Текст книги "Сказка на ночь (СИ)"
Автор книги: Валерия Ангелос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)
Глава 43
Его глаза. Черные. Горящие. Насквозь пронизанные бездной темноты. Вот, что я вижу, когда прихожу в себя. После взгляд фокусируется, начинаю различать детали, разбирать мелочи, в которых и заключается дьявол. Бледное лицо. Мрачное. Такое чувство, точно кровь отхлынула от кожи напрочь. Выражение жесткое и сосредоточенное. Черты, как будто заострились, приобрели еще более грозный оттенок. Весь вид мужчины явно сигнализирует об опасности. Излучает давящую ауру. Угнетает и подавляет. Но внутри меня разливается безотчетная радость. Первая реакция на Рустама именно такая. Дальше начинаю соображать. С трудом, с заметным опозданием. Судорожно сглатываю, ощущаю, как сильно жжет внутри. Огонь и лед обдают в один момент. Заставляют задрожать.
– Что с ребенком? – спрашиваю и невольно накрываю живот ладонью, рефлекторно поглаживаю, повинуюсь первобытному инстинкту.
Тут я вижу, мне поставили капельницу. Лихорадочно моргаю, переполняюсь тревогой изнутри.
Зачем? Для чего такие методы? Что произошло?
Проклятье. Здесь не только капельница. Замечаю, к другой руке подключены еще какие-то странные проводки. Рядом пикают датчики. Показатели расплываются перед глазами. Ничего нельзя разглядеть. Но я мало в этом соображаю. Я же не врач.
– Все хорошо, – уверенно произносит Рустам.
И возвращает меня обратно в горизонтальное положение. Мягко, однако настойчиво располагает на подушке.
Я успеваю приподняться. Подскакиваю. Но муж легко справляется с этой активностью, накрывает мои плечи ладонями, вынуждает вернуться обратно.
– Рустам, ты должен сказать мне правду, – бормочу я. – Что случилось? Зачем мне поставили капельницу? Как наше дитя? Пожалуйста, Рустам. Скажи, как есть.
– Все нормально, – ровно повторяет он и даже улыбается.
Черт возьми. От подобного поворота сердце сводит тягучая судорога. Недоброе предчувствие овладевают мною.
– Ты лжешь, – шепчу пересохшими губами. – Лжешь… ты… просто пробуешь меня успокоить. Да? Как обычно. Ты просто не хочешь, чтобы я задавала лишние вопросы. Опять обманываешь и водишь за нос. Рустам. Что с нашим ребенком?
– Когда я тебе лгал? – интересуется вкрадчиво.
– Всегда! – выпаливаю гневно.
И тут же прикусываю язык, понимая, что это не вполне верное заявление. Прямой лжи со стороны моего супруга не было. Он ограничивался недомолвками и недоговорками, умел ответить так, что суть вопроса вылетала из головы. Настоящий король намеков, мастер полутонов. Двусмысленность – его второе имя.
Он обманом получил мою невинность. Толкнул на измену с самим собой. Даже в последней истории с тюрьмой и мнимой гибелью он не произнес прямой лжи.
Но разве от этого лучше? Легче? Хуже. Безнадежнее. Рустам честен со мной, однако границы подобной честности четко очерчены.
– Прошу, прекрати свои игры, – выдаю я. – Речь идет о нашем ребенке. Если что-то не так, если я больна или… черт раздери, я должна знать.
– Не ругайся, – мягко произносит он. – Малыш услышит.
Накрывает мою ладонь своею. Поглаживает настолько нежно, что под моей кожей мигом разливается трепет. Единственным движением ограждает от всего дурного на свете. Дарит надежду. Окружает заботой и теплом.
– Рустам, – нервно облизываю губы. – Ты бы за своими фразами следил. Сам знаешь, как иногда выражаешься.
– Больше не буду.
– Зачем нужна капельница? И все эти странные датчики? Что там измеряется? Неужели ты не можешь нормально объяснить? Почему приходится все вытягивать клещами?
– Стандартный препарат, – говорит Рустам. – Понадобится от пяти до десяти капельниц. В зависимости от твоего состояния. Не волнуйся, многим беременным назначают подобную профилактику.
– Почему? – напрягаюсь еще сильнее.
Мужчина продолжает улыбаться и поглаживать мой живот. Медленно. Размеренно. Умом понимаю, что стоит сбросить его руку, разорвать контакт, но отказаться от прикосновений трудно. Мое тело их принимает.
– Нужно нормализовать тонус матки, – спокойно поясняет Рустам.
– Для чего? – хмурюсь. – Что не так с моей маткой? Было больно. Мне вдруг стало очень больно и я потеряла сознание. Есть угроза для ребенка? Что сказал врач?
– Врач уже в пути, – горящий взгляд вдруг холодеет. – Полагаю, еще минута – и он появится, чтобы объяснить тебе суть лечения более подробно.
– Но ты ведь и сам в курсе?
– Рядовая процедура, – заключает Рустам. – Необходимо расслабить матку, улучшить маточно-плацентарный кровоток. Конечно, это назначают не всем, но тебе действительно не стоит переживать. В подобном назначении нет ничего необычного. Наш ребенок в полном порядке.
– Ты уверен? – голос срывается от тревоги. – Может, мы поздно обратились? Мне успели сделать УЗИ? Анализы взяли? Наверное, надо посетить другого врача. Ну тут лучше сравнить заключения. Подстраховаться. Да?
– Принцесса, – улыбается, склоняется и заправляет выбившуюся прядь моих волос за ухо. – Я держу ситуацию под контролем. Тебя осматривают лучшие специалисты. Все необходимые анализы взяты. УЗИ готово. Нет никакого повода для волнения.
– Я хочу это все видеть, – настаиваю. – И врачей тоже. Всех. Я хочу отчетливо понимать, что именно со мной происходит.
Раздается стук в дверь.
– Входите, – бросает Рустам по-английски.
В палате появляется женщина средних лет. Вид у нее встревоженный, однако она изо всех сил старается это скрыть. Широко улыбается, начинает что-то поспешно говорить. Глаза выдают ужас. Она явно напугана.
Господи. Теперь и мне страшно. До чертиков.
– Я прошу вас объяснить моей супруге все выписанные назначения, – от ровной фразы Рустама и без того до жути перепуганная дама вздрагивает. – Что-то не так?
– Нет, нет, – поспешно заявляет женщина. – Отлично. Просто отлично!
А дальше она постепенно успокаивается, начиная посвящать меня в подробности моего положения. Назначено пять капельниц. Вероятно, позже потребуется еще пять. Решение зависит от анализов, которые будут брать каждый день, наблюдая за моим состоянием. Также надо принимать различные витамины для укрепления организма. Правильно питаться, употреблять больше овощей и фруктов, гулять на свежем воздухе. И главное правило – никакого стресса. Абсолютное спокойствие. Угрозы для малыша нет, но стоит позаботиться обо всем заранее. Нужен строгий контроль за ситуацией.
– У меня что, – запинаюсь. – Мог произойти выкидыш?
Женщина смотрит мимо. Медлит. Ждет одобрения от Рустама? Вид у нее такой, будто она наталкивается на летящий на бешеной скорости грузовик. Замечаю, как мелко дрожат ее пальцы.
Я оборачиваюсь и смотрю на мужа. Он невозмутим. Улыбается. Мне – улыбается. Для других предназначены совсем другие реакции.
– Ты всех врачей будешь так запугивать? – интересуюсь по-русски.
– Я и слова не сказал.
– Да тут одного твоего взгляда хватит.
Женщина прочищает горло. Выдает несколько общих и отвлеченных фраз на тему того, как важен позитивный настрой, мол, не стоит портить настроение тревожными мыслями. Все будет прекрасно.
– Благодарю, – отвечаю ей. – Вы нам очень помогли. Теперь я бы хотела снова остаться с мужем наедине. Нужно многое обсудить.
Она кивает и торопливо удаляется.
– Рустам, ты неисправим, – вздыхаю.
– Для тебя – исправлюсь.
– Сильно сомневаюсь.
Дикий хищник никогда не станет травоядным. Мирно пастись на лужайке откажется. Подобное идет в разрез с его кровожадной природой. Это не плохо и не хорошо. Факт. Однако что-то нам придется решать. И срочно.
– Я умею удивлять, – говорит Рустам.
Разумеется. Кто бы сомневался? Тянет скептически хмыкнуть, но я ловлю себя на том, что перевешивают совсем другие чувства. Отмахнуться не удается. Обесценить тоже.
Верно. Умеет. Этого у него не отнять. Выбивает почву из-под ног на раз. И как с этим бороться? Возможно ли? Реально вообще?
– Давай начнем с того, что ты перестанешь так доводить людей, – заявляю после короткой паузы.
Он лишь выгибает бровь. Невинно. Недоуменно.
– Ты понимаешь, о чем, – продолжаю. – Тебе даже не нужно ничего говорить вслух, достаточно выразительного взгляда. Но попытайся, пожалуйста, быть более приятным.
– Приятным?
Кажется, такое слово может ободрать его губы до крови.
– Спокойным, – поясняю терпеливо. – И не таким мрачным. Да, когда ты смотришь на меня, твой взгляд моментально смягчается, но всем остальным достается по полной.
– Ты сгущаешь краски, – замечает он.
– Если бы, – мотаю головой. – Я отказываюсь находиться в атмосфере, где царствует ужас. Ты должен понять, ребенку это вредно. Хочется совсем других эмоций от тех, кто нас окружает.
– Я разберусь, – обещает Рустам.
– О нет, лучше не надо, – выдаю поспешно. – Ты это сообщаешь с таким видом, будто намереваешься заставить всех радоваться. Насильно. Однако номер не пройдет.
– Ну почему? – усмехается. – Я бы провел самую обычную беседу. Объяснил, что к чему. Я человек, который способен найти общий язык с кем угодно. При желании.
– От таких твоих слов еще страшнее.
– Юля, – выдает мягко, переплетает наши пальцы. – Разве ты не поняла, что тебе совсем не нужно меня бояться?
– Просто… будь нормальным. Хотя бы попытайся. До рождения ребенка. Конечно, я еще не весь персонал больницы видела, но у меня уже ощущение, что ты на них нагнал дикий страх. У бедных людей создалось впечатлений, что один неверный шаг – будет расстрел. Черт. О чем я? Это не впечатление, а суровая реальность. Рустам, пожалуйста, перестань. Сбавь обороты. Если действительно хочешь наладить наши отношения.
– Хорошо.
– Ты слишком легко согласился.
– Подозреваешь криминал? – в черных глазах отплясывают коварный бесы. – Я не рискну тебя расстраивать, Юля. И речь не только про сегодняшний день.
– Ох, – нервно улыбаюсь. – Есть шанс, ты удержишься от манипуляций? Любопытно, как долго этот период продлиться. Час? Два?
– Твои чувства не игрушка.
– Но ты играешь на них, – выпаливаю с горечью. – Виртуозно.
– Я всегда учитываю свои ошибки.
Молчу. Пока плохо представляю, что еще можно сказать. Конечно, тянет высказать многое, вот только фразы забиваются в горле, слова наружу не идут.
Ну зачем? Какой смысл?
Он не изменится. Никогда. Бесполезно просить. Сейчас создаст видимость, потом выдаст такой откат назад, что мало никому не покажется. Рустам… такой. Сильный. Властный. Манипулятор до мозга костей. Уверен, существует лишь его мнение. Один путь. Все.
– Я устала, – отворачиваюсь. – Хочу отдохнуть.
Горячие губы обжигают мою ладонь, вроде едва касаются, но при этом обдают кипятком, опаляют так, что дыхание вмиг сбивается, сердце стрекочет будто бешеное.
– Позволь мне задержаться, – говорит Рустам. – Побыть с вами.
Разве я могу отказать? Малыш общий. Наше дитя. Да и чувствую, ребенок сам тянется к отцу. Нет, я не замечаю ни толчков, ни пульсации, однако иначе не могу объяснить свою собственную реакцию. Жутко обижена. Не простила. А прогнать не выходит.
Ограничиваюсь неопределенным кивком.
Рустам придвигает стул, не разрывая наш контакт. Усаживается рядом.
В моей голове проносятся лихорадочные мысли. Жгучая обида разливается внутри. Но и тянет меня к этому мужчине. Тянет с неудержимой силой. Вычеркнуть не выйдет.
Да и разве он позволит? Отпустит?
Закрываю глаза, чтобы не разрыдаться. Совершенно безумные чувства одолевают меня, раздирают на части. Эмоции бурлят.
Что я могу ему сказать? Объяснить?
Он знал: я беременна. Знал и не отказался от своего дурацкого плана. Ничего не стал изменять. Делал, что хотел. Поступал, как считал нужным.
Но разве основная проблема в этом? Нет. Разлом гораздо глубже. Хуже. Безнадежнее. Рустаму наплевать на чужие чувства. Он уверен в своих решениях. Исключений не бывает.
Дьявол. Но если бы он был другим, разве сумел бы меня защитить? Получил бы хоть единственный шанс побороть орден? Уничтожил бы наших врагов? Выстоял бы в той чудовищной войне?
Мой разум опять начинает искать оправдание. Дурацкая скачка мыслей. И я полная дура, которая продолжит прощать даже самые ублюдские поступки. Да? Нет! Ни за что. Хватит с меня. Нужно сражаться. Хотя бы попытаться. Нужно высказать все, о чем думаю.
Слезы стекают по щекам. Не могу успокоиться. Однако это длится недолго.
– Юля, прости, – раздается шепот, хриплый, пробирающий до костей. – Юля, ты моя принцесса. Моя девочка. Женщина. Моя любимая. Ты мое сердце. Веришь? Даже такой подонок как я не умеет жить без сердца. Видишь?
Рустам говорит все это и собирает мои слезы губами, иссушает соленые реки поцелуями, проходятся нежно, убийственно ласково. Исцеляет, пробует стереть мои раны.
– Будут лучшие врачи, – продолжает муж. – Лучшее оборудование. Наш ребенок появится на свет крепким и здоровым. Клянусь. Все сделаю. Никакой угрозы.
Сдавленно всхлипываю. Вроде и желаю его оттолкнуть, однако ничего для этого не делаю. Лишь продолжаю молчать, сражаюсь с немой истерикой.
– Я никого не стану пугать, – обещает Рустам. – Не дам тебе ни единого повода для переживаний. Бояться не нужно. Я мир переверну, только бы вы были счастливы. Ты и наш ребенок. Вы – моя жизнь.
– Не надо, – бормочу глухо. – Не надо ничего переворачивать. Очень тебя прошу. И без того вокруг все взрывается, постоянно выходит из строя. Не нужно разрушений.
– Хорошо, – сгребает в объятья. – Как скажешь.
Я не вырываюсь. Не сбрасываю его руки. Прекращаю сдавленно всхлипывать. Выравниваю сбитое дыхание. Открываю глаза.
– Мне понадобится время, – роняю наконец. – Я не могу так просто взять и простить. Дело не в том, что ты провернул свою авантюру, прекрасно зная про мою беременность. Не в том, что постоянно играешь, дергаешь за нити, пускаешь по нужной дороге. Дело вообще в другом. Черт, да во всем понемногу. Например, сейчас мне кажется, тебе совсем наплевать на мои слова. Ты пропускаешь эти фразу мимо ушей. Опять. Поступаешь так, как тебе удобно, выгодно. Вот и все.
– Нет, – отрезает Рустам. – Мне не наплевать.
– Ты испугался, – закусываю губу, не удерживаюсь от нервной улыбки. – Ты понял, что я могу потерять ребенка, поэтому и…
– Тихо, – накрывает мой рот указательным пальцем. – Даже не произноси это. Ни вслух, ни в мыслях.
Я смотрю на него и не решаюсь спорить. Он прав, думать о подобном кошмаре нельзя. Достаточно нам проблем и трагедий в прошлом.
Я смотрю на него и понимаю: этот мужчина тоже умеет бояться. Впервые вижу его настолько мрачным и сосредоточенным, смуглая кожа резко бледнеет, так и не возвращает прежний оттенок, черты лица обозначаются гораздо четче.
– А это что? – вдруг сдвигаю брови, подаюсь вперед и медленно провожу пальцами по его виску. – Седые волосы?
Глазам не верю. Не помню, чтобы прежде замечала седину в иссиня-черных волосах. Никакого намека на седину не удается воскресить в памяти.
– Ерунда, – отмахивается Рустам.
– Нет, подожди, – сильнее хмурюсь, по другой щеке ладонью веду. – И здесь тоже, вот с этой стороны несколько седых волос. Раньше точно ничего такого не было.
– Думаешь, мне стоит подкраситься? – спрашивает насмешливо. – Или седина не портит?
– Рустам…
Начинаю и осекаюсь. Чувствую, сейчас снова расплачусь. Абсолютно не контролирую себя, полностью отдаюсь эмоциям.
Муж отстраняется, опускает голову на мои колени, трется щекой о бедра. Действую рефлекторно, наклоняю его упрямую макушку ладонью, взъерошиваю темные волосы. Кусаю губы до крови, чтобы протрезветь от странной смеси чувств.
Рустам как зверь ко мне ластится. Голодный. Дикий. Безумный. Жестокий. Но мой. Мой зверь. Я люблю его. Люблю одержимо. Бешено. До одури.
Глава 44
– Я обещал тебе кое-что рассказать, – говорит Рустам, чуть отстраняясь, и ловит мой взгляд в капкан своих горящих глаз. – Точнее показать. Забыла?
Теперь кажется, наш разговор происходил в другой жизни. Сто лет прошло, а может и больше. С трудом припоминаю обмен той парой фраз. Речь шла о том, как объясняется сложившаяся ситуация, почему вообще пришлось затевать весь этот кошмар с арестом, гибелью и похоронами. Впрочем, примерная картина уже выстроилась в моем сознании. Суть заключалась в том, чтобы наконец обставить проклятый орден, отнять у них отдел, который достаточно важен и готов переметнуться на сторону моего супруга. Вероятно, составили схему, разработали план действий и не нашли ничего лучше подобного вот спектакля. Хотя я с трудом понимала, чем именно поможет тюрьма и абсолютный крах репутации Рустама в глазах общественности. Люди же так просто не забудут всю эту жуткую историю с убийством Жаклин, побегом из тюрьмы, уничтожением стражей правопорядка. Выходит, нам придется скрываться до конца дней? Играть чужие роли? Или же эта участь падет исключительно на плечи моего мужа? Трудно вообразить дальнейшее развитие событий, но пока что ничем хорошим здесь и не пахло.
Я не особенно возражала против того, чтобы сбежать на край света и пробыть там вместе целую вечность. Я даже мечтала об этом прежде. Никаких орденов, никаких оголтелых врагов семьи. Однако подобное звучало чересчур фантастически. Да и я не была готова отказаться от своей семьи навсегда.
– Ты нашел императорский меч? – хмурюсь, гадая об истинной сути предстоящего разговора.
Такой вариант ответа тоже выглядит логичным. С меча этот бредовый конфликт начался, мечом и завершится. Звучит логично.
Может, все дело и правда в этом символе верховной власти? Казалось бы – просто игрушка. Очень древняя, известная многим, внушающая благоговейный трепет. Но по факту очередной символ ради сплочения толпы. В реальную магию оружия верилось меньше, чем в уникальные экстрасенсорные способности Алены. Ее дар глубоко проникнуть в психологию внушал куда больше безотчетного страха, чем давно утраченный меч.
Я не видела смысла искать чертову железяку. Вроде и понимала исключительно номинальный эффект артефакта. Нечто вроде знамени. Священный Грааль. Но в реальности было трудно принять ситуацию, когда за этой штуковиной идет охота нескольких группировок. Сражение не на жизнь, а на смерть.
– Почему ты решила, что я его искал? – интересуется супруг с лукавой ухмылкой.
– Ну вроде это модно, – протягиваю. – И орден мчится за трофейным оружием, и твои азиатские друзья идут за ними по пятам. Их тоже направили по ложному следу? Или же пришлось задействовать методы поинтереснее?
– Тебе сложно понять смысл игры, – говорит Рустам. – Столько взрослых парней вдруг схлестнулись в борьбе за меч. Древний. Дорогой. Способный украсить любой музей. Но все равно – это просто оружие.
– Видимо, не просто, – пожимаю плечами. – Символ власти.
– Даже больше, – ухмылка становится шире. – Чем выше человек поднимается, тем сильнее растут его аппетиты. Во всех смыслах. Тяжело представить, что некто способен спустить миллион за один день. Или даже миллиард. Тяжело. Но только тому, кто таких денег никогда не имел. Если начинаешь ворочать подобными суммами, быстро узнаешь, почему богачу разориться легче, нежели простому смертному офисному клерку. Орден давно достиг огромного уровня могущества. Деньги. Ресурсы. Ручные политики на подхвате. Прикормленная элита в самых разных странах. Получив практически ничем не ограниченные возможности, куда двинешься дальше?
– К небесам, – хмыкаю, выдавая вслух первое пришедшее на ум предположение, не задумываюсь.
– Верно, – вдруг подтверждает Рустам и смеется, когда я пораженно округляю глаза.
– Они что, – бормочу. – Космос решили поработить?
– Космос уже под контролем, – заверяет муж невозмутимым тоном. – Там хватает проектов. Спутников запущено предостаточно. Об этом беспокоиться не стоит.
– Отлично, у этих маньяков и наверху контроль.
– Разумеется, но теперь хочется еще больше.
– Да куда? – изумляюсь.
– Ты же сама сказала, – выразительно кивает в сторону потолка. – К небу. Но не в прямом смысле, а в переносном.
– Пробуют создать новую религию? Затевают секту? Подожди, а вот это модная в Голливуде тема про…
– Выше бери, – усмехается Рустам. – Гораздо выше.
– Не понимаю, – признаюсь искренне.
– Они жажду бессмертия.
– Что за чушь? – бросаю, помедлив и осознав, я не ослышалась. – Еще могу понять разные научные исследования. Вроде стволовых клеток и прочего. Но как в подобном желании поможет японский меч?
– Поверь, исследования проводятся, – замечает он. – В строгой секретности, в закрытых лабораториях. Долгие годы ученые пытаются вывести секрет вечной силы. Молодости. Только природу не победить. Против законов эволюции не пойдешь.
– Твой орден точно чокнулся, – хмурюсь. – Весь.
– Жалко уходить на тот свет с пустыми руками. Особенно если завоевал целый мир, нагнул кучу народа и отымел по полной программе. Этих ребят можно понять. Они не готовы смириться с ролью пассажиров, пусть и очень элитного класса. Их тянет выше, дотянуться до вечности и задержаться здесь навсегда. Ну или хотя бы на подольше.
– Звучит как горячечный бред.
– Согласен. Но они в это все искренне верят. Если для азиатов меч служит чисто формальным символом. Признак авторитета. То орден подходит к вопросу иначе. Священное оружие – шанс разгадать тайну мироздания. Дерзкий подход. За такое принято казнить. Судьба сама их накажет. А я лишь исполню приговор.
– Кто получит меч, станет жить вечно? – кривлюсь. – Они реально так думают? На полном серьезе верят?
– Иррациональный страх смерти. Подобный вирус способен напрочь сожрать мозг. У тех, кто не способен принять объективную реальность и считает себя лучше других, куда выше шансов подцепить данную заразу.
– Почему именно японский меч? – недоумеваю. – В мире наверняка множество похожих реликвий. У каждого народа есть подобные мифы.
И тут я осекаюсь. До меня наконец доходит истинное положение вещей. Шальная догадка озаряет разум огнем.
– Ты сам скормил им эту легенду? – спрашиваю срывающимся голосом. – Растравил их аппетит?
– Бывает, одной фразы достаточно. Бросаешь наживку и наблюдаешь. Единственная искра распаляет настоящий пожар.
Рустам больше не усмехается. Его лицо становится совершенно серьезным, не выражает никаких эмоций. Тотальной спокойствие. Ледяная маска. Полная отрешенность.
– Я даже не старался, – продолжает он. – Не промывал им мозги, не изобретал разные небылицы на пустом месте, не сообщал подробности существующих легенд. Пара фраз в нужные уши – и они сами помчались копать. Ну примерно как сейчас роются посреди Мексики, вырезая местных наркобаронов, чтобы не путались под ногами и не мешали им искать вожделенный секрет. Я подтянул нить из Японии. Мотивировал якудзу обратить внимание на развернувшуюся здесь игру. Нужно было создать хаос. Орден должен был поверить в то, что меч реально найти и вообще это оружие стоит любых жертв, раз сами японцы за ним носятся. Ну а японцы не настолько безумны. Их притянула иная схема.
– Какая? – удивляюсь. – Разве меч их совсем не волнует?
– Волнует, – чеканит Рустам. – Еще как. Там свои банды сражаются за верховенство. Кто раздобудет императорский меч Кусанаги, тот и укрепит авторитет на фоне остальных. Но исключительно оружием этих типов не приманить. Они уважают природный порядок мироздания. Не помышляют о бессмертии. Во всяком случае, в той примитивной форме, которую мечтает получить орден. Интересы якудза более приземлены. Деньги. Власть. Право занять место главного вожака стаи. Успех еще не вскружил никому голову, не довел до безумия.
– Значит, это все фрагменты твоего плана?
– Я запустил схему давно. Но признаюсь, не ожидал такого накала в сжатые сроки. Полагал, разработка займет больше времени. А события завертелись моментально. Сорвали даже нашу свадьбу. Я думал, у нас в запасе хотя бы год. Не представлял зашкаливающий градус безумия, когда запускал информацию. Такая стремительная детонация меня самого поразила.
– Ты заставил их поверить в чудо и натравил на самого себя, – проговариваю медленно, пробую принять происходящее. – Это же самоубийство. В любой момент что-то могло пойти не так.
– Я позаботился о страховке. Ждал предательство наемников. Я старался подтолкнуть их на свою сторону.
– Рустам, – опять запинаюсь, не знаю, что можно сейчас сказать.
– Если бы я не разобрался с ними, они бы разобрались с нами.
– Рискованный план. Чертовски рискованный.
– Я работал над безопасностью, – уверенно заключает Рустам. – Все повороты трудно принять в расчет. Но позаботиться о большинстве ключевых моментов вполне реально. Я предугадал общий расклад. Только скорость осуществления плана вышла из-под моего контроля. И главная ошибка – я заставил тебя переживать. Рассказывать все заранее не представлялось возможным. Так бы я доставил тебе еще больше волнений. Но стоило бы действовать мягче. Поменять подход. Обрисовать ситуацию четче.
– Надеюсь, в будущем мы обойдемся без сюрпризов, – говорю я. – Иначе я потребую развода. Без шуток. Ты ко мне больше не притронешься. Сам знаешь, силой меня нельзя принудить. Да ты и сам так не захочешь.
– Не захочу, – произносит неожиданно хрипло.
Горячие пальцы скользят по плечам, сжигают ткань больничной рубашки дотла, заставляют прочувствовать неистовый жар голой кожей.
Конечно, никакой мистики тут нет. С тканью ничего не происходит. Но я ощущаю прикосновения мужа так остро, будто уже обнажена.
– Я ждал тебя, – заявляет он. – Долго. Вечность.
– Всего лишь пару лет.
– Я помню каждый день.
Его губы безумно близко к моим, но Рустам меня не целует, только клеймит горячим дыханием, вынуждает мелко задрожать от одного лишь предвкушения.
– Ты недооцениваешь религиозных фанатиков, – вдруг выдает он.
– Прости?
– Ты – моя религия, Юля. Для кого-то предел мечтаний – меч. Для кого-то – крутая должность или пачка хрустящих купюр. Кто-то хочет занять хлебное место. Кто-то ждет солидный счет в оффшорном банке. Вариантов хватает.
– Смахивает на богохульство, – сглатываю. – Твое сравнение.
– Нет. Это просто чистая правда.
– Ну ты ведь верующий человек. Соблюдаешь пост, чтишь традиции. Я часто думаю, ты и от меня нечто похожее ждешь. Даешь время принять твой образ жизни, твою религию. Действуешь по-умному: приучаешь, приручаешь постепенно. Угадала?
– Мимо, – отрицательно мотает головой.
– Но разве согласно твоим традициям я могу исповедовать другую веру? Если судить по правилам, то учитывая твой высокий статус, я должна принять религию твоего рода. А в противном случае я не считаюсь твоей женой.
– Я немного изменил правила игры.
– Воля клана менее важна, чем твоя личная?
– Я учусь на чужом опыте, – усмехается Рустам. – Есть у меня друг, который круто огреб с этой темой. Не каждая женщина готова легко и просто поменять религию, даже если совсем не производит впечатление глубоко верующей.
– История закончилась плохо?
– Отлично. Только пришлось разгрести кучу дерьма. В итоге мой друг постарался довести свой статус вожака до такого уровня, чтобы оказаться над традиционными порядками.
– Ты тоже так сделал?
– Ну, – протягивает неопределенно. – Я устроил все с прицелом на то, чтобы разница официальной веры между мной и моей женой вообще перестала иметь значение. Никому нельзя поднимать эту тему. Моя супруга – мое личное дело. Но я обязан показывать пример другим. Соблюдать традиции: держать пост, совершать молитву, выполнять правила, установленные предками.
– Любопытно, что можно чтить одни порядки, а после игнорировать другие.
– Вот я и сказал, – усмешка гаснет, голос звучит абсолютно серьезно. – Ты – моя религия. Другим об этом знать необязательно, однако они и без дополнительных пояснений суть улавливают. Твое имя нельзя трепать. Даже просто смотреть на мою супругу никому не разрешается. Тебе никогда и ничего не придется менять.
– Это радует, – роняю тихо.
– Самые жестокие и кровопролитные войны происходили ради религии. Чего только стоили Крестовые походы. Разумеется, верхушка неизменно преследовала шкурный интерес. Но желания предводителей мало для эффективной борьбы солдат. Нужно еще уметь дать верную мотивацию. В те времена религия с этим хорошо справлялась. Люди готовы были порвать за веру. Человек иной религии считался злейшим врагом. А про нынешнюю толерантность никто и не догадывался. О терпимости слышать не желали. Выжигали зло огнем и мечом. Каждый – свое зло. Две стороны одной медали.
– Я прежде не размышляла об истории в таком ключе.
– Я любого порву на куски, – чеканит. – За тебя.
– Надеюсь, мы будем жить мирно, – судорожно выдыхаю. – Когда-нибудь. Но я плохо понимаю, как это воплотить теперь. Ты для всего мира стал преступником. Убийцей.
– Они увидели мое настоящее лицо, – скалится. – Маска упала на пару секунд. Однако подобный поворот ничего всерьез не поменяет.
– Постой, ты о чем? Как это? Разве подобное может пройти мимо?
– Если честно, – щурится. – Уже прошло. Именно это я и планировал тебе сегодня показать. Включим телевизор или предпочитаешь изучить свежую прессу?
– Давай все, – отвечаю медленно. – По очереди: и телевизор, и газеты.
Пытаюсь разгадать секрет с лихорадочной скоростью. Что такого особенного могут показать на экране или на печатных страницах? Сообщат, будто Рустам выжил и согласился на сотрудничество со следствием?
Я слабо представляю, как можно разрулить то, что мой супруг успел наворотить. Подвигов за ним значится много. Допустим, убийство Жаклин Верман удастся расследовать и доказать непричастность. Но с расправой над полицейскими, еще и осуществленной, когда они находились при исполнении служебных обязанностей, определенно ничего сделать не получится. Такое не вычеркнуть и не исправить. Обреченная на провал затея. Абсолютно бредовая.
– Идеальный момент, – говорит Рустам, глядя на часы. – Сейчас как раз будет повтор моей любимой передачи. Ее транслируют по всей Европе. В Штатах тоже показывают.
– А у нас?
– А на Родине и без того все знают обо мне то, что им положено знать, – произносит супруг и жмет на кнопку пульта.
Еще никогда прежде час моей жизни не пробегал с такой скоростью. Вообще далеко не сразу замечаю сколько времени уходит на просмотр. Ловлю каждую секунду, каждый кадр.
В начале создается впечатление, будто я схожу с ума. Слишком безумно и невероятно выглядит поведанная на экране история. Но это ощущение быстро проходит. Диктор повествует о фактах с такой нерушимой уверенностью, что если бы я понятия не имела насчет реального положения вещей, точно бы поверила настолько серьезному мужчине, который облачен в элегантный костюм. Помимо весьма убедительной манеры подавать информацию отмечаю наличие огромного количества доказательств. Тут и съемки скрытой камерой, и прежде засекреченные фотографии, и фрагменты бесед с разными свидетелями и участниками событий. От громких имен голова идет кругом. Я плохо разбираюсь в политике, но персонажи до такой степени известны, что любой человек слышал о них. Не обходится и без глав крупных корпораций. Затронуто огромное число объектов. Чем дальше, тем больше подробностей сообщается. Происходящее растет, точно снежный ком. Набирает серьезные обороты. Превращается в настоящую лавину. Подробности секретной спецоперации способны поразить самое смелое воображение.
