Текст книги "Институт благородных убийц (СИ)"
Автор книги: Валерия Малахова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
– Я понял, понял. Не береди душу. Приду, не волнуйся.
– Можешь Смерину пригласить, она порадуется.
Арейлас саркастически фыркнул:
– Вот уж кому лучше быть подальше от Душехвата! Я помню: ты считаешь, что ей ничего не угрожает. Но рисковать не хочу. Так что… эрья Талина, не окажете мне честь быть моей партнёршей на этом душеполезном мероприятии?
Кажется, бедняжка Таль ахнула. Вот ведь влюбчивая девчонка! Я же, вздохнув, кивнула. Чувствую, разговоров будет столько, что как бы некоторые болтушки языки себе не стёрли. Ну да это уже их проблемы. А нам с Арейласом и впрямь лучше держаться вместе. Поддержка некроманта, когда дойдёт до схватки, мне совершенно не повредит. Более того, я ещё постараюсь этого красавчика вперёд выставить, а сама оставаться в тени и бить из-за его спины. Если экье Шантону дээ Брайдару такой расклад не понравится – что ж, ах, какая жалость. Думать надо, прежде чем родного сына сводить с демоном.
Хотя экье некроманту, помнится, не впервой. Ещё неизвестно, сколько у него сыновей имелось на самом деле, и скольких его жена… скажем так, отбраковала.
«Знаешь, иногда я верю, что ты чудовище».
«Только иногда? Тогда ты плохо меня изучила».
– Что ж, – Арейлас сосредоточенно уставился на какую-то маргаритку, от пристального взгляда некроманта начавшую увядать, – раз мы договорились, то на этом всё. Увидимся уже на празднике, или?..
– Понятия не имею. Как тебя известить, если что-нибудь стрясётся? Моё наказание сегодня заканчивается, и я постараюсь не допустить нового. Так что вряд ли мы сумеем ещё раз здесь встретиться.
– Передашь весточку через Смерину, – наверное, выражение моего лица стало чересчур красноречивым, парень хмыкнул и дополнил: – Или через брата Отмича, и я тебя сам найду.
– Второе разумнее, – пробормотала я. – Ни к чему впутывать в наши дела слишком много посторонних.
– Ты права, – Арейлас уже откровенно веселился. Я ответила ему хмурым взглядом, собрала в охапку нарезанные букеты и отправилась к садовнику. Прощаться не стала – не видела смысла. Возможно, это было несколько грубо… но он тоже не сказал ни слова. Кто их знает, некромантов, вдруг у них именно так и принято вести себя при расставании?
Угу, а ещё оскорблять друг друга напоследок. Если подумать, то вполне в духе некромантов. Так они точно встретятся вновь – хотя бы для того, чтобы поквитаться с обидчиком.
«Скорее, подобное в духе демонов, разве нет?»
«Нет. Мы вообще не любим искать встреч друг с другом, делаем это лишь по необходимости. Все демоны – одиночки».
«Но почему?»
«Честно говоря, не знаю. Может, дело в иерархии – видеть высшего невыносимо, а низшего неинтересно. А может, мы просто не желаем показывать друг другу, насколько несчастны».
«А вы… несчастны?»
«В бездне по-другому не бывает».
Таль потрясённо замолкла, а я грустно усмехнулась. Кто и когда видел счастливого демона? Голод, злоба, зависть – всё это смешивается в нас и подчас выплёскивается наружу, заражая окружающих. Но делает ли несчастье ближнего счастливым тебя самого? Я повидала много чужих страданий: причиняла их сама и подбивала на это других… Поначалу – да, становится чуть легче. Затем приходит оглушающая пустота, в которой теряешься, будто тонешь в зыбучих песках, и чтобы выбраться, заставляешь своих врагов мучиться снова и снова, изобретаешь всё более изощрённые пытки, а результат всё слабей и слабей. Потом заканчиваются враги, и ты начинаешь хватать и мучить первых встречных. Иногда придумываешь причину, иногда обходишься без этого. Разорвать порочный круг нереально.
Говорят, людям легче. Говорят, люди способны чувствовать искреннюю радость от причиняемой боли. Не знаю, правда ли это, я слишком давно была человеком и почти всё забыла. Сейчас вот вспоминаю потихоньку. Смогу ли вновь начать мыслить и чувствовать, как люди? И если смогу, то пригодится ли мне это впоследствии?
Я устало помассировала лоб. Порядочной девице невместно, как выражается эрья Милада, но сейчас меня вроде бы никто не видит, а голова гудит, словно в ней поселился целый рой пчёл, причём злых и готовых ужалить.
Нужно поговорить с Лоисой. Извиниться и всё такое. В конце концов, зачем зря обижать девчонку? Она влюблена, это, как все здесь твердят, чистое и светлое чувство. Людям виднее, что там у них считается чистым и светлым. Я точно не способна на подобное, так может, они в кои-то веки говорят правду?
Я зашла в спальню, отыскала Лоису взглядом. Та сидела напряжённая и делала вид, будто читает, но встретившись со мной глазами, решительно захлопнула учебник и встала.
Не сговариваясь, мы вышли в коридор. Там, разумеется, тоже есть, кому подслушать, но всё-таки меньше лишних ушей.
Солнце падало в надвигающиеся с запада тучи, как игривая собачка в тёмно-синюю пуховую перину. Закат неровными полосами ложился на учебные корпуса и золотил их верхние этажи, а внизу копились густые тени. Наверное, завтра зарядит ливень. Некстати вспомнилось: моя старшая сестра терпеть не могла дожди, а я, наоборот, любила: могла целыми днями вышивать или рисовать бьющие в окно капли. В их монотонном шуме мне слышалось что-то успокаивающее. Затем я стала демоном и попала в бездну, где с раскалённых верхних уровней сыпался только пепел, да ещё изредка сходили лавовые потоки. Я забыла, каково это – слушать шум воды, льющейся с небес.
Возможно, завтра мне предстоит вспомнить.
– Прости меня.
Я удивлённо посмотрела на Лоису. Та упрямо глядела перед собой, сцепив пальцы и держа спину удивительно прямо.
– Это я должна просить у тебя прощения, – мой голос был негромким, но убедительным. – Ты ни в чём не виновата, я действительно в последние дни вела себя… дерзко. А ты так долго была внимательной и доброй подругой. Разумеется, когда я ответила на это неблагодарностью…
– Хватит! – голос Лоисы дрожал. – Я… просто влюблена в твоего жениха, понимаешь? И только поэтому всё и случилось. Вот, я сказала. Наверное, должно стать легче… только не становится.
И по щекам бедной девочки потекли слёзы. Она кусала губы, но не могла их сдержать. Душераздирающее зрелище. По крайней мере, на Таль подействовало: она тоже пару раз всхлипнула. А мне всё это болото осушать. Просто прелестно.
– Я давно уже знаю, что ты влюблена в Самана.
Не самое лучшее начало дружеской беседы, но, по крайней мере, рыдать Лоиса прекратила. Глаза её округлились от изумления, губы слегка приоткрылись.
– Ты… знаешь?
– Знаю. И… – бездна, ну вот как сформулировать, чтобы она поверила и перестала переживать о глупостях? Ладно, попробую сымпровизировать.
– Понимаешь, Лоиса, я не лгала тебе об интригах семей дээ Брайдар и… моего настоящего отца.
– Я понимаю! Я верю тебе!
– Рада это слышать. И поскольку я в эти интриги впутана прочно – против своей воли, уж поверь, но впутана – то я сегодня поговорила с Саманом.
Глаза у Лоисы стали совсем круглыми.
– Правда? Он… пришёл поговорить с тобой?
– Ну да. Не сказала бы, что этот разговор получился лёгким, – я нарочито вздохнула и чуть-чуть поморщилась, – но он помог нам с ним многое прояснить. В общем… я думаю, у тебя появился неплохой шанс.
Вопреки ожиданиям, Лоиса не обрадовалась. По крайней мере, внешне. Кажется, она, наоборот, испугалась.
«А чего ты хотела? Нельзя же так вот сходу огорошивать человека… Это неприлично!»
Ну да, приличия превыше всего.
– Погоди, Таль… – Лоиса глядела на меня искоса, в глазах её плескалось недоумение вперемешку с чем-то неясным, для чего у демонов нет названия, а люди, помнится, называют надеждой. – Что ты имеешь в виду?
– Кажется, наша помолвка разорвана. Саман свободен. И… я считаю, ему нужен кто-то, на кого он может положиться в эту трудную минуту. Девушка, которая настолько сильно желала ему добра, что не стала бороться за свою любовь, а тихо страдала, никем не понятая. Такая девушка заслуживает награды, ты не думаешь? Заслуживает счастья…
Чушь, разумеется, невероятная, зато вполне в традициях Института благородных девиц, а значит, Лоиса вполне может проглотить предложенную наживку. И все будут счастливы. Кроме Таль.
«Не волнуйся за меня. Ты… ты права, я и впрямь не слишком-то сильно любила его».
«Ой ли?»
«Правда! Иначе почему вместо печали я чувствую… странное облегчение? Как будто мне давно нужно было поговорить с подругой. И… с ним тоже. Наверное, я не стала бы счастливой с ним».
Не то чтобы я так уж сразу и безоговорочно поверила. Таль очевидно грустила. Но грусть эта и вправду была лёгкой, какой-то… светлой, что ли. Так можно грустить как раз под шум дождя…
Первые капли упали на иссохшую, жаждущую влаги землю. Скоро разверзнутся хляби небесные.
– А ты? – Лоиса глядела на меня прямо, в упор. – Как же ты? Ты его… любила?
Самое время мягко улыбнуться.
– Любила. Возможно, и сейчас… чувствую к нему симпатию и привязанность. Но это уже не любовь, Лоиса. Любовь осталась там, в прошлом, с прежней Талиной. А я изменилась. Теперь я просто желаю Саману большого счастья. Согласись, вряд ли со мной нынешней ему будет хорошо.
Ну же, давай, соглашайся!
Лоиса захлопала глазами и неуверенно покивала. Потом, спохватившись, быстро пробормотала:
– Но…
– Никаких «но»! – перебила её я. – Дерзай. Ты любишь Самана, и если у него имеется хоть немного мозгов – а у него они есть, я знаю! – скоро он обратит на тебя внимание. Вы будете счастливы.
Бросив на меня ещё один беспокойный взгляд, Лоиса наконец глубоко вздохнула и улыбнулась:
– Спасибо. Ты… ты даже не представляешь себе, как я ценю всё то, что ты для меня делаешь!
– Успокойся. Я не делаю ничего такого, просто отступаю там, где должна отступить.
– Если бы все рассуждали так, как ты! – помолчав, Лоиса негромко спросила: – Снова подруги? На сей раз навсегда?
– Разумеется!
Мы пылко обнялись и вернулись в спальню. Уфф, мир восстановлен, Таль довольна, даже Саман пристроен. Всё так хорошо, что просто не может быть правдой!
«Я так рада!»
А ведь и вправду Таль куда серьёзней радуется примирению с подругой, нежели печалится о расставании с парнем! Занятные создания эти люди…
«Сама занятная».
Наверное, с точки зрения Таль так оно и есть. Спорить я не стала. Усмехнулась и отправилась доделывать уроки, а затем спать.
«Лина, а можно… можно тебя спросить?»
Ну вот, не успела глаз закрыть…
«Спрашивай, конечно».
«А что было… потом? Когда твой муж тебя убил?»
Я сглотнула. Таль, похоже, поняла, торопливо затараторила, что я могу не отвечать, это она так просто… в общем, наверное, не надо… Я прервала её:
«Ничего особенного. Она воскресла – та женщина, для воскрешения которой идеально подходила моя кровь. Сожрала Клинка-из-Ручья. Ну, он первым ей попался, а она очень хотела есть. Потом схарчила пару окрестных деревень, прошлась по поместьям…»
В Цветы-у-холма тоже заглянула, о да.
Я плохо помню те дни, когда была ею. Даже её имени в памяти не осталось – запоминать его никогда не казалось мне необходимым. Я всегда в мыслях называла её просто «она», и не нужно было уточнять, кто имеется в виду.
К сожалению, «помнить плохо» не означает «не помнить вообще». К примеру, её внешность навсегда врезалась в мою память. Возлюбленная Клинка-из-Ручья была красива – куда красивей меня. Эта бледная, почти прозрачная кожа того оттенка, какой бывает у лучшего фарфора; эти изящные руки, никогда не знавшие тяжёлой работы; эти волосы, чёрной волной разлившиеся по плечам…
И это красное платье. Та женщина всегда его носила. Оно не рвалось, хоть и было сделано из тонкого шёлка, не пачкалось, даже не мялось. И кровь, попадая на него, впитывалась без следа.
Воскреснув, та женщина следила, чтобы её губы казались такими же яркими, как платье. Для этого она часто проводила по ним ногтём, взрезая тонкую кожу, пуская кровь. Ей казалось, что именно так достигается истинная красота.
Помню, когда я умирала, то видела край этого платья, свесившийся с алтаря. Я валялась в ногах у мёртвой красавицы, на которую муж мой глядел с восторгом, граничащим с кощунством. Он ни разу не смотрел так на меня, ни разу! И больней всего мне было не от ножа, вонзившегося в грудь, а от осознания того, что вот она, истинная любовь, величественно проходит мимо, а я корчусь у её ног грязным мучным червём.
Уже потом, в бездне, демоны много смеялись и говорили о любовной горячке и любовном безумии. По их словам, с настоящей любовью это не имело ничего общего. Я слушала и не желала верить, потому что тогда Клинок-из-Ручья умер бы зря. И все те люди, которых убила та женщина, тоже погибли бы зря. А когда я осознала, что так оно и есть, что вся история нас троих – сплошной фарс и обман, то выла и каталась по огненной лаве, царапая себе лицо, а потом ещё долго не могла свыкнуться с этой мыслью. Но с правдой трудно спорить даже демону.
Память сохранила также отдельные картинки, почему-то чёрно-белые. Возможно, так видят мир воскрешённые мертвецы.
Вот Клинок-из-Ручья смотрит на меня – ведь я уже совсем не я, а та женщина, – и в глазах его пылает великая страсть. Она сменяется изумлением, когда мои руки смыкаются на его шее, а затем и болью, когда я вгрызаюсь ему в плечо. Он ещё сумел оторвать меня от себя… один раз. Что-то говорил, похоже, взывал к памяти, к вечной любви, в которой она ему поклялась. А дальше – вырванный кадык, хлещущая кровь, утоление голода и жажды.
Вот поместье моих родителей. Кричащая матушка, непонимающий взгляд отца. Ужас, паника, опрокинутая кем-то плошка с горящим фитилём, взмывающие вверх клубы дыма, мечущаяся бестолково прислуга… отец лежит на каменных плитах перед главными воротами, и под ним расплывается тёмно-красная лужа. Кажется, в последний миг своей жизни он сражался. Со мной. Храбро, но не слишком долго – что ж, отец всегда предпочитал пирушки воинским премудростям… Зато этим он спас жизнь половине слуг: я надолго задержалась возле его тела. Не желаю вспоминать о том, что я там делала.
Деревня. Уже не скажу, находилась она возле нашего поместья или рядом с соседским. Аккуратные хижины, трудолюбиво и бережно вымазанные белой глиной. На таких стенах алые брызги видны особенно отчётливо. И да, они именно алые, хотя остальной мир чёрно-бел. Кажется, красный – единственный цвет, который я тогда могла различать. Вдали перепуганно мычит корова, заходятся истошным воем собаки. Я иду, и за мной в пыли остаются кровавые следы.
Усилием воли я заставила себя вынырнуть из воспоминаний. Всё случилось давным-давно, ни к чему бередить старые раны. Да и Таль без того перепугана, хватит ей смотреть на подобное.
«Тебя… её убили?»
«Да. Из столичных земель приехали охотники на нечисть. Им даже не пришлось долго за ней гоняться – она поначалу вообще не обращала на них внимания. Но подходить близко столичные боялись, так что пришлось действовать хитростью. В конце концов, нечисть выманили на открытое место, облили маслом и подожгли. Охотникам за этот подвиг поставили памятник. А крестьянам, на которых они ловили нечисть, ничего не поставили и даже денег не дали, но вроде живы все остались и очень за то господ охотников благодарили. Времени прошло много, памятник наверняка уже развалился. Хорошо, если название королевства помнят».
Таль долго молчала. Я уже начала думать, не слишком ли много ей поведала – это в бездне подобные истории воспринимаются, как нечто само собой разумеющееся, а тут девочка нежная, воспитанная. Но Таль справилась с эмоциями, прерывисто вздохнула и тихонько поблагодарила. Я удивилась:
«За что?»
«За правду. Теперь я… куда лучше тебя понимаю».
Вот уж это вряд ли! Впрочем, если ей легче от подобных мыслей – то и пускай.
«Да, мне легче. Хотела бы я облегчить твою боль!»
«Мою что? – от удивления я даже распахнула глаза. Впрочем, почти ничего не изменилось: в спальне царила кромешная тьма. – Мне совсем не больно, поверь. Разве только обидно немного. Надо же было вести себя так по-дурацки!»
«И вовсе не по-дурацки! Откуда ты знала? Ты ему верила, а он тебя предал. В этом нет твоей вины, лишь его».
«Если это так, почему же я стала демоном?»
На это у Таль не было ответа. Впрочем, у меня тоже. Коротко вздохнув, я перевела разговор на предстоящее торжество поэзии над разумом. Таль неуверенно захихикала – похоже, мнение эрьи Милады о том, какими должны быть настоящие стихи, ей тоже было неблизко.
Уж не знаю, сколько времени мы болтали и пересмеивались. Наверное, со стороны это смотрелось бы дико – если бы кто-то подсматривал, но все спали. Талина тоже в конечном счёте сумела заснуть. А я лежала, открыв глаза, и горько улыбалась. В окно мягко стучал дождь – совсем как в ночь перед моей злосчастной свадьбой.
Ну да, так тоже случается. Зряшная любовь, зряшная смерть, случившаяся ни за что – а может быть, за ложь. За безумие, выплеснувшееся в мир десятками невинных жертв. Безумие, которое на самом деле не стоило даже одной слезинки.
Любовь… Интересно, долго ли ещё люди будут прикрывать этим дурацким словом любое преступление, заворачиваться в любовь, словно в мантию, не замечая, что подол этой мантии изорван и заляпан грязью, а в ткани огромные прорехи? Попробуй убить хотя бы пару человек из-за жадности, гордыни, даже мести – и тебя единодушно осудят. Но стоит прозвучать волшебному слову «любовь», как толпа уже совсем не так сурова. Ради любви можно вырезать семью любимого человека, выкосить город, разорить страну…
Я видела любовь. Мой отец любил мать, и та отвечала ему взаимностью. Об этой любви не напишут поэм, она слишком тиха, слишком скучна, никому не интересна. Просто живут себе рядом двое родных людей, заботятся друг о друге и о детях. А вот стоило бы матушке воспылать страстью, например, к сыну соседского помещика, а батюшке – снести любовникам голову, как всё, готова пьеса, заставляющая сердца девиц трепетать, а уста – исторгать томные вздохи! Неудивительно, что в бездне любви – а точнее, её искажённым отражениям – уделяют столько внимания!
Пока люди не научатся тому, что есть настоящая любовь, демоны будут торжествовать. А люди, судя по всему, не склонны чему-то учиться. Со времени моей свадьбы прошли столетия, но в книгах и песнях всё те же неистовые страсти и оправдание любых глупостей – лишь бы всё делалось во имя любви. Или того, что этим словом называют.
Дождь шелестел о чём-то своём, бесконечно далёком от людской глупости и людских безумных устремлений. Дождю не было дела ни до человечества, ни до демонов, он повиновался лишь богам и делал то, для чего изначально предназначался – поил землю. Кажется, я вспомнила, почему мне всегда нравилось слушать этот мерный шум. Зачастую равнодушие природы бывает самым прекрасным, чем нас может одарить этот суетный мир. Жаль, что ценить эту бесстрастность мы подчас начинаем слишком поздно.
Мало-помалу стук капель, стучащих об оконную раму, успокоил меня, и я тоже уснула. Мне снилось, как отец обнимает мать и они с Первым братцем обсуждают, на каком поле сеять чечевицу, а куда пристроить диковинный корнеплод морковь.
Это был прекрасный сон, и я улыбалась, идя к родителям и неся им кувшин со свежим молоком. Мать его ужасно любила.
Глава 7. Родня
В каждой моей, если так можно выразиться, жизни имелись свои традиции. Некоторые были приятными – например, когда я просыпалась в Цветах-у-холма, то шла кормить певчих птиц, и они встречали меня потрясающими радостными трелями. Некоторые так себе – помимо кормления птиц у меня имелись другие обязанности, в частности, регулярное составление гороскопов. До сих пор терпеть не могу гороскопы! Ну а некоторые…
Собственно, пропускать завтрак, кажется, стало местной традицией. Той, которая никуда не годится.
И ладно бы ещё я болтала с братом Отмичем, он хоть симпатичный. Но на сей раз меня изволил почтить визитом батюшка. Причём не тот, который считался отцом Талины, а её настоящий отец. И вот только его мне для полного и бесконечного счастья и не хватало.
Согласно правилам Института благородных девиц, моей классной даме требовалось костьми лечь, но не оставить воспитанницу наедине с мужчиной – хоть с отцом, хоть с братом, хоть с демоном лысым. К слову, одно из немногих правил, которые я всецело одобряла: в бытность демоном мне довелось повидать бессчётное множество никудышных отцов, кошмарных братьев, не говоря уже о всевозможных демонах различной степени волосатости. Увы, как и обычно, разумные запреты соблюдаются крайне редко. Уж не знаю, чем там старший дээ Фелльвор задобрил эрью Миладу – деньгами или чем другим…
«Чем? Чем ещё он мог её… эээ… задобрить?»
Я поразилась наивности Талины и отвечать не стала. Если захочет – пороется в моих воспоминаниях, там много разнообразного и весьма поучительного для девицы материала, а я буду уже как бы и ни при чём. Судя по тому, что через некоторое время Таль слабо ойкнула, она нашла… искомое. А может, ещё кое-что. Разнообразное и поучительное.
Так или иначе, меня провели в отдельную комнату рядом с директорским кабинетом и оставили там, ничего особо не объясняя, лишь сообщив про визит родственничка. Таль так же удивилась, как и я. Пока мы гадали, что да почему, за дверью послышались шаги, и рассуждать стало не о чем, зато появилась возможность как следует разглядеть блудного отца.
Благородный экье Рамир дээ Фелльвор. Невысокий, обманчиво суетливый человечек со столь же неприметными чертами лица, как и у его дочери. В молодости – один из лучших демонологов столицы, сейчас отошёл от дел. Демонологи рано стареют: слишком много шрамов и на душе, и на шкуре.
Я уважала таких, как он. Слишком много желающих вызвать демонов, слишком мало умельцев, способных запрятать разбушевавшуюся нечисть обратно в бездну. Да и вообще, профессионалы достойны всяческих почестей.
Вопрос лишь в том, что по части соблазнения юных провинциалок экье Рамир тоже был не из последних. И одним из результатов этого его умения стала юная Талина.
– Здравствуйте… папенька.
Мне удалось произнести это полностью с интонациями Таль. Горжусь собой. Отреагировал экье Рамир незамедлительно:
– Я запретил тебе меня так… – и осёкся. Весь подобрался, вперив в меня горящий взгляд, напускная неловкость исчезла, движения стали очень расчётливыми, очень экономными. Да, он до сих пор демонолог не из последних, невзирая на все травмы.
Интересно, сам разобрался или ему рассказали? Да ну, глупости, не стал бы он приезжать, если б не знал заранее. Можно подумать, за эти два года он хоть раз навещал дочку. Хотя нет, навещал… законную. Она нынче на последнем курсе, скоро выпустится, а там и замуж выйдет. Жениха уже подыскали.
С Талиной он встречался дважды, оба раза… нет, не случайно. Талина искала его, хотела поговорить. И он ей запретил себя так называть. Как мило. Очень, можно сказать, по-семейному. А теперь также по-семейному поперёд экипажа помчался общаться с внебрачной дочерью. Но считать себя её отцом по-прежнему не желает.
Я широко улыбнулась, больше не скрываясь – зачем? Смешно блефовать, когда карты уже на столе.
– Да, вы запрещали. Я помню… – и не удержавшись, с наслаждением добавила: – Папенька.
Надо признать, удар держать он умел. Поморщился презрительно:
– Демон.
– А кого вы ожидали здесь увидеть? – с притворным изумлением осведомилась я. – Благородного экье некроманта? Так у него со мной дел быть не может, вон, вас прислал. Каково это, кстати – великий охотник на демонов на побегушках у трупознатца? Охохох, так проходит мирская слава.
– Я отвечу, – оскалился экье Рамир, – если ты мне скажешь, каково демону быть на побегушках у людей.
– Хреново, – охотно отозвалась я. – Ваша очередь, экье демонолог.
Мы кружили вокруг стола, словно два хищника. Хотя почему «словно»? Мы ими и были. В демонологи не суются наивные юноши с возвышенными помыслами. Или суются, но быстро теряют либо возвышенность, либо голову. Вечная охота, вечное противостояние… Кажется, я первая осознала, что происходит, и резко остановилась. Экье Рамир почти налетел на меня, но между «налетел» и «почти» разница в целый шаг, которого он не сделал. Встал напротив, и я с изумлением заметила, что глаза у него красные и слезятся.
Может, аллергия на духи какой-нибудь из даар классных дам? Эрья Милада, помнится, пользуется такими… чуть резковатыми.
– Хреново? – тихо повторил демонолог. – Моя… дочь даже слова такого не знала.
– Наверное, до сих пор не знает. Её жених будет страшно недоволен, если это не так.
Нет, я не собиралась его щадить, и экье Рамир это прекрасно понял. Усмехнулся, на миг спрятал лицо в ладонях. Открылся для удара? Зачем?
– Ты кто? – вопрос был явно не праздным. Поэтому я не стала издеваться, ответила коротко:
– Lutum.
– Грязь, значит… Не слыхал, чтобы вы цеплялись к мертвецам.
– Я тоже не слыхала, – с чувством сообщила я. – Но этот ваш экье некромант… Почему он ещё жив?
– А ты представляешь, что он натворит, будучи мёртвым? И ещё жена его… многие полягут, пытаясь загнать в бездну Тёмную деву.
– Н-да, понимаю…
Мы одновременно вздохнули. Чего уж там, демонологи и те, на кого они охотятся, со временем становятся ужасно похожими друг на друга. Ещё одна причина, по которой эта категория магов выходит на пенсию очень рано. Они вообще маловато живут, потому как часто сходят с ума, а сумасшедших убивают свои же коллеги.
Ладно, будем честными: демоны часто сводят их с ума. А вот убивают демонологов демоны и коллеги примерно поровну.
Тёмная дева, значит, одна из наиболее опасных в иерархии бездны… Ай да экье некромант! На чём он её подловил и как до сих пор сумел удержать?
Если вдуматься, то не хочу знать. Совершенно не хочу.
– С такими союзниками, как я погляжу, пора демонологам подновлять учебники, главу о запретных аспектах некромантии… Так зачем вас прислали, папенька?
Хорошего демонолога от плохого отличает умение приспосабливаться к обстоятельствам и продолжительность жизни. Этот прожил очень долго – он был отменным демонологом, а значит, не реагировал на подначки от демона. Ну и ладно. Я-то знаю, что ему всё равно больно.
– Пришёл поговорить о Душехвате. Ты ведь с ним уже столкнулась, так?
Я подобралась. Нет, ну не то чтобы я всерьёз поверила, будто у экье Рамира проснулись родственные чувства – для такого пробуждения, пожалуй, потребуется некромант уровня дээ Брайдара-старшего. Да, Талина, я плохо думаю о людях вообще и о твоём отце в частности. Не мешай, дай сосредоточиться.
Не слишком-то изящно плюхнувшись на диван – классной дамы поблизости нет, замечание сделать некому – я приглашающе кивнула демонологу на место рядом. Тот поморщился и воздержался: взял стул, поставил напротив дивана, резной спинкой ко мне, и оседлал. Я отследила неприметную паутину чар, хмыкнула одобрительно: ну да, местная стандартная защита, заклятье ускорения, позволяющее быстро метнуть стул наподобие снаряда, ещё что-то… Старые привычки умирают только вместе с демонологом.
– Итак, Душехват… – я сделала паузу, и демонолог охотно подхватил нить разговора:
– Я изучал его. Поохотиться мне не разрешили в связи с личной заинтересованностью и… – сухая, безрадостная усмешка: – из-за того, что мой моральный облик не сочетается с правилами нравственности, бытующими в данном заведении.
– Ну да, – понимающе вздохнула я, – убивать ещё допустимо, душу там высасывать, а вот совращать – ни-ни. Удивительное местечко.
Мне досталась ещё одна саркастическая улыбка:
– Именно так. Но есть одна странность, на которую я обратил внимание. Душехват старый – с этим, я думаю, ты спорить не станешь.
– Ещё какой старый, – скривилась я. – Нормальный после двух неудач и полной катастрофы со мною давно бы уже полез в бутылку, а у него хватает сил, энергии, а главное – упрямства затаиться и начать всё сначала. Его наверняка мучает голод, так какого лысого беса?
– Не ругайся, – явно по привычке отреагировал демонолог, одёрнул себя, досадливо покачал головой. Да-да, я не твоя дочурка, которую ты и дочуркой-то не считал, привыкай теперь. – Итак: старый, опытный демон, осторожный, с большим запасом энергии. Нашёл жирные кормовые угодья, но действует по уму: не вылезает из выбранной шкуры, спокойно и уверенно играет роль. Не даёт себя обнаружить. Так какого… – экье Рамир прямо посмотрел на меня и с наслаждением произнёс: – Какого лысого беса эти две неудачи вообще с ним случились? Ну ладно, один раз Душехват не рассчитал скорости поглощения души, могу это принять, особенно если до того он долго валялся в спячке или только-только сумел выкарабкаться из бездны. Допустим. Но почему он не подстраховал те… Талину? Почему душа моей дочери пролетела мимо его пасти? Да ещё и это дурацкое нападение, которое, уж прости, ни в какие ворота не лезет. Кто бы там ни был его сообщником, он – ну, хорошо, она – просто обязана была сообщить, как ты изменилась. Я знаю твою версию, но как она сочетается с тем, что Душехват стар и опытен?
А и правда. Хорошие вопросы задаёт экье демонолог. Ой какие хорошие…
И ещё он прав в том, что ну вот ни разу не сочетаются старый демон и та наглость, с которой Душехват на меня полез. Сейчас я и сама видела, насколько была глупа, поверив в столь простой вариант.
– У вас есть объяснение случившемуся? – задумчиво спросила я, потарабанив пальцами по обивке дивана.
– Никаких. Я думал, у тебя есть.
– Одна смерть – случайность, две – не очень. Вдобавок, это нападение… Похоже, против нашего Душехвата играем не только мы, но и его соратник. То есть соратница.
– Я над этим тоже думал. Но тогда почему этой соратнице – или же противнице – просто не отправить девчонок на лечение?
– А разве я сказала, что соратница-противница выступает на нашей стороне?
Всё-таки демонологи и демоны и впрямь слишком хорошо понимают друг друга. Мы – две стороны одной медали, и мысль мою экье Рамир уловил с полуслова.
– Девчонки ей безразличны. Она просто хочет оставить Душехвата голодным.
– В древности это был один из вариантов охоты на демонов, – я поймала вспыхнувший возмущением взгляд экье Рамира, пожала плечами: – От него быстро отказались. Слишком большой процент потерь, в том числе среди знати. Кажется, на какой-то принцессе и остановились: безутешный король-отец издал нужный эдикт и за это ему, помнится, памятник воздвигли. Давно дело было, памятник уже наверняка разрушился.
– Но если помнишь ты – может помнить и кто-то другой, – потеребил подбородок экье Рамир. – Другой демон?
– Или стихийный демонолог. Из тех, кто не прошёл обучение и по каким-то причинам считает, что и не пройдёт. Ищет дорогу наобум, набивает шишки, убивает возможных жертв… Будущий демон, короче.
– Насколько глубоко может пасть?
– Зависит от мотивации. Мститель или душевнобольной останется мелким демоном, поселится на верхних этажах бездны, а может, даже вообще в нашу мясорубку не попадёт. Станет себе мелким духом-пакостником, на котором только студентов-демонологов обучать, больше ни на что не пригодится. А вот если человек действует, искренне исходя из благих намерений – тут поле для игры куда шире. Может статься, Душехват по сравнению с ним ещё милым покажется.
