Текст книги "Тень берсерка"

Автор книги: Валерий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Мои сладкие грезы, скорее всего, вызвала отменная водка, настоянная на горьких осиновых стружках. Вдобавок из недр памяти пришли воспоминания о девушке... как ее? Не помню, много их было, но место запомнилось навсегда, хоть минуло два десятка лет. Такая же деревня, раза в три поменьше, сеновал и она, чернобровая, сочась белизной пышного тела среди остро пахнущего зеленовато-коричневого разнотравья, прикрывала ладонью глаза, приговаривая: «Ой, не нужно», а в это время ее вторая рука настойчиво толкала вперед мои ритмично двигающиеся бедра...

– Будет хлеб, будет и песня! – вместе с цитатой отгоняю хмельное наваждение давно прожитого. – Дай вам Боже, хозяева, только здоровья, а все остальное мы купим за деньги.

Олег весьма активно поддержал добрый тост, хозяйка смотрела на меня с такой неподдельной нежностью, словно собиралась усыновить и даже поселить на своем дворе, не в свинарнике, конечно, но в качестве хорошо дойной коровы – это уж без сомнения. В конце концов, я ведь заглянул на огонек китайского фонаря в хлебосольную домину Саенко не для того, чтобы нажраться до двухтысячного года.

– Ну что, перекурим? – предложил майор и, предвидя согласие гостя, продолжил: – Пошли ко мне. В кабинет. У нас только там дымят. Дети все-таки...

В отличие от очень многих дам, контролирующих розничную торговлю собственным товаром, хозяйка почему-то не курила. Но если бы она и не была такой оригинальной, вряд ли составила нам компанию. Понимает, я пришел в гостеприимный дом вовсе не для того, чтобы отдать должное ее высокому кулинарному искусству.

Кабинет честного мента был забит книжными стеллажами по всему периметру от пола до потолка.

– Сам делал, – с гордостью сказал Олег. – Люблю книжки читать. Только вот, жалко, времени не всегда хватает.

Книжки здесь как на подбор, вкусы честного мента полностью совпадают с пристрастиями моего отпрыска. Красивые глянцевые обложки с четкими буквами, залитыми красной триадой, полуобнаженные красавицы, звероподобные мужики, ножи, револьверы, автоматы. Сказки современной эпохи вместо прежних героев-одиночек, всех этих доблестных добрыней никитичей и иванов-царевичей. Такое впечатление, что сказки новейших времен самые разные писатели строчат под одну копирку.

Герой каждой из них круче всех крутых. Это бывший афганец, гэбешник, спецназовец, проворачивающий дела, которые не под силу трем дивизиям. Ему нипочем противодействие криминальных структур, Федеральной службы безопасности, доблестной милиции и Центрального разведывательного управления, вместе взятых. Всех перемочит, переиграет и добьется поставленной цели. Так и хочется брать с него пример, только вот жизнь – не романы, если бы не всесторонняя поддержка, я бы давным-давно совершал свои трудовые подвиги исключительно в загробной жизни.

Интересно, что может привлекать в этих книгах майора Саенко, профессионал все-таки? Наверняка юмор. Читает и смеется. Правильно, я ведь не понаслышке знаю: в отличие от прочих зрителей, все эти «Огарева, 6» и «Сержант милиции» менты расценивали исключительно в качестве комедий.

– Хорошая библиотека, Олег, – извлекаю из кармана «Пэлл-Мэлл» и на ощупь достаю сигарету, прижатую к правой боковой стенке пачки. – А стеллажи – просто на загляденье. Ты что, столярничал в свое время?

– Да нет, – пыхнул дымком честный мент, положив на письменный стол пачку «Мальборо», обезображенную акцизной маркой. – Я же деревенский. Ты не обижайся. Вы, городские, к жизни мало приспособлены. Потому что вам легко. Это сейчас какой-никакой сервис. А раньше? Зажигалка сломалась – ты в мастерскую идешь. А мне ее за пятьдесят верст везти? Или машина... Мы все умеем своими руками, с детства обучены. И сейчас, между прочим, тоже.

– Так ты же говоришь, сервис...

– Что сервис? – несколько сердито перебил меня Саенко. – А гроши? Это у вас в городе еще как-то заработать можно. Здесь все сидят без денег, говорю ж – вам легче.

Я чуть не прослезился, почувствовав правоту майора. Действительно, мы, городские, плохо приспособлены к жизни. Чего я стою без умения собственноручно отремонтировать зажигалку? Тем более, мои зажигалки почему-то не ломаются. А деревенским тяжелее, это точно. Вон сколько лет грозятся раз и навсегда накормить страну, но вместо этого ударились в самообслуживание по части изготовления стеллажей и ремонта автотранспорта. Если бы не такие, как я, из всех продуктов питания в городских, да и косятинских магазинах преобладали оцинкованные выварки, как лет шесть назад. Так разве городские плохо к жизни приспособлены? За пару лет завалили страну жратвой по маковку. И не только жратвой. Не решавшуюся десятилетиями проблему дефицита всего и вся, от шампуня до автомобиля, уничтожили играючи...

Хмель стремительно улетучивался из головы, а потому было впору приступить к основной части визита.

– Да, с деньгами на периферии трудновато, – соглашаюсь с хозяином отстроенного на трудовые доходы двухэтажного, шестисотметрового, на глаз, домика. – Но мы, городские, всегда помогали, как могли. Инженеров, докторов наук, студентов, солдат миллионами в колхозы посылали. А сейчас? Никакой помощи. Только взаимовыгодное сотрудничество.

Достав из бокового кармана конверт, я положил его на письменный стол рядом с пачкой «Мальборо» и сказал:

– Спасибо, Олег.

– Да перестань, – несколько смущаясь, ответил честный мент. – И вообще... Ты же и так ни в чем не виноват. Я знаю!

– Слушай, Олег, давай лучше вздрогнем за это дело с помощью твоей осины. Понравилась, ничего вкуснее не пил.

Майор смотался за бутылкой. Конечно, в своей жизни доводилось пить кое-что получше его водки, но стало не по душе возможное развитие темы благодарности. Майор и без того чувствует себя неловко. Иди знай, может, считает – рекомендовавший его генерал неверно поймет, если узнает о конкретном выражении моей благодарности за непредвзятое расследование уголовного дела. К тому же выпить действительно нужно. Тогда, быть может, и возникнет обратная связь. Майор Саенко, сам того не ведая, поможет генералу. А степень благодарности Вершигоры никогда не имела денежного эквивалента, у нас другие взаимоотношения. Только, чувствую, на этот раз генерал может так обрадоваться, что впору ждать от него абсолютно ненужной взаимности.

Мы играючи распили бутылку водки, и майор Саенко стал податливее глины в руках опытного скульптора. Водка лишь слегка подействовала на меня, позволяя четко оценивать ситуацию, вести разговор трезво и взвешенно.

– Слушай, Олег, – как бы невзначай спрашиваю, прикуривая очередную сигарету. – Кто же убил Усенко?

– Согласно оперативным данным... – подозрительно покосился на дверь майор. – Только тихо... Разборка в бригаде. Эти... контингенты, а тебя... Чего они тебя хотели замазать? Чтоб отвести... От себя. Понимаешь?

– А стукачок ваш зачем на пулю нарвался?

Олег одарил меня тяжелым взглядом изрядно помутневших глаз и доверительно поведал:

– Он же видел, кто... Или сам Усенку зачистил, а потом – бах! Нет свидетеля. Нет исполнителя. Ничего нет... И не будет! А они... В показаниях значится! С тобой хотели... разобраться. Но потом поняли – ты чистый. Перед ними...

– Кем именно?

– Контингенты! Наши тоже... Паскуды! Днем в форме, а вечером... Контингенты. Думают, охраняют... так все чисто. Ни хрена! Гроши у них берут. Значит, замазаны. Суки! У хлопцев дети, а они зарплату... Вдвое срезали! Так и то не дают. По три месяца. Вот и приходится хлопцам... А куда деваться? Дети же, поневоле ссучишься.

– Но ты же не ссучился! – выдаю комплимент честному менту без всяких намеков на плотный конверт, лежащий на столе. В самом деле, это ведь не бандитские деньги за покровительство грязным делам – не более чем благодарность от добропорядочного гражданина, к тому же генеральского приятеля. Вдобавок чистого во всех отношениях: ведь не кто-нибудь, а сам майор Саенко пробивал меня через «Тарантул», а уж если там нет на меня никакого компромата, значит, его просто не может быть.

– Я – нет! – твердо сказал майор, слегка пошатнувшись вместе со стулом. – Не ссучился! Хотя... Это Валя... Если б не жинка, может... Кто знает. А так она гроши молотит. Иначе – труба. Когда дети голодные, черту душу закладешь! Черт далеко, нет его... А контингент? Везде одни бригадные. Тихо! Я тебе скажу – гадость все, рыгать хочется...

– Так сходи облегчись, – проявляю кое-какие врачебные познания.

– Ты думаешь, я совсем? Нет, это не водка... Это я говорю! Мне по-другому хочется. В переносном смысле.

– Чего так? Ты же честный человек!

– Потому и хочется, – упрямо повторил Саенко. – Служу... Кому? Чему? Борюсь с контингентом... Зачем? Программа «Чистые руки»! Борьба с преступностью! Все! Как один! Хер! Мыла не хватит. Брехня все это... Хочешь скажу?

– Скажи.

– Ладно. Только тебе. Ты парень грамотный. Слушай... Тихо! Преступность – это не просто так. Это условие. Существования всего государства. Если ее изничтожить... Думаешь, нельзя? На тебе дулю! Во, видел? Можно! Но нельзя... Все рухнет. Противно понимать... И делать вид. Моя работа! Сраку вытирать этой работой...

– А чего на пенсию не пойдешь? Выслуги хватает, сам говоришь, Валя...

– Во, Валя... Я же мужик! Тоже противно. Буду с детьми? На ее шее? А так... Хоть хожу туда. Без копейки денег, но при деле... Зачем хожу, куда хожу...

– А вот ваш Нестеренко пошел на повышение, – придаю разговору нужную тональность.

– Говно – оно всегда... наверху плавает, – дал характеристику своему бывшему руководству честный мент. – Такой дурень... Между нами... Он сам себе честь отдавал. Перед зеркалом. Повышение! Если бы этот... Как его? Ну, за министром портфель таскает... Они вместе служили. В патрульной роте! И жинка его... Сучка! Только тихо... Хоть сучка, а троюродная сестра. Понимаешь?

– Теперь ясно, этот Нестеренко – самовлюбленный дебил, мышление, как у гориллы, только мундир позорит, – не колеблясь, выдаю характеристику полковника, с которым не только не общался, в глаза не видел, но тем не менее попадаю в десятку.

– Точно! – чуть ли не с восхищением посмотрел на меня хозяин дома. – Кто умел работать, он поразгонял... Я начальник – ты дурак! А у моей свиньи мозгов больше! В жопе больше, чем в его... Не, не в голове. Баняк у него вместо головы. Тихо! Он вместе с... Представляешь? Мы месяцами без зарплаты, а они деньги... Прокручивали! Шесть месяцев! Этого – под следствие, а второго – на повышение... Понял?!

– Понял, как не понять? Обычная схема, не больше того. Слушай, майор, нравишься ты мне, я б тебя к себе начальником охраны взял...

– Не, – не согласился с предложением Саенко, словно понимал: в качестве начальника охраны он мне нужен, как полковник Нестеренко генералу Вершигоре в должности командира южноморских ментов. – У меня все тут... А Валя? Думаешь, не понимаю? Это тут она – королева. А там? Там ей ничего не светит. Я бы поехал... Но она? Ты не думай, что деньги... Хотя они тоже. Но Валя! Говорит, когда стала разворачиваться... Впервые в жизни себя почувствовала человеком! Вот как.

– Правильно твоя хозяйка мыслит, – легко соглашаюсь с Олегом, – только состоятельный человек может быть по-настоящему свободным. И ты молодец, не то что гадючий Нестеренко. Этому жополизу козу пристроить – цены бы не было...

Майор Саенко пристально уставился на меня своими отходящими от пьяной мути глазами и совершенно справедливо упрекнул:

– Не скажи! У каждого вопроса бывает своя цена.

– Ты снова прав. Удивляюсь, зачем тебе, умному мужику, этот мундир? Ты мне помог, я тебе тоже хочу помочь. Не хочешь ко мне – не нужно. Можешь заработать здесь. И идти на пенсию. Денег будет столько...

– Это ты хочешь Нестеренко? Я ему... Такому и бесплатно можно. В виде морального удовлетворения! Только тихо.

– Ну да, насчет тихо, не спорю, а вот бесплатно... Ты же мужик. Настоящий! Заработаешь денег, Вале поможешь. Представляешь, как она раскрутится, если инвестировать в ее хозяйство...

После этих слов обмякший майор принял на стуле более напряженную позу.

– ...пятьдесят тысяч долларов! – ударяю его неслыханной со времен основания Косятина суммой.

Саенко смотрел на меня почти трезвым взглядом, в котором смешивались в тревожный коктейль недоверие и опаска.

– Убить его хочешь? – чуть ли не брезгливо спросил Олег.

– Ну как ты мог такое подумать? – возмущаюсь крайне бестактному вопросу. – Разве я бы тебе такое предложил?

Действительно, тоже еще проблема. Когда возник вопрос об устранении нашего прокурора, я не стал загружать дополнительной работой и без того заваленный предложениями немногочисленный контингент профессиональных киллеров. Именно профессиональных, а не тех пацанов, которые ради избавления от долгов готовы отправить на тот свет кого скажут. При этом, как правило, они попадаются, что положительно влияет на процент раскрываемости заказных убийств.

Подобные преступления раскрываются по горячим следам, убийца пойман, ну а кто заказывал покойничка, как говорится, дело десятое. Главное – справедливость восторжествовала, общественное мнение угомонилось, возмездие неминуемо... Интересно, как это может быть при наложенном моратории на расстрелы? Так ведь я прокурора грохнул, когда новомодного моратория в природе не существовало. Справился не хуже настоящего профессионала-убийцы. Нужно, в конце концов, поддерживать общефизическую норму, тем более, в нормальном обществе нашего прокурора можно было бы минимум раз пять казнить. По справедливому приговору суда присяжных как организатора нескольких убийств, не считая более мелких грехов в виде взяток.

Он сам за гораздо меньшие суммы расстрела требовал.

Ну и напоролся на то, за что боролся, туда ему и дорога. Не ехал бы на меня – до сих пор бы в прокурорах ходил, взятки брал, людей сажал, замороженной высшей меры требовал, а также отдавал устные приказы о приведении в исполнение неугодных. Ему бы сейчас, как и прочим людям, этот мораторий поперек горла встал. Ведь прежде кое-кого можно было бы через суд замочить, не так, как одного деятеля на его собственной даче. Тот своим языком длинным только решил пополоскать, как гости на дачку заявились. После их визита длинный язык хозяина до пола свисал, покойный прокурор лично расследовал результаты своего указания и пришел к выводу: хотя на трупе нет пятнадцати ножевых ран, все равно – типичное самоубийство...

– А чего ты хочешь? – в этом вопросе я наконец-то дождался конкретного ответа майора Саенко. Долго он думал, прежде чем принять решение. Нет, не хмель тому причина, а возможный выход на пенсию и окончательное счастье любимой женушки. Да с такими деньгами она под себя не то что Косятин – близлежащую Петровку и ту подгребет.

– Требуется мне, Олег, одно. Обосрать Нестеренко. Сам говоришь – говно. Пускай говно в говне сидит, а не орлом в облаках летает.

– Вот чего ты здесь, – догадался майор Саенко, окончательно связывая мое предложение с заинтересованностью Вершигоры.

– А ты думал! – весело откликаюсь, гася окурок в пепельнице.

Действительно, смешно. Можно подумать, у меня нет других задач, кроме как помогать Вершигоре. Но если Олег и подобное рассуждение взял в качестве аргумента, дабы согласиться со щекотливым предложением, скромный человек вроде меня возражать не будет.

Правильно, не след господину генералу самолично обращаться к менту, некогда повстречавшемуся на его длинной служебной дистанции. Тем более, сегодня между майором Саенко и генералом Вершигорой дистанция куда больше. Вот и заявился я. Естественно, в качестве заинтересованного лица, готового платить, причем здесь генерал? Ни при чем. При всем при том, Саенко может продолжать считать себя честным ментом. Разве он будет способствовать уничтожению репутации хорошего человека, а не полковника Нестеренко, которому сам дал весьма распространенную в нашей стране характеристику? Ну а то, что я, как всегда, решаю сразу несколько задач – так это ничего особенного, обычный стиль работы.

– Чего от меня требуется? – спросил майор.

– Буквально несколько архивных документов. Скажем, рапорта, подписанные Нестеренко по итогам работы разведывательно-аналитической информационно-поисковой...

– Постой, – перебил меня честный мент. – Это же документы... Они все под грифом «Секретно».

– Да, но, понимаешь, иначе нам этого говнюка не прищучить. Да и обычный рапорт об изъятии самогонного аппарата на пятьдесят тысяч не тянет при всей моей симпатии к тебе и Вале. Жинка у тебя просто чудо, мне бы такую.

– Так ты же женат! – почти трезвым голосом сказал Олег и хлопнул меня ладонью по коленке.

– Вот именно! – выношу сам себе глубокие соболезнования.

– Не знаю... Получится ли? – с надеждой посмотрел на меня майор, словно дожидаясь, как, подскочив со стула, я начну торжественно обещать шарить по всяким хранилищам вместе с ним. Зачем? Каждый сам зарабатывает свой хлеб, у меня забот по поводу другого хранилища хватает.

– Попробуй, должно получиться. Ты ведь парень умный, – говорю я и достаю из кармана свернутые в тугую трубку, перехваченные резинкой банкноты зеленого цвета.

Сорвав резинку, рассыпаю на столе перед честным ментом двести пятьдесят стодолларовых купюр. Это один из моих старых трюков, безотказно действующих на подавляющее большинство людей. Ну предложи, к примеру, миллион, реакция многих будет сдержанной. Слова, кто ими сейчас не сыплет; даже ко мне, еще ни разу в своей трудовой биографии не нарушившему слова, отношение останется... ну, скажем, теплым. Однако когда требуется не эта теплота расположения к собеседнику, а горячее желание приступить к работе немедленно, вместо призрачного миллиона лучше предъявить реальные несколько тысяч, и подобный пейзаж подействует куда надежнее любых слов. Мне в этом приходилось убеждаться не раз. И не два.

– Здесь двадцать пять тысяч, – глухо сказал я. – Аванс. Остальные – после окончания работы. Только прошу тебя, не тяни. Времени мало. Я и так здесь задержался, а дома полно дел. Да и, сам понимаешь, эти документы нужны другим людям.

Взгляд честного мента прикипел к купюрам, как будто они были намазаны японским суперцементом. Он уже не думает о сложности моей просьбы, а прикидывает, как порадует Валю. Того глядишь, кроме Петровки хозяйкины лотки смогут развернуться на бескрайних просторах лежащей по соседству Ивановки. И пойдет небывало крутой бизнес, только держись, успевай пальцы слюнявить, подсчитывая навар. Если Валя так радовалась появлению вместе с гостем трех тысяч долларов, то от такой суммы, боюсь, она от избытка чувств станет в меня целиком корову запихивать, приготовив на закуску стадо копченых свиней.

– Попытка не пытка! – уговорил сам себя Саенко. – Только, если не получится, ты не обижайся.

– Получится, —твердо сказал я. —Что бы у такого мужика, как ты, не получилось? Не поверю. И никто не поверит. А обижаться... Знаешь, у одного моего знакомого, тоже из органов, есть любимая поговорка: «На обиженных воду возят».

– Твой знакомый... Он, часом, не генерал? – с лукавинкой спросил майор.

– Генерал-полковник, – уточнил я. – С твоим министром работает. Только портфель за ним не носит. Не повезло человеку, можно сказать.

Майор Саенко рассмеялся. Не было в его смехе обычной пьяной придури хорошо поддатого мужика, хотя качнулся честный мент, провожая меня до двери, но умеет он быстро отходить от водки, не хуже гостя. По крайней мере, пусть в органах не довелось служить, все равно закалка при употреблении у меня соответствующая.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Впервые за время пребывания в Косятине я на полную катушку использовал блага цивилизации. Нужно все-таки уметь радоваться жизни и ловить момент, пока это возможно. Вот отчего с началом плановой подачи электроэнергии включаю «Электрон» и терпеливо жду, пока он нагреется, надеясь, что это произойдет до очередного отключения электричества.

После ужина, которым откармливала до заворота кишок бизнес-вумен Валя, ни о каком полноценном отдыхе не может быть и речи. Заснуть на чересчур плотный желудок – подобный подвиг явно не по моим силам. Вот отчего пришлось убивать время, наслаждаясь роскошной юмористической передачей.

Нет, это не «Розыгрыш», регулярно скакавший по сетке дециметровых каналов Южноморска, как ворона по гнезду. В Косятине нравы простые, в том числе и в вопросах развития телевидения. Щелкай переключателем «Электрона» хоть до посинения – весь выбор ограничивается двумя программами. В творческом соревновании между юмористической передачей и интервью с мужиком, чья морда еле умещалась на экране телевизора, с моей точки зрения, победил юмор. Мужика показывали чересчур крупным планом, у меня сразу стали возникать кое-какие ассоциации благодаря слегка постанывающему желудку. Уж очень его ряха напоминала главное украшение одного из блюд за недавним ужином, правда, без нарезанного лимончика у пятачка, но все-таки.

Совсем другое дело – вторая программа. Вот что значит возможность выбора. Только переключил, два слова услышал – и расхохотался сильнее дурака на поминках.

Когда-то королями смеха на Украине по праву считались Тарапунька и Штепсель. Тарапунька умер, Штепсель-Березин, подобно многим одесситам, перебрался на историческую родину поближе к Мертвому морю. Но незаменимых у нас никогда не было, а уж свято место пустым – тем более. Вон их сколько, юмористов новой формации, такое выдают, только держись за спинку кровати, чтоб не удариться туго набитым пузом о пол во время приступа гомерического смеха.

Когда завершился монолог депутата от Аграрной партии Головачева, аж слезы на глазах проступили. У меня, понятное дело. Не потому как приходится вместе с этим законодателем усиленно страдать за нелегкую долю народа, а от безудержного приступа хохота. Смех вполне оправдан, это естественная реакция, помогающая слегка снизить эмоциональную нагрузку, возникшую во время пребывания в Косятине.

Одно радует, у агрария Головачева, видавшего косилку во времена розового детства, тоже забот хватает. Впереди выборы, значит, требуется брякнуть нечто такое, что врежется в память избирателей сильнее прочих пустых обещаний. Тогда можно надеяться на очередной срок в стенах Верховного Совета. Без него Головачеву – труба, партиец только заседать умеет, заставь этого агрария вскопать огород – и он скончается в страшных судорогах.

Остальные ряженые телешоу дружно поддержали коллегу и приняли обращение к парламентам Великобритании, Канады, Кипра, США, Германии и Швейцарии с просьбой содействовать в выяснении: кто из сограждан депутатов имеет счета в иностранных банках. И не просто счета, конкретные суммы тоже интересуют.

Конечно, на среднестатистического избирателя это может подействовать. Он-то рассуждает просто: молодцы, народные избранники, вовсю сражаются с коррупцией, только благодаря им можно будет опять все отнять и снова поделить. Вот кого надо выбирать в парламент еще раз, черт с ними, невыплаченными зарплатами, авось старым депутатам на новом сроке удастся раскрутить заграничных коллег. Тогда наступит райская жизнь, потому что работать, как всегда, не самое главное, и без того деньги будут.

Головачев, и с моей точки зрения, вполне достоин очередного срока. В смысле в стенах Верховного Совета. Оттого как является ярким носителем идей своих избирателей, и даже по внешнему виду этот господин – вылитый товарищ Шариков. В нормальной стране пределом мечтаний такого было бы заведовать собачьей «будкой». Еще бы, выступи Головачев с подобным предложением в парламенте какого-то Кипра, коллеги окончательно бы поняли: дебилы тоже имеют право громкого голоса не только во время курса лечения. Зато наши депутаты поддержали бредовую идею Головачева овацией, лишний раз говорящей об умственных способностях тех, кто выбирал достойных себя законодателей.

Лично я никогда на выборы не ходил. Оттого как был за безопасный секс еще в те времена, когда многие вообще не знали, что это такое. Так что пусть парламентарии сношают мозги кому-то другому. Откровенно говоря, я иногда рискую, как было во время встречи с Красной Шапочкой, но не до такой же степени, чтобы обращать внимание на опровергающие друг друга планы процветания страны.

Представляю, какой хохот подымется в Германиях-Штатах после того, как их конгрессмены прочитают обращение этих, с позволения сказать, законодателей, куда там моему, хотя в животе уже проявились колики. Наши клоуны даже не имеют элементарного представления о функционировании нормального общества. Да любой банковский клерк после такого обращения не без веского основания потребовал бы отправить парламент на медицинское освидетельствование. Ах да, забыл, медкомиссию наши парламентарии не проходят, в отличие от автомобилистов. И правильно, страной рулить куда менее ответственно, жизнь это постоянно доказывает.

Кажется, я сейчас не выдержу, уморили, одно слово. Теперь, после проявления маразма на международной арене, заграница нам точно должна помочь. Насчет банков сомневаться не приходится, зато на гуманитарную помощь вполне можно рассчитывать. В виде пилюлек, которыми больных на голову пользуют.

Чтобы не разделить судьбу Будяка, пришлось выключить телевизор. Спасибо, ребята, а еще говорят от вас толку нет. Развеселили – дальше некуда. Правда, все могло быть чуть-чуть смешнее, расширь депутат Головачев географию обращения. Чего это они на шести странах зациклились? Вот предложил бы наш выдающийся аграрий обратиться к парламенту, скажем, Испании, где у этого деятеля имеется счет в банке. Так нет. Видимо, Головачев – суеверный или вправду дурень, каким прикидывается, опасается: вдруг их парламенты возьмут пример с нашего, потопают по неизведанному нормальным обществом пути? А чего нет? Все-таки существует крохотная вероятность, что какой-то конгресс-фриц предложит откликнуться на призыв заграницы о несанкционированном шмоне по банкам. Тогда у него впереди два варианта продолжения карьеры: или в их дурдоме, или в нашем парламенте.

Если бы я тоже сошел с ума и сходил на выборы, то голосовал бы за Головачева, не раздумывая, подобно другим избирателям. Только шизаться мне рано, несмотря на материнскую заботу родины, а значит, в отличие от других не требуется бежать к урнам, в том числе избирательным. По мне кого в этот парламент ни избери, его уровень мышления и пустозвонские обещания вполне устраивают. И не только меня. Пусть в политику прется тот, кто не способен на большее. Естественно, за исключением людей, которым в прямом смысле слова позарез требуется депутатская неприкосновенность. Отмени такую привилегию, и число зарегистрированных кандидатов поредеет, словно после штыковой атаки. Быть может, и генерал Вершигора не горел бы желанием пополнить своей особой депутатский корпус. Он не тот независимый депутат-юрист от Южноморска, который за три штуки баксов читает с трибуны, что ему напишут на бумажке.

После чересчур плотного ужина и бурной эмоциональной разрядки стоило ожидать тяжких сновидений. Но этого не случилось. Легок и весел был мой сон, светлый, как вера в будущее, и радостный по поводу небывалого подъема уровня жизни общества. Словно наяву увидел, как мы гордо отказываемся от кредитов из-за бугра, раз и навсегда прекратив инвестировать мощными и тайными вкладами высокоразвитые страны. Разные люди снились, в том числе лично я, ответивший дулей на предложение заокеанского правительства осчастливить его, приняв американское гражданство.

У советских – собственная гордость, и на буржуев я посматривал свысока. Да, у меня крутится в вашей стране определенная сумма, позволившая создать рабочие места, и плевать я хотел на это гражданство не потому, что обладаю паспортом гражданина Англии, где тоже кое-что имеется. Да вы, шаромыжники американские, готовы предоставить гражданство тому, кто в ваш банк положит один-единственный миллион. Выходит, меня нужно сразу в конгресс! И введите по такому поводу у себя депутатскую неприкосновенность. Иначе не соглашусь, хоть единолично и создал вам больше пятисот рабочих мест.

Не понимают тупоголовые, отчего мы вышли в лидеры мирового сообщества. Все благодаря этой самой неприкосновенности. С тех пор, как вышло очередное дополнение к законам о выборах. Никакой борьбы за кресло в парламенте, оттого как у нас эти места самые что ни на есть рабочие, и мы первыми в мире догадались их создать, все двести пятьдесят тысяч.

Правда, в парламенте по-прежнему заседает человек триста, но не это главное, а закон. Кто хочет пусть как всегда платит, но официально, прямиком в доходную часть бюджета. Исключительно ту сумму, которую собирается потратить во время предвыборной кампании на плакаты, листовки, эфирное время, электорат, рекламные ролики, собственную команду и прочая, вплоть до разных избиркомов. Такая сумма получилась! В один год с долгами расплевались и зажили счастливо. А потому было решено проводить запись в депутаты раз в два года для окончательного прорыва в экономические лидеры планеты. Нет, не зря мы выбрали свой и только свой путь процветания, придя в конце концов к тому, до чего ваши азиатские тигры и европейские союзы никогда бы не додумались.

Вот почему наши пенсионеры перестали помирать от социальной защиты и прут отдыхать за границу толпами, не такими малочисленными, как ваши. А места стариков на паперти и у наполненных невиданным изобилием мусорных баков заняли чиновники. Кто ж им будет давать взятки при таком-то числе народных избранников? Депутаты теперь сами себе чего хочешь разрешают, интересы чиновников совсем не хотят учитывать.

Мусорные баки – они больше для порядка; и без помоек есть пункты раздачи материальных благ, но не для приговоренных чиновников. Они просто обязаны ковыряться в баках, чтобы максимально ощутить реальную отдачу от заботы о стране.

На одном из таких баков я увидел крылатую тварь с огромными когтями, зорко следящую за тем, чтобы никто из посторонних не смел приблизиться к этой новоявленной сокровищнице гипербореев. Теперь, в отличие от прочих граждан, только их из страны и не выпускают. Так что вместо украденных миллиардов, спрятанных за рубежом, приходится довольствоваться старинными привилегиями в виде персональных пенсий. Да и то эти тридцать долларов выплачивают столь регулярно, чтобы гипербореи почаще наведывались к бакам для прокорма. На каждом шагу стоят баки; страна-то донельзя богатая, к тому же аппетиты ковыряющихся в них известны с незапамятных времен, а ставшие почти декоративными фигуры грифонов помогают еще больше иссыхать от любви к родине, вызывая чувство ностальгии...

После приятных сновидений пришлось чистить зубы с утроенной энергией. У меня сложилось твердое убеждение: минувшей ночью какой-то гнусный собрат Педрилы тайком просочился в номер и отлил прямо в рот, приоткрытый от избытка чувств по поводу невиданного подъема жизненного уровня общества. А быть может, это эффект от употребления водки, настоянной на осиновых стружках, или неподдельная горечь из-за возвращения к реальности? И тер я зубы с таким ожесточением, словно намеревался вместе с гнусным запахом уничтожить собственную эмаль.