Текст книги "Война Владигора"

Автор книги: Валерий Воскобойников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

ПРОЩАНИЕ

Путь победителя всегда короток, легок и радостен. А потому солнце еще только-только спряталось за край земли, как Владигор привел воинов к Великому Эльге.

Великий Эльга приказал устроить большой пир, на котором каждый мог получить по куску жареной оленины и чаше пьянящего напитка, настоянного на специальных травах.

Сотники докладывали ему о доблестях Владигора. Князь сидел тут же рядом.

– Ты освободил мою землю от врагов. Если согласен, то завтра утром я объявлю своему народу, что у меня появился брат. Мой брат – это ты, – проговорил правитель земли угоров. – А ты сделаешь то же самое, когда вернешься к своему народу.

Князь, улыбаясь в бороду, согласился.

А потом, когда все уже немного устали от праздника, Владигор сошел с почетного места и отправился искать свой чум. Он нашел его по ржанию Лиходея. Конь был накормлен и напоен, а в его расчесанную гриву были вплетены красивые ленты. Рядом с конем стояла Тынна.

Князь положил ладонь ей на плечо, и она прижалась щекой к его руке.

– Ты принес моему народу покой и радость, – сказала она. – И то же самое ты сделал со мной. Я знаю, утром ты уедешь в свою землю, и я не прошу, чтобы ты взял нас с собой, меня и твоего сына, который скоро забьется под моим сердцем. Достаточно, если ты будешь вспоминать нас. А когда родится наш сынок, я назову его твоим именем, Ай-Мэргэн. И я обещаю, что он станет таким же отважным, как его отец.

Утром было короткое прощание.

– Даже странно просыпаться спокойно и не думать о том, что тебе кто-то угрожает! – пошутил Великий Эльга.

– Только покой этот продлится недолго. Скорей всего, Черный всадник наберет новое войско. Настоящего покоя не будет, пока не изгоним его, – ответил Владигор.

Великий Эльга дал ему в сопровождение сотню воинов. Из тех, что шли с ним вчера. Кроме того, два десятка оленей везли подарки для самого князя, его сестры Любавы и Млада с невестой.

Они возвращались той же дорогой, но теперь, хотя и поспешали, все же ехали по ней без опаски.

Для ночного привала не надо ждать заката солнца. Они остановились заранее, и поэтому ночлег прошел спокойно. Проснувшись среди ночи на мягких шкурах, Владигор услышал, как за стенами шатра переминается с ноги на ногу Лиходей, негромко переговариваются дозорные из угорской сотни да где-то утробно ухает ночная птица. «Уж не Филимонушка ли сигнал подает?» – подумал он сонно. Но это был не Филимон, иначе скоро бы объявился.

А к середине следующего дня, перейдя по рифейским мостам через несколько ущелий, поднявшись и спустившись по нескольким склонам, они вступили в синегорскую землю.

Перед ними, уходя вдаль, расстилались низкие холмы, шумели леса и поля, синели большие и малые реки. Кое-где стояли селения, на полях работали люди, а по дороге к реке Чурани ехала группа воинов. И все это было родной землей.

– А красива моя земля? – обратился с улыбкой к угорскому сотнику Владигор.

Сотник утвердительно ответил ему в том духе, что все земли по-своему красивы, но ответа князь не услышал.

Стрела, пущенная из-за близкого камня, пронзила его грудь, рассекла белый нарядный угорский меховой плащ, да так и осталась торчать между ребрами в том месте, где у человека стучит сердце.

Князь пошатнулся и затылком назад упал с высочайшей кручи, увлекая за собой сотни больших и малых камней. Словно подстреленный зверь, вскрикнул Млад. И одновременно с ним в ужасе закричали сотник и остальные воины.

А из-за камня, откуда вылетела стрела, раздался крик, полный отчаяния и отваги:

– Погибнем, а не пустим вас, гады угоры, на родную синегорскую землю!

И в крике этом Млад узнал голос своего закадычного друга, Якуна, а с ним и второго воина, которые были посланы поджидать его с князем в этом самом месте.

В тот же миг Тынна схватилась за сердце, словно получила удар острым ножом, и осела на землю.

– Ай-Мэргэн, отзовись! Какая беда случилась с тобой?! – прошептала она побелевшими от ужаса губами.

Но не было ей ответа.

А в замке чародея Радигаста, стоящем среди лесов скрытно от обыкновенных людей, другая юная дева в который уже раз неожиданно подумала о князе Владигоре, и сердце ее мгновенно пронзила боль. Не думая более ни о чем другом, устремилась она к кабинету отца, к хрустальному шару. Отец вышел ей навстречу.

– А, ты тут, – рассеянно сказал он, встал у дверей и исчез.

Она вошла в его кабинет, легко, как всегда, сняв заслоны. Хрустальный шар откликнулся на ее короткое заклинание и, поднявшись в воздух, готов был нарисовать на широкой столешнице весь поднебесный мир. Однако ведунью Забавку интересовал в тот миг лишь один человек. О нем она и спросила шар.

И увидела она горный обрыв, камни и князя Владигора, неудобно лежащего между ними со сломанной стрелой в груди. В полузакрытых глазах князя не было в тот миг жизни.

Поспешно поставив на место шар, ведунья устремилась к тому месту, даже забыв восстановить отцовские заслоны. Обрыв был еще глубже, чем на рисунке у шара, но на свежей каменной осыпи Забавка нашла лишь обломок стрелы да кусок белого оленьего меха. Никаких других следов князя уже не было.

Она подхватила оба эти предмета и, зажав их в руке, зажмурила глаза, постаравшись вслушаться в их неясный рассказ. Лоскуточек меха рассказал ей о счастливом олененке, прыгающем вокруг матери, об ужасе, когда его на аркане волокли убивать, о юной деве, которая, напевая, шила из шкуры олененка плащ. Обломок стрелы рассказал про молодого воина-синегорца. Оба рассказа, словно две тропинки в сумеречном тумане, прочертили свой путь до конца и сошлись у нее в замке.

По круче осторожно спускались несколько десятков воинов. Они внимательно заглядывали под каждый колючий куст и большой камень. Некоторым из них показалось, что на миг перед глазами в вихре воздушных струй мелькнула какая-то юная дева, мелькнула и исчезла.

ОТЕЦ И ВЗРОСЛАЯ ДОЧЬ

Радигаст был в ярости. Этот выскочка князь, которого неизвестно за какие заслуги Белун назвал Стражем времени, на его глазах умирал.

Столько сил он потратил, чтобы отыскать его в Поднебесье, а когда приволок в замок с обломком дурацкой стрелы в теле, князь решил распрощаться с жизнью, совершая тем самым тройной обман. Во-первых, обманывал своего учителя, старика Белуна. Старец, видимо, окончательно ослабел умом, если доверил заурядному смертному сторожить время. Во-вторых, бога Перуна тоже некрасиво обманывать. А в-третьих – надежды его, Радигаста.

Здесь же в зале, на этой самой постели, где лежал сейчас князь, умирала когда-то Лада. Сколько заклинаний произнес в ту страшную ночь Радигаст, сколько молитв вознес к Велесу, но бог оставался неумолимым. А уж смертному, который посвящен притеснителю Перуну, Велес ни за что не поможет.

И все же Радигаст обратился с мольбой к своему богу. Ведь они так помогали друг другу в последнее время!

В то же мгновение в зал влетела Забавка. И Радигаст изумился, как посветлело ее встревоженное лицо при виде князя!

– Он здесь, хорошо! – только и успела она сказать.

А потом, не обращая внимания на отца, перенесла князя к себе.

Что ж, у нее вернее получится задержать князя живым в Поднебесье.

А может, это сам Велес таким способом откликнулся на его мольбу? У него попытки оживления людей, даже самых дорогих, кончались плачевно.

Он решил перенестись на миг в комнату дочери, чтобы подсмотреть, как у нее получается продление жизни. Возможно, где-нибудь она узнала заклинания, незнакомые ему. Он взглянул на нее и князя глазами куста сирени, заглядывающего в окно. И даже застыдился.

Его дочь, поспешно сбросив с себя одежды и разрезав на Владигоре то, что прикрывало его, прильнула телом своим к князю, ртом к его рту, пытаясь вдохнуть в него жизнь. А потом стала высасывать обломок стрелы, глубоко пронзивший его грудь. Когда же обломок оказался у нее в зубах, она его поспешно бросила на пол и снова прильнула ко рту князя, одновременно поводя рукой по его ране.

«Красивая выросла девка!» – мелькнула у Радигаста посторонняя мысль, и он почувствовал, что разглядывает ее голое тело не как отец, а как мужчина. Она это тоже сразу почувствовала, а значит и его присутствие, и прогнала его, как назойливую муху.

Радигаст вернулся к себе, чтобы не мешать ей. Этот князь был нужен ему только живым. И похоже, дочери удавалось то, чему так и не научился он.

Все-таки не зря он посвятил в ту страшную ночь новорожденную дочку Велесу.

Под утро он снова решил заглянуть к дочери. На этот раз он стал ветром, случайно залетевшим в камин. Дочь по-прежнему прижимала князя к себе, оба они были укрыты меховым одеялом. Прижимаясь к мужчине, дочь нежно шептала какие-то свои бабьи глупости.

Ветер пролетел над ними и растворился в замке.

«А может, и не глупости она шептала? – осенило вдруг Радигаста. – Может, это и были те самые заклинания, без которых невозможно укрепить в человеке жизнь? И если бы я произнес их в ту ночь, Лада могла бы и сейчас быть со мною?!»

Но второй раз становиться ветром ему не хотелось – каминная труба внутри была вся в саже. И он решил вызнать у дочери все, что надо, каким-нибудь более простым способом.

Утром ему надо было посетить десяток сел. Обленившиеся коровы не желали подпускать к себе быков. И хотя эту чересчур простую работу он недолюбливал, но служение скотьему богу обязывало следить за тем, чтоб стада прирастали. А потому он вселил в коров столь яростное желание, что они в нетерпении выскочили на луг и стали там вытворять такое, что заставило одних местных баб застенчиво опустить глаза, а других – взяться за хворостину.

Вернувшись в замок, он сразу наткнулся на дочь. Она встретила его так, словно и не провела всю ночь нагая, прижимаясь к мужчине. Он тоже не показал виду, что знает об этом, а только спросил:

– Что князь Владигор?

– Не знаю, – ответила дочь, как ему показалось, с деланным равнодушием. И зевнула. – Я его отпустила.

– Как – отпустила?! – переспросил Радигаст, с трудом сдерживая накатившее бешенство. – Или я для того его перенес в замок?

– А для чего же еще? – удивилась дочь. – Еще бы чуть-чуть, и мы бы с тобой опоздали. – И она снова зевнула. – А теперь он живой и где-нибудь снова скачет на своем белом коне. Я его переправила как раз туда, где был конь. Коня-то мне все-таки легче отыскать, чем человека. Он очень торопился.

Она встала и пошатнулась.

«Вот в чем дело! – понял отец. – Это она от слабости зевает. Она все свои жизненные силы передала князю!»

– В следующий раз сначала все-таки спроси у меня, а потом отпускай, – сказал Радигаст с досадой, но тут же подумал: «Какой следующий раз?! О чем я говорю? Следующего раза не бывает!»

Но он ошибался.

Забавке часто бывало жаль отца. Столько лет просидеть, словно куколка, в коконе – этак и заплесневеть можно! Она плохо помнила, каким он был, пока не исчез. Зарема рассказывала, что отец прежде любил принарядиться. Вот уж во что трудно поверить. Потому что сейчас у него вид постоянно потрепанный, помятый. И как будто он забыл что-то важное и постоянно силится вспомнить.

Но и Радигаст, вернувшись из небытия, не был готов к тому, что станет жить в одном замке со взрослой дочерью. Не зря в первый миг пробуждения он принял ее за свою возлюбленную, Ладу. Это, конечно, говорило еще и о том, что за годы небытия он все перезабыл и многое придется восстанавливать заново. Например, некоторые заклинания. Они начисто улетучились из памяти. А тут еще постоянные насмешки дочери.

Ему было жаль эту молодую деву со странными талантами, данными Велесом, но не развитыми учением. Дар свой она постоянно растрачивала на никчемные вещи. Ну кому еще может взбрести в голову заняться переселением окуней из высыхающего озера в другое, чистое и глубоководное?!

– Мне пора обзаводиться учеником, – сказал он ей в один из первых дней их совместной жизни. – Хочешь, я стану заниматься с тобой? Это приятней, чем брать кого-то чужого. Твой дар требует развития.

– А чему ты можешь меня научить? – спросила она немного грубовато.

– Например, превращению форм.

Она рассмеялась и, продолжая смеяться, превратила залетевшую в окно осу сначала в тигра, а потом – в окуня. А полосатый окунь, широко раскрывая жабры и топорща игольчатые плавники, проговорил его, Радигаста, голосом:

– Зачем нам учиться, если мы и так умеем все, что нам надо?

– Вот этому, что ли? – спросила она с легким презрением, убрав окуня за стены замка.

– И этому тоже.

В тот же день он почувствовал, что кто-то за ним наблюдает. Вторгаться без приглашения в личностный мир у чародеев было не принято. И все же сначала Радигаст решил, что это навестил его кто-то из друзей: быть может, Гвидор или Алатыр. Но, проверив весь кабинет, он обнаружил, что дочь смотрит на него из полки древних манускриптов.

Все они сильно запылились за эти годы, и лишь один стоял свеженьким.

– Подглядывать нехорошо! – сказал Радигаст и погрозил ему пальцем.

Манускрипт тут же перелетел на стол, сплясал вокруг его руки дикий танец и, вернувшись назад на полку, мгновенно покрылся толстым слоем пыли, как и его соседи.

И все это она проделывала легко, не задумываясь! Кто знает, какими еще дарами наградил ее Велес? Догадывается ли она о том, что когда-нибудь и бог с нее спросит за эти дары?

Иногда Радигасту казалось, что он не один управляет своим сознанием. Словно еще чья-то сила постоянно подталкивает его на поступки. Он даже проверял самого себя, словно ходил по темным путаным лабиринтам со светильником в руках. Входы в некоторые коридоры были закрыты. Но у любого, не только чародея, а и просто мыслящего человека есть такие же закрытые двери, куда лучше не заглядывать. Эти двери были издавна знакомы ему, а потому он проходил мимо них спокойно.

«Уж не дочь ли пробует управлять мной?» – спрашивал он себя.

Нет, запах присутствия дочери он бы узнал сразу. Да-да! Он нашел точное слово – запах! Порой ему казалось, что именно посторонний запах он ощущает в своем сознании.

«А может быть, это сам Велес вмешивается в мои действия?» – успокаивал он самого себя. Ведь все, что Радигаст делал, в конце концов, делалось во славу одного только бога.

Велесу давно было пора восстановить свое влияние в Поднебесье. Этот выскочка Перун все больше вытеснял его. И кто мог побороться за своего бога, как не он – Радигаст, служивший ему?!

Вот что открылось Радигасту в последнее время. Вот в чем его призвание, а вовсе не в присмотре за осеменением коров и их удоями.

И тогда он решил начать тайную борьбу с Белуном. Между ними и раньше существовало противостояние. Но тогда Радигаст был молод и не столь опытен в ухищрениях по сравнению со старцем. Однако годы небытия сильно умудрили его.

Первым делом Радигаст решил лишить Белуна Ока Всевидящего.

Без него Белун сразу превращался в беспомощного полоумного старика.

Радигаст не сомневался, что подберет заклинание, управляющее этим магическим шаром.

Остальное было делом техники. Старец был слишком доверчив. Сквозь его заслоны в замок мог пройти любой из знакомых. Это были даже не заслоны, а некая декорация, делающая замок невидимым лишь для тех, кто, по мнению Белуна, не должен был сюда проникать. Радигаст в их число не входил. И двери замка для него всегда были открыты.

Так шар поменял владельца.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ТЯЖКИЙ ПУТЬ

ВОЗВРАЩЕНИЕ КНЯЗЯ

Князя Владигора, пронзенного синегорской стрелой, не было на склоне. Млад вместе с провожавшими их угорами и со своими двумя дружинниками обшарил каждый куст – даже следов раненого или убитого князя они не нашли.

Угоры, напуганные этим таинственным исчезновением, уселись в круг и принялись молить своих богов Уга и Ора заступиться за князя, да и за них самих. Слишком много непонятного произошло у них на глазах за эти два дня. Млад пытался их успокоить.

– Наш князь, он такой! – говорил он сотнику, с трудом веря в собственные слова. – Сколько раз попадал в беду, всегда выходил с победой!

Сотник порывался снова обыскивать склон и в конце концов нашел клочочек оленьего меха, зацепившегося за ветку колючего куста.

– Великий Эльга повелел мне проводить Ай-Мэргэна с почетом. Что я теперь скажу ему?

– Скажи, что проходы в горах мы со своей стороны закрывать не будем, путь для ваших людей всегда свободен. Но и наших не обижайте, в плен не захватывайте, – солидно отвечал Млад.

А в душе у него была черная тоска. Он ведь тоже не представлял, как вернется в свое княжество без Владигора и что скажет княжне Любаве, Ждану, доверившему ему важное дело, отцу.

Сотник передал ему два десятка оленей с ношами. Там были упакованы подарки, только какая с них теперь и кому радость?

Все же они с сотником обнялись, назвали друг друга братьями и пошли в разные стороны.

Закадычный друг Якун, что сдуру выпустил в князя стрелу, приняв его за врага, кручинился так, что Млад опасался, как бы не наложил на себя руки. Млад и сам был готов казнить его. Но если подумать, то за что? За то, что родную землю спешил защитить, геройски драться супротив сотни противников? Потому Млад решил, что он не судья Якуну, а пусть все определяют старшие.

Так они и двигались верхом, понурые, на понурых лошадях, которые быстро почувствовали настрой хозяев. Рядом трусил налегке Лиходей и шли олени, груженные подарками, непонятно для чего и зачем. И неожиданно встретилась на дороге вся дружина. Со Жданом впереди.

– Да это же Млад! Ты смотри, угорой заделался, оленей отвоевал! И Якун с ним, и Радуй! – радовались молодые дружинники нечаянной встрече. – А князя куда подевали?

Но Ждан по хмурому лицу Млада сразу догадался о том, что случилась беда. Поставил дружину на привал, отвел всех троих и подробно, входя в каждую мелочь, расспросил о пропаже князя.

Якуну и говорить-то было почти нечего: увидел рослого угору, понял, что это у них главный, поднялся из-за камня и пустил стрелу.

Вот и весь рассказ. Был бы настоящий враг, его бы за геройство сам Ждан наградил. А теперь Якун только и просил об одном:

– Судите уж меня поскорей или казните как!

– Перун тебя казнит, ежели найдет нужным, – ответил Ждан. – А пока иди к дружине да помалкивай. И ты, Радуй, помалкивай о том, что случилось. Завтра, возможно, сеча будет. Там себя и проявите.

Младу же он объяснил, что дружине пришлось выйти почти сразу вслед за ними, потому что пришли новые худые вести: правитель Саддам уже перешел пограничье и стоит на синегорской земле.

Млад больше всего боялся, как бы Ждан не подумал, что князя они плохо искали. Но Ждан рассудил иначе:

– Князя многие берегут, сам знаешь. Ну подобрали бы вы его со стрелой в сердце, а дальше что? Верю, он скоро объявится, как узнает о том, что на битву идем. А искать его нам – все равно что неводом звезду с неба ловить. Пустое дело. Я-то уж вместе с князем столько прошел! Так что и ты пока помалкивай. Отлучился, мол, князь, – и все.

Не знал Млад, что вместе с войском, которое следовало позади главной дружины, ехал на простенькой лошадке парень с непомерно круглыми глазами. И едва Ждан кончил разговор с Младом, как направился он к войску, которое тоже, вслед за дружиной, встало на отдых.

Отыскав взглядом круглоглазого парня, Ждан отозвал его кивком в небольшой лесок, там они поговорили коротко о чем-то, и молодой воин поехал в глубину леса – видимо, исполнять приказ воеводы. Так что Ждан вернулся на дорогу один. А скоро из лесу тяжело поднялся большой филин и, несмотря на дневной свет, полетел – а куда, о том и не ведал никто.

Владигор открыл глаза и хотел немедленно вскочить.

– Лежи, князь, набирайся сил, – успокоил его чей-то знакомый голос.

– Забавка? – выговорил непослушными губами он, ощущая такую слабость, что какое там вскочить – на одно имя сил не хватило.

– Я, я, князь. А ты, молчи, милый.

«Что же это – разве я все еще в шалаше?» – удивился Владигор, хотел спросить об этом, но тут его окутал густой туман, в котором исчез весь мир.

– Будет утро, все тебе расскажу, – донесся до него шепот Забавки.

– Вот ведь как бывает: думал, что давно расстался с тобой, ан нет, все еще в том шалаше, – произнес он кому-то. Но это были не слова, а затухающая мысль.

А утром в окно заглянул большой филин. Ветка сирени была для него слаба, и потому он зацепился когтями за стену и висел вниз головой.

– Что тебе, Филимон? – с досадой спросила Забавка, поспешно прикрывая наготу. – Князя ищешь? Он здесь, сам видишь.

Она сняла заслоны, которые не впускали птицечеловека в замок.

– Князя не трогай. Посмотрел и лети дальше, – сказала юная ведунья, когда он, уже в человечьем образе, вошел в зал. – Князь и половины сил не набрался.

– Это уж ему самому решать. Ты его разбуди, я передам весть, а там – пусть он думает, как быть.

– У вас, у людей, вечно спешка.

Забавка сказала это и засмеялась. Филимон был человеком лишь наполовину, чего нельзя было сказать про нее саму.

– Есть-пить будешь? Небось всю ночь искал Владигора.

– Где только ни рыскал, пока не сообразил к тебе заглянуть, – сознался Филимон.

– Тебе отцовского вина или меда? Уж прости, мясом я не питаюсь. Зато фрукты есть любые, какие захочешь.

Перед Филимоном возник небольшой столик и серебряный поднос древней работы с душистыми фруктами.

– Ночью-то я двух мышей съел, так что мяса хватило, – шутя припугнул ее гость.

Но Забавка уже не слушала. Слегка пошатнувшись и ухватившись за стену, она вошла в комнату, где лежал Владигор.

«Это ведь сколько своих сил она ему отдала!» – с уважением подумал Филимон.

Князь появился скоро. Был он бледноват, но держался прямо.

– Плохие новости, Владигор, я от Ждана, с дороги. Абдархор уже на твоей земле.

– Договориться пробовали?

– Еще как пробовали!

– Ну и что?

– Так он обоих переговорщиков, что Ждан послал, привязал к двум лошадям, а лошадей погнал в разные стороны.

– Опять в свою дикость ударился!

Забавка, стоявшая тут же, услышав о новостях, задерживать не стала.

– Только побереги себя, князь, – попросила она, – хотя бы несколько дней. Нельзя тебе сразу в битву.

Она вошла в кабинет отца, уже привычно подняла хрустальный шар в воздух и высмотрела с его помощью место, где находились Ждан с войском. А вернувшись, попросила птицечеловека:

– Отойди от князя, Филимон. У меня на него одного едва силы хватит. А ты уж сам как-нибудь долетишь. Ты же, Владигор, окажешься прямо в стане своего воеводы. Лиходеюшка тебя уж заждался. – Она на мгновение смущенно замолчала, а потом, тряхнув головой, весело добавила: – Только поцелуй на прощание, не то отправлю куда-нибудь мимо.

Пока воинов кормили утренней кашей, в палатку Ждана привели лазутчика. Троих лазутчиков Ждан отправил с вечера, но вернулся только один. Способ был известный – по любому стану бродят воины в поисках своей лошади. Подходят к кострам, выспрашивают. Кто из них свой, кто чужой – в большом войске распознать трудно. Кому везет, тот возвращается невредимым и рассказывает о расположении врага, о подслушанных разговорах. Больше везет тем, кто разыгрывает неловких придурковатых парней.

Однажды перед битвой Ждан приказал хватать всех подозрительных – за ночь ему привели больше сотни парней. Некоторые даже имен своих командиров не знали. Пока их проверяли, прошла ночь. Осталось десятка два непроверенных. Их собирались изрубить как врагов. Хорошо, прибежал начальник отряда, который составлялся из всяческих потерявшихся. Он и узнал большинство из них. Зато четверо – сбежали. Ждан так до сих пор и не знал, были ли они действительно вражескими лазутчиками или своими воинами, понявшими, что им грозит.

Этот лазутчик, пробродивший по стану врага половину ночи, а вторую половину пробиравшийся в родное войско, бойко рисовал углем на доске расположение конницы Абдархора, двух отрядов пеших лучников и двух запасных конных сотен.

Силы были неравными. Мало того, Абдархор поджидал еще одно войско, которое должно было подойти к вечеру.

В тот момент, когда Ждан, отпустив лазутчика, призадумался, как действовать дальше, в палатку, как ни в чем не бывало, вошел князь.

– Живой! – только и сумел выговорить воевода.

Но больше никаких слов и не требовалось. Достаточно было светящихся счастьем глаз.

Владигор сразу взял доску с чертежом, который сделал лазутчик, и сказал грустно:

– Всегда уважал Абдархора. Свое дело знает.

А Ждан в это время с любовью и жалостью

смотрел на старого друга:

– Бледен ты, князь. Недолечили тебя.

– Под солнцем пройдет, – отмахнулся Владигор. – Бери две сотни на самых быстрых конях. Нужно обойти Абдархора так, чтобы он не заметил, и до полудня успеть к Кривому ущелью.

– Это еще зачем? – удивился Ждан. – Я к тому, что у нас и так силы малые, а если мы их дробить станем…

– Не спеши. Саддам уже стар по горам лазать и другим путем со своим отрядом не пойдет – только Кривым ущельем. Но воин он тоже хороший и может выставить заранее боевое охранение. Потому ты и берешь две сотни. Одна – чтобы сбить это охранение. Не удастся сбить – тоже ладно, главное – отвлечь. А ты в это время со второй сотней поднимаешься по горной тропе наверх, делишь отряд пополам и рушишь камни со входа и выхода – запираешь войско Саддама в ущелье.

– Стало быть, Абдархор подмоги не дождется! – Ждан потрясенно взглянул на Владигора.

Так разобраться во всем за один миг было доступно лишь князю.

– Теперь дальше, – продолжил Владигор. – Завалы они, конечно, разберут, но светлого времени им не хватит. Они к выходу из ущелья должны подойти после полудня. Абдархор сегодня биться не собирается – будет ждать подмогу. Он знает, что мы тоже подмогу поджидаем и до ее прибытия в битву не вступим. Смотри, как выгодно он расположился. Позади – холмы, на которых должны встать воины Саддама. Сам он – в долине. С одной стороны – река, с другой – густой лес. А перед долиной – овраг.

Значит, тому, кто нападает, придется по этому оврагу спускаться, а потом взбираться по крутому берегу. Но мы не станем ни спускаться, ни взбираться. Я оставляю костры и немного людей, чтоб жгли их всю ночь. А сам с войском иду по твоему пути в обход. На тех холмах, где должен расположиться Саддам, мы с тобой встретимся и начнем сечу перед рассветом, когда Абдархор еще спать будет.

– Сумеем ли мы отличить во тьме своего от чужого? – с сомнением спросил Ждан.

– Весь день, пока войско отдыхает, один отряд будет тайно заготавливать факелы. Каждому дадим по два факела. Второй – на случай, если в битве выронит. И строго скажем: каждый, кто без факела, – враг. – Владигор посмотрел на Ждана: – Как думаешь, управимся?

– Так я иду собирать две сотни, чтобы поспеть к ущелью, – ответил Ждан.

– Кого вместо себя оставляешь?

– Да хотя бы и Млада. Он от горя по тебе едва не помер, а парень очень дельный.

Вдали, не переставая, высчитывала чью-то жизнь кукушка. Когда она устала и смолкла, Ждан с двумя сотнями верных воинов отправился в обход через лес к Кривому ущелью.