Текст книги "Искатель. 1987. Выпуск №2"

Автор книги: Валерий Мигицко

Соавторы: Иван Фролов,Юрий Пересунько
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

10

На следующий день в «Фуроре» был помещен мой репортаж. По известности Эдвард Тирбах теперь мог тягаться с кинозвездами и идолами эстрады. Газеты разошлись моментально. К девяти часам был напечатан дополнительный тираж.

Через несколько дней в конкурирующей с «Фурором» газете «Обсервер» появилась статья, которая сразу же привлекла к себе мое внимание,

«Когда-то пересадка человеку мозга считалась чудом. О ней мечтали и говорили глазным образом фантасты. Однако фантазеры не имели основательной научной подготовки. С трансплантацией мозга они связывали лишь изменение образа мыслей личности…

Печально, что ныне в плену заблуждений фантастов оказались и ученые.

Медики отводят мозгу второстепенную роль при определении личности, считая его лишь инструментом мышления, чем-то вроде компьютера, который может быть придан тому или иному организму.

Забыв о моральной ответственности, хирурги оказали банковскому клерку Р. Винкли неоценимую услугу, они пересадили Эдварду Тирбаху мозг Винкли, таким образом, отдали последнему наследие миллиардера…

…В высоких кругах высказывается мнение, что необходимо создать авторитетную комиссию из видных медиков, психологов и юристов, которая бы тщательно исследовала личность Дуономуса и ответила на волнующий всех вопрос: «Кто есть кто?»

И подпись:

«Марк Хилл».

Я чувствовал, какая опасность нависла над замыслами Боба Винкли, и не сомневался, что имею дело с первыми шагами адвоката Кэт Тирбах.

Что можно было сделать в создавшейся ситуации? Я уговорил Краски поместить в следующем номере мой ответ, в котором я, не давая волю чувствам, доказывал, что статья Марка Хилла написана поспешно.

«…Если бы автор потрудился хотя бы познакомиться с Дуономусом, понаблюдать за его поведением, то он, без сомнения, изменил бы свои умозрительные выводы…»

Я тактично оговорился, что, не предваряя событий, называю оперируемого Дуономусом, как это определили ученые-медики. Дальше я сообщал, что в свое время, будучи на службе в Бюро, имел дело с неким Р. Винкли. И сейчас, увидев Дуономуса, я ни в малейшей степени не сомневался, что передо мной известный миллиардер Эдвард Тирбах; вернее – человек, несколько отличающийся от него, но не настолько, чтобы не узнать в нем типичного представителя делового мира.

Когда я слушал объяснения Дуономуса с Кэт, у меня не появилось ни малейшего сомнения в том, что это был сам Эдвард Тирбах.

Более того, Дуономус не узнал вдову Винкли, которую привело сюда понятное желание посмотреть на человека, в котором ожил интеллект ее бывшего мужа.

«Мне кажется, что решение вопроса о личности Дуономуса, – писал я далее, – в первую очередь зависит от того, кто был реципиентом, а кто – донором. Ведь операция проводилась ради спасения жизни Эдварда Тирбаха!

Конечно, я вовсе не хочу сказать, что за всем этим стоит Кэт Тирбах, которая во имя своих интересов однажды отреклась от своего мужа; я только хочу напомнить, что операция была произведена в полном соответствии с волей Эдварда Тирбаха».

С газетных страниц не сходили фотографии Эдварда Тирбаха, Боба Винкли, Дуономуса, а также Кэт и Лиз. Уникальная операция, сделанная известному предпринимателю, повлекла за собой громкий скандал, придала истории особую остроту. Дуономусом интересовались медики, психологи, ученые, политики, школьники, домохозяйки…

Некоторые всерьез доказывали, что Дуономусу надо разрешить иметь двух жен, так как и Кэт Тирбах, и Лиз Винкли имеют на него равные права. И если, по слухам, Кэт Тирбах затевает судебный процесс, то же самое с неменьшими основаниями может сделать и Лиз Винкли.

Все сведения о Дуономусе я получал от Варлея, который извещал меня, что Эдвард Тирбах чувствует себя хорошо, к газетной перепалке относится равнодушно, выпады в свой адрес игнорирует. Начал исподволь заниматься делами своей обширной «империи».

Лиз довольствовалась одними газетными сообщениями и была очень рада, когда я заходил на минуту поделиться с ней тем, что узнавал от Варлея.

Однажды в моем кабинете зазвонил телефон.

– Господин Хьюз? – послышался в трубке незнакомый голос.

– Слушаю.

– С вами говорит секретарь Эдварда Тирбаха. Вы не могли бы подъехать сейчас к патрону на Хорвуд-стрит?

– Конечно, – с готовностью ответил я.

– Высылаю машину.

– Пожалуй, я быстрее доберусь на своей.

«Ну вот, кажется, Боб все вспомнил сам. Слава богу, что я ничего не успел предпринять».

Тирбах сидел за столом и перебирал какие-то бумаги. При моем появлении он медленно поднял голову и дружелюбно предложил:

– Садитесь, Кларк. Вы завтракали?

– Откровенно говоря, не успел.

Он сделал знак секретарше, и нам принесли сандвичи, кофе…

– Очень признателен вам за статьи, – начал Дуономус. – Для меня это весомая поддержка.

Вопреки моим ожиданиям говорил он сдержанно и своим тоном сразу же установил в наших отношениях некоторую дистанцию.

– Мне понравился ваш тезис относительно реципиента и донора. Удивляюсь, что кто-то этого не понимает.

Я молчал, не зная, как вести себя с Дуономусом.

– Сегодня я хотел бы еще раз воспользоваться вашей помощью, – продолжал Тирбах. – Мы отправимся в банк. До меня дошли сведения, что там за время моего отсутствия немного запустили дела. Я хочу появиться в банке неожиданно. Ну а свое журналистское дело вы знаете…

– Очень признателен вам за доверие.

Он заметил мою нерешительность в разговоре с ним и сказал:

– Я думаю, дорогой Кларк, нам с вами лучше без формальностей. Зовите меня просто Эдвард.

Я согласно кивнул.

Внимательно посмотрев на меня, он задумчиво произнес:

– Похоже, дорогой Кларк, что вы неискренни со мной, мой вид чем-то смущает вас. Из всех людей вы имеете самое близкое отношение к моей операции («Какую операцию он имеет в виду: деловую или хирургическую?») К тому же вы доверенное лицо не только моего сына Рудольфа, но и мое. Вы были в курсе всех моих дел и намерений. Ведь от вас зависело, чьим мозгом я воспользуюсь…

Похоже было, что эти слова сказал Боб. Однако вопреки всякой логике в его речь вплелись фразы о сыне Рудольфе. Что это: плохая игра Боба? Или в этом Дуономусе действительно все перепуталось?

– Мне нравится, что вы защищаете мои законные интересы, да, да, законные… И я надеюсь с вашей помощью разрешить некоторые затруднения. – Тирбах поморщился, приложил руку к груди. – Сердце беспокоит…

Он вынул из кармана серебряную коробочку, достал таблетку и положил под язык. Некоторое время молчал, словно проверяя что-то с помощью внутреннего локатора, потом сказал:

– Знаете, Кларк, иногда я уже сожалею об этой пересадке. У меня очень много денег. Но хорошим здоровьем не могу похвалиться. Организм слишком стар. Поневоле начинаешь думать, что лучше бы мне остаться… там, – и показал рукой вверх.

Что это: запоздалое раскаяние Боба, признание медицинской операции ошибкой?

Он дышал очень тяжело, и время от времени словно прислушивался к тому, что происходило у него внутри…

– При ваших-то капиталах можно заменить и другие органы, – проговорил я и запнулся.

– В Центре мне советовали… Замена отдельных органов ничего не даст. Почки, сердце – этого мало… У меня никуда не годятся сосуды.

Я не знал, что ответить ему.

– Да, сейчас все возможно, – задумчиво проговорил Тирбах. – Но я хочу остаться самим собой… Сегодня я забираю вас на весь день… Не возражаете?

– Наоборот, буду рад сопровождать вас.

Тирбаха в банке не ждали. Секретарша управляющего строго посмотрела на нас и сказала:

– Господин Шнитке занят, пройдите к заместителю.

Тирбах мягко возразил:

– Передайте господину Шнитке, что если его секретарь еще раз не узнает меня, я прикажу уволить его.

Управляющий разговаривал с посетителем. Увидев нас, он резко повернулся:

– В чем дело, господа? Калерия, – обратился он к вошедшей следом секретарше. – Я же просил никого не принимать.

– Господин Шнитке, я предупреждала, но господин Тирбах очень настаивал. – Она выделила слово «очень».

Управляющий вскинул голову, торопливо поднялся:

– О, извините, господин Тирбах. Почему вы не предупредили?

– Мне хотелось сделать вам сюрприз. Сегодня я, как кинозвезда, в сопровождении прессы… Кларк Хьюз из «Фурора». – И он указал жестом в мою сторону.

– Рад познакомиться. – Шнитке протянул руку. – Я вас слушаю, господин Тирбах.

– Пожалуйста, журнал учета операций за два последних месяца.

– То есть все расчеты компьютера? – переспросил Шнитке.

– Нет. Техника, конечно, хорошо, но я привык работать по старинке, хочу просмотреть все своими глазами.

Получив несколько листов с рядами машинописных цифр, Тирбах проговорил:

– Ну что же, не буду вас отвлекать… Я поработаю в своем кабинете…

Тирбах бегло просматривал колонки цифр.

Я понимал, почему он решил продемонстрировать мне знание банковских дел. Ведь для моего друга цифры были родной стихией.

Поведение Боба в образе Тирбаха было безупречным! Но меня тревожило, что Винкли опять использует меня в своих интересах, а о вознаграждении не подумает… Конечно, работа оценивается по результату. Но ведь я не впервые помогаю ему!

Через полчаса заглянул управляющий.

– Вам ничего не нужно, господин Тирбах?

– Благодарю вас. Присядьте, пожалуйста. Я заканчиваю просмотр документов и хочу кое-что выяснить.

Он положил бумаги на стол.

– Дорогой Шнитке, направляясь сюда, я думал, что дела без меня пришли в упадок. Но я ошибся. В целом я доволен состоянием отчетности. У меня только два вопроса.

– Слушаю, господин Тирбах.

– Первый… Почему вы вопреки моему запрещению выдали крупную сумму фирме Нординга?

– Нординг согласился на двенадцать процентов годовых и дал солидное обеспечение под ссуду.

– Какое именно?

– Закладные на крупное дочернее предприятие пластмасс, оцененное экспертами в одиннадцать миллионов.

– Закладные в сейфе?

– Конечно.

– Почему об этом обеспечении нет никаких записей?

– Разве? Я разберусь.

– И еще одно. В апреле отмечено поступление одного миллиона в погашение ссуды от фирмы Буаре. Из записей следует, что этот миллион был переведен в филиал нашего банка в Дризе. Однако его поступление туда не зафиксировано.

– Сейчас разберусь, сэр.

Шнитке взял бумаги…

– Переведите этот миллион в Париж на имя моего сына.

– Хорошо, господин Тирбах.

– Попрошу принести мне закладные Нординга.

– Но для этого надо вскрывать сейф.

– Вскрывайте.

После ухода Шнитке Тирбах опять достал серебряную коробочку.

– Сердце беспокоит все сильнее, – проговорил он. – Неужели я ничего не успею… и все пойдет прахом? Это ужасно! За что покарал меня бог, лишив преемника в делах?.. – Превозмогая слабость, он поднялся, опираясь на край стола. – Теперь поедем к вам.

Я вопросительно посмотрел на него.

– Мне пришло в голову купить несколько газет, – объяснил Тирбах. – Начну с «Фурора». С ним вопрос уже решен. Бумаги оформим на ваше имя.

Кажется, наступил момент, которого я так долго ждал… Тирбах вновь сел в кресло и закрыл глаза. Казалось, он дремал.

Скоро вернулся Шнитке. Вид у него был довольно понурый…

– Что-нибудь не так, Шнитке? – поднял голову Тирбах.

– Закладных Нординга в сейфе не оказалось, – растерянно произнес тот.

– Я так и думал.

– Но нам удалось уличить в краже нашего служащего О’Коннена. Он сознался, что за крупную сумму обещал вернуть их Нордингу. Потому и не дал о них никаких сведений.

– Дальше!..

– К счастью, О’Коннен не успел передать их Нордингу, ждал, пока получит от него перевод.

– А что с миллионом?

– С миллионом хуже. В апреле он был переведен в дризский филиал. И, как я сейчас выяснил, там его получили по фальшивой доверенности. Видимо, не обошлось без сговора с кем-то из дризских служащих…

– Вы не выяснили, кто получил?

После заминки Шнитке сказал:

– Наш бывший клерк Боб Винкли.

На лице Тирбаха появилась растерянность. Но уже через секунду он расхохотался. Смеялся долго, до слез.

– Вот так история! Умно сработал, шельмец. Теперь не с кого и взыскивать!..

«Вот оно, еще одно дельце Боба, на которое он намекал».

– Бог с ним, с Винкли, – продолжал Тирбах. – Проведите эту сумму как дополнительные затраты на операцию. Рудольфу отправьте миллион из основного фонда.

На другой день газеты подробно описывали посещение Тирбахом банка и покупку «Фурора». Вокруг Дуономуса поднялась очередная бумажная буря. Упоминалась хитроумная махинация Боба Винкли. Естественно, журналисты не могли обойтись без язвительных острот по поводу того, что герой сам у себя украл миллион. Как и следовало ожидать, многие упирали на то, что Дуономус (или скрывающийся за ним Боб Винкли), забирает в свои руки миллиарды Тирбаха. Не пора ли остановить его? Не время ли до выводов особой комиссии наложить секвестр на имущество Эдварда Тирбаха?

В ответной статье я подробно описал действия Тирбаха, доказывая, что он вел себя предельно разумно и прекрасно разобрался во всех банковских операциях, что только благодаря своей высокой компетентности заметил непорядок в документах и предотвратил затеваемую Нордингом аферу. Находящийся под следствием О’Коннен признался, что был подкуплен Нордингом, и дал согласие рассказать об этой махинации подробнее.

Заканчивалась статья так.

«Присвоение миллиона Бобом Винкли, которое выбрали мишенью наши острословы, было раскрыто тоже не кем иным, как Тирбахом. Не случайно журналисты опустили этот красноречивый факт. Если бы под маской Дуономуса находился Боб Винкли, результаты проверки, вероятно, были бы другими».

Теперь у меня появилось множество новых ответственных забот, и я проводил в редакции дни и ночи. Хотелось все проверить, за всем проследить… Дело оказалось довольно хлопотным. Оно не только дисциплинировало меня, но все сильнее забирало в свои сети, все настойчивее вносило коррективы в мои решения и поступки, Я с грустью констатировал, что перестаю принадлежать самому себе…

Однажды поздним вечером в редакции зазвонил телефон. Я машинально взглянул на часы: половина одиннадцатого. Кто же в такую пору мог звонить мне в этот кабинет?

– Кларк? – послышался в трубке вроде бы знакомый голос.

– Да…

– Ты, старина, совсем не отдыхаешь!

– Простите, кто это? – удивился я фамильярному обращению.

– Эдвард Тирбах.

– Очень приятно, господин Тирбах.

– Перед сном надо обязательно гулять. Пойдем подышим свежим воздухом.

– С удовольствием.

Приглашение на прогулку скорее всего исходило от Боба, но полной уверенности в этом не было. Смогу ли я, наконец, убедиться в воскрешении друга?

В бодрящей прохладе сквера мы провели около двух часов. Собеседник шагал очень медленно, часто останавливался… Голова его была занята мыслями, которые он не считал возможным поверять мне. Это мог быть и Тирбах и Винкли, но в нем было заключено и единство их. Я понял, что должен окончательно распрощаться с Бобом Винкли. Прежнего банковского клерка больше не существует! Вместо него есть финансовый магнат по имени Эдвард Тирбах, отношения с которым надо строить на другой, чисто деловой основе.

Тирбах словно понял, о чем я думаю.

– Ну, как твои газетные дела? – спросил он.

Я коротко объяснил ему, что уже вошел в курс дела; что предприятие должно быть жизнестойким, конкурентоспособным, должно непрерывно развиваться, совершенствоваться…

– Я ввел новую должность советника по реорганизации газетного дела, поставив на это место толкового молодого специалиста. Я не дал новому служащему постоянного места, ведь конкретно он ничем не руководит. Четыре часа в день он ходит по отделам и редакциям, присматривается, анализирует, отмечает неполадки… Посещает другие издательства… А потом подготавливает предложения по улучшению, расширению… Я обдумываю их, прокручиваю на компьютере… И уже кое-что начинаю изменять. Например, организовываю выпуск красочного воскресного приложения для женщин.

К моему удивлению, оказалось, что Тирбах хорошо разбирается в издательских делах. Он стал расспрашивать о содержании и тематике статей еженедельника, о формате и объеме газеты, о качестве бумаги и фотографий… Иногда он делал замечания.

– Да, ты абсолютно прав: для женщин очень важно найти дружеский, доверительный тон. Главным редактором приложения обязательно должна быть женщина.

– У меня есть кандидатура, – ответил я.

Появилось такое ощущение, будто вернулись прежние времена, когда я гулял здесь с Бобом Винкли, только теперь оба мы были в новом качестве.

Эдвард опять понял меня без слов, а может, мы с ним думали об одном и том же… Потому что на прощанье он сказал:

– О твоей деловой хватке я уже слышал от Варлея. Теперь сам убедился в наличии у тебя завидной инициативы и предприимчивости. Признаюсь, ты выдержал самый надежный экзамен для руководителя. Я рад, что не ошибся в тебе.

11

Да, это был Эдвард Тирбах!

Вскоре мне опять позвонил его секретарь и сказал, что Эдвард в клинике Центра и хотел бы повидать меня.

– Что с ним? – встревожился я.

– Приезжайте, узнаете.

В клинику я попал в середине дня. Эдвард был уже на операционном столе.

Варлей сообщил мне, что Тирбах заключил с ними договор на пересадку ему здорового молодого тела.

– Правда, официально операция называется иначе, – продолжал Варлей, – и по документам проходит как замена Эдварду Тирбаху некоторых органов… Его самочувствие заметно ухудшилось, и другого выхода не было. Тирбах очень хотел видеть вас, но откладывать операцию не стал.

– А как же заключение ваших специалистов? – спросил я.

– Какое заключение?

– О решающей роли генов и всего организма в установлении личности Дуономуса…

Варлей, как мне показалось, усмехнулся.

– Неужели вы не оценили ситуации? – Я посмотрел на него с нарочитым недоумением. – Пересадка мозга сулила дополнительные миллионы. Надо было подготовить почву, чтобы к этой операции относились, как к пересадке любых других органов.

– Как! Неужели ученые рискнули на фальсификацию?

Может быть, выражая неподдельное возмущение, я переиграл, но только Варлей пошел на попятную:

– Ну, какие-то данные о влиянии генов и всего организма на интеллектуальную деятельность, видимо, были получены. Я ведь не ученый и не знаю всего. Я сообщил вам свои субъективные выводы, которые сделал на основе анализа общего положения дел, а также некоторых реплик и оговорок руководителей Центра. Надеюсь, вы не будете излагать в газете мои догадки. Теперь у вас с Тирбахом общие интересы.

Я промолчал. А Варлей добавил:

– Перед операцией Тирбах заявил: «Грош цена вашим научным изысканиям! Главным фактором, определяющим личность, являются деньги. Какие бы органы ни пересаживали, после операции останется тот, кто за нее платит».

Несколько дней Тирбах находился в реанимации. Я наведывался к нему. Он был без сознания и бредил. Звал Кэт, Рудольфа, Лиз. Кому-то клялся в любви, говорил, что он обновился и стал по-другому смотреть на жизнь,

А через день, не приходя в сознание, Эдвард Тирбах скончался.

В газетах появились сообщения о том, что перед операцией Тирбах составил новое завещание. По этому поводу высказывались самые разные предположения.

На процедуру оглашения завещания собрались представители прессы, радио, телевидения! Словно на инаугурационную речь президента.

Дело Дуономуса я считал своим и продолжал писать о нем в газете.

Нотариус неторопливо распечатал конверт. Прочитав, как положено, вступительную часть о здравом рассудке завещателя, он повысил голос:

– «Настоящим завещаю… Мой сын Рудольф Тирбах, жена Кэт и Лиз Винкли наделяются одинаковыми правами и одинаковыми частями моего наследства. Каждый из них будет получать пожизненную ренту в размере шестидесяти тысяч дин ежегодно… – В зале пронесся легкий шелест. – Все движимое и недвижимое имущество завещаю моему преемнику в делах Кларку Хьюзу, как человеку, способному распорядиться капиталом с наибольшей пользой для общества».

Так закончилась эта история, вокруг которой еще долго не стихали горячие споры.

Поскольку Высокая комиссия по определению личности Дуономуса не успела до его смерти прийти к окончательному решению, все распоряжения Тирбаха остались в силе. Комиссия переключила свое внимание на деятельность ученых Центра, подвергнув их выводы серьезному сомнению. Пересадка мозга была запрещена до получения исчерпывающих данных. Однако ученые пока не внесли в это дело никакой ясности.

Для меня это тоже не праздный вопрос. До сих пор я не знаю, кому поставить надгробный памятник со словами благодарности. Полной уверенности, что своим неожиданным обогащением я обязан Бобу Винкли, у меня нет. Сыграли свою роль гены Тирбаха или завещание – результат перехода Боба в категорию предпринимателей?

Я рад, что не успел выставить Дуономусу свои претензии. Хотя в этом случае по его реакции я бы точно узнал, с кем имею дело: Винкли, вероятно, открылся бы, а Тирбах – откупился. А сейчас ответ на эти вопросы Дуономус унес с собой в могилу.

Вечерами я часто гуляю по памятным аллеям парка, иногда вспоминаю эту историю…

Нередко меня сопровождает Кэт Тирбах. Теперь она главный редактор нашего воскресного приложения для женщин.

Рудольф остался в Париже. Его работы иногда упоминаются в печати, но знаменитостью он так и не стал. Мы изредка переписываемся и обмениваемся поздравительными телеграммами.

Лиз Винкли открыла торговое дело. Она нашла счастье во втором браке. С ней я не встречаюсь. Многочисленные заботы поглощают все мое время.