то, что не успел сделать я, почти наступило.

Лицо Арона продолжало выражать все то же вежливое внимание, но Мэа-таэлю показалось, будто маска готова дать трещину и рассыпаться. Арон явно понимал, о чем говорил унсар, и упомянутое «мастером» «почти наступившее время» магу сильно не нравилось.

– Сколько осталось до наступления этого времени, мастер? – спросил Арон.

– Несколько дней. Может был несколько часов, – тем же бесцветным голосом ответил унсар. – Раз ты лишился своего лучшего оружия, придется дать тебе другое. Если сумеешь им овладеть, шанс у тебя будет. Не сумеешь – умрешь.

Унсар махнул рукой и в воздухе перед ним возникло что-то странное. Оно напоминало Врата, но лишь самую малость – форма была не та, цвета были не те. Но унсар не шагнул в них, а впервые за все время посмотрел на Мэа-таэля.

– Тот самый полукровка-таэль. Да, наслышан. Твоя прабабка просила, если встречу, передать тебе привет.

– Прабабка? – растерянно повторил Мэа-таэль. Насколько он знал, со стороны матери обе его прабабки давно ушли к Многоликому, а может уже и возродились в новых телах. Со стороны отца-эльфа? Эльфы, конечно, жили куда дольше людей, и прабабки с эльфийской стороны вполне могли здравствовать до сих пор. Вот только Мэа-таэль очень сомневался, что высокородным древним эльфийкам было дело до побочного правнука-полукровки.

– Пра-пра-пра… Я не считал сколько раз «пра», – унсар небрежно махнул рукой. – Из всех ныне живых потомков ты ее любимчик.

Потом унсар повернулся к Арону и жестом указал на странные Врата. И Мэа-таэлю на мгновение показалось, что Арон не выдержит, его мнимое послушание исчезнет, и… Но нет, маг сдержался и сейчас, только глаза посветлели – будто на мгновение покрылись ледяной коркой – и вернулись в норму.

Арон шагнул внутрь Врат первым, унсар последовал, Врата полыхнули серебром и исчезли.

Мэа-таэль остался в степи один.

Глава 4

Кормили здесь сытно. Это был единственный положительный момент, который Истен смог найти в своем заключении. Хотя нет, все же не единственный. Вторым положительным моментом было то, что в камере Истен оказался один – работорговцы решили, что помещать обычного человека с оборотнями не стоит. Боялись, что те его загрызуть, а они потеряют доход от его продажи? Вероятно. Но, так или иначе, Истен сидел в камере один – до сегодняшнего дня.

Сегодня ключ заскрипел в замке двери в непривычное время, а потом на пороге появилось двое стражников. Истен понятия не имел, были то Дэлун Шогг или же обычные люди, нанятые охранять пленников. В руках один из стражников нес ребенка, мальчика лет десяти, по всей видимости находящегося без сознания. Положив ребенка на солому, толстый слой которой покрывал пол камеры, стражник повернулся к Истену.

– Ты имперец, – сказал на ломаном киранском. – Он тоже имперец. – И, сочтя на этом свою миссию выполненной, вышел за дверь.

Истен посмотрел на ребенка. Вернее, в первую очередь посмотрел на его шею. Там был точно такой же ошейник, как и на самом Истене. Маленький маг, значит.

В камере всегда было сумрачно. Кроме ночного времени, конечно, ночью было просто темно. Днем свет попадал внутрь через окно у самого потолка, такое узкое, что его не позаботились даже забить решеткой – все равно пролезть сквозь него было невозможно. Но и в сумраке было видно, что одет ребенок как кочевник, а не как имперец. Но только одет. Его волосы в многочисленные косы, характерные для кочевников, заплетены не были – может быть оттого, что были для этого недостаточно длинные.

Присев рядом, Истен повернул ребенка, все еще не пришедшего в сознание, так, чтобы на его лицо падало больше света. Черты лица были типичны для имперца, а еще они показались Истену знакомыми.

Приводить ребенка в сознание Истен не стал, просто сел рядом, глядя на него и пытаясь вспомнить.

Что-то, связанное со столицей.

Что-то из того времени, когда отец еще был жив.

Но что?

Откуда Истен знал этого мальчика?

Тысячи лиц, тысячи имен – или даже десятки тысяч. Истен был обязан иметь хорошую память, обязан был знать их всех. Сейчас это, конечно, не имело значения, но, все же, других занятий тут, в камере не было.

Сумрак в камере начал заменяться ночной тенью, когда мальчик шевельнулся. Потом открыл глаза и резко сел, оглядываясь по сторонам.

– Где я? Как здесь оказался? Вы… вы кто?

И Истен вспомнил.

– Альмар ар-Мэлгон? – спросил больше из вежливости, уверенный в положительном ответе.

Но ребенок при упоминании своего имени неожиданно напрягся, его взгляд заметался по камере, будто ища выход. Не нашел и вновь вернулся к Истену.

– Кто вы?

– О, – Истен с запозданием осознал, что узнать его мальчик не мог. – Ты меня, конечно, не помнишь. Я Истен. Истен… ар-Тенг. – Почти то же самое имя, под которым он записался в охрану купца Тлуша, только, конечно, про приставку «ар» при записи он не упоминал.

– Откуда вы меня знаете?

– Видел в столице, в императорском дворце, два года назад.

Мальчик поднял руку, потрогал свой ошейник, потом посмотрел на шею Истена.

– Это блокировщик магии, – пояснил Истен.

– Значит, вы тоже маг?

– Сложно сказать, – Истен вздохнул и привалился спиной к стене. – Я всегда думал, что нет, но Дэлун Шогг посчитали иначе.

Мальчик нахмурился.

– Дэлун Шогг?

Похоже, имя похитителей он слышал впервые.

– Как они тебя схватили? – спросил Истен. – И почему ты одет как кочевник?

Ребенок лишь бросил на него настороженный взгляд и ничего не ответил. Совсем не похоже на того мальчика, которого Истен вспомнил. Как не похоже было и выражение, застывшее на его лице. Подозрительность и – нет, еще не жестокость, но ее тень. Похоже, последнее время сын тара Мэлгона вел нелегкую жизнь, которая к доверчивости не располагала.

– Два года назад ты спас принцессу Вивианну, – сказал Истен. – Поэтому я тебя и запомнил.

Мальчик моргнул и подозрительное выражение на его лице чуть ослабло.

– Я просто помог ей залезть на дерево, – сказал он. – Она была в глупых туфлях на высоком каблуке и в неуклюжем платье, самой ей было бы не забраться.

– Сперва помог принцессе и только потом залез сам, хотя за вами по пятам бежала свора взбесившихся псов, – Истен чуть улыбнулся, вспоминая. Два года назад, когда сам император вышел благодарить Альмара за спасение племянницы, маленький герой тоже никак не мог понять, что такого достойного похвалы он сделал. Ну да, отбился палкой от прибежавшего первым пса. Ну да, воткнул второму псу в пасть свой парадный кинжал. И да, запихнул принцессу на нижнюю ветку ближайшего дерева, а сам залез только когда убедился, что она не свалится. Но так на его месте поступил бы любой. Разве нет?

Сама же принцесса больше переживала из-за порвавшегося и рассыпавшегося ожерелья, чем из-за того, что едва не погибла.

Потом, когда все приглашенные нобили, включая малолетнего героя и такую же малолетнюю принцессу, отбыли по домам, в императорском дворце разразился скандал, быстро переросший в расследование заговора. Все же не просто так идеально выдрессированные псы вдруг оказываются выпущены из псарни, все вместе бегут по следу принцессы и пытаются ее разорвать… Жаль только, заговорщиков тогда так и не нашли. А теперь… Теперь это все уже было не важно…

– Кто такие Дэлун Шогг? – перебил мысли Истена мальчик.

– Торговцы рабами, – Истен пожал плечами, дав самый простой ответ, хотя за дни, проведенные в камере в одиночестве, ему удалось вспомнить об этих людях кое-что еще.

– Рабами? То есть они собираются нас продать? Кому?

– Вероятно тому, кто больше заплатит.

– Но я не понимаю… Продать как простых рабов? Магичить в этом ошейнике невозможно.

Уже пробовал, значит.

– Есть способы заставить мага служить против его воли. Я имею в виду – служить без ошейника, – с неохотой проговорил Истен.

Если Светлые и Темные маги империи Террун в чем-то сходились, так это в категорическом неприятии подобных способов. И тот, кто попытался бы эти способы реализовать на практике, увидел бы перед смертью чудесную вещь – Светлых и Темных, выступивших против него единым фронтом.

Но так было только в империи, в других странах бывало и по-другому.

– Когда они собираются нас продать?

– Не знаю, – Истен вновь пожал плечами, а потом добавил, озвучивая мысль, которая только что пришла в голову. – Твой отец очень богат. Он явно сможет заплатить в качестве выкупа больше любой суммы, которую предложат покупатели. Если сказать…

– Нет! – это было сказано с такой категоричностью, что Истен лишь удивленно моргнул. Подождал, но Альмар ничего не добавил на это.

– Послушай, даже если ты поссорился с отцом…

– Я не ссорился.

И только тогда до Истена дошло. И он подумал о том, что сидение в одиночестве, похоже, плохо подействовало на его умственные способности. Он ведь прекрасно знал тара Мэлгона, знал, какую роль в его жизни играла вера. И когда старший сын тара Мэлгона, верного последователя бога Солнца, оказывается за несколько тысяч миль от дома в противомагическом ошейнике и странной одежде, но готов предпочесть рабство возвращению домой…

– У тебя ведь Темный Дар? Да, Альмар?

Мальчик напрягся, и выражение лица стало еще более недоверчивым, чем в самом начале.

Истен в успокоительном жесте поднял руки:

– Эй, все нормально. Я ничего не имею против Темных магов. Ну – в общем. Нескольких конкретных Темных я бы прикончил, подвернись такая возможность, но в общем, честное слово, ничего против не имею.

Альмар продолжал смотреть настороженно и Истен подумал, что, наверное, не стоило упоминать Темных, которых он хотел убить.

– У меня у самого отец – Темный маг, – признался он.

Альмар моргнул и настороженность сменилась удивлением.

– Правда?

– Правда. А мать – Светлая магичка.

– Так… Разве так бывает?

– У меня была странная семья, – Истен вздохнул.

– Была? Почему была?

– Ну… – Истен подумал о том, как давно он не говорил ни с кем о себе и о своей истории. – Мать бросила нас год назад. Она – сильная Светлая магичка, а мы, все ее трое детей, уродились бездарными. Последняя надежда была на мою младшую сестру, но, когда ей исполнилось восемнадцать, стало понятно, что Дар у нее тоже не пробудился. Для матери мы оказались позором. Насколько знаю, она даже покинула империю… А отец… Его не так давно убили.

– О, – тихо сказал Альмар. – Мне очень жаль.

– Так что, как видишь, против Темных магов я ничего не имею. Сам я был бы рад любому Дару. Светлому, конечно, больше, но и Темный лучше, чем ничего.

– Меня тар Мэлгон… то есть отец… хотел убить из-за Темного Дара. В храме Солнечного. Но я… я переместился…

– Случайными Вратами? – Истен слышал о подобном. – У тебя должен быть высокий потенциал, у слабых магов случайные Врата не открываются. И что, тебя сразу занесло в Великую Степь?

Мальчик неловко пожал плечами, потом кивнул.

– Тебе повезло, что кочевники тебя приютили. Имперцев они сильно не любят.

– Да. Я заметил… – Альмар отвернулся от Истена и уставился куда-то в стену. Видно было как мальчик сглотнул.

А потом снова посмотрел на Истена.

– Тар Тенг, вы бы хотели сбежать отсюда?