Текст книги "Тайные тропы Бездны (СИ)"

Автор книги: Валерий Шалдин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Вот и ладно, – улыбнулся учитель, махнув рукой, чтобы Федя и Сеня топали на урок.

За ними хотел слинять и Сашка, но не тут-то было.

– А с вами, молодой человек, я бы хотел поговорить о креативности, то есть о творческих порывах души, которые у вас присутствуют в избытке. Что сказал ваш тёзка Александр Сергеевич? Он так и сказал: «Души прекрасные порывы!», или это не он сказал… но не важно. Вот я и думаю, молодой человек, зачем вам нужны всякие нервные болезни?

Сашка не знал, что и сказать, да и внезапный переход учителя опять на «вы» стал Сашку пугать. Он не понимал, куда клонит этот преподаватель, о котором ходят страшные слухи. Поэтому молчал, соображая, как ему лучше выбраться из этой странной ситуации.

– А я знаю как, – словно прочитав его мысли, подмигнул учитель. – Всё очень просто: нервы хорошо лечатся работой: желательно тупой и однообразной. Вы понимаете, куда я клоню?

Сашка не понимал, он только понимал, что сейчас произойдёт страшное.

– Так я намекну, – радостно сообщил учитель. – Ведь что мы имеем на этом этаже школы. А мы имеем на этом этаже два туалета: мужской и женский. Мужской чистый и блестит, как у кота глаза, а мимо женского противно и пройти. Где симметрия? Разве это правильно? Вот я с вами в этом плане согласен полностью, это не правильно. Значит, кто-то должен совершить трудовой подвиг. После уроков начнёт совершать и к нулю часов закончит.

– С Божьей помощью, конечно. Ведь, как говорил один из древних мудрецов: «Плоть слаба, дух животворит», – вздохнул учитель. – А иначе нервный срыв, а оно нам надо такое счастье. Правила свершения трудового подвига можете узнать у Феди и Сени, раз вы опять с ними друзья… или у Фролова. Ребята расскажут, как надо совершать подвиги.

К концу учебного дня вся школа обсуждала решение пакостного Сашки Прокопенко совершить трудовой подвиг: делались ставки, справится тот или нет. Большинство сходилось во мнении, что не справится, ведь он один, а сортир такой вонючий. Девки засранки постарались. Скорее всего, сдохнет там Сашка, как пить дать сдохнет. Федя с Сеней не подвели: они подробно, в деталях, рассказали Сашке, что его ждёт. Красок не жалели, этим чуть не довели Сашку до нервного срыва досрочно. Ребята даже не забыли Сашке процитировать Энгельса, который сказал, что труд облагораживает человека, особенно, когда он чистит грязные унитазы. Сашка хотел бы ходить по посёлку и не облагороженным трудом, но куда деться от судьбы-злодейки. Он со страхом глядел на фронт работ, но, как говорится: «Страху в глаза гляди, не смигни, а смигнешь – пропадёшь». Глаза боятся, а руки делают.

* * *

Алла Леонидовна к началу третьей четверти чуть перевела дух. Самое главное, что учительский коллектив пока уцелел, никто шею себе не свернул, в психушку не попал, даже бабушка Мамошина исправно ходила на уроки и довольно бодро их проводила. И откуда силы взялись у бабульки. Коллектив укрепился двумя молодыми педагогами: новой физичкой и информатичкой. Кроме того закрыли, наконец, ставку заместителя директора по воспитательной работе, а то дураков не находилось идти на такую работу. На эту должность пришла нормальная тётка средних лет, с философским складом ума. Она приезжала на работу на своей малютке Дэу и благополучно влилась в коллектив.

Аллу Лонидовну перестало напрягать, что школа, как числилась, так и осталась ходить в ШНОРах. К этому явлению у директрисы выработался иммунитет: главное, что сама школа пока ещё функционирует. У Аллы Леонидовны повысилась «толстокожесть» и даже появился слегка отчаянный пофигизм. Сейчас она уже с философской отрешённостью принимала различные комиссии, не бледнела, как раньше и не стелилась перед членами комиссий. Она поняла одну закономерность: надо так организовать движение проверяющих по школе, чтобы они обязательно пересеклись с учителем математики. И плевать, что представляли собой комиссии, из каких министерств и ведомств: из министерства просвещения или из пожарной охраны. Да хоть из спортлото. Директрисе как-то всё равно: главное чтобы комиссия столкнулась нос к носу с Никодимом Викторовичем. Тогда получалась какая-то похабщина, а не нормальная работа комиссии. Как-то так получалось, что самая грозная комиссия через пару минут общения с математиком начинала идти поперёк борозды, а члены комиссии становились с ним лучшими друзьями. Прямо не разлей вода. Типа: дружба, водка, селёдка, балалайка. Почему-то комиссии в полном составе, вместе с обретённым другом в лице Никодима Викторовича, приходила в голову мысль, что не мешало бы закрепить дружбу в ресторане. Продолжить, так сказать, дружеское общение за обильным столом местного ресторана, где для Никодима Викторовича навечно забронирован личный кабинет. В этом отдельном кабинете члены комиссии самого разного ранга, упивались до изумления. Тела членов комиссии, мужские и женские, приходилось нести на руках в местную частную гостиницу, так как речь уже не шла о том, чтобы народ уехал домой в таком непотребном виде. Впрочем, шофёр комиссии, ежели такой имелся, тоже оказывался не дураком выпить и закусить. В роли переносчиков упившихся тел уважаемых членов комиссий выступали завхоз, безотказный трудовик и новая замдиректора по воспитательной работе, это если её саму не приходилось нести на себе. Труднее всего, по моральным мотивам, приходилось заместителю директора по воспитательной работе: она очень боялась, что дети увидят её в компании упившихся личностей, а как тогда воспитывать детей, на каком примере, если сами такие и совсем не имеем гражданскую совесть! Дети вечером ещё не спят, они шастают по посёлку, всё видят и на ус мотают. А видят они сплошное позорище.

Такие посиделки случались обязательно раз в неделю, а то и по два раза: комиссии пёрли косяком, как красная рыба на нерест. Специалист по воспитанию стала привыкать к такому режиму, даже сама позволяла себе употреблять на банкетах горячительное: что не сделаешь для родной школы. А что прикажите делать, ведь директор сказала ей, что это святая обязанность зама, жертвовать своей печёнкой: специфика работы такая, за это доплата идёт.

Сама Алла Леонидовна пару раз побывала на этих пьянках. Поняла – в их основе сплошной декаданс. После этого осознания зареклась на них присутствовать, какая бы грандиозная комиссия не приезжала. Как можно столько пить – удивлялась она такому факту: хоть бы из рюмашек пили, а то бокалами глушат. Алла Леонидовна старалась не думать, за чей счёт проходят эти банкеты, а математик не поднимал такого щепетильного вопроса. Интересно, откуда такая роскошь? Зато среди персонала местного ресторана и местной частной гостиницы он значился в огромном авторитете. Да в каком авторитете – на него в этих организациях буквально молились, ведь он приводил каждую неделю компанию культурных людей, исправно оплачивал мероприятие, а съедали и выпивали культурные люди на весьма значительные суммы. Уважаемый Никодим Викторович никогда не мелочился. Его компании это не местная шваль: друзья Никодима пили культурно, не дрались, посудой не швырялись, к официанткам, к их огорчению, не приставали, решали государственные задачи. Пили много, что называется вдрызг, но то дело такое, завидовать чужому счастью не надо. Алла Леонидовна перестала удивляться, что с определённого периода все комиссии стали оставлять о её школе самые лестные отзывы, хоть школа и оставалась в ШНОРах.

Так что замечательно стали проходить все проверки школьных дел всякими инстанциями, в том числе и проверки школы органами государственного пожарного надзора.

– Дай я тебя поцелую, моя la femme fatale, точно тебе говорю, – лез с нежностями к Алле Леонидовне сам подполковник Цвирко Андрей Тарасович, представляющий государственный пожарный надзор. – Если бы не был женат вот точно взял бы тебя в жёны, – при этом он молодецки подкручивал усы, показывая, какой он ещё бравый орёл.

Алле Леонидовне приходилось подставлять щёчку, ведь предыдущие комиссии из этого грозного ведомства оставили предписаний на множестве страниц. Кто бы устранял все их путаные замечания? Нет ни сил, ни средств. Кое-что по мелочам, конечно, устранено, но далеко не всё. Очередная комиссия грозно хмурила брови, и грозилась карами: ведь известно, что на просторах страны каждый день сгорает по одной школе. Но, на свою беду, подполковник Цвирко пересёкся с Никодимом Викторовичем. Знакомство продолжилось, кто бы мог подумать, в отдельном кабинете ресторана, где Цвирко, окружённый заботой и такими милыми учителями, в том числе, такой красавицей директрисой понял, что этой школе надо помочь, а не чморить её своими предписаниями с угрозами закрыть заведение. Ведь, смотря как, напишешь в протоколе. Можно так написать, что школа вовек не устранит замечания, а можно и подсобить.

– Ты для меня, как глоток свежего воздуха. Дай я тебя в губки поцелую, – фонтанировал идеями Цвирко. – И вычеркнем мы тогда из протокола четвёртый пункт, да и седьмой тоже. Вы просто разбиваете моё сердце, Алла Леонидовна.

– Ах, Андрей Тарасович, что вы себе позволяете? – делала вид, что отпихивается от подполковника Аллочка.

– Я себе всё позволяю, – заверял пьяненький подполковник: в его глазах бушевал пожар нешуточной страсти.

– Ты пойми, Леонидовна, – продолжал Цвирко, опрокидывая в рот очередную приличную порцию коньячка, заботливо налитую Никодимом Викторовичем. – Не может случиться такого, чтобы в протоколе ничего не было отражено. Обязательно должны выявиться замечания. Но… . дай я тебя поцелую… .чмок-чмок-чмок… ..но, смотря, что писать, дорогуша. Я тебе красота моя в протокол напишу много, но напишу всякую ерунду, ага. Вот, например.

Цвирко перечислял, что, по его мнению, не нанесёт фатального ущерба школе, но что, легко устранить до повторной проверки. Всё не так уж плохо.

– Вот запишем, что не произведено испытание пожарных гидрантов на водоотдачу, которое производится с установкой пожарного автомобиля и составлением соответствующего акта. Говно вопрос, правду говорю. Лично пришлю машину для испытаний. Не опломбированы дверцы пожарных шкафов – это за десять минут устранишь. На пожарных шкафах не нанесены буквенные обозначения (ПК), порядковые номера и номера телефонов ближайшей пожарной части. Это ерунда… .дай поцелую. Не разработана инструкция, определяющая порядок включения пожарных насосов в насосной станции. Где взять инструкцию? Я тебе сам её дам… за два жарких поцелуя. Распорядительным документом не определён срок проведения испытаний пожарных насосов. Дам образец этого распорядительного документа. Помещение пожарного поста не обеспечено тремя ручными переносными электрическими фонарями. Нет, фонариков у меня нет, сами выкручивайтесь. Купите хоть китайские. Деньги? Родителей напрягите. Не определено приказом лицо, ответственное за приобретение, ремонт, сохранность и готовность к действию первичных средств пожаротушения, не заведен журнал учёта проверок наличия и состояния первичных средств пожаротушения. Назначь приказом своего завхоза над наблюдением за этой лабудой, и все дела, пусть мужик корячится.

– Андрей Тарасович, – сопротивлялась Алла Леонидовна. – Что-то многовато пунктиков получается.

– Побойся Бога, Леонидовна, – цепляя на вилку кусок сочащегося соком балыка, отвечал подполковник. – В других школах не акт, а целая простыня, а у тебя всего немножко пунктиков, которые для тебя устранить, раз плюнуть. Я тебе помогу… ..буду теперь чаще приезжать в школу и помогать. Въезжаешь в тему, дорогуша? Выдающиеся у тебя, Леонидовна эти… ..глаза, доложу я тебе. А руки? В такие руки упасть и не встать. Давай ещё по стопочке за твои… ..глаза и за всё народное образование. И не забывай регламентировать приказом порядок уборки горючих отходов и пыли, а также порядок обесточивания электрооборудования в случае пожара и по окончании рабочего дня. А то вжих и сгоришь к ё**** бабушке. А пожаров нам не надо, поэтому обрати своё пристальное внимание на порядок и сроки прохождения противопожарного инструктажа и занятий по пожарно-техническому минимуму, а также о назначении ответственного за их проведение. Представляешь, душа моя – встречаются ещё на Земле люди, уклоняющиеся от занятий по пожарно-техническому минимуму, поистине у них не осталось ничего святого.

– Вы закусывайте, Андрей Тарасович, закусывайте, – улыбалась ему Алла, ведь правила обжорства никто не отменял.

– Я тебе про большую любовь толкую, а ты всё мне о закусках, – со значением поводил широкими плечами Цвирко.

– Всё в мире взаимосвязано, – отбивалась от него Аллочка. – Обо всём можно договориться. Только после хорошей закуски можно совершать безумие.

Цвирко знал, как завоевать сердце женщины. Надо признаться, что ты был неправ. Даже если ты прав. Вот и приходилось ему вычёркивать пункты из предыдущего предписания, чтобы понравиться драгоценной Алле Леонидовне и совершить с ней безумие. Он знал из своего богатого личного опыта, что женщину можно завоевать настойчивой осадой. А если попытаться разом, то непременно подавишься. Женщина, она как неразделанная свиная туша: целиком её и волк не съест. Женщины проблемны. Их, как и проблему, надо разбирать на кусочки, а потом, каждый кусочек надо жевать вдумчиво и со вкусом. Для завоевания женщины надо потратить время. Ведь женщины похожи на печку, они медленно нагреваются. А мужчины, они как микроволновка: кнопку нажал – они готовы к употреблению.

Так как Алла Леонидовна считалась замужней дамой, то подозрительно частые загулы посчитала несколько предосудительным занятием. Поэтому она вместо себя на такие мероприятия направила своего зама по воспитательной работе Суворову Инну Валентиновну. Мудро поступила начальница, ведь один из важнейших талантов – не озадачиваться вопросами, которые тебя лично не касаются или вопросами, которые можно переложить на плечи ближнего. Я и так вся на нервах от решений этих комиссий: как придумают что-то, что в одной голове не укладывается.

Инна Валентиновна дама холостая и незамужняя, следовательно, ей сам Бог велел ходить на пьянки, то есть на ответственные мероприятия, крайне необходимые школе, ведь по-другому не получалось найти взаимопонимание с проверяющими школу чиновниками. Не все чиновники белые и пушистые. У многих очень мутная биография, если взболтать и на свет её вынести. Странно, но не очень симпатичная тётка зам директора на таких мероприятиях стала пользоваться среди мужиков большой популярностью, да и голос её мужикам нравился – выдающийся голос, когда все вместе пели застольные песни. Песни пели странные, как будто кошке на хвост наступали, но, как могли, так и пели. Душа требовала, и народ хором выводил:

– Я сегодня налью в свой гранёный стакан из бездонной российской бутылки. Буду с водкой глотать сигаретный туман я на пьяные, глядя ухмылки. А за тёмным окном моя бедная Русь. Время вышло, осталось немного, я сегодня опять, как скотина, напьюсь перед этой последней дорогой… .

Душа требовала песен, поэтому пели, как могли, но проникновенно до слёз. Добавив рюмочку коньячка, коллективно пели:

– … .. я сижу на тротуаре ничего не замечаю, даже ваших ног. Я для вас почти ничто и звать никак и без пальто! – получалось душевно, но с каким-то смутным подтекстом по Фрейду и несколько надрывно. Впрочем, старина Зигмунд Фрейд сам люто ненавидел музыку и пение под неё. Он выбросил пианино сестры и не посещал рестораны с оркестром. Наверное, даже он не мог объяснить, что движет людьми петь песни в ресторанах, какие такие психокомплексы.

Самой Инне Валентиновне такое к себе внимание со стороны мужиков вообще-то нравилось, но воспитательную работу в школе она раньше воспринимала несколько иначе. А тут больше пей, строй глазки мужикам, и следи, чтобы кто-нибудь из них не затащил тебя под лестницу заведения, с целью более близкого налаживания контактов. Но это тоже опыт, и надо постараться, чтобы даже пьянки стали положительным опытом. Вот только количество спиртного надо ограничивать, а то получится, как в той присказке: «Пьёшь до дна – проснёшься не одна». Подпустишь мужика близко – обязательно жди беды. Впрочем, Инна Валентиновна смиренно несла свой крест. Вслушиваясь в себя, она отправляла воспоминания о некоторых эпизодах пьянок в глухую несознанку:

– Иногда в жизни случается, что нужно рискнуть выйти за рамки. Обстоятельства требуют от меня всё новых личных жертв, и я несу их, не ропща, мысля лишь о процветании своей средней школы. Приходится привыкать к ресторанам и ночёвкам в гостинице. Помни Инночка, на педагогическом поприще надо выглядеть внешне мягкой, но внутри твёрдой. Зато водка, находясь внутри организма, позволяет сглаживать внешние шероховатости жизни – научно доказано.

За то, что Инна Валентиновна безропотно несла свой крест, директор доплачивала ей 0,5 ставки педагога-организатора. Всё равно на эту должность никто, пребывая в здравом уме, не просился. Пока Инна кроме «воспитательной работы» ничего не организовывала, даже пьянки, и те, организовывал математик. Единственно, что удручало Инну Валентиновну, что трудно скрыться от пристального взгляда своих учеников: посёлок ведь не большой, тут все и всё на виду.

В квартале, где находился ресторан и гостиница, только напротив, располагались дома, где проживали ученики школы Сеня и Федя, пострадавшие от произвола математика. Конечно, ребята могли неоднократно видеть, как заместитель директора тащит в ресторан представительного вида мужиков или тёток, здесь же, в их тёплой компании чёртом крутился и математик. Наверное, его брали для массовости, раз никого не нашлось более солидного, чем он. Ребята давно изучили алгоритм посещения ресторана их педагогами и солидными городскими. К удивлению ребят на своих ногах никто из городских из ресторана не выходил: через несколько часов после начала пьянки, к ресторану подгребали завхоз и трудовик и на себе тащили солидных дядек и тёток в гостиницу, которая находилась довольно близко, всего квартал пройти.

– Смотри друг Сеня, – философски говорил своему другу Федя. – И эти люди нас учат!

– И не говори, друг Федя, а Инна Валентиновна нас ещё и воспитывает, – так же меланхолически комментировал уже привычную картину друг Сеня. – Куда мир катится? Точно Земля скоро наткнётся на мировую ось, и все помрём. Как говорится – Сеня перешёл на непередаваемый сленг: «Ай бьёханабаден! Томас каронораль! Бьёнрадо колоссален джевито горелла! Лунхадомарен цигель, цигель! Ай-лю-лю!.. Лючипарон ай-лю-лю!»

– Наш-то трудовик, смотри какой орёл, – отмечал очевидное Федя. – Смотри, как ту тётку за её сиську ухватил и тащит бедную, даже не вспотел, а тётка мясистая – точно кило сто на себе носит. Тётка Зинка, жена нашего трудовика, опять ему люлей выпишет, за чужую-то сиську.

– Математик, как всегда, ты гляди, каким бодрым козликом вокруг них скачет, прямо электровеник, – уже без удивления отмечал такое дело Сеня. – Ему бы не математику нам впаривать, а работать профессором на факультете бухологии. Скажи, друг Федя, как можно столько пить?

– Наверное, он уже так проспиртовался, что его и не берёт, – предположил Федя.

– Я от тебя тащусь, сосед, – наставительно проговорил Сеня. – Просто он употребляет в меру, сам я слышал, как он трудовику втирал.

– Ага, – проявил эрудицию Федя. – А мера в переводе со старорусского – это 26 литров. Вот здоровье у мужика.

– Учителя, они такие, ничего с ними не делается – хоть дустом их трави, – обозначил свою позицию Сеня. – Сосед, хохму слышал: Фрол заявил, что после школы пойдёт поступать в пединститут. Говорит клёвая профессия: бухай, чмори учеников – чем не жизнь. Идиллия…  вот он рай на Земле.

– Не, я лучше в армию пойду, – сплюнул Федя. – И забуду эту школу, как страшный сон. Мне к родной школе и приближаться не хочется – это тупо опасно для здоровья. Эх, года идут, а счастья нет!

Друзья глубокомысленно помолчали, но продолжали вести наблюдение над передвижением учителей и проверяющих.

– А вон с той бы тёткой, стройняшкой, что завхоз тянет, я бы замутил, – признался Сеня.

– Мутилка у тебя еще не выросла, коллега, – намекнул Федя. – Пойду я лучше уроки доделывать. Что на этих алкашей смотреть? И тебе советую, а то вон от твоих озабоченных взглядов уже Инна Валентиновна смущается, покраснела вся до пяток.

Инна Валентиновна действительно смущалась от взглядов своих учеников, которым, как назло, пьяные компании с участием Инны попадались регулярно. Опять пересуды пойдут. Мамки именно этих учеников любят доносы писать во все инстанции. Пишут и пишут. Особенно они начали настойчиво писать после того, как их детки с какого-то перепуга выдраили до блеска туалет. По этому поводу даже комиссия из области приезжала, разбиралась, надувала щёки. Разобралась в этом же ресторане во всех вопросах. Сначала комиссия грозно сверкала глазищами, потом, после третьего фужера мнение комиссии резко изменилось: дородная председатель комиссии заявила, что так и надо поступать с учениками – не хотят учиться и думать головой, пусть учатся работать руками и привыкают к мытью туалетов. Всё и всегда просто. Всё и всегда лежит на поверхности. К чему плодить сущности. А мамок, кто пишет такие доносы надо самих заставлять мыть туалеты. Математик, согласно покивав, заверил председателя комиссии, что сам лично займётся этим вопросом с мамками – станут они у него не доносы писать, а сортиры драить. Куда они нахрен денутся?

Математик-то как разошёлся, развлекая тёток: договорился до того, что назвал встречу с ними «встречей с прекрасным». Это эти-то дородные тётки прекрасные!? После такой «встречи с прекрасным» надо долго приходить в себя, утром подлечиться пивасиком, чтобы руки трястись перестали и глаз дёргаться. А уж потом опять воспитывать подрастающее поколение. Эх, житие мое. Вот опять мы попались на глаза своим ученикам Караулову Фёдору и Бекетову Семёну. А мамка Бекетова Семёна любительница писать доносы. Председатель комиссии показала Инне ксерокопию письма мамки Семёна министру образования. Да, на такое письмо даже министру пришлось лично реагировать, о чём говорит грозная резолюция, начертанная министерской рукой: «Разобраться и доложить!»

Инна Валентиновна хорошо запомнила текст письма: «Министру образования области. Уважаемая Василина Наумовна! Обращается к Вам мама ученика средней школы посёлка Жупеево Бекетова Семёна. Сообщаю, что в подведомственной Вам школе педагогами грубо попираются основополагающие ценности нашего прогрессивного общества. Педагоги школы, цинично прикрываясь должностью учителя, самым бесстыдным образом издеваются над юными учениками, нанося подрастающему поколению невосполнимый урон и психологические травмы. Хочу привлечь Ваше внимание к вопиюще безответственному поведению некоторых, с позволения сказать, морально незрелых педагогов, изуверски наказывающих наших деток за малейшие нарушения режима, установленного такими же неадекватными представителями администрации. Особенно разгульно ведёт себя явно неустоявшийся в моральном плане учитель математики, который заставляет деток мыть школьные туалеты, предварительно словесно запугав наших деток. Упомянутый выше факт, как и другие факты, говорят о нравственном падении несознательного члена школьного коллектива. При этом администрация школы закрывает глаза на истинный облик зарвавшегося члена педагогического коллектива и его безответственное поведение, как в школе, так и в быту. Прошу Вас примерно наказать всяких отщепенцев, проникших в здоровый педагогический коллектив».

Увы, но таких доносов скопилось не один-два, а несколько десятков за то недолгое время, что Инна работала в этой замечательной школе. Директор школы, как знала Инна Валентиновна, перестала на доносы реагировать, переложив все разбирательства с комиссиями на узкие плечи и печальную печень Инночки. Печёнка-то она своя, а не казённая. Вот математику почему-то всё трын-трава, крепкие у мужика потроха и нервы.

Зато у новой школьной психологини Дины Николаевны Образцовой, нервы ни к чёрту. Это уже поняли, как администрация школы, так и учителя, немного пообщавшись с Диной. Женщине уже стукнуло 30 лет, и должна она вроде пообтереться в школьных структурах, однако, эта дама постоянно демонстрировала всякие закидоны. Дина Николаевна имела в городе мужа Кузю, поэтому не должна бы особо страдать от женских психозов, но Кузя явно не старался, как следует, и Дина страдала. Может его не вдохновляло стараться над телом своей супруги? Фигура психологини действительно… того, как говорят, на любителя. Если у склонных к полноте тёток жирок распределён равномерно, что даже нравится некоторым мужикам, типа, маешь вещь, а не косточки, то у Дины, её достоинства выпирали самым непонятным образом, подчёркивая то, что не надо подчёркивать, и скрывали то, что не мешало бы выпятить. Грубо говоря, Дина имела отвратительную фигуру на вкус основной массы мужиков. Может статься, из-за этого она и вдарилась головой в психологию. А психология, это со всех сторон наука подозрительная. Академик Павлов вообще не считал её за науку, вот нейрофизиология – это наука. Что изучает психология? Она якобы изучает работу мозга, так говорят психологи. Вот только как-то странно она его изучает.

У Дины Николаевны самой с психикой имелись проблемы. Она, до одури начитавшись всякой разной психологической и околопсихологической литературы, теперь имела в своей голове ядрёный коктейль из идей различных психологических школ, течений и направлений, зачастую, противоречащих друг другу. Так как язык Дины, как и у всех гоминидов, без костей и подвешен как надо, то она любила поговорить на темы психологии. Может и не на темы психологии, но она считала, что говорит о психологии. В очередном школьном коллективе, куда её черти занесли, она нашла новые уши, в которые можно вкладывать вековую мудрость науки психологии, естественно, в собственной интерпретации. Хоть язык у Дины мог работать без умолка, вот только её голос несколько подкачал. А кому понравится слушать темпераментную визгливую тётку, тарахтящую всё время на темы, которые никто не понимает. Вам нравится, когда над ухом работает бензопила? Вскоре коллектив учителей стал от неё прятаться. Не тут-то было. Фигушки! Дина вылавливала учителей на переменах в учительской комнате, в коридорах, даже в туалетах и вещала. Через некоторое время учителя перестали заходить в учительскую, что Дину несколько бесило: это что, их надо по одному в коридорах вылавливать, чтобы объяснить каждому всю глубину их запущенного психологического состояния.

В первые дни, как Дина приступила работать в этой злосчастной школе, она пристально присматривалась к учителям. Да, уж. Как здесь всё запущено-то. Богадельня, а не школа. Учителя и сотрудники в этой школе явно того. Обитель зла, а не учебное заведение. Дина скорбно качала головой, глядя на коллег. Вот математичка Мамошина: у неё же явный навязчиво-конвульсивный психоз, а она работает. У физрука Якушева наблюдается раздвоение личности, скорее всего на почве сексуальной неудовлетворённости. Зам по воспитательной работе страдает манией преследования, к тому же она скрытый алкоголик. Вахтёрша баба Серафима одержима галлюцинациями, ей везде черти мерещатся: хорошо хоть пока ещё отличает детей от чертей. Баба Серафима махровый консерватор: у себя в коморке всё время молится о спасении заблудших душ, упокоении почивших, исцелении немощных, наделении разумом скудоумных, избавлении от греха греховных, о прощении не желающих раскаиваться, о наделении учеников силой противостоять мирским соблазнам и искусу играть в компьютерные игры. Завуч явная шизофреничка, а у самой директрисы точно депресняк. У молодого математика заниженная самооценка: тихий весь такой, вежливый. Да здесь все мужики со странностями. Пожилой трудовик страдает нерешительностью, а завхоз патологической жадностью, настоящий клептоман. Придётся ей лично заняться этими учителями с целью корректировки их личностных качеств.

Начала Дина свою просветительскую работу с физрука:

– Мучают ли вас эротические сны? – стала допытываться она у учителя.

– Почему – мучают? – удивился физрук и как-то бочком отдалился от Дины. Это спасло его от другого вопроса психологини: «Скажите, осознание вашей неполноценности пришло к вам неожиданно, или развивалось в течение некоторого времени?»

На контакт не идёт – констатировала она – скрытен, сексуально озабочен. Вот с каким вожделением он смотрит на молодую физичку Тамару Троицкую, оценивающе так смотрит, наверное, уже в своих куцых мыслях совершает с ней всякие развратные действия. Всё по Фрейду, а Фрейд это голова. А бессовестная Тамара Фёдоровна, молодая физичка, не будь дура, строит глазки завхозу. Нуте-с, нуте-с. Ага, здесь у них любовный треугольник образовался. Странно, но Роман Викторович Бакшеев, которому строит глазки физичка, больше шепчется с завучем, которая шизофреничка. Ого-го, да здесь у них уже любовный многоугольник вырисовывается. Вот это страсти: Бразильский сериал вместе с Индийским кино. Хоть здесь и кипят страсти, но все учителя и сотрудники здесь, как на подбор, жалкие ничтожные личности. Вот чему они научат молодое поколение? Своим предметам? Так это не главное.

Вдохнув побольше воздуха в лёгкие, Дина, находясь в учительской, когда ещё туда забредали учителя, толкнула перед коллегами программную речь:

– Коллеги, – бодро начала она. – На своих уроках, кроме изложения детям вашего материала, от вас требуется, чтобы вы обучали детей грамоте иного рода, а именно, способу преуспевания в жизни. Это сейчас главный тренд. Объясняйте детям, что секрет преуспевания прост – надо жить в этом мире в согласии самим с собой. И всё. Подрастающему поколению надо научиться своим сознательным подавлять подсознательное, но без фанатизма. Это следует из имманентной логики современных опорных идей и мотивов, ибо когнитивный диссонанс, переживаемый учащимся, является дискомфортом, от которого они стремятся избавиться, изменяя свои знания о действительности даже путём их фальсификации.

В наступившей тишине физкультурник первым побежал в свой спортзал учить детей подавлять подсознательное сознательным, чтобы не произошли фальсификации. Остальные учителя что-то мямлили, что времени не хватает на изложение материала, а возиться с подсознательным и сознательным они на уроках не могут из-за дефицита времени, но обязательно постараются.

Вот же японские динозавры – подумала Дина, но вслух так не сказала. Да работать ей здесь и работать, как коню на галерах: поле здесь непаханое и не сеяное. Никто из учителей не заинтересовался её речью, разве что математик: вот тот восторженно слушал Дину. Надо обязательно приглядеться к нему, может из него толк и выйдет, лет так через пятьдесят. Не всем же жить такими умными, как Дина. Математика надо поймать и популярно ему разъяснить, что его математическая ерунда, которую он вдалбливает детям, не главное. Главное у нас – это личная самооценка.