Текст книги "Война Владигора"

Автор книги: Валерий Воскобойников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

ХРУСТАЛЬНЫЙ ШАР

Забавка и Радигаст встретились у входа в замок. Отец не знал, где была дочь, а дочь не ведала, что делал отец. Вид у отца был немного растерянный. В руках он держал хрустальный шар и, увидев дочь, попытался спрятать его за спину.

Спрятать не удалось, и тогда Радигаст сказал весело:

– Вот, забавную игрушку принес.

Забавка кивнула в ответ и ушла к себе. Слишком много сил отдала она, чтобы у князя заросли все его раны и переломы, да еще эти дурни, попытавшиеся взять ее в полон! От всего этого она едва держалась на ногах.

Когда за окнами стемнело и отдохнувшая дочь вышла в общий зал, подумав, что нехорошо бросать отца в одиночестве, Радигаста в замке уже не было. «Опять улетел по своим чародейским делам», – с уважением подумала дочь.

Она попыталась войти туда, где отец проводил свои опыты, и почувствовала заслон. «Смешной, он никак не может понять, что я уже большая и к тому же мы служим одному богу». Забавка улыбнулась и, представив себя внутри закрытого помещения, сразу оказалась в нем.

Там ничего не изменилось. Только на дубовом столе лежал тот самый хрустальный шар, который отец недавно принес откуда-то.

Забавка потрогала его гладкую поверхность, составленную из множества прохладных блестящих граней. Потом решила взять его в руки. Шар оказался тяжелым.

«Странная игрушка, – подумала она, – интересно, что отец будет с ней делать?»

Ближе к ночи, не вставая с постели, она снова представила себя в том же помещении. На всякий случай, чтобы отец ее не заметил, она в своем представлении, поместилась внутри стены. И вот появился отец, встал у стола, по обеим сторонам которого горели светильники.

Отец был хмур и раз за разом, приподняв шар, произносил одно и то же заклинание: «Крутящийся, крутись! Летающий, лети!»

Но ничего не происходило, и отец опускал шар на стол.

Скоро он почувствовал, что за ним наблюдают. Но и Забавка угадала, что он вот-вот обернется в ее сторону. Она успела вернуться к себе. И когда он взглянул на нее из стены, весело улыбнулась и подмигнула.

Он лишь хмыкнул в ответ, тоже улыбнулся и исчез.

У чародеев, ведуний и ведунов не принято вмешиваться в жизнь и дела друг друга. И если один поставил заслон, то другой, наткнувшись на него, спокойно отходит в сторону. Не хочешь,

чтобы проникали в твои тайны, – так и не лезь в чужие.

Так учила когда-то Зарема Забавку.

Но то посторонние чародеи, а то – собственный отец. Забавке очень хотелось узнать, что за странный шар принес Радигаст и почему этот предмет не слушается заклинаний. А может, все просто – не те заклинания произносил отец?

И однажды она решилась. Едва отец покинул замок, Забавка пробралась в его кабинет для опытов. Шар по-прежнему стоял на столе. Забавка подняла его, как это делал отец, и произнесла заклинание, которое он произносил уже не раз.

Едва заклинание было произнесено, как шар засветился многими огнями, вырвался из рук и, поднявшись выше, стал вращаться над одним и тем же местом на столе. Огоньки его слились в луч. Шар описал этим оранжевым лучом окружность, и Забавка увидела моря, горы, долины, реки. Она увидела мчащуюся куда-то конницу диких полуголых людей с копьями. С другой стороны из-за северных гор мчались другие люди: утаптывая снег, куда-то спешили всадники, одетые в шкуры. Потом она увидела поле боя, раненых воинов. А потом появилось лицо ее князя, и оно выражало страдание.

Забавка вскрикнула, шар сразу потускнел и стал снижаться. Она поймала его руками, поставила на стол и побежала к себе.

СПАСИТЕЛЬ ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ

Снежанка решила умереть. Она снова вернулась в кривобокую ветхую избушку. Ввела туда и кобылку, у которой от слабости дрожали ноги, и, как в прошлый раз, закрыла на кол первую покривившуюся дверь, потом вторую. Ей было страшно и очень себя жалко, но все же – лучше умереть своей смертью по собственной воле, чем стать жертвой нечисти или, еще хуже, самой превратиться в нечисть.

Лежа на голом топчане – трухлявая солома была уже скормлена лошадке, – она тихо плакала и ждала смерти. Так и заснула – незаметно, спокойно.

Разбудил ее странный шорох – под полом избушки кто-то скребся.

Снежанка стала настороженно прислушиваться: шорохи становились громче и ближе. Если некоторые думают, что самое страшное для человека – это смерть, то они ошибаются. Для Снежанки самым страшным животным была мышь. Медведя, например, она не боялась. Медведь уж много лет жил у них на отцовском дворе и, хотя был посажен на цепь, оставался таким же веселым и ласковым, как тогда, когда его медвежонком принесли из лесу. С этим медведем она с детства играла, а с мышью никогда в жизни играть бы не согласилась.

И все же здесь, в ветхой избушке посреди Заморочного леса, она даже мыши не испугалась. При входе лежало старое тяжелое полено, и Снежанка решила им вооружиться. Уж если мышь захотела вылезти из-под пола наверх, она ее тут сразу пристукнет!

Забыв о том, что она собралась умирать, Снежанка, подняв полено, встала у стены.

Она успела вовремя. Кривая серая половица как раз зашевелилась – видать, очень сильная была мышь, – потом слегка приподнялась, потом поднялась больше и отвалилась на сторону. Снежанка изо всех сил ударила поленом в то, что показалось из щели.

– Ты чего дерешься?! – послышался оттуда человеческий голос. – А ну брось полено! А то я не вылезу.

Снежанка нерешительно откинула полено в сторону.

– Ее, понимаешь ли, спасать лезут, а она – драться! – проворчал тот, кто находился под полом. – Сейчас вторую половицу откину, только ты по рукам больше не бей.

– Ты кто? – растерянно спросила Снежанка.

– Вылезу – увидишь, – пообещал тот, кто возился под полом.

Скоро и вторая половица тоже зашевелилась, а потом чья-то волосатая, но вполне человеческая рука отбросила ее в сторону.

– Все, можно вылезать, – из отверстия в полу высунулась голова. – Ну, как ты тут? Со страху не померла?

– Я… есть хочу,

– Есть? – переспросил человечек. – Сейчас. – Он повозился – видимо, рылся в карманах – и протянул из-под пола слегка замусоленный кусок хлеба с солью. – И вот еще луковица. Ешь скорее.

Снежанка поделилась хлебом со своей несчастной, ослабевшей от голода кобылкой.

– Умница! – похвалил человечек. – Теперь вижу, что спасаю не зря. Будем знакомиться. Я – Чуча, ученый подземельщик. А ты – невеста Млада. Из-за тебя целый тарарам поднялся в Ладоре. А я как услышал, сразу подумал: если ты жива, то где еще можешь быть, как не в этой избушке? Она – одна на весь Заморочный лес. Ее отчего-то никакие черные силы не касаются. Стоит себе и стоит.

Чуча вылез наконец и оказался очень невысоким, но зато весьма широкоплечим мужичком.

– Бледная-то какая! – сказал он, с жалостью посмотрев на Снежану. – И седая, что ли?

– Да нет, я – рыжая, – не согласилась Снежанка.

– Была рыжая. – Чуча еще порылся в карманах и достал яблоко. – Съешь хоть вот это, больше ничего нет. Я ж не знал, что ты тут себя голодом заморила. И пошли отсюда скорей.

– Я отсюда не выйду, – со страхом проговорила Снежанка. – Там нечисть всякая!

– Не стало твоей нечисти. Всю нечисть князь смыл водой из Тухлого озера. Первый раз Заморочный лес очистился.

– Я сама недавно на дороге видела…

– Кого видела? – сразу посерьезнел Чуча.

– С виду как воины, а мечи – в левой руке.

– Эти-то! – обрадовался Чуча. – С ними уже тоже князь покончил. Всю вонь из них выпустил, – он даже брезгливо поморщился, – а больше ничего от них и не остается.

Снежанка слушала непонятно откуда взявшегося смешного волосатого мужичка и думала, какое же это счастье разговаривать с живым настоящим человеком!

И еще она подумала про отца. И заплакала:

– Папенька мой, папенька мой где?

– Жив твой купчик-голубчик, ничего с ним не сделалось, – успокоил Чуча, заботливо утирая ей слезы длинным своим рукавом. – В схороне отсиделся. Мы, подземельщики, давно уже в этом Заморочном лесу схоронов нарыли, чтобы человеку было где укрыться от нечисти, ежели нечаянно сюда забредет.

Он взял Снежанку за руку, она – за уздечку – свою кобылку, и пошли они через лес. В лесу вовсю пели птицы, распускались цветы, словно никакого морока и не было.

На дороге стояли князь с дружиной и отец. Настоящий.

– Снежанушка! – счастливо прошептал отец и стал оседать на землю, но его подхватили руки воинов.

ПЛОХИЕ НОВОСТИ

В это время небо прочертила тень крупной птицы. Птица была ночная. Филин. Только раза в два больше.

«Какие же филины, если день стоит и солнце светит? Значит, все-таки есть он, морок?» – испуганно подумала Снежанка.

– Филимон пожаловал. Небось с вестью какой, – радостно сказал князь.

Птица спикировала за близкие деревья, а потом оттуда вышел стройный красивый парень. Лицо его было хмурым.

– Поторопись в город, Владигор, – сказал Парень, едва поздоровался, – сестра твоя Любава зовет прибыть скорей.

– Случилось что? – спросил князь, спешившись и отведя Филимона в сторону. – Говори скорей, не молчи.

– Дурные вести. Все княжества, одно за другим, объявляют тебе войну.

– Это за что же? Только что помощи просили, я вроде бы всем добрые письма отправил?

– Из-за писем твоих и объявляют. Не знаю, что ты там такого понаписал в этих своих письмах, но только каждый из правителей, прочитав твое послание, пришел в ярость и объявил своему народу сбор на войну.

– Да что же это?! – возмутился князь. – Я же к ним ко всем с дружбой и уважением! Тут что-то не то!

– И я так думаю.

– Что же делать, Филимон? Белуна уж нет?

– Ни Белуна, ни его замка. Я пока у Заремы. Или у тебя поселюсь в виде человека. Пустишь в свои хоромы?

– Да какие теперь хоромы, если, как ты говоришь, со всех сторон надвигается войско.

– Спать-то мне где-то надо? Я, конечно, могу и в дупле. Только, когда налетаешься за весь день, постель удобнее кажется. Полечу в Борею, как что узнаю – сразу к тебе. Иди к своим.

Владигор знал, как Филимон не любит, когда люди наблюдают за его превращениями, и повернулся к нему спиной. Скоро из-за деревьев снова поднялась огромная птица, а князь подошел к своей дружине.

Дружинники, вглядываясь в его лицо, пытались определить, что за новости принес крылатый вестник: хорошие или дурные. Но князь решил до прибытия в столицу не откровенничать, а потому только и сказал, усаживаясь на Лиходея:

– Поторопиться надо.

Для жителей Ладора в скором возвращении князя не было ничего необычного – портомойки, например, даже не поднялись от воды, завидев княжескую дружину и князя с воеводой впереди.

Князь уезжал – то ли на охоту, то ли покарать каких-то разбойников, которые, видать, очень уж расшалились у въезда в Заморочный лес. Лишь бледность незнакомой девицы, которая держалась вблизи Ждана верхом на старом рассудительном мерине, удивила их.

– Кто такая?

– Невеста, говорят, чья-то.

– Уж не князя ли?

– Была бы князя, народу бы объявили.

– Болезная, такая болезная, еле в седле держится! И смотри-ка – седая вся!

– Ой, и правда – невеста-то седая, вот потеха!

– Ежели невеста – откормят на ладорских хлебах, а волосы можно настоями выкрасить.

Стражники у ворот приветствовали князя, взяв секиры на караул.

Так он и въехал в свою столицу.

А новости были такие – выбеленное, без единой зазубрины оленье ребро и стрела, из тех, что пускают лучники в южной пустыне.

– Первым примчался человек, одетый в шкуры, – рассказывала Любава. – Молча вошел, поклонился, протянул мне ребро, снова поклонился и вышел. Пока я раздумывала, как и что, его уж и след простыл. Послала за ним вдогон: надо же было хотя бы ответ дать, – исчез, словно его и не было. Только стражники у ворот донесли: было у тех, кто сопровождал его, по три запасные лошади, да еще и лоси бежали в пристяжных.

– Сыщешь толмача, знакомого с языком угоры? – спросил князь старосту Разномысла.

– Есть один, из их же племени, как раз завтра утром убывает.

– Не он один убывает, многие торговые гости покидают Ладор, – вставил Млад.

Все нахмурились – это был нехороший знак.

– Ну а со стрелой как было? – Владигор постарался смягчить голос – не Любава же виновата, что Синегорью с разных сторон объявляют войну.

– Так же и было. Будто в пути послы сговорились. Вошел, поклонился, протянул молча стрелу и вышел.

– Нехорошо, ой нехорошо! – сказал Разномысл. – Только отстроились!

– Подожди, словно по покойнику, выть! – оборвал его Ждан. – Тут еще дело повернуть можно.

– Повернула баба зад, так он едва передом не стал, – ответил грубостью Разномысл. – Если купцы бегут – жди беды.

– А тебе лишь бы каркать! – ответил Ждан.

Владигор строго глянул на них по очереди, и страсти, готовые разбушеваться, слегка улеглись.

– Тут сразу о многом надо подумать. Войско Угоры сначала будет разбирать завалы в Рифейских горах – на это неделя понадобится. К тому же воинов со всех далей собрать, корм. Но уж ежели они решатся – Ладор, может, и не возьмут, а селения в половине княжества потопчут, пожгут и людей выкосят.

– Так это только с севера, а еще – с юга, – не сдержался и вставил Разномысл. – Почитай, ничего от княжества не останется. И подмоги просить не у кого, все, как волки голодные, разъярились.

– Подмогу придется у самого народа просить. Если мужиков, баб сумеем поднять – будет и войско. Они же это поймут: лучше на своей земле хозяйство вести, чем быть в рабах на чужой, – не удержался теперь Ждан.

– Вот ты и подымай, – уколол его Разномысл.

– И подыму. Нам с князем это привычно.

– Сделаем так: Ждан набирает ополчение в селах, Разномысл – в самом Ладоре, а я – попробую договориться с Эльгой, – объявил свое решение князь. – Что-то тут не так. Не мог он после моего письма пойти на нас войной. Слажу дело миром – сразу к Абдархору с Саддамом. Со мной поедет Млад. – Князь повернулся к Младу. – Подбери сам троих верных людей, смекалистых и чтоб кони были быстры.

После княжьего слова обычно все расходились и сразу брались исполнять его. Так было и тут. Один лишь подземельщик Чуча, за все время разговора не произнесший ни слова, остался сидеть в углу.

Что скажешь? – спросил его Владигор, когда они остались вдвоем. Князь чувствовал, что у Чучи есть свое предложение, и не ошибся.

– И сколько дней ты думаешь добираться до этого Великого Эльги? – спросил, ехидно улыбаясь, Чуча. – За это время реки замерзнут и снова растают, пока ты будешь карабкаться по Рифейским горам.

– А что же мне делать, по небу лететь?

– Зачем по небу, если можно под землей? Путь тебе известен. Через временной колодец.

– Ты хочешь сказать?.. – поразился Владигор.

– Разве я не говорил, что мой народ за несколько веков прокопал галереи по всему Поднебесью? Или ты думаешь, я зря сижу который год над старинными письменами? Да ты у меня окажешься за Рифейскими горами за один миг, причем не выходя из замка! – с гордостью сообщил Чуча. – Я как раз расшифровал одно древнее сообщение про этот путь.

– Невероятно! – только и воскликнул князь.

Сыну посадника Младу Владигор мог доверить тайну временных колодцев. Но никому другому, потому как такая тайна может обернуться опасным оружием против княжества.

– Люди готовы, князь, – явился с докладом Млад. – Когда выезжать?

– Что за люди, кто да кто? – спросил князь.

Один приходился братом самому Младу, на полтора года моложе, два других – тоже молодые, но уже опытные воины.

– Сделай так, – приказал князь, – завтра, едва рассветет, пусть они втроем отправляются к Рифейским горам и ждут нас у Черного лога. Место приметное, не ошибутся. Старшим поставишь брата. Справится?

– Справится, – подтвердил Млад.

– Пойдут быстро, не прячась. Могут так себя и объявлять: княжье посольство к угоре. И чтоб одежда была теплая, запас еды…

– А мы? – не удержался от вопроса Млад.

– А мы с тобой – иным путем. Тоже запасись теплой одеждой, овса прихвати лошадям – у них там овес не растет – и с первым проблеском ко мне.

У князя оставалось еще множество дел. И оконца его светились допоздна, так что для сна остался лишь хвост от ночи. С первым же проблеском один за другим появились в княжеских палатах Чуча и Млад.

– Как с конями быть? Не пешими же туда отправляться? – озабоченно спросил Владигор. – Кони пройдут?

– Ежели ноги сумеют подогнуть, так и пройдут. – Подземелыцик Чуча был важен и сосредоточен.

В подземную часть замка он отправился первым. За ним, ведя нагруженного дорожными сумками Лиходея, стал спускаться Владигор. Следом вел своего коня Млад. Испуганный конь упирался, дрожал, непривычно ему было идти по подземелью. Да и молодой хозяин тоже едва сдерживал страх.

– Чуча переправит нас за Рифейские горы своим потайным путем. Будет отправлять поодиночке. Там всякая неожиданность может случиться. Действуй по разумению, – предупредил князь, когда они подошли к потайной двери в каморку подземельщика.

Сын посадника хоть и наслышался дома немало разговоров о княжьих тайнах, но все никак не мог взять в толк – как же так: стоит стена каменная, и вот князь с лошадью проходят сквозь нее. И он сам легко руку просовывает, словно это пустое место.

– Пустое и есть, одна лишь видимость стены, – объяснил князь. – Это подземельщики такую хитрость измыслили, чтоб от врагов прятаться.

Князь с Лиходеем, послушно подогнувшим ноги, едва поместились в каморке Чучи, уставленной полками с древними книгами.

– Ну, вперед?! – спросил князь. – Только смотри в другое место не отправь! – пошутил он.

Чуча что-то ответил, и изумленный Млад увидел, как его князь с конем обрели полупрозрачный вид, подобно спицам у быстро вращающегося колеса, а потом и вовсе исчезли.

– Теперь твоя очередь, – обернулся Чуча к Младу. – Заводи коня.

Только конь никак не желал войти в каморку Чучи. Потолок у каморки был низким, а конь храпел, отбивался ногами и не подгибал их. Они возились с перепуганным животным до тех пор, пока Чуча не просунулся между дверью и боком лошади и не встал сзади. Что уж он там сделал, то ли просто коня толкал, уперевшись в его круп, или какое слово приговаривал, Млад не знал. Он затаскивал коня за уздечку спереди, попутно то приговаривая успокаивающие слова, то раздраженно прикрикивая.

Наконец конь встал так, как это было надо для Чучи.

– Держись за него и ни о чем не думай. И глаза держи закрытыми, – посоветовал подземельщик.

Млад сразу почувствовал, как под ним зашаталась земля, а потом тело закололи тысячи мелких иголок, словно на еловые ветки упал.

Когда земля снова стала твердой и повеяло откуда-то холодом, Млад открыл глаза. Кругом лежал снег, и его освещало низкое солнце. Рядом рассерженно бил копытом Лиходей и было много следов, похожих на конские, но вроде бы и не конских. Князя рядом не было. Вдали высились заснеженные горы. В сторону, противоположную горам, быстро-быстро удалялись несколько оленьих упряжек, везущих сани.

– Где же князь-то? – растерянно спросил Млад Лиходея.

Но Лиходей продолжал лишь яростно бить копытом снег.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
УГОРСКАЯ ЗЕМЛЯ

ЧЕТЫРЕ ЗАЛОЖНИКА

Размышлять было некогда. Князя могли увезти только те, кто удалялись на оленьих упряжках. Вскочив на своего каурого коня, Млад пустил его следом за ними. Умный Лиходей все понял и на небольшом расстоянии побежал следом.

Нет, не так представлял свое посольство к правителю Угоры Млад, но ведь и князь не зря предупреждал: «Поступай по разумению».

Снег был притоптан, и лошадь бежала споро. По крайней мере, от оленьих упряжек он не отставал, хотя и нельзя было сказать, что догонял их.

А еще он мучительно раздумывал над тем, что могло случиться с князем. Быть может, его тут просто ждали и, торжественно встретив, с почетом увозят в замок правителя. Но тогда бы князь наверняка ехал на своем коне да и Млада бы дождался. Млад, конечно, потерял много времени, проталкивая свою лошадь в каморку к подземельщику, но не столько же, чтобы князь о нем сразу забыл.

Значит, тут другое. Скорей всего, Владигора увозят не по своей воле, и надобно думать о том, как его спасти.

А потому, когда вдали показались местные дома, а если точнее – то вовсе и не дома, а меховые шатры, Млад не стал к ним приближаться. Даже наоборот, отъехал назад и в сторону – так, чтобы оказаться с подветренной стороны. Там он спешился, привязал свою лошадь к одиноко стоящему безлиственному дереву, дал ей овса и про Лиходея тоже не забыл.

«Дождусь, пока стемнеет, а там и начну действовать по тому самому разумению», – думал он.

Но этот план сбила мчавшаяся прямо на него оленья упряжка. Вблизи упряжку он видел впервые. Три не очень высоких оленя, размером с полугодовалого жеребенка, с ветвистыми рогами, были впряжены в длинные легкие сани. На санях лежала толстая шкура, а на ней сидел здешний угора. Все это Млад сумел увидеть боковым зрением, он стоял вполоборота к упряжке и слегка пригнувшись: мол, занят своими делами, никому не мешаю, не мешайте и мне.

Упряжка на большой скорости поравнялась с Младом, и он уже облегченно вздохнул, решив, что все в порядке, пронесло. Но тут угора, одетый в меховой балахон с капюшоном на голове, выхватив острую палку-кол, воткнул ее сбоку саней, что-то звонко крикнул оленям. Сани затормозили, и олени встали.

Угора, соскочив с саней, подбежал к Младу и зло выкрикнул несколько фраз, показывая в сторону, где стояли шатры из шкур.

Млад пожал плечами, показывая, что не понимает.

Тогда угора замахнулся на него своей палкой с острым концом.

– Но-но, не балуй, – сказал ему наставительно Млад, сделав строгий жест рукой.

Угора был намного ниже ростом, а может быть, и вообще это был ихний ребенок.

– Я – тут, ты – туда, – сказал Млад и то же самое показал руками.

Угора в ответ еще больше разъярился и выхватил нож. Младу ничего не оставалось, как бросить в него боевой топорик, висевший на поясе с левого боку. Уж что-что, а топорики Млад бросал всегда точно в цель. Он и сейчас бросил так, чтобы не убить здешнего мальчишку, а слегка ранить, попав в правое плечо.

Однако угора оказался юрким. Он увел плечо в сторону, топорик пролетел мимо и зарылся в снег, а Младу ничего не оставалось, как взяться за меч.

«Вот тебе и выручил князя!» – с тоской подумал Млад, сходясь с угорой. Тот уже не кричал в бешенстве, а остро щурил узкие глазки, слегка покручивая рукой с ножом. И только тут Млад понял, что повадки-то у его противника вовсе не детские. По всему видно – воин он опытный. Но и Млад не первый раз в жизни держал меч в руках. И, когда они сошлись ближе, Млад ударил мечом наискосок, так, чтобы острый конец его прошелся по правому плечу противника. Убивать угору он все же не хотел.

Однако меч вместо мехового балахона рассек лишь воздух, а дальше угора сумел поднырнуть под его руку, оказался вплотную, так что дыхнул на Млада чесночным запахом, и приставил острый конец ножа к горлу синегорца.

Млада спасли скользкие сапоги. Не для того они были пошиты, чтобы по снегу бегать. Подошвы их заледенели, и, когда Млад непроизвольно отклонился от ножа, ноги у него поехали, и он рухнул на спину, увлекая за собой угору. Тот в падении выронил нож, и Младу, извернувшись, удалось подмять его под себя.

Он заломил угоре руки за спину и, уперевшись в затылок, несколько раз ткнул его носом в снег. Посидев на противнике некоторое время верхом, чтобы сообразить, как быть с ним дальше, Млад связал ему руки за спиной, а потом – ноги. После этого он развязал руки, стянул с него балахон с капюшоном и опять связал их. Все это время угора зло смотрел на него, что-то тихо шептал, а потом заплакал.

«Ага, видать, с жизнью прощался, когда шептал. Молился по-своему», – понял Млад.

Он по-прежнему не собирался убивать своего противника. Даже наоборот – если бы ему удалось собрать еще штук пять таких угор, можно было бы обменять их на князя, в случае если Владигора захватили как пленника.

Невдалеке был низкий лесок. Млад уложил угору в сани, накрыл его шкурой, взял оленей за длинный тонкий ремень, сел на своего коня и поехал со всем этим обозом в сторону леска. Лиходей, наблюдавший за боем, следовал сзади. В леске Млад привязал накрепко оленей и своего коня, еще раз проверил, как связан угора, и решил, что подождет еще чуть-чуть, а потом начнет действовать.

Второго угору удалось повязать намного легче. Завидев новую упряжку, едущую все в ту же сторону, где стояли шатры из меха, Млад надел угорский балахон и бросился ей наперерез. Он размахивал руками и кричал, что в голову приходило.

Угора заметил его и повернул к нему своих оленей. Поравнявшись с Младом, так же как первый, он затормозил деревянным шестом и соскочил с саней. Млад молча подошел к нему, изображая дружескую улыбку, обнял, как родного, и тут же завернул ему руку за спину. Противник гневно заверещал на своем языке. Млад, не слушая, вязал ему руки, потом ноги и приговаривал, как бы оправдываясь:

– Ты пойми, мне своего князя освободить надо. Я тебе больно не сделаю, ты только не дергайся.

Угора, словно поняв чужую речь, притих и перестал сопротивляться.

Млад отвел и этого противника в лесок и оставил его на небольшом расстоянии от первого, чтобы они не могли переговариваться.

Со следующими ему повезло. Их было двое. Поначалу Млад даже заколебался, увидев их. Но отступать было поздно. Первым с саней сошел одетый в нарядные белые шкуры старик. Другой, одетый, наоборот, в рванье, сидел на санях свесив ноги и равнодушно смотрел на борьбу Млада со стариком. Старик был юрок, и Младу не сразу удалось схватить его за руки. Но когда Млад подступил и к молодому, тот неожиданно сплюнул и, глянув из-под рваного капюшона, спросил:

– Синегорец, что ли?

– А если и синегорец, так что? Или ты тоже синегорец? – ответил вопросом на вопрос Млад, пораженный, что слышит родную речь.

– Ну, – подтвердил молодой. – Я раб его. – И он кивнул на связанного старика. – Может, ты его и порешишь? – хмуро попросил соотечественник.

– Мне он живой нужен.

– Ну как знаешь. – Парень снова сплюнул. – Прежде-то у меня господин был ничего себе, а этот – такая паскуда. С каких это пор синегорцы тут разбойничать стали?

– Я не разбойничаю, мне надо князя выручать.

– Это который Владигор, что ли? Или теперь у вас другой князь?

– Владигор, – подтвердил Млад.

– А как он сюда добрался, да и ты с ним? – удивился парень. – К нам все горные проходы закрыты. Ну ладно, вяжи меня, что ли. – И парень протянул руки. – Мне все одно, у кого в рабах состоять. А эту паскуду, моего хозяина, – береги. Оленей за него тебе бы много дали. – И парень что-то сказал своему хозяину по-угорски. Тот попробовал лягнуть его связанными ногами, но не дотянулся.

Теперь оставалось взять пятого пленника, и можно было бы идти договариваться об обмене.

С пятым угорой Младу не повезло. До темноты никто так и не проехал мимо.

Там, где стояли шатры из меха, горели костры, их иногда заслоняли человеческие фигуры. И Млад, натянув пониже капюшон, решил отправиться на разведку. Ступая по снегу, он жалел, что не выспросил парня об оленьих командах. А с другой стороны – человек, подъехавший на чужих оленях, сразу бы вызвал подозрение.

Это же надо было такому случиться, чтобы временной колодец оказался именно в том месте, где угоры остановились на отдых. И если прямо на их глазах Лиходеюшка вырос из-под земли рядом с санями, то голова Владигора пришлась аж на середину саней. И пока он выкарабкивался из них при всем своем оружии, местные воины навалились на него со всех сторон. Подходи они поодиночке, он бы их всех разбросал. Но, придавленный общей массой, не мог и с места сдвинуться.

Он лежал на снегу, связанный кожаными ремнями, а они обсуждали, что им сделать с бледнолицей нечистью. Владигор знал, что по их вере нечисть была именно бледнолицей и появлялась обычно из-под земли.

Особенно неистовствовал маленький слюнявый человечек с выбитыми зубами. Он несколько раз подбегал к Владигору и пинал его ногами, одетыми в меховые сапоги. Князю было не больно, но унизительно.

– Есть тут кто-нибудь, кто говорит по-синегорски? – несколько раз спрашивал князь, все так же неподвижно лежа на снегу.

По-синегорски угоры не говорили, но, заслышав человечью речь, решили его сразу не убивать. Тем более что и кола осинового, который полагалось воткнуть в сердце нечисти, чтоб она больше не восставала из-под земли, у них при себе не было.

Трое воинов забросили его на сани, обоз снялся и помчался вдаль.

«И Млада не предупредил!» – с досадой подумал князь.

Единственное, что успел он сделать, это приказать Лиходею держаться подальше, едва только коня попробовали поймать арканом. Владигор знал, что угоры обожают лошадиное мясо. Лиходей послушался команды и остался где-то позади.