Текст книги "Печать бога (СИ)"

Автор книги: Валерий Теоли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10. Гроб на колёсиках

   Во тьме существовало неудобство. Какое именно, Виктор пока не постиг, ибо думать было для него в данный момент тяжело. Потом он понял: чересчур шумно. Вдобавок крутило живот. Единственным приятным ощущением была узкая прохладная ладонь на лбу, холодящая кожу.

   Виктор резко сел, распахнув глаза, и тут же подумал, что после путешествия на небеса попал в настоящий ад.

   Он сидел в большой кованой клетке на груде древнего тряпья, рядышком примостилась Агнесс с заплаканным личиком. А снаружи, за прутьями клетки...

   Огромный подземный зал был до отказа заполнен крысолюдами всех мастей. Они сидели за колченогими столиками, лениво потягивали вино или взапой хлебали из кубков чистый спирт – противоразлагательное вещество для нежити, играли в кости, резались в карты, хохотали, переругивались, переговаривались, сыпали сальными шутками, повизгивали, похрюкивали, подвывали и подпевали музыкантам на импровизированной сцене. Музыканты в пёстрых концертных костюмах, заляпанных неведомо чем и порванных, исступлённо колотили в барабаны костяными палочками, тренькали на костяных гитарах, гремели медными тарелками и дули в костяные дудки. Замшелый солист в исподнем горланил время от времени какие-то нецензурные слова, беспрестанно махал башкой, производя дёрганые телодвижения, пил и опрыскивал ближайших к нему слушателей напитком из бутылки. Музыка чудовищного вокально-инструментального ансамбля оглушала, напоминая мелодичный грохот валящегося с чердака мешка с посудой. За стойкой в уголке зала стоял упитанный чёрный крысолюд в кожаном фартуке и отдавал распоряжения крысолюдкам-официанткам, по совместительству работающим танцовщицами на столах клиентов. Их тела, прикрытые полосками выцветшей ткани, грациозно двигались в такт сумбурной музыке, соблазнительно задевая хвостами развлекающихся за столами крысолюдов.

   Всхлипнувшая девушка бросилась Виктору на грудь, личико её засветилось от радости, но отстранилась, в смущении потупив взор.

   – Я так рада, что вы пришли в себя, – промолвила она. – Я думала, вы уже не проснётесь. Вы так ударились головой, когда упали под натиском чудовищ! Хвала Всевышнему, вы остались живы! Как ваше самочувствие?

   До чего же она всё-таки хорошенькая!

   – Ничего, всё хорошо. – Голова раскалывалась, во рту пересохло, и Виктор начинал подумывать, не привиделось ли ему в бреду путешествие на небеса и разговор с Франсуа Миролюбивым. Защемила правая рука. Мимолётного взгляда хватило, чтобы понять: он действительно общался с основателем Ордена Мудрости; на внутренней стороне запястья, там, где переплетались выпуклые голубоватые вены, темнело крестообразное родимое пятно, похожее на клеймо. Линии кровеносных сосудов образовывали очертания облаков и кружевное кольцо ангельских крыльев, в котором заключался тёмно-коричневый, почти чёрный крест. Герб Ордена Мудрости, попутно – личный герб Франсуа Миролюбивого. Головная боль затихла под напором хорошего настроения, поднимающегося в бывшем послушнике. Он Избранный, и за ним стоит сила богов Всевышнего! Виктор ободряюще улыбнулся девушке: – Не волнуйтесь, с нами всё будет в порядке. Обещаю! Как вас зовут?

   Агнесс теребила тонкими пальчиками полуоторванный краешек платья, украдкой бросая взгляды на бывшего послушника. Его тёплая улыбка, уверенный голос придали ей уверенности.

   – Меня зовут Агнесс, сестра Агнесс Фармер из Юрпрудского монастыря. Правда, я в монастыре совсем недавно.

   Виктор устало прислонился к решётчатой стене спиной.

   – Я даже в своих самых смелых мечтаниях не мог предположить, что повстречаю в этом царстве кошмаров столь очаровательную девушку, – произнёс он. – Позвольте полюбопытствовать, госпожа Агнесс, как вы попали в монастырь? Неужели у вас не было достойных женихов? Не будь вы монахиней, я предложил бы вам руку и сердце, едва увидев.

   Щёчки девушки зарделись, выдавая смущение.

   – Простите, что смутил вас, госпожа Агнесс, – чуть наклонился Виктор.

   – Не стоит извиняться, – пролепетала монахиня.

   Отвечать молодому человеку ей впрямь не хотелось, и отнюдь не потому, что он ей не нравился, наоборот, она испытывала к нему с каждым часом большую симпатию. У неё были причины скрывать истину. Она родилась в семье сельского старосты недалеко от Лавраца. С детства она мечтала о тихой спокойной жизни, обыкновенной семье, работящем муже. Со временем она, как и следовало ожидать, выросла, превратившись в первую красавицу на селе. Отец поначалу хотел отдать её замуж за кузнеца – довольно состоятельного по сельским меркам, обходительного и привлекательного парня пятидесяти лет от роду. Малышка Агнесс тоже была не против, да вмешался злой рок: откуда ни возьмись, примчалась жена кузнеца с пятью великовозрастными детьми, брошенная им несколько лет назад в Лавраце. Случилась эта оказия за день до намеченной свадьбы. Что делать? Пришлось разрывать помолвку, в срочном порядке подыскивать кандидатуру на роль мужа – приглашения-то разосланы, гости у порога толпятся, столы от кушаний ломятся, за священника с музыкантами уплачено... Как раз через село проезжал богатый купец, вызвавшийся добровольно помочь несчастной горе-невесте. Объёмное брюшко планируемого женишка внушало родителям надежду на то, что в браке их доченька также голодать не будет. Кто ж знал, что до момента бракосочетания он, воспользовавшись возможностью подкрепиться бесплатно, переест и скончается перед алтарём, не успев произнести клятвы верности?! Особенно расстроились, не считая невесты, родители Агнесс, втайне надеявшиеся заполучить богатство несостоявшегося покойного зятя. Праздничный банкет обернулся роскошной тризной. Раздосадованная невеста просидела три дня и три ночи, оплакивая судьбу-злодейку горючими слезами. "Успокойся, доченька! – увещевал прагматичный отец. – Ну, с первым не получилось, ну, со вторым, так с третьим обязательно повезёт! Приданое есть – и жених сыщется!" Обдумав положение, отец взял любимую дочурку, жену и поехал на ежегодную ярмарку, устраивавшуюся в Лавраце. Там сельский староста познакомился с натуральным дворянином, правда, из обнищавшего рода, но всё ж таки дворянином, подыскивавшим невесту для своего сыночка. Ударив по рукам, отцы семейств вернулись по домам готовиться к генеральным смотринам, то бишь к помолвке, и к предстоящей свадьбе. В назначенный день лаврасские дворяне посетили деревню, и тут выяснилось пренеприятнейшее обстоятельство: дворянский сын терпеть не мог спиртного – ни деревенской водки, ни вина. На почве неприятия даров бога Бухаиля между старостой и дворянами разгорелся нешуточный конфликт, приведший к изгнанию дворян из села. Старый дворянин тогда ещё пообещал отомстить, помнится. Спустя седмицу он прискакал с отрядом бойцов из Ордена Карающих, разговор вёл со священником, после чего священник обвинил Агнесс в колдовстве. К тому времени она, вконец разочаровавшись в перспективе замужества, сбежала из дому в Юрпрудский монастырь.

   Теперь, симпатизируя молодому человеку, она боялась очередной неудачи. Вдобавок к нависшей тени злого рока её тяготил обет безбрачия, который она собиралась дать при постриге. Девушка уже пару месяцев считала себя монахиней, не будучи ею на самом деле; она всего лишь готовилась к постригу. Ещё её мучил очень важный вопрос.

   – Господин Виктор, а как вы оказались в том ужасном зале, откуда спасли меня?

   – О! – бывший послушник еле смог подавить довольную ухмылку, будто ждал подобного вопроса. – Я узнал, что вас схватили культисты и решил спасти вас. К сожалению, я не успел спасти матушку Лазарию, да пребудет её душа в Царствии Небесном, – он изобразил скорбное выражение на лице. Не говорить же понравившейся девушке, что убегал от крысолюдов и брякнулся в какую-то яму в темноте, откуда совершенно случайно, против своей воли упал на голову Рогатому Кролику. "Эх, неподходящее место для комплиментов", – подумалось Виктору. Разговаривая с девушкой, он прикидывал варианты побега. Клетка с пленниками стояла у каменной стены, поблизости топтались двое серых крысолюдов с палками. Два выхода из зала призывно манили темнотой распахнутых настежь дверей. Бежать из места, доверху забитого нежитью высокого уровня? Подобная мысль могла прийти только Избранному. Вслух он спросил: – Эти мерзкие существа не навредили вам?

   Агнесс мотнула прекрасной головкой, что-то сказав. Раскаты барабанного боя заглушили её слова; на сцене намечалось значительное событие. Крысолюд-солист выбросил пустую бутылку в группку заседающих за столиком пропойц и пафосно заголосил, обводя присутствующих осоловелым взглядом:

   – А теперь трепещите, хвостатые порождения мрака и лысые обезьяны поверхности! – под "лысыми обезьянами" он имел в виду, естественно, запертых в клетке людей. – Перед вами предстанет сам князь нежити, повелитель ночи, наш горячо любимый царь – Шапочник!

   У Виктора забулькало в животе. Он ощутил страшное неудобство. В кишечнике у него происходили нехорошие процессы, вызванные, надо полагать, употреблением зелья ловкости старика Мали. Жаль, гигант бытовой алхимии не предупредил о дозировке и побочных действиях настойки. Боль накатывала волнами, сменявшимися безболезненным затишьем.

   Забили частой дробью барабаны, возвещая появление могучего существа. Крысолюды замерли в благоговейном трепете, уставившись на сцену, где должен появиться обещанный "князь нежити". Занавес раздвинулся, и на сцену выкатился громадных размеров гроб на колёсиках. Гроб? Нет, роскошный бронзовый саркофаг, испещрённый надписями! На боках и крышке саркофага были вырезаны сценки из жизни понтификов Виталийского королевства: церемония возведения в сан, исцеление больных, сжигание святым огнём толп еретиков с ведьмами и, в заключение, сцена соборования умирающего священнослужителя. На крышке центральное место занимало изображение словно бы спящего, готового вот-вот проснуться для Страшного Суда понтифика.

   "Откуда у них гроб главы Церкви?" – удивился Виктор.

   Серые крысолюды открыли дверцу клетки и бесцеремонно вытолкали узников наружу, закрутив руки за спиной. Люди пытались по возможности сопротивляться. Агнесс, например, упиралась ногами, и чудовищные грызуны, схватив её за волосы, поволокли к сцене. Бывший послушник больше преуспел в сопротивлении: он вырвался из лап конвоиров и, не вписавшись в поворот, упал на стол, испортив отдых четверым сидевшим крысолюдам. Поймав неугомонного человека, конвоиры стукнули его пару раз по голове. Тем не менее, наказание не повлияло на него успокаивающе. Вырываясь, он запел песню беглого каторжника, за что немедленно поплатился: удар концом палки под дых выбил из него воздух и желание сопротивляться. Остаток пути его протащили по полу.

   – Не рыпайся, дольше проживёшь, – заботливо прошипел в ухо Виктору хвостатый конвоир, подкрепляя слова чувствительным тычком под рёбра.

   Людей поставили на колени перед сценой, пригнув головы к полу.

   – Шапочник! Шапочник! Отец! Отец! – скандировали крысолюды.

   Своды зала дрожали от слитного голоса десятков чудовищ. Темп произносимых воззваний учащался, пока не превратился в рёв под бой барабанов. Внезапно звуки оборвались; барабаны умолкли, затих шум в зале. Краем глаза Виктор наблюдал за саркофагом. Со скрежетом отодвинулась крышка гроба, над краем показалась костлявая крысиная лапа. Пергаментная растрескавшаяся кожа с редкими белыми волосками навевала мысли о древности существа, покоившегося в бронзовом ящике, золотые перстни с драгоценными камнями на тонких скрюченных пальцах говорили о высоком положении мертвеца. На массивном кольце-печатке мерцали потусторонним зеленоватым светом инициалы хозяина – литера "А" и цифра "I". Что бы они значили? Неужели крысолюды ограбили могилу понтифика Антония Первого, виновника их возникновения?

   За рукой последовал высокий головной убор, расшитый золотом и серебром – митра понтифика, предназначенная для проведения таинств. Естественно, серебро потемнело, а золото померкло за долгие годы, ткань испачкалась и была пробита в некоторых местах, но впечатление головной убор производил неизгладимое. Под ним кривилась крохотная по сравнению с митрой крысиная мордочка, белая, поросшая короткой жёсткой растительностью. На ней ядовитой зеленью горели крошечные глазки без зрачков. Бывший послушник сообразил, почему существо называли Шапочником – подобной "шапки" не имел никто кроме понтификов.

   Потарахтев костями, драгоценностями, пошуршав одеянием, существо встало в саркофаге в полный рост. Ниспадающее до пят белое одеяние не могло скрыть выпирающего живота чудовища, и Виктор невольно задумался о рахите у нежити. Определённо, восставший в гробу крысолюд обожал роскошь, причём, в отличие от иных, обвешивающихся несчётным количеством драгоценностей, имел вкус. Плечи именитого грызуна охватывала короткая накидка с капюшоном, застёгивающаяся на груди рубиновой брошью. Накидка, по видимости, была из тончайшего узорного шёлка с горностаевым подбоем. Сейчас накидка, некогда бывшая роскошной одеждой, представляла собой удручающее зрелище: грязная, изъеденная насекомыми, продырявленная; горностаевый мех свисал мелкими клочьями. На груди висел на толстенной золотой цепи медальон в виде человеческого черепа, заключённого в неправильной формы звезду – священный некромантский знак. В одной руке нежить стискивал медный посох с позолоченным навершием в виде крысиной головы, второй рукой он перебирал вскрытые лаком костяные чётки. Крысолюд неспешно, опираясь о посох, вылез из саркофага. Мелькнули красные кожаные туфли, как ни странно, почти новые. Он повернулся к гробу, порылся в карманах задрипанного облачения, выудил маленький предмет вроде брелка из змеиной головы и нажал на него. Предмет и саркофаг одновременно тренькнули, крышка сама собой встала на место.

   Медленно обозрев зал, крысолюд осклабился и довольно захихикал.

   – Привет, молодёжь! – поприветствовал он собравшихся.

   – Здравствуй, Шапочник! – хором поздоровались чудовищные грызуны.

   Далее он произнёс речь, сплошь состоящую из нецензурных выражений, перемежаемых обыкновенными словами. Виктор открыл для себя много нового, интуитивно улавливая смысл незнакомых словосочетаний. Шапочник говорил степенно, предоставляя слушателям возможность вдуматься и понять, о чём идёт речь. Оратор был преисполнен достоинства, от него исходила мистическая сила, называемая учёными мужами "харизмой". Сразу видно – стоит на сцене серьёзный субъект, не любящий шуток, настоящий предводитель преступного сброда. Насколько понял бывший послушник, отвлекавшийся на духовное обуздание строптивого кишечника, крысолюд провозглашал скорый поход против живых в помощь призвавшему нежить в Лаврац "большому другу крысиной расы". Собравшиеся в городских катакомбах грызуны – разведывательный отряд, за которым придут несметные полчища нежити. Они разрушат старый мир и на его руинах построят новый порядок, и главная роль в нём будет принадлежать крысолюдам, вампирам и прочим разумным представителям нежити. Под конец Шапочник обозвал людей крайне дурными словами и воззвал к бурному празднованию грядущей победы над живыми. Воззвание пришлось по душе крысолюдам, они восприняли его как сигнал к действию и возобновили гулянья.

   Выговорившись, Шапочник удосужился поглядеть на поникших у сцены людей. Кровожадная ухмылка, не сползавшая с его морды, стала ещё шире.

   – Ты кто будешь, мил человек? – проскрипел он, больно пнув бывшего послушника по ладони. Виктор ойкнул и повалился носом в пол; руки-то у него были заломлены за спину. Заметивший необычное родимое пятно крысолюд пригляделся, ухмылка обратилась в оскал. – Так-так, кто у нас тут объявился? Костюмчик у тебя, ровно у крестьянина вонючего, да только землёй ты не пахнешь и ручки-то у тебя белые, к тяжёлой работе не приученные. Родинка какая-то интересная... Никак, сам Избранный к нам в гости пожаловал!

   Живот у Виктора после избиения скрутило неимоверно. Эликсир ловкости в компании со съеденной пищей просились на волю, устраивая беспорядки в кишечнике. Виктор держался из последних сил, попеременно напрягая и расслабляя мышцы живота. Его лицо меняло цвет, становясь то белым, то зелёным, на лбу обильно выступил пот, на шее вздулись жилы. Он боялся пошевелиться, чтобы не опозориться перед девушкой. Мир вокруг смазался и поплыл, боль разбивалась бушующим прибоем о скалы его гаснущей воли. Пройдёт немного времени, и может случиться непоправимое! Живот опоясывали жгуты острой боли, мешавшие говорить и дышать.

   – Вот потеха! – Шапочник пнул человека по рёбрам, перекинув на бок. – Что скажешь, Избранный? Ну? Почему молчишь? – похоже, крысолюд начинал сердиться.

   – Прошу меня простить, – на выдохе, чтобы не потревожить изнурённые внутренности, тихонько вымолвил Виктор. – Не могли бы вы... сказать... где здесь отхожее место?..

   – Ты надо мной издеваться вздумал? – взъярился крысолюд, отпустив в адрес бывшего послушника отборнейшее ругательство.

   Дальше сдерживаться у человека сил не было. Холодея от ужаса при мысли о близком присутствии Агнесс и о возможной неудаче, твердя себе, что "боли нет", он вскочил на ноги, потом выскочил на сцену и устремился за занавес. Он не добежал буквально трёх шагов; сзади на него обрушились волосатые туши грызунов-музыкантов, повалили и обездвижили, заломив конечности назад.

   Несгибаемая воля бывшего послушника дала трещину. Ветра, скопившиеся у него в животе, нашли выход. С шипением они ринулись наружу, сметая воздвигнутые волей преграды, точно ураган, вырывающий с корнем деревья. О, как хотелось, чтобы запахло полевыми цветами, жасмином, розами, на крайний случай хотя бы жареным мясом... Увы, увы, увы. Разносимый по залу аромат не походил на благоухание цветов, он был подобен дурманящему запаху чеснока, чем поверг Виктора в изумление.

   Удерживавшие человека крысолюды покатились по сцене. Их глазки-бусинки остекленели, в них поселились страх и удивление. Невидимое облако удушливого газа с огромной скоростью распространялось по залу, выкашивая чудовищ не хуже косы бога смерти. Они засыпали там, где были: пьющие – за столами, танцовщицы-официантки – на столах и по пути к оным, крысолюд в фартуке – за стойкой, в окружении сосудов с хмельными напитками. Конвоиры, стоявшие над Агнесс, повалились друг на друга. Последним на ногах оставался Шапочник. Он схватился за горло, хватая зубастой пастью воздух, словно выброшенная на берег хищная рыбина. Кашель сотрясал его тщедушное тельце. Загремел по полу выпавший из ослабевшей руки посох.

   – Убийца! – самое невинное, чем обозвал человека крысолюд. – Я ж тебя за... На... В... Будешь у меня... Задуши-ил!...

   Непереводимая игра слов, использованная Шапочником для передачи собственного скверного настроения, закончилась его падением. Перед этим действием он закатил пылающие зелёной ненавистью очи и взмахнул руками, будто желал взлететь. Взлететь у него не получилось, зато он эффектно упал на колени, изогнулся дугой, низвергся со сцены и распростёрся на земляном полу, подёргивая воздетыми к потолку четырьмя лапами.

   – Оух-х, – вырвался у Виктора вздох облегчения, когда он удостоверился, что дело окончилось лишь пусканием ветров.

   Он вылез из-под груды крысолюдских тел, направился к девушке. Она уже поднялась, ошалело таращась на невольно учинённый бывшим послушником геноцид.

   – Как это всё? Они что, все умерли?

   Виктор спустился со сцены, разминая нывшие мускулы, оценивающе глянул на конвульсивно подрагивающего Шапочника и с жестоким наслаждением пнул его под рёбра. Крысолюд никак не отреагировал, из чего бывший послушник заключил:

   – Если не умерли, то в глубокой коме.

   – В чём? – не разобралась в термине Агнесс.

   – Спят крепко, – объяснил Виктор. – Уходить нам надо. Мало ли, кого нелёгкая принесёт. Но сначала мне необходимо кое-что найти.

   Убедившись, что с девушкой всё в порядке, он обыскал Шапочника. Найдя диковинный брелок, он запрыгнул на сцену и подошёл к саркофагу.

   "Какой он смелый и могущественный! – восхищённо подумала Агнесс, наблюдая за его уверенными движениями. – Ах, какие у него сильные руки, какие красивые плечи! Какой он обходительный!" Залюбовавшись видом сзади Виктора, она нечаянно наступила на пальцы крысолюда-конвоира. Кости жалобно хрустнули, девушка отскочила, испугавшись пробуждения чудовища. Нежить-грызун не подавал признаков жизни. До чего же омерзительное создание! Поделом ему... Агнесс, мстительно улыбаясь, прошлась по пальцам конвоира, таскавшего её за волосы.

   Бывший послушник надавил на теменное око трёхглазой змеиной головы. Тренькнул сигнал, и крышка саркофага отодвинулась, демонстрируя внутреннее убранство последнего приюта понтифика. Обитое красным бархатом ложе, изгрызенное изнутри крысиными зубами; исполосованная когтями ткань свисала узенькими лоскутами. Похоже, крысолюд был заперт в гробу не по своей воле. Ага, вот оно – сокровище Франсуа Миролюбивого! У стеночки лежал жёлтый отполированный посох в виде вытянутого в струнку дракона. Искусная работа! Вырезанный из кости ящер казался живым, до того были искусно воссозданы детали миниатюрного драконьего тела: набегающая друг на друга чешуя, складочки клыкастой морды, многочисленные рожки, образующие подобие короны над изумрудными глазами. Да, именно так он должен выглядеть – первый ведовской посох, сделанный из драконьей кости. Он полнился великой силой, вложенной в него основателем Ордена Мудрости; бывший послушник ощутил её, дотронувшись до гладкой поверхности. Чудесный предмет был тёплым, будто хранил тепло рук прежнего владельца. С ним можно было стирать в пыль горы и осушать болота, жечь огнём демонов и воскрешать умерших.

   – Посох-Дракон! – благоговейно прошептал Виктор, вынимая реликвию из саркофага.

   Посох откликнулся на зов. Почувствовалось покалывание в ладонях, предмет нагрелся, изумруды в драконьих глазницах засветились ярче.

   Бывший послушник вознёс хвалу Всевышнему. Одна задача выполнена, вторая и третья задачи – найти демонскую штуковину и выйти из лаврасских катакомб.

   "Демонская штука" валялась около облезлого крысолюда, готовившегося преподнести её Шапочнику. Старый грызун держал её на вытянутых руках, сам он возлежал в проходе меж ближайших к сцене столиков; облако газа настигло его, когда он направлялся к повелителю ночи. У конвоиров Виктор нашёл свою суму. Он забрал её из оцепенелых лап крысолюдов и положил в неё жезло-булаву.

   Так, дело сделано. Пора убираться, иначе, с везением бывшего послушника, вероятна нежелательная встреча с существами похлеще грызунов-переростков. Где выход? Выходов было целых два, и оба вели неизвестно куда. Чему там насчёт правильного выбора направления учил Наставник? В памяти всплыл совет Наставника Андрэ: "Если не знаешь, какой путь выбрать, а стоишь на перекрестье, то, прежде всего, посмотри, нет ли указующих табличек или чего-то типа того". Указателей не было, в этом бывший послушник был почему-то уверен. Существовал третий путь, человек почуял его, едва задавшись вопросом о выходе. По неизвестной причине его сильно тянуло к саркофагу. Виктор, подчиняясь наитию, тщательно осмотрел мертвецкий ящик. Взяв брелок, он нажал поочерёдно на змеиные глаза.

   – Пункт назначения, – неожиданно донеслось из гроба.

   Вот оно, значит, как действует! Бывший послушник жестом подозвал Агнесс.

   – Прошу, доверьтесь мне и ни о чём не спрашивайте, – прошелестел он ей на ушко. – Залезаем в саркофаг. Он был средством передвижения у крысолюда, и нам послужит.

   Собор Трёх Богов поражал размерами каждого, кто смотрел на него снаружи. Взмывающие ввысь башни колоколен, увенчанные сверкающими звёздами, располагались по четырём сторонам света от гигантских, блистающих золотом куполов. Центральный купол плавно переходил в скульптурную композицию, изображающую трёх богов-близнецов, стоящих голыми пятками на острых верхушках декоративных башенок, словно на кончиках штыков. Шпили были настолько острыми, что стороннему наблюдателю казалось, будто бы небожители желают переступить с ноги на ногу, а ещё лучше – расправить крылья и полететь. Фигуры богов здорово напоминали эквилибристов, застывших в самый опасный момент выступления.

   Изнутри собор казался ещё огромнее, чем снаружи. Большую часть площади храма занимал зал для прихожан, где совершались службы. Мощные колонны стволами мраморных деревьев поднимались к высоким сводам потолка, выкрашенного под небесную лазурь; с парящих под потолком облаков недоверчиво поглядывали святые и мученики, перепуганные личики богочков пялились на творящееся внизу непотребство с капителей колонн. Громадные статуи богов – Фариила, Гортиила и Аксииля, стоявшие в разных концах зала, увешанные лампадками, окружённые свечками, равнодушно взирали на движущихся цепочкой семерых вооружённых людей. С высоты роста богов отряд на фоне пустующего зала выглядел кучкой потерянных муравьёв.

   Впереди вышагивал командор ди Вижен собственной персоной в боевом облачении. Золотые кресты горели на голубоватого цвета панцирном нагруднике и высоком шлеме, полностью закрывавшем лицо. Поверх жилета был надет подбитый бобровым мехом камзол из плотной ткани со вшитыми в неё проволочными кольцами, из того же материала была сшита юбка, из-под неё торчали грубые солдатские ботфорты. По краям юбки вились вышитые серебром имена богов-хранителей. На плече командор нёс боевой молот, скреплённый бронзовыми кольцами, в другой руке нёс большой серебряный крест, при нужде использующийся как оружие. За командором следовали несколько ловцов нечисти и бородатый подслеповатый ведун – помощь, выделенная Орденом Мудрости. Отряд сопровождал отец Лазариус – родной брат покойной матушки Лазарии, служивший в соборе.

   – Сюда, сюда, прошу, сюда, – показывал он дорогу.

   Священник завёл бойцов за крестообразный алтарь, отворил потайную дверку, замаскированную под икону, и пригласил спуститься по дощатой лесенке в подвал. Ступени затрещали под грузным телом ди Вижена, принявшегося распевать бесогонные молитвы Всевышнему. Шедшие за ним люди иногда крестились, поминая богов-хранителей и святых, способных предотвратить обрушение лестницы.

   – Верно, давненько по ней не ходили, – высказал догадку командор, выбрав паузу между строчками молитвы.

   – Истинно так, – елейным голоском подтвердил отец Лазариус.

   – Пользуетесь обычно входами в подвал из подсобных помещений, здешнюю лесенку совсем запустили, – развивал мысль ди Вижен.

   – Истинно так, – согласно кивал священнослужитель.

   – Думали, вход в катакомбы размуровывать уже не придётся, – мыслил вслух глава лаврасского отделения Ордена Карающих.

   – Истинно так, – привычно приговаривал священник.

   Отец Лазариус остановился перед окованной железом дубовой дверью, достал висевшую на поясе связку ключей и попробовал отворить висячий замок. Проржавевший механизм напрочь отказался открываться; тогда командор могучим плечом отодвинул священника и применил самый надёжный метод вскрытия замков из всех известных – оголовье святого молота бухнуло по замку, сорвав его вместе со стальными петлями, к которым он крепился. Мощным ударом ди Вижен распахнул дверь и вошёл в подвальное помещение.

   – Темно тут у вас, – заметил он и нараспев прочёл молитву богу Фариилу.

   Во мраке зажёгся жёлтый огонёк. Он медленно увеличился, превратившись в зависший напротив командора шарообразный сгусток пламени. Ровный свет озарил подвал: низкий потолок, расписанные образами святых стены – когда-то здесь жил иконописец. Ступая по пыльному полу, ди Вижен приблизился к одной из стен. Внешне она ничем не отличалась от других, разве что на ней был нарисован в полный рост Франсуа Миролюбивый, попирающий дракона. Перекрестившись, командор поплевал на ладони, защищённые кожаными перчатками, размахнулся молотом, хакнул и ударил. Лик святого вмиг состарился, покрывшись сеточкой трещин.

   – Качественно муровали раньше, – поделился мнением ди Вижен. – Крепкая кладка.

   – Истинно так, – повторил в который раз отец Лазариус.

   От второго удара загудел воздух. Трещины расползлись по образу основателя Ордена Мудрости, одна расчертила пол под ногами молотобойца. Хмыкнув, он продолжил долбить стену. Удары гулким эхом восходили к сводам храмового зала, вылетая из потайного хода. В конце концов, стена рухнула, подняв тучи строительной пыли и обдав людей мелкими обломками. В отверстие вплыл огненный шар, осветивший каменные ступени уходящей вниз лестницы. Переступив через обломки, выставив перед собой крест – лучшее оружие против нечисти, командор втиснулся в получившийся проём и первым сошёл в катакомбы. За ним, немножко подождав, отправились ловцы нечисти с ведуном.

   – Удачной охоты! – помахал им на прощание отец Лазариус.

   Пятеро неопытных ловцов нечисти, недавно прибывших из столичной академии – вот и все обученные бойцы, оставшиеся в распоряжении главы местного отделения Ордена после бойни на пригородном кладбище. Старичка-ведуна ди Вижен рассматривал как насмешку со стороны Великой Магистрессы. У ведунов, видите ли, нет незанятых квалифицированных людей! Все корпят над книгами, выясняя причину трагической гибели отдела Святого Ведовства! Если бы не глухой шлем, командор бы сплюнул от горечи предательства. "Незначительные всплески инфернальной энергии не являются причиной, изменяющей распорядок работы отделов Ордена Мудрости", – вспомнил он фразу секретаря Великой Магистрессы.

   Отряд спустился в туннель. С арочного потолка капала зеленоватая влага, собираясь в лужицы на щербатом полу. Жидкость фосфоресцировала, вызывая дурные предчувствия и ассоциации с веществом, окутывавшим Башню Святого Ведовства. Ди Вижен предупредил на всякий случай не вступать в странноватую жидкость. Воины Ордена Карающих неторопливо преодолели туннель и попали в обширное пространство подземного зала. Низкий потолок подпирали неохватные балки, похожие на приземистые колонны. Посреди зала, на свободной от балок площади просвечивала колючим зелёным светом фигура.

   Ступня командора, обутая в добротный ботфорт, нажала на каменную плиту, скрытую слоем серой пыли. Плита со скрипом утонула в полу, активируя механизм ловушки.

   – Стоять! – выкрикнул командор, отскакивая назад. Плотная комплекция ничуть не мешала ему двигаться быстро.

   Молниеносная реакция спасла его. На месте, где он только что стоял, разверзлась пропасть. На её дне маслянисто поблёскивали смазанные ядом стальные шипы.