Текст книги "Чужая осень. Транзит через Одессу. Лицензия на убийства"

Автор книги: Валерий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 51 страниц)

7

Все-таки хорошо, что изредка Рябов настаивает на выходном. Хотя бы раз в две недели требуется полное отрешение от дел, иначе голова начинает работать, как будто принадлежит она одному из высокооплачиваемых специалистов Академии так называемых общественных наук.

Колеса плавно шли по обильно опавшей листве. Сережа выдавал какой-то анекдот, несмотря на то, что рассказывать их он абсолютно не умел. Впрочем, когда о делах ни слова, нужно ведь чем-то занять время, пока доберемся до места назначения.

Еще не кончилась городская линия, как потянулась линия глухих заборов и колючей проволоки. Наша доблестная армия захватила такой громадный отрезок побережья, какой и Пентагону в курортном месте не по карману. Пусть южноморцы и многочисленные приезжие жмутся друг к другу на городских пляжах, как в трамвае, здесь на громадном протяжении и песок золотистый, и кроме отдыхающих семейств офицеров – ни души. И в отличие от городских пляжей, еще купаться можно без риска подцепить в воде какой-нибудь сувенир, заставляющий назначать срочное свидание дерматологу. Обстоятельные люди военные, даже специальный пруд вырыли для генеральской рыбалки и вышку с часовым возле него установили, чтоб тень падала и никто нагло к пруду через забор не перелез.

Рябов давно рассудил, что грех было бы не воспользоваться этими местами и между поселками Армейское и Гвардейское соорудил небольшой персональный полигончик.

– Переодеваться, – скомандовал Сережа, и ребята стали доставать из машин амуницию. Эти слова в равной степени относились и ко мне, сегодня, в выходной день, Сережа уже не был тем исполнительным, на все готовым парнем, а с меня мгновенно слетала маска его непосредственного руководителя.

– Надеть жилет, – командует Сережа, обращаясь ко мне, причем делает это таким тоном, словно готов расстрелять на месте за невыполнение боевого приказа.

– На кой он мне…

– Поговори еще, – мрачно бросает Сережа и снисходит до пояснения, – в нем скакать тяжелее.

Все правильно, здесь я такой же, как все, без скидок, поэтому молча надеваю пятнистые штаны с большими накладными карманами, бросаю руки в прорези бронежилета, фиксирую «липучку» на груди и натягиваю куртку, предварительно попытавшись спрятать в нагрудный карман, предназначенный для наручников, пачку «Пэлл-Мэлла». И совершенно напрасно. Рябов коршуном подлетает ко мне и сигареты летят в пожухлую траву.

Ребята уже начали неторопливый бег, когда Сережа протянул мне пистолет в полуоткрытой кобуре.

– Почему ты подсовываешь мне эту хлопушку имени Макарова? – искренне удивляюсь, затягивая пояс.

– А из него попадать труднее, – скалится Рябов.

– Тогда сделай из третьей мишени белую полоску, – в назидание Рябову усложняю собственную жизнь.

– Ребятами немножко займешься.

– Сережа, зачем мы с тобой платим этому сенсею?

– Давай, пошел, – вместо ответа командует Рябов, и я бегу за собственным отрядом. Спасибо, хоть кроссовки оставил, и чугунные пластины на ноги не надел, от Сережи этого ожидать вполне можно.

Рябов, чтобы доказать свое право на руководство тренировкой, пристраивается мне в хвост. Соседство очень опасное, если начну сбавлять ход, он не поленится выдать хороший поджопник. Так что волей-неволей приходится напрягаться. По крайней мере, до второго дыхания.

Нет, Сережа, меня нельзя напугать этими нагрузками, я ведь в отличие от своих сверстников тысячи часов пропахал в спортзале. И пока они, сидя в кафе и барах, витийствовали за рюмками о Кафке или никогда не читанном ими Камю, я поливал дорожку литрами пота и успевал, в отличие от них, знакомиться с творчеством однофамильца знаменитого коньяка. После хорошей тренировки полежать с книгой – это же первое дело.

– Правое плечо вперед, пошли по диагонали с ускорением, на полусогнутых, побежали, полувыпады, – командует Сережа, отойдя в сторону.

Начнет он, конечно, с меня. Трудно на равных тягаться ребятами и не потому что я старше их, а оттого, что для них эта тренировка – обыденность, а для меня – выходной.

– Три минуты отдышаться, подготовить плечевой пояс, – слышится сквозь стук молоточков в висках голос Сережи.

– Может еще этот намордник надеть? – пытаюсь немного оттянуть время старта, протягивая руку к каске, похожей на средневековый шлем ландскнехта с окошком пуленепробиваемого стекла на глазах.

– Не нужно, – снисходительно бросает Рябов, и тут же, меняя тон, рычит: – Все по местам!

Рыбкой перелетаю через стойку, группируюсь, вскакиваю на ноги, на ходу выдергивая «Макарова» из кобуры, выстрел раздается вместе с прыжком вперед, переворачиваюсь на бок, еще один выстрел, снова переворот, два выстрела, бросаю пистолет, бегу вперед, блокирую руку с дубиной налетевшего на меня собственного телохранителя, имитирую удар ноги в печень, проворачиваясь на опорной левой, опять вперед, остановка на мгновение – и нож летит в мишень, снова короткая встреча с условным противником, вооруженным ножом: руку на себя и автоматически сжатыми пальцами под сердце, ребром ладони второй руки по сонной артерии, еще десяток метров – и сгибаюсь возле Рябова, выдыхая из легких какую-то отвратительную смесь.

– Сорок восемь секунд, – бесстрастно свидетельствует Рябов.

– Сережа, при чем тут секундомер? – удивленно хриплю в ответ и смотрю на третью мишень. Нож находится в белой линии, из пистолета я, конечно, промахнулся, этой хлопушкой только в упор бить: ствол коротенький, а руку дергает, будто последняя в жизни судорога по ней пробежала.

– Покажи ребятам, как работать ножом, – требует Сережа.

Безо всяких намеков в адрес дрессирующего их специалиста я обратился к молча обступившей меня группе на самом привычном для них языке.

– Мужики, я не знаю, чему там учит вас профессионал, могу поделиться только любительскими навыками. Но этот прием безотказен. При его помощи можно засадить в мишень на любом расстоянии не только нож, но и швайку, заточку, костыль, гвоздь, словом, любой металлический предмет, способный втыкаться. Берем ножик в руку, рукояткой вверх, кисть чуть расслаблена, большой палец прижимает лезвие к ладони, остальные, кроме мизинца, ложатся на лезвие. Теперь самое главное. Отводите локоть чуть назад, чтобы рука с ножом находилась на уровне плеча, и посылайте нож вперед резким кистевым движением.

Подтверждая теоретические выкладки, беру два ножа и одновременно посылаю их в мишень. Все, места на узкой белой линии не остается.

– Кстати, – добавляю небрежным тоном, словно не замечая, что уважение ребят ко мне возросло буквально на глазах, – этот вид мишени – самый лучший. Когда человек полностью экипирован, зоной стопроцентного поражения остается только пространство между шлемом и жилетом. Поражение в горло дает еще один плюс: противник выходит из строя практически без звука, когда нож входит в район кадыка, кричать ему просто противопоказано самой природой. Работайте, мужики, а я вам пока шашлык сварганю.

После усиленной тренировки шашлык может показаться чем-то невероятным, однако у моих парней желудки, способные переварить не только ароматное мясо, но и собственную амуницию. Поэтому я собственноручно начинаю колдовать у импровизированного столика: достаю из багажника ящик «Боржоми», банки «Блэк Бира», заранее сваренных в отечественном пиве раков, россыпь шоколадных плиток и не слишком переживаю, что все мы наживем лишний вес, потому что после подобной тренировки лишние калории горят, как в паровозной топке.

Ничего, пусть ребята еще раз увидят мою заботу о них, можно держаться и на расстоянии, сидя за одним столом. У каждого из нас свое место в жизни, но, делая все вместе с ними, я равный среди равных. И с этим убеждением мальчики будут защищать своего хозяина с гораздо большим рвением, чем просто за деньги. И амуницию, застилая пожухлую траву, не снимаю, пусть осознают, что эта тяжесть не сковывает моих движений, хотя переодеться очень хочется.

Солнце уже зависло над рериховскими облаками бледно-голубого цвета, робко посылая свои лучи на постепенно засыпающую землю, с каждым днем все больше цепенеющую в ожидании холодов. По дороге в город мы заехали заправиться. Думаю, что если бы наши машины завернули на автозаправочную станцию, а не остановились у ворот частного дома, на финансовом положении это бы не слишком сказалось. Однако среди множества хронических болезней у нашей идиотской экономики есть одна периодическая: стоит только очередному кварталу начать свой третий месяц, как бензин куда-то исчезает. Чтобы не зависеть от капризов родной экономики, при которой своим гражданам бензин продается по более высоким расценкам, нежели зарубежным партнерам, и была создана маленькая заправочная станция в доме, где проживал один очень нелюбопытный старичок, получавший за хлопоты всего-навсего сто пятьдесят в месяц, учитывая, что бензин покупался тоннами. Несколько цистерн, зарытых в землю, наполнялись постоянно, так что впору было задуматься об экономии средств – бензин покупался у водителей грузовиков оптом – по 20 копеек за литр при розничной цене на гривенничек больше. Не говоря уже о том, что на каждом баке бензина экономилось порядка четырех рублей, эта собственная заправка позволяла не обращать внимания на торговые капризы государства.

В спортзале я чувствовал себя более уверенно, словно, отбросив добрых полтора десятка лет, снова очутился в до рези в мышцах знакомой атмосфере, заставившей вернуться навсегда, казалось бы, ушедшему задору. Час футбола, второй – баскетбола, пятнадцатиминутный отдых – и в зале появляется Чен в белоснежном кимоно, перетянутом черным поясом с непонятными золотыми письменами. Можно подумать, что благодаря этой иероглифической надписи стоимость услуг сенсея оценивается куда выше.

– Сережа, я уже порядком вымотался, – честно признаюсь Рябову, отлично понимая, ради кого Чен натянул на себя такой шикарный пояс, – может быть на сегодня хватит?

– Если продержишься, получишь подарок, – пытается увлечь меня Сережа, – но пока ты можешь отдохнуть, ребята будут работать. Мы идем в тир.

Хорошо, что в тир попасть очень просто, стоит только пройти из зала по закрытому переходу, не очень-то приятно путешествовать взмыленным на пронизывающем осеннем ветру.

– Ты снова осчастливишь меня этой рогаткой, из которой с двадцати метров трудно попасть в бочку? – пытаюсь выяснить намерения руководителя моих ангелов-хранителей.

– Будешь стрелять из своего пистолета, – делает мне подарок Рябов.

В свое время я потребовал, чтобы Рябов обеспечил нас совершенно разным оружием. Одинаковое вооружение группы людей может говорить и о системе, а этого нужно было избежать. Рябов мастерски выкрутился из довольно сложного положения, он долго советовался со специалистами, но задание выполнил добросовестно: у нас нет даже двух одинаковых пистолетов. Одной из ошибок Горбунова была и та, что вся его команда в один прекрасный день получила отличные длинноствольные пистолеты «Люгер», и Веньке стоило немалых средств потушить любопытство некого рьяного служаки: откуда в городе выплыла крупная партия совершенно одинакового оружия. Но откуда же, кроме той системы, где последний доблестно трудился, пока не сложил свою чересчур любознательную голову.

То ли дело у меня, ну чего, казалось бы, общего между пистолетами фирм Карла Вальтера, Джузеппе Танфольо и той же «Береттой», которую мой бывший напарник, а ныне давно усопший Аржанов имел глупость сменять на «Люгер»? Ничего общего, разные фирмы, непохожие технические характеристики. Но объединяет пятнадцатизарядный немецкий самовзвод «Вальтер», израильскую «Беретту» с чуть выступающим стволом и тремя стрелами на щечках, итальянский одиннадцатизарядник, носящий ласковое название «Бэби», любимый автоматик Рябова «Узи», и, наконец, принадлежащий лично мне «ЗИГ-Зауэр патрон». Он очень похож на бутылку в миниатюре, этот патрон с длинной гильзой, который выпускает фирма «ИМИ». Все модели оружия практически сконструированы в последнее время, это вам не восьмизарядный «Макаров» полувековой давности, из которого без проблем можно только застрелиться. Конечно, располагаем мы и отечественным оружием, потому что наши автоматы отлично зарекомендовали себя во всем мире. Только вот не нужно нам такое громоздкое оружие, другое дело короткоствольные «малыши» с откидным прикладом. И патроны не проблема, рубль штука. Дороговато, конечно, учитывая постоянные тренировки ребят, но ради их спортивного совершенствования экономить глупо. Тем более, что вся эта груда иноземной и отечественной стрельбы обошлась мне не так уж дорого, всего в две работы Эдуарда Вюйяра, за которые пришлось выложить двадцать четыре тысячи. Я, конечно, знаю, что их подлинная цена, естественно в настоящей валюте, раз в десять выше, но что поделаешь. Покойный Гришков пытался экономить на вооружении своей охраны, но обрезы дробовиков со сбитыми номерами были слишком слабыми аргументами против автоматного огня.

Рябов бросил мне личное оружие в белой плечевой кобуре. Я никогда не ношу этот пистолет, разве что за редкими исключениями, потому что, слава Богу, могу постоять за себя и с голыми руками, да и постоянно чувствую рядом дыхание своих парней, но «ЗИГ-Зауэр» изучил досконально. Это не случайно попавшее в руки оружие, которое толком не знаешь, пристрелян под яблочко, спуск чуть туговат, зато скоба служит неплохим упором во время стрельбы с двух рук. С этого упражнения Рябов и потребовал начать.

Руки вытянуты вперед в чуть изломанную локтями линию, и продукция совместного чилийско-западногерманского предприятия с клеймом «Мэйд ин Вест Джомени» выпускает один за другим девять бутылочнообразных собратьев.

– Два «молока», тройка, три шестерки, восьмерка, семерка, пятерка. Кучность отвратительная, – констатирует Рябов. – Вылазь на стул.

Безропотно покоряюсь, меняю обойму, становлюсь спиной к мишени, подняв левую с пистолетом на уровень плеча.

– Давай! – отрывисто командует Рябов и стул отлетает в сторону. Пока ноги находятся выше головы, чуть разворачиваю корпус, успеваю дважды спустить курок, свободной рукой и плечами амортизирую падение на мат, перекатываюсь в сторону одновременно с тремя выстрелами.

Рябов недовольно покачал головой и достал пистолет «Узи», мало чем отличающийся от одноименного автомата: двадцать патронов, больше двух килограммов веса, впрочем в руках Рябова даже автомат выглядит пистолетом, а эта громоздкая машинка кажется вообще игрушкой.

Сережа мгновенно изрешетил центр мишени несколькими выстрелами и короткой очередью, победоносно посмотрел на меня и после того, как были собраны все гильзы, заметил:

– Сейчас поработаешь с мастером.

Что ж, это куда интереснее, чем нудности с прицельным огнем. Сенсей стоял посреди зала, ребята ушли в душевую, так что свой очередной позор мне предстояло пережить на глазах единственного свидетеля. Чернопоясный специалист вяло атаковал, пытаясь играть со мной, за что я страшно разозлился и в одной бурной атаке достал его пах. Невозмутимость сенсея заколебалась, хотя он по-прежнему улыбался, предупреждая блоками рубящие удары. Однако, через несколько минут, когда я уже тяжко задышал, учитель позволил себе провести короткую атаку и я каким-то чудом избежал молниеносного движения его ноги. Понятно, что мне никогда не одолеть его в настоящей схватке, и все эти потуги лишь разминка, подготовка к работе с менее тренированным противником, но привычка к победам оказалась настолько сильна, что я слепо пошел вперед, нанес несколько мощных ударов по корпусу, после чего, спарринг-партнер, развернувшись в затяжном прыжке, провел сильный удар сбоку в голову. Тут я увидел стремительно надвигающуюся стенку зала, в сотую долю секунды поняв, что поединок завершился. И пришел в себя только после того, как ударил по ноздрям ни с чем не сравнимый аромат нашатыря.

Струи душа массировали затылок, обволакивали уставшее тело, наскоро обтершись, я буквально рухнул на скамью у стены, но Рябов, не дав расслабиться, нахлобучил мне на голову шляпу, засунул на верхнюю полку сауны, предварительно плеснув ароматизированную жидкость на тут же окутавшиеся паром камни. Удивительно, казалось бы, вся накопившаяся в организме жидкость давным-давно покинула тело через поры кожи, а тут невесть откуда сэкономленные капельки пота заскользили по щекам, покрыли липкой испариной спину. С каждой минутой все жарче становился воздух, поступающий в легкие, наконец, выдержав положенное время, вылетаю из парной камеры и, тряхнув стариной, бросаю тело рыбкой через низкий парапетик бассейна.

Мягкая, словно невесть откуда взявшаяся музыка, расписной пузатый самовар, махровый шезлонг комнаты отдыха ненавязчиво напоминали о том, что день уверенно накатывается к своему финишу. Я закрыл глаза и тут же открыл их, почувствовал легкое прикосновение ладони.

– Есть дело, – нарушил традицию выходного Рябов.

– Ты игнорируешь собственное правило.

– У Саши серьезно заболел ребенок. Нужны лекарства.

– И это дело? Кстати, кто такой Саша?

– Парень, который вел тебя вчера. Борец.

– Позови его.

Саша уже успел натянуть на свой мощный торс футболку, прикрыв только верхнюю часть и со стороны выглядел довольно смешно.

– Что случилось?

– Сын серьезно болеет, где только жена с ним не была, даже в Москву ездили, все без толку. Нужно лекарство, из-за границы.

– Какие проблемы, Рябов?

– Лекарство дорогое, курс – около двух тысяч долларов.

– Почему ты, Саша, раньше не обратился ко мне?

– Это не по правилам, а теперь больше не к кому.

– Рябов, сейчас масса людей ездит в гости отовариться, договорись с любым из них, чтобы привезли вместо персонального компьютера это лекарство. И скажи, что заплатишь не двадцать четыре, как они в среднем идут, а тридцать тысяч. Это самый быстрый вариант, желательно, конечно, Западная Германия, туда надолго не едут. Так что, через пару недель все будет в порядке, – пытаюсь внести спокойствие в душу полуголого атлета, у которого дрогнули губы.

– Но я быстро не сумею отдать деньги, – забыл поблагодарить меня Саша.

– А кто тебе сказал, что их нужно отдавать? Мне нравится делать деньги, а не складировать их. Я не сороконожка, и желудок у меня всего один, и на трех машинах одновременно при желании не поеду, и голов у меня не как у Змея Горыныча, так что одной шапки вполне хватает. Иди, Саша, все будет хорошо. И ты, Сережа, тоже расслабься.

Да черт с ними, с этими деньгами, я обязан обеспечить своих людей всем. Вот поэтому они за меня, не задумываясь, подставят головы под пули, хотя в месяц их заработок в три раза выше, чем у гэбешников, занятых аналогичной работой, переплата за отсутствие званий составляет около тысячи рублей. В конце концов, кто спасет пацана, если не я?

Саша ушел, а Рябов, похоже, не собирался оставлять меня в одиночестве.

– Ребята играют, а тебе пора на массаж.

– Рябов, вы с нашим узкоглазым специалистом меня так отмассажировали, что голова до сих пор гудит. Я могу согласиться только на легкий точечный массаж.

Из-за стены раздался взрыв хохота, мои молчащие на работе телохранители гоняли бильярдные шары, сбрасывая излишнее напряжение вместе с потоком косноязычного красноречия.

– Точечный массаж, – улыбнулся Рябов. – Тем более я обещал тебе подарок. Ее зовут Инга.

– Это что за приобретение?

– Твой заказ, – рубанул Рябов и вышел из комнаты отдыха.

Я снова смежил ресницы, а когда услышал, как скрипнула дверь, не спешил их открывать. Игра с самим собой быстро надоела; у двери стояла специалист по пассажам Бетховена.

– Инга, ты умеешь делать точечный массаж? – не удивился я проницательности Рябова, обратившись к ней как к давно знакомой.

Девушка отрицательно покачала головой. На что же тогда намекал Рябов?

– Кстати, ты находишься в сауне, и непонятно, почему до сих пор в купальнике, – медленно растягиваю слова, подымаюсь, отбрасываю простыню и бросаю победоносный взгляд, нет, не на Ингу, а в зеркало, отражающее отлично сложенного мужчину, которому вряд ли кто-то даст сорок лет, несмотря на то, что природа определила этот возраст как пик нашего расцвета.

– Выпить хочешь? – обращаюсь я к продолжавшей оставаться у двери девушке. Она молча кивнула головой, я выскочил на стол, открыл антресоли и достал свой НЗ: непочатую бутылку «Наполеона», коробку конфет, фарфоровый кофейник. Если девушка изъявит желание, потом снова полезу в этот шкаф за презервативом со щетинкой.

«Пока не выпьет, не разденется», – решил я и ошибся, потому что купальник на девушке уже отсутствовал. Не торопясь наливаю темно-янтарную жидкость в рюмки и приглашаю девушку к столу, по достоинству оценив ее формы. «Ой, как стыдно», – с удовольствием подумал я, глядя, как она плотно сжала колени. Ничего, девочка, это только прелюдия нашего вечера. Интересно, чем сумел так заинтриговать тебя мой дорогой Сережа?

Появившийся Рябов мог бы ответить на этот вопрос, но даже при большом желании я не сумел бы его задать – слишком серьезным было лицо моего верного спутника.

– Тебе нужно ехать, – отрывисто бросил Сережа.

– Но ведь сегодня выходной, – слабо попытался отбиться я, с восхищением глядя на упруго стоящую грудь минимум четвертого размера, узкую талию и виолончельные бедра скрипачки.

– Выходной уже закончился, – не без доли сожаления вернул меня к действительности Рябов.

– Инга, отдыхай, слушай твою любимую музыку, когда захочешь, Саша отвезет тебя домой, – попрощался я в уверенности, что благодарный Саша не будет стремиться переспать с Ингой до того, как это сделает его хозяин.

– За что старается эта девочка? – спросил я Сережу, когда мы садились в машину.

– За скрипку какого-то Штейнера. Ее все равно не удалось вывезти, уже два года лежит без дела.

– Кстати, никто не был уверен, что это подлинный Штейнер, – машинально отметил я.

– А ей не все равно на чем пиликать? – искренне удивился Рябов и добавил: – Тебя срочно требует Леонард Павлович.

– Он что, наелся своей мочегонной фасоли или настой бузины не унял расшалившуюся печенку? – разъярился я, раздосадованный тем, что из-за старика не удалось трахнуть пристыдившую меня скрипачку уже сегодня. – Так что же случилось? Вышегородский отдает концы и хочет составить завещание в моем присутствии?

– Я не в курсе, – неуклюже соврал Рябов и мягко сказал: – Поехали.

Чудом избежав встречи с Сабиной, я быстро взбегаю на второй этаж, без стука вхожу в комнату старика: Вышегородский сидит в вольтеровском кресле с книгой в руках, рядом с ним пристроился Гарик, тут же показавший мне язык.

– Что случилось, Леонард Павлович?

– Гарик, принеси дедушке водички, – вместо ответа обратился к своей бледной копии Вышегородский, но наш родственник даже не пошевелился.

Судя по всему случилось что-то серьезное, поэтому я не стал упрашивать Гарика, а просто сгреб его в охапку и выставил за дверь, откуда тут же донесли вопли сына и перепуганные крики жены.

– Сегодня ночью вылетишь к Вершигоре, – мягко произнес старик, радуясь тому, что вся ненависть внука за столь бесцеремонное обращение ляжет на мою особу. – Самолет через три часа, билеты внизу на столе. Заберешь мой любимый авангард, Вершигора должен исчезнуть.

– Совсем? – осведомился я. – И почему такая спешка?

– Потому что завтра днем прокурор подпишет постановление на его арест. Но совсем такому богатому человеку исчезать не следует, тем более, что у него мешок надежных документов. Тебе следует предстать в образе спасителя, избавляющего его от обузы в обмен на бесценные сведения. Жизнь дороже полотен, тем более, что он вкладывал деньги не только в искусство.

– А если его уже предупредили? – наивно подставился я и получил в ответ справедливую отповедь:

– Тебе пора уже сперва продумывать ход, а потом действовать. Кстати, если бы не благословение хозяина Никольского, я бы не позволил делать такой рискованный шаг. Пусть это будет уроком против самонадеянности. Что касается Вершигоры, то одними сведениями дважды не торгуют, опасно. Так что этой ночью тебе предстоит провести сорок пять минут в воздухе, – улыбнулся старик.

Я сделал вид, что ничего не понял, потянул на себя дверь, посторонился, пропуская Гарика, прошмыгнувшего в комнату деда с искаженным от злобы лицом, прикурил сигарету и попытался вычислить комбинацию Вышегородского, вроде бы поменявшего сведения о Вершигоре на жизнь ставшего опасным даже для своего хозяина наглеца Никольского. Интересно, кто командовал покойником, наверное у него чин не ниже полковника? Зачем он сохраняет жизнь Вершигоре? И почему старик посылает меня, когда Рябов сам бы справился с таким элементарным делом? И откуда у Вершигоры авангард? Вопросы, вопросы, над которыми не следует ломать голову; для Вышегородского я только машина, приводящая в действие его замыслы.

– Сабина! – гаркаю от злости на самого себя, и моя дорогая супруга вылетела из своей комнаты, с обожанием подняв голову вверх. – Свари кофе, двойной, без сахара.

– Две порции, – поспешно добавил я, заметив неподвижно сидящего в углу Рябова.

– Сережа, ребята где?

– На улице. Две машины выехали полчаса назад, – подтвердил мое предположение больше знающий, чем говорящий Рябов.