Текст книги "Тень берсерка"

Автор книги: Валерий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Никакого нападения не было, Дмитрий Леонидович. Здесь произошло задержание банды – и только, – поясняю чересчур раздухарившемуся Маркушевскому. – И как свидетель я не гожусь. У вас более надежные имеются. Повезло тебе, Васисуалий. Один эпизод бурной производственной деятельности выпадает.

Следователь Маркушевский, несмотря на нашу беседу, оставался слегка недоволен. Я давно уверовал: каждый человек обязан трудиться с легким сердцем и хорошим настроением, события нынешней ночи подтвердили на практике подобное теоретическое суждение. Именно поэтому, прежде чем направиться к машине Рябова, пускаю парфянскую стрелу. Метко, в самую десятку, как положено тому, кто умеет соединить в себе ярость берсерка и мудрость скальда.

– Да, господин Маркушевский. Вот еще что... Инкриминируя и легко доказав, что этот бандит застрелил скромного служащего гостиницы, не забудьте о более резонансном преступлении. В конце концов пора бы и его раскрыть. Ты уже окончательно счастлив, Васисуалий? Господин Маркушевский, это он изрубил топором предпринимателя Усенко. Или авторитета Будяка, как будет угодно следствию.

– Сука! – выдохнул бывший мент со звериной ненавистью, соответствующей его медведеподобному телу.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Стоило открыть глаза, как мой взор застыл на трещине, пересекающей потолок «люкса».

– Добрый день! – слышу со стороны нежный голос девицы Аленушки.

Красная Шапочка сидела в кресле. Вместо пистолета Барышева в ее руках был дамский иллюстрированный журнал. Мне показалось, подобное чтиво не для молодой девушки, которой не пристало слушать блатные выражения даже в литературоведческой беседе. Ей больше подошел бы журнал «Солдат удачи».

– Как себя чувствуешь? – отложила на край стола сборник ультрасовременной фантастики Красная Шапочка.

– Гораздо лучше твоего дедушки, – с легким раздражением сказал я, потянувшись, чтобы проверить, каким на самом деле является состояние здоровья.

Легкая волна боли прокатилась по всему телу и отдалась в натруженных мышцах. Приятное ощущение, а главное – привычное. Напрасно, что ли, я призывал Рябова брать с меня пример и оставаться молодым? Зря слегка дуюсь на Аленушку, она-то тут при чем? Сережа озадачил, и девочка с дедушкой сработали весьма профессионально. Особенно в тот незабываемый вечер, когда я поведал Рябову о своем стремлении составить компанию экскурсантам по древним развалинам. И переменил свое намерение после того, как Аленушке стало страшно оставаться одной в своем номере.

Пугливая девочка, что и говорить. В одиночку больше чем с отделением не справится. Естественно, без запасной обоймы. И дедушка ей под стать. Только он завлекал меня совсем другим органом, чем внученька, сердечком своим болезненным. Вдобавок создавал Красной Шапочке условия для плодотворной работы. Дедушка все-таки, как не понять, иначе, наверное, был бы согласен, чтобы для пользы дела юную соратницу трахали в его присутствии.

Но и этого Сереже было мало. Он меня думами по поводу Решетняка загрузил, а затем, как бы невзначай, отошел на заранее подготовленные позиции. Обеспечил полную безопасность, но все-таки не смог предвидеть всех обстоятельств. Впрочем, это не по силам даже Всевышнему, в которого не верю. Иначе минувшей ночью не вышел бы навстречу Судьбе.

– Почему ты молчишь? – спросила Аленушка. – Сердишься? Или тебе плохо?

Этого еще не хватало. Может быть, она считает: проявление сочувствия входит в число услуг, щедро оплаченных коммерческим отделом фирмы?

– Чувствую себя помолодевшим на двадцать лет, – отвечаю Красной Шапочке, как всегда, не солгав ни на йоту.

Действительно, тогда у меня довольно часто отдавались этой приятной истомой мышцы, невольно напоминая о хорошо проделанной работе, и даже когда получал серьезные травмы, мне не приходилось пенять на Судьбу, а радоваться, что остался в живых.

Алена присела на край постели, игриво посмотрев на объект защиты. Того глядишь, сейчас снова примется трусиками пулять. С такого расстояния промахнуться будет непросто. А где-то неподалеку сидит славный ветеран Чекушин, переполняющийся гордостью за внучку, хорошо работающую пистолетом, головой и «мышьим глазом».

– Девочка, я сейчас не в настроении, – на всякий случай слегка отодвигаюсь в сторону.

– Отчего так?

– Тебе приходилось трудиться с клиентом в подобных условиях?

Аленушка насупилась, как ранним утром, когда услышала мое дельное замечание о невозможности совмещать приятное с полезным на работе.

– Ты считаешь, что я?.. Что мне... – задохнулась чуть ли не в праведном гневе девушка, недавно пропагандировавшая самый надежный способ раздобыть ценную информацию.

Мне стало немного жаль ее. В конце концов, пора отказываться от привычки ставить людей в неудобное положение. Каждый зарабатывает, как может. Какое мне дело до того, чем занималась Красная Шапочка до нашей встречи?

– Я не это имел в виду, Алена, – говорю слегка участливым голосом. – Ты меня неправильно поняла. Видимо, действительно тебе не приходилось... Я же сказал, что чувствую себя помолодевшим на двадцать лет. Так вот, тогда у меня часто возникали аналогичные ситуации. После них единственное, на что я был способен, это прижаться к любимой женщине. Но не больше того. Знаешь, ты мне немного напоминаешь моего сына. Любишь боевики?

– Нет, – призналась Красная Шапочка. – Они дурацкие.

– Все равно напоминаешь, хотя он пока считает иначе. Это там, за границами реальной жизни, можно, не замечая травм, полученных в драке, вернуться к единственной и неповторимой или одной из многочисленных любимых и продолжать доказывать, что ты настоящий мужик. В реальности такого просто быть не может.

– Убедился на собственном опыте? – одарила меня все тем же игривым взглядом Алена.

– Не только. Все, с кем ни пришлось говорить на эту животрепещущую тему, соглашались со мной.

Аленушка о чем-то задумалась, а затем уверенно сказала:

– Все зависит от женщины, милый. Хочешь, я докажу?

Щедр ты, Сергей Степанович, оказывается, в заботу обо мне входит курс реабилитации. Иначе отчего так настойчива Красная Шапочка? Или сейчас ей тоже нужно делать все возможное, чтобы я не покинул пределов отеля?

– Откровенно говоря, мне не так уж сильно досталось. Я же сказал: мне не хочется. Не «не могу», а «не хочется», разницу улавливаешь?

Кажется, я оскорбил девушку в лучших чувствах. Если к сказанному добавить, что мне приходилось встречать более метких, чем она, стрелков, то Алена может повести себя неадекватно сложившейся ситуации. Ишь как нежное личико всхмурилось, того гляди изнасилует подопечного, лишь бы доказать самой себе, как на нее, красавицу, встанет и у мертвого, даже если он до встречи с Чекушиной отдавал предпочтение мальчикам.

– А ты называл меня Красной Шапочкой, – нашла неплохой аргумент девушка, проведя ладонью по старому, заросшему со временем шраму на моей груди.

– Я и сейчас так тебя буду называть. Скажи, Красная Шапочка, а где твои родители?

– Они погибли, когда я была маленькой, – слегка севшим голосом ответила Алена.

– Мне очень жаль. Автомобильная катастрофа? – увожу девочку от постельной темы в трудные воспоминания. Мне действительно жаль Алену. Были бы живы родители, тогда дедушка-ветеран вряд ли сумел бы вырастить из нее гибрид Отто Скорцени и Мата Хари.

– Нет, – ответила девушка. – Они погибли, выполняя задание Родины. Исполняли свой долг. Есть такая профессия – Родину защищать.

– Выходит, ты продолжаешь семейные традиции, – констатирую несколько торжественным тоном. – Родину защищаешь...

– Конечно, – вполне серьезно ответила Алена, и я, внутренне содрогнувшись, словно воочию увидел, как по моей простыне пролегла незримая граница отчизны, отделившая меня от иностранной Красной Шапочки. Если бы Чекушина перевели в свое время служить сюда, подобно Решетняку, быть Аленушке моей соотечественницей. Но этого не случилось, а потому она стоит на защите Белоруссии, и, значит, мне следует продолжать соблюдать национальные интересы своей родины, не позволяя агрессивной Алене оккупировать мое измотанное в боях тело.

Ее дедушка тоже родину защищал. И родители, павшие в каких-то анголах-заирах. Столько защитников родины было, но отчего-то они не стали спасать отечество, которое когда-то в одночасье рухнуло, хотя клялись защищать завоевания Октября и Союз Советских Социалистических Республик до последней капли крови.

Мне легче, я не клялся, подобно Чекушину, сделавшему соответствующие выводы, а потому воспитавшему внучку в лучших традициях своей системы. Да, Аленушку не станет мучить тревога о завтрашнем дне, ее не волнуют растущая безработица и падение уровня жизни, к чему все эти мелочи той, кто стоит на защите родины? Тем более, она до сих пор уверена: это слово, как и «политбюро», нужно писать с большой буквы.

И когда Аленушка решила доказать преданность идеалам, проведя язычком по будто бы пересохшим в срочном порядке губкам, я, не вставая с постели, поднялся на защиту рубежей отчизны, не позволяя иноземной девице ставить над собой сомнительные эксперименты, и пресек ее вторжение в область интимных чувств.

– Не старайся, Красная Шапочка, – замечаю, на всякий случай убрав руки из-за головы и скрестив их на груди. – Я ведь не напрасно тебя так назвал.

Алена прекратила облизывать губы и уставилась на меня с недоумением.

– О Красной Шапочке все наслышаны. Но ведь ты знаешь, мое призвание – это слово...

– Да, – кивнула головой Алена. – Знаю. Подтвердил сегодняшней ночью. Лекцию прочитал в сарае. Четыре единицы ее слушали.

Далеко пойдешь, Алена. Ты уже научилась перенимать манеру поведения пациентов, предугадывать ход их мыслей.

– Я знаю, чего ты хочешь, – подтвердила мою мысль Алена. – Меня попрекал, а сам... Четыре раза кончил, да? Часто так делаешь?

– Что именно? – зрелости не пристало отвечать со щенячьим задором на запальчивость юности.

– Удовольствие получаешь! – пояснила Красная Шапочка.

– Видишь ли, детка. Я не получаю удовольствия от подобных, скажем так, производственных необходимостей...

– Топором махать... – перебила меня девушка, снова-доказывая: она сумела кое-чему научиться не только у дедушки, но и у объекта.

– Пожалуйста, не перебивай старших, – назидательным тоном замечаю я и перехожу на обыденный: – Да, мне приходилось... И не только топором. Помнится, одного прикончил с помощью вилки. Только вот я ни разу не убивал, чтобы получить удовольствие. Для притупления подобного желания давно существует хороший способ под названием охота. Так вот, я убивал в крайних случаях и всегда – защищаясь. Скажу честно, испытывал чувство, слегка похожее на пресловутое удовольствие. Но не оттого, что кого-то грохнул, а потому что вышел победителем из схватки. Как сегодня ночью. Для тебя они – четыре единицы, а для меня – противники, какими бы они ни были гадами. Потому что, с их точки зрения, гадом как раз был я. Но не в этом дело. Люди и единицы – разницу уловила? Нет, не между ними, а нами, Красная Шапочка.

– Слово – это точно твое призвание, ученый, – все-таки не согласилась со мной Алена, намеренно выделив обращение таким презрительным тоном, что мне поневоле пришлось встать на защиту отечественной науки от заграничных измышлений.

– И тем горжусь! – произношу патетическим тоном. – Думаешь, в нашем деле самое главное – уметь топором помахать или из пистолета палить? Ножки, само собой, отпадают из-за того, что принадлежу по нынешним временам к сексуальному меньшинству. Да, если так и дальше дело пойдет, вскоре будет стыдно признаться, что ты не гомосексуалист... Извини, отвлекся. Так вот, главное оружие профессионала – его голова. И знания, а не умение махать кулаками, поняла, Красная Шапочка?

– Ты, наверное, любишь перед самим собой красоваться, – сделала неожиданный вывод Алена, слегка отодвинувшись от незримой границы, появившейся в наших взаимоотношениях.

Я не хотел говорить этого, однако поведение Аленушки не должно было остаться безнаказанным, даже сейчас, когда она подозревает, что ее главная достопримечательность теперь привлекает меня не больше, чем мусорный бак в тылу «Метелицы».

– Красная Шапочка, – мечтательно протянул я. – Все о ней знают, хорошая девочка, смелая, волка не убоялась...

– Это ты волк? – в голосе Алены проявился до сих пор скрываемый холодок.

– Да нет, я же говорил, что ворон... Зато ты, Красная Шапочка, вполне европейская девочка. Меня в последнее время отчего-то тянет на всякие европейские легенды о викингах, оборотнях... Знаешь, Алена, в европейской мифологии имеются такие прелестные существа – гоблины. Забавные создания эти гномики. Есть хорошие и плохие, в зависимости от обстоятельств их нелегкой жизни. Среди самых плохих выделяются наиболее злобные. Эти гоблины радуются только в одном случае. Когда на Земле начинается война. И чем кровопролитнее сражение, тем радостнее клыкастым гоблинам с длинными грязными волосами, руками ниже колен тощих ног, на которых надеты железные башмаки. Эти гоблины очень любят вылезать на свет Божий во время сражений, и пока люди убивают друг друга, они вовсю мажут свои шапки свежей кровью. Поэтому их прозвали... Отгадай, как их прозвали, Красная Шапочка?

Аленушка подскочила с постели и одарила меня нежным взглядом того самого гоблина.

– Знаешь, я пойду. Пусть с тобой дедушка сидит! – безапелляционным тоном заметила моя охранница.

– А я в сиделках не нуждаюсь.

– Тебя не спрашивают. Сергей Степанович приказал одного не оставлять. Иначе ты можешь снова... Как он говорил? Приключения на задницу искать!

Ну, Сергей Степанович, уважил. Поведал соплячке о моих пристрастиях. Ах, как она злится, не нравятся сказочные аналогии. Она что, думала, я обрадуюсь, узнав о подоплеке наших взаимоотношений, оплаченных Рябовым? Да, я слегка погорячился. Вдруг через некоторое время Аленушке с дедушкой кто-то закажет меня самого?

В иной ситуации они откажутся. Не оттого как питают ко мне теплые чувства, бизнес есть бизнес. Даже когда речь заходит об отношениях между близкими друзьями. Просто задание трудновыполнимое, ко мне подобраться нелегко. В родном городе – почти невозможно. Парочка, взявшая семейный подряд, это осознает. Но после подобной размолвки Красная Шапочка согласится с радостью, добраться до меня станет для нее прежде всего не подкреплением реноме защитницы родины, а делом чести. Только дурак плодит потенциальных врагов, у меня их никогда не было.

– Знаешь, Алена, я ведь просто проверял... нет, не тебя, а себя, – говорю тоном первоклассника, не выучившего урок. – Дорогая, ты извини меня, если эти слова хоть в чем-то были для тебя обидными...

Я умею говорить, хотя предпочитаю в крайних случаях доплачивать. Вот и пришлось заплатить за очередную несдержанность самым дорогим – национальным интересом, заманив в конце концов Аленушку за пресловутую границу поверх собственного одеяла.

Жаркими были ее губы, боль отдавалась в теле, но я упрямо, превозмогая самого себя, делал все возможное, лишь бы Аленушка позабыла и о красных шапках, и о моих замечаниях по поводу клиента с необходимостью смены работы. В конце концов, сейчас она не целится в мою башку из пистолета, а получает удовольствие слегка по-другому. Пусть у меня не хватает никаких сил приносить женщине дополнительную радость, но куда денешься?

Я работал на износ, как в сарае, полагаясь на силу воли, и моя твердость была на высоте. Твердость духа, само собой разумеется. При весьма относительной высоте, если быть откровенным до самого конца. Тем не менее, не обращая внимания на изредка тревожащую боль, я старался наращивать объемы окутавшей нас любовной неги, и не было в этом никакой самовлюбленности, стремления дополнительно утвердиться в собственных глазах, доказав – я способен на то, что еще совсем недавно считал просто невозможным.

Причина была проще мыла и незатейлива, как стена номера, у которой, закрыв глаза, задыхалась Красная Шапочка. Я вовсе не душил ее в объятиях, а раз за разом помогал девушке извлекать из лона влагу жизни. Это было трудно, но осуществимо по низменной причине инстинкта самосохранения. Я хотел выжить, прекрасно осознавая: приказы Рябова нанятые им люди выполняют со всей ответственностью за порученное дело.

Но разве я бы смог выжить, если бы вместо рассерженной Аленушки в мой номер заявился ее дедушка? Никогда. Особенно после бурно проведенной ночи, во время которой у меня был шанс утонуть вместе с автомобилем. Перед тем как начать бурно приносить свои извинения охраннице, я, словно воочию, представил себя со стороны, пьяного до потери сознания, заботливо поддерживаемого за рулем ремнем безопасности автомобиля, пробивающего тонкий лед быстротекущей реки. Но это еще ничего. Зато, если место Аленушки в моем номере занял бы ее дедушка, сомневаться в преждевременной кончине не пришлось бы. Ветеран Чекушин куда опаснее ледяной воды, в его словесном поносе без всяких надежд на спасение можно утонуть гораздо быстрее и надежнее.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Трель сотового телефона, чудом уцелевшего в ночном сражении, показалась мне очередным подарком судьбы. С трудом расцепив ноги оскалившейся Красной Шапочки, высвобождаю и без того натруженную поясницу и почти с нежностью спрашиваю хранительницу собственного тела:

– Ты уже кончила?

– Сейчас... – простонала Красная Шапочка, скомкав коготками край простыни. – Еще немного... Еще чуть-чуть...

– Хорошо, – несказанно радуюсь добрым намерениям партнерши. – Ты кончай, а я пока переговорю с Сергеем Степановичем.

«Какого Рябову вдруг понадобилось звонить, – подумал я, выдвигая антенну телефона, – ведь мы обо всем договорились несколько часов назад, когда Сережа доставил меня в «Метелицу». Человеку свойственно ошибаться», – вспоминаю нехитрую истину, когда по барабанной перепонке шандарахнул густой бас:

– Здорово, командир! Ну как ты там? Домой скоро?

– Скоро, добрый молодец. Вот только кончу. И приеду.

– Ты давай кончай скорее, – поддержал меня отставной капитан войск особого назначения. – А то тут такое дело... Губернатор тебя ищет.

– Надеюсь...

– Конечно. Марина этот номер ему не дала.

– А чего он хочет?

Превратившись в раскатистый хохот, бас оглушил меня с новой силой:

– Хочет, чтоб ты быстрее вылечился. От нервного срыва.

– У него серьезные проблемы?

– Выборы, командир...

– Проблемы не вижу, – решительно отрезаю я. – В отличие от Вечно Живого, господин губернатор бессмертен во все века.

– Какой еще вечно живой? – на всякий случай стал серьезным Афанасьев. Я невольно улыбнулся. Представляю, о чем сейчас подумал подлинный руководитель частного сыскного агентства: вдруг шеф намекает на его плохую работу, говоря о каком-то вечно живом? Расхлябанности капитан Афанасьев не терпит, но отчего-то допустил мысль о том, что один из клиентов «Снежинки» продолжает тревожить командира своим присутствием на этой земле.

– Да это я так, к слову, – успокаиваю Челнока. – Какие у него проблемы?

– Не знаю, – признался Афанасьев и тут же принялся оправдываться: – Задания насчет этого...

– Ты прав, тебя никто не озадачивал проникаться заботами Константина Николаевича, однако хоть в общих чертах ты в курсе?

– Кто-то едет на него. Сильно, – по всей видимости, Афанасьеву стало грустно от мысли, что у господина губернатора возникли неприятности. Того глядишь, они могут обернуться резким ростом объема работы детективов «Снежинки».

– А конкретно?

– Не знаю, – на всякий случай открестился Афанасьев.

– Тогда будь здоров, – попрощался я, отключил связь и взглянул на беззвучно застывшую Аленушку. Молодец, вполне взрослая девочка, научилась самостоятельно справляться с поставленной задачей. Если бы глаза Красной Шапочки не были прикрыты, то она, без сомнения, разглядела на моем лице гадливую улыбку, когда я позвонил Рябову. Как и следовало ожидать, номер был занят, теперь Афанасьев будоражит Сережу проблемой губернского значения, и, как мне кажется, с коммерческим директором он откровенничает куда больше.

Ну и правильно. В конце концов, я прохожу курс лечения после нервного срыва. Господин губернатор не вправе обижаться, он знает о состоянии моего здоровья после двух неудачных покушений. Бедолага, я ему такое нес через полчаса после того, как чудом выжил. Какой теперь из меня помощник?

Вот сбылся бы сон по поводу выборов, и всем бы стало хорошо – и народу, и господину губернатору, не говоря уже обо мне. Жаль, в реальной жизни невозможно заниматься бизнесом, не обращая внимания на политику, если, конечно, ты не спичками торгуешь. Интересно все-таки, что могло потревожить господина губернатора, я ведь сколько себя помню, столько и его на руководящих должностях.

Ответ на этот животрепещущий вопрос дал коммерческий директор фирмы после того, как Красная Шапочка снова прильнула к иллюстрированному журналу, а я без всякого сожаления выбросил из чемодана под кровать две сотни резинок, поразивших воображение ментов.

Войдя в номер, Рябов взглянул на Алену, и она тут же заторопилась составить компанию изнывающему от отсутствия слушателей дедушке.

– Ну и что там еще, Сережа?

Вместо ответа Рябов протянул мне какую-то бумаженцию. Судя по сгибам, она довольно долго валялась в кармане пиджака коммерческого директора.

Не развернув ее, прикуриваю сигарету и спрашиваю:

– Любопытно, отчего мне звонил Афанасьев?

– Сообщил о сложившейся обстановке, – как ни в чем не бывало отвечает Сережа.

– А ты не мог?

– Мне только этого не хватало.

– Но сам-то был в курсе, что у губернатора проблемы.

– Я за это деньги получаю. Чтобы у тебя проблем было поменьше. Хотя ты сам постоянно...

– Все, Сережа, хватит. Иначе разговор пойдет на повышенных тонах. Ты все просчитал верно. В конце концов, это его проблемы. Но быть может, когда вернемся...

Рябов рухнул в кресло и сжал виски.

– Кажется, мне пора лечиться, – признался он. – Останусь здесь. Ванны с радоном. У меня тоже нервы.

– А я инкогнито к тебе какую-нибудь Красную Шапочку приклею. Только не с дедушкой, а с внуком, чтоб чужих ходов не повторять.

– Ладно, – капитулирует Рябов. – Я специально не говорил. В конце концов, ты всегда соблюдал нейтралитет. Даже когда будто бы поддерживал кандидата в мэры. Заранее знал, что проиграет, но...

– Как говорил твой бывший шеф Вышегородский: «Такова селяви». Ты хочешь сказать, что в возникшей ситуации мы должны пройти стороной?

– Обязаны, – голос Рябова прозвучал как никогда твердо. – Ты по-прежнему болен. Продолжишь курс лечения до конца выборов.

– Это тебе не член. Конца в таком благородном деле не бывает.

– Вот нас на этот конец и посадят. Если губернатор проиграет.

– Он никогда не проиграет, Сережа. Не останется губернатором – станет депутатом Верховного Совета. Они же всю жизнь катают в беспроигрышную лотерею.

– А если он пойдет в депутаты...

– Понял, Сережа. Мне не простят нашей старинной дружбы? Тоже еще проблема!

– Это ты сейчас говоришь. А вдруг свалят? Они за свой кусок пирога...

– Губернского пирога, – уточняю, я, прекрасно осознавая: если Константин Николаевич уроет в Киев, то его местных сторонников ждет нелегкая жизнь.

Начнут фирмы хлопать, уголовные дела заводить, быть может, и мне выпутываться придется. Нет, нельзя, чтобы такого хорошего губернатора обижали всякие проходимцы. Мне ни к чему вероятная война с ними, тут топором не отмахаешься, придется деньгами отбиваться. На деньги я плевать хотел, но чтоб какие-то нахалюги, осмелившиеся замахнуться на святое, в смысле господина губернатора, потом стали жировать за мой счет? Да никогда!

– Сережа, что ты предлагаешь?

– Есть одна идея, – голос Рябова стал чересчур безразличным. – А что, если документы, которые ты передал мне, каким-то образом попадут к губернатору?

Вот отчего Сережа бумажку прятал, о тревогах губернатора не поведал. Рябов решил одним выстрелом убить двух зайцев. И полковнику Нестеренко сделать жизнь приятнее, и генерала Вершигору не обидеть. Под видом помощи губернатору с нашей стороны. В таком случае, я оказался чересчур прижимистым, цена компромата, раздобытого честным ментом Саенко, куда выше.

Все равно – сплошные расходы. И спецхран оказался липой, и документы эти... Но, с другой стороны, сколько уйдет, если кто-то влезет в губернаторское кресло? И как' при этом умудриться сохранить видимость нейтралитета?

Развернув бумажку, торжественно врученную оберегавшим меня от дополнительных забот Рябовым, я проникновенным голосом отчеканил текст:

«СДЕЛАЙ СВОЙ ВЫБОР!

Голосуя за Аграрную партию, которая всецело поддерживает курс и политику Президента Украины, вы голосуете за продовольственное изобилие.

В партийных списках аграриев – кандидатов в народные депутаты Украины вы встретите знакомые имена выдающихся руководителей колхозов и совхозов, командиров сельскохозяйственного производства, которых не сломили рыночные отношения. Они не сдались и не сдадутся. Они накормят Украину так, как кормили советский народ. Никто не любит так землю, как ее любят партийцы-аграрии.

Они никогда и никому не отдадут землю даром!

В первую пятерку партийного списка Аграрной партии входит верный партиец, специалист своего дела, многолетний кормчий Южноморской области Константин Николаевич БАНБАН.

Награжденный многими орденами и медалями СССР за строительство развитого социализма, он с такими успехами строит независимую Украину, что удостоен ордена «За заслуги» из рук лично Леонида Даниловича Кучмы. За последние годы Южноморская область имеет такие показатели, которых не имела ни при какой власти. И ни при какой власти иметь не будет. Стараниями Константина Николаевича Банбана сельское хозяйство Южноморщины достигло таких успехов, которых только слепой не видит на прилавках продовольственных магазинов.

Такая партия – ест!

Голосуй! Иначе проиграешь...»

– Ну и какое отношение имеет этот опус... – начал я, однако Сережа безапелляционно заявил:

– Самое прямое. Пока ты лечился, появились новые призывы. Не по партийной линии.

– Челнок докладывал? Регулярно?

– Между прочим, ты сам говорил...

– Говорил-говорил... – несколько раздраженно комкаю документ исторической важности и, чтобы Рябов не сильно драл нос от признания заслуг, прикуриваю очередную сигарету.

Пахнув дымком в сторону, я заметил:

– Твой план нуждается в незначительной корректировке. Допустим, господин губернатор получил документы. Он, конечно, догадывается, откуда...

– И не только он. Можно подумать, его противники не узнают, кто лечился в Косятине. А все документы отсюда.

– Потому и последует переигровка. Жаль, конечно, что нельзя сделать приятное Вершигоре, но ради согласия в обществе приходится гасить личные амбиции.

– Да, ты погасишь, – пробурчал явно довольный Рябов. – Долго ждать придется.

– А потому, – позволяю себе роскошь не обращать внимания на демарш Сережи, – господин губернатор получит бумаги от твоего дружбана.

– Что, с ума сошел? – вызверился рано обрадовавшийся Рябов.

– Получит, – улыбаюсь я, – а куда он денется? Он ведь мечтал вжучить полковника Нестеренко. Свои погоны к телу ближе. При любой власти. У нас же менты вне политики.

Несмотря на мое предложение, которое пришлось Рябову не по вкусу, он сумел улыбнуться. Да у нас даже дети политикой занимаются, сами не ведая того. Спасибо дорогому губернатору, что он лично позаботился о подаче топлива в наш интернат! Благодарим мэра за дискотеку! Невольно вспоминается: «За детство счастливое наше спасибо, родная страна». Правда, в те времена я, в отличие от прочих, исключительно про себя пропагандировал стихи собственного изготовления: «Спасибо партии родной, что я пока еще живой!»

Уже в те годы нынешний господин губернатор активничал в рядах товарищей прорабов коммунистической стройки. Как после этого его не поддержать? Он ведь не ренегат и перерожденец, которых сейчас развелось великое множество вместе со вшами в общественном транспорте. Константин Николаевич до сих пор сохраняет преданность идеалам молодости и, кроме всего прочего, является моим постоянным клиентом.

В конце концов, кто, кроме него, сумел бы приобрести у меня старинный гарнитур из бриллиантов с алмазами? Эти веселые нищие, обзываемые «новыми», что ли? Да и демократы из старой гвардии до сих пор не врубились: красота спасет мир, им вместо картин и по-настоящему дорогих бриллиантов подавай дешевый коктейль на Канарах, дальше «мерса» фантазии не распространяются. И новых бизнесменов, этих комсомольских мальчиков, к тому же приучают. Те по инерции берут с них пример, всю жизнь только этим и занимались. Так что никому не позволю издеваться над человеком, который, сколько себя помню, столько и горит на благо людей, лишь бы ничего путного не делать. Прямо-таки пылает десятилетиями, не хуже легендарного Феникса, еще одной бессмертной птички.

– Всем будет хорошо, – окончательно расставляю точки над пресловутым «i». – Особенно нам. Если, конечно, мой нервный припадок получит свое продолжение. До окончания выборов, как ты того требуешь. Ну что, Сережа, пора собираться? Схожу в гости, рассчитаюсь с отработавшим свои деньги честным ментом, а завтра...

– Сегодня. Сегодня вечером уедем, – твердо говорит Рябов. – У тебя на все есть ответ. Даже противникам губернатора. Знаю, что задумал. Сейчас подвяжешь разгром преступной группировки к своему появлению в Косятине...

– Тем более, Вершигора в нем был крайне заинтересован, – напоминаю Сереже.

– Но разве это главное? – встает из кресла Рябов. – Нет. Подумаешь, сохранить равновесие в сложившейся ситуации. Предвыборной, конечно. Ты же считаешь: на это любой дурак способен. Зато помахать топориком...

– Не говоря уже – побывать в спецхране... – напоминаю Сереже и не без удовольствия добавляю: – Кстати, я ведь тебе говорил, что мне могут потребоваться твои конторские кореша...

– Прекрати! – чуть ли не в приказном порядке бросает Рябов. – Ты что, такой клубок навертеть хочешь, из которого никому нет выхода?

– Кроме нас!

– А нам с людьми работать. Не на необитаемом острове живем. Представляю себе, что начнет твориться! Грифон покоя не дает? Хочешь и его сюда пристегнуть? Думаешь, не понимаю... Да, менты и госбезопасность всегда не любили друг друга. Но не до такой степени, чтобы сцепиться тебе на радость. Не будет этого!

– Будет, Сережа. Они же вне политики. Как и армия.

– Что? – заметно перекосило Рябова.

– Успокойся, насчет армии у меня задумок пока не возникло. И вообще, Сережа, у нас сейчас другие проблемы.

Рябов схватил мой окурок, брошенный в пепельницу, и принялся гасить его с таким ожесточением, словно от этой успешной операции зависело дальнейшее существование фирмы.

– Проблемы? – переспросил Сережа. – Да ты эти проблемы на ровном месте создаешь. Даже сейчас.