Текст книги "Корабль умников"

Автор книги: Валерий Гвоздей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава тринадцатая. НАСТОЯЩАЯ МУЖСКАЯ ВЕЧЕРИНКА

«Выпить на планете Грамм было негде. И нечего. Сухой закон. Такой сухой, что даже банка пива могла обернуться для нарушителя пожизненным заключением. Последних самогонщиков тут вывели триста лет назад, когда население Грамма насчитывало около пятисот человек.

Планета закоренелых трезвенников. Рехнуться можно.

Однако с местными традициями принято считаться. Всяческую дурь нужно было оставлять на орбите. И проходить контроль на наличие алкоголя в крови. Или еще чего.

Тому, кто пытался обойти антиалкогольный закон, грозили чудовищные санкции, в числе прочего – лишение визы, на веки вечные. И ему, и компании–грузополучателю. Зачем такие строгости, никто не знал. Закон не комментировался. Ну и все, кто летал сюда по долгу службы, молча, скрежеща зубами, сносили это издевательство.

А спрашивается – почему? Грамминий… Редчайший природный минерал. Основа супертехнологий и все такое…

Во время полета – сухой закон. И на «берегу» – сухой закон. Три дня в увольнении, твердая почва под ногами и – ни грамма! Грамм называется…

Думаю, что и в этот раз мы бы стерпели. Не впервой. Но случилась у нашего капитана заминка с документацией. Запрос туда, запрос сюда… Бюрократия… И пока сигнал дойдет… Обычные три дня под разгрузкой–погрузкой обернулись двумя неделями. Вот так.

Мы всюду ходили вдвоем, я и мой одноклассник, а ныне еще и напарник, вахтенный бортинженер Дионис Грецки.

В гостинице мы взяли номер на двоих, подешевле. И почти не вылезали из него, пялясь в экран. Поскольку этот чертов Грамм был у нас в печенках.

На исходе шестых суток два старых космических волка – затосковали.

– В основе любой традиции лежит предрассудок, – изрек вахтенный бортинженер, занимавший в пространстве горизонтальное положение.

Более часа он пребывал в состоянии мрачной задумчивости. Сказанное, видимо, являлось конечным продуктом его размышлений.

– И, как правило, очень вредный предрассудок, – отозвался я, также занимая в пространстве горизонтальное положение.

Я догадывался, что имеет в виду мой напарник. Но я понятия не имел, насколько решительно он настроен.

Лишь когда я увидел в его руках тонкую металлическую трубку, изогнутую змеей, до меня дошло окончательно: мой товарищ готов бросить вызов местным предрассудкам.

В его глазах горел огонь.

Мы встретились с ним взглядами.

И поняли друг друга без слов.

Этот миг решил нашу судьбу.

Н–да…

Предоставив бортинженеру с увлечением решать технические проблемы, я устремился на улицу, чтобы купить в магазинах сырье. Действовать приходилось крайне осторожно. Поскольку на Грамме даже слова «я пьян от любви» считались крамолой.

Не стану описывать то нетерпение, с которым я и мой напарник ходили вокруг аппарата. И как принюхивались. Как глотали слюну. Как дрожали руки Диониса, когда он наливал по первой.

Вряд ли это был самый лучший напиток в моей жизни, однако мне он показался лучшим. Вахтенному бортинженеру – тоже.

Нагрузились мы с ним быстро и основательно. Внутри стало тепло, уютно.

Я включил музыку на полную громкость.

Все немного покачивалось.

Как давно же мы не испытывали этого райского состояния!

Блаженство мягко вошло в наши сердца. А вслед за ним – благодушие.

В этот момент я остро почувствовал, до чего же славный парень Ди Грецки и до чего же я его уважаю.

Мне захотелось выяснить, а уважает ли он меня. Было бы очень приятно узнать, что наше уважение – взаимно.

Я открыл рот, чтобы задать напарнику сакраментальный вопрос, но тут в нашу дверь постучали.

– Кто бы это мог быть? – пробормотал я, вылезая из кресла.

– Может, ребята? – предположил Ди. – У них ведь нюх на выпивку – сам знаешь.

И он оказался прав.

Едва не сбив меня с ног, в номер, горя нетерпением, ввалились трое из экипажа нашего грузовика.

В комнате стоял запах винокуренного завода. Он подействовал на гостей вдохновляющим образом. С этой минуты еще трое борцов с предрассудками деятельно включались в работу. И очень скоро они шли голова к голове с нами.

Заплыв разворачивался.

Это была настоящая мужская вечеринка, в которой цель – ничто, движение – все.

И радостные лица друзей, таких уважаемых, слились для меня скоро в сплошной хоровод. А потом я увидел карусель. Шум стоял невообразимый. Говорили все сразу и – не жалея глоток.

Я прилег на кровать. Мне показалось, что я лечу то ли на русских горках, то ли – на американских. Встряхнув головой, я обнаружил себя в исходной позиции. Но что–то изменилось. Да, изменилось. Если раньше только пол игриво покачивался под ногами, то теперь и моя кровать решила проявить норов, попытавшись выскочить из–под меня.

Я натянул поводья и строго прикрикнул на нее.

То же проделал со своей кроватью бортинженер, для чего, из чувства солидарности, прилег на нее.

– Вот–вот! – поддержал нас вахтенный штурман. – Потакать им нельзя!

Он встал с кресла и шагнул ко мне, желая развить эту мысль более широко. Однако свалился по дороге. И остался лежать на полу, разнообразя нашу беседу могущими всхрапами. Его кресло – ожило и принялось скакать по комнате, словно желая помять копытами своего недавнего седока.

Всем это показалось недопустимой вольностью.

– Но–но! – грозно воскликнул мой напарник и погрозил креслу пальцем.

Приструнить расшалившееся кресло ему не удалось.

Зараза анархии начала стремительно распространяться на другие предметы обстановки.

Вдруг отделился от стены и запрыгал стол.

Зазвенела, разбиваясь, слетевшая посуда.

Открылись, захлопали дверцы шкафа. Со стены упала огромная репродукция невнятного содержания.

Закачалась под потолком люстра.

И даже стулья под двумя нашими гостями явно желали присоединиться к безобразию.

Мне показалось, что здание гостиницы тоже слегка подпрыгивает.

– Землетрясение? – хохотнул бортинженер.

Я попытался сфокусировать взгляд на противоположной стене. За этим занятием меня и застали дюжие ребята в полицейской форме. Однако принять участие в нашем веселье они отказались категорически.

И все способы экстренного протрезвления, известные человечеству, самым жестоким и гнусным образом были применены к передовому отряду борцов с предрассудками. Ничего гаже мне испытывать не доводилось.

Н–да.

Ну а потом… Одиночная камера следственного изолятора. Допросы. Очные ставки. Ярость капитана…

Только во время суда мы узнали, почему на этой планете царит сухой закон.

Грамм очень слаб на выпивку. Стоит кому–то приложиться к рюмочке – и поле Грамма вступает в резонанс с мозгами счастливчика. Грамм, окосев, начинает выкидывать коленца. Все это как–то связано с грамминием.

Я не запомнил, какие разрушения вызвала наша вечеринка. Но слова о том, что Грамм в поддатом состоянии может вообще сойти с орбиты, произвели на меня впечатление.

Трудно поверить в такое. Но во время процесса выступали разные ученые консультанты, чертили схемы, графики, приводили статистику…

Я сказал, что не нарушил бы главный закон Грамма, если бы знал суть. Почему истинные причины сухого закона держат в тайне?

– Это – закрытая информация, – ответил судья, трезвенник в двенадцатом поколении.

Секреты. Вечные секреты.

Местное руководство опасалось, что кто–нибудь использует алкогольный фактор, чтобы дестабилизировать планету и прибрать к рукам залежи грамминия.

Судья в напутственном слове нам сказал, что теперь у нас достаточно времени для раскаяния.

Да уж.

Я попросил не сажать меня в одну камеру с бортинженером. Срок–то у нас пожизненный, все так. Но если мы будем вместе, один из нас этот срок может не досидеть.

А казалось бы…»

Ники улыбнулся и кивнул Мэй, поблагодарив ее за экскурс в сознание беглеца.

Его предположение о летном прошлом Ахиллеса оказалось правильным. А его преступление – в самом деле не таким уж страшным.

Лу вызвался проводить гостя в каюту и помочь устроиться, подобрать ему одежду.

Ники не возражал. Ковак будет под надежным присмотром.

Едва они ушли, Чолич подсел ко второму пилоту:

– Ну, что показало вскрытие?

– История странная, конечно. Однако все достаточно безобидно. Он сидел за пьянку. Даже – без мордобоя. Имя, кажется, настоящее.

– Ты серьезно?..

– Мэй – не ошибается. Ну, видишь, как это полезно для дела? «Власть над людьми… Негодник…» Зря ты меня так.

– Смотря кто пользуется властью. И для общего дела, или только для себя. Может, нам выбросить челнок за борт? Я побывал в нем, ничего страшного не увидел. Но все–таки – чужая собственность. Мало у нас проблем?

– Давай лучше не будем суетиться. Меня гораздо больше волнует другое. Почему Ионов знал все о нас? И как исправить ситуацию?

Старик вздохнул, собрал на лбу морщины:

– Я осмотрю весь корабль. На предмет «жучков». Но даже если они есть – как передается информация?

– Эту проблему нужно решить до появления в Солнечной системе.

– Согласен. Трезвонить о своих планах – ни к чему.

Глава четырнадцатая. ПСИХОТЕРАПИЯ

Утром в каюту второго пилота вошла Мэй.

Ники был в ванной, брился. Мэй увидела его голую спину.

– Привет. – Он на мгновение обернулся, показав ей лицо, покрытое мыльной пеной.

Мэй улыбнулась:

– Ты консервативен. Даже бреешься по старинке.

– Мужчина должен оставаться мужчиной.

– Оставайся мужчиной, я не против, Ники. – Девушка села на диван. – Нам нужно поговорить. О серьезных вещах.

– Это не помешает бритью?

Мэй не ответила.

В раковине шумела вода. Ники скреб щетину:

– Что же ты? Скоро гипер. Надо поторапливаться.

– Ники… Я давно обнаружила, что в твоем сознании есть какая–то запретная зона. Это словно заповедный остров… И ты избегаешь туда заглядывать. Там скрыты воспоминания, которых ты боишься… Несколько часов назад я поняла, что за ними прячется еще что–то. Ионов коснулся внешней границы. Ты надеялся, что кто–то из твоих армейских товарищей уцелел. Ионов лишил тебя надежды. И ты испытал шок. Но я почувствовала, что это лишь оболочка. Внутри – совсем другое. Сердцевина – глубоко внутри, она окуклилась.

– И оттуда вылетит бабочка?

– Плохие шутки. Эта бабочка убьет тебя, Ники. Там зреет твоя смерть.

– Ты меня пугаешь…

– Ионов ускорил процесс. И счет теперь идет на часы. Я помогу. Буду извлекать опасные воспоминания малыми дозами. Все сразу они – смертельны. Даже ты не выдержишь. Потребуется несколько сеансов.

Тин вышел из ванной, с полотенцем в руках, вытер лицо.

Как он и ожидал, девушка выглядела очень серьезной. В ее глубоких черных глазах была тревога. За него.

– Доверься мне, – сказала Мэй. – Преодолей страх. Позволь исцелить твою душу.

Ники задумался. Он не понимал, какие воспоминания могут угрожать ему гибелью. И о каком страхе идет речь.

– Ты знаешь, что у меня там? – спросил он.

– Нет. Мы будем туда пробиваться вместе. Ники, ты веришь мне?

– Да.

Второй пилот сел в кресло.

– Смотри, Ники.

Тин закрыл глаза.

«Раздался хлопок. Ускорение вдавило меня в кресло.

Вылетев из стартовой шахты, капсула тут же легла на заданный курс, к висящему в черной бездне исполинскому голубому шару.

Атмосфера земного типа, гравитация в норме, полно воды.

Большая редкость. Ну а в данных обстоятельствах – подарок судьбы, единственный шанс на выживание.

Я летел и ждал, что у меня за спиной, там, где на планетарной орбите завис мой корабль, раздастся взрыв.

Капсула двигалась к ближайшему клочку суши в океане.

Меня приютит островок в тропическом поясе, где царила ночь.

Посадка шла в автоматическом режиме. И завершилась благополучно.

«Лиха беда начало», – подумал я.

Тишина, как водится, оглушала. Аппаратура капсулы, которой было так же далеко до главного бортового компьютера, как мне – до Земли, не обнаружила никакой опасности в радиусе километра от места посадки. И я дал команду открыть люк.

Островок принял меня довольно приветливо.

Я поднял стекло шлема.

Лица коснулся приятный ветерок, насыщенный запахами тропического леса, йодистыми испарениями.

Первый осторожный вдох не вызвал отрицательных эмоций. Не вызвал и второй.

Меня захлестнула животная радость.

Ведь одно дело – строчки на экране монитора, и совсем другое – курортный воздух в легких.

В глубоком темно–синем небе над моей головой, затмевая звезды и серпик луны, расцвела яркая вспышка. Быстро набухла в объеме. Затем опала. Угасла. Прощальный жест корабля.

Очень кинематографично. Однако сердце защемило по–настоящему.

Ну, вот я и дома. С прибытием.

Первую ночь я решил провести в капсуле.

Обживаться начнем завтра, при свете солнца. Утро вечера мудренее. Или – мудрёнее?

* * *

Шум утреннего тропического леса будоражил воображение.

Среди ветвей порхали и свиристели на все лады птицы с ярким оперением. Кругом благоухали не менее яркие цветы, куда ни кинь взгляд. Густая, сочная зелень. И кое–где висят плоды, хотелось бы думать – съедобные.

Рядом, звеня у самого лица, отважно заходили на боевой разворот какие–то насекомые, видимо, кровососущие.

Меня явно принимали за своего. Очень мило.

Я шел к берегу, на звук прибоя. Хотелось увидеть океан. К тому же, если остров и до меня был обитаем, на границе воды и суши наверняка можно обнаружить какие–нибудь свидетельства.

Продравшись сквозь заросли, я уперся взглядом в невысокую скалу. Обойти ее все же было проще, чем перелезть. И я опять начал проламываться через кусты.

Обнаружился просвет. Он тонул в густой зелени.

Коснувшись пальцами кобуры тяжелого армейского бластера, я ступил на чуть заметную тропинку, протоптанную животными. Некоторых я видел неподалеку от капсулы, когда они приходили с утра, полюбопытствовать.

Островок–то небольшой, и вряд ли здесь водятся крупные хищники…

Сначала мне казалось, что океан высится над берегом изумрудно–голубым холмом – оттого, что линия горизонта была намного выше, чем я ожидал. Но с каждым шагом океан раздвигался вширь – пока не заполнил собой весь горизонт.

Волны с тихим шелестом сменяли друг друга на темном влажном песке, оставляя быстро тающие пенные узоры.

Водоросли, сухие и – свежие. Белеющие кое–где в песке ракушки и рыбьи скелетики. Ослепительно сверкающие на утреннем солнце, переливающиеся волны. Уютная, завораживающая, напоминающая Землю, картина.

И никаких следов на песчаном пляже, кроме птичьих, ни справа, ни слева.

Я решил обойти остров по берегу, чтобы выяснить, один ли я буду владеть этой курортной жемчужиной.

Солнце теперь светило в спину. Было жарко. И я расстегнул молнию куртки еще на десяток сантиметров.

Легкий бриз играл с моей прической. Мелкий песок шелестел под рифленой подошвой ботинок.

Мерно шуршал прибой. В зарослях галдели пернатые.

Я увидел, как птицы снижались к воде и взмывали с трепещущей, поблескивающей на солнце рыбиной в клюве.

Это напомнило о снастях, имеющихся в капсуле. Не бог весть какое богатство – несколько мотков лески и с десяток крючков, но все–таки.

Медицинские снадобья помогут мне постепенно адаптироваться к местной органике. Все равно выбора – нет. Иначе – протянем ноги…»

– Достаточно, – сказала Мэй.

Ники тряхнул головой, прогоняя видения.

– И ты пугала меня этим?.. – улыбнулся он. – Рай земной. Вряд ли я бывал в таких местах. Быть может, это память о каком–то фильме?

Но девушка не разделяла его благодушия.

– Все намного серьезнее, чем я опасалась, – хмуря брови, ответила она.

Тин встал:

– Тебе виднее. Пойдем завтракать, Мэй.

В кают–компании собрались уже все. Ковак был центром внимания. Беглеца это ничуть не смущало. Он ел за троих, как и обещал, и молотил языком, рассказывая о своем каторжном прошлом.

В его интерпретации это был сплошной цирк. Слушатели хохотали.

Поприветствовав экипаж и мрачную Эфиан, Мэй и Ники присоединились к завтракающим.

Второй пилот выбрал момент и задал Коваку вопрос, который интересовал не только Тина:

– Какая у тебя летная специальность?

– Энергетик. А еще связист. Немного штурман. Если понадобится – хороший повар. Вот в это занятие я душу вкладываю.

– Легко поверить, – улыбнулся Прозоров.

А Ники подумал о том, что Ковака тоже бы нужно подключить к решению проблемы. Связист, хоть и гражданский, быстрее разберется с тем, как же с борта «Подковы» могла осуществляться тайная передача информации.

Беглый каторжник сейчас выглядел прилично, был одет в форменный костюм по размеру. Даже и не скажешь теперь, что срок мотал.

Душа компании. За словом в карман не лезет. Марио смотрит на него как на родственника по духу. Лу Брэндон не сводит глаз. Ловит каждую фразу. И смеется громче всех. Даже незаметный Коншин–2 улыбается шуткам Хилла.

Похоже, каторжник влился в коллектив.

После завтрака Ники поговорил с ним. И поставил задачу. Срок дал минимальный. Ковак, вместе с Брэндоном, ринулся на поиски ответа.

Зоран подошел к зеркалу:

– Все–таки и у старости есть некоторые преимущества. Не так уж трудно скорчить мерзкую рожу.

– Вам с Коваком можно устроить состязание.

– А ты не рано оказываешь ему доверие? – спросил Чолич. – На корабле всего несколько часов. И что за человек – неизвестно.

– Вот и проверим. И какой он специалист, и какой он человек.

Ники пошел в рубку. Надо было готовить корабль к выходу в гипер.

Перед обедом Хонда Мэй, в своей каюте, вновь погрузила второго пилота в мир грез.

Глава пятнадцатая. ОСТРОВ

«Я уже чувствовал себя Робинзоном.

Интересно, а как на острове с Пятницами?

Едва успев подумать об этом, я услышал впереди звуки, вызвавшие у меня ассоциацию с женским визгом. А потом – смех, той же половой окраски.

Неужели – галлюцинации одинокого мужчины?

Я нырнул в заросли. Дальше крался, подражая краснокожим разведчикам, прячась в кустах и высокой траве.

А смех, по мере приближения к источнику звука, становился громче. Правильнее было бы сказать – к источникам звука. Потому что голосов было несколько.

Скоро линия берега ушла влево. Осторожно выглянув из травы, я увидел, как с десяток источников звука, с хохотом и взвизгами, резвится на песчаной косе, бегая то по берегу, то по мелководью, поднимая тучи брызг.

Пейзаж тут разнообразили двенадцать юных, прелестных девушек, светловолосых, в набедренных повязках и в лифах из некрашеной ткани.

Кожу девушек покрывал золотистый загар.

Все примерно одних лет. И явно принадлежат к роду человеческому. Пусть и не земному. Бывает же такое.

Они выглядели, как дюжина голливудских красоток, тщательно вымытых, ухоженных. Словно их втиснули в первобытные одежки, в сандалии, и, расчесав им длинные, эффектно взбитые лохмы, подрядили разыграть пляжный эпизод из жизни полинезийских дикарей.

Для одинокого звездолетчика, потерпевшего катастрофу бог знает где, зрелище это было весьма неожиданное, хотя – приятное сердцу.

И глазу. Я совершенно искренне, от всей души, стал подглядывать за ними из кустов.

Потом меня посетила мысль о мужской части населения.

Пасторальная картина приобрела едва уловимый тревожный оттенок.

Непонятно, чем тут занимались длинноногие хохотушки. Для полинезийских дикарей океан прежде всего был источником пищи. К берегу они выходили, желая поймать что–нибудь к обеду. А эти очаровательные дикарки вели себя, как первокурсницы на каникулах. При себе у них, кажется, не было ни орудий лова, ни домашней утвари. Они просто носились по берегу, обливали друг друга, верещали, как целое стадо белок, и явно получали от своих занятий огромное удовольствие.

Утомились первокурсницы где–то через полчаса.

Несколько девиц быстренько сбегали в заросли, принесли целую груду ярких плодов. Компания, усевшись в кружок, начала уплетать дары природы, за обе щеки, и по–прежнему находя много поводов для болтовни и веселья.

Перед экскурсией я позавтракал. Но сейчас был бы рад присоединиться к пикнику. Если, конечно, из чащи не появится крупногабаритный папаша одной из старлеток, с дубиной и в ожерелье из человеческих черепов.

Разумеется, пугать крошек мне совсем не хотелось. Но и надежд на то, что удастся легко подружиться с ними, я не питал.

Не высовываясь из кустов, негромко посвистел – так порой окликают приятеля, который тебя не замечает.

Девушки сразу же уловили новый звук и оглянулись на заросли.

Я повторил свои позывные. Медленно поднялся над кустами. Улыбнулся. Помахал рукой. С места пока не двигался.

По встревоженным взглядам и по тем испуганным, удивленным репликам, которыми девушки обменялись, я понял, что одинокие звездолетчики в серебристой униформе – не слишком частые гости в этой части вселенной.

Улыбаясь, как полный идиот, я сделал шаг по направлению к девицам. И поднял руки, показывая, что в них оружия нет.

Дикарки, вскочив на ноги, внимательно смотрели на меня, готовые задать стрекача в любую секунду.

Гонка с преследованием – не всегда лучшее начало знакомства. И я сел на песок, расслабился, подставив лицо полуденному солнцу.

Если девушки и приняли меня за кого–то из своих знакомых, то виду не подали. Совсем. Продолжали рассматривать, изредка сообщая подружкам о своих впечатлениях.

Чтобы как–то разрядить обстановку, я снова помахал им рукой. Рот уже привычно растянулся до ушей.

Одна из девушек, с огромными серыми глазами, нерешительно улыбнулась в ответ.

Тогда я, глядя в ее голливудские очи, заулыбался еще интенсивнее. Достал из кармана брикетик пищевого концентрата, завернутый в фольгу, протянул ей, предлагая завязать торговые отношения.

Показал на свой рот. Пощелкал несколько раз челюстями, для полной ясности.

Эффекта я добился неожиданного.

Большая часть аборигенок пустилась наутек.

Сероглазка остановила их резким возгласом.

Девушки затараторили, убеждая ее в чем–то.

Чаще других звучало мрачноватое слово «грулл».

Неужели они решили, что меня хлебом не корми – дай полакомиться молоденькими красавицами?

Как выяснилось позже, это предположение было не далеко от истины.

Голливудские очи туземки стали еще больше, заняв добрую половину лица. Сказав что–то подружкам, она села на песок, по моему примеру, взяла в руку вытянутый желтый плод, вопросительно предложила мне.

Я тут же закивал и постарался жестами подтвердить свое намерение закусить бананом, а не ей самой.

Поднялся на ноги, сделал пару шагов вперед, продолжая улыбаться и протягивать брикетик.

Играющий на солнце кубик в фольге притягивал моего контрагента, как сороку – чайная ложечка. В душе сероглазой девушки явно шла мучительная борьба двух противоположных стремлений. Любопытство, тем не менее, возобладало над осторожностью. Оглянувшись на подружек, словно прося их не дать в обиду, ежели что, она встала с песка, отряхнула попку и тоже сделала пару шагов навстречу.

Другие аборигенки тревожно залопотали, но сероглазка отмахнулась от их слов.

Вот так мы и продвигались к контакту цивилизаций: два шага с одной стороны – два шага с другой.

Иногда сероглазка посматривала на кусты, вероятно, полагая, что там могут прятаться мои соплеменники.

Но я, кивнув на густые заросли, отрицательно покрутил головой: нет, мол, там других звездолетчиков, один я у вас такой.

Она, кажется, поняла. И поверила.

Когда между нами оставалось шагов пять, мы остановились, как по команде. Хорошенькая аборигенка с любопытством рассматривала мою униформу. Оглядела и обувь, и амуницию.

Она была заинтригована.

Я тоже изучал ее с неподдельным интересом. Хотя меня больше привлекала не одежда, а то, что под одеждой.

Видно было, что девушке хочется потрогать ткань, из которой сшит костюм звездолетчика.

Я ничего не имел против.

Изображая на лице искреннюю симпатию, что, впрочем, было совсем не трудно, я сделал шажок по направлению к девушке.

Аборигенка не двигалась, внимательно глядя мне в глаза. Я еще раз проделал тот же эксперимент. И – еще раз.

Теперь мы с ней могли, при желании, обменяться рукопожатием.

– Саша, – сказал я и ткнул себя в грудь. – Саша. Меня зовут Саша. Понимаешь?

Сероглазка мгновенно угадала, что началась церемония знакомства.

Ритуал есть ритуал. Здесь уже более или менее твердая почва под ногами.

– Ники, – представилась она, положив ладошку себе на грудь. – Ники.

– Ники, – повторил я и улыбнулся ей.

– Сача, – произнесла она в ответ и тоже улыбнулась.

Мы оба сразу почувствовали облегчение. Ну просто – гора с плеч.

Помимо всего прочего сероглазку, наверное, воодушевил тот факт, что я не сказал «грулл», представляясь. Она даже вздохнула, радостно и просветленно. Ее чудесные серые глаза просто сияли. Ники обернулась к подружкам и помахала рукой, произнесла несколько слов, давая понять, что опасности – нет.

Я тоже обрадовался. Конечно, первые шаги к взаимопониманию двух цивилизаций… Но познакомиться с такой девушкой – само по себе очень приятно.

И другие барышни, держась плотной стайкой, приблизились к нам. Как на подбор – одна краше другой. Неужели тут все такие?

Часто ли увидишь дюжину топ–моделей на участке пляжа в пять квадратных метров?»

– Достаточно, – сказала Мэй, глядя на Тина более серьезно, чем он ожидал. – Не вспомнил, что было дальше?

– Нет. Честно говоря, мне уже даже нравится. Значит, у этой сказки – есть продолжение?

– Да, – вздохнула Мэй. – Идем обедать.

У двери в кают–компанию Тина перехватил Ковак.

– Есть новости, – сообщил он, без своей привычной людоедской улыбки.

Подошел Зоран Чолич. Второй пилот кивнул, давая энергетику понять, что говорить можно при нем.

– Ваш корабль исправно подает сигналы. Но не постоянно, а пакетами, раз в сутки. При этом каждый новый пакет включает в себя все предыдущие. Таким образом, ничего не пропадает.

– Но где передатчик? – спросил Ники. – Он ведь должен быть достаточно большим.

– Новые технологии. Весь корпус вашего корабля – мощный передающий контур. И он срабатывает только раз в сутки. Заметить что–либо очень трудно.

– Как же ты заметил?

– Я обратил внимание на значительный перерасход энергии. Она уходила неизвестно куда. В одно и то же время. Я стал искать. Нашел.

– Осталось найти «жучок», – сказал Чолич хмуро.

По лицу Хилла Тин видел, что его разбирает любопытство. Кто же они такие? Почему в их распоряжении оказался боевой корабль? И что происходит на судне?

Второй пилот не спешил с откровениями:

– Ты можешь отключить контур?

– Попробую. Но для этого мне нужно покопаться в главном компьютере.

– Покопаешься.