Текст книги "Искатель. 1987. Выпуск №2"

Автор книги: Валерий Мигицко

Соавторы: Иван Фролов,Юрий Пересунько
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Во балабол! – удивился Колосков. – Как с ним Анютка жить будет?

Наконец добрели до лагеря, и Венька споро развел небольшой костер, над которым приспособил треногу. Пока Артем с Мамонтовым стаскивали сапоги и развешивали на колышки портянки, Колосков успел открыть три банки тушенки, бросил в ведро с водой пшено, соль, пару больших луковиц и уже прилаживал над огнем огромный прокопченный чайник, который умельцы из поселка сварили специально по его заказу.

Артем подошел к Мамонтову. За те годы, что приходилось тушить таежные пожары, ему доводилось видеть всяких новичков, и поэтому он по достоинству оценил бывшего солдата.

– Ну-ка покажи руки, – взял он его за кисть, внимательно осмотрел широкую ладонь. Что и говорить, натер ее парень лихо. – Почему без рукавиц работал?

Мамонтов неожиданно покраснел, выдернул кисть из хваткой ладони Шелихова, пробормотал виновато:

– Да… не думал я, командир, что может так выйти. – Может, не надо? – замялся парень. – Обойдется… А то, сам понимаешь, ребята смеяться будут.

– Ну ты даешь! – уставился на него Артем. – Смеяться… Да ты спроси у них, кто попервоначалу руки в кровь не стирал?

Когда пообедали пшенной кашей с заправленной в нее тушенкой и запили горячим, отдающим дымком костра чаем, со стороны распадка послышался нарастающий звук. Поначалу подумали, будто вертолет летит. Спустя какое-то время рокот приблизился, и на взгорке появился заляпанный грязью трактор. С ревом подминая низкорослый кустарник и высвечивая на солнце блестящими гусеницами, он шел прямо к лагерю.

– О! – первым опомнился Колосков. – Курьянов вроде бы подмогу нам прислал.

– Бог ты мой! – подхватил Венька. – А тракторишка-то леспромхозовский.

– С чего это ты взял? – удивился Мамонтов. – Может, из лесхоза?

– Вот что значит салажонок, – укоризненно покачал головой Венька. – Смотри и запоминай. Вишь, машина будто из танкового побоища вышла: стекол нет, капот покорежен, да и вообще ее только в музее вторсырья выставлять – это значит леспромхозовская. Причем сезона три на лесоповале проработала. А теперь ее, видно, на подчистку делянок бросили.

ДТ-74, действительно похожий на только что вышедшую из боя машину, взревел последний раз, чихнул и остановился недалеко от лагеря. С него спрыгнули на землю двое рабочих в одинаковых черных хлопчатобумажных робах. Последним из кабины вылез тракторист и направился к костру.

– Иван? – удивился Колосков, живший по соседству с Бельды. – Откуда?

– От верблюда, – огрызнулся шагавший рядом с бригадиром Семен Рекунов. – Теперь-то уж точно в этом месяце ничего не получим. Вместо того чтобы план гнать, из-за вас заставили деляны чистить. Так мало этого, помогай еще тут вам.

Артем пропустил эти слова мимо ушей, и только Венька взвился:

– Ишь ты… «Помогай тут вам…» Будто ты мои подштанники приехал из огня вытаскивать.

– А что, нет, что ль? – зыркнул на Веньку глазами Семен. – Вам за это деньги платят, а нам – за кубики, которые, между прочим, комлем, а не вершинкой вниз растут.

– Ах ты! Не знаю, как тебя зовут, – скривился, словно от зубной боли, Венька. – Мне, конечно, в отличие от тебя, огромные деньги платят. Семнадцать рублей пятьдесят копеек за прыжок в тайгу и четыре рубля командировочных. Деньги платят… – передразнил он рабочего, зло сплюнул и, подхватив ведро, пошел за водой.

– Кончай, Венька, – скорее для порядка сказал вслед Артем и шагнул к Бельды. – Здорово, Иван. Курьянов прислал?

– Да нет, сами прибыли, – стиснув жесткую ладонь Шелихова, ответил бригадир.

– Спасибо, – благодарно толкнул его в плечо Артем и повернулся к рабочим: – Давай, мужики, перекусите и за работу. Вам придется минполосу по склону вести.

– Кого? – услышав незнакомое слово, в удивлении открыл рот Антоненко.

– Минерализованную полосу, деревня, – ответил Колосков и невольно засмеялся. – Не обижайся, это у меня поговорка такая – деревня. А минполоса – это такая широкая просека со снятым дерном. Понимаешь? Чтобы огонь через нее не смог перепрыгнуть.

– Ага, – понятливо кивнул парень.

С ведром воды в руках появился Венька. Он хмуро покосился на примостившегося у бревна Семена, долил чайник, подправил начавший было затухать костерок. Венька был истинным дальневосточником, у которого первая заповедь – накорми гостя своего.

Шелихов повернулся к Бельды:

– Твои обедали?

– Успели.

– Тогда пускай чайком побалуются, а тебе фронт работы намечу.

Сейчас, когда на лязгающем, изношенном тракторе прикатил Иван Бельды с рабочими, у Артема даже сомнения не осталось, что они не дадут огню слизать вершину сопки.

Иван, с детства привыкший бесшумно ходить по тайге, когда он помогал охотиться старшему брату, легко шел спорым шагом тренированного человека. Артем, хоть и устал, наворочавшись с «Дружбой», однако старался не отстать, попутно объясняя, где надо будет прокладывать опорную полосу для отжига.

Бельды кивал согласно, делал ножом зарубки на деревьях.

– Погодь, Иван, – неожиданно остановил его Артем. – Извини, не хотел тебе говорить, но здесь такое дело…

– Чего ж сразу не сказал? – спросил Бельды, когда Артем рассказал, как он наткнулся на убитого тигра.

– Сам понимаешь, дело непростое. Особо трепать языком нечего. Когда пожар задавим, участковый с охотоведами разберутся, что к чему.

Бельды кивнул угрюмо.

– Тут недалеко зимовье Николая Одзяла Уж, поди, он лет десять охотится в этом урочище. Места богатые: соболь, белка, колонок, на лису капканы ставит. Из года в год план по соболю дает. А этой зимой у него на участке тигр появился. Так, веришь – нет, Одзял ему как брату родному обрадовался. Друг дружку не трогали – уважали.

Пока разговаривали, незаметно поднялись на гребень, и Артем подвел Бельды к вывороченному корневищу, где первым нашел свою смерть изюбр.

Иван удивленно поцокал языком, подошел к медведю, наклонился над ним, сказал как живому:

– Мапа… Глупый.

Артем невольно кивнул головой в согласии: мапа-медведь действительно был глупышом, если сунулся на тигриную добычу. Артем слышал, будто медведь с тигром враждуют, но чтобы вот так…

– А что, часто они дерутся друг с дружкой? – кивнул он на медвежью тушу.

– Не знаю. Я впервые вижу. А вообще-то легенда одна есть. Старая-престарая. Будто давным-давно Север напал на Юг и начал теснить его. И уж совсем было захватил Приамурье. Землю на много метров в глубину проморозил, реки наледями покрыл. А мороза такого напустил, что деревья по ночам лопались, птицы на лету замерзали. С тех самых пор и появились у нас разные северные звери.

Однако пришел Юг, жарким своим дыханием растопил снега и льды, обвил виноградником и лимонником деревья. Много-много дней на землю падали теплые ливни, отогрели промерзшую землю, и от этого зазеленели леса, прилетели теплолюбивые птицы и бабочки. Тепло стало. А тут вдруг снова вернулся Север, принес с собой зиму страшную и говорит Югу: «Уходи с Амура, мои здесь владения». А Юг ему отвечает: «Нет, это моя земля, не уйду я отсюда. А чтобы тебе неповадно ходить было, охранять ее будет тигр. Царь всех зверей. А вдобавок ко всему, чтобы тебе, Север, не на чем ездить было, он съест всех твоих северных оленей».

Вот тут-то и позвал Север себе на помощь большого бурого медведя. Встретились на открытой поляне медведь с тигром, начали драться, да так, что смертью запахло вокруг. Ловок тигр, зато мапа силен да вынослив. Все его удары отбивает лапами и сам корежит его. То один на другого наседает, то наоборот. В общем, как старики рассказывали, долго, очень долго дрались они, однако так никто никого и не смог победить. Вот с тех пор недружно, очень недружно живут тигр с медведем на Амуре.

Бельды замолчал, повернулся к разлапистой, с уходящими в сторону большими сучьями березе, на которой безжизненно висела туша полосатого зверя.

– Однако хватит сказки сказывать. Пойдем посмотрим.

Они остановились у дерева, Иван тронул тигра рукой, нахмурился. Разбиравшийся в таежных следах гораздо лучше Шелихова, он неторопливо обошел истоптанный пятачок, посмотрел на огромный дуб, в кроне которого был сделан скрадок, сказал удовлетворенно:

– Тот, кто стрелял, много следов оставил. Если милиционер не найдет его, охотники помогут.

Артем, все это время внимательно наблюдавший за нанайцем, кивнул:

– Именно на это я и рассчитывал.

Бельды все так же неторопливо вытащил самодельный нож, раздвинул густую, спекшуюся от крови шерсть. Сделав надрез, выковырял застрявшую в позвонке пулю. Аккуратно обтер ее о брюки, хотел было положить в карман, как вдруг лицо его напряглось, он внимательно осмотрел кусочек свинца, перевел взгляд на стоявшего рядом Шелихова.

– Однако… моя пулька-то.

– Чего? – не понял Артем.

– Пулька, говорю, моя. Из моего карабина. Ну, знаешь, ТОЗ-17. Пятизарядный.

– А у кого из охотников такого нет? – удивился Артем.

– Да, у всех есть, – заволновался Бельды, продолжая внимательно рассматривать деформированный кусочек свинца. – Но пулька – моя. Больше таких в поселке ни у кого нет. Мне сто штук брат из Москвы привез. Видишь, это экспансивная пулька. Сердечник свинцовый, а оболочка, стальная. Когда такая пулька ударяется во что-нибудь, свинец идет дальше, а оболочка разлетается. Понимаешь?

– Понимаю… – протянул Артем. – Постой, а как же она могла здесь оказаться? В этом… в тигре?

– Не знаю, – все так же растерянно произнес Иван – Я карабин свой на участок взял и лодчонку резиновую прихватил. Сам понимаешь, консервы надоедают, а тут река под боком. Вот и ставили иной раз сеточку чуть выше по течению. По очереди ходили. А куда в тайгу без карабина? Вот и брали его с собой.

– Та-ак, значит, это кого-то из твоих мужиков дело?

Бельды кивнул виновато.

– И кто же это может быть? – вскинул на бригадира лесорубов опаленные брови Артем, и скуластое лицо его напряглось в ожидании.

– Кто?.. – переспросил Бельды. Он долго молчал, морща лоб, над которым, словно у мальчишки, торчали жесткие черные волосы, наконец, проговорил медленно: – Васька не мог. Я за него ручаюсь. Семен Рекунов?.. Не знаю. Правда, у нас еще двое на деляне были. Так я их вчера в поселок отправил – здесь работы на день—два осталось.

– Ну что ж, – хмуро произнес Артем. – Об этом деле своим ни слова.

Когда они спустились в лагерь, к Бельды тут же подошел Антоненко и дрожащим от волнения голосом спросил:

– Слухай, Иван, а шо, это правда парни сказывают, будто наверху тигра да медведяку убитых нашли?

Услышав это, Артем чуть не споткнулся о валежину, но тут же, опережая Ивана, сказал как можно бодрее:

– Правда, парень. Видно, браконьеришко какой-то объявился.

– Ну и як же теперь? – не отставал Антоненко.

– Як же… Очень просто. Завтра летнаб наш контрольный облет будет делать, свяжемся с ним по рации, а там пускай милиция разбирается.

– Думаешь, найдут?

– А куда ж он денется! – со злостью ответил Артем.

Густо зачадив солярой, трактор Ивана Бельды тронулся с места и, медленно объезжая завалы и крупные деревья, пополз в обход пожарища. Ему надо было до темноты пробить хоть часть просеки по флангу, чтобы не пустить пожар в распадок

Семен Рекунов и Антоненко остались с командой Шелихова, чтобы с вечера приняться за самую нудную и противную работу ма добиваемом пожаре. К обгоревшей кромке надо будет подтаскивать воду и заливать выгоревшие пни, валежины – все те места, где осталась хоть одна искра. В хлюпающих водой сапогах, в мокрых, провонявших гарью комбинезонах вместе с парашютистами придется лезть руками в выгоревшие пни, потрошить их до основания и, только убедившись, что очаг залит полностью, идти дальше.

Когда Артем попросил Бельды выделить для этой работы человека, первым отозвался Рекунов:

– Давай, что ли, я останусь, Иван. Дело знакомое. А в напарники вон того щегла возьму, – кивнул он в сторону Антоненко.

– А что… приходилось тушить? – спросил Артем, внимательно рассматривая уже немолодого мужика.

– Не приходилось бы, не вызвался, – повернулся к Шелихову Рекунов. – Поди, уж лет пятнадцать, как древесинку на-гора выдаю.

Шелихов, которого и Артемом-то назвали в честь города Артема, где долбил когда-то уголек его отец, удивленно вскинул глаза, спросил, не удержавшись:

– На шахте раньше работал?

– На ней, – хмуро ответил Рекунов.

– И чего ж ушел?

– Ты, парень, прямо как отдел кадров, – недовольно шевельнул широкими плечами Семен. – Грустно, понимаешь ли, мне там стало. Солнца нету. Вот и подался в тайгу.

– Да ты не обижайся, – улыбнулся Шелихов. – Просто у меня отец когда-то на шахте работал – до сих пор забой вспоминает.

– Каждому свое, – пробурчал Рекунов и вскинул голову: – Ну так что, Иван, с тобой идти или здесь оставаться?

– Здесь, здесь, – обрадовался бригадир и повернулся к Антоненко, который всем своим видом давал понять, что хоть сию минуту готов приняться за любое дело. – Васька, ты тоже отдыхай с Семеном, а вечером ребятам помогать будешь.

Когда трактор Бельды скрылся в таежной зелени, Артем устало пошел к палатке – надо было хоть немного отдохнуть.

Чтобы не разбудить Колоскова с Мамонтовым, он неслышно проскользнул в свою палатку и почти без сил опустился на спальный мешок.

– Артем, – неожиданно раздался шепот Колоскова, – не спишь?

– Сплю.

– Да ладно тебе, – миролюбиво сказал Серега и, покосившись на всхрапывающего Мамонтова, произнес: – Посоветоваться с тобой хотел.

– О чем? – хмуро спросил Артем, зная, что от Колоскова так просто не отвертишься.

– Жениться хочу… На Наташке Пономаревой.

– Это что, из поссовета? – Ну да.

– Нашел время для разговоров, – пробурчал Артем. – Конечно, женись. Можешь считать, я тебя благословляю.

– Ты-то благословляешь, – глухо сказал Серега, – а вот мамаша ее ни в какую. На порог меня не пускает.

– А Наташка что? – повернул голову Артем.

– Чего Наташка?.. Говорит, что любит.

– Так женись. Куда она, теща твоя, денется?

– Легко сказать – женись… А жить-то где? Сам знаешь, мы с матерью да с братьями едва в нашей халупе размещаемся.

– М-да, – в раздумье протянул Артем. Жилищный вопрос у парашютистов самый больной. Вроде бы и нужен ты всем, но, если своего дома в поселке не имеешь, квартиру не получишь…

– Так ты тогда это… давай на первое время ко мне перебирайся, – неожиданно принял решение Артем. – Наташка твоя девка что надо, с Татьяной моей быстро общий язык найдут.

– Не шутишь? – гораздо веселее спросил Колосков.

– Переезжай, места всем хватит. У меня и свадьбу справим.

Колосков молчал, обдумывая предложение своего командира. Оно, конечно, у Артема пожить бы какое-то время неплохо. А что в поселке скажут? Да и сама Наташка как на это посмотрит? Все-таки, что ни говори, теща среди людей ославится – это ж надо же. единственная дочка с мужем непьющим к людям чужим жить ушла!

Молчал, думая о своем, и Артем Шелихов. У него тоже несколько раз чуть ли не до развода доходило, пока Татьяна не поняла, что мужа не сломать и со службы своей он не уйдет. А окончательно поверила в его дело, когда однажды вечером возвращалась с работы и из соседнего дома вдруг высунулась соседка и радостно затараторила:

– Татьяна, слышь… Слышь, говорю. Сегодня в обед про твоего Артема по радио рассказывали.

– Будет врать-то, – отмахнулась от нее Татьяна,

– Ты у людей спроси, – возмутилась та. – Говорю тебе – герой он, может, даже медаль дадут…

С этими мыслями он и заснул, забывшись коротким сном Разбудил его Венька, спавший в другой палатке. Он долго щекотал хворостинкой голые ступни, торчавшие из-под полога, но, когда это не помогло, заорал, копируя летнаба Курьянова:

– Сход на дым!

Артем ошалело закрутил головой, пытаясь проснуться, и когда понял, что они вовсе не в салоне «аннушки», а в палатке, и ждет их не прыжок на лес, а добивка пожара по верхней кромке, устало приподнялся, посмотрел на зашевелившихся пар ней.

Всю ночь парашютисты добивали остатки пожара, заливая водой тлевшие валежины, растаскивая завалы, где мог бы спрятаться небольшой очажок, готовый перекинуться на оплывшие смоляными каррами деревья. Когда уж солнце поднялось над сопкой, Артем дал «отбой», и они, голодные, с красными, слезящимися глазами, спустились к лагерю. Усталость пересилила голод, и парни молча побрели к палаткам, мечтая об одном: как можно быстрее сбросить набрякшие от воды сапоги и вытянуться на спальных мешках.

Около костра, над которым висел чайник, Артем увидел поднявшегося навстречу бригадира лесорубов и Ваську Антоненко. Второго рабочего с ними не было, и Шелихов здраво рассудил, что тот, поди, уже спать завалился. Однако по встревоженному лицу нанайца понял, что здесь что-то случилось, и невольно ускорил шаг.

– Ну? – спросил он, подходя.

– Рекунов… Семен пропал, – выдавил из себя Иван.

– К-как пропал?.. – заикаясь, спросил Шелихов. – Он же на фланге был! Там же выгорело все к чертовой матери! – почти выкрикнул он, глядя на Бельды и переминающегося с ноги на ногу Антоненко. – Огонь же не мог перекинуться через него!

Почувствовав недоброе, подошли парашютисты. Кто-то сказал-

– Пропал… А как же этот остался жив?

– Да не погиб он, нет, – быстро заговорил Бельды. – Понимаете, сбежал он

Какое-то время все молчали, потом посерьезневший было Венька протянул с ехидцей:

– Так бы и говорил. А то пропал…

– Значит, нервишки не выдержали, – констатировал Артем. – И выходит, он того тигра…

– Выходит, так, – понуро ответил Бельды.

– Как это могло случиться? Ты же вместе с ним на кромке был, – с неприязнью в голосе спросил Шелихов, повернувшись к Антоненко.

– Н-не знаю, – робко произнес тот. – Мы с ним под вечер на пожар пошли. Он показал, как брызгалкой вашей пользоваться, куда за водой ближе бегать, и поставил меня на горе той чуток выше себя. Сказал, чтобы я так в горку и шел потихонечку, угли затушивал. Ну, когда светло еще было, я его несколько раз видел, а потом темно стало, и я уж толечко пеньки заливал. Несколько раз прокричал ему, а вин молчок. Ну, думаю, не слышит. А потом, когда рассвело, я сюды пришел. Увидел бригадира и говорю: «Шо, мол, Семен еще не приходил?» А он – нет, говорит. Ну, я подумал, шо вин на пожаре еще, и хотел было спать ложиться, а тут глядь, в кустах брызгалка его валяется…

Парашютисты молча слушали сбивчивый рассказ, и, когда Антоненко закончил, Венька сказал зло:

– Значится, прав командир наш – вербованный тигра саданул.

Бельды, наблюдавший за реакцией парашютистов, повернулся к Шелихову.

– Артем, у вас ружье с собой было?

– Ну, – кивнул Шелихов и неизвестно для чего добавил: – Сам же видел – у палатки лежало. – Он говорил эти слова и чувствовал, что никакого ружья больше нет.

Бельды отвел глаза в сторону.

– Я-то видел, однако…

– Лихо, – процедил сквозь зубы Венька и бросился сначала к одной палатке, потом ко второй.

Когда он вернулся к костру и молча развел руками, Колосков сказал:

– Выходит, этот самый Рекунов ночью, втихую, вернулся сюда, забрал ружье и сбежал?

Шелихов молчал, лихорадочно соображая, зачем Рекунову понадобилась двустволка. Ведь тот же Иван Бельды мог проснуться и спросить, что он делает в лагере, когда должен быть на кромке пожара. Получается, для отвода глаз и ранцевый опрыскиватель с собой прихватил – если что, так сказать можно, сломался, мол.

Вывод напрашивался сам собой. В поселок Рекунов не пойдет, понимая, что они успеют сообщить о его бегстве. Скорее по реке уходить будет в другое, более надежное место, чтобы оттуда уже скрыться из этих краев.

– Делишки… – Артем повернулся к бригадиру лесорубов. – Как думаешь, куда он может сейчас двинуть?

– Однако, к нам на делянку.

– Зачем? – удивился Артем.

– А документы его там, в куртке.

– Интересно, – удивился молчавший Мамонтов. – А как же он ночью мог туда пройти?

– Проще простого, – махнул рукой Артем. – Шагай по тракторному следу, не ошибешься. – И снова обратился к Бельды:

– Ты этого Рекунова хорошо знаешь?

– Откуда? – отмахнулся Иван. – Его же мне на время дали. А вообще-то мужик расторопный, смекалистый. Хоть на «Дружбе» работать, хоть на тракторе.

– Во-во, – добавил Венька. – Хоть тигра завалить, хоть… Он неожиданно запнулся, хмуро посмотрел на Шелихова. – А ведь такой Рекунов, командир, ни перед чем не остановится. И как бы наша двустволка с Ивановым карабином нам боком не вылезли.

– Ты что, хочешь сказать…

– Именно это и хочу. Знавал я таких умельцев, ему что собаку пристрелить, что человека жизни лишить. Набрал ты себе, Иван, работничков!..

– Ну, это ты зря, однако, насчет всех-то, – хмуро ответил Бельды. – Васька вон не такой.

– Сегодня, может, Курьянов прилетит, – сказал Колосков. – Сообщим ему, а он по рации в поселок. Враз возьмут.

– А если не прилетит? – возразил Артем. – Или прилетит к вечеру, при втором облете? За это время Рекунов сумеет настолько в тайгу углубиться, что его потом черта с два найдешь. Отсидится, а потом любой посудиной уйдет по Амуру в Хабаровск или Комсомольск. Ищи-свищи его после этого.

– Что ж, прямо-таки и не найдут?

– А кто его искать будет, Серега? – возразил Венька. – Убийств и хищений он не совершал.

– А тигр? – спросил Мамонтов.

– А, – отмахнулся Венька. – Да и не доказано это.

– Получается, безнаказанным уйдет, – произнес бывший десантник.

– Получается, так, – в тон ему сказал Сергей. – Если по пути еще чего-нибудь не натворит. Рекунов этот – мужик, видно, решительный, ружья так просто не крадут.

– Это уж точно, – хмуро согласился Артем. – А пока он чего-нибудь не натворил, брать его надо. Думаю, он еще не дошел до лесосеки. По тракторному следу не очень-то напрыгаешься. И если мы сейчас с Венькой сплавимся по реке, то сможем опередить его. Серега, – повернулся он к Колоскову, – остаешься здесь за старшего. Давай-ка, мужики, лодку срочно качайте

Он уже было собрался уходить, как вдруг его тронул Бельды.

– Артем, а если Семенка уже на деляне и теперь в тайгу уходит? А я каждый куст в тех местах знаю. Так что мне надо идти.

– И мне, – неожиданно сказал Мамонтов.

– Это почему же тебе? – вскинулся Венька.

– А потому, Рыжий, – ответил Мамонтов, – что меня этому делу два года в армии учили.

Венька молча проглотил пилюлю, а Колосков дружески толкнул приятеля в плечо:

– Не дуйся, Вениамин. Прав Мамонт.

Вынужден был согласиться с предложением Бельды и Шелихов, хотя не представлял, как этот худощавый, невысокого роста нанаец, пусть даже с Мамонтовым, сможет взять вооруженного браконьера.

Давно уже Мамонтов не испытывал такого наслаждения, как сейчас. Даже ночная усталость прошла незаметно, когда он, загребая ладонями воду, несколько раз плеснул себе в лицо и на голову, смочил вихрастые волосы.

Когда-то, еще до армии, они с девчонками ходили в городской парк и, заплатив тридцать копеек, катались на лодках. Эту же «резинку», как назвал ее Венька, даже лодкой нельзя было назвать С тонким прорезиненным днищем, под которым стелилась вода, с надувными бортами, – казалось, ткни, и прорвется – она выглядела столь ненадежной, что Мамонтов даже боялся сделать лишнее движение. Однако она свободно держала и его, и Бельды, а главное – была послушна любому движению небольших весел, которыми ловко подгребал в особо опасных прижимах Иван.

А пологие берега то сменялись каменистыми отрогами, которые подступали к воде сплошной стеной, зажимая в иных местах речку настолько, что казалось, они непременно врежутся в какой-нибудь прижим, то отступали, и река разливалась вширь, усмиряя свое течение, и можно было видеть намытые водой плесы, склоны небольших сопок, заросших пихтой, лиственницей, белоствольной березой, а то и небольшим кедровником.

Несколько раз из-под обрывов срывались небольшие стайки чирков Мамонтов проводил одну из них взглядом, вздохнул:

– Ружьишко бы сюда!

– Зачем? – удивился Бельды.

– Уток-то сколько, – показал Мамонтов на заросший откос, из-под которого стремительно поднялся на крыло утиный выводок.

– Рано еще, – односложно ответил Бельды. – Утка жир не нагуляла, да и утята не подросли еще.

Бывший десантник недоуменно посмотрел на Ивана.

– Это что же – на реке живи, а пару уток убить не моги?

– Почему ж не моги, – откликнулся Бельды, выводя лодку из стремнины. – Чего ж селезня не убить? Можно и убить. А вот утку нельзя еще, погодить надо.

Мамонтов хмыкнул:

– А я, честно говоря, думал, что здесь охотятся в любое время.

– Многие так думают, – уклончиво ответил нанаец. – А кое-кто и браконьерствует в открытую. Вот и поубавилось рыбы в реке да зверя в тайге.

– Уж это ты, поди, загнул. Эвон махина какая. С самолета глазом не окинешь. А ты… поубавилось.

– А людей сколько понаехало, – в тон ему ответил Иван. – И почти у каждого ружье. Да и леспромхозы не сбрасывай со счетов Вот и уходит зверь с насиженных мест.

Он замолчал, ловко заработал веслами, стараясь поближе держаться к берегу, под прикрытием подступившего к воде кустарника. Бывший десантник понял эту маленькую хитрость: если Рекунов еще не дошел до лесосеки и идет вдоль берега, то ему их легче заметить на середине реки.

Какое-то время плыли молча, и только хмурое лицо Бельды выдавало настроение нанайца. Мамонтов не стал тормошить его расспросами, однако тот неожиданно заговорил сам:

– Видишь рыбины? – спросил он, кивнув на берег, где валялось несколько тушек кеты.

– Ну?..

– Небось, думаешь, отнерестившаяся?

– Наверно, – недоуменно пожал плечами недавний солдат, которого, откровенно говоря, меньше всего заботил этот вопрос.

– Вот-вот, многие так думают. А я тут поднял одну такую рыбину, а у ней в жабрах мелкий-мелкий белый песок. Она даже икру не успела отметать – погибла.

– Из-за песка?! – не поверил Мамонтов.

– Из-за него, – хмуро ответил бригадир лесорубов – Тут чуть выше по течению артель старательская стоит, они гидромониторами руду моют, так вот у них отстойники ни к черту. Еще прошлым годом об этом говорилось. Обещались исправиться И вот…

– А что, разве за этим никто не следит? – удивился Мамонтов, рассматривая тушки больших, сильных когда-то рыбин, бог знает из каких мест пришедших сюда на нерест.

– Как же не следят, – должны следить. Санитарно-эпидемиологическая станция… – делая ударение на последнем слове, с нескрываемой неприязнью протянул Бельды.

– Ну и…

– А чего «ну и…»? Дело ясное Схимичили, видать, когда принимали отстойники да очистные сооружения.

И опять надолго замолчали, каждый думая о своем. Иван Бельды прикидывал, какой ему будет «разнос» от начальства, когда в леспромхозе узнают о побеге Рекунова, а бывший солдат-десантник, пожалуй, впервые задумался о том, что услышал от бригадира лесорубов. Вот она, оказывается, чертовщина какая. Какой-то мелкий белый песок, и от него рыба красная гибнет…

Теперь Бельды вел лодку вдоль пологого берега, от которого, казалось, разбежались лесистые сопки. И вдруг он запел – негромко, будто мурлыкая себе под нос:

 
Свадебные саночки, Чикченку,
Даренные мамочкой, Чикченку,
Мчите по льду, через реку Чикченку,
Полюбила я навеки, Чикченку…
 

Песня была длинная, вроде бы односложная, но какая-то очень теплая, напевная. А заканчивалась она словами – «верьте, сестры, верьте, братья, Чикченку, ждут меня его объятья, Чикченку».

Бельды посмотрел на Мамонтова, усмехнулся.

– Думаешь, с ума сошел? Рекунов-проходимец услышит? Не-ет. Ему в этих местах к берегу не выйти – топи. Так что он вон ту сопочку с другой стороны обойдет.

– А чего ж ты шепотом? – резонно спросил Мамонтов.

– Не знаю, – сам себе удивился бригадир лесорубов. – Привычка, наверное. Еще от деда да отца осталась. В тайге да на реке громко петь нельзя – Подю спугнуть можно. Они ж у меня охотниками были.

– А кто это – Подя?

– Подя? Ну, парень… даешь ты. Подя – это хозяин охотничьих угодий. Про него каждый охотник знает. Да-да, ты не смейся, – не на шутку обиделся Бельды. – Есть даже старинный охотничий обычай, его мой старший брат всегда соблюдает.

И замолчал, насупившись.

– Расскажи, Иван, – попросил Мамонтов. – Ей-богу, впервые слышу.

– Да чего там, – вроде бы нехотя начал Бельды. – В первый день, по нашим обычаям, в тайге не принято охотиться. Точно говорю. Если даже на кабанов наткнешься, не стреляй. Сперва надо устроиться с жильем, познакомиться с Подей, крепко помолиться ему одному, если он, конечно, одинок, а если у него семья, то всей семье. Подя, хоть и хозяин определенной части тайги и невидим для простого глаза, но он, как и обыкновенный человек, имеет жену и детей. А если кому захочется видеть его, то он присниться может. А в своем владении Подя находится днем и ночью. Сидит с охотниками возле костра, в зимнике, слушает их беседы, ест вместе с ними. Если человек ему понравится, он будет гнать соболей к нему в капканы. А когда охотник подкрадывается к зверю, Подя закрывает им глаза и уши, чтобы они не видели и не слышали охотника. Каждый таежник стремится задобрить Подю, а для этого надо выбрать лучший кусок еды, бросить его на огонь и сказать: «Кя, Подя!»

Удивленный услышанным, Мамонтов, сидя на корме надувной резиновой лодки и загребая пальцами воду, старался понять Бельды. Буквально полчаса назад бригадир лесорубов с болью говорил о санэпидстанции, которая «схимичила», и вдруг какой-то Подя…

Вскоре Бельды подогнал лодку к берегу и, не доходя метров ста до заросшего березняком мыска, направил ее на небольшую отмель.

– Дальше пешком пойдем, – сказал он. – Лесосека близко.

Иван ловко выпрыгнул из зашуршавшей по прибрежной гальке лодки и, пока Мамонтов разминал затекшие от неудобного сидения ноги, вытащил ее на берег.

Рекунова они увидели сразу же, как только вышли к неровной кромке леса, за которой светлела поляна с небольшим деревянным вагончиком посредине. Чуть склонившись, он качал такую же, как у них лодку. Сбоку горбился большой, до отказа набитый рюкзак, на траве высвечивали на солнце стволами карабин Бельды и двустволка Шелихова.

– Ишь ты, основательно собрался, – пробормотал Бельды. – Все продукты забрал.

Мамонтов молчал, соображая, как без лишнего риска взять Рекунова. А мужиком тот был крепким, заматеревшим, да и весил, пожалуй, чуть больше Мамонтова. Главное – как-то отвлечь его внимание. Помешать спустить лодку на воду. Спустит – там его не возьмешь.

– Слушай, Иван, – повернулся он к Бельды, – я сейчас поляну леском обойду, а когда рукой махну, ты позови его. Понимаешь, надо как-то заговорить мужика.

– А вдруг стрелять начнет? – спросил Бельды. – Не должен. Ты-то без ружья.

Иван помолчал, видимо, прикидывая возможность риска, кивнул согласно.

– Ладно. Только смотри, однако, чтобы сучок какой не треснул. Семен, как зверь раненый, настороже держится.

Бригадир притаился за массивным стволом ели. Заросли тут были густые, и он мог совершенно безопасно следить за Рекуновым. А тот, казалось, делал обычную, повседневную работу, методично качая насосом, и только изредка вскидывал голову, всматриваясь в свежий тракторный след, теряющийся в тайге.