Текст книги "Искатель. 1987. Выпуск №2"

Автор книги: Валерий Мигицко

Соавторы: Иван Фролов,Юрий Пересунько
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

9

Ресторан расположен в живописном ущелье и, судя по обилию машин, заполнивших стоянку, пользуется популярностью Не без труда нахожу свободное место и с трудом втискиваюсь между серебристой экспортной «Ладой» и голубым «фордом-капри». В окружении элегантных экипажей моя «Нива» смотрится как трудяга-тяжеловес в обществе племенных рысаков, но нам с ней это как-то все равно. Среди транспортных средств, дожидающихся своих хозяев, мы с ней приметили три серые «Волги».

У входа в ресторан нас встречает улыбчивый мужчина в смокинге.

– Добрый вечер, – с любезностью, превосходящей дежурную, приветствует он. – Николайшвили, метрдотель. Добро пожаловать в наш ресторан!

Жалуем. Метрдотель пропускает меня с Ольгой вперед, а сам услужливо семенит следом.

– Издалека к нам прибыли? – интересуется он.

– Издалека, – не удостаивая метрдотеля поворотом головы, бросает девушка. В атмосфере фешенебельного ресторана она чувствует себя столь же уверенно, как и на трассе нашего ралли. Ее появление уже привлекло внимание лиц, мужского пола, занимающих ближайшие столики.

– Одесса? Ростов? Черновцы? – предполагает провожатый.

– Москва, – говорю я.

Услышав, что гости не принадлежат к жителям городов, которые он ставит выше столицы, метрдотель сникает.

– Москвичи? Замечательно, – кисло произносит он. Говорит подоспевшему официанту: – Проводи наших гостей к столику номер пять. – И исчезает.

У него обнаружились срочные дела в противоположном конце зала.

Вечер у столика номер пять начинается с небольшой заминки. Я усаживаюсь лицом к окну. Усаживаюсь преднамеренно: у меня перед глазами – автостоянка и входная дверь. Ольга устраивается напротив меня. Пока я беседую с официантом, она с отсутствующим видом разглядывает зал. Закончив переговоры, обнаруживаю ее обеспокоенной. Интересуюсь, в чем дело.

– Дует, – жалобно отвечает девушка.

У меня есть основания заподозрить иную причину ее нервозности, но факт сквозняка налицо. Предлагаю поменяться местами, на что моя спутница с готовностью соглашается. Теперь, когда я лишен возможности созерцать столь важные объекты, у меня появляется дополнительная причина бросить взгляд на скопище автотехники, расположенной по соседству. Встаю.

– Куда ты? – спрашивает Ольга.

Говорю, что хочу переставить машину. На стоянке сутолока, скоро стемнеет, кто-то будет выезжать – заденет. Одним словом, нормальное беспокойство нормального автомобилевладельца.

Объяснение ее удовлетворяет.

– Только скорее, ладно? – просит девушка.

Умение держать себя в руках у нее, если можно так выразиться, непрофессиональное, и, когда она плохо владеет собой, она переживает. Это заметно. Не очень, но заметно. Конечно же, она тоже видела серые «Волги».

Покидаю ресторан и провожу рекогносцировку. Интересующие меня автомобили на прежних местах. Номера на всех трехместные, и один из них кажется мне знакомым. Мне приходит на ум обсудить это обстоятельство с кем-нибудь из персонала заведения: своих тут, без сомнения, знают. Верчу головой в поисках подходящего собеседника и обнаруживаю дремлющего у входа швейцара. Это то, что мне нужно. Иду на сближение и, когда последнее, по моим расчетам, достигнуто, лезу в карман за сигаретам.

– Закуривайте, – предлагаю я швейцару.

Незамысловато, но вполне подходит в качестве затравки.

Швейцар открывает глаза и рассматривает сначала протягиваемую ему пачку «Примы», потом обладателя столь редкостных сигарет. Признав во мне ходока из дальних мест и не усмотрев в моих действиях ничего предосудительного, он принимает вызов.

– Лучше этих, – говорит швейцар, извлекая на свет пачку «Пэл Мэл».

И я понимаю, что ответы на мои вопросы будут стоить недешево.

Мы закуриваем и еще несколько мгновений молча обозреваем друг друга, внося в свои выводы последние коррективы.

– Значит, Габуния уже здесь? – говорю я, указывая на серую «Волгу», стоящую к нам ближе других. – Как это я не заметил?

– Какой Габуния? – лениво любопытствует швейцар.

– Мой приятель из Тбилиси – это его машина.

– Пойдем, – предлагает швейцар, одарив меня взглядом, исполненным сочувствия.

Я жду от него слов, а он намерен вовлечь меня в действие. Любопытно, какое?

Мы подходим к заинтересовавшей меня машине. Швейцар достает из кармана ключи на пикантном брелоке, открывает дверку «Волги», опускается на переднее сиденье и приглашает меня расположиться рядом.

– Садись, дорогой, – говорит он. – Это моя машина.

Тем временем в ресторане происходит незначительный инцидент, я хоть и нахожусь в каких-нибудь ста метрах, но не могу вмешаться в ход события.

За столиком в дальнем углу некто в джинсовой куртке рассчитывается с официантом. Уплатив по счету, человек встает и направляется к выходу. Он спешит, у него нет желания быть узнанным. У самой двери «джинсовая куртка» вынужден уступить дорогу официантке с тяжело груженным подносом, и этого полуоборота достаточно для того, чтобы Ольга, нелюбопытно переводя взгляд с одного предмета интерьера на другой, увидела его лицо. Девушка вздрагивает. Она, без сомнения, знает этого человека.

Выйдя из ресторана, «джинсовая куртка» оказывается передо мной на расстоянии прямой видимости, но мой взгляд в его сторону расфокусирован: я отвлечен беседой со швейцаром. К тому же на стороне незнакомца сгущающиеся сумерки. Он сворачивает влево и исчезает со сцены.

– Ну, значит, машина моего приятеля вон та, – говорю я.

– Это машина товарища Мачаидзе, – объясняет швейцар.

Держу пари, он уже смекнул, что никакого приятеля нет и в помине.

– Мачаидзе? Футболиста?

– Он не футболист, нет. Большой человек!

– Тогда третья, – простецки продолжаю я. – Мой приятель никогда не опаздывает.

Швейцар хитро щурит на меня свои белесые глаза.

– Интересуетесь, да? – с намеком спрашивает он.

Все понято как надо. Нащупываю в кармане некую шуршащую бумаженцию и переправляю ее в ладонь швейцару. Он зажимает купюру в кулаке и рассматривает кулак с прозорливостью рентгеновской установки.

– К нам много людей приезжает, – наконец говорит он. – Это машина моя. Заработанная честным трудом!.. Вон та – товарища Мачаидзе. А чья третья, я не знаю.

Переставляю «Ниву», уступаю дорогу дикому мотоциклисту, с ревом стартующему из ближайших кустов, и возвращаюсь в ресторан. Здесь оживленно. Какой-то подвыпивший верзила схватил Ольгу за руку и тянет танцевать. Девушка отбивается, но вырваться из объятий этакого экскаватора ей не по силам. Как водится, за развитием событий заинтересованно следит весь зал, но никто не вмешивается.

– Олег! Олег! – завидев меня, кричит девушка.

На хорошей спринтерской скорости срываю ленточку и вклиниваюсь между Ольгой и верзилой. У меня большие сомнения по поводу того, понимает ли этот мешок с песком доступный нам язык, но я как можно громче и внятнее все же советую ему идти своей дорогой.

– А это кто такой? – удивляется звезда танцевального вечера.

Не успеваю представиться. Несильный, но достаточно ощутимый толчок отбрасывает меня в сторону. В зале воцаряется тишина. Прижавшись к стене, испуганно следит за развитием событий Ольга. Сейчас у меня нет времени ее успокаивать.

Снова подхожу к верзиле и возобновляю переговоры. Я мог бы уложить его с одного удара, но два обстоятельства мешают мне это сделать немедленно. Во-первых, важно, чтобы в последующем за всем милицейском протоколе было отмечено: драку начал не я. А во-вторых, нелишне было бы знать, какими силами, кроме этого монстра, располагают нападающие, если таковые имеются в наличии.

Верзила на уговоры не поддается. Он ударяет правой. Эффектным этот удар кажется только из последних рядов партера, ибо я успеваю увернуться, и размером с хороший кирпич кулак со свистом проносится в миллиметрах от моего лица, навевая приятную прохладу. Слышу, как кричит Ольга. Экскаватор разворачивается для второй попытки. Напоследок еще раз гляжу в тупо ухмыляющееся лицо незнакомого мне человека и в следующую секунду многократно выверенным ударом отправляю его в нокаут. До счета «шесть» верзила стоит как бы в ожидании аплодисментов, потом тяжело рушится на пол. Занавес.

Зал, до того молчавший, взрывается. Слышатся негодующие крики. Официанты ожили и решительно бросаются к месту действия. Ольга опережает их и преграждает путь, будто надеется меня защитить. А в двери, неумолимый и грозный, уже вырастает милицейский наряд.

10

Пока меня, Ольгу и находящегося в блаженном состоянии тихого согласия со всем миром верзилу опрашивают в районном отделении милиции, в переговорном пункте местного узла связи происходят заслуживающие внимания события. Из кабины номер четыре некий молодой человек ведет со своим абонентом следующий диалог.

АБОНЕНТ. Слушаю.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Это я.

АБОНЕНТ. Да?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Мы не можем войти с ним в контакт. Он возит с собой какую-то девчонку.

(Продолжительная пауза).

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Вы слышите?

АБОНЕНТ. Да.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Что делать?

АБОНЕНТ. Изолируйте ее. Я жду до завтра.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Да, но…

(В трубке гудки отбоя.)

Молодой человек покидает переговорный пункт, садится за руль серой «Волги» и уезжает. Минуту спустя к телефонистке обращается еще один молодой человек, настроенный решительно. Выдернув из кармана рубашки краешек удостоверения, он называет свое звание и имя.

– Слушаю вас, – испуганно произносит телефонистка.

Обладатель удостоверения задает ей один-единственный вопрос:

– Куда и по какому номеру только что звонили из четвертой кабины?

11

Наш лагерь мы опять разбиваем на берегу: никаких возражений со стороны Ольги на этот счет не поступает. Пейзаж не отличается разнообразием: те же заросли, тот же пляж. Я вожусь с палаткой. Девушка стоит у воды и смотрит в темноту. Любопытно, что она там увидела.

– Вот теперь это похоже на отдых, – говорю я. – Ресторан, драка, милиция… Я все думал, чего не хватает в моей жизни? Теперь мне ясно: в ней не хватало приключений!

– Перестань, – обрывает меня Ольга.

Подхожу к ней. Обнимаю ее за плечи.

– Что с тобой? – спрашиваю.

Девушка отстраняется.

– Ничего, – говорит она.

– Может, тебе не нравится здесь? Давай поедем в Крым. – предлагаю я. – Завтра к вечеру будем в Ялте.

– Ах, оставь…

Ольга нервничает и на сей раз не пытается этого скрыть. Последующие попытки убедить ее в том, что все худшее позади ни к чему не приводят. А может быть, я не очень доказателен, ибо сам в это не верю.

– Тебе надо отдохнуть, – мягко заключаю я. – День какой-то сумасшедший…

То, что я думаю в этой связи о дне завтрашнем, остается при мне.

Часом позже Ольга, как доброе привидение, возникает у «Нивы», в кабине которой несет свою нелегкую ночную вахту некто О. М. Никитин.

– Оля? – неуверенно предполагаю я отнюдь не потому, что не верю своим глазам.

Девушка открывает дверку и в течение шестнадцати ударов моего гулко бухающего сердца молчит, глядя куда-то в сторону.

– Я боюсь, – наконец произносит она.

– Кого? – спрашиваю я, хотя правильнее было бы спросить «за кого?».

Вместо ответа слышу рыданья Ольги. В следующее мгновение на меня обрушиваются ее волосы, ее руки, ее губы, и под натиском этого несокрушимого войска я непростительно поспешно забываю о том, что намеревался бдеть до утра и непременно изловить двух мрачных шутников, разъезжающих в автомобиле тоскливого цвета, окажись они где-нибудь поблизости

Утро свежо и чисто; все выметено до последней соринки и вымыто до головокружительной синевы. Солнце трезвонит во все колокола. Ветер гонит по поверхности залива залихватские волны. Избыток сил распирает грудь. Хочется делать что-нибудь значительное: ломать скалы, нырнуть на дно и гарпунить Кровожадных акул, впрячься в плуг и пахать склоны окрестных гор. Однако здравый смысл пресекает все эти намерения в зародыше. Кровожадные акулы в Черном море не водятся, склоны давно уже возделаны под виноградники, а за попытку ломать заповедные скалы можно, чего доброго, угодить за решетку. Материализую свой приступ энтузиазма в нечто менее значительное, но более полезное: решаю заглянуть в двигатель, чего, кстати, не делал последние несколько дней. Хорошая сигарета и музыка, звучащая из приемника, приятно разнообразят мою деятельность.

Из палатки появляется Ольга. Она при полном сборе. В руках у нее сумка.

– Я ухожу, – объявляет девушка.

Сухо, конкретно и оглушительно неожиданно. Насколько я понимаю, это более чем странное решение – окончательно и бесповоротно; уговоры бессмысленны.

Отбрасываю сигарету, выпрямляюсь, вытираю руки ветошью и, как и подобает мужчине, молча и сдержанно гляжу на Ольгу. Истины ради следует добавить, что на карту поставлено все мое самообладание.

– Обещай выполнить мою просьбу, – говорит Ольга.

Молчу, ничего не обещая и, во всяком случае, внешне не выражая ни малейшего желания узнать, что это за просьба.

– Не смотри на меня так! – взмаливается девушка.

– Я слушаю, – говорю я, не делая никаких попыток смягчить выражение лица и голоса.

Что решено, то решено, и баста!

– Уезжай отсюда. Сегодня же! – поспешно, будто ей не дадут сказать, кричит Ольга. – В Крым, в Ялту, ты же хотел… А лучше всего возвращайся в Москву… И не иди за мной. Пожалуйста!

Предупреждение четвертое, сделанное открытым текстом, и, судя по всему, последнее.

Девушка подхватывает сумку и исчезает в прибрежных зарослях.

Два обстоятельства мешают мне последовать за ней немедленно. Первое чисто теоретического плана, оно называется «мужская гордость». Второе более конкретно. Мои верный друг и помощник небоеготовен, а «Нива», насколько я разбираюсь в ситуации, может понадобиться с минуты на минуту.

Пока я лихорадочно, превосходя все нормативы, закручиваю винты и гайки, Ольга углубляется в заросли, идет, не разбирая дороги. Она плачет взахлеб, будто навсегда прощается с близким человеком, что само по себе не так уж далеко от истины. Поначалу серая «Волга», абстрактным пятном возникшая впереди, не воспринимается девушкой, но уже через несколько шагов она начинает понимать, что перед ней, и усилием воли заставляет себя унять рыдания. Попытка остаться незамеченной на таком расстоянии лишена смысла, или ей это просто не приходит в голову. Ольга подходит к машине и видит: дверца открыта, внутри – никого. Она оглядывается: впереди, повернувшись в сторону моря, стоит какой-то человек.

Девушка делает несколько осторожных шагов к берегу, хочет предупредить меня, но в это время на нее набрасывается некто, неслышно приблизившийся сзади. Она пытается вырваться, громко кричит:

– Олег!

Повторное упоминание моего имени прерывает тяжелый удар. Свет меркнет. Безжизненное тело девушки сползает на землю.

Происходящее наблюдают неожиданные свидетели – пассажиры проезжавших зеленых «Жигулей». Вопреки обычной для таких случаев логике водитель «Жигулей» не спешит исчезнуть со сцены. Он останавливается, чем серьезно нарушает дальнейшие планы таинственного дуэта из серой «Волги». Мужчины спешно садятся в машину. Пропетляв между деревьями, «Волга» выносится на шоссе, визгливо разворачивается и стремительно уходит в сторону гор.

Хватаю ружье и бросаюсь на крик. В одном из актов пьесы оно должно выстрелить. Действительность убеждает меня в том, что сейчас выполнить это условие не удастся. Ольга лежит на траве лицом вниз. Она без сознания. Сквозь ее волосы, как сквозь марлевую повязку, проступает кровь. На шоссе разворачивается серая «Волга», и какие-то люди выскакивают из зеленых «Жигулей». Короткого взгляда на этот десант достаточно, чтобы определить: они не соучастники.

– Идите сюда, – зову я пассажиров «Жигулей».

Их трое. По-видимому, это семья. Мужчина возглавляет команду. Женщина держится чуть поодаль, но в любую минуту готова прийти на помощь мужу. Девчонка лет тринадцати, оставшись на дороге, дрожит от возбуждения: ее гонит вперед любопытство и удерживает на месте страх.

Мое появление останавливает их продвижение вперед.

– Кто вы такой? – кричит мужчина.

Серая «Волга», ружье, какой-то подозрительный тип, возможно, труп: у него есть основания оставаться на месте…

Приходится терять драгоценные секунды и объяснять, кто я. Вместе с мужчиной мы переносим Ольгу в «Жигули». Женщина суетится рядом, открывает дверку, раскладывает сиденье и раздражающе бормочет:

– Какая красавица! Ах, какая красавица!..

Мы укладываем девушку в машину, и я объясняю мужчине, что ему делать дальше.

– Не беспокойся, товарищ дорогой! Все сделаем! – торжественно заверяет он.

«Жигули» увозят Ольгу. Бегом возвращаюсь к месту нашей последней стоянки и вскакиваю в кабину «Нивы». Переваливаясь всеми четырьмя колесами на каких-то колдобинах, машина движется в сторону трассы. На берегу остается брошенная палатка – сейчас не до нее.

Достигнув дороги, я позволяю себе единственную паузу и несколько секунд рассматриваю карту. «Волга» оторвалась километров на десять, по шоссе мне ее не достать. Зато в руках у меня вездеход, чья стихия – проселок. Значит, надо идти в обход. Вот и весь план, с тем небольшим уточнением, что какой-нибудь незадачливый водитель встречного грузовика а состоянии перечеркнуть его одним поворотом баранки.

На протяжении двадцати с лишним километров шоссе карабкается вверх. Прямых участков мало, «Волга» ушла слишком далеко – на протяжении всего подъема я ни разу ее не видел. Я спешу. Я очень спешу. Я еще никогда в жизни так не спешил. Помимо всего прочего, мне хочется первым перехватить этих мерзавцев, чтобы побеседовать на свой лад: слишком много всего у меня к ним накопилось. И то, что по независящим от меня обстоятельствам эта встреча откладывается на километр, на секунду, на вздох, заставляет меня скрежетать зубами от ярости. Спокойнее, говорю я себе, все равно никакой такой «нравоучительной» беседы у вас не получится. Делай свое дело так, как умеешь, – это сейчас все, что требуется.

Обнаружив подходящую гору, дорога обвивает ее стан и устремляется к морю. В этом месте я впервые замечаю своих противников: они двумя витками ниже, я отыграл у них километров шесть. Не сбавляя скорости, прицеливаюсь к местности, нахожу участок, подходящий для задуманного мной трюка: россыпь камней, два-три десятка деревьев. Съезжаю с трассы и, секунду помедлив, обрушиваю «Ниву» со склона. Спуск едва ли проще по сравнению с другим, в той гонке, когда я убегал, а меня догоняли. Но теперь я злее, а значит, спокойнее, и вторая попытка удачней первой. Пересекаю два витка серпантина за спинами преследуемых, и один уже перед ними, выкатываюсь на шоссе и останавливаюсь. Я достиг точки встречи.

Из-за поворота, сияя никелем и медью, поднимается пожарная машина. Судя по всему, пожарные возвращаются после успешного единоборства с огнем, ибо этот парад доблести и блеска сопровождает песня. Поспешно соображаю, как мне получше воспользоваться этой неожиданной встречей, и краем глаза вижу, как с подножки соскакивает какой-то великан в полной боевой амуниции и устремляется к «Ниве».

– Какими судьбами, дорогой?! – голосит он.

Я узнаю Автандила Руставели.

Для затейливого разговора времени нет. Выхожу из машины и в двух словах излагаю ему существо дела.

– Я понимаю, дорогой, что твоя просьба продиктована добрыми намерениями. Но все же… – мнется почтенный тамада. – Наш великий поэт по этому поводу сказал…

Вынимаю из кармана и протягиваю моему другу удостоверение, из которого он узнает, что человек, доселе ему известный как Олег Михайлович Никитин, носит совсем другое имя, а характер его деятельности связан отнюдь не с международными перевозками.

Тамада суровеет.

– Все понял, товарищ капитан! – кричит он и, повернувшись к пожарным, оглушительно кричит: – Тревога!

Предупредив, что пассажиры «Волги» вооружены и возможна стрельба, успеваю рассредоточить большую часть команды за скалами. Вовремя! Серый лимузин загнанным зверем выносится из-за поворота. Успеваю отметить, что в салоне один водитель. Такой поворот дела не был мною предусмотрен, но я не смог бы вмешаться, даже если бы предвидел его заранее.

Водитель «Волги» видит, что впереди, преграждая путь, стоит красная «Нива». Его замешательство длится лишь мгновение, но именно в это самое мгновение из-за скалы выезжает пожарная машина и отрезает путь назад. «Волга» в западне! Но она не останавливается. В отчаянной попытке спастись она рвется напролом, бодает «Ниву», отбрасывает ее в сторону, и я понимаю, что на дороге «Волге» не удержаться.

Она срывается в пропасть, падает на камни и взрывается. Мне остается подойти к самому краю пропасти и зафиксировать этот неожиданный и страшный финал.

Когда Руставели решается приблизиться ко мне, я все еще стою на том же месте и гляжу вниз. Туда, где покоятся останки столь нужного мне свидетеля.