Текст книги "Война Владигора"

Автор книги: Валерий Воскобойников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

ЗАБОТЫ ЗАБАВКИ

В этот день Забавка вернулась из леса в хорошем настроении. Ей удалось уладить давнюю тяжбу между березами и осинами в высыхающем постепенно Кривом болоте. Отец говорил, что место это называлось когда-то Светлым озером. Потом озеро захирело, оттого что пересох впадающий в него ручеек. Стало оно зарастать, и никто уже не называл его Светлым. Зато появилось Кривое болото, а на нем – низкорослые осинки да березки. Сначала, когда свободного места было много, никто из них не спорил за пространство для жизни и не мешал соседям. Но время шло, и мелкое редколесье превратилось в чащобу – тогда и начались распри.

Забавка с утра этот спор улаживала: березки согласились переселиться туда, где повыше, – к сосенкам, что росли на сухом песчаном берегу, и осинки, сдвинувшись, уступили им это место, зато заняли освободившееся.

Она с удовольствием посмотрела на куст сирени, который цвел у самой стены замка и заглядывал к ней в окно. Ей удалось уговорить цвести этот куст почти круглый год – за это Забавка питала его нужными соками.

Отец тоже был в замке и, судя по всему, производил свои опыты с хрустальным шаром. В который раз произнося всевозможные заклинания, пробовал заставить его вращаться в воздухе. Шар по-прежнему не слушался, и от этого у отца было никудышное настроение. Забавка это сразу ощутила, войдя в замок, но не стала навязывать отцу свое общество. Он в последнее время вел себя странно, видимо, шар был ему очень нужен.

Она даже хотела сказать ему, что, может быть, и не в заклинании дело, а в невидимой связи между телами. Возможно, что-то в самом Радигасте есть такое, что мешает шару. У нее-то шар уже крутился! А заклинание, которое она тогда произнесла, было совсем простеньким. Но отец злился, когда она попыталась ему помочь. Поэтому она решила больше не вмешиваться в его дела.

И все же, когда Радигаст улетел из замка, Забавка, сняв его простенькие заслоны, прошла в кабинет и сама встала около стола, на котором стоял хрустальный шар. Она подняла его в воздух и произнесла то самое коротенькое заклинание.

Шар, как и в первый раз, немедленно засветился, и она даже почувствовала, как он рвется из ее ладоней, желая начать вращение.

Взлетев повыше, шар опять стал рисовать мир Поднебесья. Но Забавке снова захотелось подсмотреть, что сейчас делает князь, и на столешнице появились неведомые картины – снежная равнина, невысокие холмы, стада оленей с ветвистыми рогами. Потом появились селения, только в них стояли не дома, а островерхие, слаженные из длинных жердей и шкур чумы. И наконец, появилось лицо князя. Лицо было измученным. Князь оборонялся от наседающих на него со всех сторон странных всадников, сидящих верхом на крупных лосях. От всадников этих исходила какая-то нехорошая сила. Но Забавка не стала задумываться об этом. Она лишь увидела, что князь защищает горстку людей в меховых одеждах, пожилого мужчину, юную девушку, старух с малыми детьми, парней, которые почти все были изранены. Почувствовала, что князю через несколько мгновений грозит гибель или полон, и немедленно попросила всех лосей, что несли всадников, уйти прочь от селения, которое защищал князь. Она передала им свою просьбу через шар и не знала, послушаются ли ее животные.

Но лоси, замерев на миг в том положении, в котором их застала ее мысль, потом стали поворачивать вспять и понесли своих седоков прочь от селения.

Шар сразу начал тускнеть, и Забавка едва успела поймать его ладонями, – слишком много сил отдала она, пожелав спасти князя.

Она поставила шар на прежнее место, восстановила отцовские заслоны и пошла к себе – полежать и обо всем подумать.

СТОЙБИЩЕ

Когда солнце стало опускаться, Млад сел на свою лошадь и отправился туда, где горели костры и стояли шатры из меха.

«Встану перед их старостой или посадником, как его там зовут, и объявлю: если хочет видеть своих, пусть отдает за них князя», – думал он.

Ехал Млад не спеша, постоянно оглядываясь, чтобы самому не сделаться нечаянной добычей.

«Лошадь отпускать не буду. Ежели не согласятся – удрать завсегда успею. А там что другое надумаю».

Он еще не доехал до стойбища, как его стала нагонять оленья упряжка с двумя седоками. Млад было подумал взять их в плен, но они, словно догадавшись, объехали его по дуге.

А скоро из стойбища выехало с десяток упряжек. Сначала они устремились в разные стороны, а потом стали окружать Млада. Он понял это с опозданием, а когда сообразил и попытался прорваться, в него полетело несколько стрел.

«Драться не буду, мне князя надо выручать. Попробую договориться с ними», – решил Млад.

На каком языке он будет с ними договариваться, Млад пока не знал, но был уверен, что все определится само собой.

Круг становился все уже, сани с седоками сближались, и все они держали наготове луки со стрелами. Млад не слезал со своей лошади, а помаленьку трусил в сторону стойбища, как будто не замечал их. Он приостановился только тогда, когда среди седоков увидел мордатого парня-синегорца, который не стал защищать своего господина, а сам протянул руки Младу, чтобы тот его повязал.

«Ну хитрюга! – поразился Млад. – Выходит, когда я отъехал, он руки выпростал, своего угору освободил и – в селение! Вот, значит, кто мимо меня на санях проехал и всех по тревоге поднял!»

Остановив лошадь, Млад обратился к окружившим его с речью. Теперь-то он знал, что слова его будут переведены.

– Слушайте меня, угоры! Я вам зла не желаю и ничего вашего иметь не хочу. Вы повязали моего князя, так освободите его, а я вам за это ваших освобожу. У меня еще в запасе двое ваших.

Угоры повернулись к парню, и тот, сказав два-три слова, махнул рукой, как бы показывая: не слушайте его, пустое брешет.

И тогда они снова стали окружать его. Млад мог бы вступить с ними в схватку, и тогда человек пять остались бы лежать на растоптанном снегу, распростившись с жизнью. Но он должен был выручить князя. «А пускай меня вяжут. Буду с князем рядом, вдвоем-то и бежать сподручнее!» – решил он. И только мысль о Лиходее, который станет здесь бродить голодным, потому что не олень и пищу из-под снега добывать не умеет, озаботила его. И все же Млад решился. Поднял меч высоко над головой, а потом вложил его в ножны.

Его не били, разве что раза два пнули ногами. Но ноги угор были обуты в мягкие меховые сапоги. А пнули его не для того, чтобы поуродовать, а чтобы он повернулся на другой бок, – так сподручнее было его вязать.

Потом, уже туго связанного, бросили на сани и повезли в селение.

Он же лежал да дорогу примечал. Впрочем, ничего кругом приметного не было – одни снега да чахлые низкорослые деревья.

В селении горели костры, пахло жареным мясом. Молоденькие ребята и девки с бубнами в руках плясали вокруг огня. Млада подвезли к высокому чуму, возле которого сидел важный угора, одетый в белые меха. Тут же на трех кострах жарились оленьи туши – от них и шел дразнящий запах. Важный угора о чем-то разговаривал с двумя другими. Млада стащили с саней и бросили к их ногам. И когда важный угора повернулся, чтобы взглянуть на Млада, тот с изумлением узнал в нем своего князя!

Связанного по рукам и ногам Млада поставили перед князем, сидящим рядом с двумя уважаемыми людьми стойбища у трех праздничных костров.

– В чем вина этого нючи? – строго спросил князь, делая вид, что не узнает своего дружинника.

«А может, и в самом деле не узнает. Может, угоры опоили каким-нибудь зельем князя», – испугался Млад и чуть было не крикнул:

– Да это же я, Млад!

Но вовремя сдержался.

Мордатый синегорец, низко склонившись, перевел вопрос князя для всех и тут же стал объяснять:

– Этот воин хватал наших людей посреди снегов и уволакивал их в лес, чтобы поужинать ими!

– Во, гнида, врет! – поразился Млад.

Жители стойбища возмущенно зашумели.

– Это верно? – строго спросил князь у Млада. – Ты ешь наших людей?

– Прости меня, важный господин, – нашелся что сказать Млад, – но этот человек тебя обманывает. Я никогда не ем людей. И мой народ тоже не ест людей. А что я брал в полон разных путников – это верно. Но я не хотел причинять им вреда. Я хотел обменять их на моего друга, который тоже попал в полон к народу Угоры.

– Ты слишком много говоришь, – недовольно заметил князь, и жители одобрительно его поддержали. – Однако ты действительно не похож на тех, что едят людей, и думаю, этот человек ошибся. Я хочу выкупить тебя, – пошутил он. И окружающие со смехом подхватили шутку.

«Так вот оно что! – обрадовался Млад. – Ай да князь!»

Но тут выступил вперед противный толстый угора.

– Этот нючи оскорбил меня, и за это я возьму за него большую цену. Заплатишь ли ты, Ай-Мэргэн, столько, сколько я назначу?

– Заплачу, – коротко ответил князь.

– Тогда пусть это будет три хвоста волка.

Млад не знал, что утром Кеулькут заплатил за амого князя на один хвост больше, но понял, что три хвоста – слишком дорогая цена за простого пленника, потому что все вокруг зароптали. Однако князь, усмехнувшись, кивнул, и хромой человек вынес из чума три хвоста.

Млада по приказу князя тут же развязали и посадили вместе с угорами в затрепанной одежде, которые, принюхиваясь, неотрывно смотрели на оленьи туши, жарящиеся на небольшом костре.

А потом, когда двое парней сняли поджаренную тушу с огня и Кеулькут топориком стал делить ее на части, вручив первый кусок Владигору, второй отложив себе, нашелся кусок и для Млада.

НОЧЬ В КРУГУ СЕМЬИ

Много лет назад, когда проходы в Рифейских горах были открыты и угоры свободно заходили в Синегорье, Кеулькут, преследуя снежных барсов, попал в каменную западню. Шкуры этих злобных хищников дорого стоили: за них давали не один десяток оленей, и Кеулькут так увлекся охотой, что свалился с горной тропы в узкую трещину. Его тело свободно болталось между двух камней, и лишь расставленные руки не давали Кеулькуту полететь подобно камню в бездонную пропасть. Он уже готов был молить богов Уга и Ора, чтобы они подарили ему быструю и легкую смерть. Но неожиданно над его головой появился юноша-синегорец. Кеулькут не мог понять, откуда он мог здесь взяться. Юноша увидел висящего над пропастью незадачливого охотника, а Кеулькут был так слаб, что не мог выдавить ни звука, лишь немо раскрывал рот. Юноша попытался прийти на помощь, но ему было не дотянуться до охотника. Кеулькут был уверен, что юноша бросит его на произвол судьбы. Однако дальше случилось чудо, о котором охотник никому не рассказывал, чтобы его не приняли за наглого вруна. Юноша распрямился, крикнул что-то на родном языке, и очень скоро в небе показалась огромная ночная птица. Она летела прямо и быстро, несмотря на солнечный день, и, завидев юношу, стала круто снижаться. Оказавшись за спиной синегорца, птица превратилась во второго юношу. И они вдвоем, сцепившись руками, вытащили Кеулькута из трещины.

Кеулькут знаками стал благодарить их за спасение и спрашивать о плате, но оба молодых человека лишь засмеялись в ответ, отказавшись от предложенных волчьих хвостов, и отправились своим, неведомым Кеулькуту путем.

Сам же охотник вернулся в родное стойбище с большой удачей: он таки убил взрослого снежного барса, выгодно продал его и получил небольшое оленье стадо. Эта удача открыла путь следующим. Он удачно женился, у него родилось двое сыновей, количество его оленей росло год от года.

Удачи продолжались до тех пор, пока недавно на их земле не появились пришедшие из-за края земли. Никто не знал, где стояли их стойбища прежде и где паслись их оленьи стада. А может быть, у них не было ни того и ни другого. Известно лишь, что они нападали внезапно и так же внезапно исчезали, что видели их всегда верхом на лосях и что они воровали людей. Одни говорили, что их наслал правитель Синегорья, князь по имени Владигор, и что они употребляют мясо народа угора в пищу. Другие уверяли, что ими руководит некто, одетый в черные шкуры и сидящий на черном лосе. Кеулькут сомневался, что в их земле встречаются черные лоси. С другой стороны – мало ли какие чудеса бывают в поднебесном мире. Так или иначе, но они отнимали у рода Кеулькута людей, и в недавней кровавой схватке с ними пропали оба его сына.

Чтобы отражать нападение злобных всадников, народу Кеулькута были нужны сильные храбрые воины, но с каждым днем их становилось меньше. И потому он так обрадовался, увидев утром плененного нючи. Сразу было видно, что этот синегорец – отменный воин и что в своем роду он пользовался большим уважением. Плененный нючи даже в ошейнике на цепи стоял у столба гордо… А история о том, что он явился из подземного царства, – глупая выдумка. Но еще больше Кеулькут обрадовался, когда узнал в нем своего давнего спасителя – синегорского юношу. Он и выкупил его для того, чтобы позже освободить.

А теперь, когда нючи, названный Ай-Мэргэном, спас жителей стойбища, только ему и можно доверить защиту от всадников.

Кеулькут сидел в этот вечер у свадебного костра и разговаривал с Ай-Мэргэном, пользуясь в качестве переводчика человеком, который знал язык нючи.

– Я не знаю, как ты очутился в моем краю, но знаю, что назад тебе не уйти – все горные тропы закрыты. Я сам их закрывал, лично. И поэтому твой дом будет навсегда здесь. Твоя жена – тоже здесь. Посмотри, какая она красивая. А ты еще не знаешь, как тонко она выделывает оленьи шкуры и какие красивые сошьет для тебя одежды. Зовут ее Тынна. Она моя племянница, Ай-Мэргэн. Мы здесь все родственники. Кроме человека, стоящего в разговоре между мной и тобой, и того, кто хотел убить тебя в смертном бою у столба. Тот человек – пришлый. И ты хорошо сделал, что укоротил его жизнь, – все видели, что он попытался переметнуться к всадникам.

На небо выплыла громадная круглая луна. Неподалеку выли собаки, потом послышалось конское ржание. Это Лиходей напомнил о себе своему хозяину, увидев, что ему ничего не грозит.

– Зови сюда своего коня, – сказал Кеулькут. – Мы не станем его кушать. Кто же будет кушать лошадь самого Ай-Мэргэна!

Владигор встал. Громко свистнул. Лиходей тут же, не боясь дружного лая собак, оказался рядом с хозяином. Владигор, взяв из дорожной сумы овса, насыпал его коню. Дал ему напиться и накрыл попоной.

А вслед за Лиходеем появилась и лошадь Млада.

Владигор распорядился, чтобы и ее никто не смел зажарить.

– Эта лошадь нам нужна, чтобы воевать со всадниками, – объявил он.

Когда луна прошла половину своего пути, юная невеста взяла его за руку и тихо потянула в чум.

Какая девушка не мечтает о муже! Тынна тоже мечтала о сильном красивом мужчине, чтобы у него было много оленей, чтобы он мог всегда защитить их общих детей и ее родителей, когда сделаются стариками. Она останавливала свой взгляд то на одном юноше, то на другом, и ни один не подходил для семьи. Храбрый и сильный был страшен лицом, и Тынна не желала, чтобы их дети были такими же. Имеющий много оленей был глуп и болтлив, как женщина. Несколько молодых людей из стойбища предлагали ее отцу плату за нее, но отец, посмеявшись вместе с ними, отказывался принимать волчьи хвосты.

Но когда она увидела пленного нючи, то почувствовала, что не может отвести от него взгляд. И потом, после того как злобный Утан потребовал отдать ее за него, если он победит пленного нючи у столба, она всем сердцем молила богов Уга и Ора помогать пленному. Так он был красив и силен. Таким добрым и мудрым было его лицо.

И это ничего, что он был из другого народа. Говорят, от таких мужей рождаются красивые дети.

Злобный Утан сломал ее отцу руку, после того как тот вмешался в смертный бой у столба. Потому что в такой бой никто не может вмешаться – у столба победу определяют только боги. И боги распорядились победой Ай-Мэргэна, а также и ее жизнью.

И теперь все смешалось в их чуме: ее отец страдал от боли, в схватке со всадниками ему повредили и вторую руку, а она, его дочь, была полна радости, потому что наконец боги прислали ей достойного мужа. А то, что Ай-Мэргэна боги прислали именно для нее, она знала точно. Ведь все горные проходы были закрыты, поэтому сам по себе он прийти бы не смог на их землю. Только по воле богов. И поэтому следовало немедленно воспользоваться божественной милостью и в эту же ночь посвятить им будущего сына.

– Пойдем, Ай-Мэргэн, пойдем, мой муж, в чум, – ласково шептала она.

Но муж еще не освоился с их языком, и ему потребовался человек, способный объяснить, чего хочет от него Тынна.

– Твоя жена зовет тебя в чум на шкуры, – серьезно объяснил этот человек мужу. – Она говорит, что пора тебе подумать о вашем сыне.

– Пойдем, Ай-Мэргэн, – продолжала нежно шептать юная Тынна. – Я твоя жена, благородный воин. Люби меня, как это делают на твоей земле, а я буду любить тебя так, как любят наши женщины. Я хочу быть послушной женой и исполню любое твое повеление. Только скажи так, чтобы я поняла твои жедания. Нам надо исполнить свой долг, у нас ведь обязательно должен быть сын. Потом у нас будут еще дети, но сначала – сын. Такой же красивый, как ты, такой же храбрый и сильный, как ты.

Посреди чума стояла большая глиняная плошка. В ней, в растаявшем жире, плавал фитиль, который горел ровным пламенем, источая сумеречный желтоватый свет. Рядом в огромной глиняной чаше светились раскаленные угли от костра. От них исходил жар. В левом углу, лежа в забытьи, постанывал от боли отец Тынны. Где-то у входа примостился готовый к услугам переводчик. В правом углу на мягких шкурах возлежал в объятиях юной Тынны князь Владигор. И думал о том, как поутру отправится на встречу с правителем здешнего народа, Великим Эльгой.

Однако до утра еще надо было прожить ночь. А ее прервали крики, стоны и плач.

Князь быстро оделся в угорские меха, следом за ним выполз и переводчик.

Луна уже склонилась к горизонту и едва освещала пространство. В свете костров были видны оленьи упряжки и тени людей, в основном это были женщины с детьми.

Увидев Ай-Мэргэна, они принялись кричать еще громче, умоляюще вытягивая навстречу ему руки.

– Что это за люди и о чем они просят? – тихо спросил Владигор переводчика.

– Они просят тебя о великом снисхождении.

– Говори короче. Что им надо?

– Прости, Ай-Мэргэн. Им нужна твоя защита. Перед закатом на них напали злобные всадники, и они с трудом удержали оборону. Кто-то сказал им о тебе. Здесь новости разносятся быстрей ветра. Они хотят поставить свои чумы рядом. Дай им на это свое позволение.

– Скажи: я не могу сразу ответить. Я должен посоветоваться со старшими людьми.

Владигор взглянул на Кеулькута, который стоял уже рядом: как быть, что ответить? Но Кеулькут и сам был в нерешительности. Парни привели дряхлого старца.

– Нельзя пускать их оленей на наши пастбища, – повторил для Владигора переводчик слова Кеулькута. А потом перевел ответ старца: – Лучше объединить силы и отбить злобных всадников, чем погибнуть поодиночке.

Старец встал у столба и прокричал своим звонким голосом:

– Согласны ли вы, чтобы отважный Ай-Мэргэн вас тоже охранял?

– Ай-Мэргэн, будь и с нами! Ай-Мэргэн, веди нас на битву со злобными всадниками! – громко призывали люди из соседнего стойбища.

Владигор поднял обе руки, сжатые в кулак, и зычно ответил:

– Я буду с вами, люди! Теперь и вы под моей защитой!

Много лет назад (так давно это было, что уже стерлись из памяти имена предков, которые жили тогда) обитали на этой земле, где лишь три месяца земля празднует весну, а остальное время прячется под снегом, дети бога Ора. Бог Ор заботится о всей живности, что ходит под небом. От него зависит приплод оленей, от него зависит охота в здешних снегах. А потом из-за Рифейских гор пришли люди, которые поклонялись другому богу, которого они называли Угом. Бог Уг сурово наблюдает за делами людей, он носится по небу на своей лучезарной колеснице и иногда так сердится на жителей Поднебесья, что гремят громы и летят молнии.

Сначала коренные жители воевали с пришельцами, но спустя годы, после того как их дети переженились, и те и другие вдруг обнаружили, что все они – родственники. И тогда дети бога по имени Уг и дети Ора решили объединиться в один народ. И назвали они себя по именам своих прародителей – угора.

– Это что же?.. – прервал Владигор рассказ Кеулькута ранним утром. – Моего бога, например, зовут Перуном. Он тоже мчится по небу в лучезарной колеснице. И тоже хранит справедливость и наказывает молнией. Уж не родственник ли он вашему Угу?

– Я так думаю, что наш Уг – это ваш Перун и есть, – ответил мудрый Кеулькут. – И помогая нам, ты помогаешь своему богу, а также самому себе.

Владигор еще до рассвета растолкал переводчика, чтобы проверить сторожевые посты, но, когда они выползли из чума, оказалось, что Кеулькут успел сделать это до них.

– Юноши не спят у своих малых костров, они чутко следят и не упустят врага, – сообщил он.

Тогда и сели у стены чума князь с Кеулькутом и, глядя на светлеющий горизонт, завели долгую беседу. Рядом с ними сидел зевающий переводчик, но им казалось, что и без него они понимают друг друга.

– Завтра нас посетит сам Великий Эльга, – проговорил Кеулькут, – и ты сможешь сказать ему то важное слово, что несешь в своем сердце.

– Как ты догадался, что я ищу встречи с Великим Эльгой? – удивился Владигор.

– Это говорит твоя походка, твой голос, твой взгляд, твое молчание. Человек, который умеет распоряжаться другими, не бросит свой чум ради безделицы.

– Мне и в самом деле необходимо увидеть Великого Эльгу. Иначе может начаться большая война. Но она не нужна никому. – Так говорил Владигор и радовался своему необычайному везению: не надо никуда сбегать – правитель этих земель сам приедет к нему в стойбище.

– А скажи-ка мне, князь, похож ли я на человека, который убил двух соседей, чтобы поживиться их медным котлом да деревянной поварешкой? – спросил вдруг переводчик, когда Кеулькут удалился в свой чум.

– Откуда ты взял, что я – князь?

– Брось, тебя в Синегорье узнают многие. Я шел в твоем войске, чтобы изгнать Климогу Кровавого. И здесь признал сразу, только молчал до поры.

– Что ж, хорошее молчание дороже крепкого удара. Но почему ты спросил меня об убийстве? Или по этой причине ты оказался тут?

– По этой, князь, по этой. Повздорил я со своими соседями. Разругались мы из-за пустяка. Но у меня и мысли не было чинить им зло. А на другой день их нашли убитыми. Стали проверять убыль в хозяйстве – недосчитались медного котла с поварешкой. И хотя у меня не было ни того ни другого, да и откуда они могли взяться, приговорили меня всем миром к смерти. Вот я и бежал за Рифейские горы. Драться я не умею – даже в детстве не дрался – и потому постоять за себя не мог и тут.

– Постой, если ты шел с моим войском, не умея драться, что ж ты делал тогда?

– Гребцом был, князь. Не всем же воевать. Кому-то надо и кашу варить для воинов, и порты стирать. Вот я и пошел. С удел на веслах и подвозил грузы по Чурани и Звонке. Там, у себя, я был свободный хлебопашец, а тут – слуга и олений пастух.

– Хочешь, я верну тебя в Синегорье? Будешь жить в Ладоре или в другом каком месте…

– Поздно, князь. Я уж привык тут… Ежели я тебе пока не нужен, отпусти меня подремать до зари. – И переводчик заполз в чум Владигора, чтобы притулиться там у самого входа.