Текст книги "Тысяча ступеней (СИ)"

Автор книги: Валерий Крамзин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

  – Эх, – вздохнул Степан. – Когда же мне удастся увидеть мою родину?

  – Знать бы, – ответил Парауэл. – Я тоже скучаю по Аграну.

  – А что случилось с вами, Парауэл. Что такое Агран? Я о таком не слышал и не знаю.

  – Честно говоря, добрый старик, я вовсе не Парауэл. Я король Аграна Миблегин I. У меня в стране произошёл бунт. Очень плохие люди возбудили и настроили против меня мой народ. Я всё делал, чтобы оправдать себя и мне в этом помогали преданные и верные друзья. Но, увы! Всех их я потерял одного за другим. В один миг я повстречал мага Амрея. Он мне предложил переселиться в иное время. И вот я здесь! В принципе я погнался за троном Россмузии, и вот чем это закончилось!

  – Наверное, Россмузией доведётся управлять только истинной династии.

   Рауль, либо точнее, граф Бонье, с интересом слушал столь непохожих людей и вдруг понял! Никогда уже ни в Агране, ни в Россмузии история не вернётся к монархии. Эта мысль повергла в хаос все его представления о вечности и божественности монархии. Перед лицом был факт: монархии обеих стран прервались. Король Аграна остался жить, чтобы подтвердить это! Старик Степан жив, чтобы понять это! Бонье закрыл глаза. Миблегин для него, в образе короля, перестал существовать. Это был Парауэл, с которым он был вровень, которому он был друг!

   В дверь постучали. Рауль очнулся. Внутрь вошёл принц Пен:

  – Прошу отобедать!

   На уровне нового сознания Рауль критически осмотрел отпрыска инопланетной монархии. Принц как принц. Видно лишь, что ему чего-то не хватает, что-то мучает. Надо бы спросить.

   Спустились вниз по той же лестнице. Свернули вправо и прошли в обширную столовую. Длинный стол с чёрными ножками, покрытый белой скатертью с бахромой по краю, был заставлен блюдами. Уж скорее можно было бы обрисовать облик того или иного аримблийского зверя, но сказать, что за блюда стояли на столе так же невозможно как съесть их.

   Вся вышедшая трое суток назад, по земному исчислению, компания из «Эролайнджа» уселась, более-менее одетая по случаю этого торжественного приёма.

  – Танцы будут? – насмешливо спросил Станис у Витора.

  – Танцы будут, – услышав, невозмутимо ответил король.

   А пока, видимо для способствования усвоения пищи, заиграла тихая переливчатая музыка. Под неё-то незнакомая пища была опробована путешественниками. Все блюда нашли замечательными на вкус.

   Затем случились танцы. Мелодии оказались самые экзотические для слуха. Такой вальс в обработке чуть сдвинутого композитора. Танец был что-то вроде вальса в ритме рэпа...

   Для Степана музыка была какофонией, для Парауэла изумляющей, для Чарльза новомодной штучкой, для Станиса нечто вполне приемлемое. Сам король воспринимал музыку естественно.

   Люди постарше, включая Чарльза, не танцевали. Моложе, вроде Станиса «подёргались». После все прошли в другое помещение. Оно полностью было занято креслами.

  – Так, так, и кто же вы? – начал расспрашивать король.

  – Сразу и не скажешь, – ответил Витор. – Некоторые из нас из разных времён и все мы для вас из другого времени. Наш космический корабль направлялся к родной планете, но где-то прошёл неожиданно возникший барьер. Аримбла притянула нас. Так мы здесь оказались.

  – А! Да! Да! Наша планета действительно такая. Она вся наполнена чудесами и с точки зрения разума невозможными вещами. – Король встал и вышел вперёд так, чтобы его было видно. – Вот что я вам расскажу: Аримбла обладает мощной энергетикой. Часть её находится вне границ реальности. Время от времени Аримбла завлекает к себе тех, кто не почувствовал всех прелестей приключений, или тех, кто собрался в одном месте из разных параллельных миров, вроде вас. Мы же знаем, что Аримбла не отпустит вас до тех пор, пока вы вдосталь не хлебнёте разных происшествий. – Король довольно улыбнулся, заметив произведённое впечатление. И ещё довольнее присовокупил: – Насколько известно выбраться с неё не удалось никому.

   Кто-то кашлянул. Это был Степан:

  – Я не собираюсь сидеть на месте. В мои годы повидать мир – великая вещь!

   И вслед за ним согласились многие. В их числе оказались все женщины. А вот четверо мужчин решили остаться.

  – Это хорошо, – сказал Уль. – Обычно на дороге падают хуже приспособленные к тяготам пути. Хорошо когда их побеждает нерешительность в цивилизованном уголке. Значит, остальные дойдут!

  – Отец! – послышался тихий, но звонкий юношеский голос сзади них.

  – Да? – осведомился король у сына.

  – Дозвольте мне уйти с ними.

  – Но между нами всё разъяснено.

  – Неужели я не вижу, отец, что вы не доверяете мне даже после этого случая. Я не могу мучить вас и терзаться самому у меня уже нет сил! Отпустите меня, прошу вас!

   Витор заметил переход с обращения «ты» на «вы».

   Не меняя выражения лица, Уль ответил:

  – Хорошо.

   Глава десятая

   Так к путешественникам присоединился ещё один человек. Их стало пятнадцать. Сам король Уль проводил их за черту города и сдержанно помахал рукой сыну вслед.

   По планете пошли: Степан Борчаков Матвеев, Парауэл, Рауль, Витор Килси, Михаил Борисович Полин, Пол Нэдсон, Валеко, Наталья Вашинкова, Эр Лан, Станис Лановин, Кати Вейс, Теодора Метьюз, Сара Даулинг, Чарльз Уарт и принц Пен. Некоторым из перечисленных желательно бы было знать причину холодности отношений между сыном и отцом, но никто Пена ни о чём не спросил.

   Идти мимо реки, но в свободной степи было гораздо приятнее и легче, чем пробираться сквозь джунгли. Попутчики переглядывались, глядя на первозданный лес, который с этого берега казался непролазной чащобой, и весело шли по ровному лугу, видевшемуся им широкой лёгкой дорогой.

   Однако степь так же таила свои неприятности. Звезда Нрана обогревала путешественников столь щедро, что время от времени люди чувствовали недомогание. Для того чтобы не упасть в обморок от удара, Пен, знавший о неприятностях, грозящих в степи, предложил надеть на голову что-нибудь из головных уборов, имеющихся у них в наличии. Их захватили не все, поэтому на скорую руку соорудили из кусков материи. Для этого распаковали ноши и из них взяли две рубашки и два платья – женщины возмутились, считая из-за своего меньшинства себя обиженными, но, когда их прелестные головки очутились в безопасности от воздействия красного солнца неким видом платка, то они даже стали благодарить. После этого изобретения от лучей Нраны, поход возобновился.

   Поверхность медленно, но явно повышалась. В первую очередь это выражалось усталостью, начинавшей наваливаться на людей всё сильнее. Решили остановиться тут же, так как места были абсолютно одинаковые и поэтому искать лучшего не стали.

   Разбившись на группы, путешественники разостлали небольшие одеяльца и, разложив на них еду, стали ужинать. Нрана склонилась к восточному горизонту, но от этого её палящие лучи не стали мягче. Даже сквозь одежду Нрана обжигала плечи и спины. Но люди остались на месте. Лишь время от времени передёрнув плечами, они продолжали утолять голод.

   Насытившись, все единодушно решили остановиться на ночлег. Стали размещаться. Неосознанно образовался круг вокруг Пена. Тот не обратил на это ни малейшего внимания.

   Вблизи его ложа разместился, чуть ли не на самой траве, Степан. Он немного поворочался и, почувствовав по своей старости, что ему не уснуть, поднялся на локте и взглянул на лежавшего около него Пена. Тот тоже не спал. Все остальные были ещё либо заняты устройством на ночлег, либо уже уснули.

  – Послушай меня, старика, – сказал Степан. – Обычно рассказ о чём-то тяготеющем над душой помогает облегчить её.

   Степан замолчал, выжидая. Пен повернулся к старику.

  – Меня тяготит не преступление, а отношение отца ко мне.

  – А разве это не одно и то же?

  – Может быть.... Но такой вывод трудно принять. Видите ли, отец долго подозревал меня в бунте против себя, и, я думаю, он и сейчас не уверен в моей невиновности. Всё так перепуталось!.. – громко воскликнул Пен. Несколько человек приподнялись и посмотрели в их сторону. Ни Пен, ни Степан не обратили на них внимания. Молодой принц глубоко переживал, и Степан сильно сочувствовал ему.

  – Хоть моя душа отягощена собственным грехом, юноша, но я хотел бы взять часть твоей боли, если ты позволишь старику взять её.

  – Я вас благодарю за сочувствие и хочу ответить вам откровенностью.

   Юноша-принц на секунду замолчал и начал рассказывать:

  – Я сын отца от первого брака. Он женился в первый раз на знатной девушке из собственного народа, но вскоре разлюбил маму. Она успела принести отцу единственного ребёнка – меня. Неизвестно какие выгоды толкнули его на решительный шаг, но маму он удалил в глушь и сделал невиданную для нашего народа вещь – объявил её не своей женой, а чтобы священники не могли ни в чём его обвинить, сделал себя главой веры. Не скажу, что он деспот, но тут он повёл себя жёстко.

   Вскоре после этого, мама ещё была жива, отец женился вторично. На этот раз на инородке. Хотя она и была обращена в нашу веру, но до сих пор её не совсем восприняли в нашем народе.

   Взяв в жёны Рне, отец долго не имел от неё детей, поэтому я считался наследником. Как было слышно, родственникам мачехи это было не по нраву. Поэтому и свои, и зарубежные врачеватели долго лечили Рне. Лишь когда я стал более-менее взрослым – сейчас мне двадцать один, а тогда было пятнадцать – она родила сына. Для меня наступили тяжёлые времена. Я сам слышал, как отца уговаривали лишить меня ранга наследника и передать право сменить его в будущем на троне более законному сыну. Отец вилял, отшучивался, просто отмалчивался, но в отношении ко мне он сделался холоден, часто на мне срывал злость по поводу моего наследства. Он ещё не мог мне отказать в нём, и всё более тяготился от оказывавшегося на него морального давления, злился на меня за то, что я сам не отказываюсь и не избавляю его от нерешительности и тягости выбора.

   Но происходило худшее. Влияние мачехи усиливалось. При дворе утверждалась новая мода одежды и новая форма поведения. По мере вытеснения местной одежды и местных традиций, появилось много недовольных. Они незаметными тенями шастали по закоулкам дворца и вертелись вокруг меня, нашёптывая в уши невозможные вещи. Мне предложили свергнуть отца. «Пока чужеземцы не утвердились у нас, спаси отечество от поругания», – молили они меня. Их лица расплывались передо мной, и лишь оставался один образ – образ призрака, – льстивого, угодливого и злобного. А я был словно объят туманом. Почти ничего не понимал, не принимал участия в тайных встречах заговорщиков, и лишь иногда от внутреннего ужаса шевелились волосы на голове. До какого-то периода всё казалось мне нереальным. И вдруг я задумался. Меня одолел ужасающий, ничем не прикрытый страх. Я представил любимого мною отца мёртвым и себя, державшего нож, вонзённый ему в сердце. Холод пробежал у меня по спине. Я не мог стать отцеубийцей. Мне не нужен был трон, не нужна была власть, обагрённая свежей, ещё тёплой кровью. Что вызвало во мне шок? Мне сообщили, что отец знает о заговоре, и он отделил свою половину жилых комнат и приказал заколотить одну дверь, а перед другой поставил стражу. Верный слуга спал в ногах кровати отца, а в комнате было оружие. Так вот: заговорщики выбрали следующую ночь для нападения. Они подготовили бумагу с текстом отречения от трона в мою пользу. И они требовали от меня согласия на свои действия, надеясь придать им какую-то законность. «Скажите только „да“, ваше высочество, и вам более ничего не нужно делать. Можете остаться здесь или, даже, уехать в своё поместье». А я сидел и не мог сказать ничего. Мой отец никогда слишком не баловал меня своей лаской. Лишь когда-то, помню, забрали меня совсем маленького от матери и его ласковые слова, успокаивающие меня. А затем... Затем что-то произошло. Может быть, он был слишком занят в то время, улаживая дела с северными племенами, ездившими на чудищах. Не знаю, что думать, но я себя чувствовал покинутым и ненужным. В то же время я задумывался о замене Бога на небе – идолом на земле. Отец был монархом светским и духовным. Он стал олицетворением Бога. Мне это казалось богохульством. В моей, ещё детской душе, неизвестно что творилось. Я был раздираем любовью и сомнениями.

   Всё меня давило. Но я не мог стать отцеубийцей. Однако заговорщики, уговаривавшие меня, были неотступны. Уста одного тихо нашёптывали мне в ухо змеиные слова, полные лести, и рассказывали о ситуации в стране. Я боковым взглядом смотрел на него, и мне казалось, что у него раздвоенный язык. В ухе жужжало, и мозг утомлялся, и отуплялся. Было нестерпимо слушать этот голос.

  – Уйдите, – сказал я. Голос затих. Глаза вопросительно уставились на меня. – Делайте, что хотите, – безвольно пробормотал я. Он поклонился, и, буркнув что-то, из чего я разобрал лишь «... величество...», исчез. Я положил руки на голову, стараясь снять отупение, нашедшее на меня.

   Здесь меня и нашёл один из камердинеров отца. «Ваш отец хочет видеть вас, Пен». Сердце моё невольно дрогнуло. «Сейчас». «Да, прямо сейчас». Я с трудом поднялся и поплёлся вслед за камердинером.

   Мне трудно вспоминать свидание с отцом. Знаю лишь, что это было бесконечной мукой и страданием. Отец меня упрекал в непослушании, корил за неправедные дела, и венцом всех его обвинений были слова о заговорщиках. Он просил меня рассказать всё, что я знаю. «Пока не поздно, кайся, и я тебя непременно прощу». Насколько мне тяжко было слушать, настолько тяжко осознавать свою вину. И меж тем холодный, отчуждённый взгляд, не давал мне бухнуться отцу в ноги и просить прощения. Ужас и страх парализовали моё тело.

   Не видя последствий от своих слов, отец нахмурился, и взял со стола бумагу. Вот оно! Во мне всё совсем закоснело. Отец читал о моих провинностях обычным голосом, каким читается простенькая книга. Эта обыденность обвинений, сыпавшихся из уст вроде бы знакомого, родного человека, совсем меня парализовали. «И потому, перечисляя все безобразия сыном моим свершённые, я лишаю его наследства и делаю наследником сына своего Трэ». Иди и не показывайся мне на глаза до моих распоряжений".

   И я ушёл. Но весь день я беспокойно бродил по дворцу... Покой не давали мне обрести произнесённые мною слова. Не стану восхвалять себя, но это были, пожалуй, единственные слова и в правду шедшие против отца. Более ничего я против него не делал. Но зато теперь! Теперь я формально дал согласие на его убийство! Слащавые слова заговорщиков не убедили меня в том, что отец, под давлением силы, откажется от трона и останется, тем самым, жив. Я проклинал себя за малодушие.

   И вдруг! Счастливая мысль пришла мне в голову. Пусть отец что хочет, то и сделает со мной, но я покажусь ему на глаза без разрешения.

   Вечером отец с эскортом уехал куда-то. Заручившись поддержкой преданного мне друга, мы отперли отцовский кабинет и оторвали доски от другой двери так, что она стала открываться. При этом доски оставались на двери, и создавалась иллюзия, что она забита. Эта дверь отворялась вовне. Едва мы проделали всё это, как отец вернулся. До ночи я заручился поддержкой троих солдат. Я их убедил в том, что всё делаю ради блага отца, и дал им клятву в своей правдивости. Они мне поверили, хотя и слышали о моей размолвке с отцом и читали официальную бумагу о лишении меня наследства в пользу брата. После этого мы стали дожидаться начала событий в комнате, прилегающей к кабинету отца. Со стороны якобы забитой двери.

   За полночь началось. С противоположной стороны послышался шум, крики. Потом открылась дверь. Звук шагов внутри кабинета. Приглушённые голоса.

   Тут я раскрыл дверь и со шпагой вступил в кабинет. Все обомлели. Заговорщики держали в руках шпаги, а один бумагу.

   Отец успел сказать слова, больно резанувшие моё сердце:

  – И ты с ними! – но мы уже напали на заговорщиков. Их было семь, нас пять, и потому расправиться с ними было легко. К тому же на шум сбежались стражники и скрутили оставшихся в живых и раненых покушавшихся.

   Отец меня сдержанно похвалил, но я почувствовал по сухости его голоса, что он не доверяет мне. До утра мы сидели в одной из комнат дворца. Она была окружена стражей. Большую часть времени я рассказывал отцу о последних событиях. Рассказ мне плохо удавался, так как отец не проявлял никаких эмоций. Только временами отливающие сталью глаза загорались гневом. Когда я всё ему поведал, опустилась тишина. Тягостное молчание отца давило и угнетало.

   Так прошло несколько часов. Пока не наступил рассвет. Я робко попросил у отца разрешения выйти. Он встал и лёгким движением руки отпустил.

   Я вышел на воздух и вздохнул полной грудью. Показалось, что от свежего воздуха тяжесть с груди спала. Я долго сидел, и теперь ноги сами понесли меня к реке. Я подошёл и сел около реки. Положил руки на колени, а на них оперев голову, и так я просидел пару часов. И вдруг я услышал призыв отца. Я быстро вскочил и побежал в сторону города.

   Отец стоял на площади, окружённый народом. Он подозвал меня и прилюдно сказал, что прощает меня, а затем поднял с колен и поцеловал. Тут появились вы, и знаете, что случилось дальше.

  – Как трогательно, – раздался голос.

   Степан и Пен услышали восклицание и только тут поняли, что Пена слушали все без исключения, а не только Степан.

   Увидев это, Степан сказал:

  – Тем лучше! Откровение хорошо тем, что чем больше людей знают, тем лучше.

   Взбудораженные рассказом Пена люди ещё не скоро заснули. Видимо считая степь неприступной крепостью, охранять лагерь не оставили никого. Так и прошла эта ночь без мер предосторожности.

   Глава одиннадцатая

   Первым поднялся Степан. Долголетняя привычка, и не особенная сонливость, заставили его проснуться. Он не спеша собрал свои немногочисленные вещи.

   Вслед за ним стали просыпаться остальные. Просыпаться, но не подниматься. Многие предпочитали понежиться. Поднялся Парауэл, Рауль. За ним Чарльз. Словно показывая, что женщине не неисправимые лентяи, поднялись все четыре представительницы этого пола. И уж после них, немного стыдясь своей сонливости, стали подниматься остальные.

   Стоянка путешественников вскоре представляла собой разворошенный муравейник. На кострах что-то варили, пекли, жарили. Витор Килси, бывший капитан «Эролайнджа», заметил фигуру безучастно смотревшего на деятельность других Степана.

  – Степан Матвеевич! А вы, почему не завтракаете?

  – Нет привычки.

  – Но нам предстоит дальний путь и, поэтому, немедленно присоединяйтесь.

  – Ни за что. А, вообще-то, можете не беспокоиться. Я без еды, бывало, проходил сотни вёрст.

   Витор негодующе развёл руками и отстал от старика.

   Управившись с едой, путники довольно быстро собрались. Нрана лишь поднялась над горизонтом. Её лучи цеплялись за ветви деревьев.

   Степь тянулась и тянулась. Путешественники переговаривались между собой, обсуждая происшествия, случившиеся с ними, делясь опасениями и о прочем, что возникает в разговоре и требует выговориться. В хвосте колонны, чуть отстав, шли Станис Лановин и Кати Вейс. Не старше двадцати трёх лет, они, среди людей лет по десять старше, были невольно притянуты друг к другу. В ней Станису нравился небольшой рост, умильно тонкие руки и чистота черт лица. Грация её фигуры восхищала, а заодно требовала отнестись чуть покровительственно. В нём Кати, не последним местом, нравилось лицо. Высокая и широкоплечая фигура, рисовала возможность опереться о твёрдую руку. Между молодыми людьми незаметно возникало чувство. И сейчас Станис развлекал Кати как мог. Она мало улыбалась, а так как в шутках находила следы намёков на любовные признания, то не поднимала на молодого человека глаз, а всё время старалась смотреть по сторонам. Так она заметила парус. Он бы не вызвал изумления, ведь корабль им уже приходилось видеть и даже плыть на нём. Но дело в том, что этот парус показался не с реки, а с суши. От горизонта по степи катились корабли.

   Путешественники воззрились на эту необычную картину. Несколько минут люди безмолвно смотрели как деревянные, настоящие корабли, двигались по степи.

  – У них чёрный флаг! – воскликнула Теодора Метьюз.

   Группа пришла в движение. Витор быстро пошёл вперёд, и все столь же быстро двинулись за ним. Но было уже ясно, что пираты степей преследуют именно их. Ясно было и другое. На открытой местности было невозможно укрыться. Реку, из-за живших в ней существ, так же приходилось отметать как путь к отступлению через неё. Все пятнадцать человек единодушно пожелали оказаться на том берегу, рядом с деревьями. Но, не смотря на безысходность положения, все побежали за Витором, на что-то надеясь.

   Равнина без конца и края стелилась вдаль. Сухопутные корабли неумолимо двигались наперерез. Бег утомил большинство путешественников, и они перешли на шаг. Оказавшиеся чуть впереди группы, вдруг радостно воскликнули. Это привлекло внимание всех отставших. Радость охватила всех. Чуть дальше вверх по течению реки все увидели настоящий мост. И не из лиан и бамбука, а из твёрдого камня. Вид этого моста настолько приободрил путешественников, что они прибавили ходу.

   Но мост оказался дальше, чем рассчитывали все. Его заметили, либо знали о нём, те, кто их преследовал. На кораблях взвились дополнительные паруса, и преследователи с удвоенной скоростью поехали наперерез.

   Мост приближался, но стало ясно, кто достигнет его быстрее. В надежде на спасение многие сбросили с плеч рюкзаки, казавшиеся сейчас непомерно тяжёлыми. Степан, вначале приободрённый видом моста, не отставал от несравненно молодой компании. Но годы его были не те, чтобы бегать наперегонки с ветром. Решив отдаться на милость Божью, он отстал от остальных. Более того, он остановился, и, переведя дух, медленно зашагал вслед. Степан не был образованным человеком, но намётанным глазом он определил расстояние и, сравнив скорость кораблей и людей, вывел, что им никак не достигнуть моста первыми...

   Видимо на кораблях имелись люди тоже умеющие считать. Большинство отстало. Лишь четверо продолжило свой безнадёжный забег. Пол Нэдсон, Полин, Эр Лан и Пен, достигли моста в тот момент, когда с ближайшего корабля спрыгнули люди. В их принадлежности к этой расе было невозможно усомниться, но, видимо, всё на этой планете приобретало необычность. Головы у воинов были выбриты, лишь на макушке оставались густые поросли, схваченные в пучок верёвочкой. Лица до предела заросли бородами. Они были густыми, чуть кудрявыми, но вполне опрятно формы. Талия была обтянута пёстрой шкурой, одним концом перекинутая через плечо.

  Те, кто достигли казавшего им спасительным моста, с затрепетавшим сердцем побежали к нему, и вдруг остановились. На другом конце так же были люди. Эти люди выглядели совершенно иначе. Короткие волосы на голове, бритые лица, яркие одежды, буквально завешенные всевозможными побрякушками и драгоценностями. Эти люди, едва увидев остановившихся на середине моста, надели на головы широкие шляпы, и вышли из-под деревьев на мост навстречу четверым беглецам.

   Меж тем люди с кораблей отсекли проход оставшимся на степном берегу путешественникам, а двое пиратов пошли навстречу людям, вышедшим из леса. При свете Нрана стало очевидно, что кожа у лесных обитателей не белая и не чёрная, и даже не голубая, а зелёная. Обе группы остановились, зажав меж собой Полина, Нэдсона, Лана и Пена, и стали о чём-то оживлённо говорить, жестикулируя. Путешественникам на берегу не было слышно разговора, а тем на мосту хотя и было слышно, но они абсолютно ничего не понимали.

   Группу из оставшихся одиннадцати человек окружили и, чуть оттеснив от моста, стали бдительно стеречь, видимо ожидая исхода переговоров на мосту.

   Там кончилось так. Степные корабельные кочевники повернулись и пошли прочь. Четверых же неудачливых беглецов схватили воины зелёных людей и потащили в лес. Пленники пытались безрезультатно упираться. Все оставшиеся на степном берегу с растерянными, изумлёнными лицами, смотрели на это.

  – Немедленно отпустите нас! – возмутился Витор. – И попросите тех людей отпустить наших друзей. Я требую это во имя закона свободы передвижения!

   Несколько воинов бесстрастно окинули Витора взглядом, и спокойно промолчали.

  – Эх, мне сюда бы хорошее ружьё! – вздохнул Парауэл, окидывая степных кочевников взглядом. Действительно, не было видно, что те были вооружены чем-то иным, кроме копий и сабель.

  – Если они нас рассадят по трюмам кораблей, то нам лучше не сопротивляться, – заметил Степан, которому только что любезно помогли дойти. Его замечание вызвало некоторое негодование среди мужчин. Особенно протестовал Станис Лановин, юноша, обладающий большой физической силой. В этот момент он выглядел настолько мужественно, что Кати им невольно залюбовалась.

   Мужчины уже приняли решение, во что бы то ни стало напасть на стражу, как вдруг властный голос согнал к охране, следившей за путешественниками, дополнительных людей. Группу, уже не помышлявшую о нападении, разделили на три части.

   Степана, Парауэла и Станиса с Витором, отправили на один корабль. Рауля, Чарльза, Валеко – на второй, а женщин – Наталью Вашинкову, Кати Вейс, Теодору Метьюз и Сару Даулинг – в третий.

   Команды сухопутных кораблей развернули их и те, подталкиваемые в паруса ветром, весело покатились по жухлой траве.

   Глава двенадцатая

   Они очутились в подземной тюрьме. Света тут абсолютно не было и поэтому рассмотреть что-то не представлялось возможным. Твёрдые камни пола не давали возможности чувствовать себя уютно. Он с удовольствием поднялся бы и встал на ноги, но кольца, в которые были закованы его руки, находились около самого пола, так что выше устроиться, чем сидя на корточках, не позволяли. После кое-каких звуков внешнего мира тишина подземелья становилась оглушительной. Поэтому Степан не сразу услышал дыхание рядом с собой.

   – Кто тут? – спросил он.

   – Парауэл.

   – Витор.

   – Станис.

   – Могли бы нас сюда спустить, и не завязывая глаза, – посетовал Степан.

   – Может эта тюрьма не такая как о ней хотят навязать мнение, – предположил дитя своего времени Витор.

   – А эти наручники тоже предположение? – спросил голос Парауэла.

   – Но так иногда делают! – воскликнул Станис, поддерживая Витора. – Например, нас вели в тюрьму, но это вовсе не значит, что нас вели по каким-то ходам, а уж затем вниз. Вполне может быть, что вход в эту подземную темницу в виде конуры, то есть выводит прямо на волю.

   – Довод твой возможен, – заметил Степан. – И если это так... то нам всё равно не освободиться.

   – Отчего же?

   – Руки мои прикованы к стене и, не смотря на твою молодость, Станис, я сомневаюсь, что тебе удастся оторвать кольцо.

   – Я попытаюсь.

   – Попытка, мой юный друг не пытка.

   После этого раздалось яростное сопение, и каждый из трёх других пленников представлял себе усилия Станиса, вздувшиеся мускулы рук и всего тела. Они впрочем, остались безрезультатны.

   И тут раздался чужой голос:

   – Зря стараешься, Станис, послушался бы лучше старшего друга и спокойно отдыхал, чем тратить силу попусту.

   – Кто это? – воскликнули все четверо.

   – Воркус Лэнт, – невозмутимо представился обладатель незнакомого голоса. – Я уже всё перепробовал – ничего не получается.

   – И давно ты здесь, Воркус Лэнт, – спросил Степан.

   – Не так уж давно, но предостаточно, чтобы успеть соскучиться по нормальной еде и нормальному человеческому общению.

   – А что тут?.. – начал и не закончил вопрос Парауэл.

   – Здесь мало и отвратительно плохо кормят пленников, – проговорил Воркус.

   – Неужели степняки поступят так и с женщинами? – негодующе спросил Станис, на секунду представляя Кати в таких нечеловеческих условиях.

   – О, на этот счёт можете не волноваться, – произнёс Воркус Лэнт, прищёлкнув языком. – Женщины здесь ценятся почти на вес золота. Ну, если не на вес, то уж на цену это точно.

   – Что ты этим хочешь сказать, – удивился Степан.

   – Их продадут с торгов по баснословной цене, и, чем женщина красивее, тем выше цена.

   – Ужасно! – возопил Станис.

   – Не скажи, – возразил Воркус Лэнт. – Обычно красотки достаются богатому, но, как обычно, ни на что не способному как мужчина, покупателю.

   – И вы об этом так спокойно говорите! – презрительно фыркнув, воскликнул Станис.

   – А что тут такого? Подобная тема не запрещена и кажется мне вполне естественной.

   – Спасибо за осторожные слова, – поспешно вмешался Витор. – Но вы лучше расскажите нам, потерпевшим крушение на этой загадочной планете, что тут за дела творятся, чёрт побери.

   – А, так вы очередные жертвы Аримблы. Теперь понятно! Ваша тяга к приключениям привела вас сюда. Вот послушайте. Отсюда вам не выбраться до тех пор, пока ряд случайностей не выведет вас с неё. Каждое ваше приключение, любой случай, простая рассказанная история, будет вам помогать. Так что я вам тоже помогу. Есть и иной способ – изо всех сил отрешиться от чувства авантюризма.

   – Что же если кое-кто из нас вовсе не принадлежит к одному и тому же времени и уже испытал приключения?

   – В таком случае вам придётся изведать всё до конца, либо...

   – Либо? – спросили четыре голоса.

   – Либо умереть, что случилось почти со всеми завлечёнными на Аримблу.

   – Тогда мы умрём все, – заявил Витор. – Потому что вся команда «Эролайнджа» и его гости из различных времён. Например, Парауэл находится уже в четвёртом!

   – Вы рыцарь, Парауэл?

   – Нет, в своём времени я был королём под именем МиблегинI, но в результате революции меня сместили с трона. Со мной в мир Степана попал мой близкий соратник, давно скорее друг, граф Бонье.

   – А вы, Степан?

   – Я в своём времени был боярином, убийцей и странником, кем остаюсь до сих пор. С Парауэлом и Раулем я переместился в век Чарльза Уарта, который, наверное, не в этой камере, иначе бы он отозвался, а потом мы попали к Виктору Килси, капитану космического корабля.

   – А космический корабль попал сюда?

   – Да, – ответили пленники. Станис спросил:

   – Скажи Воркус Лэнт, что за народ смуглые степные кочевники и что за народ лесные зелёные люди?

   – Степных кочевников называют народом пардос. С древних времён он занимается пиратством на суше и потому на общий язык всей планеты «пардос» переводится как «пират». У них в глубине степей есть города, там реки, озёра, горы, леса и прочее. Народ многочисленный и поэтому пиратством занимаются лишь жители приграничных земель. Землепашцев и охотников называют «траас», что означает «осевший». Что касается лесных людей, то это неизвестный народ. Говорят они просвещенные, имеют под сводом джунглей города. А что?